Текст книги "Мамина сказка...(СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)

Я каждую секунду ждала, что Андрей придет в себя и оттолкнет меня, но он не отталкивал, видно шок был глубже, чем я предполагала. Видит Бог, я и не думала заходить так далеко, а уж предположить, что он даст выход своим боли и гневу, вбивая их в меня с каждой новой фрикцией все сильней и сильней, прямо тут же, на кухонном столе, даже не дав мне раздеться, только разорвав мои трусики и отбросив их в сторону, я не могла бы и в самом фантастическом сне. Глаза его были закрыты, не знаю кого он представлял на моем месте, да это и неважно. Важно лишь то, что вместе с оргазмом мозг его встал на место.

Он смутился, стал извиняться, говорить, что сам не понимает, как все случилось…

– Ты еще скажи, что не хотел этого и большего унижения придумать уже не сможешь. Андрей, ничего не произошло. Мне просто нужно было привести тебя в нормальное рабочее состояние, вот и все. Удалось, и слава Богу. Это ты меня прости, что не нашла другого способа.

Я вскочила со стола, подняла свои трусики с пола и совершенно спокойно прошла в душ. А уж там я дала волю своим слезам. Вода лилась и Андрею мой рев был, к счастью, не слышен. Нет, я плакала не от обиды и не от боли. Я плакала от счастья. Пусть с закрытыми глазами, путь представляя кого-то другого, пусть от боли и отчаяния, но он был моим. И мне было так хорошо, как я и мечтать никогда не смела. Жаль, что последствий, скорее всего, не будет, как не будет никогда и повторения этого счастья.

– Катя, Катенька, – Жданов стучал в дверь, – Шурочка зовет.

– Андрей, – я старалась говорить спокойно, старалась ни словом, ни жестом не дать ему понять, что для меня так важно то, что между нами только что произошло, – ты иди, я сейчас приду.

– Катя, а мы теперь вместе?

– Нет! Уходи, пожалуйста, я сейчас приду./

Катюша отметила жирными черточками участок, который ни за что нельзя было читать Лизоньке. Зачем ей знать, что зачали ее на кухонном столе, да еще тогда, когда ее любимый папочка был в состоянии шока.

========== А я хочу сдохнуть… ==========

– Шурочка, что ты хотела? – спросила я влетев в гостиную и стараясь не смотреть на Андрея.

И все-таки я заметила каким он был подавленным и ошеломленным. И на то, что бросал на меня взгляды украдкой, я тоже обратила внимание. Ну, конечно, все никак не может поверить, что переспал не с моделью ростом 180 и параметрами 90×60×90, а с такой, как я, пусть и не с уродцем, как прежде, а просто с самой обычной женщиной. Небось думает, что я воспользовалась его минутной слабостью.

Пушкарева, прекрати себе врать! А разве ты не воспользовалась? Почему, например, не окатила его холодной водой, вода, она знаешь ли тоже хорошо в себя приводит?

Ну, и ладно, пусть думает, что хочет. Вот как аккуратно спросил не пара ли мы отныне, испугался, небось, что начну, как Кира, вешаться ему на шею. А я не начну, пусть не волнуется.

– Катя, мы тут чуть не переругались все.

– Шурочка, не преувеличивай. Тут ругались только два человека, – Макс, наклонив голову, чмокнул Кривенцову в шею. – Ты, которая, как мать родная, все боишься, что кто-то похудеет, да вечно голодный НиколЯ. А остальные просто были против вашего предложения снова пожрать.

– Да? А ты спроси у Юлианы, как я сейчас поработал? Спроси! Знаешь, сколько энергии и нервов уходит на завершающий этап операции? Знаешь? А знаешь, как есть потом хочется? Можно подумать, что нельзя договорить за столом!

– Так что, весь сыр-бор из-за еды? Я предлагаю сейчас всем пойти в столовую и поесть, а я пока кое-что тезисно набросаю. Вы закончите есть, и мы поговорим. Нам, правда, нужно поговорить, открылись новые обстоятельства.

– А тебе есть не надо? – спросила Юлиана.

– Я должна подумать. В одиночестве и тишине.

– Она любовью сыта, – засмеялась Шурочка и прикусила язык. Но я успела заметить, как Андрей бросил на меня быстрый взгляд.

