Текст книги "Эндшпиль (СИ)"

Автор книги: happynightingale

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)

Слишком много всего. Слишком часто он делал это. Кричал. Насмехался. Решал за обоих. Пока она молчала и просто давала ему свою любовь и себя. Слишком много. Она просто хотела его любви. Нет, она в первую очередь хотела, чтобы он знал, что не одинок и любим. И к какому чудовищному результату это привело. Она все испортила.

– Ты думаешь, что я не сказала, потому что считала тебя недостойным? Бен, я хотела уберечь тебя от боли, зная, сколько ты её видел. Я… я не знала, как ещё помочь. Думаешь, я хотела одна выносить ребенка? Родить его, и даже не знать, с кем поговорить? Знаешь, я даже когда имя ему выбирала, мысленно советовалась с тобой. Представляла, понравится тебе или нет. Я очень-очень скучала. Мне тебя так не хватало, но…

– Я знал, что «но» точно будет, Рей.

– Пожалуйста, не проси дать тебе шанс. Не сегодня, Бен. Я не могу.

Она таки сказала это. Не знала, нужен ему шанс или нет, но сказала.

Бен закрыл глаза, радуясь, что она не увидит его лицо. И эту слабость. Эту боль. Эту пустоту. Она не прогнала его. Рей даже просила не просить.

– Я хотел попросить о другом. Все хорошо, я сейчас пойду в свой отель. Не нервничай, хорошо? Я не хочу тебя такой видеть, Рей. Ну-ну, милая, прекрати плакать. Утром сяду на самолет и улечу. Да? Ты так хочешь? Хорошо. Все будет, как ты хочешь. Не будем сейчас обсуждать ничего, ладно. Но перед тем как улететь… ты дашь мне его подержать? Пожалуйста.

Девушка застыла. Моргнула.

– Что?

– Я хочу подержать на руках своего сына. Рей. Ты за день не дала мне к нему прикоснуться. Я не причиню ему вреда, я же всё-таки его отец, пойми. Я знаю, что нельзя быть отцом, пропустив все. Да, я оставил вас, да это моя вина, ведь в Вашингтоне твой арест был моей ошибкой. Но, поверь, мне жаль, я не хотел. Рей, я здесь не нужен, ничего, переживу. Не хочу ничего нарушать, то, что ты так строила. А даже если бы хотел – не имел бы права. Я и не думал, что смогу вписаться, если честно. Просто летел увидеть тебя и подержать за руку. Думал, помочь, но… – он пожал плечами. Он не вписался в мирную жизнь в двадцать после плена, почему сейчас должен был? – Ты и без меня отлично справишься. Я сделаю всё, как ты попросишь. Но не отбирай у меня этот момент, ладно?

Девушка сделала шаг назад, как бы пропуская его. Бен выглядел как всегда спокойным.

Но она ощущала, как он ненавидит себя в этот момент. И как хочет сделать то, о чем просил. Потому кивнула.

– Конечно, прости, что не дала сделать тебе этого раньше, мне не просто… понимаешь, к нам никто не ходит. И я не привыкла, что его могут брать. Прости. Конечно, да, ты его отец. Ты много приложил усилий, чтобы быть здесь. Да. Конечно.

Она не пошла следом за ним. Не хотела оскорбить своим недоверием. Стояла, прижавшись спиной к стене, и плакала. От бессилия. Да почему же так больно?

Мужчина вошел в комнату, где было тихо. Сюда не долетел их скандал. Тео спал. Бен наклонился и передумал будить его. Очень хотел подержать, не зная, когда ему выпадет такой шанс, но он и так все время шел на поводу у своего эгоизма. Потому просто погладил мальчика по голове, ощущая странное тепло. Это было так странно. У него был сын. Такой крошечный и слабый. В контраст ему, такому высокому, сильному мужчине. Будто Тео должен был искупить все его грехи.

Малыш не проснулся. Не посмотрел на него. Был ещё где-то в своем славном мире грез, ещё не зная, что у него был довольно никчемный отец, едва не погубивший его. Пропивший свой шанс на то, чтобы быть здесь. И всё же… вот он, тут, касался этого человечка и желал ему самого лучшего. Думал, как смешно было думать, полюбит ли он этого далекого ребёнка.

