Текст книги "Эндшпиль (СИ)"

Автор книги: happynightingale

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 29 страниц)

Директор ФБР кивнул. Ждать проявления эмоций от Бена Соло не приходилось, хоть его мотивы и были налицо. Вздохнул. Ну, хоть в Сирию он полетит.

Бен же, дойдя до кабинета и расположившись в кресле, с минуту сидел и смотрел вокруг себя. Бумаги, бумаги, бумаги. Допросы. Фотографии террористов. Множество государственных тайн. Где-то здесь, среди секретов и политики, лежал, погребенный под расширенной версией доклада Роберта Мюллера о возможном вмешательстве России в американские выборы 2016 года, который Минюст США должен был опубликовать уже совсем скоро, небольшой эмалированный значок. Бен не потерял сердце Рей в Ираке, когда падали бомбы. Он привез его сюда и оставил на столе, чтобы порой вертеть его в руках с улыбкой, как католики перебирали бусины розария.

Бен стал копаться в бумагах. Об отчете решил думать завтра. Он был уверен, что эта кипа во много страниц – ни черта не расширенная версия, а просто игры. Расширенную версию должны найти рыцари Рен. Это будет их отвлекающим манёвром от Старкиллера. Минюст сделает свою публикацию девятнадцатого июня, а Кайло сбросит бомбу двадцатого и никому не будет дела до одноразового шантажиста.

Все будут жаждать его крови. Натравить на себя две сверхдержавы было весьма рискованно, но в США был Кардо, а в России тылы прикрывал Викрул, потому шанс влететь был очень мизерным, почти призрачным. Это не с израильской киберразведкой играть в порядки – те, действительно, могли быть очень круты, и однажды Кайло едва не попался.

Мужчина нашел значок Рей. Покрутил в руках. Чёткие линии – как его жизнь, Звездная ночь – как мечта, в которую хотелось провалиться. Бен невесело усмехнулся. Помнил, что когда люди молились с розарием в руках, то должны были думать о тайнах***, и пятница была днем памяти о скорби. Но думалось Бену совсем не о терновом венце, а о девушке, которая вложила ему в руки эмаль и сделала из неё его персональный крест.

Потому что прощаться с Рей Бену не хотелось. Впервые с момента, когда он подал идею прокурору о переводе ценного кадра в Токио, мужчина позволил себе остановиться и задуматься. Ощутить пустоту. Он знал, что будет скучать по ней. Знал, что если всё сложится как нужно, то поступит правильно. Знал, что не подарит Рей взаимность, но вот новую жизнь в стране, где очень красиво и размеренно, подарить сумеет. А вместе с этой новой жизнью и шанс забыть его. Она ведь ещё так юна, на её пути будут ещё и нормальные мужчины. У которых нет запретов, ограничений. Она ещё получит любовь, которая будет радостью, а не испытанием.

На деле Бен знал ещё и то, что, наверное, так, как он, прочувствовать дар её любви, на самом деле, не сможет никто. Лишь люди, которые никогда не были любимыми, ощущают по-особому остро эти первые в их жизни «люблю тебя». Но, главное, чтобы оценили её, а не глубину подарка. Оценили, заботились, любили. Она того стоила. Её глаза того стоили. Её красивая душа заслужила всё самое светлое, что мог ей подарить мужчина.

Другой мужчина.

Не он.

У него было много незавершенных дел.

Бен отложил значок и приступил к работе. Подумал о том, что Рей ошиблась. Её «я люблю тебя» никогда не будут ни анестезией, ни индульгенцией. Эти слова всегда будут его виной. Упрёком. И горечью о том, что не сбылось.

Занявшись подбором кадров для Сирии, мужчина ощутил желание напиться, чего не делал давно. Просто залить пустоту алкоголем, чтобы меньше думалось.

Бену Соло было не впервой принимать решения, которые ему не нравились, но именно это далось с огромным трудом.

*Джейш Магавир Ас-Саура или Армия коммандос революции – военная группировка в Сирии созданная при поддержке США, Великобритании и Иордании. Цели группировки остались прежними: противостояние правительственным войскам. Самая влиятельная и могущественная группировка в Эт-Танфе. Некоторые СМИ полагают, что «Джейш Магавир Ас-Саура», в отличие от НСА, выполняет функции подразделения специального назначения США в Сирии.

