Текст книги "Верь (СИ)"
Автор книги: Funny-bum
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
========== Глава 27. Финиш ==========
Трандуил увидел фэа Ольвы Льюэнь и ребенка в тот же миг, в который узнал их. Как будто разорвалась тонкая пелена незримости, отделившая его женщину и плод их любви от короля; и вот, вот они. Ровное золотистое сияние Ольвы – и ослепительная белоснежная искра эльфинита, много более яркая, чем можно было бы представить по крошечному и совсем слабенькому мальчику.
Сияние сущности любимых били по внутреннему взору, обжигали; и Владыка знал – Леголас увидел то же самое. Не раз и не два в унисон ударили сердца отца и старшего сына, не раз и не два они одновременно вздохнули, принимая невероятное. Не надо было слов – древняя магия семьи, родства, истинности окутала тех, кто был связан узами крови.
Ольва, Ольва, которая столько месяцев была скрыта от волшебной силы Трандуила – и от чьих-либо взоров – вот она, и вот искра жизни, сбереженная ею.
Сомнения, замкнутость, отстраненность, сосредоточенность лишь на сыне – словом, все странности Ветки Трандуил видел в ее поведении, читал по жестам, по выражению лица; пламень же ее человеческой фэа был несомненен и чист.
Но теперь они оба, и она, и ребенок, открылись Владыке; коротко собрав повод лошади, пригнувшись в гриву, король не спускал взгляда с фигуры в трепещущем плаще, в синем плаще Даэмара, с бьющегося в потоках встречного ветра подола желтого платья, с напряженных плеч и каскада перепутанных нечесаных волос, в котором русые пряди причудливо перевились со снежно-седыми. Губы короля непрерывно шептали, тихо-тихо, и ветер срывал с них слова – такие древние, как окружающие скалы, такие искренние, как жар его великого сердца, тихие слова-заклинания, обращенные к женщине и ребенку – помочь им выдержать путь, не потерять силы, достичь цели.
Вся его властная магия обрушилась на них – водопадом, каскадом, незримо укутывая и укрывая, поддерживая их силы и направляя невероятный, ровный ход коня.
Но и лаиквенди, который несся на взмыленной лошади по другую сторону от Ольвы, также чуть отстав, смотрел, не отрываясь, и шептал, шептал, шептал.
Двое мужчин вкладывали в эту скачку все, чем были одарены, всю любовь, всю силу душ; женщина и ребенок должны были достичь Дэйла невредимыми.
Отгремела чужая музыка, и только пела дорога под копытами трех коней, одурманенных силой гончего листа, под копытами, стучащими в ритме нескольких сердец.
***
Ветка не могла сильно нагнуться вперед – малыш у груди заставлял сидеть ровнее. Пел под копытами торговый Сумеречный тракт. Путь лежал мимо Росгобела к началу знаменитого Мен-и-Наугрим, чтобы пересечь лес по дороге гномов и вдоль Быстротечной достичь руин Эсгарота и далее – Дейла…
Путь этот для крепких лошадей и умелых всадников считался бы десятидневным. Десять дневных переходов, не менее, чтобы преодолеть изрядные расстояния; но Ветка, если бы умела узнавать места, уже определила бы пролетающий мимо славный Росгобел, богатый упитанными кроликами. Часа полтора потребовалось Герцегу, чтобы пролететь расстояние хорошего конного перехода от рассвета до заката; Средиземье знало такие скорости только ценой жизни лошадей.
И это была восьмая часть пути до Дэйла.
Копыта часто били в дорогу с неумолимой мощью; конями овладел лишь долг, а неслыханные силы гончего листа сжигали их мышцы и кровь. Их нельзя было остановить, и можно было лишь направлять; уже теперь все тело Ветки свело, словно скрутило тугой веревкой. Руки намертво сжались на поводе, а голова была пуста, словно встречные потоки ветра выбили из нее все мысли. Ветка превратилась в зрение: камень, варг, отряд орков, отряд людей, кролик, перебегающий дорогу, небольшое озерко, роща, препятствие на дороге – прыгать, кролик, варг, всадник, торговый людской обоз из трех телег, лось, кролик…
Немногочисленные зрители лишь хватались за шапки и капюшоны, которые сносило небольшой летящей кавалькадой. «Что это?» «Да это эльфы, глядишь, сам король из Сумеречного леса пожаловал на тракт…» «Это эльфийская магия?» «Говорят, есть у эльфов такой лист, гончим называется, от него лошади дохнут, но до смерти своей – скачут вот так…» «Вот бы нам обзавестись, а то трясись вот так до самого Фрамсбурга, обратно-то просто, по Андуину, а туда…»
Орки стреляли – но стрелы не догоняли лошадей, гонимых листом; варги вскидывали голову и выли – и в их голосах Ветке слышался голос Нюкты, но слезы, едва зародившиеся в уголках глаз, немедленно сушил ветер.
