Текст книги "Разбитый мир (СИ)"

Автор книги: Kutner

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

Привязанные лошади испуганно визжали, били копытами землю и пытались рвать поводы. Сквозь шум Элли отчетливо услышала вой, но по-прежнему не торопилась спасаться бегством.

– Я буду ждать тебя у развилки.

– Нет, – мужчина наконец-то посмотрел на нее: обеспокоенно, зло и раздраженно. Видимо, решив, что разговаривать с девушкой больше нет никакого смысла, некромант, коротко бросив несколько фраз на непонятном языке, щелкнул пальцами и конь, ударив в воздухе передними копытами, стрелой помчался в лес. От неожиданности Элли не смогла подавить испуганного возгласа, и что есть силы вцепилась в поводья, распластавшись на шее жеребца. Деревья слились в одну полосу, шум ветра почти оглушил девушку, но она все же смогла расслышать долгий протяжный вой и топот копыт у себя за спиной: некромант освободил лошадей, и обезумевшие от страха животные бросились спасаться в лес. Это был хороший ход: волкодлаки, напав на след, могут преследовать добычу несколько часов. Даже если некромант не справится, шанс того, что погоню пустят именно по ее следу, стремительно уменьшается; а если учесть, что конь под ней и вовсе пахнет пугающей волкодлаков мертвечиной… За спиной полыхнула ослепительная вспышка, и спину обдало потоком сухого горячего воздуха. Элли зажмурилась, неосознанно понукая жеребца скакать быстрее.

========== Глава вторая ==========

Они скакали всю ночь и утро, и когда конь остановился, Элли мешком соскользнула с его спины на землю, взметнув облако дорожной пыли. Постанывая и растирая затекшие ноги, она огляделась. Они оказались на проселочной дороге; впереди, на самом горизонте виднелось поселение. Лес давно скрылся из виду, и Элли даже не предполагала в какую сторону ей двигаться – ни карты, никакого ориентира девушка не знала. Ночью, вопреки ее твердой уверенности в том, что они расшибутся о дерево, она задремала, а утром они уже мчались через ухоженные пшеничные поля. Позавтракав сухарями, которые она нашла на самом дне промокшей сумки, она расстегнула тяжелый черный плащ и неуверенно сделала несколько шагов к поселению; конь недовольно фыркнул, топнул копытом, но позволил повести себя под уздцы.

– Наверное, ты тоже голоден, – с содроганием Элли прикоснулась к ледяной морде животного. – Но я понятия не имею, чем тебя кормить… Ты ведь мертвый.

Месс положил голову на ее плечо, протяжно выдохнул и попробовал на зуб капюшон плаща – от него пахло хозяином. Элли тоже чувствовала этот запах – сухой, душный, но совсем не резкий. Когда вечером начался ливень, Элли не задумывалась, чью вещь она накидывает на плечи. Теперь ей стало не по себе; тяжелая, темная ткань с тусклой вязью рун по краю, кованая застежка у горла и тусклый, то ли выцветший от старости, то ли просто едва заметный герб на груди – ее саму могли принять за некроманта.

Рядом с дорогой пробегал маленький ручеек, в котором Элли смогла набрать воды и умыться; спутанные ветром волосы девушка так и не смогла расчесать и просто накинула на них капюшон. До поселения было миль шесть, но холмистая местность скрадывала расстояние. Некоторое время девушка шла пешком, не желая снова садиться в опротивевшее седло; по правде говоря, она побаивалась огромного черного жеребца, и лишний раз старалась не подпускать его близко. Элли твердо убедилась, что животное плотоядное, когда конь, едва сдерживаемый поводом, направился к пасущимся на холме коровам. Девушке стоило огромных усилий удержать его на дороге: в ход шли увещевания и угрозы, но спас дело маленький кусок холодной курицы.

Они прошли милю, когда Элли все же пришлось вскарабкаться на спину животному: впереди показалась человеческая фигура. Имея печальный опыт, девушка решила сразу оградить себя от лишних вопросов – низко надвинула на лицо капюшон, уверенно взяла в руки поводья и выпрямилась в седле. В таком положении езда верхом могла доставлять удовольствие только истинным ценителям такого способа передвижения. Как раз за него Элли и пыталась сойти.