Эта любовь была как дыхание. Естественной. О ней не нужно было думать. Так странно – не знать даже, как правильно взять его на руки, и всё же ощущать любовь.

– Знаешь, что я думаю, Тео? Что ты – счастливчик. Сам посуди. Ты – боец. Ты справился с тем, с чем многие за жизнь не сталкиваются. Ты отвоевал сам себя. Свое право быть в этом мире, мой маленький упрямец. Тебя любят, и ты будешь окружен этой любовью, как щитом. Ты уже даже познал красоту полотен ван Гога. А я вот об этом мечтал всю жизнь, между прочим. Так что ты будешь расти в гармонии. В красоте. В счастье. И мы будем очень тебя любить. Даже если я буду на расстоянии, все равно.

Бену было так спокойно в этот момент. Он мог говорить, впервые не думая, заикается ли, достаточно ли четко произносит слова. С Рей было сложнее. С ней он нервничал и не хотел выглядеть жалким. Кто, заикаясь, просит девушку остаться с тобой?

В какой-то момент мужчина моргнул, потому что при взгляде на сына вдруг всё стало нечетким, но это было совсем не потому, что у него снова был ишемический приступ. Просто он был неожиданно тронут и счастлив. Жаль, ненадолго. Но он даже сегодня всё испортил.

Бен вздохнул. Он сможет защитить жизнь этого ребенка, этого ли мало? А ещё бы смочь уйти отсюда. Из дома, где ему рад был только этот ребенок, и то, потому что был младенцем и ничего не понял.

Он наклонился. Поцеловал Тео, и, так и не взяв его на руки, распрямился. Развернулся.

Рей стояла, опираясь плечом о дверной косяк. В её глазах всё так же стояли слезы обиды и бессилия. Она не слышала разговор, вошла только сейчас, но эта картина, когда её сильный, непоколебимый, сдержанный мужчина целует их дитя, заставила сердце сжаться. Бен молча смотрел на неё, она – на него. Рей думала о том, что однажды ощущала власть над Беном, прижимая нож к его шее, но на деле получила власть над ним лишь сейчас, и ей не хотелось превращать Тео в лезвие ножа.

Они и так слишком много ран получили за этот год. За эту бескорыстную любовь. Хотелось протянуть ему руку. Не для перемирия, а хотя бы для переговоров. Рей не знала, хватит ли ей сил снова верить Бену. Изменится ли он. Сможет ли бросить свою злость так же, как бросил алкоголь, если верить ему.

Девушка знала, что он будет беречь её от всех, но если они будут вместе, ей придется беречь его от него самого. Помочь ему преодолеть всю ненависть и отвращение к себе. Хватит ли ей сил, ведь ненависть была сильнее, особенно сейчас, когда он больше в самого себя не верил.

Но кто-то должен был сделать шаг, чтобы они перестали, наконец, тонуть в собственных обидах и ошибках. Кто-то должен был снова вернуть им обоим крылья, чтобы они снова попробовали коснуться солнца и не обжечься. Кто-то должен был рисковать и принять на себя это бремя.

Расстояние сделало их далёкими. Обозленными. Разбитыми. Расстояние, на котором Бен все так же держал мир на своих плечах, а она – ребёнка на руках. И, кто знает, что было тяжелее. Но это не имело значения. Не важно было, кто больше и горше повторит “виновен” или “виновна”.

Они любили друг друга и по сей день. Вряд ли смогут просто за одну беседу сесть и разобраться, но… Бен её отпустил однажды, и это была их ошибка. Что они сдались. Сейчас таких обстоятельств не было, потому она не могла отпустить его. Тем более, тот ошейник, который превращал его в чудовище, он носил из-за неё. Так как она могла отобрать у него шанс на то, чтобы стать человеком. Её мужчиной. Отцом Тео.

Они ругались сегодня. Они будут ругаться завтра. И даже послезавтра. Они оба слишком много ошибались. Но в один день накопившаяся боль иссякнет, и они вспомнят, как быть счастливыми. Однажды у них получилось. Почему не рискнуть снова?

Рей сделала шаг. Пускай это будет она, хорошо. Кто знает, что его тормозит? Может, он не хочет давить? Человеческие отношения всегда давались ему сложнее.

