Текст книги "Мамина сказка...(СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

Андрей, шатаясь, подошел ко мне и, ни слова не говоря, схватил меня за шкирку и вытолкал за двери не только прозекторской, но и вообще из морга, после чего запер двери изнутри./

Катя провела две жирные черточки. Что-что, а это она показывать Лизоньке никогда не станет, сама тогда чуть не умерла от горя.

Не помню, как я ехала домой, ничего не помню. Только липкий, противный привкус горечи и тошноту. Опомнилась я уже рядом с виллой, мысленно поблагодарила Бога, что доехала без приключений, учитывая мое состояние. Вышла из машины, достала мобильный и набрала номер, по которому мне хотелось бы позвонить в последнюю очередь. Я даже на часы не посмотрела, а ведь было уже половина одиннадцатого, она могла спать…

========== Собранный пазл ==========

Видит Бог, я не хотела ей хамить, не собиралась причинять боль и быть жестокой я тоже не планировала, но когда я услышала этот сытый, разнеженный от ничегонеделания голос, когда вспомнила распухшее от горя и пьянства лицо Андрея, что-то перемкнуло в моих мозгах, и на ее безобидное «Алло», я набросилась на нее, как цепной пес, сумевший сорваться со своей цепи.

– Маргарита Рудольфовна, как поживаете? Вкусно ли кушаете? Сладко ли спите? – мой голос сочился ядом, я даже радовалась, что она далеко и я не смогу дотянуть до нее свои руки.

– Кто это?

– Как кто? Совесть ваша! Не узнали? Еще бы, ведь вы ее так давно отправили на помойку, где тут узнать.

– Девушка, вы сошли с ума? Звоните среди ночи и хамите? А если я сейчас позвоню в полицию?

– Звоните, в полицию, в отдел поиска утерянных вещей, может там вам помогут отыскать свою совесть.

– Господи! Да кто вы такая? Что случилось?

– Я ведь вам уже сказала. Я ваша совесть, звоню напомнить, что у вас есть сын, которого вы предали.

В трубке послышалось учащенное дыхание, потом всхлип, и уже совершенно другим, задыхающимся и хриплым тоном Маргарита Рудольфовна зашептала.

– Пожалуйста, не кладите трубку. Я только выйду из спальни. Пожалуйста, девочка, помогите мне.

– Я подожду, – ответила я немного успокаиваясь.

Да что со мной такое творится, в конце концов? Почему я взрываюсь от каждой мелочи и совершенно не могу держать себя в руках? Вот за что я нахамила этой пожилой женщине? Почему набросилась на нее? Она ведь может быть совершенно не виноватой. Вон как разволновалась, когда об Андрее услышала. Это было жестоко.

Катька! Ну, что с тобой происходит? Ты же не такая. Конечно, Андрей, да еще эта выматывающая постоянная тошнота целый день, окончившаяся рвотой, кого угодно превратят в зверя. И все же, не нужно так срываться, нельзя, не по человечески. Господи, как же я устала…

– Простите, мне нужно было выйти из спальни, чтобы муж не проснулся.

– Надо же, какая вы заботливая жена, – снова взорвалась я, – вот бы вы еще и матерью хоть вполовину такой же были, или хоть в четверть!

– Девушка, хватит. Пожалуйста, хватит! Если вы знаете, где Андрей, помогите мне его разыскать. Пожалуйста. И не нужно надо мной издеваться, я этого, право же слово, не заслужила, – она заплакала. Заплакала и я.

– Маргарита Рудольфовна, простите, что сорвалась на вас. Просто Андрей… Андрей… он в таком состоянии, что его нужно спасать, а у меня ничего не получается. Я бьюсь, бьюсь, а он ничего не слышит. Понимаете? Он считает, что его все предали, и вы тоже. Понимаете? И я больше не могу, у меня почему-то силы кончились. Понимаете. Вот я вам и позвонила, – я уже не плакала, а выла. – Как вы могли предать его? Почему не стали на его сторону? Почему? Ведь это ваш сын, ваш единственный сын.

– Деточка, ты его очень любишь? – вдруг неожиданно спокойно и мягко спросили на том конце провода.

– А это мое дело, – снова окрысилась я. – Все, что мне от вас нужно, это понять, на чьей вы стороне, понять, друг вы Андрею или его враг. Пойдете ли вы против мужа, защищая сына или нет?

