Текст книги "Мамина сказка...(СИ)"
Автор книги: Галина 55
Жанры:
Остросюжетные любовные романы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 26 страниц)
– Спросим. Тебе есть что еще рассказать?
– Конечно. Только… можно стакан воды, что-то в горле пересохло.
========== Честно-честно? ==========
– Может чаю хочешь или кофе? – измененный голос Николая.
– А можно?
– Конечно можно, все можно, ты же не в пыточной, даже бутерброд можно, и с сыром, и с ветчиной. Только повязку не снимай. Что тебе дать?
– Если можно, то кофе, воду и сигарету.
– Вот, держи, – Колькина рука протянула Ярославу стакан воды, он выпил залпом, словно находился в пустыне, и его мучила жажда. – Еще?
– Да, если можно.
Второй стакан он тоже выпил целиком, но уже не жадно, а глотками. Потом чьи-то руки поили его кофе и подносили к его губам зажженную сигарету. Я не знаю, почему такая малость, элементарное вежливое отношение к человеку, так вдруг смягчила Ярослава. Дальше он рассказывал все не так отрывисто и напряженно, а словно просто беседовал с друзьями.
– Вот вы спросили, почему Кира голосовала за Жданова. Не знаю, честно не знаю. Она нам все карты тогда сбила. Должен был быть такой расклад: я, Павел Олегович, Кристина и Кира за Воропаева, а Милко, Маргарита Рудольфовна и Малиновский за Жданова. И победил бы Сашка, и не потребовалось бы следующих комбинаций. Я ведь только в последний момент сообразил, как можно все переиграть. Ну, когда Сашка потребовал рассчитать финансовое обеспечение плана Жданова в течение двух дней.
– Это нелогично. Почему же в таком случае Милко проголосовал за Андрея? Проголосовал бы за Воропаева и вопрос был бы закрыт.
– Да как вы не понимаете? Кира голосовала последней! Милко не собирался светиться. Зачем, если с Кирой была договоренность? Но она вдруг взбрыкнула. А почему? Спросите у нее сами.
– Катюша, поцелуй меня, – неожиданно попросил Андрей. – Пожалуйста, срочно!
Я почувствовала, что с ним что-то происходит и, не раздумывая прижалась к нему, начала его гладить по голове и лицу, а уж целовать он сам меня начал так жадно и ненасытно, как Ярослав, когда пил первый стакан воды.
– Что с тобой, мой хороший, что с тобой? Что случилось?
– Ты любишь меня? Катя, скажи, ты любишь меня?
– Больше всего на свете.
– Нет-нет! Скажи, что любишь.
– Люблю.
– И я тебя люблю, маленькая моя. Ты даже не представляешь, как я тебя люблю.
– Господи, Андрюша, да что с тобой?
– Я сейчас слушал Ветрова и вдруг понял, что проголосуй тогда Кира за Сашку, ничего бы не было. Тебя бы не было, ребенка бы не было, ничего бы этого не было! Нас бы не было. Был бы я и была бы ты, а нас бы не было! Катька, мне стало так страшно, как будто я вас теряю. Скажи еще раз, ты любишь меня?
– Люблю, глупый ты мой, люблю. Очень-очень люблю.
– Ты ведь не бросишь меня?
– Не брошу.
– Никогда?
– Никогда.
– Честно-честно?
– Честно-честно. Ну, что, успокоился? Будем слушать дальше? Сейчас самое страшное начнется.
Андрей кивнул и уставился в монитор, но меня уже из своих объятий не выпускал, словно хотел защитить, а может думал, что только вместе мы сможем пережить все, даже самое страшное. Не знаю. Но одно знаю точно, когда он меня вот так обнимал, мне ничего страшно не было.
– Я вернусь на четыре года назад, когда мы должны были переправлять первую партию бриллиантов.
– Это, когда коллекция ушла в Италию?
– Вы и это знаете?
– Мы все знаем.
– Все, да не все. Тогда это был только пробный шар, состоящий из двадцати одного камня.
– Ничего себе пробный. Да это же целое состояние.
– Да, я понимаю о чем вы. Просто вы, видно, не представляете размаха. Иначе бы поняли о чем я. Ладно, я продолжу. Спрятать бриллианты нашив или наклеив их на пояс или на какую-то другую деталь было невозможно.