К началу Мен-и-Наугрим морды коней были в пене и крови; теперь копыта били не в плотную землю хорошо протаявшей и просохшей дороги, а в древние камни, отесанные и уложенные гномами в незапамятные времена. Ветке казалось, что она попросту умрет сейчас в седле, умрет она, умрет малыш, но она откуда-то знала – сын спит, просто спит. И он несомненно жив – она слышала частые удары его крошечного сердечка, а это главное, главное.
Останавливать коней было нельзя. Не в человеческих силах было бы выдержать такую скачку, но Ветку питала могучая магия эльфов, хотя она и не осознавала ее; и в моменты, когда сознание готовилось покинуть тело, а сведенные в камень пальцы – отпустить повод, ее словно поддерживали с двух сторон теплые сильные руки.
Бесконечная дорога под сводами величественных дерев; раз или два показывался эльфийский патруль, который немедленно оставался далеко позади. Пара конных стражей бросилась было следом – но куда там.
Уши заложило от ветра, а жилы на ногах готовы были полопаться, несмотря на постоянные неслышимые песни короля и его оруженосца.
Доскакать. Просто доскакать.
Дорогу гномов преодолели во тьме, лишь неяркими огнями вдали промелькнул Путевой дворец… Ветка временами закрывала глаза и вцеплялась в гриву Герцега.
Сколько он скакал от Эребора до Дейла?
Намного, намного меньше.
Скрипнуть зубами – и продолжать путь…
Вот и окончание Мен-и-Наугрим – лес пересечен, вот и Быстротечная; едва заметная тропа в перелесках и камнях, ранний рассвет, солнце пронизало мир светлейшими лучами; вот и озеро, и развалины Эсгарота, обугленные, поднимающиеся над водой…
Первым не выдержал конь Мэглина – лаиквенди все силы отдал Ольве и эльфиниту, и Герцегу, и никак не поддерживал собственного скакуна. Животное грянулось о землю где-то у Долгого озера, недалеко от Эсгарота вмиг, не притормаживая, и лесной эльф только вскрикнул, когда через него, не успевшего даже вынуть ноги из стремян, прямо на протаявшей дороге перекатился погибший конь.
Ольва, которая уже практически ничего не видела и не слышала, да и скакала впереди, даже не обернулась. Трандуил бросил взгляд через плечо – но что увидишь, когда скачешь столь быстро; король, направив свои силы на оставшихся, невероятным усилием ускорил собственного жеребца, вынуждая его идти вплотную к Герцегу.
Рывок, еще рывок; ноги ганновера были разбиты, копыта расщеплены; но он все так же неумолимо колотил дорогу, выдыхая пену и кровь. Конь Владыки пал; Трандуил перекатился в сторону серебряным клубком и мгновенно встал, опираясь о камень, и направляя свою песню вслед Ольве.
Скачи.
Осталось совсем немного.
***
От большого города, все больше завоевывающего былую славу, в разные стороны разъезжались повозки с товарами; часть караванов направлялась в Дейл, часть – из Дейла окрест.
День достиг середины, солнце стояло в зените. Ноздреватый серый снег, сколь его еще местами осталось, таял на пустоши. Врата града были открыты.
В числе подъезжающих к залитому лучами солнца Дейлу была славная пара – девушка в добротном плаще, с огненно-рыжими волосами, и невысокий мужчина с небольшой бородой, на громадном коне, в светлом венце, коже и металле. Тауриэль и Кили в сопровождении нескольких мастеров ехали в город – договориться о новых работах в Полуденном Приюте, повидать новорожденную девочку-эльфинита, выразить почтение королю Барду и его блистательной королеве Синувирстивиэль.