– И как ты сможешь это проверить?

– Я не знаю, – растерялась я.

– Вот видишь, и я не знаю, как тебе доказывать, что я ищу Андрея с той самой минуты, как он исчез, что я места себе не нахожу от тревоги, что я не понимаю, что ты имеешь в виду под словом предательство. То, что я не проголосовала за вызов полиции вместе с ним и Романом? Так я боялась, что они блефуют, боялась, что полиция все вскроет, понимаешь? Я его пыталась защитить.

– Я вас ненавижу. Вы не мать! Мать всегда чувствует, что ее ребенок не может быть вором. Да как вы могли усомниться в сыне? Как посмели? – меня трясло.

– Прости, девочка, а у тебя есть дети?

– Нет, – сказала я и пазл сложился. Тошнота, вспыльчивость, рвота и задержка… Я говорила с бабушкой моего ребенка, зачатого, слава Богу, до Андрюшиного запоя. Это открытие настолько ошеломило меня, что я начала хохотать.

– Девушка, алло, девушка, что случилось? Вы надо мной смеетесь?

– Нет, над собой. Маргарита Рудольфовна, я попытаюсь вам объяснить кое-что, – я совершенно успокоилась. Когда знаешь в чем причина нервозности и неадекватности, да когда рад открытию безмерно, успокоится очень просто. – Андрей жив, но очень болен, его нужно спасать.

– О, Боже, что с ним?

– Запой! Страшный запой! Виновники его запоя, это Павел Олегович, Кира и вы, Маргарита Рудольфовна. Вы все его предали, и он сломался. Самые близкие люди, которые у него были, с удовольствием сплясали на его костях.

– Простите, как вас зовут? Назовите любое имя, если не хотите говорить правду, мне просто нужно знать, как к вам обращаться.

– Меня зовут Катя.

– Катенька, хорошо, пусть так, пусть вы считаете, что мы все его предали…

– Это не я так считаю, это Андрей так считает, поэтому и запил. И знаете что?

– Что?

– Я с ним согласна. И не называйте меня Катенькой, пожалуйста. Так меня зовут друзья.

– Катя, у нас с вами очень странный разговор получается, а вернее не получается никакого разговора. Вы мне сказали, что с Андреем беда, что ему нужна помощь. Катя, ведь это вы обратились ко мне за помощью. Так скажите мне, где Андрей, и я попытаюсь помочь.

– Маргарита Рудольфовна, я запуталась. Вы или очень хорошо играете, или правда не понимаете, как все серьезно. Да, мне нужна ваша помощь, но сказать вам где Андрей я пока не могу, это тоже было бы предательством с моей стороны.

– Катя, прости, но мне нехорошо. Давай уже что-то решать.

– Мне тоже не очень хорошо. Давайте мы вот что сделаем, я позвоню вам завтра, когда придумаю, как вас можно проверить. А вы пока никому не говорите о нашем с вами разговоре. Ладно?

– Детский сад какой-то. Катя, он хоть ест? – в эту минуту я практически все ей простила, так по-матерински она это спросила.

– Андрей? Почти ничего не ест, только пьет.

– Катенька, а вы сварите ему бульон, только не куриный, а говяжий, и обязательно с зеленью. От него Андрей не сможет отказаться, я знаю, что говорю.

– Хорошо, Маргарита Рудольфовна. И извините меня за хамство, просто я сама вся на нервах.

– Ничего, девочка. Главное, чтобы ты позаботилась об Андрюше.

Я пошла в дом, на мое счастье все сидели за столом, никто не собирался идти спать или уезжать, хотя Ромка и планировал на сегодня ночной извоз. Он уже забрал свой жигуль из ремонта и работал на нем за себя и за Андрея. И не пил за себя и за него.

– Мне нужно с вами поговорить, со всеми. Может кто-нибудь, что-нибудь сможет придумать. – я рассказала, что Андрей меня вышвырнул, что он ужасно выглядит, что он вот-вот сопьется окончательно. Про девку я рассказывать не стала, это было непринципиально, а позорить Андрея перед всеми мне не хотелось. – Его нужно спасать! Помогите!

