Текст книги "ИФТФ им. Галушкевича. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Кьяза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 89 страниц)

   – Ну, а если такой умный и заботливый, где вы-то были эти десять лет? Почему не приехали, если знали, где я? На кой сейчас-то вылезли? За каким лешим, Учитель, вы вернулись?

   – А я не уходил. Следил за тобой, не вмешиваясь. Ты не пострадала, лишь перепугалась, а приют был идеальный вариант.

   Видимо, он что-то заметил в моих глазах, из-за чего тряханул за плечи и зарычал:

   – Твою ж, Ребенок, ты не пострадала?! Они тебя тронули?!

   – Нет!!!

   Он сделал вид, что поверил. И на мгновение прижал меня к себе:

   – Ребенок, я за те пять дней, пока не нашел тебя, с ума чуть ли не сошел. Глупая девчонка.

   На мгновение и я расслабилась, прикрыв глаза. Зря, когда я их открыла, заметила Модератора, с ненавистью наблюдавшего за нами. Не говоря ни слова, он вернулся в кабинет.

   Джокер словно почуял, обернулся, потом внимательно посмотрел на слезы в глазах, сказал:

   – Идем, потом с твоим мужем разберемся. Сопли подбери, а то съедят с потрохами.

   В кабинет я входила с гордо поднятой головой. Он был полон народу, которые в основном рассредоточились по стенкам, пытаясь не отсвечивать мрачному Модератору, стоявшему напротив большого экрана, где всего лишь полчаса назад высвечивались данные по экзамену. Скайлер возился за компьютером ректора, при виде меня подскочил и отошел в сторону. Я присмотрелась. На большом мониторе был выведена страница с архивом.

   – А вот  и мы, – жизнерадостно сообщил Джокер, подталкивая меня к компьютеру. Пройти пришлось бы через Модератора, который даже не повернул голову в нашу сторону. Немного подумав, обошла стол с другой стороны и села в кресло. Пододвинула клавиатуру, словно пианист не касаясь, пробежалась по ней пальцами, приноравливаясь к размеру. Достала метроном, выставив ритм. Рядом положила палетку с косметикой.

   Мои приготовления вызвали интерес, даже Модератор соизволил повернуть голову. А Джокера они вообще привели в восторг.

   – Нет, ради такого стоило перелопатить кучу дерьмовых учеников, чтобы найти эти самородки.  И даже не стыдно признаться, что меня превзошли.

   – Неужели великий Учитель расщедрился на похвалу? – усмехнулась я, откидываясь в кресло. Я знала, что покину кабинет свободно. Меня никто не остановит, побрезгует. Хотелось лишь поторговаться, что бы брезговать начали, когда я уже уйду. Так проще.

   – Ну так разве правда портит? Один создал измененную реальность. Вторая создала шифровщик с таймером, графикой и таким вплетением ловушек, что я даже не рискнул браться за нее. Только в отличе от Модератора, твоя идея нежизнеспособна.

   – Однако наш спор я выиграла. Женская логика совместима с программированием. А то, что у вас не было ни малейшего шанса, это лишь ваши проблемы, господа. Предлагаю сделку.

   – Что?! – вырвался возмущенный вздох у присутствующих. Муж взмахнул рукой и впервые заговорил:

   – Тебе не кажется, что ты немного не в том положении, чтобы торговаться?

   – Ошибаешься, дорогой. Вероятность того, что ты получишь архивы, зависит только от меня. Я закрою глаза на твои корыстные планы, – тут он дернулся, но смолчал, – на принуждение со стороны нашего с тобой наставника. Мне уже начхать, зачем вам они нужны и кому вы их продадите. Если не хочешь называть это сделкой, давай будем рассматривать соглашение как возврат долгов. Ты мне должен два желания, которые я честно выиграла. Помнишь?

   – Допустим, – прорычал Модератор.

   – Нет, Дим, так не пойдет. Понимаешь, шифровщик весьма сложный, логике, по крайней мере, мужской не поддается. Один неверный знак, и все уничтожится. Только на этот раз будет именно архив, а не те обманки, которые я подливала с момента вашего обнаружения файлов.

   – Учти, развод не дам. Что ты хочешь?