** Закон Вагнера – Национальный Закон о трудовых отношениях.

*** имеются в виду не личные секреты, а религиозные тайны, которые соответствуют различным евангельским традициям. Всего существует четыре вида тайн: скорбные, радостные, славные и светлые. Каждый вид включает в себя по 5 тайн, таким образом, один круг Розария позволяет размышлять об одном виде тайн. Читаются эти тайны в разные дни недели. Например, радостные – в понедельник и четверг, и так далее.

***

По пятницам Рей, как и многие агенты ФБР, заходила в Hard Rock Cafe, расположенное в минуте ходьбы от здания Гувера. Она это делала не потому, что однажды Бен сказал, что ему нравится эта сеть, и он любит там порой завтракать в выходной день. Просто после вечерней тренировки по боксу всегда хотелось пить, хоть и нельзя было, а уставшие ноги далеко идти не могли.

Неспешно направляясь на звуки рока и запах гриля, Рей думала о том, что бокс стал её спасением. Да, тело ещё очень уставало. Забитые руки дрожали, хондропротекторы и мази от растяжений стали друзьями девушки, но мысли этот агрессивный спорт выбивал и очищал до прозрачности, до скрипа. Особенно сейчас, когда Бен не тренировал её, хоть всякий раз, когда она невольно морщилась, спрашивал, как её успехи, и неизменно хмыкал, когда она говорила, что все ещё не Рой Джонс.

В кафе было шумно, как и положено в пятничный вечер, но ещё и божественно прохладно. Рей стала искать столик под кондиционером, когда замерла. За барной стойкой, склонив голову, сидел Бен. Он не разговаривал по телефону, ничего не читал. Просто пил, задумчиво рассматривая стену. Выглядел, как типичный менеджер, который перед тем, как отправиться домой, праздновал окончание трудовой недели.

Но у типичных менеджеров не бывало шрама через всё лицо.

А у Бена не бывало окончания трудовой недели. По пятницам, после тренировок, когда Рей поднималась на свой этаж, чтобы забрать какие-то забытые вещи, она всегда видела, что в его кабинете горит свет. У него не было графика, потому и не было понятия «вечер пятницы».

Так что он тут делал? Очевидный ответ в виде «пил» был банальным. Он то ли не любил, то ли не имел права ходить в настолько людные места. Или половина посетителей была его охранной, как в хорошем боевике?

Девушка поправила лямку рюкзака, которая впилась в плечо. Её положение было весьма щекотливым. В кафе она успела заметить минимум шесть человек, которых знала лично. Здесь ведь было негласное место сбора агентов ФБР, желающих передохнуть или развлечься.

Все это было ясно.

Неочевидным было лишь то, что ей делать, ведь Рей знала, слышала, какие гадкие, мерзкие сплетни ходили о ней и о Бене. Сплетни, которые задевали. Порой она слышала нарочно громко брошенные резкости в свой адрес, но не реагировала до момента, пока не оказывалась тет-а-тет с собой. Ей было больно не потому, что люди говорили о них, а потому, что часть правды в их словах была. Да, она любила Бена, но по сути… по сути, и правда, раздвигала ноги по первому зову мужчины, который ею не дорожил. Конечно, она отдавала себя по любви, не получая взамен ничего… почти ничего, если не считать того, как Бен взял своё после того случая с Чикаго. До момента, пока она не ошиблась, Рей не слушала и не слышала никого, но когда мужчина взял её у себя на столе, а она ничего не возразила… после она стала уязвимей.

Её любовь была безответной, но это не болело. Болело то, что её любовь испачкали, а ведь она никому не могла причинить вреда. Это чувство было таким нежным, красивым, светлым. Почему все хотели его растоптать гадкими словами? Только потому, что выбор её сердца пал на человека, которого любить не стоило?

Так как раз наоборот. Из всех, кого Рей знала, только Бен и стоил любви, хоть сам настолько верил в свой образ, что не понимал этого. Почему ей нельзя было любить мужчину, который был красив, умен и силен духом? Того, кто за шестнадцать дней вернул стабильность в страну, которая заполыхала? Почему всем, включая Бена, этот её невольный выбор стал поперек горла?