– Как? Катюша можно помочь тому, кто хочет, чтобы ему помогли, а как спасать того, кто и сам утопиться собрался и спасателя утопить, я не знаю. – Юлиана поджала губы.

– А я знаю, все на что хватило моего ума, это позвонить его маме, мне кажется, что она сможет помочь Андрею.

– Ты отведешь ее к нему? Не боишься, что о его местонахождении тут же станет известно Кире, что его возьмут в оборот, а он в пьяном угаре и сдаст нас всех с потрохами? – Колька, кажется боялся за нас очень сильно.

– Андрей Павлович не такой! Он никого никому не сдаст! – Шурочка, как всегда бросилась на защиту любимого начальника. – Правда же, Ромка? Он никого не сдаст!

– Трезвым – нет, а пьяным – может. Все может.

– Да чего мы паримся. У Юлианы в доме есть такой благоустроенный подвал. Можно закрыть там и маму Андрея, и его самого, отобрать у них все средства связи, оставить только рацию, чтобы могли с нами общаться. Тут мы его и вылечим и пусть мать приглядывает за ним.

– Макс! Ты нормальный? Неужели ты думаешь, что я позволю превратить свой дом в место, где содержатся похищенные люди? Ребятки, я на многое готова, но удержание людей против их воли, да еще в своем подвале? Это вы явно погорячились.

– Маргариту Рудольфовну я беру на себя, Катюша, – сказал Роман. – Я выясню все, что ей известно, начиная с ее голосования и заканчивая контрабандой бриллиантов, а потом решу что делать.

– Вместе решим, Роман, – сказала Юлиана. – И, пожалуйста, будь очень аккуратным, не засветись сам и нас не засвети. Ты же понимаешь, что по краю ходим.

– Я все понимаю, Юль. Не волнуйся.

– Послушайте, а может нам для начала не Маргариту Рудольфовну, а Ветрова обработать и перевербовать? Тогда мы сможем сопоставить его слова с ее словами, вот и будет замечательная проверка. Кому-кому, а Ярославу точно известна вся схема.

– Точно! Шурочка, ты молодец! – Максим чмокнул ее в макушку. – Только мне пару дней нужно, чтобы понаблюдать за Ветровым через камеру наблюдения, и нам нужно разработать операцию по перевербовке. И все будет в порядке.

– Господи! Как же вы не понимаете! Андрея сейчас спасать нужно, сейчас! Потом может быть поздно! Ромочка, миленький, спаси Андрея. Хочешь, мы его выкрадем из этого проклятого морга, уложим в больницу?

– Без его согласия? Катя, это невозможно ни за какие деньги. Или он, или его родные должны подписать согласие.

– А если в частную клинику?

– В частную можно, только знаешь, какие там цены?

– У меня есть четыре тысячи долларов своих и… Колька, что у тебя есть?

– Из моих личных?

– Ну, конечно.

– Четыре с хвостиком.

– Дашь? Я отдам тебе все, до цента.

– Люди, вы что охренели? Вы чего, благородство свое демонстрируете? Узнайте, сколько будет стоить лечение, а деньги мы у Хмелина «одолжим», не обеднеет, чай. Юлиана, не нужно на меня так смотреть, я проведу операцию по выемке так, что никто путь проследить не сможет. Что, Катюха, может быть и ты против?

– Нет, я за, в этом случае я только за.

– Тогда я хотела бы услышать, что мы решили и пойти спать. Устала я сегодня, да и у Шурочки глаза слипаются. – Юлиана зевнула и посмотрела на меня вопросительно.

– Мне кажется, что Роман завтра все же должен встретиться с Маргаритой Рудольфовной и прощупать почву. Кто за? Единогласно. Спасибо вам. Ну, а Макс начинает завтра смотреть «Зималетто». И обо всем остальном мы поговорим уже завтра. Кто за? Снова единогласно. А я завтра же выясню сколько может стоить лечение Андрея.

– Все, мартышки, на горшки и в койку, – Юлиана тяжело поднялась и отправилась в свою спальню, наверх.

– Шурочка, скажи, а у нас есть говядина?

– Конечно, в морозилке, достать?

– Нет, спасибо, я сама…

========== Дилетант еще не преступник ==========

– Мам, погоди, пожалуйста. Остановись!

– Кушать хочешь? Ну, пошли поедим, потом продолжим.