– Почему?
– По двум причинам. Никто не стал бы высверливать в камнях дырки для иглы. Во-первых, это значило бы испортить бриллианты, а во вторых, это в принципе невозможно.
– Ярослав, а нам нужны эти подробности?
– Они вам необходимы. Я потом объясню для чего. Итак… Примите за аксиому. Нашить – невозможно, наклеить – ненадежно, бриллианты практически не слушаются клея, а потеря даже одного камешка, это большие деньги. Самый надежный способ крепления – это с обратной стороны вставить такую металлическую луночку, в которую потом вставляется камень, и лапками с четырех сторон зажать его. Пока все понятно?
– Да.
– А теперь я объясню почему это так важно. Да потому, что если весь пояс делать на таких держателях, то времени и сил на его изготовление уходит столько, что даже если весь пошивочный цех, вместе с секретариатом посадить за работу, уйдет больше месяца. А если стразы клеить и только бриллианты крепить держателями…
– То это будет сразу бросаться в глаза! Правильно? – догадался Максим.
– Совершенно верно. И это… Ну, то, что Милко не сразу нашел решение, как все сделать быстро и так, чтобы не бросалось в глаза…это стоило жизни Юрию Воропаеву и его жене.
– Господи! – послышался сдавленный женский крик.
– Это мама сейчас вскрикнула, Кать?
– Да.
– Знаешь, они с Лилей были настоящими подругами. Как мы с Ромкой. Не зачем-то, как папа с Юрой, а подругами. Представляю, как маме сейчас тяжело. А с ее характером… Она теперь не успокоится, пока не найдет убийцу.
– Его не нужно искать, смотри сам.
– Что значит стоило жизни? Ты хочешь сказать, что их убили?
– Да, их устранили.
– Расскажи об этом подробнее.
– Хорошо. Юрий Антонович, действительно, был директором швейной фабрики от Бога. Вот, как Андрей Жданов, только с большим опытом. Он знал производство на всех этапах назубок. Вот можно было бы разбудить его среди ночи и спросить чем отличается трехниточный оверлок от, скажем, шестиниточного или перчаточного, а камни «сваровски», от камней «соколов».
– Ты не мог бы покороче?
– Короче, за день до отправки коллекции за границу, в пошивочный пришел Юрий Антонович, он всегда сам проверял модели одежды перед показом. Он тут же увидел, что нарушен общий вид на трех поясах и двух заколках-брошах. Присмотрелся повнимательнее и, как идиот, спросил у Милко что это. Милко сразу в истерику, мол, понятия не имеет, кто испортил его «детОчек», что будет разбираться и так далее. Но Милко понял, что Воропаев обо всем догадался и запаниковал. Позвонил Хмелину, мол, шефа нужно нейтрализовать. Хмелин думал недолго, дал распоряжение задержать каким угодно способом Юрия Антоновича в компании еще на час-полтора и не давать ему звонить. Милко побежал к Воропаеву, стал что-то ему втирать про ткани и пуговицы, довел до белого каления, но задержал почти на два часа. А потом еще вызвался проводить до гаража на лифте, чтобы закончить разговор. У лифта они столкнулись с Кирой и Воропаевой-старшей, я уже не помню, как ее звали. Воропаевы уехали вниз в гараж, а Милко срочно стал названивать Толику, сообщил, что и Кира с матерью поедут в машине вместе с Юрием. Тогда Хмелин срочно позвонил Кире, он считал, что она ему еще пригодится, да и любил он ее, если он вообще способен любить, и приказал дождаться его в своем кабинете, иначе он сразу идет к Андрею и все рассказывает о подделках подписей. Ну, Кира поднялась наверх, а Воропаевы-старшие поехали домой. До дома они, как вам известно не доехали, у их машины отказали тормоза.
– Скажи, пожалуйста. А откуда тебе все так хорошо известно? Ты тоже принимал участие в убийстве?
– Да, опосредовано. Потому что знать об убийстве и молчать, значит, быть соучастником.
– Откуда ты все знал?
– У Толика есть омерзительная, я даже не знаю, как назвать, привычка… пристрастие… В общем жажда славы. Он даже какие-то сценарии писал о своих «подвигах», насколько мне известно. Только под псевдонимом, я не знаю под каким.
– Зато мы знаем. Не отвлекайся.