   Я усмехнулась и тихо прошептала:

   – Ты сам потом аннулируешь брак. Также, как и зарегистрировал. Мне нужно лишь одно. После того, как вы получите доступ к файлам, и я отдам дешифровщик, а также ключ от сейфа, где оригиналы документов, ты меня отпустишь. И пока я не уйду, ни один видеофайл или фото не откроется.

   Он молчал, я ждала.

   – Хорошо, – наконец прозвучал ответ.

   Я кивнула и резко выпрямилась. Запустив метроном, коснулась клавиш. Пока все шло по знакомому сценарию, тихие разговоры вторили торопливому перестуку клавиатуры. А вот и последний вопрос, который опознали как циклическую ошибку. Я поднимаю глаза на мужа и вслушиваюсь в удары метронома.

   Удар! Одновременно нажимаю Y и запускается форматирование. Модератор словно натянутая струна смотрит на монитор.

   Удар! Тарантино выдыхает. Скайлер недоуменно переводит взгляд на меня.

   Удар! Джокер про себя считает удары, Админ подается вперед.

   Удар! Зиг смотрит, как форматируется диск, Модератор слегка поворачивает голову в мою сторону.

   Удар! Тарантино тихо ругается, но тут же осекается. Джокер поворачивается ко мне!

   Удар! Я встречаюсь глазами с мужем. Холод. Только холод в зеленых глазах.

   Удар! Усмехнувшись, прикрываю веки. Игра закончилась.

   Удар! Пальцы оживают, летя по клавиатуре, выдавая пулеметную очередь. Я не смотрю на кнопки, мне это не нужно. А метроном отсчитывает удары, и каждый последующий вонзает гвоздь в сердце. Врут! Книги врут! Любви не существует! А есть лишь взаимовыгодное существование. А если оно перестает приносить прибыль, то заканчивается и любовь. Я отдала дивиденды сполна. Черт, но почему так больно?

   Компьютер вновь загудел, выдавая картинку, на котрой легло обозначалось вскрытие zip-архива. Пока машина натужно распаковывала гигабайты информации, я быстро потерла с облака обманки, удалила аккаунт. Отодвинув в сторону мышку, взялась за палетку.

   – Решила попудрить носик, а, Ребенок? – разорвал тишину ехидный голосок Джокера.

   Не обращая на него внимания, взломала коробочку с давно испортившейся косметикой. Остатки теней пылью рассыпались по столу, которую я злорадно смахнула на пол, достала две дискеты и ключ.

   – На дискетах информация о банке, где находится сейфовая ячейка. Там же пароли и программа дешифровщик. Как будете выуживать, решайте сами, тогда у меня был лишь дисковод.

   Толкнула их в сторону мужа, который поймал и убрал в карман, не сводя с меня пристального взгляда.

   – Я могу идти?

   Он кивнул и направился в мою сторону. Опасаясь даже вероятности контакта, откатилась на кресле и вскочила, после чего вернула кресло хозяину. Он даже не повернулся в сторону меня, уйдя с головой в файлы. Быстро бросив метроном в рюкзак и смахнув остатки раскуроченной палетки в урну, пошла в сторону выхода. На меня никто не смотрел. Внимание присутствующих было приковано к монитору. Я поверила, что уйду без проблем. Бросив последний взгляд на монитор, застыла. Ноги отказывались идти. Модератор как раз открывал папку с видео. И щелкнул файл с последней датой. Я забыла как дышать, сердце то пропускала удар, то заходилась в припадке. А с экрана на меня, вся в слезах смотрела я десятилетней давности с разбитой губой и порванной одеждой. И та я шептала:

   – Не надо, пожалуйста, не надо.

   – Она твоя, можешь поразвлекаться с целочкой, – раздался насмешливый голос Лачинского.

   Одновременно раздалось два удара, и повалил дым. Джокер, стоявшей на столе чашкой с чаем, разбил большой экран, Модератор опрокинул монитор на пол, выдергивая провода. Я же рванула по коридору, потеряв рюкзак и практически не видя дороги. А вслед неслось:

   – Алина, нет!!!

   Слетев по лестнице и чудом не свернув себе шею, я устремилась к выходу, когда врезалась в кого-то.

   – Алина, что случилось? –  Мастер НЛП с трудом удерживал меня, а меня била и выворачивала наизнанку боль прошлого.

   – Не надо, пожалуйста, не надо!!!!