Все ушли в столовую. Я забралась с ногами на диван, сделала несколько дыхательных упражнений, чтобы сосредоточиться, взяла блокнот и начала писать.

Слева вопросы – справа ответы или вопросительный знак. Минут через сорок, как раз к окончанию трапезы остальной команды, я была готова к завершающему аккорду нашего совещания.

И тут Андрей, как назло, выбил из-под меня стул (фигурально выражаясь), я была сосредоточена и готова к беседе, а он взял и принес мне бульон в чашке.

– Кать, ты слишком много работаешь и мало ешь. Юлиана рассказывала, что у тебя уже был гипогликемический обморок. Попей хотя бы бульон. А? Это же не помешает совещанию, пока все рассаживаются, ты и выпьешь.

Ну, зачем он такой заботливый? Делает вид, что ему не безразлично мое здоровье. Кто-кто, а я то знаю, что Андрюшу никогда никто не волнует, кроме него самого. Нет, он, конечно, переменился, но не настолько же. Нужно будет ему сказать, что я никому не расскажу о происшедшем, и навязываться не стану, пусть расслабится и успокоится.

– Спасибо, – сказала я, и даже сделала пару глотков. – У нас открылись новые обстоятельства. Как выяснилось подписи подделывала…

– Кира Воропаева, – перебил меня Максим.

– А ты откуда знаешь? – вскричали мы с Андреем в один голос.

– Так это, помните, когда вы все пришли, я сказал, что раскопал кое-что. Это я в одну прогу зарядил все почерки тех, кто в «Зималетто» работает, и все фальшивые подписи. Заключение однозначное – Кира.

Я исподтишка посмотрела на Андрея, кулаки у него сжались. Видно он все еще надеялся, что я ошиблась и в «Зималетто» есть какой-нибудь другой народный умелец. Господи! Как мне хотелось взять его боль на себя, увы, это было невозможно. Предательство близких каждый переживает в одиночку.

– Да, это Кира Юрьевна, – подтвердила я.

– Твою мать! – выругался Роман. – Юлька, не зыркай глазом, это единственные приличные слова, которые я раскопал в глубинах памяти. Хоть убейте меня, а не вяжется… Кира, она же… Прости Андрюха. Дура она. В ее хорошенькой головке объем памяти так мал, что кроме слов шмотки, гламур и престиж, там вмещаются еще только два – Андрей и измена. Кира и контрабанда? Это невозможно.

– А никто пока и не обвиняет ее в контрабанде. Мы же не знаем мотивов, которыми она руководствовалась, подделывая подписи. Может ей сказали, что это сейчас модно и гламурно, вот она и расстаралась. – Юлиана нервно хмыкнула. – Катюша, продолжай, пожалуйста, так мы никогда не закончим, а я, если честно, очень устала, хочу отдыха и покоя.

– Мы все устали, – сказала я. – Только прежде, чем я продолжу, я хотела бы понять, дальше мы идем вместе с вами, – я посмотрела на Ромку с Андреем, – или разбегаемся?

– Андрюха, ты как хочешь, а я остаюсь. Что я должен делать? Кровью расписаться? Давайте перо и режьте мне палец!

– Ром, перестань выеживаться. Все, что нужно, это рассказать нам причины, по которым ты решил идти дальше с нами. – Юлька, как всегда, сумела найти нужные слова.

– Меня хотели подставить, как подставили Ярика. Меня лишили любимой работы. Меня оклеветали, назвав вором. Этого мало?

– Мало! Скажи чего ты хочешь в перспективе. А то, возможно, нам по пути только часть дороги, а потом развилка.

– А дадите должность главного маркетолога?

– Эта вакансия пуста, занимай!

– Я с вами до конца пути. А теперь что? Посвящение в каменщики?

– Ромка, хватит паясничать, – сказала я и повернулась к Андрею. – А ты?

– А я хочу сдохнуть! – если бы он это закричал, еще можно было бы списать все на истерику, но в его голосе была такая тоска, такая боль и такое отчаяние, что нам всем стало не по себе. – Простите меня, я, пожалуй, пойду.

– Палыч, ты чего? – заорал Роман в спину уходящего Жданова.