Незнакомцем оказался вытянутый и худой мальчик лет десяти. Босые ноги, черные от дорожной грязи и пыли, выпущенная холщовая рубашка, короткие, обрезанные у колен штаны – мальчик был обычным крестьянином. Поравнявшись с Элли, он сначала застыл, приоткрыв от удивления рот, и стоило девушке чуть повернуть голову, как тут же рухнул на колени.

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что произошло. Ее приняли за чисторожденную, а может быть, даже и за кого похуже. Как иначе объяснить, что мальчишка глотает дорожную пыль и мелко трясется от страха? Из такого положения нужно было извлекать пользу. На въезде в поселение у одинокого путника могут потребовать предъявить клеймо, которого у Элли, разумеется, не было; с мальчишкой, который почтительно будет идти впереди, это может и не потребоваться.

– Встань, – она попыталась сказать как можно строже, но не грубо; вышло плохо – горло пересохло, и вместо слов до мальчика донесся низкий, почти злой, хрип. Конь, удивленно всхрапнув, переступил с ноги на ногу. – Ты проводишь меня до города.

Мальчик, не поднимая головы, еще ниже растянулся на земле, выражая полную покорность. Затем встал и робко потянулся к поводьям. Руки у мальчишки дрожали, а в глазах плескался страх. И Элли было гадко.

– Как тебя зовут? – спустя пару минут спросила она, пытаясь примириться с совестью.

– Малвин-младший, госпожа, – робко ответил мальчик.

Разговор оборвался; строго говоря, им просто не о чем было говорить. Спрашивать у мальчика что-то более было бы неразумным – это могло вызвать подозрения. Но ехать в полном молчании было невыносимо тяжело.

– Как называется твое поселение?

– Старый схрон, госпожа.

– Насколько оно большое?

– Я не умею считать, госпожа, – мальчик испуганно вжал голову в плечи, – но отец говорил, что здесь живет несколько тысяч.

– Кто наместник вашего города? – Элли старалась говорить отрывисто и властно, чтобы эти простые вопросы не вызывали у мальчика никаких сомнений.

– Эрко Высокий, госпожа.

Этого имени Элли не знала, и остаток длинного пути они двигались молча. Возделанные поля сменялись пастбищами, все чаще Элли могла разглядеть людей на них. До города оставалось полмили, когда дорога поднялась на небольшой холм; внизу раскинулся огромный рынок – десятки узких рядов, пыльные навесы и грубо сколоченные дощатые прилавки, телеги и клетки, наваленные в кучу мешки; в самом центре – эшафот, на котором в мирное время продавали рабов.

Здесь же они впервые встретили других путников – конный отряд городской стражи устроил небольшой привал на обочине. Мужчина в грязно-желтом плаще приветственно поднял руку и шагнул навстречу.

– Малвин, ты быстро вернулся, – улыбка сошла с лица стражника, когда вслед за мальчиком появился всадник. – Приветствую вас.

Элли чуть склонила голову, натягивая поводья; конь встал, недобро глянув на наездника – все это время он шел самостоятельно, и если бы мальчишка хоть на секунду замешкался, животное бы раздавило его.

– Ты можешь идти, – девушка не глядя швырнула в пыль монетку, целую горсть которых она нащупала во внутреннем кармане плаща. Кругляш предательски блеснул серебром и остался лежать на земле; поднять монету или искать более мелкую возможности не было, поэтому Элли сделала вид, что так и должно быть. И совсем неважно, что мальчишка в своей жизни таких монет не видел вовсе, а стражники уж точно знали им цену. Воспользовавшись заминкой, девушка легонько сжала бока коня, и тот уверенной трусцой спустился с холма. Ей очень хотелось обернуться, но страх быть раскрытой оказался сильнее любопытства, и без всяких происшествий Элли миновала кривые столбцы, обозначающие начало рынка. Сейчас, как и много месяцев назад, настроение ее было паршивым.

