Текст книги "Верь (СИ)"
Автор книги: Funny-bum
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
– Слушай дальше. Варжиха ее – ручная, она понимает речь и бережет себя. Сейчас она лежит тихо, а дикий или орочий варг уже изошел бы на кровавую пену. Варжиха разумна и ждет приказа от девы.
– Положим, такое иногда случается.
– Слушай дальше. Одежда изношена, по деве примерно видно, сколько она скитается. На ятагане и на кольчуге – клейма крепости Минас Моргул, как она зовется теперь, орков тамошнего гарнизона.
– Это и я заметил.
– Крепость была сожжена и разрушена неизвестно кем, когда дева начала свои скитания по тутошним местам… и именно тогда исчезла напасть в виде голубого дракона, но на Барад Дуре возжглось Багровое око, – закончил мужчина в низко надвинутом капюшоне. – Дивные совпадения, ты не находишь, Эктелион? Вспомни и о том, что говорили о событиях на Севере. О великой войне с Молодыми Драконами, о тех вестях, что приносили рохиррим, об осаде Дол Гулдура.
– Я не вижу, как связать это с бесноватой женщиной, которая… – Эктелион осекся и надолго замолчал.
– Смотри, – терпеливо продолжал тот, который говорил из-под низко надвинутого капюшона. – Нельзя Гондору оказаться глупее иных правителей. Вот ее сапог, смотри. Под обувью, подобранной на Харадском тракте, видно, снятой с покойников, на ней – сапожки, сшитые эльфом из чепрака эльфийской лошади. Эльф по доброй воле сшил ей обувь по ее ноге, Эктелион. Некий эльф. Какой-то. Примерно тогда же, судя по нитям и швам, когда неведомая сила уничтожила гарнизон Минас Моргула и дракона.
– Некий. Которому это под силу, – выговорил раненый. – Некий.
– Да, Эктелион. Будь мудрым. Тургон слабеет, и скоро тебе становиться наместником Гондора. Ты хотел посмотреть, что и как делают тут, в Хеннет Аннун дунадайн – смотри же. Вот так мы и работаем. Мы, следопыты.
***
Ветка успокоилась и смотрела в глаза Нюкты.
Мужчины, обступившие разговаривавших, теперь внимательно смотрели на связанную девушку.
– Куда ты идешь? – вдруг резко крикнул Эктелион.
– В Эребор! – крикнула в ответ Ветка и снова расплакалась в голос. – В Эребор, в Эребор!
– Это она, – тихо сказал на ухо Эктелиону человек в капюшоне. – Это иноземка Ольва Льюэнь, принятая дочь наугрим Эребора, ради которой Трандуил пошел войной на Дол Гулдур, ради которой собралось великое воинство эльфов и людей, какое не собиралось с давнейших времен. Надо помочь ей, Эктелион. И Гондор снова сможет доказать свое величие, мудрость и укрепить узы дружбы с Роханом и великими королями Севера.
– Эру, смотреть же не на что, – сказал Эктелион, и человек под капюшоном едва заметно покачал головой.
***
В великолепной одежде, полностью экипированная к наступающей осени, сытая, хорошо вооруженная Ветка стояла на лесной тропе. Нюкта резвилась неподалеку, пытаясь поймать глухаря.
– Мы проводили тебя до самых границ Итилиена, – сказал мужчина под капюшоном. – Мы пошли бы с тобой и дальше, защищали и сопровождали бы тебя, но ты хранишь свою тайну и не признаешься, отчего должна идти только одна.
– Я должна идти только одна, – выдохнула Ветка. – Но спасибо вам, я не думала, что, не сказав ни слова, я обрету тут такую помощь и поддержку. Представить не могла.
– Лучшие пути я обозначил тебе на карте, – терпеливо продолжил человек в капюшоне. – Ты хорошо все запомнила, но наилучшая карта – в твоей голове. Так что часы, потраченные на изучение бумаг, становятся главным залогом твоего успешного пути. В кошеле деньги. Одежда и снаряжение не несут никаких знаков. В этот раз знаки спасли тебя, но в другой – могут погубить, Лана.
– К-какие знаки? – чуть растеряно спросила Ветка. – А, клеймо на ятагане…
– Не только. Твой могущественный друг спас тебя еще раз, – человек под капюшоном, судя по голосу, улыбался. – У тебя есть деньги, но судя по тому, что и как ты говоришь, тебе вправду лучше и близко не подходить к поселениям. Особенно с варгом. Я дал тебе полог из лучшего меха, это не палатка, но поможет не замерзнуть по осени. Делай и дальше все точно так, как делала последнее время. Но станет сложнее – за благолепным окончанием лета и плодородной осенью придет осень поздняя и затем зима.
– Я понимаю. Вы не сказали мне ни единого имени, – проговорила Ветка. – Кого я буду благодарить, когда… когда смогу сделать это?
– Тебе не нужно никаких имен. Кроме одного. Когда ты достигнешь могущества, назначенного тебе волей самых благих валар, я верю в это, – ответил мужчина, – ты сможешь послать весточку Эктелиону, наместнику Гондора. Это тот, из чьего плеча ты вытащила стрелу. Наши же имена тебе ни к чему.
Ветка посмотрела на человека в капюшоне.
Приблизилась, крепко обняла его, на долгие две или три минуты прижавшись к неброскому плащу, вдыхая запах леса, почти такой же, как у одежды эльфов, и все же человеческий.
