Текст книги "Эндшпиль (СИ)"

Автор книги: happynightingale

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

– Ох, что ж, левой рукой ты владеешь не менее хорошо, так и не поняла, что ж ты на себе не попробовал-то, – смущенно пробормотала Рей, когда мужчина все теми же ленивыми движениями стал снимать с неё её тонкую ночнушку. Она тут же ощутила себя уязвимой. Не потому, что была обнажена, а потому, что впервые после того, как родила Тео, кто-то её раздевал. Вчера, в темноте, с задранной юбкой, было проще, а сейчас…

– Ну-ну, ты же знаешь, что прекрасна, – прошептал мужчина, целуя её. Рей никогда не смущали его шрамы, её тонкие пальцы всегда так трепетно их касались, почему же тогда она так оцепенела? Неужели думала, что её тело, подарившее ему сына, тело, на котором его несдержанность оставила след в виде шрама от кесарева, перестанет ему нравиться? Нет, так она нравилась Бену ещё сильнее. – И я очень люблю тебя, Рей.

Ей нравилось, что он чаще начал говорить эти слова. Девушка знала – она столько за них билась, что они никогда не станут банальными или рутинными. Каждый раз – как откровение.

– Докажи, Бен, сейчас… я хочу… чтобы ты любил меня… долго-долго…

*«Прах ты, и в прах возвратишься» (Быт. 3:19) – так говорит священник к Пепельную Среду (День Покаяния), когда проводит обряд посыпания голов пеплом или пеплом рисует знак креста на лбу.

***

Овер. Три недели спустя. Июнь

– Рей, ты выйдешь за меня?!

Один из важнейших вопросов в жизни каждой девушки из уст Бена Соло прозвучал вовсе не вопросом, а, скорее, приказом. Или констатацией факта. Чем угодно, но не робким предложением.

Рей, стоящая почти по пояс в колосьях, поперхнулась воздухом и развернулась. Бен стоял чуть дальше и улыбался. Тео, не ведая важности момента, мирно спал в своей коляске.

– Эм… за что… ой… в смысле… зачем?

Они ошарашенно уставились друг на друга. Бен будто сам не поверил, что спросил или сказал. Рей словно не поняла, что это она за красноречивый ответ дала.

– Ну… – мужчина развел руками.

– Я… слушай, очевидно, что нам нужно пожениться, да. Я понимаю, тебя бесит, что Тео – твой сын – до сих пор, вроде как, юридически не твой сын и…

– Рей, нет, нет, всё не то, – покачал головой мужчина, – что значит, юридически… кто так отвечает и… я давно это планировал, и…

“Кто так отвечает, Бен? А кто так делает предложение, а?” – насмешливо подумала девушка.

– Это? Серьезно? – Рей обвела взглядом поле, в котором они гуляли за Овером. Ошарашенного мужчину. Удивленную себя. Это был его план? Он настолько плохо спланировал? Для полноты картины должен был пойти только дождь, подчеркивая удачность его великого плана. Но это был её мужчина, который не чувствовал моменты, и который был всё так же неловок в быту. Человек, никак не умеющий вписать себя в рамки этой их новой жизни, в которой они жили в маленьком домике, увитом виноградом, и проводили дни за попыткой научиться принимать и познавать друг друга.

Бен замолчал. Смотрел на Рей. Конечно, не это он планировал. Может, он не особо понимал в мирной жизни, но даже он знал, что момент должен выглядеть по-другому. Но это поле… Мужчина шел и вспоминал все картины Винсента ван Гога, нарисованные за Овером. Все поля на полотнах были пусты, и их пустота словно отражала тоску и одиночество больного, истощенного художника. А потом над полем пшеницы на одной картине вдруг появились вороны, и вскоре ван Гог застрелился. От одиночества – как всегда считал Бен, и вдруг не захотел себе такой судьбы. У него была семья. У него был Тео. У него была Рей.

Так отчего он тянул? Ждал момент, когда снова опоздает?

Они все ещё ругались. Скорее даже не ругались, но не сходились во мнениях. Но он, определенно, переставал ощущать себя лишним на этой картине. Его силуэт проступал рядом с Рей и Тео. Всё чётче. С ними Бен Соло обретал себя. И хотел обрести их.

