Текст книги "Мамина сказка...(СИ)"

Автор книги: Галина 55

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 26 страниц)

– Узнаешь, Кирюша, свой сегодняшний разговор с подружкой?

– Откуда у вас это?

– Мы следим за вами, Кира Юрьевна уже больше двух месяцев, – сказал дядя Женя.

– Простите, товарищ майор, вы не могли бы нас оставить ненадолго, мне нужно наедине кое-что сказать вот этой милой девочке.

– Конечно, только не очень долго. Мне пришло сообщение, что ее нужно перевезти в следственный изолятор. – дядя Женя вышел и плотно закрыл за собой двери.

– А теперь послушай меня, дрянь. То, что ты из меня сделала шлюху в глазах моего мужа, я тебе прощаю, пусть это будут твои счеты с Богом, но то, что Павел столько лет думал, что Андрей ему не сын, а Андрюша все никак не мог понять, почему отец перестал ему доверять, я тебе никогда не прощу. Никогда, слышишь. И за это ты рассчитаешься со мной сполна. Я сделаю все, чтобы вытащить тебя из тюрьмы, это во-первых.

– Почему?

– Заткнись и слушай. Тебе пора начать жить по средствам, самой зарабатывать себе на кусок хлеба. А в тюрьме есть и кусок хлеба, и крыша над головой. Да и ради памяти Лилечки и Юрика не хочу, чтобы их дочь сидела, даже если она того и заслуживает. Во-вторых, во всех гламурных изданиях появится история о том, как нищая Кира, просравшая все свои деньги, работает продавщицей, или швеей, или проституткой, это уже меня не касается, и никто, и никогда больше не примет тебя ни в своем доме, ни на званном вечере, об этом я тоже позабочусь. В-третьих… Держись, Кирочка, сейчас тебя ждет самый больной удар. Андрей любит, любит до безумия, но не тебя. Представляешь, не тебя! Да он запил, да, он в ужасном состоянии. Но ты тут ни при чем, и «Зималетто» вместе с президентством ни при чем. Хочешь знать, почему он запил?

– Нет, пожалуйста, нет!

– А я все-таки скажу. Он запил в тот день, когда Катя Пушкарева сказала ему «нет» и уволилась. Андрей до безумия любит Катю Пушкареву.

– Этого не может быть, Маргарита Рудольфовна, она же страшная.

– Это ты будешь страшная, когда станешь работать продавщицей каких-нибудь пирожков на морозе, а Катенька, она красавица. Вот, посмотри, – Марго раскрыла сумочку, достала мою последнюю фотографию. – Видишь, какая красотка?

На Киру просто страшно было смотреть. Глаза у нее выкатились, дыхание сбилось, во взгляде появилось столько ненависти, что я непроизвольно схватилась за живот, словно хотела защитить от этой злобы маленького.

– Как ты тогда сказала, когда украла Катину работу? «Ее пожалеть нужно. Что такой светит? Квартирка в спальном районе, спать в которой она будет одна, к сожалению». Так? Это тебя пожалеть нужно, это тебя, Кирочка будет ждать квартирка в спальном районе, спать в которой ты будешь одна. Я костьми лягу, но тебя нигде и никто не примет на приличную работу. Кому нужен работник, занимающийся подлогами и фальсификацией? А у Кати с Андрюшей все будет хорошо, потому что она его тоже любит, и ждет от него ребенка. Вчера он отдал все долги и, когда он услышал, от меня, что Катюша его любит, он был на десятом небе от счастья. Он сказал, что бросит пить и займется каким-нибудь бизнесом. И все у него получится. А мы с Катюшей поможем.

– Я их прокляну, – плакала Кира.

– Ничего у тебя не получится даже если ты лопнешь от злости, над ними ангелы. Ой! Забыла сказать еще кое-что, очень неприятное для тебя. Катенька с Юлианой открыли свою фирму, и она процветает. Катюша стала женщиной нашего круга, а для тебя открылись ворота в ад, нищая и глупая Кира Юрьевна. Прощай.

Марго вышла из допросной, подошла ко мне и обняла за плечи, в ее глазах стояли слезы.

– Ты как, мама?