– Да не хочу я есть, мама. Я хочу тебе сказать, что меньше всего меня сейчас интересуют проблемы «Зималетто», переговоры с Ветровым, и вся это авантюрно-приключенческая составляющая твоего дневника, понимаешь?

– Нет, не понимаю, объясни.

– Мама, я ведь считать умею, день своего рождения знаю, то, что я не была недоношенной тоже знаю. Вот и выходит, что когда папа… болел, ты уже была беременна, так?

– Так.

– Произойти это могло только до его… болезни. Скорее всего, в тот день, когда вы его разыскали. Так?

– Так.

– Значит, вы уже тогда любили друг друга, правильно? Вы ведь всегда говорили, что я дитя любви. Но тогда я не понимаю, как папа мог любить тебя, знать, что ты его любишь, и в тоже время считать, что все его предали. Как папа мог… – Лизе очень тяжело давались слова, – уйти в запой, зная, что он нужен не только тебе, но и мне? Вот, что я хочу знать, вот, что мне сейчас интересно, и пока я это не пойму, мне плевать на все остальное.

– Лизонька, ты задаешь очень непростые вопросы. Мы сами-то не могли бы тогда на них ответить. Но я постараюсь. Ты ведь уже знаешь, что я любила папу задолго до того дня, так?

– Конечно. А папа?

– А папа тебе уже сказал, что полюбил меня в тот день… Подожди, я лучше поставлю тебе папу. – Катя взяла диктофон и практически сразу нашла то, что хотела. Вот, слушай еще раз: – Лизонька, я очень хорошо помню момент, когда начал влюбляться в маму. Мы сидели на малюсенькой кухоньке в ее квартирке и пили кофе с миндальным печеньем. Я обидел ее, назвав их банду детскими игрушками, и мама стала мне доказывать, что я ошибаюсь, что у них все серьезно и по-взрослому. Я не слышал, ни одного слова из ее гневной отповеди, только смотрел, как шевелятся ее губы и горят глаза, как румянец появляется на щеках, как шевелятся ее руки, будто помогая ей объяснять мне, как я неправ. Все, чего мне хотелось, это обнять ее, крепко-крепко к себе прижать и никому больше, даже себе не позволить ее обидеть или расстроить. Мама была такая красивая, что я никак не мог поверить, уместить в своей голове, что вот эта изящная, большеглазая, какая-то вся ладненькая и уютная девушка и есть та самая Катя Пушкарева, о которой я сказал как-то, что она «кошмар на улице Вязов».

– Тогда я и случилась? В тот день?

– Да, солнышко, тогда ты и случилась.

– Тогда почему папа решил, что все его предали. Ведь ты же была с ним.

– Вот не хочешь ты подождать. Папа сам все объяснил бы.

– Мам, да я не не хочу, я просто не могу ждать. Папа не мог, понимаешь, не мог запить, если ты его любила, если я уже была! – Катя видела, что слезы вот-вот польются из глаз девочки.

– А папа не знал ни того, что я его любила, ни того, что ты уже была.

– Как это?

– Лизонька, я совершила ошибку. Да, я любила папу, но сама оттолкнула его, сказав, что случившееся между нами ничего для меня не значит.

– Зачем ты это сделала? Ты что, не понимала, что это будет последней каплей для него?

– Не понимала. Я не знала, что нужна ему и боялась, что это для него неважно, что он меня бросит.

– Поэтому решила бросить сама? Ох, мамочка, какие же вы у меня глупые. Столько сил и нервов тратили на пустяки, вместо того, чтобы один раз сказать друг другу, что любите.

– Вот для того мы и рассказываем тебе нашу сказку, чтобы ты была умнее нас.

– Я это понимаю. А как же я?

– Что ты?

– Как папа мог забыть про меня? Или ты ему ничего не сказала?

– Ну, родная, в твоем возрасте пора бы знать, что и сама женщина не сразу узнает, что она беременна.

– А через сколько?

– Ну, недели через две-три, а то и через месяц.

– А когда ты узнала, ты сразу папе рассказала?

– Нет.

– Почему?

– Тебе сейчас рассказать, или послушаешь дальше?

