Текст книги "Мамина сказка...(СИ)"
Автор книги: Галина 55
Жанры:
Остросюжетные любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 26 страниц)
Оставалось вовремя прийти на работу и не уснуть, пока буду все объяснять Андрею. Не получилось…
Двадцать пятого августа я поспала целых два часа, с пяти утра и до семи. Это было, конечно, лучше, чем ничего, но все равно катастрофически мало. Скорее всего, именно поэтому я и уснула в троллейбусе, да так крепко, что проспала не только свою остановку, но и еще четыре. Пока дождалась обратного транспорта, пока доехала, я уже опаздывала минут на сорок, поэтому с остановки я побежала бегом. Конечно же, не заметила поребрика, и конечно, же упала. Я ударилась так сильно, что наверное, заревела бы от боли, если бы не так спешила. Колготки порвались, а содранное в кровь колено сразу распухло. Очки слетели с носа и это было самое ужасное. Я ничего не видела без очков и не видела куда они отлетели. Спасибо какой-то жалостливый человек поднял их и подал мне в руку, иначе я до сих пор сидела бы на тротуаре в поисках своих вторых глаз, без которых первые не функционировали.
Как я добежала, преодолевая боль, до двери «Зималетто», я сейчас уже и не помню. Помню только боль и… стыд за то, что опаздываю. Как ни странно, никто меня не подкарауливал у лифта, никто не пытался украсть мою работу. А в приемной и не пахло Клочковой. Неужели она посмела еще и опоздать в довесок к невыполненной работе? А то, что она ее не выполнила, я могла дать голову на отсечение. Мы с Колькой и то едва справились.
В кабинете Андрея раздавались нервные шаги и неясное злобное бормотание. Я сделала глубокий вдох и постучала о косяк.
– Да! – прорычал Андрей. Я открыла дверь и вошла. – Вы попали в пробку?
– Нет.
– Значит вы были у врача?
– Нет. Я перебегала через дорогу и…
– Попали под машину?
– Нет!
– Какая досада! – сказал Андрей и в эту секунду я поняла, что третий звонок прозвенел!
========== Психушка… ==========
Андрей что-то говорил еще, я машинально отвечала, а в голове по кругу: – Попали под машину? – Нет! – Какая досада!.. – Попали под машину? – Нет! – Какая досада!.. – Попали под машину? – ДА! Под каток, под танк. Раздавлена… смята… За что? Голова гудела, очень хотелось спать и выть.
– Значит машина вас не сбивала? – спросил с сарказмом.
– Нет, – почти мертвым голосом.
– Так какого черта вы опаздываете на работу? – Андрей закричал так, что задрожали стены.
Я вздрогнула, крик разбудил меня и я полезла в сумку за флешкой и диском. Вот сейчас… сейчас он все посмотрит и успокоится, он поймет, что я опоздала не из прихоти, а потому, что работала всю ночь. Он извинится, не может не извиниться. Господи! Чего же я реву? Ведь это же он, тот самый Андрей Павлович, который вчера говорил мне: – Катя, Катенька. Спасибо вам огромное. Что бы я без вас делал? – и руки целовал. Просто он очень нервный, на него столько навалилось, и я еще со своим опозданием…
– Я… вот! – я протянула ему флешку, но он не заметил.
– Я больше ничего не хочу слышать, – продолжал он орать, – срочно мне найдите Малиновского и эту идиотку из МГИМО с силиконовыми мозгами, – в моем чулане разрывался от звонка телефон и это стало новым поводом для раздражения. – Чего вы стоите? Телефон! – я все пыталась отдать ему диск или флешку, все протягивала руку, а сказать ничего не могла. Он перекрикивал любую мою попытку сказать хоть слово. Пришлось хромать в чулан.
– Алло.
– Доченька, как у тебя дела? Мы волнуемся успела ли ты на работу. А то матери Шумахер снился.
– Папа, какой Шумахер? При чем здесь Шумахер? Я на работе. Не нужно мне звонить. Я, когда смогу, я сама позвоню вам.
– Катя! Это Малиновский?
– Нет, это папа, – сказала я и сразу попала в психушку. Потому что только в психушке могло происходить дальнейшее.
– Мне не нужен ваш папа! Мне нужен мой, мой вице болван и эта безмозглая идиотка! – Андрей заорал может и не очень сильно, но голос его отскакивая от стен моего малюсенького чулана создал звуковой эффект Иерихонской трубы.