Больше всего на свете мне хотелось броситься за Андреем, но я… Я была такой дурой, что вместе со всеми стояла, открыв рот, и молчала. Я даже посмела обидеться и рассердиться. Идиотка! А если бы мне кто-нибудь сказал, что это мой папа контрабандист, а Колька мошенник? Если бы я узнала, что мой родной дом – это перевалочная база для бандитов? Мне бы очень хотелось жить, строить новый дом, бороться?

– У него просто шок. Он вернется. Вот увидите, он вернется, – как-то очень неуверенно и растерянно пробормотал Роман.

– Конечно вернется, только бы глупостей не натворил, – Юлиана посмотрела на часы. – Ромка, давай-ка дуй за Андреем. Свой голос можешь делегировать кому-то из нас. А можешь не делегировать, мы все равно сделаем то, что решим.

– Ага, пулей! Чудно! Пешком? Ни Андрея не догоню, ни сам до города не добреду.

– На, держи ключи от Катюхиной машины. Только чтобы не позже восьми утра завтрашнего дня машина была на месте. У Кати важные дела.

– Договорились. Я побежал. Попробую догнать Андрюху.

– Телефон не отключай! – уже в исчезающую за входной дверью спину, крикнула Юлиана.

Наступила тишина, каждый думал о своем. Мне, например, ничего, кроме того, что я хочу немедленно позвонить Андрею, в голову не лезло. Колька, наверное, думал о еде или о Юлиане, потому что на его губах играла блуждающая улыбка. Шурочка была очень обеспокоена, хмуро сдвинула брови и даже не замечала, что Макс гладит ее по спине.

– Может закончим на сегодня? Что-то я устала не по-детски.

– Нет, Юленька. Пожалуйста, дай мне еще минут десять и можете ехать.

– Ладно, говори, надеюсь, что мне удастся до ночи добраться домой.

– Значит так. Я предлагаю операцию с журналисткой не отменять. Нам сейчас, как никогда раньше нужно установить камеры в «Зималетто».

– И контроль над компьютерами, – вставил Макс.

– И контроль над компьютерами, – согласилась я. – Теперь минуточку, это очень важно! Сразу после этой операции, я думаю, нам нужно будет перевербовать Ветрова. Только я понятия не имею, как это сделать. Мне казалось, что с этим прекрасно справились бы Ромка с Андреем, но все вышло просто ужасно.

– А почему ты его не остановила? Ты что не видела, что ему хреново? Если бы, не дай Бог, Максу было бы плохо, я нашла бы нужные слова. А ты… Катька, твоя гордыня нас всех погубит.

– Теперь я виновата в случившемся? – очень захотелось завыть.

– Ни в чем ты не виновата, Катюша. Давай мы подумаем на тему Ветрова чуть позже, после операции по негласному захвату «Зималетто». Договорились?

– Хорошо.

– У тебя все, или есть что-то еще?

– Есть! Мы наведем таможню на «Зималетто», когда они будут вывозить партию бриллиантов!

– Что?

– Ты решила ввязаться в драку?

– Ты с ума сошла?

– Я еще хочу жить! – заговорили все сразу.

– Все совсем наоборот. Я не сошла с ума, я решила, что мы можем избежать драки и обеспечить свою безопасность. Мы вообще не будем светиться. Понимаете?

– Я даже проснулась от таких поворотов! – Юлька неожиданно рассмеялась. – Коленька, тащи коньяк, никуда мы не едем, все очень серьезно. Ну, давай, рассказывай, авантюристка.

– Максим, все зависит только от тебя. Ты сможешь подчистить все следы так, чтобы никто, ни ФСБ, ни ЦРУ, ни контрабандисты и подумать не смогли, что кто-то гулял по сайту «Зималетто» и скачивал оттуда информацию?

– Никто-никто?

– Никто-никто!

– А когда все кончится, вы возьмете меня главным сисадмином в «Никамоду» и дадите карт-бланш на сервера, мой штат и технику?

– Ну, ты торгаш. Нет! Для исполнения всех своих запросов тебе придется сделать еще кое-что.

– Что именно?