***

Пол клетки был устлан тонким слоем старой соломы, массивные стальные прутья с внутренней стороны были поцарапаны, а в одном месте отчетливо можно было разглядеть полукружия зубов – предыдущий пленник в отчаянии пытался прокусить решетку. Элли спиной прислонилась к жарким прутьям, безразлично наблюдая за проходящими мимо существами: орки, тролли, гоблины, какие-то косматые коренастые карлики; попадались и внешне совершенно обычные люди, но их было несравнимо меньше, и держались они совсем по-иному. Впрочем, никому не было до нее дела. Элли просидела в этой клетке уже пятнадцать дней, и вот сегодня последняя надежда ее покинула. Последнее, что помнила девушка – усатого испанца, который рассказывал про чудесный ресторанчик рядом с пляжем. Кажется, там подают восхитительный пирог из мяса омара. А очнулась она уже в клетке, абсолютно нагая и изнывающая от жажды и голода. Поначалу она перепугалась – что с ней сделали эти существа? Что собираются сделать? Ей было плохо: стройное, чуть тронутое загаром тело пестрило синяками и ссадинами, через левое предплечье тянулась глубокая рана, которую кто-то наскоро зашил неровными стежками; болела голова, перед глазами все плыло, а слух… Первый день девушка всерьез думала, что оглохла на правое ухо.

Элли не знала, что с ней случилось и где она. Она без сомнений отбросила мысль о сне или бредовых галлюцинациях – боль и голод были настоящими, а вонь места, в которое привезли ее клетку, была способна поднять из могилы мертвого. Ее тюремщик оказался коренастым, невысоким существом, с ног до головы закутанным в какие-то грязные плащи и балахоны. Элли лишь однажды увидела его лицо – безволосое, с шершавой кожей, покрытой отвратительными наростами – и твердо решила, что происходящее не может быть плодом ее воображения; на такое оно было попросту не способно. Но как бы отвратительно и непривычно это существо ни выглядело, оно все-таки заботилось о девушке: давало ей еду (внешне похожую на голубиный помет), позволяло пить почти чистую воду, а остатками протирать гноящуюся рану на руке, просовывало в клетку ведро, которым Элли первое время отказывалась пользоваться. Ее тюремщик не был грубым, а однажды и вовсе самостоятельно обмыл рану и намазал ее зеленоватой кашицей, от чего зуд и жжение тут же прекратились. В общем, он был не самым худшим работорговцем; людям (и другим существам) в клетках напротив приходилось хуже.

Чего нельзя было сказать о его то ли помощнике, то ли компаньоне. Им был высокий человек с красивым лицом и сильным телом. Он не носил ни балахонов, ни плаща, ни странных одеяний, которыми пестрила толпа; простая куртка, штаны с подвернутыми полами, небольшая полоска темной кожи на голове, которая сдерживала непокорную белобрысую шевелюру. В любой другой ситуации Элли бы отметила, что парень хорош собой. Вот только девушка сидела в клетке, и внешность окружающих людей и существ волновала ее меньше всего. У второго тюремщика был скверный характер: он щипал ее на потеху себе или редким зрителям, бил стальным прутом по решетке, когда Элли задремывала, опрокидывал тарелку со скудным пайком, вынуждая девушку соскребать остатки с пола – большая часть жидкой кашицы утекала сквозь большие щели между досками; плевал в воду, дергал за волосы и за ошейник, заставлял плакать и кричать – в общем, на девятый день Элли мысленно поклялась, что однажды она отомстит. Если ее продадут в рабство – она непременно сбежит, найдет этого ублюдка, когда он будет спать в луже собственной рвоты, и перережет ему горло. Девушка сама испугалась такой клятвы – как у нее могла возникнуть мысль убить человека? Но очень скоро все сомнения пропали: для нее он не человек. Так же, как и она для него – двуногое животное, которое можно выгодно продать.