Когда мимо пронесся, распугивая людей, собак, птиц, которыми наполнился Дейл, Голдшлегер Герцег, словно вырвавшийся из балроговых подземелий, кони гномов шарахнулись – все, кроме толстой спокойной кобылы, запряженной в телегу.
Кили рывком встал на стременах.
– Гаин!
Подскакал молодой гном на светлой, танцующей лошадке.
– Гаин… – голос Кили упал до еле слышного шепота, – во весь дух в Эребор. Скажи дяде – Ольва… Ольва Льюэнь вернулась.
Гаин кивнул и развернул кобылу, тут же сорвавшуюся в галоп; Кили и Тауриэль, бросив мастеров и телегу, поскакали за Ольвой.
Но куда там.
Расшвыривая горожан, в своем последнем усилии ганновер достиг широкого двора правителя Дейла, и рухнул оземь – копыт у него почти не осталось, из лопнувших на плечах жил и по паху текла кровь, морда и гнедая шкура залита пеной. Могучее сердце истинного бойца остановилось враз, изорванное в клочки любовью, преданностью, бесстрашием и неукротимым желанием быть первым; Голдшлегер Герцег, освобожденный от упряжи и поводьев, от необходимости служить, исполнивший свой долг настолько всецело, как это только могла сделать лошадь, устремился галопом по радуге в край вечных зеленых лугов.
Ветка едва успела собрать окаменевшее тело, собрать в комок, защищая ребенка у груди; но падение коня было слишком внезапным, а сил так мало; плечами, телом защитив сына, она ударилась виском о мощение двора – и затихла.
Волной лежал синий плащ, волной растрепались перепутанные волосы; ногу придавил изуродованный волшебной скачкой конь, поседланный эльфийским седлом… а у груди, в кольце судорожно сведенных рук, тихо мяукал еле живой, беспредельно изнуренный скачкой, мокрый и грязный малыш, младший принц Лихолесья.
Виэль вынеслась из дворца подобно сверкающей молнии – тяготы материнства ничуть не сказались на ней, только располневшая грудь решительно распирала роскошное платье. Сигрид, прижимая к груди сводную сестренку, завернутую в шелка и кружево, выбежала следом; по Дейлу катилось, словно эхо – Ольва! Ольва Льюэнь, Ольва! Магия, колдовство, чары леса…
Бард влетел во двор верхом, галопом – он был на рыночной площади, спрыгнул с коня; стража толпилась нерешительно, не рискуя приблизиться. С другой стороны во врата ворвались Кили и Тауриэль.
– Это правда Ольва! – в голос завопила стражница, – Тиллинель! Бард! Кили!
Миг – и крепкие руки гнома и человека, Тиллинель, перебравшейся к Синувирстивиэль в Дейл, Тауриэль и пары осмелевших воинов Дейла подняли иссушенную магией тушу коня; Виэль взмахнула тонким кинжалом – плотная ткань плаща распоролась, и ребенок оказался у груди целительницы.
– Эру, Эру, – лепетала Виэль, – Тауриэль, Бард, Тиллинель, несите Ольву в покои, скорее, скорее! Мне надо торопиться… помогите ей, мне надо заняться сыном Трандуила, скорее же! – и бросилась в дом, унося малыша, шепча:
– Вот зачем Эру послал и мне младенца… все верно, все верно, таков и был замысел валар, вот что толкнуло меня к людям… к человеку… внук Орофера – как много жизней надо отдать, чтобы он стал тем, кем назначен быть… и счастье мое будет вдвойне сиять, если я вскормлю сына Трандуила вместе с его молочной сестрой…
Сигрид с девочкой на руках бежала следом.
Бард, не зная, как прикоснуться к Ольве, едва узнавая ее, подсунул руки под твердое тонкое тело; Тауриэль бережно придержала голову – женщину, почти погибшую, почти последовавшую за своим конем, понесли во дворец.
– Стража! – крикнул Бард, – проверьте ближайшие вокруг Дейла дороги – вдруг она скакала не одна…
Ветка не шевелилась и не подавала никаких признаков жизни. Кили умчался – возглавил один из поисковых отрядов, а Тауриэль осталась помогать Ольве.