   Декан флеймистов прижал еще сильнее, практически лишая возможности дышать.

   – Тихо, девочка, тихо, все позади, тебя никто не тронет.

   Наконец я ослабела и сама вцепилась в него, размазывая сопли по джемперу.

   – Стой! – резкий окрик державшего меня мужчины заставил вздрогнуть.  Но крик предназначался не мне.

   – Модер, я не шучу, не подходи, – продолжил Мастер НЛП, – я тебя предупреждал. Не подходи, не сейчас. Я сам отвезу ее домой.

   – Алина, – упрямо позвал Модератор, – пожалуйста, Рыжик...

   – Модер, уйди.

   – Пошли, Модер. Ребенок едет домой с ним.

   Звук шагов затих.

   – Юль, соберите вещи Алины. Я позже за ними вернусь. Кейтелин закончила обучение в нашем институте.

  Часть вторая.

  Конец сентября (реальность)

  Оффтоп. Все книги ерунда. Они врут, врут всегда. И если вас уверяют, что герой накануне значимых событий просыпается полный странных, тяжелых, смутных предчувствий – не верьте. А впрочем, это я сейчас такая умная, когда сижу на подоконнике своей старой квартиры с чашкой горячего какао и слушаю надрывы плачущей скрипки Ванессы Мэй, которая играет Шторм Вивальди. Уже четыре часа играет. Хотя все это флуд разума, флейм эмоций и троллинг чувств. Жаль, что нельзя все хакнуть и начать сначала. Вернуться в мой тридцатый день в Институте Флудистики, Троллинговедения и Флеймологии.

  Но это невозможно. Гении информатики и программирования научились лишь изменять относительность времени, а вернуть меня в прошлое никто не может.

  А сейчас есть настоящее. Есть я. Есть какао. И плачет скрипка. И мучают воспоминания тягучих дней.

  Несколькими днями раньше.

  Самого перехода в реальность и дороги до дома я не помню. Кажется, Мастер НЛП нес меня на руках. Сначала до машины, потом до квартиры. Я не реагировала ни на что. Пока не раздался звонок в дверь. А дальше был ночной мазохизм. Я сидела под дверью и размазывала сопли, а Модератор говорил, просил, умолял. Так и сидели, каждый со своей стороны, а на кухне бодрствовал Мастер НЛП и ждал. Но дверь я так и не открыла. Не смогла.

  А потом было два дня овощного состояния. Когда Мастер НЛП уходил лишь на лекции, а его подменял Джокер. Модератор разрывал телефон звонками, но я не отвечала.

  А потом меня прорвало. Захлебываясь слезами, я рассказывала, рассказывала, рассказывала. А двое мужчин слушали, не перебивая. А я сбивалась, перескакивала с места на место, и снова возвращаясь обратно. Про то, как поймали после школы и среди белого дня затащили в машину. Как били, требуя вернуть программу и документы. А когда решили, что я ничего не знаю, поиграться. По очереди. А потом бросили в состоянии полутрупа, полагая, что до утра не доживу. А если выживу, то отправить на продажу. Откуда тогда взялись силы, не знаю. Наверно, на чистом упрямстве выползла из незакрытой комнаты, затем доковыляла, сгибаясь от боли до помещения, где они так неосмотрительно оставили включенным компьютер. Рискуя быть пойманной или потерять сознание от потери крови, вытащила всю информацию, а также записи камер.

  А потом брела по улице, понимая, что должна выжить. И как дома лихорадочно вскрывала отцов архив, который сама же ему и шифровала. Шутка ли, меня уже ждали на информационной безопасности в Бауманке. А в репетиторах по информатики уже два года был знаменитый на то время программист-хакер. Отец постарался. А потом закачивала утащенные файлы и обратно закрывала, сливая на облако, которые тогда лишь начинали появляться.

  Выпитые дома обезболивающее и кровоостанавливающее временно помогли. Дальше был набег на отдел опеки, где я уничтожила любое воспоминание о себе и рывок до вокзала, где легко спрятаться в толпе. А там купила билет на утренний поезд до Орла, потом в Орле на электричку до странной станции Ливны. А дальше тряслась в автобусе, сжимая зубы от боли. Чтобы потом рухнуть в обморок в кабинете директора приюта, про который расспросила еще в городе.