– Я хотел сделать тебе предложение ещё в Вашингтоне. В день, когда тебя арестовали, меня не было рядом, потому что я выбирал тебе кольцо, – он подошел ближе. Рей вздрогнула и моргнула. Бен говорил спокойно, но это их воспоминание об утраченном счастье и времени вдруг стало ещё горше, и тень тех дней словно легла между ними. Вороны всегда кружили над полем пшеницы в ожидании чужой боли. Вороны всегда кружили над Беном Соло. – Я не знал о Тео. Я хотел… нет, я хочу женится не потому, что это очевидно. Просто я хоть что-нибудь хочу сделать правильно. Я достаточно был с тобой противозаконно, – его глаза сверкнули. Он говорил не о каком-то там церковном грехе или молве. Бен намекал на то, что она приняла его вторую, очень опасную личность, и поддерживала. – Я хочу быть с тобой и законно. Давай сделаем это, Рей. Сыграем по правилам. Для себя, не для мира. Чтобы у нас были красивые моменты, ради которых стоит жить. Я пропустил очень много лет своей жизни, но я не хочу пропускать новых этапов, хотя что-то уже не вернуть…

– Бен-Бен, подожди, – Рей коснулась ладонями его щек. Небритый. Он снова летал в Вашингтон, и снова ещё толком в себя не пришёл. Её сильный, немного уставший, но счастливый мужчина, которому хватало храбрости говорить такие непривычные для него вещи. – Не продолжай. Я понимаю. Да-да, конечно, я выйду за тебя, Бен Соло! Ну, да ты это и так знаешь.

– Знаю, и что? Спросить же стоило, – он тут же снова улыбнулся. Наклонился и легко поцеловал её.

– Но… Бен, не раньше, чем ты полностью восстановишь руку. Мне надоело, что ты не особо уделяешь внимание реабилитации. Я не хочу, чтобы ты мне кольцо на палец во время церемонии надеть не смог и… – она вздохнула. План, может, у него был, да с реализацией заладилось не всё, – кольцо купить всё-таки придется.

– Кольцо. Чёрт возьми. Да, конечно. Я куплю тебе кольцо, Рей.

И он купил. Уехал в очередной раз, вернулся и привёз кольцо. С голубым бриллиантом, потому что Рей, как и всё лучшее, вернула в его жизнь этот красивый цвет покоя.

Они поженились в конце сентября. Платье девушка выбрала голубое. В руках держала букет подсолнухов. Кольцо, купленное Беном, было надето мужчиной уверено, рука не дрожала и почти обрела чувствительность.

Их не смущало в тот день ничего. Ни их прошлое. Ни будущее. Ни их разница в возрасте. В опыте. Во взглядах. Они прошли столько трудностей и были готовы идти вперед. Их сын, учащийся сидеть, с любопытством рассматривал непонятную обстановку на руках у няни, которую Бен и Рей наняли, чтобы порой иметь возможность проводить время только друг с другом – после месяцев разлуки и непонимания им было, что навёрстывать.

Они сказали друг другу «да» в Церкви в Овере. Бен Соло, наконец, создал свой шедевр. Он обрел свою семью. Пройдя свой длинный путь, выложенный войной, солдат нашел ту, которая отпустила его грехи и дала такую желанную индульгенцию.

***

Где-то под Энсинитасом (Калифорния). Май. Десять месяцев спустя.

Рей неспешно шла в сторону пляжа, наслаждаясь тенью от горы. Настроение было просто великолепным – её с утра никто не будил, не дёргал, не мешал. Бен даже не спрашивал тихим шепотом «а где у нас молоко хранится?» – видимо, за полгода жизни в новом доме, наконец, запомнил, где оно коварно пряталось от него каждое утро в холодильнике. Проспав до десяти утра, девушка неспешно приняла душ, вытряхнув из головы песок, оставшийся там после их ночной прогулки у океана. Они вот уже шесть месяцев жили на побережье Сан-Диего, а до сих пор так и не перестали терять веру в шикарный пляжный секс, хотя даже имея подстилку, шезлонги, полотенца – они не уставали экспериментировать – все равно заканчивали с одним и тем же результатом: полностью в песке, с ног до головы. И, вроде, уже договорились прекратить попытки, потому что во время оргазма ощущать скрип песка было неприятно, как океан начинал коварно светиться по ночам, вытаскивая их из постели и прямо-таки заставляя любить друг друга при этом неоновом свечении. Перенося их в иной мир.