– Дальше послушаю, можно подробно. Теперь можно. Теперь я знаю главное, папа запил, когда еще не знал ни о твоей любви, ни обо мне.***Шестое ноября прошло без существенных изменений. Макс просматривал записи с камер «Зималетто», а ночью разгуливал по компьютерам, скачивая необходимую информацию, стирая весь компромат на Андрея и Ромку не только из самих компьютеров, но и убирая его с серверов. Как он сказал: – Невиновным неча делать в этом гадюшнике.

Седьмого, в одиннадцать тридцать, Роман встретился с Маргаритой Рудольфовной. Макс настаивал, чтобы Малиновский записал свой разговор на диктофон и, как Малина не сопротивлялся, большинством голосов (все против одного) было решено – записи быть. Слишком серьезные вещи происходили вокруг нас, мы должны были быть уверены, что Марго друг Андрею, а не враг.

Мне не хочется весь их разговор записывать в дневник, но важные моменты я, конечно, перепишу.

– Маргарита Рудольфовна, мне необходимо знать что вам известно о выставках-показах за рубежом.

– Ромочка, что мне об этом может быть известно, кроме того, что известно всем? Хотя, конечно же, я знаю об этом больше. Знаю, как после первой несостоявшийся выставки у Паши был приступ стенокардии. А, когда после второй или третьей такой выставки нам не хотели выплачивать страховку, мне каждый день приходилось вызывать ему скорые. Знаю, что Павел твердо решил больше не отправлять коллекции на зарубежные выставки. Вот, пожалуй, и все.

– А о своем решении он кому-нибудь говорил?

– Да, конечно. Он говорил и Андрею, и Сашке. И Саша тогда согласился с Павлушей, а Андрей сказал, что создаст свою линию и будет участвовать в выставках. Они еще поругались, и Павел тогда сказал мне, что будет голосовать за Сашку. Тут и мы с Пашей поругались, я пыталась убедить его, что нельзя так с сыном обращаться. И у него был еще один приступ стенокардии и вот как раз после него он решил уйти в отставку.

– Маргарита Рудольфовна, вы можете мне рассказать, а за что конкретно отвечал Павел Олегович при Юрии Воропаеве и как руководил «Зималетто» позже.

– О, Господи, ну, зачем тебе это нужно, скажи на милость? Какое это отношение имеет к запою Андрея и где он?

– Это имеет огромное значение. Я должен понять можно ли вам доверять, Маргарита Рудольфовна.

– Даже так? Хорошо. Роман, только то, что я тебе сейчас скажу, не ведает ни один человек. Павел не сможет смотреть в глаза Андрею, если тот узнает об этом.

– А сейчас, назвав своего сына вором, он сможет смотреть ему в глаза?

– Ну, вот что, мальчик мой, мне это все надоело! Ты кто такой, чтобы считать себя в праве давать оценки поступкам Павла? Почему я должна оправдываться перед тобой. Вначале звонит какая-то хамка и заявляет мне, что я плохая мать. Теперь ты решил добить нас обоих, и меня и Пашу? Этому не бывать! Или говори, где Андрей, или я пошла.

– Погодите, Маргарита Рудольфовна. Если вы не забыли, ваш муж и меня вором назвал, так что право-то у меня как раз есть, но я не должен был им пользоваться, тем более таким тоном. Тут я с вами согласен. Извините.

– Ладно, Ромочка, я тоже погорячилась.

– Так вы мне расскажете, за что конкретно отвечал Павел Олегович?

– А ты никому не разболтаешь?

– Я не стану давать вам слово, пока не услышу, что именно я должен держать в секрете.

– Ладно, черт с тобой, все равно это когда-нибудь вскроется. Ни за что Павел конкретно при Юрке не отвечал. А после Юрки и подавно.

– Что? Что вы сказали? Как это?

– Когда ребята собрались открывать бизнес, у Юры были знания в области легкой промышленности и экономики. А у Павлуши были… деньги и связи. Так получилось, что как раз накануне он продал квартиры своей матери и бабушки, а я получила неожиданное наследство от брата отца из Германии. Вот Павел и хотел их вложить в бизнес. Они давно дружили, Павел и Юрик. Только Воропаев всегда был хозяйственником, при советах работал директором швейной фабрики. А Паша всегда управленцем был. Ну, они и выкупили ту швейную фабрику, где Юра был директором. Вот так все и начиналось. Паша ездил заключать сделки, у него язык всегда был хорошо подвешен, а Юрка занимался производством. А когда Воропаевых не стало, Паша стал во главе всего.