  Мужчина оказался умным и сообразительным. Меня приняли, даже записали под вымышленным именем. И два года я приходила в себя, зализывая раны. А потом он отправил меня обратно в Москву, поступать в химакадемию. Пять с половиной лет учебы, обычный диплом. Еще до начала занятий я вышла на черного маклера, и мы совершили бартер. Я написала ему программку под его нужды, он провернул немыслимую аферу – продал шикарную родительскую квартиру, которая по завещанию отошла благотворительному фонду бабушки, и купил мне двушку в Бутово. Разницу, за вычетом его вознаграждения, я положила в банк и, пока училась, на проценты жила. А дальше... Дальше заставила себя забыть весь кошмар, что был со мной и жить дальше обыкновенной серой мышью. Психика радостно согласилась, и однажды я проснулась уже под своим именем, но абсолютно обыкновенной девушкой. Я не боялась, что меня ищут. По всем базам я проходила без вести пропавшей. Все навыки, знания, умения заархивировались и спрятались в долгий ящик. Однако приглашение в Институт Флудистики, Троллинговедения и Флеймологии запустило механизм восстановления данных. Возвращая боль, страх и недоверие к людям.

  Когда я замолчала, в комнате был лишь Мастер НЛП. Он молча уложил меня спать и ушел.

  В ту ночь я часто просыпалась от навязчивой мысли, что за мной наблюдают. Но квартира была пуста.

  А утром я проснулась одна. Словно вчерашняя исповедь испугала Мастера НЛП и Джокера. И тогда же резко пропал Модератор. Он больше не обрывал телефон, словно был человек и нету. Резко и беспричинно. Когда я, наконец, добралась до ноутбука и по привычке включила его, то новостная лента разорвала мне мозг. Лачинского травили. Троллили, флеймили, флудили по всем направлениям. Многие его преступления имели срок давности, но массовая истерия, умело устроенная тайными профессионалами, принесла плоды. За скупыми словами экономических сводок, за кучей лапши в социальных сетях и блогах, за фотографиями желтой прессы скрывалась одна истина – Лачинский шел на дно. От него отворачивались все партнеры и клиенты, и подрядчики, перед ним закрыли все двери, которые он раньше открывал пинком. Атака шла агрессивно, и со свежих фотографий смотрел не холеный хозяин жизни, а побитая шавка, что скулила в предсмертной агонии. И нигде, абсолютно нигде я не нашла ни строчки, ни слова, ни намека на меня. Днем курьер привез мои вещи. Все. Включая кофеварку и те, что находились в квартире на Ильинке. А также диплом на мое имя. Новое имя – Голицына Алина Владимировна. И кипу раздаточных материалов из Института Фундаментальной Теории Финансов.

  До следующего понедельника у меня было время, но решила расквитаться сразу. От нервного потрясения была польза – я нынешняя не собиралась прогибаться под тех псевдопрофессионалов, которыми являлись мои начальники.

  По привычке надев джинсы и джемпер ядовитой бирюзовой окраски, набросив куртку, и.... Рука дрогнула, ухватившись за белую кожу рюкзака. Собрав волю в кулак, запихнула присланные раздатки в него, бросила планшет и смартфон, кошелек и новенький паспорт.

  Выскочив на улицу, застыла в остолбенении. Возле подъезда, небрежно облокотившись на машину, загорал Тарантино. Он не обращал внимания  на наших кумушек и пару старшеклассниц, что пускали на него слюнки.

  Заметив меня, он вскинул руки вверх:

  – Алина Владимировна, прежде чем начнете убивать, выслушайте!

  – Не устраивайте концерт, – зашипела я, а щеки опалил стыд. Ведь он видел!

  – Кейтелин, простите, я ... В общем, давайте я вас отвезу, куда скажете. Обещаю молчать.

  – Есть причины? – здравый рассудок проснулся, и я задавила первые порывы послать мужчину подальше.

  – Так безопасней, – посерьезнел Тарантино, –  арест Лачинского и семейства вопрос пары дней. Но пока он на свободе.

  Я молча села в автомобиль. Тарантино устроился за рулем:

  – Куда прикажете?

  – На работу.

  Он серьезно кивнул и тронулся с места. Первые десять минут я молчала, пытаясь совладать с сердцебиением, пока не осознала, что адрес я так и не назвала:

  – Тарантино, нам нужна...