Заплакал Тео. И она прошла мимо Бена.

Привычно взяла сына на руки, но не стала покачивать. Развернувшись, протянула его Бену

– Ты, кажется, хотел подержать его? – тихо спросила она, помогая мужчине сделать это правильно. Показывая, как придерживать, делая скидку на то, что правая рука у него двигалась плохо. И Бен чуть ли не впервые слушал её. – Что ж, плачет он обычно очень долго. Часа полтора*. Походи туда-сюда, можешь спеть. А я… боже, я пойду и приму душ без радионяни. Удачи тебе, папочка, – и она, усмехнувшись, вышла.

Бен посмотрел на часы и неожиданно улыбнулся. Полтора часа. Это означало, что он мог остаться. Рей предлагала ему… перемирие. Передышку. Второй шанс.

В эту минуту, пытаясь сделать невозможное – успокоить плачущего ребенка – Бен Соло ощущал себя, как никогда, нормальным. Он понял, что не важно, где его дом. Важно, где его сердце…

* надеюсь, тут ясно, что она его слегка троллит.

***

Глава на 13 страниц была написана за три часа.

Правки в неё вносились 500 километров и вместились на 27 скриншотах.

Часы обсуждений. Сомнений. Перестановок слов, абзацев, эмоций. И вот, мы закончили.

Потому что хотели максимально по-настоящему.

Максимально настоящего Бена. Любящего. Запутавшегося. Не желающего давить, и в результате молчаливого, что едва все не погубил.

Максимально настоящую Рей. Которая любила. Ждала. Но которая вполне закономерно испугалась, и едва не утонула в страхе перед его гневом, который усиливал плохие воспоминания.

Нам стоило огромных усилий создать эту главу такой, и мы бы в ней не изменили не буквы. Разве что опечатки, если не заметили)))

Как вы понимаете, впереди нас ждет эпилог, и мы посмотрим, как там Бен – справился/не справился? Как Рей? Станет ли счастливой?

Спасибо, что всё ещё с нами.

А мы все ещё с вами.

Ну и, на правах рекламы – кто хочет повеселее, пожарче и чуть полегче – наша новая история уже тут https://ficbook.net/readfic/9626753

by Lorisienta

Прошу, прости меня, богиня

Я так виновен пред тобою

За мою злость и за гордыню,

Обрушившихся на тебя рекою.

Твой хрупкий стан лишал рассудка

И я бессилен был до жути,

Когда души моей касались

Уста, горячие, и руки.

Ты лёгкой дымкой обдавала -

Коктейлем нежности и страсти

И непрестанно повторяла,

Что заслужил я это счастье!!!

И та покорность и прощенье -

Всё принималось без раздумья,

Как будто лёгкою прогулкой

Была любовь моя с безумием.

Сжигал в объятьях, прогоняя,

Так, словно не достойна чести

Со мною быть на пъедестале,

А ждать у ног эмоций всплеска.

Бросал в тяжёлые минуты,

прикрывшись благородной целью

Спасти тебя от этой боли,

Что в жизнь и в сердце моё въелась.

Устав от бесконечной бойни,

Пройдя один все круги ада,

Ты для меня – вода в пустыне

Моя душа! Моя награда!!!!

========== Трёхфигурный эндшпиль ==========

В отличие от шахмат, в жизни игра продолжается и после мата.

Айзек Азимов

Париж. Полтора месяца спустя. Средина мая.

Рей, сквозь легкую утреннюю дремоту, ощущала тяжелую руку, которая лежала у неё на талии. И эта тяжесть была такой теплой, приятной, надежной и… давно забытой. Девушка, все ещё пребывающая на грани между сном и явью, не хотела открывать глаза, потому что вдруг наступит утро, и реальность постучит в её окно. Реальность, в которой Бен ей только снился, как это было очень много раз на протяжении месяцев одиночества, когда ей хотелось быть с ним настолько, что она почти физически представляла тепло его руки. А потом оказывалась тет-а-тет с пустотой, которую разбавляла падающими на простынь слезами.