– Мамочка, – заорала и я, дернувшись от этого звона в ушах и ударившись головой о стену.
– Он тебя ударил? – закричал мне папа в самое ухо, от чего я еще раз дернулась.
– Нет, нет. Меня никто не ударил, все в порядке, – я положила трубку.
– Этот бардак я сегодня же прекращу, – почти спокойно сказал Андрей и я решилась.
– Андрей Павлович, а я все… – и снова зазвонил телефон в каморке. Я бросилась к нему. – Компания «Змалетто», приемная президента, слушаю вас.
– Кать, послушай, – это была мама.
– Я не могу сейчас разговаривать. Потом. Пока, – иду в кабинет… и снова звонок. Бросаюсь назад.
– Алло.
– Катя!
– Господи, мама, еще один звонок и меня уволят. Ты понимаешь?
– Кто это был, – из кабинета орет шеф.
– Мама.
– То папа, то мама. Теперь нужно ждать дедушку с бабушкой?
– У меня нет деду…
– Мне все равно, кто у вас есть. Я просил вызвать Малиновского. Ма-ли-нов-ско-го! Это так трудно для вашего понимания?
В эту секунду в кабинет ворвался Роман. Довольный такой, радостный, с мокрыми волосами.
– Доброе утро.
– Чем и для кого?
– Что?
– Чем оно доброе, это утро? И для кого оно доброе?
– Ну как? Вообще… просто доброе.
– Хватит паясничать, Роман. Мы вчера договорились прийти пораньше.
– Я проспал.
– Один проспал? Или с Клочковой? Где она, кстати?
– Доброе утро, Андрей Павлович, – услышала я голос Викуси, и подняла глаза. Ее волосы тоже были мокры.
– Где бизнес-план? – спросил шеф вместо приветствия.
– Дело в том, что я не успела его составить. Понимаешь, Андрей…
– Так! Я никого не хочу видеть в течение ближайший двух часов. Я сам сделаю бизнес-план. А теперь, господа, развернитесь и закройте дверь с той стороны.
Я остолбенела. Вике, которая пришла позже меня; Вике, которая должна была сделать работу и не сделала ее; Вике, которая вообще ничего не делала, не досталось и сотой доли крика, который обрушился на мою голову. Ей он не сказал, какая досада, что она не попала под машину.
А я? Я девочка для битья, так что ли? Я уже собралась все ему высказать, отдать диск и уйти спать, и пусть хоть увольняет. Но снова зазвонил телефон в моей каморке.
– Алло.
– Катя, послушай.
– Мама, – заорала и я. – Хватит! Я не в детском саду, я на работе!
– Катя, не бросай трубку. Папа поехал в «Зималетто» разбираться с Андреем Павловичем.
– Что? Зачем ты его отпустила?
Хрясь, дзыыынь! Андрей со всей силы запустил мячиком для разрядки в стену, тот отскочил, срикошетил в дверь и стекло разлетелось на тысячу осколочков. Это было последней, как я думала, каплей. Я опустилась на пол и заревела, каким-то чудом успев закрыть двери своего чулана, чтобы не плакать у всех на виду.
Полегчало мне довольно быстро, словно вместе со слезами выходила усталость и обида. Уже минут через двадцать я собралась с силами и вышла в кабинет.
– Андрей Павлович. Вам совершенно не нужно нервничать. Дело в том, что я все сделала…
– Да, вы, действительно сделали все. Низкий поклон вам и вашим родственникам.
– Я не об этом. Дайте же мне сказать.
– Говорите.
– Андрей, там посетитель, – в кабинет вошла Вика.
– Какой посетитель?
– Его зовут Валерий Сергеевич.
– Что? – подскочила я. – Андрей Павлович, это недоразумение. Это ко мне, отец.
– Катя, а вы не могли бы решать свои семейные проблемы в нерабочее время? – как-то подозрительно спокойно спросил Андрей, хотя тут я поняла бы, если бы он даже в голову мне мячиком запустил. Шесть! Шесть звонков из дома за полтора часа, а теперь папа и собственной персоной явился в компанию.
– Я забыла завтрак дома, бутерброд с сыром. И папа мне его принес, – я порола какую-то чушь, лишь бы выйти, перехватить отца и отправить его домой. Кто, кто, а я знала на что способен отец в гневе.