Рей не считала себя шлюхой, хоть и очень презирала себя за тот последний секс с Беном. И его немного презирала за то, что он воспользовался ею. Но она не падала до этого низкого слова, старалась не упасть, выбивая пальцы на боксе, чтобы стать сильнее. Она не была шлюхой, мученицей, прокаженной или свихнувшейся.

Она была влюблена. И это было нормально. Как было нормальным и то, что, не получив взаимности от Бена, она не смогла в секунду взять и выключить свои чувства, раз они были не нужны. Её хватало на то, чтобы не навязываться, но взять и вычеркнуть она ещё была не в силах. Юность не позволяла. Потому просто жила и радовалась тем моментам, когда они были вдвоем.

Но сейчас… сейчас здесь было так много взглядов, и подойти к Бену, который не пойми в каком настроении, было не то же самое, что зайти в его кабинет и оградиться ото всех дверью. Для такого шага ей нужна была смелость.

Неожиданно Бен, достающий зажигалку, повернул голову. Заметив девушку, он, ни капли, кажется, не удивленный, махнул ей, приглашая подсесть рядом. Рей облегченно выдохнула. Радовалась она такому развитию или нет – девушка не знала, но определённо было приятно не разрываться самой между подойти или не подойти.

Пока девушка дошла под прицелом взглядов до барной стойки, на той уже стоял коктейль, а сам Бен наклонился и поцеловал её в щеку. Не интимно. Не нежно. Очень мимолетно. Но для него и такое поведение было несвойственным. За эту долю секунды Рей уловила тонко вплетенный, но едва ощутимый запах алкоголя, а это значило, что он здесь просто отдыхал, а не напивался, как могло показаться.

– Не ожидал тебя здесь увидеть.

– У меня бокс по пятницам, – быстро пояснила Рей, немного склонив голову. Напиток в бокале был насыщенного, горячего цвета. Под стать раскаленному лету. Усмехнулась. – А ты здесь потому что задолжал мне Негрони?

Их взгляды встретились. И, хоть глаза Бена ничего не выражали, Рей поняла – он, наконец, узнал, почему в тот день она звала его в бар. Знал, что в вечер, когда был особо резок и нетерпим, у неё был день рождения. И, наверняка, вспомнил, что именно в тот день она робко спросила, чувствует ли он хоть что-то к ней.

Бен тогда отшутился, сказав, что когда она отлично работает, то бесценна для него. Звучало лучше, чем нет. Мягче. Хоть суть и не изменилась.

– Просто устал, – пожал плечами мужчина, – очень сильно устал, Рей.

Его голос звучал как обычно, но девушка посмотрела на Бена чуть ли не с ужасом. Первый раз Бен говорил ей, что устал. Обычно всегда угрюмо молчал или курил, втупившись в стену, а сейчас, видимо, совсем силы закончились. Рей знала, в чём причина. О том, что он улетает в Сирию, уже в понедельник ей проболтался По. Как только в США вернулся относительный мир, Бен Соло вместо благодарности получил новую путёвку на войну.

Неудивительно, что ему не хотелось заводить отношения. Удивительно, как ему вообще порой дышалось.

– Не думала, что ты знаешь такие слова, – отпив свой коктейль, призналась девушка. Поморщилась. Негрони был крепковат для неё. Она даже не знала, почему в свой день рождения назвала этот коктейль. Видимо, потому что «Секс на пляже» звучал слишком ассоциативно, а сангрия – слишком по-женски.

Сам Бен пил, вроде, сухой джин, из которого выглядывала веточка розмарина и цедра какого-то цитрусового.

– Я знаю много слов. Например, ужин. Что ты будешь? Ты же не пить сюда пришла, я так думаю. Ну и обычно после Негрони есть хочется зверски, хотя не думаю, что твой тренер по боксу одобрил бы всё это. Тебе какое меню – обычное или детское? – невинно поинтересовался Бен.

– Вообще, в детском салат вкуснее, но я не буду падать в грязь лицом и закажу лосось. Ладно-ладно, и карамельное мороженое из детского меню? Доволен?