  – Я знаю, куда.

  – И что же вы еще знаете?

  – Ну, например, что вы едете увольняться. Вы не посмотрели прогноз погоды и не взяли зонтик. И вы не выпили свою утреннюю дозу кофеина, – он подмигнул мне в зеркало над головой.

  – А откуда про кофе знаете?

  – Сделал предположение и угадал. Хотите кофе?

  – Тарантино, что вам от меня нужно? С чего вдруг такая услужливость?

  – Давайте сделаем так, Кейтелин, мы выпьем кофе, и после этого я отвечу на все ваши вопросы.

  – Знакомая формулировка, – пробурчала я, отворачиваясь, – будете защищать своего декана?

  – Нет, нам строго запрещено это делать. Только обеспечить вашу безопасность.

  – Вот и обеспечивайте! – фыркнула я, – и вообще, кто-то обещал молчать.

  – Понял, заткнулся, – еще шире заулыбался тролль, сворачивая к Макдональдсу. Он подъехал к автоокну:

  – Два самых больших эсспрессо и один латте ванильный, два чизбургера, два пирожка с вишней.

  – А зачем столько кофе? – не выдержала я.

  – Эсспрессо вам, латте мне.

  – Я не выпью столько кофе!!!

  – То есть легенды врут? – он скорчил такую расстроенную физиономию, что я рассмеялась.

  После быстрого завтрака в машине, Тарантино вновь вырулил на кольцевую. Я держала второй стаканчик эсспрессо, ловя лукавые усмешки водителя, однако от комментариев он воздержался.

  На этом сюрпризы не закончились. Когда мы остановились напротив входа в офис, Тарантино одернул меня при попытке самой выйти из машины. Я попыталась возмутиться, но тут дверь открылась:

  – Алина Владимировна, прошу.

  Я взвыла, правда, про себя, чтобы не испугать коллег, куривших на крыльце и с любопытством гадавших, что за персона приехала. Зиг же с серьезным выражением лица протягивал руку, ожидая пока я выйду.

  – Вы издеваетесь? – хотелось заплакать, но губы сами растягивались в улыбке.

  – Кейтелин, вы хотите уволиться день в день? Вот мы и организуем, – пояснил Тарантино, надевая черные очки, – разве вам не приятно, что ваши телохранители такие красавчики?

  – Мальчики, проблема в том, что ваши пиджачки стоят столько, сколько местный офисный планктон зарабатывает за пару месяцев. Ну и я как бы одета немного дешевле вас... Раз так в сто.

  – У богатых свои причуды, по мне так вы шикарно выглядите, – пожал плечами Тарантино и вышел.

   Оглядев себя, еще раз чертыхнулась. Это на учебе так можно бегать, а в офис ярко-бирюзовый джемпер, белая куртка, синие джинсы со стразами в виде черепа, да кроссовки с неоновыми шнурками... Начальство кондрашка хватит. На учебе... Сердце вновь заныло.

  Пришлось опереться на предложенную руку и выйти. Это был миг моего триумфа. Даже легкая саднящая боль затихла, пытаясь не портить мне момент. А разум ликовал, глядя как начальник службы безопасности на автомате, пытается раскурить фильтр от сигареты, как главбух сбивает пепел на дорогие туфли и чулки. С открытыми ртами и выпученными глазами. А невозмутимый Тарантино с каменным выражением лица забрал у меня рюкзак. Они с Зигом пристроились сзади, киношно вертя головами, подражая голливудским телохранителям. Так и входили в крутящиеся двери офисного центра.

  – Не переигрывайте, – фыркнула я на подходе к турникету, изо всех сил пытаясь сохранить невозмутимое лицо на неописуемое выражение лиц зевак. Проскочив по электронному пропуску турникет, я с любопытством оглянулась. Облегчать мужчинам задачу по надзору за мной не собиралась. Мелочно и пакостно, но имею право, ведь я не настолько глупа, чтобы не догадываться, кто их ко мне приставил. Тролли меня разочаровали. Они молча показали охраннику какие-то удостоверения, и тот сам прыгнул в свою комнатенку, да еще и дверку прикрыл.

  – Обижаете, Алина Владимировна, – хмыкнул Тарантино, спокойно продолжая прерванный разговор, – я столько фильмов по теме пересмотрел.