– Ну, что же. Идите завтракать, раз отец бутерброды принес, – и я не пошла, я побежала к ресепшен.
Отец стоял по-военному выпрямив спину и грозно озираясь по сторонам, на ресепшен сидела Мария, а рядом с ней стояла Кира, с любопытством посматривая на папу.
========== Уволена… ==========
Папу нужно было запихивать в лифт и отправлять восвояси, но сделать это было очень непросто, особенно под пристальным взглядом и чутким ухом Киры.
– Папа, что ты здесь делаешь?
– Я пришел с твоим начальником поговорить.
– Папочка, а зачем?
– Я слышал, как он на тебя кричал. А я никому не позволю на тебя кричать. Я хочу с ним поговорить, объяснить ему, что за тебя есть кому заступиться.
– Папа! Ты хочешь, чтобы меня выгнали с работы?
– Катенька, ты не бойся, я его бить не буду. Я с ним просто поговорю, – папа потряс своим огромным кулаком, – и может быть, мы даже станем друзьями. Отведи меня к нему.
За спиной стало как-то подозрительно тихо, я обернулась – у ресепшена никого не было. Я успела заметить, как закрывается дверь, ведущая в приемную, и за закрывающимися дверьми лифта мелькнул знакомый силуэт Маши Тропинкиной. Скорее всего Кира, отдав распоряжение Маше позвать охрану, побежала докладывать Андрею об угрозе, исходящей от семьи Пушкаревых. Запас прочности сжатия пружины стремительно приблизился к нулю, и она лопнула, распрямившись с такой силой и скоростью, что могла в этот момент снести здание «Зималетто» к чертовой матери.
– Правильно, – ехидно, чего я не умела в принципе, сказала я. – Зачем позволять Андрею Павловичу кричать на меня? Ты сам прекрасно справляешься с этой задачей!
Отец посмотрел на меня так, как будто у меня на лице появился третий глаз, ну, или внезапно исчез нос. Он даже не нашелся, что ответить, а я продолжала, набирая обороты.
– Ты что, в школу пришел? Разбирать мою ссору с одноклассником? Да кто ты такой, чтобы Андрей Павлович пожелал с тобой разговаривать?
– Я твой отец, Катенька.
Папа растерялся настолько, что мне его даже жалко стало, но я засунула свою жалость подальше, прекрасно понимая, что – либо я сейчас ставлю отца на место, либо до конца его жизни буду ему подчиняться, как несмышленыш. Папа перешел красную линию и должен был это понять.
– Да, ты мой отец. Но мне уже двадцать четыре года. Я совершеннолетняя, сама отвечаю за свою жизнь, и хватит меня позорить перед людьми!
– Я не буду его бить, Катюша.
– Даже если ты собрался его целовать, ты просто не будешь с ним говорить, ты даже не увидишься с президентом. Понятно? Иди домой, папа, дома поговорим, – я потащила отца к лифту и мы успели уехать вниз еще до того, как второй лифт поднялся на наш этаж.
– Катя, Андрей Павлович должен понять, что ты не одна, что за тебя есть кому заступиться. Я не могу уехать и не поговорить с твоим шефом.
– Ты не просто можешь, ты сейчас именно так и сделаешь.
– А что я скажу маме? Что приехал, получил наряд вне очереди от собственной дочери и уехал?
– Мне все равно, что ты скажешь маме. Но в это здание ты больше никогда не войдешь, если я сама тебя сюда не приглашу. И названивать на работу по поводу и без, вы с мамой тоже больше не будете.
До входной двери-турникета папа дошел, как во сне, ошарашенный моим поведением. Я уже думала, что все обойдется. Не обошлось! Он вдруг выпрямил спину, вырвался и снова пошел к лифтам.
– Папа, что ты собрался делать?
– Я сейчас пойду к Жданову в кабинет, поговорю с ним, а ты, пока соберешь свои вещи. Ни на минуту ты больше не останешься в этом вертепе. Ишь, как разговаривать с отцом стала! А ведь и месяца еще не отработала.
Все. Больше я не выдержала.
– Я сама решу, где мне работать, – орала я на весь холл, благо он был пуст. – Хватит! Понимаешь? Хватит командовать мной! Уходи! Хватит меня позорить. Тебе мало, что вы с мамой и так не даете мне ни жить, ни дышать? Уходи! – я почти визжала.