Бен неожиданно рассмеялся. Подумал, что пришел за тем, чтобы напиться, а между тем попал на ужин с лучшей из возможных компаний.

Пока они ждали еду, а после ели, между ними всё время текла беседа. Непринужденная. Веселая. Живая. Рей много смеялась, и, кажется, её не смущали чужие взгляды. Удивленные и немного враждебные. Ей было комфортно с ним сейчас, на глазах у всего мира. Она не задумывалась перед тем, как взмахнуть рукой или коснуться его плеча – все у неё было естественно. Она сидела перед ним смелая, вскинув голову и щуря глаза, покуда дым от его сигареты немного щипал. Сияла так сильно, что сплетни не могли её коснуться. Да и их совместный ужин, который в понедельник станет темой номер один за утренним кофе, снимал с неё позорное клеймо хотя бы потому, что Бен Соло ни с кем по вечерам не распивал коктейли за веселой беседой. Пускай он её отпускал, но хотел, чтобы о ней говорили не как о подстилке, а как о девушке, которая была с Монстром на равных.

Она была такой яркой, удивительной, утонченной и дерзкой, как тот коктейль, который пила морщась и нарушая правила. Негрони нужно было выпить быстрее, чем растает лёд, но Рей об этом не знала.

За весь ужин Бен не сводил с Рей взгляда. Все жесты знакомы. Упивался ими. У него не болело от мысли, что придется расстаться, потому что он ни на секунду не верил, что они могут быть вместе, но что-то щемяще-горькое ощутил. К нему никто так не врывался в кабинет. Никто не сидел на столе. Ему никто не говорил, что любит его. Никто так задорно не смеялся. Она не прятала глаза в тарелку. Наслаждалась каждой минутой.

«А я ведь тоже люблю тебя, Рей», – неожиданно подумал мужчина, и, немного наклонив голову, стал примерять это слово к девушке. Примерял к ней свою любовь. Она ей не шла. Нет. Никак не шла. Темные тона его жизни определенно не гармонировали с этими её блестками, значками и любовью к желтому.

Его любовь бы никому не подошла, потому что он не знал, как ею пользоваться. Хотя, если бы у него не отобрали тот отпуск, то точно бы махнув на всё рукой утащил её куда-то подальше с собой. Туда, где океан бы подбирался к бунгало. К тем красивым местам, где он бывал по работе. Там, где он бы мог позволить себе с ней попрощаться и побыть…кем-то другим. Возможно, тем Беном, который потерялся давным-давно. Который умер в Абу-Грейбе.

– Бен, ау? Ты здесь?

Он усмехнулся. Мечтал он редко, и всегда удивлялся, что не разучился.

– Рей. А если бы я мог сделать что-то для тебя, что бы ты попросила?

Девушка удивилась ещё больше.

– Ну… я бы могла попросить о чем угодно?

– Да.

– Я бы в парке погулять хотела.

– Всего лишь? – она могла бы попросить о чем угодно, а попросила такую мелочь. Но на деле Бен понимал, что это значит. Конечно, ей бы хотелось просто прогуляться. Это было не «всего лишь». Она была юна, романтична. Хотела, чтобы с ней не только втихую трахались в кабинете, но и чего-то настоящего. Вроде прикосновения травы к босым ногам. Она хотела того, что Бен упустил из-за войны и шпионажа.

– Это не мало, – возразила Рей. – Было бы классно.

– Так пойдем?

– Ты бы погулял со мной в парке? Вот так, запросто? Бен, ты что, болен раком и завтра умираешь? Или просто хочешь…? – Она запнулась, покраснела. Бен вздохнул. Ну да, прошлый его порыв закончился ужасным сексом на пляже.

– Просто хочу отдохнуть. Я же сказал, что устал. Побудь со мной сегодня. Я не обижу тебя. – Неожиданно добавил Бен. Очень тихо. – Обещаю.

Девушка с минуту молчала. Не могла понять, в чем дело. Она приняла мысль, что никто для него. Приучила себя к этому. Сломала в себе гордость, чтобы не мечтать так сильно. А сейчас этот мужчина разворачивал свое поведение на сто восемьдесят градусов.

Рей кивнула. Ела мороженое.