Внезапно заплакал Тео, и давление исчезло, оставив на коже только отпечаток, который тут же слизнула утренняя прохлада – она снова забыла закрыть окно. Рей поежилась. Да, Бен Соло, встающий к ребенку, мог быть только хорошим сном, но она чётко слышала его шаги – сначала в своей комнате, затем в детской. Значит, ей ничего не приснилось. Вся эта ночь действительно была у них. Ну, как ночь. Пару часов. Или, скорее, час. Точнее, минут пятнадцать.

Рей хмыкнула. После длительного воздержания выдержки её мужчины хватило совсем на чуть-чуть. Но она могла ради него сделать вид, что тот секс длился хотя бы десять минут. Ну не пять же, в самом деле.

Девушка расслабленно вздохнула. Пока Бен отсыпался после безумного и очень быстрого секса, закрутившись в одеяло, она поднималась к сыну трижды. Куда-то его чуткий сон пропал, удовлетворенный мужчина спал, как убитый, пока Тео орал, как циркулярная пила, перебудив, наверное, полдома. Поэтому сейчас Рей не стала подниматься и идти следом. За эти полтора месяца Бен не то, что бы заслужил титул отца года, однако уже и не выглядел таким откровенно растерянным, когда Тео нужно было покормить. Или успокоить. Менять подгузники гроза всех террористов так и не научился, или, точнее, не захотел, но сделал вид, что необучаем. Как неожиданно.

Рей нащупала одеяло и, всё так же не открывая глаз, натянула его на плечи. Выдохнула, и ей показалось, что это был первый выдох с той минуты, когда Бен в Вашингтоне собрал её вещи и обнял среди квартиры, упрашивая быть сильной. Первый выдох без страха, без боли, без настороженности, без гнева.

Просто выдох.

А теперь просто вдох. И снова. И снова.

Рей просто лежала под одеялом и училась, в свои двадцать два, заново дышать. Будто пытаясь каждым вдохом насытить легкие кислородом настолько, что он мог бы вытолкнуть каждое плохое воспоминание. Девушка хотела забыть почти всё, кроме последних полутора месяцев, прошедших с той ночи, когда она сделала шаг навстречу Бену, потому что подумала, что если она отвернётся, он просто упадет со своей вершины мира и к чертям разобьётся вместе со своей гордостью и одновременно жертвенным желанием на неё не давить.

Эти полтора месяца не были простыми, нет. С Беном не было просто, и Рей знала, на что подписывалась в ту секунду. Тот её малюсенький шаг не был порывом. Она ступила на этот лед в этот раз осознанно. И не ради Тео. И не ради Бена.

Ради себя.

Она хотела любить его ради себя, потому что только так могла набраться сил пройти через это. И они шли, медленно, но шли.

В ту ночь Бен не остался в её доме. И в следующую тоже. Он, до позапрошлой недели, ни разу не оставался ночевать. Рей не прогоняла его, ни разу и не настояла, чтобы остался, но всегда целовала его на прощание и говорила с замиранием сердца «до завтра», надеясь, что ему хватит ещё немного терпения. И ещё немного. И ещё совсем чуть-чуть.

Терпение Бена было весьма хрупким, и часто опасно шаталось, и тогда они начинали сначала. Порой он весь рвался вперед, ожидая её принятия в одну секунду, налетал на её ошарашенность и сердился. В первую неделю Рей казалось, что они ходят по кругу: встреча – прогулка – обед – ссора. За первые семь дней он перебил в её доме все чашки. Он почти всё время был зол. Он хотел в одну секунду стать семьей, но то с Тео у него ни черта не получалось, то Рей не могла заставить себя отвечать с пылкостью на его поцелуи. И, хоть Бен всегда говорил «извини, я слишком спешу», девушка видела по его тяжелому взгляду, что он винит её, что она плохо старается. Она раздражалась, и всё летело к чертям.

Девушке хотелось просто взять и послать его, но потом Бена перемкнуло, и он стал каким-то всё время потерянным и слишком смиренным. Будто вдруг решил, что никому тут не нужен, что до Рей достучаться бесполезно, и приходил какой-то поникший. Больше не ругался, не цеплялся, не приставал. В те дни к нему вернулись его молчаливость и замкнутость. Дважды улетал в Нью-Йорк по работе. Он не пытался вызвать жалость, но было видно, что к нему вернулась его привычная ненависть к себе. В те две недели он часто часами сидел с Тео, давая Рей возможность отдыхать. Она пыталась его разговорить, но Бен всё больше уходил в себя. Возился с сыном, и девушка понимала, что с младенцем ему куда комфортней, чем с ней. Хоть Тео ставил его в тупик, но их сын был в том возрасте, когда не различал, насколько правильная и чёткая речь у Бена.