В это время из лифта вышел Потапкин, охранник на входе, и весь свой гнев я обрушила на него.
– Где вы шляетесь? Почему в здании посторонние, угрожающие президенту? Вот она, ваша хваленная охрана!
– Катерина Валерьевна, я не видел, как он вошел в здание.
– Плохо, Потапкин, очень плохо. Придется доложить Андрею Павловичу, – даже не взглянув на отца, я села в лифт и уехала на свой этаж.
Видно вид у меня был, и правда, грозный, если Тропинкина не решилась не только подойти, а и вообще, спросить хоть что-нибудь, пока я шла от лифтов до двери ведущей в президентскую приемную. По обыкновению, там было пусто. И это не удивительно, краем глаза я видела Викторию, сидящую в баре. Из кабинета раздавались голоса.
– Андрюша, ну перестань хмурится, ну все же хорошо. Почему ты не в духе? – Кира пыталась сгладить ситуацию.
– А ты не знаешь? Тебе не рассказала твоя лучшая подружка?
– Андрюша, ты несправедлив к Виктории. Она прекрасный работник и это доказала. Ты не помнишь в каком восторге были акционеры от ее доклада? А бизнес-план… Ты дал ей очень мало времени. Это очевидно.
– Мне в голову пришла гениальная идея! Я увеличу ей зарплату и отправлю ее в отпуск. Или нет! Я лучше сделаю ее акционером компании. Ну, ты же не будешь возражать, если я подарю ей маленький пакетик акций. Ну, а этот бизнес-план… Ну, его, не важно. Я ведь вполне в состоянии его сделать сам. Правда? Какая мелочь!
– Очень остроумно.
– Как? Тебе жалко пакета акций для своей подруги? Вот уж не ожидал! Почему ты такая жадная, Кирочка? Для подружки, которая прекрасно себя зарекомендовала, тебе жалко каких-то там акций? И потом. Совет Директоров просто в восторге.
– Знаешь, Андрей, тебе обидеть человека ничего не стоит.
– Кира, пока я не сорвался, пока тут все по щепкам не разлетелось, я прошу тебя, оставь меня в покое.
– Андрюша, если для тебя так важен был этот бизнес-план, то почему ты поручил его одной Вике? У тебя же две секретарши. Вот и посмотрели бы, кто и на что способен. А то как-то несправедливо получается. Одна сидит в приемной и рыдает, а другая целый день решает свои семейные проблемы. Ты знаешь, что у ресепшен ее отец? А знаешь, зачем он пришел? А чтобы избить тебя. Ты, видишь ли, плохо обращаешься с его фарфоровой куклой.
– Кира, я очень устал. Я принял решение, я увольняю Катерину. Оставь меня в покое. Все.
– Андрюша! – радостно закричала Воропаева и, видно, бросилась к шефу, потому что послышались звуки поцелуев. – Я так тебя люблю, ты молодец. Пойду, расскажу Вике! – Кира пролетела мимо меня и даже не заметила, что я в приемной, так велика была ее радость.
Он снова предал меня. Он ведь прекрасно знал, кто сделал работу, которую его невеста украла, как знал и то, что Виктория, в отличие от меня, ничего не делает, как знал и то, что я уже сделала для его фирмы. Знал, но снова промолчал, позволил Воропаевой в очередной раз вытереть о меня ноги.
Как утопающий за соломинку, я схватилась за мысль о том, что Андрей просто перед Кирой ломает комедию. Ну, не собирается же он меня и в самом деле увольнять, особенно после вчерашнего разговора. Вот сейчас я зайду, и он мне все объяснит. А я отдам ему бизнес-план, практически законченный. Я ведь даже его ошибки исправила. Там еще два-три часа работы и никакой Воропаев ему не будет больше страшен. Увы, соломинка не спасает тонущего…
– Андрей Павлович, – начала я решительно, – я хочу извиниться за недоразумение с моим отцом.
– Вы бутерброд доели?
– Что, простите?
– Отец принес вам бутерброд. Вот я и спрашиваю, позавтракали ли вы, – он говорил так спокойно и приветливо, что я расслабилась, не учуяв подвоха.
– Да, спасибо. Что касается бизнес-плана…
– А президент компании, да будет вам известно, позавтракать не успел, – перебил он меня. – Но несмотря на это ровно в восемь тридцать он был на своем рабочем месте.