– А как это, без опыта и знаний?

– А вот так это. Андрей стал отвечать за производство, а Ярослав, за экономику. А Павел по прежнему ездил заключать договора. Ромочка, если честно, ни бум-бум он не смыслит в бизнесе, ни бум-бум! А признаться, тем более сыну, не может, ему гордыня не позволяет. Но я ему вчера сказала, или ты, мол, поговоришь с сыном, или я сама ему все расскажу.

– Боже мой, какой ужас!

– Что ужас, Ромочка, что дилетант возглавлял «Зималетто», да еще и голосовал за такого же дилетанта Сашку?

– И это тоже!

– Но ведь компания приносила неплохие дивиденды, Роман!

– Маргарита Рудольфовна, помните, я сказал, что не могу дать вам слово, что все сохраню в секрете?

– Конечно помню. Теперь можешь дать слово?

– Ни в коем случае! То, что вы мне рассказали невероятно важно! И я обязан все это рассказать. Поверьте, что это индульгенция, а не приговор. Мы можем встретиться завтра?

– Можем, конечно. Только как же Андрюша? Ты скажешь мне, где он?

– Сегодня не скажу. Но вы не переживайте, сегодня его напоят говяжьим бульоном.

Вечером мы собрали совещание, Ромка дал нам послушать разговор и вся картина, как на ладони предстала нам. Павел скорее всего ни в чем, кроме глупости, и желания покрасоваться, виновен не был. Но Максу с Ромкой было поручено поискать подтверждение словам Марго в компьютерах «Зималетто». Почему и Ромке тоже? Потому что он вызвался сам.

Они очень подружились, Роман и Макс. Они так подружились, что я стала опасаться, как бы Андрей, когда он придет в себя, не посчитал, что и друга у него больше нет. Я даже поговорить с Малиновским на эту тему отважилась, но была резко им прервана.

– Прости, родная, но я клятву верности Палычу не давал. Замуж взять его не обязывался. Я вообще не по этой части. Поняла? Это жен не может быть две, а друзей – сколько хочешь. Не надо меня лечить, лучше расскажи, пил ли Андрюха бульон.

– При мне не пил, – сказала я, – но по крайней мере не вышвырнул его мне вслед, когда я уходила.

– Он все так же?

– Ага. И знаешь, Роман, я устала!

========== Кавардак ==========

Седьмого ноября события начали разворачиваться совсем не так, как мы планировали. А все почему? Потому что не нужно других считать глупее себя. Не нужно беспечными быть…

Утром мы, как всегда, собрались в гостиной для небольшого совещания. Давно прошли времена, когда Макс будил нас среди ночи криком: – «Посмотрите, что я нарыл!» – и мы все бежали в кабинет. Теперь он оставлял нам в гостиной на столе то, что ему удавалось «нарыть» за ночь, а если его улов был каким-то особенно важным, то он просыпался к восьми утра, самолично докладывал о проделанной работе, участвовал в обсуждениях и принятиях решений, а потом снова шел спать.

Сегодня на столе лежала лишь записка: «Марго не врала. ПО дебил. Его разводили, как придурка». Да уж, лексикон нашего Максика оставляет желать лучшего, зато он честный, надежный и добрый. А его манеру выражаться мы уж как-нибудь переживем.

– Я не думаю, что это повод рассказывать вашей Маргарите о контрабанде бриллиантов или о нас, – зло, даже очень зло сказа Колька. – То, что отец Андрея не преступник, а просто дурак, еще не значит, что его жене можно доверить хоть какую-то тайну.

– Коленька, я понимаю, что ты за нас переживаешь, но это не значит, что нужно становиться параноиком, – Юлиана сегодня выглядела необычайно красивой и даже какой-то загадочной. Я отметила про себя, что нужно будет с ней поговорить наедине. Во-первых, мне необходимо было поделиться своей новостью. А во-вторых, узнать, что же с ней происходит.