– После каждого такого «подвига» Анатолию необходимо, просто, как наркотик, необходимо было напиться и в красках все рассказать мне. Я вот еще что хочу сказать. Иногда Хмелин приходил ко мне внезапно, напивался и хвастался, иногда вызывал меня к себе и все происходило на его квартире.
– К чему ты это?
– К тому, что когда это не было спонтанно, я брал с собой диктофон. У меня есть куча записей его признаний, сделанных им самим.
– Вот это да! – воскликнул Макс. – Так чего же ты не переломил ситуацию? Почему не вырвался из его тисков.
– Это сложный вопрос. Во-первых, я думал, что я убийца, а это мое наказание свыше, а во-вторых… я всегда себя чувствовал с Толиком, как кролик с удавом. И еще кое-что я хотел вам сказать. Можно?
– Конечно.
– Только это не имеет отношения к бриллиантам.
– Да говори уже.
– Я понимаю, что это не ваше дело…
– Давай мы сами будем решать, что наше дело, а что нет.
– Хорошо. Понимаете, нужно как-то разыскать двух человек. Андрея Жданова и Катю… Екатерину Пушкареву.
– Зачем?
– Потому что их разыскивает Кира Воропаева. И намерения у нее не самые добрые. Я как-то ждал в приемной пока Александр меня примет, и слышал, как Кира говорила с Клочковой. Клочкова, это секрета…
– Мы знаем кто это, дальше.
– Ну, Кира говорила, что нужно найти Андрея и вернуть его, даже если для этого потребуется его похитить. Может шутила, я не знаю. А про Пушкареву, это бывшая сек…
– Не отвлекайся!
– В общем, Пушкареву она грозилась уничтожить, обвиняя во всех своих бедах с Андреем.
– Катя, я хочу сегодня же выписаться из больницы.
– Ты что это вдруг?
– Это не вдруг, Катюша, совсем не вдруг. А если Кира найдет тебя? Нет! Я хочу быть рядом.
– Ты что защищать меня будешь?
– Всегда!
– Тебе пока самому защитник нужен. Хочешь, чтобы тебе было спокойно, я все время буду с тобой здесь, пока тебя не выпишут?
– Еще бы! Очень хочу!
– Тогда я буду с тобой. Только не из-за Киры, я ее совершенно не боюсь, а просто потому, что никуда от тебя уходить не хочется.
– А Ветров долго там еще говорить будет?
– Нет, только расскажет об их последней планирующейся операции, и все.
Комментарий к Честно-честно?
От всей души благодарю свою подругу, она невероятный модельер-дизайнер, потрясающий.
И именно она консультировала меня по вопросу “спрятать бриллианты среди стразов”.
Муська, спасибо тебе.
========== Я согласна… ==========
Катя услышала какие-то странные звуки и подняла голову от дневника.
– Лизонька, ты чего? – спросила она, увидев залитое слезами лицо дочери и ее расфокусированный, немигающий взгляд, смотрящий в никуда.
– Мама, – девочка шмыгнула носом, – прочти мне еще раз, как папа попросил тебя его поцеловать, когда испугался, что все могло бы пойти по другому сценарию.
– Ты из-за этого плачешь?
– Да, – Лиза кивнула. – Папа сказал так красиво и трогательно, сразу понятно, что это настоящая любовь. И так грустно. Ведь этой любви могло бы не быть, и меня могло бы не быть.
– И еще кое-кого могло бы не быть.
– Кого, мамочка?
– Я точно пока не знаю. Может твоего братика, а может сестрички.
– Мамуля! Это то, что я думаю? – взвизгнула Лиза. Катюша закивала головой. – Ты беременная? Честно? А папа знает?
– Ох, какая ты у меня эмоциональная. Только что лила слезы, и уже сияешь.
– Не у тебя, мамочка, не у тебя, а у вас. Папа знает? Можно я ему первая скажу?
– Можно было бы, конечно, но папа уже знает. Неужели ты думаешь, что эту новость я могла бы сказать хоть кому-нибудь еще, до того, как скажу папе?
– Он обрадовался?
– А ты как думаешь?
– Думаю, что был на седьмом небе от счастья.
– Правильно думаешь.
– Тогда тем более прочти еще раз.