Рей вышла из душа, заварила себе матэ, и, продолжая наслаждаться тишиной, улыбнулась, окидывая взглядом сад, ведущий к пляжу. Она ни капли не жалела, что пришлось улететь из Овера ближе к концу прошлого года. Работа Бена слишком часто заставляла его летать в Вашингтон, и девушка сама решилась предложить переезд. Видеть мужчину уставшим после многочасового трансатлантического перелета было невыносимо. Рей очень хотелось, чтобы его новая должность приносила Бену удовольствие, ощущение собственного достоинства, а не раздражение, потому в один прекрасный день сказала, что хочет вернуться туда, где всё началось. Бену не стоило больших усилий решить вопрос с её возвращением в страну – теперь она была официального его женой, у него был другой уровень отношений с правительством, и проблемы даже не возникло. Они продали дом на Мадейре, в который Рей не хотела возвращаться – ей было плевать на свежий ремонт в детской и на патио над океаном. Она ненавидела место своих болезненных воспоминаний. И нашли чудный уголок под Энсинитасом. Единственное, что Рей удивило – это насколько она не угадала желание Бена жить подальше от всего мира. Она думала, они поселятся в каком-то уютном домике, увитом зеленью, стойкой к жаре, но Бен настоял, и они приобрели просто-таки огромную территорию, на которой был и домик, и деревья, и свой пляж. Конечно, он мотивировал всё безопасностью. Рей знала – начни она возражать, он бы тут же придумал какую-то отговорку, вроде так правительство считает нужным. Но желание жить вместе с ней в таком уединении было лишь его желанием. В своем счастье Бен Соло ценил приватность. Ему не хотелось соседских посиделок с неловкими вопросами, посторонних людей на пляже, когда он дурачится с сыном, и уж точно неожиданных визитов заблудившихся туристов. Их дом был их крепостью во всех смыслах этого слова. Рей, любящая в выходной гулять на маленьком рынке, не возражала – там шума от туристов и торговцев было предостаточно. Ей общения хватало, когда она летала на все эти конференции Blizzard, на всех её онлайн совещаниях, а когда начинался кранч, то она вообще благодарила Бена за такую грамотную идею спрятаться от всего мира, ведь можно было опустить крышку ноутбука, погрузиться в тишину сада и ни о чем не думать хотя бы пятнадцать минут.

Девушка потянулась и направилась-таки в сторону пляжа, прихватив шляпу. Думала о том, что последние десять месяцев, в контраст прошлому году, были очень необычными. В них было место всему – и счастью, и непониманию, и ссорам, и примирениям. Радовало, что не нашлось места лишь для отчаяния и боли, хотя порой очень хотелось встряхнуть Бена, потому что очень хороший солдат равнялся очень неприспособленному мужу.

Не в плане, что Бен не мог прибить гвоздь в стену. В принципе, она об этом никогда и не просила – им достался отличный дом, без необходимости бить по нему молотком. Но для того, чтобы светлые стены стали их гнездом, а не только крепостью, приходилось стараться.

Сложно было на их первое Рождество, которое они встречали здесь, ещё среди коробок и воя ветра, например, объяснить Бену Соло, что ёлка – это, черт побери, обязательно. Это не «да ладно», это «невероятно важно». Что да, она могла и сама съездить в торговый центр, чтобы выбрать игрушки на эту самую ёлку, но вдвоём это куда интересней, так строятся их семейные традиции. Что да, внешнюю гирлянду на окна и крышу нужно вешать даже когда нет снега, и их дом никто не видит. Все это было Бену настолько непонятно, что Рей утром двадцать третьего декабря просто хотелось задушить его той гирляндой, которую он так и не успел повесить. Задушить не получилось, а вот секс среди мигающих лампочек вышел потрясающим. Рей тогда сидела на полу и проверяла, насколько хорошо они светятся, и бодрый после утренней пробежки Бен вдруг заинтересовался гирляндой настолько, что они за наслаждением друг другом едва так и не позабыли, зачем она вообще была им нужна. И едва к вечеру успели её повесить. Девушка закусила губу, вспоминая. Да, какую-то традицию они таки сотворили. Немного нестандартную, и детям о такой не расскажешь, когда подрастут, но это было по-рождественски сказочно.