Ольве Льюэнь.
***
Трандуил оглянулся по сторонам – он был на окраине Лихолесья, равном расстоянии от собственного дворца… и от Дэйла. Эта дорога занимала день – можно было направиться или туда, или туда.
Выбора, собственно, не было, и Владыка Сумеречного леса бегом бросился по торговому тракту, едва начавшему оживать после зимы. Роскошные серебристые сапоги месили грязь, но, едва Трандуил, глотнув мирувора, успел взять верный ритм, навстречу ему, наперерез, выскочили три варга.
Крупный, словно поседевший самец – и две самки поменьше. На всех варгах болтались остатки орочьей упряжи – видно было, что хозяев своих варги потеряли, и теперь охотились стаей.
Эльф оскалился и выхватил мечи.
Варги теснили короля назад, к трупу лошади, атакуя жестко и неумолимо, со всех сторон; но вот свистнул мифриловый клинок – одна сука упала, и через некоторое время погибла и другая.
Голова короля была занята совершенно не поединком – он все еще стремился всей своей силой вдаль, вслед Ольве, подгоняя ее и ее гнедого жеребца, он все еще думал, как скорее достичь возрождающегося Дейла…
И остановил взгляд на горящих ненавистью, свирепых глазках варга.
Трандуил медленно пошел вперед, поигрывая мечами; кобель рычал, зажав уши так, что их и вовсе не было видно.
Король эльфов вдруг ощутил, что фэа ребенка в безопасности. Пока он пел вслед Ольве, пока приходил в себя после скачки и падения – они достигли города.
Владыка посмотрел в глаза варга пристальнее и ухмыльнулся.
Варг зарычал в ответ, отступая назад… отступая… и лег брюхом в грязь.
Солнце серебрило длинные волоски на презренной твари; Трандуил вбросил клинки на место и направился к павшей лошади, доставая кинжал.
***
Дворец Барда и широкий двор кипели – всем хотелось узнать, что же происходит.
Синувирстивиэль требовала воды, еще воды, неведомых трав у знахарок, вина, меду, козьего молока – и бесконечно купала младенца во всевозможных отварах и смесях, впевая в него жизнь и силу. Заново перевязала и прижгла пуповину, прочистила ушки и носик, промыла глазки, выцеловывая каждый крохотный участочек маленького сияющего тела. Долгие, долгие часы – вот уже вечер сгущался над Дейлом, и, наконец, чисто отмытый, выкупанный в трех волшебных ваннах, наевшийся ребенок уснул в одной люльке с Лаириэль, и свободные от пеленок дети, еще не способные ни поднимать головки, ни переворачиваться, соединили крошечные ручки в подобии рукопожатия.
Сигрид, накрывая их тончайшими пеленками и легким одеялом из нежного пуха, рыдала в три ручья, а Виэль, освобожденная на несколько часов от молока, помчалась к Ольве.
Тауриэль и Тиллинель, а также две самых толковых ученицы Синувирстивиэль отмыли Ветку, привели в порядок ее руки и ноги, ногти, промыли и расчесали гребнями густые волосы до талии, непокорно ломавшие любые зубцы, кроме металлических; Тауриэль плакала, Тиллинель скрипела зубами – но больше уже не от гнева на нахальную человеческую иноземку, а от безысходной беспомощности, от неумения исцелять – каждый шрам, свежий или заживший, сбитые до мяса о седло бедра, стертые о путлища голени, содранные пальцы говорили слишком о многом.
Чистая, со смазанными и забинтованными ранами и ссадинами, на которые положили толстый слой целебной мази, с расчесанными волосами, Ветка, умиротворенно-бессильная, то ли в обмороке, то ли в глубочайшем сне, лежала на ложе истинной королевой, и не собиралась подавать никаких признаков жизни. Девы закончили смазывать обветренную до пергамента, воспаленную и потрескавшуюся кожу на щеках, сгрызенные губы, и далее не знали, что сделать.
Виэль бросилась к ложу и сжала руку женщины в пальцах, вглядываясь в ее лицо. Простонала:
– Где же Трандуил? Знает ли Владыка? Я чувствую его магию на них, она была на Герцеге… но где он теперь?..