– Андрей Павлович, я вам сейчас все объясню.
– Не стоит, Катя. Вы уволены. Видите ли. Совет Директоров считает нецелесообразным содержать двух секретарш. У нас не хватает на это средств.
– Подождите…
– Вы позволите мне закончить? – Андрей начал повышать голос. – Два секретаря, одна с дипломом экономиста, другая четыре семестра изучала экономику, вы не находите, что это перебор? Особенно если учесть, что при этом мне самому приходится делать бизнес-план. Спасибо вам, Катя, за то, что вы успели сделать, тем более спасибо за то, что не успели сделать. Вам выплатят зарплату за целый месяц, поздравляю. А теперь идите, соберите свои вещи и больше я вас не задерживаю.
– Можно только один вопрос.
– Ну, если только один.
– Это из-за того, что сюда приходил мой отец?
– Я не привык повторять приказы дважды. И объяснений своим решениям я тоже давать не обязан. Вы уволены, это точка. Идите соберите вещи.
Мне стало легко, мне стало хорошо, мне даже весело стало, и я пошла собирать свои вещи.
========== Зачем жить, если не любить? ==========
Жаль, что отец уже спит, Лизе необходимо было с ним поговорить. Необходимо. Потому что сама она не могла понять некоторых вещей, а выводов в этой части мама никаких не делала. Девочка вернулась на несколько страниц назад, еще раз перечитала последние главы и глубоко задумалась.
Лиза не могла себе представить, что она, как мама, смогла бы кричать на отца. Но и ее папа никогда бы не вел себя так, как дед. Но и ее дед никогда бы себя не вел так с ней, с Лизой. Вот этого она вообще не могла понять. Ее деда Валера не просто не вмешивался в ее жизнь, он с самого раннего детства всегда давал ей самую полную свободу, бабуля тоже. Хотя с бабулей было сложнее, для нее Лизок всегда была голодной и худой.
Оказывалось, что люди могут меняться…
Вещи были собраны быстро, минуты за три. Нищему собраться – подпоясаться. Я вышла в кабинет.
– Андрей Павлович, – сказала я отнюдь не извиняющимся тоном, сказала так, чтобы он оторвался от своих стрелялок и обратил на меня внимание.
– Что-то еще, Катя?
– Да. Вот, это вам, – я протянула ему диск.
– Что это?
– Причина моего опоздания на работу.
– Катя, ну, что за детский сад. Вам еще раз повторить, что вы уволены? Компания «Зималетто» не нуждается больше в ваших услугах.
– Нет, повторять мне ничего не нужно. Зачем? Я и с первого раза хорошо понимаю, – я пошла к двери, обернулась и посмотрела ему прямо в глаза. – Вы уверены, что это вам не нужно? Не пожалеете? – я еще раз протянула ему диск.
– А что там?
– Там ваше спасение. Если найдете кого-нибудь, кто сможет закончить работу, – я подошла к столу, положила на него диск. – Прощайте, Андрей Павлович. Удачи вам.
– Прощайте, – сказал Андрей, вставляя диск в дисковод. – Но это же бизнес-план!
– Не только. В общем сами разберетесь.
Ну, и пусть он меня уволил, моя совесть будет чиста. Я сделала для него все, что могла, дальше он пойдет сам… если сможет ходить, конечно. А если не сможет, то это уже его проблемы.
– Катя, – раздался голос Андрея, когда я уже взялась за ручку двери, – откуда у вас это?
– У Виктории или Киры Юрьевны не воровала, – усмехнулась я. – Сама сделала.
– Да, да, понятно, – бормотал он, крутя колесико мышки. – А почему вы посчитали коэффициент с процентом семь, а не три.
– Потому что я, в отличие от вас, считать умею. Прощайте, – я вышла в приемную и закрыла за собой дверь кабинета.
– Катяяяяя! – раздался такой крик, что я даже подпрыгнула. Можно было подумать, что на Жданова напали грабители, естественно, что я тут же вбежала обратно.
– Что случилось?
– А вы куда пошли?
– Простите, но это не ваше дело.
– Что? Катя, что с вами? Почему вы хамите, я только хотел узнать, когда вы придете, чтобы поработать над бизнес-планом. Хотел спросить когда сможете его закончить.
– Никогда.
– Что? Почему? Да что происходит-то?