Заканчивалась вторая неделя. Рабы в соседних клетках успели смениться два, а то и три раза; белобрысый тюремщик становился все злее и появлялся гораздо реже. По грустной морде первого, Элли поняла, что дела идут совсем плохо – никого не интересовала голая хрупкая девица с копной спутанных темных волос. В этом месте, по всей видимости, стандарты красоты разительно отличались от привычных ей – во многом благодаря этому она достаточно быстро смогла прийти в себя; покупатели окидывали девушку взглядом, подолгу смотрели на правое предплечье, на худые ноги и тонкие пальцы рук, пожимали плечами и уходили.

– Спасибо, – Элли взяла протянутую миску и, зажмурившись, поднесла к губам. При одном только взгляде на это варево ее мутило, однако на вкус оно было вполне сносным, а главное – сытным.

– Dhe çfarë të bëj me ju? – существо устало потерло лоб и тяжело вздохнуло. – Nëse jo shitja do të ju merr në minierat. Por rruga deri atje do të kushtojë më shumë se ju qëndroni.

– Не понимаю, – девушка помотала головой, показывая на свои губы.

– Dhe nga ku ju sapo ra off? – он повторил жест, и Элли с трудом сдержала истеричный смешок. Каждый их разговор начинался с этого жеста, и, кажется, теперь он стал обозначать приветствие.

– Элли Новак, – без всякого энтузиазма она ткнула себя в грудь, а затем показала на мужчину. – А ты?

– Ju jeni ende një rob, dhe nuk ka asnjë pronar i cili do të kishte dhënë ermine, – тюремщик закатил красноватые глаза и отвернулся, продолжая бурчать себе под нос.

В красивых добрых сказках жители, узнав, что к ним попал пришелец, с радостью освобождают его из плена, обучают языку и показывают достопримечательности. Реальность оказалась иной – всем было наплевать откуда Элли родом и никто не собирался ей помогать. Первое время она еще пыталась втолковать зевакам, что она не местная: изображала самолет, падала на пол клетки и закрывала голову руками, словно на нее напал дикий зверь, легкими движениями рук обрисовывала высокие здания, а однажды, когда заинтересованный слушатель протянул ей узловатый прутик, нарисовала солнечную систему. Ничего из этого не имело ровным счетом никакого успеха. Разве что многие решили, что девушка сумасшедшая.

Рана на руке гноилась не так сильно, как прежде, но Элли не питала иллюзий. Устроившись на полу, она попыталась задремать под усиливающийся шум толпы. Через некоторое время девушка оставила эти жалкие попытки и вторила другим рабам, прильнув к решетке.

По проходу шла группа людей; человек пять, все с ног до головы закутаны в черные одежды, их сопровождали огромные существа (про себя Элли называла их троллями) в кожаных доспехах. Рабы скулили от страха, громко причитали, торговцы бранились, сплевывали на землю и решительно отказывали этим людям. Ее тюремщики оживились – белобрысый принялся настойчиво шептать на ухо (так и не узнав его имени, Элли называла его Болло – обычно так покупатели к нему и обращались) Болло, тот качал головой, сердито шептал в ответ; мужчина уже почти кричал, активно жестикулировал, и Элли боялась, что сейчас они подерутся. Но Болло поднял руку, сказал несколько резких слов, и белобрысый, в бешенстве топнув, поспешил уйти, на прощанье плюнув в клетку.

– Спасибо, – Элли дотронулась до плеча Болло и улыбнулась. Тот покачал головой и жестом приказал ей отойти дальше – группа людей поравнялась с ними.

– Sa kushton? – спросил один из них, подходя к клетке и внимательно разглядывая Элли. От холодного цепкого взгляда, который изучал каждый миллиметр кожи, девушке стало не по себе, и она сжалась в комочек. Болло, не глядя на нее, протянул ей грязный, изодранный балахон – и это была первая одежда за последние две недели.

– Treqind monedha.

– Çmimi i juaj është shumë e lartë për një të tillë të ulët të klasës, – человек в черном продолжал разглядывать Элли.

– Pastaj gjeni një tjetë, – Болло равнодушно пожал плечами.

– Ku e keni marrë? – вмешался другой человек.

– Ajo nuk ka rëndësi. Spirits ruajnë atë, dhe magjia e zezë juaj nuk do të dominojë, – Болло презрительно сплюнул себе под ноги.