Отчаяние прошло – или же было запрятано вглубь; миг – и Виэль из матери и подруги превратилась снова в сияющую бриллиантами и холодом деву-целительницу.
– Петь возле нее следует все время, не прерываясь ни на миг… я скажу, что делать, и все мы будем возле Ольвы. Ее следует звать от очень дальних рубежей; фэа ее истощена, и слишком устала, изможденная одиночеством, страхом и отчаянием. Следует направить вестников во дворец Трандуила. Что с конем?
– Сложен костер на пустоши, – сказал Бард от двери. – Его покрыли алыми шелками, и на них возложен Голдшлегер Герцег. Конь Ольвы Льюэнь достоин такого погребения.
– Если бы они опоздали… если бы они прибыли позже хоть на несколько часов… но они успели, – прервала сама себя Виэль. – И довольно об этом. Каждый делал и сделал все, что смог. И мы сделаем все. Теперь они в Дейле, где все и началось, в Дейле, откуда Темнейший забрал Ольву; круг замкнулся, а конь, который прошел вместе с королевой леса границу миров, погиб. Ничто не связывает теперь ее с ее прошлым, она наша, Ольва Льюэнь принадлежит Средиземью и Арде. И Арда не даст ей пасть после ее великого подвига. А теперь выйдите все. Я скажу, кому и в какой срок надлежит вернуться.
Просторная комната, которую когда-то занимали Трандуил и Ветка, опустела.
Виэль возжгла пучок лечебных трав и начала песню, пробегая чуткими пальцами по телу Ветки. Спустилась с плеч по груди, коснулась впалого живота, бугорка лобка, едва выступающего под широкой белой рубашкой и простынями. Прервала пение, нахмурилась, вслушалась. Покачала головой, и запела снова.
Ей надо было связать целебную сеть мелодии и слов в то время, которое принц и его молочная сестра, принцесса Дейла, будут спать. Потому что на первый же призыв младенцев Виэль – она точно знала – прервет заклинания, передавая Ольву другому голосу, и отправится к тем, кто нынче важнее.
К Новой Заре эльфов.
К Последней заре.
***
Солнце было готово рухнуть за горизонт, а ворота Дейла медленно закрывались.
Но Баин, командовавший нынче вечерней стражей, прикрикнул вдруг со смотровой башни – подождите, пропустите всадника!
Охранники на воротах задержали массивные створки… и бросились врассыпную.
Трандуил мчался на варге – морда животного была замотана ремнями лошадиной упряжи, а направлял владыка леса его ход, крепко скрутив уши. Громадный кобель, матерый, покрытый темно-серой с проседью шерстью злобно рычал сквозь стиснутые челюсти, но слушался; ворвался в город, промчался беззвучным волчьим скоком через замирающие улицы и оказался во дворе дворца.
Волосы короля вытянулись от колкого ветра, от бешеной скачки; он был в грязи, которая обильно покрывала непросохшие проселочные дороги и пустошь, лишь на челе сиял светлый венец…
Бард, который только что объяснил собравшимся тут горожанам и купцам, что случилось, и разогнал их, сперва бросился к оружию и схватил лук – а затем ринулся к эльфу, помогать. Вдвоем они за уши и за ремни, которыми Трандуил обмотал варга, затащили того в пустующее каменное стойло; Трандуил взмахнул кинжалом, распарывая импровизированный намордник, и выскочил наружу; Бард захлопнул дверь.
– Я слышу их, слышу! – выкрикнул король леса. – Они достигли твоего дворца…
– Да, Владыка. Они тут, – говорил Бард уже в спину летящего по ступеням вверх Трандуила, поспешая следом.
Не спрашивая дороги, король ворвался в комнату, где под постоянным надзором спали дети. Заглянул в плетеную люльку – всего один взгляд; и помчался в покои, где лежала Ольва.
Виэль уже поднималась ему навстречу, поднималась, прекрасная в своей тревоге и в своем великолепии, утонченная, сверкающая, несгибаемая.
Трандуил кончиками пальцев коснулся ее лица… и упал возле ложа Ольвы, не смея притронуться к жене.
Виэль провела рукой по его волосам.
– Переоденься… вымойся. Выпей бокал вина. И приходи. Нам предстоят долгие часы возле них. Но они успели.