Такие сложности, возникающие из непонимания Беном человеческих вещей, встречались довольно часто. Перед первым днём рождения Тео он всё не мог принять, что же Рей так суетится – в конце концов, ну какая разница, будет у малыша торт с базиликом внутри или с грушей. Мужчина тогда, пожав плечами, выдал, что Тео ведь все равно не будет есть торт, а лично ему вообще ни тот, ни другой вариант не нравятся, и, может, ну его, этот торт, лучше «давай выберем какой-то практичный подарок». В такие моменты Рей просто на стену лезла. Она не понимала, как такой внимательный, щедрый и любящий мужчина не мог принять обычные вещи. Но это были её Бен Соло и их история, в которой они все время строили свою семью, прикладывая не меньше усилий, нежели во время пробежки по песку – то есть, больше, чем остальные люди. И, со временем, Рей перестала злиться, эти моменты, эта их разносторонность начинали её тешить и смешить. Она нарочно порой поддразнивала Бена, и ей нравилось видеть растерянность на его лице и слышать этот восхитительный вопрос «зачем»? Зачем делать так? А так? А так? А точно колпак на день рождения Тео нужно надевать на голову? А можно не надевать? А что, правда игрушечный автомат – плохой подарок? А почему? А ты уверена? Рей, зачем это, то, и что такое твое “хюгге”, и зачем нам свечки с ароматом корицы на террасе? Он порой спрашивал не меньше Тео, который находился в восхитительном периоде познания мира, что выражалось в его тыкании пальцем во все подряд и любопытном «а?».

Порой, глядя на их лица, полные удивления, Рей точно могла сказать – да, это точно отец и сын. Оба словно одновременно узнавали эту жизнь.

Бывали у них – к счастью, все реже – и тяжелые моменты. Например, абсолютно ужасный День Благодарения в Овере, когда она чирикала, а мрачный Бен даже не пытался втянуться в атмосферу. В конце концов, терпение Рей закончилось, и ужин мужчина закончил в одиночестве. Злой. Потом, правда, принес ей тыквенный пирог, и они, сидя на своей постели, куда падали крошки, говорили, пытаясь перескочить этот заскок. Бен сказал, что ему сложно веселиться в день, когда его чуть не убили пару лет назад. Неприятно вспоминать тот День Благодарения, когда Рей старалась, а он прилетел с войны. Те воспоминания о своих жестоких приказах до сих пор мучили его, и лишь год спустя, в дождливую ночь, опустившуюся на французскую деревушку, он поведал ей то, чего никому не рассказывал. Признался, что готов был мир взорвать от злости, что, в принципе, и делал. Рей слушала. Кивала. А потом молча заварила чай, перестелила постель и забрала его душу в свои объятия. В ту ночь, полную его боли и сожаления, они не занимались любовью. Сплетаясь телами, они слушали дыхание ночи, которая стучалась в окно. Рей уже мысленно пообещала себе больше никакого Дня Благодарения, когда Бен, неожиданно повернувшись, сказал:

– Единственное, за что я благодарен этому миру – это вы с Тео. Рей, ты спасла мне жизнь.

Говорил он. Плакала она. Потому что была его сердцем. А он был её скалой. Утром они, босые, сидели на своей очаровательной кухоньке, где в углах лежали тени вчерашних признаний, доедали холодную индейку и были спокойны среди букетов красно-коричневых хризантем и золотых тыкв, которые Рей расставила перед праздничным ужином. Девушка задумчиво тогда облизнула пальцы, чем вызвала улыбку Бену. Она знала – таких ночей будет много. Очень много. Но, если после каждой будет рассвет, полный надежды и прощения, однажды гнев Бена, старый, как грехи мира, пройдет. И потихоньку он проходил, хоть порой Рей наталкивалась на его тяжелый взгляд или мрачное молчание.

Девушка, наконец, сошла с тропы воспоминаний на пляж. Улыбнулась. Открыто. Довольно. Как кошка.

Под ярким зонтиком сидел Тео, занятый своими необычайно важными делами. Из воды как раз выходил Бен. Девушка ощутила прилив радости, глядя на высокого мужчину, который, наконец, имел возможность созерцать океан, сколько ему было угодно, и заниматься серфингом, который он, как оказалось, очень любил в юности. Рей подозревала, что Энсинитас мужчина выбрал для проживания именно потому, что это было одно из лучших мест в мире для занятия сёрфингом.