А потом они, наконец, начали разговаривать. Просто в один прекрасный день, когда Тео уснул, а на улице лил дождь, не позволявший Бену встать и уйти, Рей подошла и присела рядом. Мужчина, как обычно, крутил в руках мячик с иголками, который ему, вроде как, ещё в Вашингтоне дали. В тот день девушка мягко коснулась его руки и заговорила о чем-то не шибко важном. И неожиданно они проговорили весь вечер. Через день их разговор коснулся более личных тем. Они все ещё не затрагивали переживаний и обид прошлого года, но Рей делилась своими нехитрыми историями, а Бен – своими. Они словно начали познавать друг друга, восстанавливали тот этап, который пропустили в момент слишком бурного развития отношений.

Бен узнал то, что и так знал. Все её страхи. Все детские обиды. Все смешные мечты, которые не высмеивал.

Рей узнала, что мужчина не общается с матерью с момента, как вернулся из плена, и лишь порой отвечал на её письма или встречался на официальных мероприятиях. Он так и не простил, она так и не раскаялась. Узнала, что Люк помогал становлению Кайло Рена, когда Бен, пройдя обучение на базе ЦРУ, решил примерить на себя амплуа кибертеррориста. Дядя не был в восторге от опасного занятия Бена, однако ощущал вину за то, что не смог в своё время уговорить Лею не отправлять сына на войну, потому нехотя помогал. Узнала, что первым рыцарем Рен – Ушаром – был один из джедаев Люка.

В тот день, набравшись смелости, спросила у мужчины, что произошло с Люком, и был ли скандал вокруг бывшего учителя, стоивший ему репутации, но хотя бы не свободы, следствием действий Бена. Тот долго молчал, закурив сигарету. А затем, странно посмотрев на Рей, сказал, что хоть она и научила его любить, он не смог научиться прощать.

– Прощать тех, кто ударил в спину, я бы мог попробовать. Но тех, кто бьет в спину тебя… Хммм, надеюсь, Люк – это хороший пример того, насколько «удачной» может быть идея добраться до меня через людей, которых я люблю. Жизнь вынуждает к жестокости, Рей.

И тогда Рей поняла, что мужчина говорит не о Люке. Он говорит о себе. Он бил в её спину. Алкоголизмом. Злостью. Яростью. В тот вечер, когда мужчина без надежды курил на закате, в парке Родена смеялись туристы. Рей забралась к нему на колени и крепко обняла за шею. Она не стала ничего говорить, однако Бен и без того хорошо понимал молчание. Докурив, он уткнулся лбом в её плечо, и они так просидели, в обоюдной тишине, пока не стало холодно. Они словно застыли друг в друге. Не ощущали ни то, как мышцы затекают, ни как два дыхания сплетаются, не замечая, как загорелся на пару минут огонь на Эйфелевой башне. Всё самое красивое было у них здесь, между ними. Их любовь. То был какой-то надломленный молчаливый миг прощения. Будто уходила злость. Будто они отпускали прошлое.

– Я очень сильно люблю тебя, Рей. Я с ума схожу от осознания, что причинил тебе столько вреда. Я спать не могу, когда ухожу отсюда. Я всё думаю, что приду на следующий день, а ты больше не примешь меня. Я не могу быть терпелив, когда ты ускользаешь. Не могу принять, что ты все время говорила, что моя, а теперь обросла броней. Умом понимаю всё, но… – он тихо и горько рассмеялся, – даже вся выдержка не спасает. Вроде, все факты против меня. Вроде, ты со всех сторон права. Я все время живу с этими мыслями. Вспоминаю каждый момент и думаю – как ты так долго держалась. Почему не попробовала забыть меня, как только получила свободу от чудовища. Почему решила родить? Я же был так плох. Я прогонял тебя. Я пил. Я использовал тебя ради хорошего секса, потому что… потому что не мог удержаться – кто-то хочет меня за меня самого. Ты была так чиста в своих желаниях, так красива и искренна, а я просто прогонял тебя. Ты заказывала мне ужин на День Благодарения, и, когда планировала меню, я, наверное, кого-то убивал, а потом ел, будто всё было в порядке, пиная пустые бутылки под столом, когда ты так доверчиво улыбалась. Я ни разу не сказал… как мне было с тобой хорошо. Как ты возносила меня. Как же я отдыхал душой, когда видел тебя. Даже через скайп. И каждый тот сеанс по скайпу мог стать для меня шансом остановиться, а я не останавливался. Губил себя. И твое доверие. А сейчас сержусь, что ты не хочешь любить меня со всей широтой души, хотя ты и пытаешься восстановить все. Рей, я не знаю, что со мной. Не знаю, как ты всё это терпишь, ведь даже я сам от себя жутко устал.