Катя прочла. На этот раз девочка разревелась по настоящему, а когда выплакалась, сказала:
– Мам, я только сейчас поняла, что имел ввиду Лоренц. Помнишь его «Эффект бабочки»?
– Помню: «Взмах крыла бабочки на одном конце земного шара может вызвать ураган на другом».
– Правильно. Делаем вывод?
– Ну, попробуй.
– Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется*, но хоть немного представить, как оно может отозваться, мы должны, прежде, чем его произнесем. Читай дальше, мамочка.
– Ярослав, прежде, чем ответить, подумай хорошо. От твоего ответа зависит очень многое.
– Хорошо.
– Ты сможешь еще неделю продержаться в «Зималетто», ничем себя не выдать и поработать против синдиката, сообщая нам «вести с полей» в режиме online? Должен добавить, что твое мужество принесет тебе еще пятьсот тысяч евро. Но это уже зарплата.
– Смогу, – чтобы дать ответ Ветрову не понадобилось и десяти секунд. – Однозначно, смогу. Особенно если зарплату будет платить Толик, – Ярослав даже улыбнулся.
– Очень хорошо. Спасибо. Потом тебя проинструктирует один из нас, какие сведения нам нужны и за чем ты должен будешь следить особенно внимательно.
– Можно только один вопрос?
– Можно и не один.
– Когда я смогу исчезнуть?
– В тот момент, когда Потапкин доложит о прибытии таможни, – искаженный голос Макса.
– А что если… – раздался искаженный голос Романа, – что если нам немного откорректировать план?
– В каком смысле?
– Что если за день до таможни Ярослав вместе с признаниями Хмелина явится в контору одного частного детектива, я укажу ему адрес. Там он даст признательные показания, у них есть право их засвидетельствовать. И уже они его сразу вывезут в Питер, в клинику пластики, на машине. Таким образом мы избегаем того, чтобы Ярослав видел кого-то из нас, таможня пойдет «на дело» уже с убойными уликами на руках, Ярослав будет уже после операции весь в бинтах и с другой внешностью, а его машина к тому времени уже будет догорать вместе с якобы его останками. Как вам план?
– А кто передаст мне новые документы и карточку?
– А детектив и передаст. Голосуем? Все «за», даже Ветров, – сказал Ромка и послышался смех.
– Теперь, если сможешь, четко отвечай на вопросы, – снова вступил в игру Максим.
– Хорошо.
– На какое число намечена отправка коллекции?
– На пятое декабря, понедельник.
– Таможня?
– Как ни странно, на третье декабря, субботу.
– Кто договаривался с таможней?
– Павел Олегович, как всегда.
– Сколько камней будет в партии?
– Хорошо сидите? Четыреста одиннадцать. Все они формы Sawables, огранки Кр 57(Round)-slv81 все весом от полутора карат и выше. С учетом того, что вначале года резко подскочили цены на высококачественные бриллианты и что примерно половина партии встречающиеся все реже розовые бриллианты, сумма сделки должна была составить около двадцати миллионов евро, за вычетом оплаты огранщиков, – отрапортовал Ярослав так, как будто читал по написанному. – Но это все ерунда.
– Что это? Ерунда? А что же тогда не ерунда?
– Два эксклюзивных розовых бриллианта по пять карат, одной чистоты. На них уже есть покупатель. Вот имени я его не знаю. Честное слово не знаю, – поспешил заверить Ветров, словно боялся, что ему не поверят. – Но я точно знаю, что это какой-то магнат, латентный гомосексуалист, и эти камни ему нужны для какого-то обряда. Один для серьги партнеру, второй, для серьги себе. Типа, так они будут соединены и этот латентный выйдет из подполья.
– Ярик, хорош про педиков, давай по-существу, – Ромка не выдержал.
– А я по-существу и говорю. Как подозревает Хмелин, одна из сережек застрянет в ухе Милко. Сумма этой сделки тянет примерно на пятьдесят миллионов евро. А спрятаны эти бриллианты в пряжках для туфель.
– Так-так-так! Вот это уже по существу. Давай-ка, рассказывай где конкретно нужно в первую очередь искать камни.
– Андрюша, дальше уже идут детали, которые нам с тобой не очень важны сейчас.
– Как же я с тобой согласен, Катерина ты моя Великая, у нас есть дела поинтереснее, – он прижал меня к себе покрепче и затыкался мне в шею губами, словно слепой кутенок, смешно пошмыгивая носом при этом. – У нас с тобой такие дела неотложные есть, такие важные, такие приятные, что нам не до откровений Ярослава.