– Ну, например, подбросить инфу о контрабанде в один-единственный компьютер Таможенного комитета, причем так, чтобы опять же ни ФСБ, ни ЦРУ и помыслить не могли, что инфа ушла от нас. Более того, ты должен будешь узнать в какой комп ее подбрасывать, чтобы она не вышла до поры до времени за пределы этого компа?

– Не понял?

– Чего ты не понял? Нужно найти неподкупного человека, очень высокого ранга, чтобы он смог провести всю операцию и не сорвать ее. А уж операцию мы сами разработаем.

– И это все? Тогда я, в виде бонуса, еще и Ромкины следы пребывания на сайте компании сотру!

– А что? Дело может выгореть! – Колька засверкал глазами. – И «Зималетто» мы сможем купить за копейки, когда арестованная компания пойдет с молотка. Тут только важно, чтобы Андрей с Ромкой успели сбросить свои акции до того, как мы начнем действовать.

– Я даже знаю, кто у них эти акции купит, – хитро улыбнулась Юлиана.

– Кто? – спросила я.

– Не важно, об этом потом. Макс, помнишь, мы говорили об экспроприации Хмелинских денег?

– Не вы говорили, а я убеждал вас в необходимости такого шага.

– Хорошо, ты! Это нужно будет сделать в последнюю секунду перед началом таможенной операции или даже во время нее. Ему из тюрьмы сложно будет отследить путь уплывших денег. Пусть думает, что его накрыла таможня.

– Ух, здорово! Как я рада, что я с вами, с вами не скучно! – Шурочка уже пьяненько хихикала и откровенно поглядывала на Макса. Кажется, и ночью ей сегодня скучно не будет…

========== На дне… ==========

Дорогая моя девочка, я долго думал рассказывать ли тебе о тех, самых черных, днях в моей жизни. Нужно ли тебе знать, что твой любимый папа, которым ты так гордишься, которого считаешь чуть ли не Богом, оказывается всего лишь человек. Со своими слабостями, страхами и трусостью. Да, да, трусостью. Конечно, каждому отцу приятно, когда его ребенок просто молится на него, но мне хочется, чтобы ты, солнышко, не молилась идолу, а поняла, что идеальных людей нет. Их не может быть, потому что они всего лишь люди, а не ангелы. Мне совершенно не хочется, чтобы ты потом всю жизнь искала своего идеального мужчину, похожего на твоего папу, да так и осталась одна, не найдя его, потому что его нет и быть не может.

Я очень не хотел, чтобы ты узнала о моем падении на самое дно жизни. И все-таки я решился рассказать тебе о том периоде. Ты спросишь меня зачем? Потому что ты моя дочь, в тебе не только мамины, но и мои гены. И я часто, наблюдая за тобой, видел, что ты поступаешь так же, как поступил бы и я, и мне вовсе не хочется, что бы ты, если, не дай Бог, наступят черные дни в твоей жизни, сломалась бы так же, как сломался когда-то и я. Не повторяй моих ошибок, доченька! Готова? Ну, слушай.

Я выбежал из дома Юлианы быстрее, чем этого хотелось даже мне самому, ведь где-то в глубине души я ждал, что меня остановят, вернее остановит один человек, твоя мама. Меня никто не остановил (наверное я сам не дал никому этой возможности) и я со всех ног бросился к дороге. Поймал попутку и уехал в Москву.

Ехать домой, куда в любой момент мог прийти Ромка, мне не хотелось, и я поехал на работу в морг. До смены оставалось еще полтора часа и это были самые страшные полтора часа в моей жизни. Я все пытался осознать, что мой отец, на которого я был очень обижен, но которого все равно любил, оказался не просто преступником, это я, возможно, и смог бы осознать, он оказался преступником, который публично обвинил меня в своих преступлениях. Я не понимал, как такое возможно. Ведь я же его единственный сын, других нет, и, наверное, уже никогда не будет. Больно было так, что казалось сердце сейчас разорвется.