Он говорил. Медленно. Это была его персональная Пепельная Среда. Он сгорал, обращался в прах* своей правдой и болью, и только от неё зависело, прах останется прахом, или из него Бен Соло возродится, как Феникс. Впервые он говорил так просто и откровенно. А его уставшая голова продолжала упираться ей в плечо.

– Иногда я жду… жду с какой-то извращенной, садисткой надеждой, что увижу тень злорадства в твоих глазах, когда догорает день, и мне нужно уходить из этого красивого дома в свой безликий отельный номер. Хочу видеть, что тебе это мое страдание доставляет удовольствие. Даёт отмщение. За те ночи, когда я брал тебя, а потом прогонял, указывая на дверь, даже не целуя. И ни разу я этого не увидел. Не увидел, что ты рада. Что с тобой не так, Рей? Почему ты такая? Где твоя ненависть или хотя бы презрение? Где оно все? И если ты такая добрая, тогда почему у тебя недостаточно милосердия сразу простить?

– Бен. Ты не прав, – она погладила его по волосам. Поцеловала в макушку. – Дело не в прощении. Мне нечего прощать, тут, скорее, я должна извиняться – ты всегда максимально честно говорил, что не хочешь отношений. Что оно тебе чуждо всё. Что не разбираешься в любви. Странно тогда обижаться на тебя за то, что ты не всегда подгонял свое поведение под общепринятые стандарты идеального мужчины. Я такого и не искала. Я искала тебя. Дело в доверии, которое расшатали твои… привычки, и в том, куда они тебя загонят в следующий раз, если я, допустим, скажу тебе, что с чем-то не согласна. Завтра я решу, что хочу… не знаю, допустим, бросить всё и быть хакером, а ты будешь против, и что дальше? Ты всегда выражаешь свой протест слишком бурно. Ты пьешь. Язвишь. У тебя слишком много бескомпромиссности. Я понимаю, откуда. Понимаю, что там, где ты был всю жизнь, по-другому нельзя было, но семья – это не война. Мы не воюем. Ты не воюешь, понимаешь? Мы больше не играем в шахматы, Бен Соло. Тео – наш шах и мат, понимаешь? Всё. Партия окончена. Мы выиграли. Выиграли. Оба. Теперь нужно удержаться, а чтобы удержаться, нужно быть… терпимей, гибче, проще. Я люблю тебя, но не могу видеть, как ты сердишься, когда у тебя не выходит правильно покормить Тео. Он же не виноват, правда? Но я вижу, как ты закипаешь в эти минуты. Я не хочу оскорбить тебя, сказав глупость, что ты опасен, это не так. Но ты… тебе нужно стараться, чтобы жить в семье. Если хочешь, если так будет быстрее – тебе не нужно уходить в свой безликий номер, будто мы разведённая пара, которая пытается делить опеку над сыном. Ты впустил меня в свой дом, и ты без вопросов можешь жить здесь, эта квартира достаточно просторна для троих. Но ты должен научиться, Бен. Это не условие. Я не судья, чтобы читать приговор. Это шаги к нормальности.

В ту ночь он, действительно, остался. Они ещё долго говорили друг другу неприятную правду, пытаясь скрыть её за мягкостью слов, и поцелуи, которыми они обменивались, все равно горчили. Каждый говорил себе «это всего лишь дым от сигареты», но горчили поцелуи от правды. Но тот момент стал переломным. Бен, конечно, не стал улыбаться, однако какое-то спокойствие стало в нем появляться. И говорили они уже не вздрагивая. Появились шутки.