  – Сомневаюсь, потому что сейчас вы не на рабочем месте, Тарантино, – заходя в лифт, ответила и вдруг резко повернулась к ним, – а как вас зовут?

  – Тарантино.

  – Зиг.

  Оба стоят и открыто смотрят на меня. В глазах ни тени жалости, ни намека на насмешку, совершенно никаких эмоций. Лишь спокойствие и доброжелательность.

  – Я же не могу так к вам обращаться.

  – Можете, – Зиг нажал кнопку нужного этажа и двери закрылись, – и даже прилюдно. Мы кто? Мы что? Так, телохранители.

  – Это же он вас послал? Да? – срываюсь, – что ему от меня надо? Еще не наигрался?

  – Мы обеспечиваем вашу безопасность, – уклонился от прямого ответа Зиг, – успокойтесь, а то вам опять станет плохо.

  Сухие слова, скрывающие искреннюю заботу. Я вздохнула и вышла из лифта.

  Отвисшие челюсти и вылупленные глаза начинали порядком утомлять, поэтому я быстро на рабочем месте распечатала заявление на увольнение. Присутствие двух мужчин обеспечило мне свободу от расспросов коллег. Особо смелые девушки пытались заигрывать с троллями, их усилия разбивались о снисходительное молчание...

  – Бесполезно, – не выдержала я, когда наступления стали особо активными, – у каждого по три жены и еще с пяток любовниц.

  – Алина Владимировна! – возмутились оба, но я уже не слушала их, направляясь к начальнице.

  Ирина Александровна не ожидала увидеть меня посреди рабочей недели, да еще не по дресс-коду одетую. А нагло маячивший за спиной Тарантино добил остатки ее выдержки.

  – Соловьева, что ты себе позволяешь?!

  – Это раздаточные материалы, которые вы просили, – на стол шлепнулась стопка брошюр и проспектов, – а это заявление на увольнение, и вы его подпишите прямо сейчас.

  – Размечталась. Соловьева, хочешь неустойку выплачивать? Мы за курсы деньги заплатили!

  – Во-первых, не Соловьева, а госпожа Голицына, – вмешался Тарантино, небрежно подпирая закрытую дверь, – можно Алина Владимировна, но с придыханием. А во-вторых, никаких платежей из вашей конторы не поступало. Институт сам оплачивает стажировку интересных ему людей. Так что, советую подписать. И предупреждая реплику о трудовом кодексе и отработке в две недели – если стороны договорятся, то увольнение день в день возможно. А мы же договорились?

  – Тарантино, – в который раз взорвалась я, – ты меня доведешь! Прямо отсюда в ЗАГС поедем!

  – Зачем? – удивился тот.

  – Заявление подавать!!!

  Начальница сдавленно всхлипнула, выпав в астрал. Она абсолютно не понимала, что происходит.

  А Тарантино давился, и не от изумления, а от смеха. Держался из последних сил.

  – Но ведь вы расписаны уже – постаралась свести дебет с кредитом Ирина Александровна, – или нет?

  Ее сомнение доконало Тарантино, он расхохотался в голос.

  – Алина Владимировна, а давайте я вам процедуру развода позже расскажу. Как только с увольнением покончим.

  В дверь попытались войти, но, придавленная троллем, она не открылась.

  – Ирина Александровна, с вами все в порядке?

  – Не знаю, – прошептала та, а Тарантино тут же освободил проход.

  В кабинет вошел генеральный директор и подозрительно осмотрел растерянную начальницу, злую меня и посмеивающегося Тарантино.

  – Что здесь происходит? – сердито спросил вошедший.

  – Добрый день, Борис Алексеевич. Я уволиться хочу.

  – Соловьева, а почему ты на работе в таком виде? Премии лишу!

  – Я же сказала, увольняться пришла. Я еще числюсь на учебе. Борис Алексеевич, подпишите.

  – Да что тут происходит?! Какая учеба?! Я никаких счетов не подписывал! Соловьева, марш работать!

  – Алина Владимировна успешно прошла обучение в ИФТФ имени Галушкевича, – недобро сверкнул глазами Тарантино.

  – Да мне по.... Где?!! – посерел директор.