– Кatërqind, dhe ju vetë do të jetë në gjendje për të parë shpirtërore, – мужчина ехидно усмехнулся, подбрасывая на ладони звенящий мешочек.

– Get larg, të merrni larg. Populli im nuk duan të kenë të bëjnë me ju, – Болло гневно затрясся, хватаясь за короткий кинжал, которым обычно резал себе еду.

– Mirë mirë, nëse ju mendoni se, – мужчина фыркнул и люди пошли дальше по ряду. Насколько хватало взгляда – все торговцы решительно отказывались продавать этим людям рабов.

– Спасибо, Болло, – на всякий случай Элли решила не подходить к решетке – ее тюремщик был в бешенстве.

– Mbyllur, vajzë silly, – тюремщик устало повалился на свою скамейку и продолжил бубнить себе под нос.

Что-то только что произошло, что-то важное, очень важное. Те люди давно покинули ряд, но торговцы до сих пор не успокаивались. Потребовалось не меньше часа, прежде чем жизнь на рынке вновь вернулась в привычную колею. Тогда, почти девять месяцев назад, Элли понятия не имела, что это за люди, и почему торговцы отказываются продавать им рабов. Но она была благодарна старому Болло, и благодарность ее стала лишь сильнее, когда спустя некоторое время девушка узнала о чисторожденных.

***

Месс остановился, и девушка вынырнула из воспоминаний: они выехали на главную площадь и дорогу перегородила толпа зевак – на помосте стояли рабы. Некоторые плакали, другие наоборот – улыбались, махали руками и позировали. Наиболее харизматичных толпа зевак приветствовала радостным улюлюканьем. Незаметно пересечь площадь было невозможно, и Элли решила дождаться окончания, благо на возвышении осталось не более дюжины человек. Когда-то и она стояла на таком же помосте, а толпа улюлюкала и свистела, требуя от нее хоть каких-то действий. Болло стоял рядом и подзадоривал толпу сделать ставку. Знай Элли, что «непопулярных» рабов отправляют на рудники, она бы пела, танцевала, и в меру сил старалась понравиться. Но ничего этого она не знала, и никто не собирался ей этого объяснять. Лишь чудом ей повезло, и толстый, с лысиной усеянной бородавками человек поднял руку, повышая ставку вдвое.

Последнюю, плачущую от горя, женщину увели с помоста, и толпа начала расходиться. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, Элли продолжила путь Поплутав по узеньким улочкам, она спешилась, еще раз все обдумала и толкнула массивную дверь таверны.

========== Глава третья ==========

– Ты правда возьмешь меня с собой? – от возбуждения Элли едва не свалилась с кровати.

– Правда, – Джо поправил сбившееся одеяло и ласково погладил ее по плечу, – ты заслужила этот отдых.

– Это будет потрясающе! – Элли приподнялась на локтях и со смехом поцеловала парня. – Постой… а почему ты раньше не сказал?

– Я надеялся, что эта новость придаст тебе новых сил, – он прижал смеющуюся девушку к груди.

– Ах ты…

Шум драки заставил Элли сонно встрепенуться. Морщась от кислого привкуса дрянного пива, девушка протерла глаза. Она сидела в самом дальнем и темном углу общей залы, надежно укрытая от посторонних глаз каменной аркой и древним, почти развалившимся буфетом. Чуть сдвинувшись, Элли смогла наблюдать за разворачивающейся в середине зала потасовкой: сначала тролль и кварг пили на спор, а затем один из них, допив очередную кружку, победно разбил ее о голову товарища. В общем-то, для таверн подобные драки не были редкостью. Хорошая драка обеспечивала зевак, которые в свою очередь заказывали выпивку и щедро сорили деньгами, делая ставки на участников. Но сейчас Элли бы отдала все золотые, серебряные и медные монеты, которые позвякивали в кармане плаща, лишь бы в таверне воцарилась гробовая тишина.