А Кира? Она же любила меня, говорила, что готова ради меня на все. Любила и подставляла, подделывая мою подпись? Как это? Как такое может быть? Это месть за измены? Или ее любовь была сплошным обманом, и четыре года своей жизни я выбросил на помойку, терпя ее ревность, ее несносный характер, ее экзальтированную скандальность и снобизм? А мама? Она что, прожила всю жизнь с закрытыми глазами? Или она тоже в одной шайке с отцом и плевать хотела на то, что из меня сделали козла отпущения? Мама… Неужели и маме я не нужен? Никому не нужен! И той, которая, казалось бы, добра ко мне, я тоже, как выяснилось, не нужен, она даже не позвонила.

Хотелось если не сдохнуть, то напиться до поросячьего визга и все забыть, тем более, что спирт стоял в большой стеклянной бутыли практически бесконечный.

Не осуждай меня, девочка. У меня не просто из-под задницы выбили стул, там хоть можно упасть на пол, у меня из-под ног убрали землю, и я даже не повис в невесомости, я провалился в яму без дна. Я все летел и летел в бездну, и конца не видел. Больше всего на свете мне хотелось уснуть и не просыпаться уже никогда.

Да, именно так и бывает со всеми: первая рюмка, чтобы заглушить боль, вторая чтобы все забыть, третья – потому что двух уже мало. А когда просыпаешься гудит голова и снова все вспоминаешь, и спешишь влить в себя первую, после пробуждения, чтобы не было стыдно, и вторую, чтобы все забыть, и третью, потому что двух уже мало.

Я, наконец, упал на дно той самой бездны, в которую летел. Три недели, три долгие недели я пил. Не мылся, не менял одежду, почти ничего не ел, только пил, а напившись, как свинья, позволял себе плакать над своей изломанной жизнью и жаловаться на нее покойникам.

Как это не покажется странным, с мертвыми мне было проще, чем с живыми. С покойниками я говорил, обмывал, одевал и гримировал их. Я им даже завидовал – лежат себе, успокоенные, и ничего у них не болит. А вот если приходил Ромка, я притворялся спящим, не желая ни слушать его ни ему отвечать. Если приходила Катя, я старался обидеть ее, как можно сильнее, чтобы у нее пропала охота ко мне приходить. Однажды я так сильно ее оскорбил, что у нее лопнуло терпение.

Я уснул в морге, а проснулся уже в больнице. На окнах были решетки, мои руки были привязаны к железякам, вмонтированным в кровать, а в мои вены капал уже не спирт, а что-то вымывающее его и его последствия. На диванчике, свернувшись клубочком, спала Катя, а на кресле, стоящем рядом с постелью, тихо плакала моя мама.

Доченька, не знаю, имеешь ли ты право меня осуждать, но даже если такого права у тебя нет, то все равно – прости. В свое оправдание я могу сказать только то, что я действительно думал, что я никому не нужен. Никому на всем белом свете. Я ведь не знал тогда, что наша мама меня любит, что я ей нужен. Я понятия не имел, что пройдет каких-то девять месяцев и я стану папой. Прости, девочка, я не знал, что ты уже есть.***Я звонила Андрею без конца, но его мобильный отвечал холодным металлическим голосом, что абонет находится вне зоны действия сети.

– Макс, ты не можешь засечь мобильный Андрея?

– Катюша, ты меня ни с кем не перепутала? Я маячок ему в мобилу не ставил.

– Господи, только бы он не поехал к отцу или к Кире выяснять отношения. Он же нам всю операцию провалит. – Николай без конца что-то жевал. Он всегда, когда нервничает, жует что-то.

– Коленька, Андрей, конечно, непредсказуем, но подставлять нас не станет, скорее всего пьет где-то сейчас, если не пытается броситься с моста в реку. Ох, Катюха, прости, – заметив, что мне стало дурно, быстро прибавила Юлиана, – это я так, для красного словца. Ничего он с собой не сделает.

Наконец, около одиннадцати ночи, позвонил Роман: – Все в порядке, Андрей в морге, – телефон выпал из моих рук.

Сознание возвращалось ко мне медленно, словно из-под толщи воды до меня вначале донесся неясный гул, затем голоса, которые я даже начала различать.

– Катька, ты же знаешь, что Жданов в морге работает, чего в обморок хлопаешься? – сердитый голос Коли.

– Это я виновата, какого черта про мост и реку брякнула? – виноватый Юлианы.

– Отойдите, я плесну на нее воду, – а это, как всегда деятельная, Шурочка.