Бен шел, ещё не видя её – все его внимание было поглощено Тео. А Рей наслаждалась тем, как легко, не скованно он движется. С грацией опасного хищника. С тех пор, как они вернулись в Южную Калифорнию, и Бен вернул в свою жизнь пробежки и бокс, последствия инсульта, наконец, полностью ушли. Он не хромал, когда уставал. Речь не заплеталась. А рука немела только в моменты, когда он лежал на пляже, загорая, а Тео засыпал под боком и Бен не шевелился.

Всё было хорошо. Всё было порой слишком хорошо, но ведь они это заслужили.

– Доброе утро, мужчины, – обратила на себя внимание Рей. Бен развернулся и потянулся к ней. Девушка фыркнула – он прижимал её к себе слишком крепко, но был таким мокрым и соленным, что её нагретая солнцем кожа тут же покрылась мурашками. – Бен… я теперь вся мокрая, ну кто так делает?

– Как видишь, я. Снимай свое платье, ты же все равно загорать в нём не будешь, – он улыбался, в его глазах ещё были отблески ночных воспоминаний, потому что, в отличие от неё, Бен обожал заниматься с ней любовью на пляже. Или в воде. Под звездами он говорил, что в такие моменты мир принадлежит ему. Поскольку его миром была Рей, девушка охотно соглашалась. Конечно, да, она принадлежала ему. Со всем этим песком на губах, которые он жадно целовал – счастье быть с ней пока так и не стало рутиной.

Девушка согласно кивнула, сбросила платье, поиграла с Тео и пошла в воду. Бен наблюдал за ней. Его сердце всегда замирало, когда он видел, с какой смелостью девочка, боящаяся воды, ныряла с головой в лазурную воду. Она в такие секунды лишний раз напоминала, за что он влюбился по уши. В их любовь она так же смело нырнула и, едва не утонув, вытащила обоих к этому счастью.

Его русалка. Легендарное создание, которое ему повезло встретить.

Будучи любимой им, Рей больше не боялась воды. Она вообще больше ничего не боялась. Она храбро родила ему сына. Мужественно приняла его. Бен видел, как она была хороша, когда превращалась в непобедимого хакера, и когда онлайн выступала на DEF CON – тогда это было даже забавно. Она сидела под каким-то деревом в Овере и рассказывала о правилах безопасности при взломе правительственных сайтов. В тот день она была сияющим Старкиллером, пользуясь тем, что между ФБР и хакерами на период хакерской конференции всегда существовала договоренность – никаких арестов*. Тот DEF CON Кайло Рен пропустил, позволив Рей быть на первом плане. Она к этому шла долго – к признанию, и ему было приятно наблюдать, как в те пару дней по-особому опасно сияли её глаза.

Рей плавала. Мужчина сел на песок рядом с Тео. Порой Бен ощущал удивление от простых вещей – мирная жизнь поражала его, но он ценил все простые, порой непонятные моменты сильнее многих. Ценил и копил их, словно где-то в глубине души переживая, что все может закончиться, хотя это было не так. Всё же было хорошо. Ну, кроме той дико непонятной просьбы Рей опутать красивое старинное дерево у дома огоньками. Он думал, что справился с распутыванием и запутыванием гирлянд на Рождество, ан нет, оказывается, ближе к лету это тоже нужно было сделать! Девушка говорила, что так будет уютней в саду летними вечерами. Бену было уютней в саду, когда она была рядом. Сидела в своем плетеном кресле, подобрав ноги и укутав плечи в плед, пила чай или вино и что-то рассказывала. А ей нужны были лампочки. При чем определенные, которые он искал во время последней командировки по всему Вашингтону, высылая ей фото, и почти всякий раз получая ответ “нет, Бен, не то”. В результате, лампочки – по мнению Бена, самые заурядные – нашлись через интернет, а вот время на их развешивание – пока нет. Точнее, время-то было, но Бен ждал мотивацию со строны своей пылкой жены. Зимой она очень умело заинтересовала его, почему не повторить сейчас?