Питейное заведение, оно же и постоялый двор, носило гордое название «Тридорожье». Местная легенда гласила, что каждое шестнадцатое число четного месяца сюда заявляется один из демонов дорог, заказывает кружку темного, шлепает по заднице самую лучшую официантку, а потом на целую ночь пиво в таверне становится особенно крепким и вкусным. Табличка (воистину огромная) с этой «легендой» была первым, на что натыкался посетитель заходя в зал. Натыкался, озадаченно чесал затылок, вспоминал, какое сегодня число, и устремлялся к свободному столику, предвкушая отведать якобы заговоренного пива. Стоит ли говорить, что цифры на табличке легко менялись, но никто никогда не обращал внимания и не задумывался, почему это «придорожный демон» захаживает сюда каждый день.

Распорядившись, чтобы Мессу в кормушку вывалили два фунта сырого мяса, Элли уселась в углу, низко надвинув капюшон на глаза. В таверне было полно разношерстного народу: тролли, кварги, боллы, люди и гномы. Последние проводили девушку недобрым взглядом и зашушукались. Договор не запрещал чисторожденным заходить в подобные места; строго говоря, Договор вообще ничего не запрещал, а наоборот – давал неограниченную власть. Но нужно иметь серьезную причину, чтобы вот так запросто заявиться в подобное место. Впрочем, на Элли обратили внимание только гномы, а о ненависти гномов к людям ходили небылицы.

Первую кружку девушка осушила едва ли не залпом и тут же потребовала вторую. Она не была ценителем этого напитка, но день, проведенный на жаре, измотал ее, и сейчас, больше всего на свете, она хотела пить. Вторую кружку девушка отпивала медленными глотками, пристально оглядывая зал и посетителей. Ничего подозрительного, никто не обратил на нее никакого особого внимания, что еще больше утвердило ее в мысли – некромант жив. Если бы его убили, эту новость смаковал бы весь город, а девушке не позволили бы и шагу ступить в одежде с его знаком. Второе, более весомое доказательство стояло на заднем дворе и уплетало сырую крольчатину. Некроманты могли подчинять своей воле мертвые тела и даже вдыхать в них искру жизни, но они вновь превращались в разлагающиеся, холодные и полные червяков трупы, стоило только их создателю самому протянуть ноги.

Значит, он жив. А это в свою очередь вовсе не упрощало положение девушки; долго притворяться у нее не получится – рано или поздно ее пригласят на прием к наместнику, или она столкнется с настоящим чисторожденным. И никакие наигранные манеры и речь не спасут ее от виселицы. Или ей отрубят голову. А может быть, и скормят какой-нибудь нечисти. Чисторожденные народ изобретательный – они найдут способ сделать ее смерть мучительной и зрелищной. Ух, как же Элли ненавидела этих ублюдков. Высокомерные, лживые, жестокие, с какой бы радостью она собрала их всех на один эшафот и устроила аукцион. Она бы смеялась, глядя, как они с ужасом слышат, что их забирают на рудники. Элли сонно дернулась, сделала глоток и прикрыла глаза. А еще лучше – сдать в публичный дом…

***

…Болло долго беседовал с купившим ее человеком. Элли стояла тут же рядом, теребя край темного суконного платья, которое ей велели надеть. Ошейник тянул ее к земле, она никак не могла стоять ровно и все время переступала с ноги на ногу. Помост опустел, и толпа на площади стремительно редела. Группу невольников, за которых не было предложено денег, повела прочь стража; поравнявшись с девушкой, некоторые рабы начинали ругаться, плевать в ее сторону, а другие плакать. Элли догадывалась – ей повезло, причем крупно повезло.

Наконец Болло торжественно вручил покупателю цепь, ободряюще хлопнул Элли по плечу и удалился. Толстячок и девушка с минуту смотрели друг на друга: мужчина ткнул себя в грудь и произнес «Ормак», а затем, прежде чем Элли успела вторить его примеру, указал на нее со словами «Гента».

– Элли, – девушка покачала головой и хлопнула себя по груди, – меня зовут Элли Новак.