– Ничего. Меня уволили.
– Кто?
– Вы, Андрей Павлович.
– Я? – пауза и совершенно недоумевающие глаза. – А, ну да… вроде… уволил. Так это ничего не меняет. Катя, ну, ну… Ну, уволить я вас всегда успею, правильно? А пока…
Вот тут у меня крышу и снесло.
– Нет, Андрей Павлович. Не правильно. – начала я тихо, постепенно набирая обороты. – Вы что же себе решили? Что люди – это мусор у вас под ногами? Что можно их унижать, оскорблять, сожалеть, что они не попали под машину, увольнять, а потом вы пальчиками щелкнете и люди обязаны будут забыть, как вы над ними издевались, и продолжить вам прислуживать? Не дождетесь!
– Вы что это такое говорите? Это когда я сожалел, что вы под машину не попали?
– Попали под машину? – Нет! – Какая досада!.. – воспроизвела я в лицах.
– Я такое говорил?
– Да, вы такое говорили!
– Не может быть!
– И тем не менее это правда. Что самому стало страшно, когда услышали себя со стороны?
– Катя, простите, я не знаю, что на меня нашло.
– Простить? Вас? А с какой стати? – я уже кричала. – И что еще я должна вам простить? Может быть это:
– Андрюша, ты не справедлив к Виктории. Она прекрасный работник и это доказала. Ты не помнишь в каком восторге были акционеры от ее доклада? А бизнес-план… Ты дал ей очень мало времени. Это очевидно. Андрюша, если для тебя так важен был этот бизнес-план, то почему ты поручил его одной Вике? У тебя же две секретарши. Вот и посмотрели бы, кто и на что способен. А то как-то несправедливо получается. Одна сидит в приемной и рыдает, а другая целый день решает свои семейные проблемы.
– Кира, я очень устал. Я принял решение, я увольняю Катерину. Оставь меня в покое. Все.
– Андрюша! Я так тебя люблю, ты молодец. Пойду, расскажу Вике! – снова воспроизвела я в лицах. – Вы же знали, прекрасно знали, что работу сделала я, а не Клочкова, а уволить решили меня. Это вам простить? Или может простить вам две бессонные ночи в благодарность за которые я услышала: – Катя, ну, что за детский сад. Вам еще раз повторить, что вы уволены? Компания «Зималетто» не нуждается больше в ваших услугах…
Я все кричала и кричала. И не могла остановиться. До сих пор не понимаю, как на мои крики люди-то не собрались. Может потому, что я иногда кричала голосом Андрея. А к его крикам в компании все уже давно привыкли.
– Катя… Вы правы, правы во всем. И все же я прошу вас, постарайтесь успокоиться и давайте поговорим. Я еще раз прошу простить меня. За ваши бессонные ночи, за мою несправедливость, за мое хамство. За увольнение. Катя, мне очень нужна ваша помощь.
– Андрей Павлович, ну, что за детский сад. Вам еще раз повторить, что вы уволены? Екатерина Пушкарева больше не нуждается в таком шефе. Прощайте, – сказала я, гордо подняла голову и пошла к лифтам.
Боковым зрением я видела, как шарахаются от меня люди в разные стороны, но мне это было безразлично. У меня была цель – выйти из «Зималетто» с гордо поднятой головой и не разреветься при этом. Цели своей я достигла.
Красными чернилами маминой рукой было написано: « Долг без любви не радует. Истина без любви делает человека критичным. Воспитание без любви порождает противоречия. Порядок без любви делает человека мелочным. Предметные знания без любви делают человека всегда правым. Обладание без любви делает человека скупым. Вера без любви делает человека фанатиком. Горе тем, кто скуп на любовь. Зачем жить, если не для того, чтобы любить? (Лао Цзы)»
Это был очень трудный вывод, над ним нужно было думать и думать…
========== Бунт на корабле ==========
Я не помню, как добиралась домой. Совсем не помню. Удивительно, но я точно знаю, что не плакала по дороге. Не плакала и совершенно не боялась возвращаться домой. Я больше вообще ничего не боялась в этой жизни, по крайней мере, на тот момент. Может, потому что зверски хотелось спать, я была такая храбрая? Не знаю…
Засада ждала меня у самой входной двери в квартиру.
– Лена, ты только посмотри, кто пришел! – папа сидел в прихожей на стуле, как охранник, ему только ружья не хватало для завершения образа, типа «враг не пройдет».