Бен покрутил в руках свой третий за вечер стакан. В одну секунду он почувствовал себя так, будто время замирает. Он слышал шум бара, набитого людьми. Ощущал вкус сухого джина с горькой цедрой грейпфрута и освежающей ноткой розмарина. Слышал, как Рей говорит, что мороженое такое холодное, что немеет язык.

Допил свой джин, и, абсолютно отдавая себе отчет, что делает, наклонился к девушке. Обхватил ладонями её лицо и затянуто, страстно поцеловал. Так сильно, что даже мурашки побежали по уставшему телу. Контраст горечи алкоголя и сладковатого холода мороженого страшно прошибал, как ток.

Поцелуй со вкусом прощания, сухого джина и замёрзшей карамели. Поцелуй девушки, которая одарила его любовью. Поцелуй в месте, где всё оглушающе шумело, и где было жарко от напряжения между их телами.

У Рей в крови все ещё было полно эндорфинов после спорта, у него – только мысль о том, что к моменту, когда он вернется назад, в мирную жизнь, девушки уже не будет.

Ничего не будет его же стараниями. Ничего, кроме этого шикарного поцелуя, доказывающего в первую очередь ему, что он – человек. Человек, который был влюблен, и на остальное было плевать.

Когда он отстранился, Рей не сказала ничего. Улыбнулась и покачала головой. Бен расплатился, и они вышли. В полнейшей тишине, будто их поцелуй заглушил музыку.

– Это было опрометчиво, – заметила Рей, когда они вышли на улицу, и, не сговариваясь, повернули в сторону Национальной Аллеи.

– Я никогда не поступаю опрометчиво и не иду на поводу у своих желаний, – протянув ей руку, заметил Бен. Когда пальцы Рей переплелись с его, он немного засомневался в своих словах, но это сомнение не касалось поцелуя. Просто, когда он последний раз гулял пешком, один на один с реальностью, ему прострелили сердце. Хотя, сейчас, наверное, глупо было волноваться по такому пустяку, так как в эту минуту его сердце ровно, сильно и ритмично билось в ладонях девушки, которая об этом и не подозревала, а уж её-то он прикрыть точно сможет.

– Хотел защитить меня от сплетен? – усмехнулась девушка. Опустила глаза. Подумала о том, что под свой строгий, консервативный стиль Бен почти всегда подбирал максимально простые оксфорды, и сейчас очередное творение Salvatore Ferragamo, или что он там предпочитал, очень контрастировало с её салатовыми Air Force 1, как и вся она контрастировала с высоким, замкнутым мужчиной. Но при этом Рей знала, что сейчас, держась за руки, связанные жарким поцелуем, они вдвоем были гармоничны, как несочетаемые краски на полотнах Ван Гога, которые в результате образовывали шедевр.

– Хотел придать тебе значимость. В этом эмансипированном мире, Рей, сексизм никогда не умрет. Женщины могут быть умными, как мужчины. Даже умнее. Талантливыми. Могут занимать руководящие должности. Но всегда, если девушка спит с мужчиной, который не имеет к ней чувств, она становится объектом насмешек. Даже очень чистая и искренняя девушка… Но если показать всем, что мужчина тоже от неё без ума, то из просто шлюхи она станет кем-то невероятно особенным. Той, кто может приручить Монстра. Подмени одно условие в уравнении, и ты получишь другой результат. Но всегда нужно помнить, что особенная – не значит счастливая, и не значит в безопасности. Особенная девушка… особенная мишень.

Рей слушала внимательней, крепче сжимая Бена за руку, а он бы сегодня ни за что не отпустил эту ладонь. Он знал, что ведет себя эгоистично, но ему так хотелось побыть с ней напоследок хоть немного. Побыть, как нормальному человеку. Ощущая её тепло, он думал о том, как же скоро наступит понедельник, и как же мало у него времени, чтобы обхватить такое глобальное чувство и заполнить пропасть лет в пятнадцать. Как же быстро улетает время, когда наступает момент прощаться, хоть Рей ещё ни о чем не догадывалась. Бен был уверен, что она принимает их прогулку за небольшую слабость человека, которому в понедельник снова на войну, не зная о том, что сейчас стояла максимально близко к концу этих несостоявшихся отношений.