Мужчина хохотнул, добавил несколько слов, и жестом приказал следовать за ним. Миновав длинные ряды, поплутав по пыльным, уже опустевшим улочкам, они вышли к большой повозке, груженной мешками и людьми. Рабов было немного: одна человеческая женщина, и еще три – представительницы других рас; на Элли они смотрели с глубочайшим отвращением, и девушка была рада, когда толстячок жестом приказал ей сесть рядом с ним на козлы.

Всю дорогу Ормак говорил с ней, прикрикивал на недовольных невольниц, сердито щелкая кнутом над спинами усталых лошадей; они ехали по разбитой дороге, и повозка то и дело подскакивала, не позволяя Элли разжать пальцы, которые она в страхе сомкнула на небольшом деревянном бруске, служившим перилами.

– ‘nuk kam udhëtuar në një qerre? – Ормак с добродушным смешком похлопал ее по побелевшей ладони.

– Страшно, – девушка даже не пыталась понять, что именно спросил ее мужчина. Элли мечтала, чтобы скорее наступил тот момент, когда она ступит на твердую землю. И совершенно не задумывалась о том, что последует дальше.

– Kjo mbetet për kohë të gjatë, – мужчина указал рукой на высокие каменные стены, на которые Элли до этого не обращала внимания.

– Ого, значит, не все так плохо, – пробормотала она под нос, не сводя взгляда с каменной кладки. Элли искренне боялась, что все поселения в этом новом, неизвестном ей мире будут на подобие невольнического рынка. Но в городе, в каменном городе с высокой башней в самом центре, шанс на помощь значительно возрастал. Наверняка там есть правитель или какой-нибудь сенат, который ее выслушает и исправит ее плачевное положение. Элли предпочитала не обращать внимания на тот факт, что она, во-первых, две недели просидела в клетке, а во-вторых – сейчас является чьей-то собственностью. Просто небольшое недоразумение, не более.

В таком достаточно радужном настроении, они въехали в город, миновав большие ворота и посты стражи. Через несколько минут Элли полностью заблудилась – город был огромным, а дома однотипными – двухэтажные, некрасивые здания с покатыми или плоскими крышами. На центральных улицах почти не было жителей, зато, едва они съехали в какой-то переулок, вознице пришлось прикрикивать на незадачливых прохожих; людей тоже стало несравнимо больше.

Скрипнув колесами, телега остановилась возле черного хода большого здания. Ормак ловко соскочил на землю, гортанно крикнул, и во двор вышел крепкий человек в черной кожаной куртке. Выразительно размяв затекшие мышцы, он лениво обошел повозку, оценивающе оглядел притихших рабынь внутри; обменялся по всей видимости шуткой с Ормаком и жестом приказал всем подойти к нему. Спускаясь, Элли запуталась в полах платья и споткнулась, испачкав и без того грязные руки в сырой грязи. Мужчины хохотнули, и девушка, понурив голову, встала в самом конце шеренги. И как ей вообще могло прийти в голову, что в городе с ней будут обращаться лучше?

«Кожаная куртка» сначала внимательно осмотрел прибывших, комментируя увиденное двумя-тремя фразами. На Элли он, казалось, не обратил внимания и вовсе – всего одна короткая, сухая и резкая фраза. Ормак развел руками, мол «взял, что было». Мужчина нахмурился, почесал квадратный подбородок, но не стал спорить.

Осмотр продолжался полчаса, и еще столько же они просидели на земле, ожидая, когда им позволят зайти в дом. Элли прислонилась к массивному колесу телеги и с замиранием сердца осматривала рану: опухоль стала совсем твердой, и теперь через предплечье тянулась бугристая корка запекшейся крови пополам с грязью; ее товарки по несчастью сидели чуть поодаль и о чем-то переговаривались. Девушка лишь однажды попробовала заговорить с ними, но вышло еще хуже чем на рынке, и ей пришлось объясняться с помощью жестов. От воды рана защипала с удвоенной силой, но Элли не обратила на это никакого внимания – их впустили в дом.