– О, Катенька пришла, – мама выглянула из кухни. – Переодевайся, мой ручки, сейчас кушать будем.
– Лен, ты ее еще с ложечки покорми. Только осторожно. Она у нас теперь взрослая, сама знает, что ей делать, смотри, как бы кусать руку, кормящую ее, не начала.
– Валерик, ну, ты что такое говоришь? Девочка пришла с работы, устала, а ты опять со своим ворчанием.
– А я не ворчу, Лен, я тебе в ее присутствии рассказать хочу, как она отца-мать уважает. Знаешь, что она мне заявила?
– О, Господи, – мама всплеснула руками, – что?
– Пошел вон! Это она меня так из «Зималеты» ихней выгнала, да не сама, охраннику велела меня вывести, она ж большой начальник. С президентом поговорить тоже не дала, не положено мне с моим свиным рылом.
– Не может быть!
– Может, Лена, может.
– Катенька, как ты могла так с папой поступить?
– Ты погоди, Лен, это еще не все. Она мне заявила, что в это «Зималету» я больше никогда не войду, если она сама меня туда не пригласит. И названивать ей на работу по поводу и без, мы с тобой, мать, тоже больше не будем. Поняла, Ленка, какую мы уважительную дочь воспитали?
– Валерик, может, это ты что-нибудь не так понял?
– Конечно, мать. Я же у тебя всегда дураком был. Ничего не понимаю, слова не различаю.
– Я совсем не это хотела сказать. Ну, чего ты злишься?
– А потом, мать, она на меня кричать стала.
– Катенька? На тебя?
– Да, мать! Катенька и на меня! Знаешь, что она кричала?
– Нет.
– А она кричала мне, мол, она сама решит, где ей работать. Мол, хватит командовать ею! Чтобы я уходил! Чтобы ее не позорил. Это мы с тобой, мать, ее позорим, понимаешь? А еще она кричала, что мы с тобой и так не даем ей ни жить, ни дышать.
– Валера, ну, не могла Катя такое говорить. Может, она просто понервничала?
– Папа, ты закончил представление? – спросила я совершенно спокойно. – Я в туалет пройти могу? Мне еще помыться нужно и лечь спать, я очень устала.
– Нет, доченька, не можешь, пока перед отцом и матерью не извинишься. И не пообещаешь, что немедленно уволишься с этой работы.
– Значит так, родные мои. Я вас очень люблю, но эпоха диктата канула в Лету. Все!
– Лен, это что она сейчас сказала?
– Я сказала, что извиняться мне не за что. Разве только за то, что кричала. Нужно было все то же самое сказать спокойно. Я сказала, что больше никто мне не будет указывать, где мне работать, с кем дружить, куда ходить и когда приходить домой и, кстати, что носить, больше мне тоже никто указывать не будет. Никто и никогда. Если мне понадобится ваш совет, я у вас его спрошу. А если не спрашиваю, значит не нуждаюсь в совете.
– Катенька, – мама заплакала, но я была слишком вымотана эмоционально, чтобы сейчас реагировать на ее слезы.
– Теперь я могу пройти в туалет?
– Я же уже сказал, что нет, доченька, не можешь, пока перед отцом и матерью не извинишься. И не пообещаешь, что немедленно уволишься с этой работы.
– Мне здесь описаться?
– Валерик, дай Кате пройти. Она выйдет, мы пойдем обедать и спокойно поговорим, – отец встал со стула и отодвинул его от двери в туалет.
Я ужом проскользнула внутрь и первым делом стала набирать воду в ванну. Вообще-то я не очень любила нежиться в ванной, предпочитала сильные струи душа, но сегодня у меня совсем не было сил стоять под душем. Хотелось лечь в горячую воду с пеной и расслабиться. А потом уйти к себе в комнату и уснуть часов на двадцать. А больше не хотелось ничего… В двери стучали, что-то кричали, но я не давала себе услышать, что именно, пустив воду посильнее. Я ведь прекрасно понимала, что мама сейчас будет хвататься за сердце, а папа пьяно кричать, а потом плакать. Понимала, что меня будут пытаться гнуть, пока не сломают. И решила ни за что не поддаваться ни на угрозы, ни на слезы, ни на шантаж.