– Катенька, девочка моя, спасибо тебе за это «мама» сейчас. Плохо. И трудно. Но Кира должна понять, что люди не ее куклы и ими нельзя играть. Ты меня осуждаешь?

– Нет, ну что ты. За то, что она сделала Андрею я вообще придушить ее готова была.

– Спасибо, доченька. Знаешь что, если ты не устала, давай-ка заедем к Павлу, хочу отдать ему этот диск. Может хоть это заставит его извиниться перед сыном.

– Я не устала, давай заедем…

Комментарий к Над пропастью во лжи

* Цитата из “Мастер и Маргарита” М. Булгакова.

========== Жирная черта ==========

– Гадина, гадина, гадина! Ненавижу ее. Ненавижу! – Лиза, как маленькая, размазывала слезы по щекам кулачком. У Кати сжималось сердце, глядя на дочь.

– Лизок, давай ты все-таки попытаешься успокоиться и объяснить мне, кого ты ненавидишь, и кто гадина.

– Кира гадина, кто же еще! Какая же она гадина. Из-за нее бабушка была вынуждена доказывать, что она не какая-нибудь гулящая. Из-за нее папа столько натерпелся. Она унижала тебя. Гадина! Гадина! И то, что дедушка так одинок – это тоже Кирка виновата! А то что бабуля ломала себя и была стервой, это как? Кире-то ничего, а бабушка потом сама переживала. – Лиза снова залилась слезами.

«Господи! Как же трудно ей будет жить. – думала Катюша, слушая дочку. – Это же надо, так переживать из-за событий шестнадцатилетней давности».

– Жизнь наказала ее, Лизонька и ты это знаешь. Сейчас ее можно только пожалеть.

– Вот и жалей, если тебе хочется, а я ее ненавижу. За вас за всех, и за себя, между прочим, тоже. То, что у меня нет дедушки – это ее заслуга.

– Знаешь на кого ты сейчас похожа, родная моя? На своего дедушку, которого у тебя нет. Он тоже не умеет прощать. Совсем не умеет.

Лиза вздрогнула и застыла, как статуя. Слезы мгновенно высохли, а глаза широко распахнулись, так было всегда, если девочка крепко о чем-то задумывалась. Катя молчала, не тормошила ее, было очень важно, чтобы дочь сама осознала, что ненависть разрушительна, и прежде всего для того, кто ненавидит.

– Мам, а бабуля простила Киру?

– Нет, не простила. Но бабушка и не рада ее бедам. Она просто вычеркнула Киру из своей жизни.

– А папа? А ты?

– Папа простил, а я… простить не могу, но и зла ей не желаю.

– Ну, да. Папа всех жалеет и всех прощает. – Лиза знала, что единственное, что может вывести маму из себя, это любое проявление неуважения к отцу, но фраза уже вырвалась, не поймаешь.

– Не смей говорить об отце с иронией!

– Прости, я не хотела. Я просто не могу понять, как можно было после всего, что натворила эта… дрянь, оплачивать ее лечение. Почему ты не запретила папе тратить на нее деньги?

– Лиза! Ты это спросила серьезно? О, Господи! Кажется, ты ничего не поняла из всего дневника. Я папу не просто люблю, я ему доверяю, и я его уважаю. А значит уважаю и его решения. Что значит запретила? Папа что, мой подчиненный? Девочка моя, когда в семье один начинает что-то запрещать другому, это уже не семья, а казарма. Мы ведь и тебе ничего не запрещаем, правда? Если мы считаем, что ты неправа, мы стараемся переубедить тебя.

– Мамочка, не злись, ну, пожалуйста, не злись. Я обещаю подумать обо всем, что ты сейчас сказала. Просто я такая эмоциональная. Вначале ляпну что-то, а потом… Мам, но у меня же и папины гены есть, а он тоже очень эмоциональный. Не злись, а?

– Да не злюсь я. Вот же Лиса Патрикеевна.

– Ага. Это тоже от папы, – Лиза скорчила смешную гримасу. – Давай читать дальше. Ладно?

– Ладно, подлиза. Но ты, все-таки подумай над тем, о чем мы говорили.