  Я удивилась его реакции, очевидно, он знал, о чем идет речь. Словно в подтверждение моих догадок, директор без лишних слов подписал заявление. Затем цыкнул на Ирину Александровну, и она быстро достала мою трудовую, молча сделала запись и отдала.

  – Эээ, чтобы не ждать проволочек с бухгалтерией, эммм, давайте вот так расчет сделаем. Эээ, так хватит? – чересчур заискивающе пропел Борис Алексеевич и положил на стол сумму в размере двух моих окладов. Тарантино презрительно хмыкнул, но смолчал.

  – Это даже много, – покраснела я, и попыталась оставить часть, но мне практически насильно всучили всю сумму, лепеча об излишней скромности.

  Вернувшись на рабочее место, застала живописную картину. Зиг копошился в моем компьютере, а коллеги мурлыкали и строили ему глазки, вместо того, чтобы возмущаться против столь откровенного информационного терроризма.

  – Ты все? – бросил ему Тарантино. Я закатила глаза и стала не спеша собирать личные вещи.

  – Еще пять минут. Алина Владимировна, не волнуйтесь, я лишь очищаю от личных документов и файлов. Помочь решил.

  – Алинка, познакомь со столь красивыми мужчинами, – не вытерпела главная краса отдела, пергидрольная Светка.

  – Зиг и Тарантино, – буркнула я, решая проблему, куда все упаковать.

  – Смешно. Мальчики, а вы с нами работать будете? – кокетливо протянула красотка.

  – Да упаси небеса, – ослепительно улыбнулись оба, – мы оба достигли лимита разрешенных жен и любовниц.

  Пока наши дамы старательно пытались прийти в себя, Зиг раздобыл коробку из под бумаги, и помог бережно упаковать чашку, любимые сувенирчики, теплый шарф и остальные офисные мелочи.

  – Соловьева, ты чего? Уходишь? Тебя уволили? – удивилась старожил отдела.

  – Я сама уволилась. День в день. Все, дамы, всем счастливо оставаться.

  Я не знаю, почему так стремилась сбежать из душного офиса на улицу. Но никто не задерживал, все были слишком шокированы.

  Выскочив на улицу, быстрым шагом пошла в сторону машины. Ребята несли мои вещи, включая рюкзак, а значит, сбежать от них все равно не получится. Но общаться уже не хотелось. Хандра вновь накатывала волнами.

  – Кейтелин, куда вы сейчас?

  – В магазин и домой.

  И снова мне открыли дверцу, на этот раз сзади. Зиг устроился спереди рядом с водителем.

  Машина катилась по Москве, а я откинулась на сидение и закрыла глаза. В голове крутилась навязчивая мысль, требующая подтверждения.

  – Тарантино, вы обещали рассказать про процедуру развода.

  – В ЗАГС едут оба супруга. В вашем случае только через суд.

  – Почему?

  – Кейтелин, – парень взвешивал каждое слово, – он не даст вам развод, пока вы не поговорите. Или хотя бы не выслушаете его.

  – Это его решение?

  – Он боится, что вы сейчас действуете под эмоциями. Просил передать, что не будет настаивать на встречах, звонить, писать. Надоедать. И мы исчезнем, когда вам ничего угрожать не будет.

  – Опять все сам решил! Какое благородство! – я не знала, почему психовала, – да идите вы все. Я и одна спокойно проживу!

  Машина вильнула и резко затормозила у обочины.

  – Кейтелин, – Тарантино говорил тихо и спокойно, так что становилось страшно, – это были самые дерьмовые мгновения в моей жизни. А Модератору было еще хуже. И да, в той реальности прошло почти два месяца. Успокойтесь и просто не торопите события.

  Машина вновь тронулась.

  Уже подъезжая к дому, задала вопрос:

  – Мне можно вас попросить купить хоть какой-нибудь еды? Я не в силах ходить по магазинам. Хотя бы хлеба.

  Они кивнули. Довели до квартиры и исчезли на полчаса, чтобы вернуться с набитыми сумками непонятно чего, да еще в больших количествах. И снова исчезли.

  И вот сижу на подоконнике своей старой квартиры с чашкой горячего какао и слушаю надрывы плачущей скрипки Ванессы Мэй, которая играет Шторм Вивальди. Уже четыре часа играет. Машина Тарантино стоит внизу.