– Я видел костер и Герцега, когда подъезжал, – ответил Трандуил, не сводя взора с лица Ольвы. – Я видел. Они успели.
– Это разумная цена, – сдержанно выговорила Синувирстивиэль. – И она всецело оправдана. Вымойся, Владыка, ты также скакал и утомлен, поешь, и приходи. К тебе сюда принесут сына.
– Я вымоюсь позже. Я… пока останусь здесь. Я не могу сделать и шагу прочь, – ответил Трандуил. – Я буду тут, целительница, королева Дейла, мать эльфинита, молочная мать моего сына. Я не могу сделать и шагу прочь. Пошлите дозоры, найдите Мэглина. Павшая лошадь придавила его около южной оконечности Долгого. А я буду здесь. Я – здесь…
– Все будет хорошо, – сказала Виэль. – Должно быть. Я верю, Владыка.
– Это и остается, – отозвался эльф, и приник губами к тонкой руке женщины.
========== Глава 28. Дороги ==========
Никто из жителей Дейла в первую ночь пребывания Ольвы в городе не спал спокойно. Мир полнился странной силой, текущей по улицам, заползающей в щели окон и дверей; кто-то боялся, кто-то, наоборот, прославлял благую силу целительницы Синувирстивиэли, даже не зная толком, что же происходит.
Трандуил недвижно просидел на полу возле кровати жены несколько часов, до рассвета, бесконечно выводя древние напевы. Когда лучи утреннего солнца коснулись заострившегося, неподвижного лица женщины, король пережил страшный миг… но только лишь миг – сердце Ветки билось ровно, хотя и слабо. И, хотя Владыка точно знал, что сейчас происходит с Ольвой, он все равно невольно представил, что теряет ее – уже окончательно, буквально взяв в руки и не сумев удержать.
Виэль, накормившая детей и оставившая их Сигрид и нянькам, снова атаковала короля лесных эльфов.
– Я позволила тебе провести тут ночь… отлично. Слуги нагрели ванну – пожалуйста, вымойся и переоденься. Ты пел Ольве беспрестанно, но, – интонации голоса Виэль стали растянутыми, словно она собиралась рассказать старинную эльфийскую легенду, – фэа ее пребывает вдали от чертогов Арды, и ей необходимо завершить путь обратно. Я могу предположить, что именно позовет сюда твою супругу, король леса. Но пока этого не нужно – пусть тело ее заживет, сколь сможет. Она точно знает сквозь свое забытье, что принц вне опасности, иначе бы не позволила себе оставить его. И помимо изможденной фэа… – тут голос целительницы сменился на вовсе обыденный, даже резкий тон, – она еще и головой сильно ударилась. Ее сон закономерен. Она не умирает. Чем дольше она проспит, пробудет в забытьи – тем более здоровой проснется. Я, напротив, опасаюсь, что она слишком скоро выйдет на зов. Иди в купальню и оставь там грязную одежду, тебе подали чистую, и еще – король Бард ждет тебя, чтобы выпить. Прямо с утра. А я воскурю здесь травы.
Трандуил, грязь на одежде и лице которого засохла и превратила блистательного правителя в подобие глиняной статуи, вздрогнул. Поднял взгляд на Виэль. Затем медленно встал, отпуская руку Ольвы.
– Вот, – удовлетворенно сказала эльфийка, и кончики острых ушек ее чуть оттопырились от удовольствия – король повиновался. – Рашель, Тиллинель, Тихе, приведите Ольву в порядок, смените повязки, осмотрите еще раз раны и ушибы, заново расчешите!
Указанные девушки Дейла, которые прилежно учились у Синувирстивиэли целительскому ремеслу, а также воинственная эльфийка, считающая себя личной телохранительницей девочки-эльфинита, бросились к ложу Ольвы.
– Ри пусть примет грязную одежду у короля, – распоряжалась королева Дейла, – и передаст прачкам. Иди, Трандуил, следуй в купальни – девушка укажет тебе путь. Когда ты отмоешься и придешь в себя, я позволю тебе взять на руки сына. Теперь все закончилось, для вас всех. Для троих. Надо лишь дать друг другу время и сменить отчаяние радостью.
– Я понял, – сказал эльф, и щеки его прорезали складки – король улыбался. – Ольва проснется, когда ты положишь ребенка возле нее.