Четвертого декабря, когда Андрюша пришел с работы, я рассказала ему все и о Кире, и о том, как Марго ее наказала. Но его больше интересовало, что сказал его отец, когда увидел запись. А тут я, увы, не могла ему сказать ничего утешительного. Павел Олегович молча смотрел на экран компьютера, лицо его ничего не выражало. Маргошенька попросила его подумать обо всем и позвонить или ей, или Андрею.

– Он тебе не звонил? – спросила я.

– Пока не звонил. Надеюсь, что пока.

– Андрюша, ты не очень рассчитывай на разговор с отцом. Он словно замороженный, понимаешь? Его очень подкосил крах «Зималетто».

– Ну, если для него самое страшное, это крах компании, а не крах нашей семьи, значит никаких выводов он пока не сделал.

– Вот давай так и думать.

– Как?

– Что он пока не сделал выводов. Пока!

– Катька, какой же я счастливый, что у меня есть вы.

– Я тоже люблю тебя, милый. Очень-очень.

– А я тебя больше.

– А я не буду спорить. Есть хочешь?

– Нет, только кофе.

– А спать?

– И спать не хочу, сегодня было на редкость спокойное дежурство. Ни одного жмурика. Я выспался.

– Тогда иди в душ, я пока сварю кофе. А потом пойдем в кабинет.

– Досматривать мексиканские страсти?

– Ага.***Мы досматривали записи. Но теперь в кабинете остались только самые стойкие из бездельников – я, Андрей, Ромка, Шурочка и дядя Женя. Ха-ха… красиво я нас назвала.

Просто Колька, например, был очень стойким, но именно от него сейчас зависело очень многое. «Зималетто» приказало жить еще нынешней ночью и нельзя было допустить, чтобы оборудование и здание перешло в чьи-то руки, а не в наши. Честно сказать, у нас было небольшое преимущество. Но не просто так, а за заслуги. Мы таможне через дядю Женю, а уже он через Антонова сдали целый синдикат контрабандистов вместе с товаром. А от них всего-то и попросили взамен «права первой брачной ночи», то есть, чтобы именно нам первым было сообщено о начале распродажи конфиската. Но на всякий случай НиколЯ должен был круглосуточно (если я его не сменю) дежурить на сайте таможни, чтобы не пропустить начала торгов.

Забегая вперед, скажу. Что все у нас получилось. И получилось прекрасно. Оборудование удалось купить вообще по остаточной стоимости, оптом и за такие копейки, что просто смешно. А вот за здание пришлось повоевать. И если бы не Максим, то еще не знаю, как бы все повернулось. Это, конечно не очень честно, но в нужный момент актуальным оказалось только наше предложение. Остальные куда-то делись.

Макс спал, потому что уже вчера все посмотрел, а потом всю ночь работал на благо нашего общего дела. Он уже разрабатывал какую-то систему связи руководящего звена между собой и с отделами, потом какую-то систему защиты базы данных, потом еще что-то, не знаю. Знаю только, что главный сисадмин компании «НикаМода» – это очень удачное наше приобретение.

Юлиану совсем измучил токсикоз, и она отдыхала, почти не вставая с кровати. А Марго еще вчера по дороге домой одолела мигрень. И сейчас в ее комнате было темно и тихо, чтобы не вспугнуть зыбкое улучшение.***Я не буду много писать о том, что мы увидели, не хочется мне в деталях помнить истерику Милко, когда капитан Ермаков демонстрировал майору Антонову пояс и брошь усыпанные бриллиантами. Это было гадко, мерзко, не по-человечески. Не может человек, хоть каплю уважающий себя так кричать, плакать и ползать на коленях. Что бы не случилось, не может. И смотреть на это не доставило нам особого удовольствия. Еще противнее мне вспоминать, а тем более записывать о том, что Милко рухнул, как подкошенный и завыл как баба, когда один из таможенников обнаружил туфли, украшенные крупным розовым бриллиантом. Итог был закономерен: в мастерскую вошел дяди Женин знакомый генерал, с ним еще двое, один из которых захлопнул на запястьях Милко наручники, а второй зачитал ему его права. Гражданина Момчиловича увели, мастерскую опечатали.