  Я слезаю с подоконника, выливаю остывший шоколад в раковину и иду сменить пластинку. Пара щелчков на ноуте, и Макс Покровский танцует свое танго на дне ванны. Тут я спотыкаюсь о не разобранный  чемодан с одеждой.

  Открываю его и замираю. Поверх тщательно сложенной одежды лежат подарки мужа. Сережки, ручка, перчатки. Димка, Димка, что же мы с тобой натворили. Вспоминаю слова Тарантино, а рука сама тянется к телефону. Однако абонент недоступен.

  – К сессии готовится, да с дочерью разбирается. Задурила та по-серьезному, – раздался сзади насмешливый голос, – да, Ребенок, я думал, ты у меня гордая.

  – Что Юлька натворила?

  – Да наорала при всех на него. Типа как ты смел, она лучшая, а ты издевался! В общем, романов перечитала, вот розовые сопли и поперли. Пусть сами разбираются. Ты в курсе последних новостей?

  – Как вы топите Лачинского? Впечатляет, Учитель, но у него денег куры не клюют!

  – Конечно, не клюют. Все уже мы склевали. Лачинский гол как, как... Твою ж, ни одного приличного сравнения придумать не могу. Ну, в общем, нет больше у него ничего. Ему дали ночь.

  – На что?

  – Чтобы благородно пустить пулю в лоб. Показать, так сказать, пример сыну. Завтра их арестуют. В общем, все стало опять обыденно и скучно. Вон и ты перестала зомби из себя изображать, даже прогуляться успела. Правда отощала, жуть.

  – Я тоже рада вас видеть, Учитель. Что-то еще? – я начала постепенно разбирать вещи, однако Джокер, толкнул крышку, захлопывая чемодан, и потащил меня на кухню.

  – Пошли, Ребенок, посплетничаем.

  Он влетел на кухню, заозирался и указал мне на стул:

  – Сядь, разговор есть. Где у тебя чашки?

  Вздохнула и пошла сама хозяйничать. Джокер же устроился за столом.

  Через пятнадцать минут я села напротив. Учитель вцепился в один из бутербродов:

  – Ты и мужа так кормила?

  – Вы специально издеваетесь? – зашипела я.

  – Остынь, обидчивая. Почему файл не удалила?

  – Не смогла.

  – Почему?

  – Потому что паковала в бессознательном состоянии! И больше не вскрывала!

  – Остынь, я сказал, – прикрикнул он, – ладно, с этим разобрались.

  Он смерил меня оценивающим взглядом и вдруг предложил:

  – Коньячку?

  – Тааак, Учитель, – я сделала попытку откинуться на спинку стула, но забыла, что сижу на табуретке. Джокер едва успел схватить меня за руку:

  – Ну ты даешь, Ребенок, – заржал он, – так лопухнуться!

  Я молча переставила табурет к стенке и оперлась на нее, сложив руки на груди.

  – Страшно, аж жуть, – хмыкнул он, – не хочешь, не надо. Потом не проси.

  – Учитель, вы вообще отдаете себе отчет, что спаивали ребенка? У вас правда нет морали и совести? Мне же тринадцать было. Тринадцать!

  – Ага, и тогда ты уже была гордая до безобразия, – он встал, нашел пару стаканов и разлил по ним коньяк, – предпочитая самостоятельно от метро добираться ко мне. Напомнить, каким замерзшим снеговиком ты приходила? Мне было интересно, почему ты всегда шла по самой длинной дороге. И потом, тебе нравилось.

  – Она была самая освещенная. Я ребенком была.

  – Да, да, Ребенком.

  Он отпил немного, посмаковал.

  – Хороший, семилетний, слегка с остринкой. Как ты любишь. Пей, может, хоть успокоишься. У нас серьезный разговор.

  Молча сделала глоток, прикрыв глаза.

  – Учитель, откуда шрам на лице?

  – Модератор не соврал тебе. Мы с ним проверяли первую версию измененного континуума. Засосало меня тогда. Он рванул вытаскивать, но пострадал серьезно. Потом кучу операций перенес. Но первое время комплексовал, ходил с закрытым лицом. А дальше... Идея то хорошая. Модератора побаивались, но не настолько, как Ректора. И его черный капюшон наводил ужас не только на студентов, но и на взрослых высокообразованных людей. Хорошая личина для манипулирования была, жаль, что пришла одна рыжая...