– Человек состоит из борьбы и в ней находит себя, Бен, – пожала плечами девушка. Она приняла его слова не за признание, а за объяснение его поведения. – Но ты своим упрямством не разрешил мне даже побороться против обстоятельств и доказать, что я могла быть союзником, а не мишенью. Ты говоришь, что у меня золотая голова, что я – сильная, но при этом все тоже сводишь к хрупкости моего тела.

Они шли вдоль Национальной Аллеи в сторону монумента Линкольна. Затерянные среди туристов, они ловили прохладный воздух, дующий от Потомака, как благословение. Рей щебетала. Сияла. Но не впадала в глупость и не просила его гулять с ней босиком по траве, или о каких-то романтичных глупостях. Ей нравилось просто быть в его компании. Ощущать его руку в своей. Видеть мимолетную улыбку.

Но она все время ощущала в Бене какую-то грусть. И это точно была не игра воображения, обогащенного двумя Негрони. Его привычная немногословность сегодня была по-особенному задумчивой.

– Бен… ты как? – Тихо спросила девушка, когда они остановились, чтобы пропустить экскурсию. – Если тебе не нравится…

– Мне все нравится, Рей, – резче, чем нужно, ответил мужчина. Вздохнул. Конечно, ему нравилось гулять с ней здесь, по местам, где он бегал каждое утро. Все нравилось. Все было слишком хорошо. За такой вечер, наполненный тихой радостью, не жаль было и прожить свою непростую жизнь. Жаль было только, что всё заканчивалось. – Мне жаль, что я забыл о твоём дне рождения, – неожиданно добавил Бен.

– Я думаю, что такие вещи не имеют значения. Ты ведь и свой-то, наверное, не празднуешь, да? – невесело улыбнулась девушка. Представить Бена Соло с бумажным колпаком на голове, задувающим много свечей, было сложно даже с её фантазией. Потому что тогда ему бы пришлось улыбаться, а он этого никогда не делал. – Хоть помнишь, когда он?

– Конечно. Как у Ван Гога. Тридцать первого марта.

Девушка едва не споткнулась от той уверенности, с которой говорил Бен. Потом остановилась.

– Ваг Гог родился тридцатого, – с минуту помолчала, а потом все же добавила. – Ты, кстати, тоже.

– Это неважно. Когда я был шпионом, то, в зависимости от миссии, у меня день рождения мог быть раз пять за год. Не сложно запутаться, когда у тебя много имен и судеб. Но, правда, это неважно, ведь ты права – я не праздную. Вообще, праздники – это не моё. Обычно в них столько напряженного ожидания чего-то плохого. Террористы всегда выбирают лучшие дни для своих деяний. Теракт на рождественской ярмарке в Берлине в 2016. Тот случай в Ницце на День Взятия Бастилии в 2016. Взрыв бомбы на Олимпийских играх в Атланте в 96.

Рей ничего не ответила. Знала, что сейчас Бен был скорее субъективен, нежели говорил глобально. Его лицо изуродовала бомба, брошенная в день Независимости, а ещё в него вроде как стреляли в День Благодарения. Что ж, наверное, он правда не любил праздники.

– Между прочим, Линкольн – мой любимый президент, – сказала Рей, пока они подходили к мемориалу, а Бен как-то сильно погрузился в свои мысли. – Он отлично хакнул всю нацию, закостеневшую в своих идеалах. До сих пор не понимаю, как ему это удалось.

– Может, секрет в том, что каждый хочет, чтобы его взломали?

– Даже ты? Вряд ли это возможно.

– Я удивляюсь тебе. Твой первородный грех уже настолько слился с тобой, стал привычкой и инстинктом, что ты ничего не замечаешь, – заметил Бен, когда они остановились невдалеке от мемориала Линкольна. Он положил руку на плечо Рей и немного притянул её к себе. – Первородных грех – это желание хакнуть этот мир, не жить в утопии, а ломать, крушить, доходить до истины. Он в ком-то едва тлеет, но в таких как Линкольн, Че Гевара или… ты… очень ярко горит, и мир прогибается под них.