Про арест Хмелина мне тоже не хочется много писать, тем более, что суда над ним не будет. Утром первого января его нашли в камере предварительного следствия мертвым. По заключению врача судебно-медицинской экспертизы он умер от инфаркта. Но все мы очень в этом сомневаемся. Нам кажется, что у синдиката руки длиннее, чем у инфаркта.

При аресте он вел себя нагло, даже вызывающе, говорил: – Вы себе не представляете на кого задираете хвост. Мои адвокаты уже к вечеру меня освободят. За мной такие силы, что вы еще извиняться будете! – и всякую такую ерунду. А потом нам дядя Женя рассказал, что когда его уже доставили в следственный изолятор, да показали запись показаний Ветрова, да когда он поговорил со своими адвокатами и поверенным, да когда узнал, что на его счетах денег нет вообще, то из него, как из воздушного шарика сдулся весь воздух вместе с гонором, наглостью и самоуверенностью.

– Он только что не обделался, особенно, когда ему отказали в отдельной камере и повели в общую, – рассказывал нам Евгений Валентинович.

Фу, как же мне надоела вся эта история, а тем более ее запись. Осталось совсем чуть-чуть…

Шурочка позвонила Амуре, попросила ее лично обойти весь административный этаж, успокоить девочек, сказать, чтобы не переживали, работа у них будет и очень скоро. А еще попросила, чтобы весь женсовет спустился на производственный этаж и успокоил работниц.

Маргошенька позвонила Ольге Вячеславовне, успокоила ее. Она ведь очень любила Милко, относилась к нему как к сыну, и ей сейчас было очень трудно.

А я позвонила Танечке Пончевой и дала ей задание (пока на общественных началах) скачать всю базу данных по штатному расписанию. Работники в «Зималетто» были что надо, и мы не собирались их терять.

Четвертого же декабря, вечером мы все вместе собрались за праздничным столом. Кончилась эпоха воров, контрабандистов, и просто непорядочных людей. Начиналось наше время. И как это было не отпраздновать? С завтрашнего дня мы должны были начинать работать на созидание, с разрушениями было покончено…

========== Возвращение ==========

Очень хочется закрыть тему семьи Воропаевых и всего негативного, что с ней связано. На сегодняшний день, третьего января две тысячи шестого года дела обстоят следующим образом: Сашка находится в следственном изоляторе, скорее всего ему все-таки будет предъявлено обвинение в халатности, способствовавшей контрабанде бриллиантов в особо крупном размере. О предыдущих эпизодах мы решили не докладывать следствию, Максим заранее все подчистил. Меньше всего нам хотелось, чтобы Андрей увидел своего отца на скамье подсудимых по такому же обвинению, как у Сашки.

Кира была выпущена сразу же после допроса, под подписку о невыезде. Предъявить ей особенно нечего, разве что парочку эпизодов, которые Макс проморгал. Но это не серьезно. Даже если и будет какое-то наказание, то административное, а не уголовное. Чем она сейчас занимается, я не знаю. И знать не хочу. Мне хватило одной встречи с этим монстром. Семнадцатого декабря, когда мы уже переехали в дом к Андрюше, Кира явилась к нам, чтобы поговорить. Но об этом я напишу попозже. Хоть как-то соблюдать хронологию все же нужно.

Кристина… Мы решили подарить ей четыре процента акций «НикаМоды». Может это и неправильно, зато мы будем спать со спокойной совестью, ведь она ни в чем перед нами не виновата.

Возвращаюсь к хронологическим событиям…

Пятого, шестого, седьмого и восьмого декабря на вилле разместился полевой госпиталь. Сначала мы не знали, кто принес в дом заразу, но затемпературили как-то все и сразу, кроме тех, кому никак нельзя было не только самим болеть, но и ухаживать за больными было тоже никак нельзя. Мы с Юлькой, по какому-то немыслимому стечению обстоятельств были абсолютно бодры и здоровы, но, увы, не веселы. Вопрос-то нешуточный, мы же не только за себя отвечаем, у нас с ней внутри головастики сидят, у меня один, а у Юльки, так сразу двое.

Юлиана рассказала мне свой секрет ночью с четверного на пятое декабря, когда мы встретились с ней на кухне, оказавшись там при совершенно одинаковых обстоятельствах. Нас обеих пинками вытолкали из постелей сверх меры заботливые папаши наших детей, почувствовав, что заболевают и не желая, чтобы мы заболели тоже. Вот тогда Юляша и раскрыла свою «военную тайну», сказала, что они с Колькой тоже встали на учет. Вот там, в поликлинике на УЗИ их и поджидал сюрприз.