У меня зашумело в голове, сбилось дыхание и по всему телу разлилось приятное тепло. Но Глеб, оберегая мою честь, напомнил о себе, обильным выделением желудочного сока. Вот интересно, до беременности я вообще не знала, чувства голода, а сейчас просто умираю, как есть хочу буквально каждые два-три часа. Можно подумать, что у меня не эмбрион внутри растет, а глист.
– Андрюша, мы есть хотим, – захныкала я.
– Что, опять? Ну вы и обжорчики! Катюха, нам срочно придется расширять все проемы дверей, иначе вы с Лизой не сможете даже по дому перемещаться.
– Я же не виновата, что все время хочу есть. А про тебя я все поняла, вот стану толстой с большим пузом, и ты меня любить не будешь. Вот она, твоя любовь до гроба!
– Ну, и кто из нас после этого сам строит предположения, сам в них верит и сам же за них обвиняет других?
– Запомнил?
– А как же! Я вообще быстро обучаемый. Вот посмотришь, что я сейчас сделаю, потом не жалуйся. – Андрей подхватил меня на руки, выскочил в холл и закричал: – Спасите! Человек пропадает! Даже не один, а два!
На посту уже дежурила другая медсестра, а не Леночка. Она пулей подлетела к Андрею.
– Что случилось?
– Моя беременная жена помирает от голода, а в лучшей клинике лечащей от наркозависимости не могут ей помочь? Обжорство, это ведь тоже наркозависимость, правда?
– Понятно, – засмеялась медсестра, – Митька брат умирает – ухи просит? **
– Так точно, сестричка. Помогите!
– Я сейчас принесу меню и позову доктора.
– Не надо меню, не надо доктора, несите жрать, пожалуйста. Все, что полезно беременным.
Я хохотала, как ненормальная. Пожалуй впервые, с той самой минуты, как Андрей меня уволил мне было весело и так беззаботно. Почти до самого окончания трапезы мы с Андрюшей шутили и смеялись, как дети. А потом он решил, что пора поговорить и мы резко повзрослели.
– Кать, мне нужно с тобой серьезно поговорить. Очень-очень серьезно. Ты готова меня выслушать?
– Что-то случилось?
– Нет, ничего не случилось. Но я очень не хочу, чтобы что-то случилось, поэтому и считаю, что нам надо поговорить.
– Тогда готова.
– Я знаю, что ты у меня очень умная, очень мудрая и очень образованная. И я готов не только слушать твои рекомендации, но и следовать им. Во всем, что касается инвестиций, экономики или бизнеса, твое слово, это закон. Знаешь, когда все закончится, я готов работать в пошивочном цеху рядовым наладчиком, что-что, а швейные машины я знаю. И даже если ты станешь при этом президентом, это никак не ущемит мое самолюбие.
– Я пока не очень понимаю тебя. Разве я претендовала на первенство, на место президента? Нет!
– Подожди, солнышко, дослушай. Дома главой семьи буду я и это не обсуждается.
– Что? Ты смеешься надо мной? Мы что, уже поженились? И потом, неужели ты думаешь, что вырвавшись из-под диктата отца, я добровольно позволю руководить собой кому-то?
– Во-первых, не кому-то, а мне. А во-вторых, Катенька, ну послушай ты, не перебивай. Я говорю совсем о другом. О том, что ты настоящая женщина, слабая и прекрасная, и я хочу, чтобы ты могла позволить себе роскошь остаться ею. И не нужно тебе думать о том, как обеспечить безопасность нашу и наших детей. Для этого есть я. Не нужно тебе думать о том, как помириться с родителями, для этого тоже есть я. Не нужно тебе думать о том, что кто-то снова будет тебя пытаться унизить, и сражаться с обидчиками не нужно. Я сам с ними разберусь. Короче, во всех глобальных вопросах у тебя право совещательного голоса. Понимаешь?
– Кажется начинаю понимать. Мне только интересно, что из откровений Ярослава, навело тебя на такое решение?