– Не надо, я в порядке, – заговорила я.

Для меня начались трудные дни, дни диссоциативного расстройства.* Одна часть меня была рядом с друзьями, радовалась нашим успехам, огорчалась небольшим неудачам. Другая – ежеминутно, ежесекундно находилась рядом с Андреем. Мне до сих пор непонятно, как я все это выдержала. Если бы не Юлька с Шурочкой, да не Ромка с Колей, мне кажется, что я бы сдалась, сломалась, как Андрюша, потеряла бы себя и его.

Я попробую разложить все по хронологическим и логическим полочкам, но ты уж меня, мой дневник, прости если вдруг понесу какой-нибудь бред. Я ведь и сама была эти недели, как в бреду.

Назавтра после исторического бегства Андрея, мы с Ромкой поехали в морг. Я боюсь покойников, панически боюсь, вернее боялась, больше не боюсь. Потому что еще больше, чем я их боялась, я любила этого несносного Жданова. Мы договорились, что Роман позовет Андрюшу, а я буду ждать снаружи, но ничего не получилось.

– Кать, он на меня не реагирует, как будто не слышит, делает вид, что спит. Он и на тебя не среагирует, может не пойдешь? Он в хлам пьяный, – сказал Малиновский, выйдя из-за страшной двери.

– Ну, это мы еще посмотрим, – я страшно разозлилась.

Черт побери, не одному Андрею плохо сейчас. Я вон тоже с родителями в ссоре, даже ушла из дома, но я же смогла жить дальше! И он сможет. Да, мне помогли друзья, и ему нужно просто доказать, что он не один, что и у него есть друзья. Ромка, Юлиана, Шурочка, я, в конце концов! И он сможет жить дальше.

Это хорошо, что я разозлилась, я, когда злая, не такая трусиха!

Первое, что неприятно поразило меня в морге, был запах. Очень специфический и противный, он преследовал меня и потом, до самого дома, пока я не приняла душ и не переоделась, я слышала этот запах.

Что я могу сказать? Я потерпела фиаско, Андрей, кажется, вообще меня не заметил. Зато я преодолела свой страх! Я видела трех покойников и могу сейчас хоть под присягой сказать – они не кусаются. Лежат себе, закрыв глаза и не вредничают.

С того, дня я, как на работу, ходила в морг. Я дала себе слово достучаться до Андрея. Видит Бог, как это было непросто. Иногда он делал вид, что спит, иногда хамил, иногда матерился, а однажды даже пытался меня физически вышвырнуть, но я все равно каждый вечер приходила к нему. Я рассказывала ему, как он нам нужен, как мы все ждем его возвращения. Я засунула свою гордость подальше и сказала ему, что он нужен мне, что я вообще не представляю, как дальше жить, если он не вернется.

Все было напрасно! Временами мне казалось, что я так больше не могу, что я готова сдаться, пусть живет, как хочет, но наступал следующий день, и я снова шла к Андрею.

Пятого ноября мы успешно провели операцию по внедрению в «Зималетто». Об этом нужно будет написать чуть поподробнее, как и о том, что со мной случилось. Но это уже завтра. Очень хочется спать…

Комментарий к На дне…

*Диссоциативное расстройство – так называемое раздвоение личности, хотя на самом деле это далеко не точное определение.

========== “Мышеловка” ==========

Операция которой мы дали кодовое название «Мышеловка», прошла, как по маслу, и в первую очередь это была заслуга Шурочки. Буквально накануне часа «икс» Макс решил, что Шурочке пора навестить «Зималетто», зайти в отдел кадров, чтобы забрать свою трудовую книжку, прогуляться в бухгалтерию, чтобы получить расчетный лист, и непременно посетить кассу, дабы забрать деньги по тому самому расчетному листу.

А самое главное, проследить, чтобы операция прошла без сучка и задоринки, чтобы весь женсовет собрался в туалете-курилке по девять-один-один ровно в час дня, как раз в то время, когда все сисадмины уходят на обед, дождаться там журналистку и самой, самой заблокировать двери и компьютеры вовремя, ни раньше, ни позже. Для этого Макс дал ей в руки какой-то малюсенький пультик с одной единственной кнопочкой «пуск». Да, на всякий случай, Кривенцова должна была еще раз переговорить с Тропинкиной, чтобы та «не смогла» дозвониться ни до одного технаря «Зималетто», но умудрилась разыскать «своего друга» компьютерщика, которого решено было заявить, как Вячеслава Юдашкина (пусть потом ищут хакера и Зайцева, и Юдашкина сразу).