А потом Бен на неделю улетел в Вашингтон, и вернулся неожиданно радостным. Пришёл в дом так… будто жил здесь всегда, будто ничего между ними не было. Поставил чемодан и так привычно потянулся к ней, к Тео, ко всему их быту. Сказав, что скучал, но ему даже понравилось. Скучать, зная, что вернешься. Зная, что есть к кому. Затем, когда Рей пришлось работать, забрал Тео и куда-то ушел. Девушка стояла, закусив губу. Он был такой веселый, порывистый, так страстно целовал её, что Рей едва не сгорела от желания, но Бен ушел быстрее, чем она даже успела позвать его.

Вернулись они спустя несколько часов, когда наступил вечер.

– Мы были в Орсе. Представляешь? Наверное, просидели часа два перед картиной – Тео уснул, а я просто смотрел, как завороженный. И никуда не спешил. Думаю, что охранники подумали, что я планирую её украсть. Это было здорово. Картина, действительно, потрясает.

Рей улыбнулась. Ей было приятно видеть искренний, почти детский восторг на его измученном лице. Он долго рассказывал ей о картине. А потом вдруг снова вернулся к заезженной теме. Ему не нравилось, что уже был май, а Рей, кажется, собиралась провести лето в Париже. Он не настаивал на том, чтобы она куда-то уехала с ним. Но он, в последние дни по телефону, будучи на другом конце света, все чаще говорил – с мягкой упертостью – что если его мнение кого-то волнует, то он против, чтобы их сын оставался в душном городе. Обещал, что Рей стоит ткнуть пальцем в любую точку на глобусе, и он все организует. Хоть на лето, хоть навсегда. И часто девушка видела в его глазах какую-то тревогу, если они говорили по скайпу – он думал, что она захочет увезти Тео на край света, а это будет не то же самое, что сейчас – заходить без повода и оставаться на ночь, если задержался. Ведь полноценно вместе они так и не жили. Секса между ними не было. Их ничего, кроме ребенка, записанного не на Бена, не связывало.

– Да, Бен, ты прав, – неожиданно согласилась Рей. Она и сама об этом подумывала. Горячий асфальт не лучшее место для их сына. – Я бы хотела провести лето в Овере. Я пока так и не решила, где нам осесть, но лето…

Она увидела, как морщина на лбу у мужчины разгладилась. Видимо, сразу прикинул, что Овер – это очень близко, а значит, он может приезжать по выходным. Рей всегда безумно трогало, что такой сильный, властный мужчина пытается – наконец-то, – не давить, и во всех его настойчивых просьбах увезти сына не было места для него самого. Он не говорил «мы уедем», он повторял «вы уедете».

– Хорошо. Я все решу. Завтра съезжу и найду вам чудный дом. С видом на поле пшеницы, но без воронов, – пошутил мужчина, допивая чай. Было видно, что сегодня Бен никуда не собирается уходить. Даже зевнул.

– Бен, ты не понял. Я хочу провести лето в Овере с обоими своими мужчинами, понимаешь?

И тут, впервые за полтора месяца, Бен посмотрел на неё и знакомо улыбнулся. А потом сделал шаг. Рей закрыла глаза и привычно запрокинула голову. Его поцелуй обжег. Он хотел её. Хотел и целовал так, что у девушки аж в груди все горело – Рей слишком остро ощущала прикосновение его губ и языка.

Они не стали раздеваться, будто боясь испортить этот миг. Все было как-то впопыхах. Её ноутбук полетел на пол, и Рей даже не вздрогнула, она, всё так же не открывая глаз, забралась на стол. Позволяла Бену взять инициативу. Взять её. И он был не так сдержан, не так внимателен, не так затягивал момент, пропадая. Девушка не возражала – сейчас ей не нужны были его ласки или слова. Она и так уже была готова, с момента, как он вернулся. Он смотрел на неё своими темными глазами, и она таяла, сжимая пальцы и ожидая, когда же Бен сделает сегодня к ней шаг. То, что для мужчины было спонтанным сексом, для Рей было результатом полуторамесячного принятия. Теперь его хотело её тело. Её душа. Её сердце. Потому даже быстрый секс был для Рей полон гармонии.