– Причем здесь Ярослав, я просто думал об этом с той самой минуты, как понял, что все так непрочно и хрупко в этом мире. Пойми, Катенька, никто не собирается ограничивать твою свободу. Как же тебе объяснить? Ну, вот, например, ты говоришь, что тебе хочется в Париж. А уж где взять деньги на путешествие, как сделать его интересным и при этом обеспечить тебе безопасность, это мое дело. Или… или…
/– Или я, например говорю, что хочу тебя, а ты нисколько не возражаешь, и тут же исполняешь мое желание. Правильно? Мне это нравится, я согласна!/
Комментарий к Я согласна…
* Нам не дано предугадать,
Как слово наше отзовется, –
И нам сочувствие дается,
Как нам дается благодать…
Тютчев
** знаменитая цитата из фильма “Чапаев”
========== Долой недоверие… ==========
28. 11. 2005 г.
И снова я нарушила данное себе слово писать ежедневно. Но в этот раз ругать себя не буду. Ну, не могла я писать, находясь все время в больнице рядом с Андреем. Когда он бодрствовал, он не то что писать, в туалет спокойно сходить не давал. Вот прямо необходимо ему было, чтобы каждую секундочку я была рядом. Даже когда он дремал под капельницей, второй рукой он держал мою руку, не давая мне возможности отойти от него ни на шаг. Да я и сама не очень-то возражала.
Я не знаю, как это получилось, и объяснить себе этого не могу, но я так же, как и Андрюша, уже в двух метрах от него чувствую себя неполноценной, как будто у меня вдруг пропадает часть меня. Или даже не так, как будто пропадает точка опоры. И мне становится необходимо взять его за руку или прижаться к нему, и снова почувствовать себя сильной, которая может позволить себе роскошь быть слабой.
Уф… что-то я перемудрила, но я же же пишу это для себя, а уж я-то точно понимаю, что я имею ввиду.
А еще я не могу понять, почему нам совершенно не скучно, когда мы вместе? Даже если мы при этом ничего не делаем, не разговариваем, не смотрим фильм, не читаем книг, а просто сидим или лежим рядом и каждый думает о своем. Хотя, о чем это я? Нам не просто не скучно, нам так комфортно, уютно и тепло вдвоем, что когда приходили ребята, мы им искренне были рады, но… уже через полчаса, максимум час, нам очень хотелось остаться одним.
Нам было так хорошо в нашей тихой гавани, пусть даже она именовалась наркологической Клиникой «Роса». Было… Увы? Ура? Сегодня Андрюшку выписали!
Моя серебристая красавица Renault Clio стояла на стоянке у больницы и мы сразу поехали домой, я имею ввиду на виллу, ведь в квартире Андрея жили квартиранты. Я хотела сама сесть за руль, но мой тиран и деспот не дал мне такой возможности.
– Катюха, я верю, что ты стала гонщицей Формулы-1, самой крутой и быстрой. Но за руль сяду я, и не нужно спорить.
– Андрей! Ты сексист, мачист и женоненавистник, считающий, что женщина за рулем, это обезьяна с гранатой. Машина моя и ее поведу я! Понял?
– Конечно понял! Только машина не твоя, а Юлькина, она мне еще вчера вторые ключи от нее дала. Катька, я же не только о тебе беспокоюсь, но и о себе и о Лизоньке. Сама говорила, что в машине тебя в последнее время укачивает и тошнит. Не, ну клевый водила, блюющий за рулем!
– Ты прав, мой рыцарь, а я не права, – сказала я, подумав немного. – Поехали.
– Катюша, – заговорил Андрей, когда мы уже подъезжали, – я тебя сейчас подвезу и мне нужно будет съездить еще в одно место. Мне очень нужно. Честное слово.
– Куда?
– Я все тебе расскажу, но чуть позже, когда вернусь.
Видно я посмотрела на него так выразительно и недоверчиво, что Андрей прижал машину к обочине и всем корпусом развернулся ко мне.
– Видит Бог, я очень тебя люблю, девочка. Но так дальше продолжаться не может. Так у нас ничего не получится.
– Ты о чем? Что не получится?
– Ничего! Потому что ты мне не доверяешь. Вот что ты подумала, когда я сказал, что мне нужно кое-куда съездить? Только честно? Кать, не молчи, пожалуйста. И глаза не нужно опускать. Что ты подумала?
– Андрюш, не надо…
– Надо, Катенька. Скорее всего ты решила, что я, не успев выписаться, снова поеду куда-нибудь выпить или девочку снять. Так?