Все прошло еще лучше, чем мы могли себе представить. Об этой операции Шурочка рассказывала взахлеб почти весь вечер, вспоминая все новые и новые подробности.

– Представляете, я уже нажала кнопочку пуск, и тут в курилку врывается… Викуся. Дать обратный ход я не могу, Клочкова влетела за долю секунды до того, как мышеловка захлопнулась. – вспоминала Шура.

– Какой ужас, – сказала Юлиана. – Я же послала не Шестикову, а Наташу Крымову, они же с Кирой и Викой приятельницы.

– Ничего не ужас, а как раз наоборот! Женсовету и подставляться не пришлось, Клочкова практически в одиночку справилась с задачей! Она такого понарассказывала, что если там хоть десять процентов правда, Александру Юрьевичу место на нарах!

– А вот это уже интересно, – оживился Роман, – давай-ка Шурочка поподробней.

– Ну, короче, как только Викуся ворвалась, она стала девчонок цеплять, девочки не остались в долгу, потребовали, чтобы она заткнулась, мол если она ноги перед Сашкой раздвигает, то это еще не значит, что она может их оскорблять. И Викуся начала орать, что готова поменяться с любой из них. Она им свои привилегии и пост секретарши президента, а они ей возможность спокойно работать.

– Вика спит с Воропаевым? – Ромка нахмурился и мы все, кроме Макса и Коли, поняли почему.

– Спит? Я бы не так это назвала. Вы слушайте, сами поймете. В общем, когда все проорались, Вика пошла к двери, а двери-то того, не открываются. Она проводит свою карточку в двери – не открывается, Света проводит свою – та же картина. Все пытались открыть дверь, даже я плечом для вида поднажала – никаких успехов. Стало понятно, что мы заперты. Тут Викуся и зарыдала. Ну, а журналистка сразу к ней, мол, ты чего, да что случилось, да кто тебя обидел, да мы же подруги. Клочкова свой рот и открыла:

– Воропаев здесь никому зарплаты не платит, – девчонки дружно закивали, даже Олечка Вячеславовна, – он издевается над всеми. А вчера вообще сказал, что я увижу зарплату только когда рак на горе свистнет. Он домогался меня, приставал ко мне, естественно я ему отказала, тогда он начал преследовать меня, грозил увольнением и шантажировал взятым в компании кредитом. Сказал, что или я немедленно возвращаю кредит, или он передает в суд мое дело. А как я могу вернуть кредит, когда он зарплату не платит? И тогда… тогда… тогда, – Вика заплакала так горько, что даже мы, так сильно ненавидевшие Клочкову, и то посочувствовали ей. – Тогда он сказал, что я могу отработать свой кредит в его постели.

– Тут журналистка просто развела руками, мол, как это, деньги брала у компании, а отдавать их должна Сашке? Да еще натурой? И все, как прорвало плотину, все наперебой начали рассказывать, что происходит в компании на самом деле. Что Воропаев даже не собирается устраивать показ, только вид делает, что с людьми обращается, как со своими личными рабами, что… В общем, всю подноготную перед этой Натальей вывернули, так что ей будет, что написать.

– Так вот почему Вика плакала. Помнишь, Катюша, я рассказывала, что она рыдала в приемной, а Кира на нее еще и кричала?

– Помню, конечно. Вот же гад! Даже мне Клочкову жалко стало.

– Гад – это не то слово, – заговорил Макс. – Прикиньте, он меня за горло попытался схватить.

– Тебя? Почему ты мне сразу не сказал? – возмутилась Шурочка. – Я бы ему руки за тебя, а за одно и яйца за Вику пооткручивала бы.

– И на тебя завели бы еще одно уголовное дело. Вот радости было бы нам всем, – сказал Колюня.

– Как еще одно, Шурочка? Ну, надо же, а я и не знал, что моя бывшая секретарша уголовница.