– Катюха, ты не поверишь, но Николай плакал, когда врач сказала, что их двое. Я потом спросила, мол ты чего, так он знаешь, что мне ответил?

– Понятия не имею. Что?

– Что теперь он окончательно и бесповоротно счастлив. Потому что всегда хотел иметь хотя бы двух детей, и совершенно не надеялся на то, что ему удастся уговорить меня на еще одну беременность.

– Юлька, я знаешь о чем подумала?

– Нет, не знаю, я же не Ванда.

– Я подумала, что жизнь иногда придумывает невероятные сюжеты. Помнишь, как я позвонила тебе и голосом Киры просила принять меня в домработницы. Кто бы тогда мог хотя бы предположить, что благодаря этому звонку, не пройдет и полгода и я обрету друзей, найду свою любовь, буду ждать маленького, стану предпринимателем, в конце концов. Что я, представляешь, я буду сажать Павла Олеговича, под домашний арест, а сама Маргарита Рудольфовна будет говорить Кире, той самой Кире от имени которой я тебе звонила, что огородное пугало и швабра Катя Пушкарева, красавица.

– Да уж. А я? Я что, могла предположить, что вместе с твоим звонком в мою жизнь ворвется столько бардака, хлопот, суеты, опасности и приключений? Да если б знать заранее…

– То ты опять повторила бы этот путь. Потому что ты, это ты. Потому что тебе всегда не хватает приключений на твои вторые девяносто. А еще потому, что у тебя появилась не только я, но и Колька и целых два головастика. Ну, скажи, скажи, я права?

– Права, Катюха, ох и права. Слушай, что-то с нашими мужиками нужно делать. Нам с тобой они не дадут за собой ухаживать. Если только Шурочка с Марго согласятся за ребятами присмотреть.

Но к восьми утра, когда ни Шурочка, ни Марго, ни Макс и ни Ромка не выползли из своих комнат, нам с Юляшей стало не по себе, и мы пошли стучаться во все двери. Увы, увы, увы! Ситуация была аховая. Болели все, даже дядя Женя, который эту ночь ночевал у себя дома.

– И что нам теперь делать, – с ужасом спросила я даже не Юлиану, а себя.

– Кать, ты как хочешь, но я приняла решение, и оно не обсуждается. Я сейчас звоню в платную скорую помощь, пусть приезжают, ставят диагноз, оказывают помощь, дезинфицируют тут все такой лампой, как в операционных. Потом звоню в частную клинику, пусть присылают сиделок и медсестер.

– Юленька, и к дяде Жене тоже, ладно? Я заплачу, честное слово заплачу.

– Пока ты не платишь, а только плачешь. Успокойся. Ничего страшного не произошло. В крайнем случае оставим здесь медперсонал и поедем ко мне домой. Или ты к родителям поедешь.

– Я Андрея не оставлю, ты что!

– Ну и дура.

Как оказалось, мы обе были дуры. Вместо того, чтобы паниковать, нужно было подумать, что чудес не бывает, что если уж инфекция скосила наши ряды, то она явно не простудного характера, иначе и мы с Юлькой тоже лежали бы пластом в один ряд со всеми, и никакая беременность от ОРВИ нас не спасла бы. А вот то, что только мы вчера за праздничным столом не ели ни крабов, ни устриц и ни мидий – это точно. Спасибо Маргошеньке, она нас запугала какими-то полиненасыщенными жирными кислотами и перенасыщением белком и металлами. Вот видно все это сполна получила остальная банда, а может и чего похуже.

Нам с Юляшей разрешили ухаживать за остальными, просили только соблюдать некоторую осторожность, но так, как туалетов на вилле было даже больше, чем комнат, то гигиену соблюсти удалось.