– Если честно, то я даже ничего конкретного не подумала.
– Но все равно осудила.
– С чего ты взял?
– Видела бы ты свой взгляд, не спрашивала бы с чего я взял. А может я хотел за цветами съездить? Ведь я же еще никогда не дарил тебе цветов. А может хотел купить кольцо и сделать официальное предложение, при всех? А может подарок? Катя! Я очень, я очень-очень виноват перед тобой. Но жить с постоянным чувством вины я не смогу. Если ты не сможешь меня простить, если не сможешь не упрекать, а самое главное, если не сможешь мне доверять, то все бесполезно. Я сорвусь. Знаешь, почему я начал изменять Кире? Знаешь? Она все время меня подозревала, не доверяла мне. В любом знаке внимания к любой модели она видела измену. И я устал быть без вины виноватым. Устал! Чем все закончилось ты знаешь. Таких отношений мне больше не нужно.
– Андрюша, только из одного моего недоверчивого взгляда ты сделал таки…
– Нет, родная, нет! Не только. Вспомни, пришел Ромка, он попросил тебя выйти, хотел поговорить наедине. Сколько ты потом дулась? В чем только не подозревала меня! Даже в том, что он мне передал записку от какой-то женщины. А когда мне звонили! Как ты меня потом пытала, это уму не постижимо. Кто, да зачем, да почему? Катя, так дальше продолжаться не может!
Он был прав. Он был во всем и абсолютно прав! Я становилась похожей на Киру. Это открытие было настолько ошеломляющим, что я не нашла ничего лучшего, как разреветься.
– Андрюша, ты прав, прав во всем! Господи, ну какая же я идиотка! Как же я тебя сейчас понимаю. Помнишь, когда ты хотел оправдаться, а я сказала, что мне оправдания не нужны. Пожалуйста, разреши мне кое-что сказать тебе в свое оправдание.
– Ну, вот, разревелась, как маленькая, – он притянул меня к себе, – конечно разрешаю. Ты же женщина, да еще беременная, тебе можно. Говори.
– Андрюша, я дура.
– Это все?
– Нет, не все. Прости меня, этого больше не повторится. Вот теперь все. Поехали, если прощаешь.
– Какой же ты еще ребенок, Катенька. Поехали.***Андрея не было долго, пожалуй, даже слишком долго, часа три. Но как ни странно, я при этом была совершенно спокойна. Это просто замечательно, что он высказал мне все, что наболело и вправил мои мозги на место.
В доме вообще было как-то непривычно тихо. Ромка был на работе в морге, Юлька с Колюней еще не приехали, Марго уехала с Андрюшей, а Шурочка с Максом, отправив меня к себе, занимались приготовлением праздничного ужина, по случаю выхода Андрея из больницы.
Я села за работу и, как-то незаметно для себя, увлеклась настолько, что вздрогнула, услышав стук во входную дверь моей квартирки.
– Кто там? Шурочка ты? Входи.
– Можно? – раздался такой невозможно родной голос, что я подскочила.
Это не было слуховой галлюцинацией! В проеме двери стояла… мама и смотрела на меня со слезами в глазах. Мало того, за ее спиной маячил отец, а Андрей слегка подталкивал его вперед.
– Мама? Папа? – я бросилась почему-то не к ним, а к Андрею! – Ты? Это все ты? Но как? Как? Андрюша, прости!
– Катенька. Катенька, – мама плакала где-то у меня за спиной.
– Катюха, ты уж не серчай. Давай мириться, что ли? – вторил ей отец.
У меня перед глазами все завертелось, ноги стали ватными и я грохнулась в спасительный обморок, хорошо, что Андрей успел подхватить меня. Правда, как мне потом сказали, я довольно быстро пришла в себя.
Но о встрече с родителями и о том, как Андрею удалось нас помирить, я завтра напишу. Во-первых, очень спать хочется, а во-вторых, Андрюшка аж зубами скрипит, как ждет меня.
========== Не в бровь, а в глаз ==========
29. 11. 2005 г.
О том, как Андрюше с Маргаритой Рудольфовной удалось сломить волю моего несгибаемого папы, можно было бы написать, наверное, целый роман, каждый из участников этого действия рассказал мне свою версию происходящего. Но я склонна верить версии Марго, как наиболее объективной. Я даже в свой дневник запишу именно ее версию и от ее имени, уж больно Андрей в ее версии выглядит привлекательно.