– По твоей теории, Ева была первым хакером, – прижавшись щекой к его торсу заметила Рей.

– Скорее, Люцифер. А потом он дал вкусить Еве плод с древа познания, и непокорность вскружила ей голову, а семена с того плода рассыпались по всей истории, и одно проросло в тебе. Ты ломаешь все на уровне рефлекса – в этом твоя сила, дар. Порой, ты заходишь на сайты и не думаешь. Просто идешь, как человек, автоматически прикладывающий бейдж, чтобы войти в офис. Ты хакер не по уму, а по натуре, и ты даже не заметила, как взламывала все мои коды доступа почти с первой встречи, хоть я никогда не был из тех, кто хотел быть взломанным. Антивирусы и прочие системы, данные мне на войне, должны были защищать надёжно, но всё это работало до появления кого-то особенного. Забавно, что ты настолько верила мне, что даже не пыталась остановиться и оглянуться. В этом твое невероятное очарование, в том, что ты даже не осознаешь свою силу.

Бен говорил о своих чувствах и знал, что поступает, как последний ублюдок. Он хотел выбросить Рей за пределы своей жизни, и в конце сплоховал, раскрываясь, проваливая миссию. Давая ей надежду перед самым взрывом, но… иногда ему хотелось взять от ситуации больше, чем можно. Возможно, такое знание, наоборот, даст Рей ещё больше уверенности. Если ты взломала Монстра – то поставишь на колени всех.

Девушка отстранилась. Вскинула голову. Хотела что-то сказать, но тут телефон Бена зазвонил, он посмотрел на экран и помрачнел. Вот и закончилось их прощание. Раньше, чем он ожидал. Намного раньше. Хоть непредсказуемость его графика уже стала привычной, в этот раз Бену не хотелось отвечать.

– Рей, прости. Кажется, наша прогулка закончена.

«А вместе с ней – и вся наша странная история».

Рей не стала спорить – она же не знала, что это навсегда. Пожала плечами, как бы смиряясь с фактом. Прикусила губу, видимо, чтобы поймать какие-то слова, и смотрела на Бена, ещё до конца не осознав тех слов о первородном грехе, смысл которых сводился к “ты тоже мне небезралична, я твойтвойтвой.”

Нет, она просто смотрела на мужчину, расстеряно улыбаясь, а он – на неё. По его мнению, прощание вышло слишком быстрым. Бен ощутил себя так, будто не надышался, но Минюст очень хотел прямо сегодня обсудить тот злосчастный отчёт и знать мнение Бена, чего ждать их стране, которая только немного успокоилась.

Наклоняясь, чтобы поцеловать Рей, скорее всего, в последний раз, мужчина подумал, что его мнение об отчёте можно было вложить в одно слово “чушь”, но за него это скажет Кайло Рен, а Бен Соло будет сидеть сейчас на онлайн конференции в своей квартире и давать ничего не значащие советы, думая только о девушке, которую так и не понял, как удержать.

Дорогие читатели,

мы вернулись.

вы уже заметили, что мы изменили график? Увы, да, мы оттягивали этот момент, как могли, но пришлось. Офис, запуск проекта, желание выпить лишний бокал вина в воскресенье. Все это повлияло на сроки выхода глав.

Если вас вдруг зацепил момент, что супершпион Бен мог забыть о дне рождении Рей, то это просто логичная деталь образа человека, не сосредоточенного на человеческих моментах. Информация, которая не настолько важна, чтобы её не отсеять. Надеюсь, вы уловили смысл его зацикленности на фактах иного рода.

по классике жанра мы оборвали на самом интересном месте и не ясно успеет ли Рей сказать что-то на прощание или скажет ли вообще хоть слово и так далее:)

Всем хорошего старта недели. Мы любим вас.

========== Глава 14 ==========

Позиция «Трапецоид» характеризуется тем, что король слабейшей стороны и ладья соприкасаются по горизонтали.

Рей довольно часто снилось, как она тонет. Вода смыкалась у неё над головой, легкие горели, а тело тяжелело, не давая возможность сделать рывок вверх, к жизни. Она медленно опускалась на дно, захлёбываясь от отчаяния и бессилия.