Я Юлькой просто восхищаюсь. Вот я, например, тут же начала думать что им всем готовить, как ухаживать сразу за всеми, ведь у всех температура около тридцати девяти, значит потеют, нужно стирать и так далее. А Юлиана… какая же она мудрая, позвонила, поговорила, заплатила (потом расходы разделим) и все разрешилось. Я была свободна и могла следить за сайтом таможни, а она могла спокойно отдыхать.***Девятого декабря, в понедельник, вся члены банды, правда похудевшие и бледные, встали в строй. И слава Богу, я бы без Кольки и Макса не справилась с покупкой оборудования и здания.

К двенадцатому мы стали собственниками всего движимого и недвижимого имущества «Зималетто». Максим запустил в интернете утку о продаже акций компании «НикаМода», затем то тут, то там появились объявления о розыске Жданова Андрея Павловича и Малиновского Романа Дмитриевича. На пятнадцатое были намечены торги на бирже, а за час до торгов, весь интернет облетела весть, что акции с продажи сняты, их приобрели Жданов с Малиновским, найденные владельцами «НикаМоды» буквально, что называется, в последнюю секунду.

Теперь мальчики могли увольняться из морга и начинать официальное восхождение из алкоголиков в самые завидные женихи города Москвы. Последнее меня устраивало лишь наполовину. Я была хорошей ученицей у Макса, поэтому никто, кроме Макса, так и не понял каким образом в ближе к Новому году интернете появились сведения, что Жданов А. П. скоро женится на одной из акционерок «НикаМоды», молодые люди счастливы и любят друг друга, а Улитин ни за что меня не сдаст.

Шестнадцатого, в понедельник, наша банда в полном составе, за исключением Марго впервые вошла в вертушку двери своей собственной компании. Все тот же Потапкин Сергей Сергеевич встретил нас у входа, расплылся в улыбке, отвесил нам кучу комплиментов и вызвал лифт.

– Сергей Сергеич, это Славин Евгений Валентинович, его бюро будет заниматься безопасностью нашей фирмы. Так что прошу любить и жаловать, – представил дядю Женю Андрюша. – Расскажите ему о системе слежения и обо всем, что сочтете нужным. Кроме фантазий о переносе здания.

В тот же день на работу были вызваны Пончева, Тропинкина, Амура Буйо, и Ольга Вячеславовна, а также начальник производства, заведующая столовой, и все бригадиры пошивочного цеха. Всем было назначено в разное время. А для начала мы сами собрались в таком родном, таком близком конференц-зале. Пора было начинать работать…

========== Разговор по-душам ==========

– Мама, это не честно!

– Лизонька, что ты называешь нечестным? То что у меня напрочь отсутствовало время? Или ты считаешь, что я должна была заранее предвидеть твой интерес к моему дневнику, и в ущерб сну, то есть моему и твоему здоровью, подробно записывать как мы поднимали компанию, как искали по всему миру Джино, как разрабатывали свою линию?

– А я и не говорю про подробно, но вот так обрывать дневник… Это не честно, мамочка.

– Лиза, да пойми ты. Начиная с вечера третьего января и вплоть до восемнадцатого июля у меня не было ни одной свободной минуты.

– Даже в декретном отпуске?

– В каком декретном отпуске, солнышко? Меня рожать увезли прямо с Совета директоров.

– А потом, когда я уже родилась? Ты же не сразу вышла на работу, правда? Могла бы и записать все.

– Девочка моя золотая. Давай мы вернемся к этому разговору в твой послеродовый отпуск. Вот тогда ты и расскажешь мне, какие записи в своем дневнике ты делаешь. Вот держи.

– Что это?

– Это мой дневник, который я снова начала вести восемнадцатого июля две тысячи шестого года.

– «Она так смешно причмокивала губами, когда потеряла грудь, что мы с Андрюшей смеялись и невольно повторяли ее причмокивание», – начала читать Лиза, произвольно открыв тетрадь. – Мам, что это?

– Это? Это самый важный из всех моих дневников, Лизонька. Это первые полгода твоей жизни. И больше меня тогда ничего не волновало и не интересовало, даже папа, что уж говорить о «НикаМоде» или суде над Сашкой и Милко. В ту пору ты, и только ты была центром вселенной.

– А сейчас?

– А сейчас на самой близкой к центру орбите вы с папой и маленький, потом дедушки, бабушки, друзья и «НикаМода», а за ними все остальное.