Именно там, в ванне с горячей водой и пеной, я вспомнила мимолетно услышанный разговор между Викой и Кирой. Теперь я знала, что мне делать! Ура, я спасена. Вот высплюсь и начну действовать. С родителями будет, конечно, очень трудно договориться, но я все равно сделаю по-своему.
А дальше все пошло, как по маслу. Папа, сам того не подозревая, сыграл на своем поле против своих же ворот, зато великолепно подыграл мне. Не успела я выйти из ванной комнаты, как отец продолжил «воспитательную работу»
– Мать ты посмотри на нее. Попросилась в туалет, а сама уже и ванну принять успела.
– Папа, я что в тюрьме? Я должна у тебя спрашивать разрешения принять ванну?
– Видишь, мать, для нее родительский дом – это тюрьма. Значит так, доченька моя дорогая. Пока ты живешь в моем доме, ты будешь слушать, что я тебе велю. А не нравится, вот тебе Бог, – папа показал рукой на потолок, – а вот тебе порог, – на сей раз жест рукой на входную дверь.
– Ты ничего не перепутал, папа? Это дом мой такой же, как и твой. Я здесь прописана. Но если ты именно так ставишь вопрос, то между тюрьмой и свободой, я выбираю – свободу.
Ну, вот и все. Отец сам дал мне карты в руки. Он сыграл за меня! Я свободна. Завтра же начну претворять свой безумный план в жизнь. А Кира мне в этом поможет!
– Катя, ты хорошо подумала?
– Да, папа. Через пару дней я уйду.
– Нет, не через пару дней. Хочешь свободы? Уходи сейчас, чтоб мы с мамой тебя больше не видели.
– Ты за маму не расписывайся, это во-первых, а во-вторых, можешь хоть милицию вызывать, пока я не высплюсь, я отсюда никуда не пойду. Или пойду, но на панель. Выбирай сам.
– Ленка, – закричал папа, – чтоб не смела ее кормить! А ты иди спать. И чтобы, как проснешься, ноги твоей в доме не было, если не одумаешься и не повинишься.
Я ушла в свою комнату, рухнула на диван, думала, что вот сейчас я, наконец, смогу нареветься всласть и… уснула без задних ног. Было около пяти часов вечера двадцать пятого августа.
Проснулась я от одуряющего запаха сдобы. За окном было темно, света в комнате тоже не было, но я почувствовала, что мама рядом, протянула руку к ночнику и включила свет.
– Катенька, покушай, пока папа не видит. Он в кондиции, выпил и уснул, а я вот пирожков тебе принесла.
– Мамочка, ну, как же ты не понимаешь, что это унизительно.
– Что, доченька.
– Тебе – воровать для меня пирожки, а мне – есть ворованные. Я не буду.
– Кать, ты на папу-то не сердись, он же хочет, как лучше. Ты пойми, доченька. Он тебя любит, волнуется за тебя. Может, ты бы повинилась? А? И мы дальше бы жили, как всегда.
– Не будет больше, как всегда. Никогда не будет, мама.
– Ну, почему?
– Потому что я не хочу, как всегда. Я хочу жить свою жизнь только так, как хочу я сама. Завтра же я начну искать квартиру на съем.
– А как же мы, доченька?
– А вы, как всегда, раз это вас устраивает. Все, мамочка, спокойной ночи. Я хочу еще поспать.
– Катенька, ну, скушай пирожок. Папа же даже не узнает.
– Спасибо, но нет…
Комментарий к Бунт на корабле
Простите меня, пожалуйста, что не отвечаю на комментарии. Я отвечу, честно. Только чуть руку отпустит.
========== Помни меня… ==========
1. Долг без любви не радует.
2. Истина без любви делает человека критичным.
3. Воспитание без любви порождает противоречия.
4. Порядок без любви делает человека мелочным.
5. Предметные знания без любви делают человека всегда правым.
6. Обладание без любви делает человека скупым.
7. Вера без любви делает человека фанатиком.
Горе тем, кто скуп на любовь. Зачем жить, если не для того, чтобы любить?
Лизонька выписала мамин вывод на листок по пунктам и начала прорабатывать каждый пункт по отдельности. Уж очень ей хотелось понять, что же мама имела ввиду. Дошла до третьего пункта, улыбнулась, зачеркнула все семь, оставив только надпись: «Горе тем, кто скуп на любовь. Зачем жить, если не для того, чтобы любить?».