– Скорее всего, скорее всего, – усмехнулась Виэль. – Ты убедился, что она здесь – дай ей встать с ложа прекрасной и здоровой. Ты так долго ждал… подожди еще день или два.
Эльф склонил сияющую серебром волос голову… и последовал в купальню.
Потертости и ранки на теле изможденной женщины заживали почти на глазах. Помогавшие Ольве девушки переговаривались – худое подобранное тело, беспомощное, неподвижное, тем не менее, не вызывало жалости. Уже сейчас – хотя тому причиной могли быть и целительные песни лесного короля – большая часть синяков, повреждений кожи, ран и царапин сошла; ногти ее отшлифовали до лунного сияния, пятки и локти оттерли до нежной розовой кожи, волосы вычесали и смочили ароматными цветочными водами, целебные масляные повязки с самых больших ран сняли.
Переменили простыни и роскошную ночную сорочку из тончайшего вышитого полотна на свежую.
И вновь уложили на кровать.
Ветка немало бы напугалась, если бы смогла видеть себя со стороны – с сияюще-прозрачной, белоснежной после зимы кожей, с богатейшими кудрями, пышным русо-седым потоком окружающими лицо, шею, плечи; в тончайшем кружеве, с бережно уложенными на груди руками… она была достойна сейчас эпоса, сказки.
И ее чисто отмытая весенняя сказка, бережно баюкая младенца на ладонях, стояла в дверях спальни, не решаясь теперь беспокоить целебный сумрак, в котором курились травы Синувирстивиэли.
***
Многие сердца рвались в Дейл, и многие дороги испытывали на прочность ноги лошадей.
И не только лошадей.
Вдоль Долгого скакала кавалькада стражников Дейла, которую возглавлял Кили. Они нашли правую руку Трандуила уже на рассвете, кое-как отдохнув несколько самых темных часов в скалах. Мэглин сильно расшибся при падении его погибшего коня, и был атакован грязными, озлобленными и одичавшими орками, голодными и оборванными. Остатки орочьих ватаг, по три, по пять-семь голов бродили по всему Сумеречью и вдоль трактов, временами собираемые мордорскими вестовыми, а по большей части брошенными на произвол судьбы. Даже людские поселения и караваны были слишком сильны для этих обломков великой мощи, собранной Сауроном для решения его собственных задач – но и неприятностей орки доставляли немало.
Эльф выстоял против орков, но несказанно обрадовался подмоге; и теперь на одной из запасных лошадей, приземистой и крепенькой, он летел в Дейл, наскоро перетянув раны и зажав сломанную ногу подобранными ветвями и шелком, срезанным с плаща. Вровень с ним, оставив стражу далеко позади, скакал и Кили, повыше подняв стремена на седле своего коня.
– Не несись так! – выкрикивал Кили. – Побереги себя! Ты всю ночь сражался с этой мразью, а Ольва – она уже давно у королевы Синувирстивиэли, там все хорошо, не может быть плохо, поверь мне!
– Я знаю, чувствую! – отвечал Мэглин, и ветер вытягивал его каштановые волосы. – Но и медлить не могу! К вечеру мы будем в Дейле! Пусть люди отстают – они нагонят потом, они не сумеют так понукать лошадей, чтобы быть с нами наравне!
– Ты ненормальный, стражник! И нам было бы неплохо дать роздыху и себе, и животным, мы искали тебя чуть ли не сутки напролет!
– Никакого отдыха, вперед, подгорный принц, вперед, господин Полуденного Приюта!
– Ладно! – рявкнул Кили, сдаваясь. – Скачем!
***
Дальними переходами, по никому не известным тропам, скрытым в россыпях камней, по руслам уснувших рек, текших тут многие столетия назад, к Дейлу торопился волшебник.
Гэндальф, дороги которого около целого года пролегали намного южнее этих краев, спешил, точно мог опоздать. В Рохане он испросил Светозара – но предводитель всех ристанийский табунов был не единственным спутником истари.
Возле великого коня, то исчезая в кустах, то снова выныривая белоснежной птицей, несся совсем молодой жеребец – уже не истинный меарас, но их потомок, несущий особую кровь, гладкий, тонконогий и очень рослый. Круглый круп, прорезанный рельефом великолепной мускулатуры, густая грива, великолепный хвост – все говорило о породе и высшем предназначении.