– Я параноик? Я? Юленька, а что будет, если эта ваша Марго ударится в панику и бросится все выяснять сама? Ты подумала об этом? Да поймите вы, люди, мы тут не шутки шутим, мы влезли в такое дерьмо, перейдя дорогу таким крутым хлопцам, что наши жизни давно уже гроша медного не стоят. А если учесть, сколько народа посвящено в это дерьмо, то мы давно уже перешли грань. Мало вам того, что мы все зависим от откровений алкоголика? Мало? А мне хватит! Я каждую секунду боюсь, что Андрей с пьяных глаз пьяный рот откроет. Еще его полоумной мамаши нам не хватало.

Он был прав! Умом я понимала, что он прав, что Андрей совершенно неадекватен, но больше всего на свете мне хотелось сейчас заткнуть Кольку. Наверное мне было очень страшно посмотреть в глаза этой самой его правде.

– Знаешь что, дорогой мой, «Зималетто» вообще-то их компания. И вся контрабанда прежде всего касается Андрея. Это его подставляют.

– И где он, твой любимый Андрей? Глаза заливает, пока мы тут зады рвем и головы под пули подставляем?

– Любимый? Это что, для красного словца? – Роман как-то неприлично пристально, словно снимая всю одежду глазами, посмотрел на меня. Я почувствовала себя голой и беззащитной.

– Знаешь, Колька, некоторым людям вовсе не обязательно заливать глаза для того, чтобы стать треплом.

Наверное, я могла бы даже ударить Зорькина, но в эту секунду за дверьми гостиной раздался какой-то грохот и мы все бросились в холл даже не догадываясь, что неприятности уже начались.

На полу у самой двери гостиной, неестественно запрокинув голову, словно сломанная кукла, валялась (именно так, не лежала, а валялась)… Маргарита Рудольфовна. Щеки ее были ярко красного цвета, глаза широко распахнуты, но почему-то белые, руки разбросаны по сторонам, а ноги, согнутые в коленях конвульсивно подрагивали.

– Роман! Вызывай скорую, платную, Ромка! Коля, неси воду и нашатырь. Шура, горячую грелку! Катя! Ка-а-а-тя! О, Господи, что с тобой? Шура, вернись! Катьку отведи на диван. – Юлиана еще раздавала команды, но я их уже почти не слышала.

Пол холла стал вдруг шататься, словно палуба корабля, и ноги перестали слушаться, уши заложило, а завтрак начал проситься наружу. Спасибо Шурочке, она поняла, что мне сейчас не на диван нужно, а к унитазу.

И только через три часа, когда уже уехала скорая, улеглись страсти, паника и беспорядочная ходьба взад-вперед, когда Марго уже мирно спала в постели, а в вену ей капало лекарство, когда у всех уже прошел шок от заявления доктора, что у Марго гипертонический криз, а у меня обыкновенный токсикоз, что естественно при моем сроке беременности, Ромке первому в голову прилетело два вопроса. Во-первых, как здесь оказалась Маргарита Рудольфовна, а во-вторых… О, это «во-вторых» интересовало всех! Как это, их Катька беременная, а они ничего не знают? Ни какой срок, ни как она себя чувствует, ни что она собирается делать (как я понимаю, всех интересовало собираюсь я рожать, или… ненормальные, конечно рожать), ни кто отец моего ребенка.

Черт, надо же было такому случиться! Я вовсе не хотела делать достоянием общественности свою беременность. Собиралась посекретничать с Юлькой, рассказать ей о своем счастье и все. Мне вовсе не нужно, чтобы Андрей, или тем более Маргарита узнали о ребенке.

– Катька, прекрати тихушничать! – НиколЯ дико вращал глазами. – Кто он? Он собирается брать на себя обязательства? Катька, я за тебя отвечаю! Не молчи.

И так по очереди каждый, все, кроме Романа. Уже за одно это я ему была благодарна. В конце концов наступил момент, когда мне все это надоело и я решила расставить все точки над «i».

– Давайте-ка не будем обсуждать мою личную жизнь. Да, я беременна, но это касается только меня, моего ребенка и его отца. Я не собираюсь, по крайней мере сейчас, обсуждать этот вопрос. Это мое и только мое дело. Я, кажется, никого не приглашала копаться в моем белье, и о помощи я никого не просила. Правда?

– Катя, но мы же друзья, – попробовал начать свою речь Николай, – с друзьями так не говорят.