Закашлявшись, девушка проснулась. Лежала, вздрагивая и жадно хватая ртом воздух. Кошмар всегда был настолько реалистичным, что девушка часто, очнувшись, ощущала во рту вкус соли.

«Всё в порядке, в порядке, в порядке, ты в порядке…» – как мантру бормотала она про себя, стирая со щек слезы. Солёные, как море, в котором она тонула.

– Рей, ты в порядке? – голос Бена прозвучал сонно, но сам он среагировал моментально. Проснулся и, приподнявшись на локтях, заглянул девушке в лицо. Её слезы сверкали, как роса. – Дурной сон, да? Ничего, это пройдет. Иди ко мне. Все хорошо. Засыпай.

Мужчина поцеловал Рей в висок, крепче прижал к себе, ощущая, как она расслабляется. Ей было хорошо, уютно. Его голос, звучащий немного хрипло ото сна, сладко убаюкивал. Она была в безопасности.

– И часто тебе снится, что ты тонешь?

Рей не стала спрашивать, как он понял. Просто покачала головой, как бы говоря «да, часто». Осколки детских травм оставались в неокрепших душах и росли, разрастались, пуская корни вместе с ними. Но сейчас было не время об этом думать. Сильные руки бережно прижимали её к себе, спиной она ощущала, как успокаивающе-ровно бьётся сердце Бена, и под этот равномерный ритм она засыпала. Возможно потому, что этот ритм принадлежал ей, и она теперь это знала, хоть после его слов ни разу ничего не переспросила и больше эту тему не поднимала. Что нужно услышать – она услышала.

Бен посмотрел в потолок. В нём отражался свет проезжающих где-то вдали машин. Мужчина вспомнил, что раньше, когда ещё в нём что-то было от человека, ему тоже снилась вода. Только она его не топила, а спасала.

Когда он подыхал в Абу-Грейбе и больше всего страдал именно от жажды, а не от боли или шума, океан приходил к нему во снах, как старый друг, принося утешения. И пускай он был соленым, во сне все равно напиться было невозможно. Зато он уносил далеко от всего, ослепляя красками и смывая кровь. Там, в иракской тюрьме, только сны об океане и помогли ему выжить. Он словно сбегал каждую ночь, его душа просачивалась сквозь избитое тело и вырывалась на волю. В те ночи, когда он лежал на полу, запертый в клетке своего слабого, покалеченного тела, Бен разбитыми губами шептал: Моне, Гоген, Морэ, Айвазовский, Тёрнер. Тогда он жил красками импрессионистов и ощущением живой воды, которую изображали маринисты. Хотел быть свободным и яростным, как пенящееся море на картине «Радуга», хотя знал, что был лишь щепкой с полотна «Кораблекрушение».

С тех пор, как он стал палачом и сделал воду своим оружием, океан ему больше никогда не снился. Но, наверное, многие его жертвы видели теперь те же сны, что и Рей. Бен всегда удивлялся тому, что сам, пройдя пытку водой, не стал ненавидеть её. Наверное, потому что всегда знал, что красота несет опасность и смерть.

Бен вздохнул и погладил спящую девушку.

Его душа, сбежавшая в Абу-Грейбе через раны, неожиданно вернулась, когда в его жизнь вошла Рей. Вернулась, а теперь ворочалась там, под кожей – ей было некомфортно в его неприветливом теле. Художники и палачи плохо уживались между собой. Кто-то кого-то должен был вытолкать, и Бен знал, кто останется в итоге. Палачи всегда выживали лучше, а художнику было не привыкать умирать.

Это было так цинично, но таков рецепт жизни.

Мужчина знал, что не простит себе этого вечера. Не простит своей бездумной, эгоистичной, ублюдочной слабости. Не простит того, что своим поведением этим вечером он подарил Рей надежду. Он осознавал всю свою трусость и ничтожность, покуда его молчание уничтожит Рей уже через пару дней. В тот момент в парке, когда она неожиданно обняла его и прошептала «не хочу, чтобы ты уходил» таким тоном, будто всё уже знала, он всё пустил под откос, позволив себе провалиться в эту их Любовь. Целуя её, обнимая и шепча какие-то глупости, он оставлял раны на её красивом теле. Раны, которые она ещё не ощущала.