– Но ты хотя бы помнишь те события? Сможешь рассказать, чтобы у меня в голове сложилась законченная картина?

– Хронологию не очень хорошо помню, а по эпизодам, так, чтобы в конце концов закончить эту историю… Да, помню.

– Расскажешь?

– А куда я от такого клеща, как ты, денусь? Ты же все жилы вытянешь, если не расскажу. Давай мы знаешь как сделаем, ты будешь спрашивать о том, что тебя еще интересует, а я буду об этом тебе рассказывать, если вспомню.

– Отлично придумано, мамуль! Я о компании много спрашивать не буду, потому что сама могу почти все узнать. Меня знаешь как все любят? Особенно те, с кем вы с папой начинали. Слово здесь, слово там, и можно будет увидеть объективную картину. Расскажи только самое начало. Какие должности кто занимал из банды? Как вы уволили Урядова, и как Амурочка заняла место Киры. А вот еще что. Как получилось, что президентом стала ты, а не папа?

– Лиза! Да тут рассказа на целый день!

– А ты начинай. Раньше сядешь, раньше выйдешь, – рассмеялась девочка.

– Хорошо, только учти, что всех подробностей я не помню.

– Мам, начинай, то что ты не помнишь, папа может помнить.

– Ну, слушай.

– В том, что именно Николай должен стать финансовым директором «НикаМоды» ни у кого сомнений не было. Он им и стал. И никогда, за все время своего существования, компания не попала ни в одно шаткое финансовое положение. По крайней мере до сих пор.

– Мам, а перебивать можно? Вопросы дополнительные задавать?

– Нежелательно, девочка. Давай договоримся на берегу. Перебивать будешь только в крайнем случае.

– Хорошо. Продолжай.

Максим, как и было понятно изначально, стал отвечать за все компьютерное обеспечение, за базу данных и ее безопасность. Но Макс не был бы Максом, если бы не хакал потихоньку. Без этого жить он не может.

– И как это могло помочь «НикаМоде»? Что можно хакать? Выяснять кто какие модели придумал, а потом слизывать это, что ли? Так это нечестно, и воровство.

– Здравствуй, папа номер два. Сама предположила, сама решила, что предположение верное, сама же и диагноз «воровство» поставила. Да еще и перебила по такому незначительному поводу.

– Я больше не буду. Только ответь на этот вопрос, и все.

– То есть, ты настаиваешь на том, чтобы я выболтала тебе Максиковы секреты?

– Мам, после того, что я уже знаю о нашей банде, ни один секрет не будет слишком секретным. Тем более, что именно я буду помогать папе на работе, когда ты будешь заниматься маленьким.

– Опаньки, готовится государственный переворот в рамках отдельно взятой компании, и я же еще должна вооружить главного заговорщика! Ладно, расскажу. Ну, вот, например, где-то в Подмосковье стоит себе швейная фабрика, с прекрасной производственной базой, с отлично обученными шитью людьми. Но люди без работы, машины стоят, ржавеют, а хозяин, которому не нужна эта фабрика, который только отмывал деньги, давно за рубежом. Не успеют эту фабрику выставить на торги, как она уже наша. Потому что Макс сразу закрывает данные о торгах, для заинтересованных лиц.

– Это нечестно.

– Почему? Мы все равно бы купили то, в чем заинтересованы, но только гораздо дороже. А так… У людей появляется работа, за приличную зарплату, у нас появляются новые производственные единицы, причем дешево. Или вот такие сведения добывает Макс… Представь себе склады поставщиков тканей. Предыдущая партия еще не до конца распродана, ткани там прекрасные, но очень дорогие, а тут прибывает новая партия. Ее куда-то нужно складировать, правильно?

– Правильно. Значит нужно освобождать место от неликвидов. Об этом не знает еще никто, кроме нас. Поставщики еще сами ломают головы, куда деть нераспроданное. А тут им звонит дядя Рома и предлагает скупить все на корню, но… практически по себестоимости. Они уже готовы были выбросить неликвиды. Как ты думаешь, продадут они нам ткани на наших условиях?

– Конечно!

– Вот! А Джино тут же выпустит коллекцию на основе этих прекрасных тканей. Ну, и так далее. И больше не перебивай.