– Коль, вот на что ты обижаешься? Когда и если я решу рассказать вам всем или кому-то из вас о себе, я это сделаю. И то при условии, что вам это тоже будет нужно. А теперь простите меня, я думаю, что нам пора выяснить, как здесь оказалась Маргарита Рудольфовна.

– Может тоже не всем колхозом пойдем к ней? – спросила Юлиана.

– А кто пойдет выяснять?

– Могу я, может Ромка. Мы ближе всех с ней знакомы.

– Да хоть вместе идите, главное понять, как она здесь оказалась и что слышала. А то, может, и правда, придется ее в подвал посадить, – хмуро сказал Колька, так и не простивший мне мою скрытность.

– Я пойду первый, если у меня не получится все узнать, тогда пусть идет Юлиана, – Ромка вздохнул и начал подниматься по лестнице в комнату, в которой разместили Марго.

В холл тем временем вышел заспанный Макс. Шурочка бросилась его кормить и рассказывать последние новости. Увы, мою беременность она тоже не обошла стороной. Зато меня порадовала реакция нашего хакера. Он сразу отложил вилку в сторону и бросился ко мне.

– Катька! Поздравляю! Я так за тебя рад, что ты не представляешь. И за нас всех рад, маленький будет. А хочешь яблочка? Тебе сейчас витамины нужны.

– Спасибо, Макс, не хочу. Спасибо тебе большое, ты один поздравил, остальные только пытали, – мне так стало вдруг себя жалко, так обидно за себя и за ребенка, что слезы фонтаном брызнули из глаз.

– Началось, – сказала Юлька и встала с места, но что она хотела сделать, мы так никогда и не узнаем, потому что в эту минуту по лестнице чуть ли не кубарем скатился Роман.

– Это мой прокол, ребята.

– Что твой прокол, – спросил Макс. – Ты отец Катькиного ребенка?

– Чего? Причем здесь Катя? Ну, облажался один раз, так что, всех собак теперь на меня будем вешать?

– Ты о чем?

– Я о Марго, а ты о чем?

– Проехали. Так что с Марго?

– Да мы с ней вчера поговорили и я прямиком сюда поехал. Даже не подумал ни оглядываться, ни смотреть по сторонам. А Маргарита Рудольфовна взяла такси и проследила меня до самого дома. Она же была у тебя здесь, когда ты какую-то выставку организовывала, так она поняла, что мы с тобой как-то связаны. Сегодня приехала, чтобы поговорить об Андрее.

– А как она попала в дом?

– Блин, это я виноват! – Макс даже не думал перекладывать свою вину на кого-то. – Я ночью, когда закончил работать, вышел на пробежку. И только сейчас вспомнил, что ни калитку на заднем дворе не запер, ни вход в кухню.

– А что ты на кухне ночью делал? – Шурочка все время воевала с ночным перекусом Макса.

– Ну, Шур, я же поработал хорошо, потом побегал, вот есть и захотелось.

– Да замолчите вы все, – устало сказала Юлиана. – Ромка, рассказывай.

– Макс прав. Марго увидела запертые ворота и калитку и начала обходить дом по периметру, пока не наткнулась на незапертую калитку. Ну, а потом через запасной вход на кухню, оттуда к дверям холла.

– И что она слышала?

– А все! И про контрабанду тоже. Правда она не поняла, это мы замыслили стать контрабандистами или это мы разоблачаем контрабандистов.

– Блин! Блин! Бли-и-ин! – заорал вдруг Максим. – С вашими новостями, я про свои забыл! Камера такое записала, что все, писец вашему Милко! Хоть сегодня его сдавай.

– Максик, давай, может, вначале решим, что делать с Маргаритой Рудольфовной?

– А что с ней делать? Камень на шею и в колодец*, – засмеялся Улитин, но никто его шутку не поддержал. – Я предлагаю все ей рассказать, раз она и так все знает.

– Мне тоже кажется, что ее нужно сделать союзником. Кто «за»? – спросил Роман, и все проголосовали «за», даже я, хотя мне меньше всего хотелось, чтобы Марго стала одной из нас.

Вот так у нас появился еще один (вернее одна) член банды. Правда лежачий, прибавивший нам массу хлопот. Вместо того, чтобы спасать Андрея, с седьмого и до шестнадцатого ноября пришлось выхаживать бабушку моего маленького. Я почему-то уверена, что у меня будет мальчик…