Они оказались в просторной кухне, где сердитая толстая женщина протянула им миски с едой. С жадностью Элли накинулась на жидкое варево, которое оказалось луковым супом; с трепетом ломала черствый с одного бока ломоть хлеба – это была знакомая, человеческая еда. Они сидели за длинным дощатым столом и торопливо ели: другие невольницы игнорировали ложки и пили суп через край. На их фоне Элли, как ей казалось, выделялась еще сильнее; не в лучшую сторону.

Еду отобрали и явился «кожаная куртка»; еще раз он осмотрел женщин, на этот раз подолгу расспрашивая каждую и требуя снять одежду. Элли удивилась с какой покорностью они сбрасывали с себя грубые платья, с какой готовностью они демонстрировали свои тела (от вида некоторых девушке стало нехорошо) и позволяли мужчине разглядывать их; в голове Элли промелькнула страшная догадка, но прежде чем она смогла оформиться, мужчина подошел к ней.

– Ik rrobat e mia, – он обошел вокруг, зачем-то собрал ее длинные спутанные волосы, заглянул за уши.

– Не понимаю, – Элли развела руками, показала на свой рот и покачала головой. Этот жест как будто развеселил мужчину. Он потянулся к тесемкам платья и девушка испуганно отступила. Другие женщины зашушукались, с улыбками глядя на нее. Одна из них попыталась положить руку ей на плечо, но от этого скупого проявления заботы Элли испугалась еще сильнее. Мужчина откровенно веселился, манерно подступая к ней.

– Mos lënduar, mos kini frikë, – он гостеприимно распахнул объятия, оттесняя девушку в угол комнаты.

– Не надо. Пожалуйста, – Элли вот-вот готовилась зайтись в истерике; и ее совершенно не волновало, что до этого она черт знает сколько просидела в клетке абсолютно голой. Мужчине надоела эта игра: двумя ловкими движениями он сначала поймал девушку, а затем сдернул платье. Как ни странно Элли тут же успокоилась, видя, что ее тело заинтересовало его в куда меньшей степени, чем других – «куртка» равнодушно оглядел тощие ребра, без всякого интереса сделал круг, потрогал пальцем заживающую рану и отошел.

– Ata në katin e dytë, dhe kjo … – Мужчина еще раз осмотрел Элли и покачал головой, – le të qëndrojnë atje, ai gjen Ormak aplikim.

Женщин увели, Элли позволили одеться и усадили в дальний угол кухни рядом с горящим очагом. Успокоившись, она наконец смогла оглядеться. Помещение было большим и не слишком чистым; в два ряда стояли длинные деревянные столы, на которых несколько человек резали мясо, месили тесто, чистили рыбу; два больших очага развеивали мрак комнаты – в ней не было открытых окон. Кажется, она задремала, и разбудил ее невероятно аппетитный запах жареного мяса и овощей. Элли потянулась, с надеждой глянула в сторону огня, но тут перед ней возник Ормак. Жестом он приказал следовать за ним.

Они вышли в темный коридор, миновали дверь и очутились в огромной зале; стены здесь были обиты темными панелями, украшены гобеленами и картинами; игральные столы, небольшие темные диваны и кресла, огромная люстра с горящими свечами, свисающая с потолка на массивной цепи, небольшие светильники на стенах – здесь даже был мягкий ковер и в целом зал показался Элли вполне уютным. Но напрасно она думала, что они останутся здесь – Ормак не остановился и повел ее дальше, и, спустя несколько минут плутания по узким коридорам, они вошли в небольшую жилую комнатку. Навстречу, из глубокого, удобного кресла, поднялся высокий, словно высохший на солнце, мужчина. Ормак сказал несколько слов и подтолкнул Элли к нему.

– Здравствуйте, – девушка чуть склонила голову. Ее слова не возымели никакого эффекта – все в этом мире не обращали на них внимания. Элли могла ругаться как сапожник – всем было бы наплевать. Ормак закатал рукав ее платья, демонстрируя мужчине рану; тот цокнул языком, долго, с прищуром рассматривал ее, а потом, видимо, назвал такую сумму, что Ормак от негодования едва не подпрыгнул. Мужчина, выслушав речь толстячка, пожал плечами, накинул на плечи плащ и вышел.