Рассказ моей будущей свекрови: – Андрюша позвонил мне накануне, из больницы, пока ты, Катенька, куда-то отходила.
– Мам, мне нужна твоя помощь.
– Конечно, сыночка. Что у тебя случилось?
– Не у меня, мам, у Катеньки. Понимаешь, ее отец еще почище нашего будет. Мало того, что примитивный ретроград, так еще и солдафон, а ее мама у него в полном подчинении. Мамуля, ты помнишь, какая Катенька была раньше?
– В смысле?
– Ну, внешне. Вспомни, на совете директоров, девчонка с брекетами…
– Это вот какая в круглых очках и лохмотьях, с косичками? Это она?
– Она, мам.
– Не может быть! Ах, ну, да, конечно! Она же, когда мне позвонила, сказала, что твоя секретарша. А когда я ее увидела, даже не вспомнила, даже не проассоциировала, что та и эта – один человек. Мамочки! Зачем же она себя так уродовала?
– Это не она, мамуля, это ее отец заставил ее быть «приличной девушкой». Представляешь. Там был диктат по полной. Однажды она взбунтовалась и ее выгнали из дома. И теперь, сколько Катенька не звонит родителям, как не пытается помириться без предварительных условий, ничего не помогает. Ее отец требует извинения и подчинения.
– Так пусть пошле…
– Мама, это же родители! Я бы, может тоже хотел послать отца и забыть о нем. Но и у меня это не получается. А Катя, она еще более чувствительная, она очень переживает, понимаешь? А ей переживать нельзя, ты же знаешь.
– И чем я могу тебе помочь?
– Подскажи, что делать. Я хотел бы помирить их, как можно скорее.
– Солдафон, говоришь? Знаешь, Андрюша, а может это и хорошо, что солдафон? Значит, приказы не обсуждает, а выполняет. Вот что, завтра привезешь Катюшу домой, и поедем с тобой к ним вдвоем.
По дороге к твоему дому, Катенька, мы заехали в магазин, Андрюша купил вот это колечко, что у тебя на пальчике и мы позвонили в дверь, нам открыл ее хозяин дома.
Хорошо, что Андрюша меня предупредил, что его уже однажды твой папа спускал с лестницы, а то даже я бы растерялась. А так ничего, я и Андрею посоветовала, если будет необходимо, скрутить твоего отца в бараний рог и заставить слушать наш приказ.
– Здравствуйте, Валерий Сергеевич, – сказал Андрей очень вежливо. Тут и началось…
– Ты чего опять пришел? А? Или ты думаешь, что у меня не хватит сил спустить тебя с лестницы еще раз?
– Валерий Сергеевич, я пришел поговорить о Кате. Не ссориться с вами, не скандалить, а поговорить.
– Я не знаю никакой Кати! – даже не закричал, а завизжал он. – У меня была дочь, Катерина, скромная достойная девушка, но она пошла работать в вертеп разврата, в «Зималетто», и там сгинула. А больше никакой Кати я не знаю. Уходи! И эту мамзельку с собой забирай. – он показал на меня пальцем. – Нет ну, это же надо, старая женщина, а раскрашена, как проститутка какая-то.
– А ну, прекратить истерику! – это я твоему отцу, Катенька, приказала. – Андрей! Куда ты меня привел? Ты говорил, что Катюша из семьи военного. А я перед собой вижу только тыловую крысу.
Валерий Сергеевич, как будто воздухом подавился, глаза округлил и стал пытаться вздохнуть. А я вроде бы даже не вижу его, продолжаю говорить с Андреем, и только с ним.
– Я о чем тебя просила, сынок? Единственная моя просьба к тебе была, это взять девушку из приличной семьи. А это что?
– Мама, Валерий Сергеевич, действительно, военный.
– Вот этот? Военный? Не может такого быть! Настоящий офицер никогда не воюет с детьми и женщинами. А этот… Ты только посмотри на него, сынок! Оскорбил незнакомую ему женщину, выгнал свою дочь на улицу. Вояка! Аника-воин! Крутой против беззащитных. Но я тебя уверяю, в бою он будет прятаться за спины этих женщин и детей.