Они оба хихикнули, когда Бен достал презервативы. С них сюрпризов, пожалуй, хватит. Больше мужчина её таблеткам не доверял. Рей не возражала. Должны же два ФБРовца хоть со второго раза не допустить незапланированных детей. Они не могли контролировать страсть, особенно сейчас, после стольких месяцев, но контролировать хоть что-то должны были.

Когда он рывком вошел в неё, не размыкая поцелуя, было неожиданно больно. Девушка едва удержалась, чтобы не вскрикнуть и не испортить этот момент. Нашла на столешнице его ладонь и сжала.

Бен вопросительно на неё посмотрел, и Рей, улыбнувшись, обманула своего одурманенного страстью профайлера.

Естественно, нельзя измениться душой и не поменяться телом. Даже если ребенок родился с помощью скальпеля. Все равно её тело было другим. И, даже желая Бена, оно ощущало боль, но боль, к счастью, быстро прошла.

Как и весь их секс. Не успела Рей заскочить на грань между реальностью и удовольствием, как её всегда такой сдержанный мужчина закончил. Застонали они одновременно. Бен – от удовольствия, Рей – от разочарования.

– Ну, Бен… – она, наконец, открыла глаза.

– Ну, Рей… у меня инсульт был, и правая рука совсем не работала… что ты как маленькая, – хулигански улыбнувшись, пошутил – нет, не пошутил – Бен. Глаза его блаженно щурились. Рей фыркнула. Этому самовлюбленному, напыщенному человеку даже не было стыдно. Наверное, он был страшно горд тем, что хранил ей верность, потому даже не был ни капли смущен. Видимо, быстро кончить было главным доказательством того, что у него никого не было.

Рей фыркнула ещё раз, спрыгивая со стола. На деле, она однажды спросила у Бена об этом. И мужчина, ни на секунду не задумавшись, покачал головой. Так бескомпромиссно, что было сложно не поверить. Хотя могла не спрашивать, потому что все полтора месяца она ощущала, как он имел её взглядом. Смотрел порой слишком жадно. Так горячо, что она краснела. Естественно, у него никого не было. Это было логично и правильно. Он же её любил, и он не лгал.

В ту ночь Бен Соло остался не в доме. Нет. И не в одной постели с Рей. Он остался, наконец, в её сердце… и уснул с довольной улыбкой на губах. Уставший после перелета и музея. Удовлетворенный быстрым, но желанным сексом. Счастливый, каким давно не был. Возможно, впервые в жизни.

Рей почти уснула снова, когда Бен вернулся в постель, утихомирив Тео. Возился он долго. Лег рядом и притянул девушку к себе. Та неразборчиво что-то пробормотала, ощущая как его пальцы поглаживают её между лопаток и вычерчивают линию талии, а губы касаются плеча. Рей, пользуясь тем, что Бен не видит её лица, улыбнулась. Это очень напоминало их игры в те редкие дни, когда мужчина в Вашингтоне позволял себе не спешить на работу, и так он будил её, невербально уговаривая на утренний секс.

– Тебе придётся постараться, – пробормотала она, прикусив губу.

– М? – недоверчиво хмыкнул мужчина, перебираясь рукой на живот и опускаясь ниже. Это всегда был момент для компромисса. Рей могла продолжать лежать, а могла перевернуться на спину и позволить ему продолжать. – Ты тоже скучала, милая. Долго стараться не придется, – насмешливо заметил Бен, когда девушка выбрала второй вариант. Она, по правде, всегда выбирала второй вариант. Ласки Бена Соло стоили того, чтобы отказывать себе в сладком сне, потому что он точно знал, как настроить свою девушку на игривый лад.

– А как же твоя правая рука? – сощурившись, полюбопытствовала Рей. Смотреть на него вот так, лежа на спине, было приятно. В такие минуты он заменял ей небо.

В следующую секунду она уже не ерничала, а довольно улыбалась. Его прикосновения к ней – такие жаркие, такие желанные, такие правильные – выбивали любое желание шутить. В эту секунду Рей была как никогда благодарна, что Бен – хренов профайлер, который её считывал. Он точно знал, как её касаться и удержать на грани, растягивая удовольствие. Даже не нужно было повторять «ещё» – он знал и без неё.