– Шурочка, – Катя тепло улыбнулась, вспомнив чуть располневшую подружку, такую же шумную и по-матерински заботящуюся обо всех, как и прежде, – она у нас сразу стала кем-то вроде мамочки для всех. Хотя ее должность звучит, как председатель профсоюзного комитета. Это ее заслуга, что обеды у нас сытные, вкусные и разнообразные, что работники за них платят чисто символически. Она же руководит фондом взаимопомощи, устроила игровую комнату для детей работников, что-то вроде группы продленного дня. Смеется, что растим смену. А еще она заставила нас заключить договора о развозе швей после второй и третьей смен. Мирит всех, помогает всем. «Наша Шурочка», иначе ее никто и не называет.

– Я тоже очень-очень люблю тетю Шуру, мам, – не удержалась от реплики Лиза. И тут же испуганно закрыла себе рот руками. Катя только головой покачала, но никаких репрессий не последовало.

– Юлька… С ней все понятно, занимается пиаром «НикаМоды» не за страх, а за совесть. Именно она вывела компанию на международный рынок, достаточно было только намекнуть ей, что мы уже созрели и в силах выпускать товар соответствующий по качеству и оригиналу разработки лучшим Домам Мод.

– Мама, а это правда, что вы с Юлианой Филипповной мечтаете породниться? Только не обманывай меня, пожалуйста, потому что я кое-что слышала, и мне есть что на это тебе ответить.

– Ну, так отвечай сразу.

– Нет, ты мне вначале ответь на мой вопрос.

– Лиза, никогда ни папа, ни я, ни Юля с Колькой не станем делать несчастными ни тебя, ни Антона с Леночкой. Не собираемся мы повторять ошибки Ждановых-старших и Воропаевых-старших. Без сомнения, нам очень хотелось бы породниться, но это гипотетически. Конечно, я была бы счастлива, если бы ты полюбила Антошку, а он тебя. Но…

– Вот именно, «но»! Я люблю Антоху, мамочка. Очень люблю. Как брата. Как ты любила дядю Колю. Понимаешь, нельзя полюбить того, с кем сидел на горшке рядом. Это уже какое-то извращение. Мы с ним, кстати, говорили о будущем. Ему блондинки нравятся, может на их фоне он чувствует себя умнее, – захохотала Лиза. – А мне брюнеты, а не одуванчики, как Антоха.

– Ну, что, на сегодня закончим?

– Нет!

– Тогда не перебивай, пожалуйста.

– Евгений Валентинович с бабушкой уехали на Кипр через полгода после твоего рождения. Свое частное агентство деда Женя продал. А вот охранную часть оставил за собой, оставив там управляющим Потапкина. Правда выставив ему два условия: «НикаМода» в приоритете перед любой другой охраняемой компанией, и никаких пьянок в рабочее время. Кстати, это именно Потапкину мы обязаны тем, что твое похищение захлебнулось в зародыше.

– А меня хотели похитить?

– Лиза, прекрати. Эту историю ты знаешь от «а» до «я». Прекрасно знаешь, что Воропаев получил за это второй срок, и не нужно сейчас пытаться меня раскручивать на еще двухчасовой разговор. Понятно?

– Понятно, – вздохнула девочка. – Придется раскрутить папу. Кстати, ты еще не рассказала ни о папе, ни о дяде Роме, ни о себе.

– Ты же не даешь рассказывать, перебиваешь постоянно.

– А я больше не буду.

– А я это уже слышала. Так что на сегодня я предлагаю закончить.

– Я честно больше не буду.

– Нет, солнышко, давай-ка уже завтра.

– Ну, пожалуйста, заканючила Лиза.

– Я очень хотела, чтобы папа стал президентом «НикаМоды», и не только я, этого же хотели Роман и Маргошенька. Но ты же знаешь своего отца, Лизок. Уж если ему что-то в голову втемяшилось, танком не сдвинешь. Не мытьем, так катаньем, а все равно своего добьется. Он, почему-то, решил, что для компании будет лучше, чтобы президентом стала я, и добился этого.

– Не почему-то, а потому, что так, действительно было лучше. И для меня, и для «НикаМоды», – раздался за спинами Кати и Лизы такой знакомый, такой родной, такой любимый голос.