Но, даже не взирая на такие странные моменты своей жизни, мир был у их ног, как в те ночи, когда они любили друг друга на полу в Вашингтоне, и город подмигивал им. Он больше не убивал, не пытал. Консультировал. Помогал в сложных ситуациях. Летал на конференции по вопросам мира как доверенное лицо. Принимал личину Кайло Рена и всячески избегал острых углов. Ощущал себя на своем месте, но все равно, порой… порой, ему было сложно подойти к Рей.

Бывали моменты, когда она с Тео где-то ждали его, и Бен видел, как на них обоих смотрят люди. На его семью. Смотрели, как на красивую картину – на очаровательную молодую женщину с веселым ребенком. И в такие моменты было сложно заставить ноги двигаться, потому что ему казалось – сейчас он подойдет и всё испортит. Ощущал на контрасте себя чудовищем с тёмной душой. Но вот Рей находила его глазами, и он шел на её улыбку, позабыв о сомнениях. Но тьма все ещё жила в нем.

И это было логично.

Просто её стало меньше. Как боли. Как вины. Порой, проснувшись, Бену казалось, что он всё ещё застрял в той камере в Абу-Грейбе, и, наконец, кто-то пришёл за ним, чтобы исцелить. Кто-то собрал его душу по кусочкам. Рей вернула ему и “Звездную Ночь”, и “Подсолнухи”, и всё то, что из него выбивали пытками. Вернула и дала больше. Он больше не мыслил картинами, лучшими полотнами ван Гога стала его жизнь. Подсолнухи теперь ассоциировались с цветами во время их венчания в Церкви в Овере. Звездная ночь стала моментом их познания друг друга на краю океана, а Тео был словно ветка миндаля, потому что тот в Провансе цвел тоже в конце января, в день рождения их сына. И пускай в его особых моментах всегда были тени, вороны, красные краски – он все равно был счастлив. Счастлив в каждом моменте.

Рей вышла из воды, села так, чтобы ему было удобно её обнимать, и напомнила, что Люк должен приехать сегодня вечером. Бен вздохнул. Вот эта часть его жизни была пока непонятной абсолютно. Рей простила своего учителя и пыталась сделать так, чтобы и Бен простил. Научился. Наверное, ей казалось, если он сделает однажды этот шаг, то и себя полностью сможет принимать как-то проще и легче.

Возможно, она была права. Потому Бен никогда не фыркал, когда Люк приезжал. Не ощущал особой радости, однако не возражал.

– Ты просто так напоминаешь, или это намек, что я должен пойти и что-то купить? – убирая её влажные волосы с шеи, спросил Бен. Вот с этим он тоже пока не мог разобраться. Зачем Рей ему порой напоминала об очевидном? Что она хотела? Порой это было просто так, порой она потом обижалась, что он не уловил какой-то намек.

– Бен, мы всё купили ещё вчера. Все хорошо. Сделаю сангрию и сёмгу с клубникой и дор блю, – она откинула голову ему на плечо. Его губы касались шеи. Не игриво. Просто касались. Было хорошо.

Бен Соло, бесстрашный бывший директор отдела Национальной Безопасности, неожиданно понял, что, кажется, пора набраться храбрости и сказать Рей довольно неприятную правду, которая влияла на их совместную жизнь.

– Милая.

– Мммм?

– Я терпеть не могу сёмгу с клубникой, – боже, он, наконец, это выговорил. Конечно, Рей будет жутко неприятно, тем не менее, однажды ему нужно было признаться.

Девушка нахмурилась. Он это ощутил. Он всегда ощущал, когда она хмурилась. Отстранилась и повернулась к нему лицом.

– Да ладно?

– Ну да.

– А раньше ты сказать не мог? Видишь ли, Бен Соло, лучший в мире профайлер, я тоже терпеть не могу эту сёмгу с клубникой, но ты её всегда так хвалил, что я готовила её ради тебя.

Они посмотрели друг на друга.

У Рей был обгоревший нос.

У Бена такой ровный загар от занятия серфингом, что шрам было почти не видно.

Они прошли сквозь опасности, но до сих пор порой не научились говорить друг другу неприятные вещи.

Одновременно они расхохотались.

В этом своем соленом раю они были счастливы, будто были прекрасными штрихами на “Морском пейзаже у Сент-Мари-де-ла-Мер” Винсента ван Гога. Теми тремя лодками с белыми парусами, которые шли по морю под безоблачным небом.

*данное правило действительно существует. Не знаю, как так, но да, это реальная договоренность.