– Это дело прошлое, – вступился за любимую Максим, и кратко рассказал Роману Шурину историю. – А теперь слушайте мой рассказ. Ну, Маша позвонила и я, как было условлено, уже минут через десять появился в «Зималетто». Она подвела меня к Воропаеву, сказала, что я ее приятель и что могу помочь.

– А тебя точно не опознают потом? – заволновалась Шура.

– Не опознают! Татушки, дреды и нитку свою я спрятал, да еще и вытащил контактные линзы, да нацепил очки. Никто меня не опознает. Шурка, не перебивай, с мысли же сбиваешь. Короче, Воропаев сразу потянул ко мне ручонки, пытаясь схватить за горло, при этом он кричал, что придушит меня, если я не разблокирую двери и не починю компьютеры. Спасибо Сергею Игнатовичу, парочке приемчиков он меня научил. Я руку уродцу за спину заломил и тихонечко так, на ушко сказал, что я не его работник, чтобы он на меня хвост поднимал, что я готов ему помочь из уважения к Маше и за пятьсот баксов. Ну, тут еще Шурочка помогла, как раз вовремя раскрутила журналистку на «звонок другу», то есть Воропаеву. Та в трубку так кричала, что даже я слышал, что ей все про него, ну про Сашу, секретарши рассказали, что она все это напишет в своей статье, и про сексуальные домогательства тоже. И еще напоследок пригрозила судом, мол если ее не освободят в ближайшие пятнадцать минут, то у нее сорвется пресс-конференция, а отвечать, причем и материально, будет лично Воропаев. Тут он, видно, рассудил, что пятьюстами баксов перед Натальей он не отделается. Так что решил заплатить мне. Вот деньги.

– Оставь себе, это твой заработок, – сказала Юлиана, и мы все тоже кивнули головой.

– Спасибо, теперь смогу кое-что сделать. Короче, отчитываюсь о проделанной работе, пошли в кабинет.

Мы дружно переместились, Макс поколдовал пару секунд, и мы увидели на мониторе «Зималетто» в режиме настоящего времени. У меня даже сердце защемило, когда я увидела президентский кабинет, а потом и свою каморку.

– Камеры я установил здесь, в приемной, в кабинете Киры, – он куда-то нажал и мы увидели пустой кабинет Воропаевой, – Ветрова и в мастерской Милко. Причем в мастерской я поставил две камеры. Эти записи, если мы что-то нароем, я тоже собираюсь передать в таможню.

– Максик, ты чудо, ты волшебник, – Шурочка, не стесняясь нас, впилась своими губами в губы хакера.

– Шурка, тут люди, потерпи, – шепотом сказал Максим, вырвавшись из стального захвата. – И еще я практически на все компы установил прогу TeamViewer, теперь могу, не выходя из дома, брать управление их компами на себя.

– Макс, там же каждый раз нужно вводить пароль, – сказа Коля, – и пароли каждый раз разные.

– Ну, это я умел делать еще в детском саду.

– Подвожу итоги, – Юлиана была серьезной, как никогда. – Макс, Шура, мы ни на секунду не ошиблись в вас. Я рада, что мы вместе и предлагаю отметить нашу победу.

– Только без меня, мне еще в город нужно съездить.

– К Жданову?

– К Жданову. Но мысленно я с вами.

/Я поехала в морг, я нисколько не боялась ни морга, ни ночной дороги, практика – это великое дело. Я уже вообще ничего не боялась. А зря, потому что в морге меня поджидал сюрприз…

В этот раз Андрей был слишком пьян даже для себя и он, действительно, спал. На нем, прямо в прозекторской, на столе где вскрывают покойников, храпела какая-то пьяная девка. Они были одетыми, но под столом валялось несколько использованных презервативов.

Я закричала так дико, что этот крик мог бы разбудить даже мертвых, разбудил он и эту «сладкую парочку». Уж лучше бы они спали, видеть эти омерзительные, опухшие от пьянства рожи было еще противнее чем их бутербродный сон.

Меня качнуло к стене, слезы полились из глаз так, что я и представить не могла, что их бывает так много, потом горькая, противная волна рванула из желудка к горлу и меня начало рвать прямо на пол.