Следуя без недоуздка, без привязи, ослепительный скакун не уходил далеко, и на привалах и ночевках пасся недалеко от Светозара. Два коня сияли во тьме весенних ночей, доказывая принадлежность к единой благороднейшей ветви.
Гэндальф же сдвигал мохнатые брови, с веселым недоумением всматриваясь то в горизонт на севере, куда он держал путь, то на восток, куда все время оборачивался. Посох в его руках то и дело сменялся мечом, но далеко не каждый враг, пытавшийся напасть на мудреца, мог его нагнать, и главным его преимуществом была сейчас скорость, а не оружие или магическая сила.
– Поспеем ли мы, Светозар? Или поискать пропавшего витязя по дороге, отвлекшись от цели нашего путешествия? – вопрошал истари Предводителя Табунов. И тот лишь усмехался в ответ – что так, что так, старый друг, а все одно – мои ноги измеряют все лиги этого края.
– Нам следовало бы убедиться, что светлейший преодолел рубежи Мордора, – вздыхал Гэндальф. – ему назначена великая миссия в предстоящей войне. Нам следовало поискать бы его у Туманных гор. Но что-то подсказывает мне, что мы встретим друг друга в Дейле. Что добрые силы уже помогают Глорфиндейлу, а крепкие ноги несут его в Сумеречье и в белостенный город, на встречу с предначертанным…
Светозар кивал и смотрел на тонкий белоснежный силуэт своего потомка, попирающий туман у реки.
И снова готовился в путь, испив студеной воды.
***
Вырвавшийся из Мордора, израненный Глорфиндейл не давал Радагасту ни минуты покоя. Бурый маг суетился, пытаясь отыскать целебные травы, грибы, мхи – но витязь едва дал себя забинтовать, наскоро остановив кровь, промыв застарелые черные раны и смазав ожоги от пыток.
– Это неважно, Айвендил, поехали уже! Ты все так же управляешь упряжкой полевых мышей?..
– Да нет же, светлейший, мышей никогда не было, ты запамятовал – кролики, кролики!
– Полно, это ты запамятовал, а как же тот год, когда в Дол Гулдуре впервые обнаружили зло?.. ты был на мышах…
– Росгобельские кролики!
– И как быстро они доставят нас двоих в Дейл?
– Дейл! – подпрыгнул Радагаст. – Двоих! Мне не надо в Дейл! В городе нет места ни для животных, ни для трав, ни для птиц… я отвезу тебя до ближайшей окраины Сумеречного леса, и пересеку его, следуя к себе, в Росгобел. А ты поймаешь кого-нибудь из своих… возьмешь лошадь… варга, наконец – вот новая мода пошла у народов Севера, на варгах скакать…
– Когда, ты говоришь, странница на варге рассказала тебе обо мне? – жадно вопрошал витязь, скручивая грязные, тусклые волосы в тугой жгут, – когда ты видел ее живой и здравой?
– Здравой не сказал бы, но и меня самого именуют не совсем здравым, – Радагаст засуетился около повозки, а вожак кроликов затопал широкой лапой, поднимая цуг, – видел зимой, и, Глорфиндейл, им пришлось съесть, съесть кролика, я не сумел воспрепятствовать, и даже дал его сварить…
– Валар будут признательны тебе за эту жертву, – с чувством выговорил Глорфиндейл, – времени мало, я чувствую, нам надо на север, скорее же, скорее!
Маг, сдаваясь, запрыгнул на повозку – и витязь устроился позади него, кутая тонкое сильное тело в меховом плаще, уступленном Радагастом.
– Если мы встретим эльфов, я отдам тебя им! – выкрикнул Радагаст. – И разбирайтесь сами, сами! У меня полным-полно дел и так! Весна… гнезда полны яиц… норы – детенышей!
– Истину речешь! – рявкнул эльф, – детеныши! И я понимаю… сморчки, стручки…
– Что?
– Вперед! Ты выручил меня у Мордора – так не медли и теперь!
***
Новость взорвала Эребор изнутри, как не взорвало бы гору даже еще одно яйцо дракона. Гном Гаин напугался, сколь ошеломительным оказалась весть, которую он доставил.