– Да. Я буду знать, кого благодарить. Буду. Я ухожу, следопыт.
– Счастливого тебе пути, столь счастливого, который только возможен, – тихо ответил мужчина. – Счастливого пути, Лана.
Неподвижные силуэты в плащах, с луками, стояли неподалеку. Некоторые из дунадайн подняли руки в прощальном жесте. Ни одного лица Ветка так и не увидела, и ни одного имени, кроме имени Эктелиона, не услышала.
Долгие проводы – лишние слезы. Ветка отшагнула, коротко свистнула Нюкте, запрыгнула на спину варжихи и унеслась по еле видной тропе.
***
– Напишет ли Эктелион правителям Севера?
– Не знаю, – медленно ответил дунадайн и откинул капюшон. – Эктелион ждет пост наместника. Он получил козырь… но сумеет ли его разыграть – я не знаю. Я не буду сообщать никому, если только не повстречаю эльфов, прямо идущих в Лихолесье. Они нечасты тут в последнее время, не часты.
– Можно передать весть через рохиррим, Тенгель теперь в дружеских связях с Севером.
– Ты слышал, что она сказала? Ей год надо скитаться в тайне от всех. Она говорила, что не может явится туда, куда идет, раньше. Не может. Что ей необходимо год быть одной. Что может случиться с женщиной, что она так жаждет уединения? Как ты думаешь?
– Она не выглядела на сносях, – растеряно сказал молодой дунадайн. – А если это так, выходит, мы отпустили беременную женщину, возлюбленную Владыки Леса, одну, скитаться с варгом!
– Много дивного и тайного тут, – сказал старший. – Не мне решать, что и как делать. Я бы сделал все по воле девы. Она напугана страшно, каждая минута у нас давалась ей с трудом, и больше, чем за себя, она боялась за своего варга. Тут мое понимание завершается, а потому – мы сделали что могли. Молчание и наблюдательность, следопыты. Нам есть чем заниматься. Та, которая назвала себя Ланой, ушла своим нелегким путем. Пожелаем ей удачи и вернемся к делам.
***
Ветка неслась верхом и не могла поверить своим чувствам. Мужчины, хорошие люди, обещали ей поддержку и сопровождение.
Но взгляд Глорфиндейла в тот момент, когда он узнал правду о варжихе, и его поднятый меч были хорошей прививкой от лишнего доверия.
Ветка ощущала огромное облегчение и уверенность в избранном пути – благодаря карте, которая покоилась у нее за пазухой, благодаря подробным беседам с предводителем отряда дунадайн в Хеннет Аннун.
Вперед. На Север!
Путь займет как раз все время, которое есть до весеннего равноденствия.
Вперед.
========== Глава 19. Лилии ==========
– Какого балрога мы терпим орков позади себя? Трандуил, давай разделим отряд – гномы налево, эльфы направо, и избавимся от преследования!
– Ты столь нетерпелив, Торин, – на своих конях короли были почти вровень. Герцег, раздувая ноздри, неприязненно косился на Воронка, временами сердито прищелкивая удилами и пуская пену. – Они не атакуют, а лишь считают, что незаметны нам и потому могут безнаказанно преследовать. Арвиль, Теннарис и Даэмар поочередно присматривают за Агниром. Мне любопытно, что именно красный орк хочет от нас. Его господин вновь изменил ипостась… лишился телесности. Продолжать ему служить – значит проявлять искреннюю преданность. Вот только ради чего?
– Ну мы-то от него хотим одного, – буркнул Торин. – Хотим узнать, где Ольва. Куда именно ее могли еще перевезти из Минас Моргула, если волшебник прав и ее содержали именно там.
– А куда еще податься орку? – подал голос Мэглин. – Положим, в его сердце вытравлен не весь свет. Он горяч, молод, в его роду были… хм… но в Средиземье нет иного места орку, кроме как среди себе подобных. Не уйти и не обрести пристанища ни у людей, ни у гномов, ни у эльфов. Его везде убьют, он везде будет изгоем, тем более, что силен и умен. Такова же была судьба и Азога. Лучше избирать сознательное служение и стремиться стать наиболее могущественным из темных, чем наипоследним у иной стороны.
– Ты заступаешься за него? – резко спросил Торин.
– Я, как и мой Владыка, полагаю, что в данный момент Агнир безопасен. У него нет связи с Барад Дуром, слишком внезапно все случилось и слишком сокрушительно мы разбили у Дол Гулдура его войска. Как комендант крепости, он… ну да ладно. Он видит нас, он знает, как мы ценны… и как опасны. Он идет за нами вслепую, надеясь, что случай подскажет ему, что делать. Он не решается атаковать и не решается потерять из виду двух королей.
– Я соглашусь с Мэглином, – выговорил Иргиль. – Халдир?
– Я в данном случае согласен скорее с гномом и уничтожил бы этот отряд, не давая ему висеть у нас на хвосте. Мэглин философ и всегда ценит любую жизнь, я – глава лучников стражи Лориена и вижу мир в основном нанизанным на острие моей стрелы, – усмехнулся Халдир.
– Пока подождем, – подытожил Трандуил. – У нас есть цель, и, если огненный орк помешает ее достичь – вот тогда мы поговорим иначе.
– В уборную Махала эльфов, – ворчал Бофур, – Торин, давай сами ударим по оркам, мне не по себе, что они следуют за нами…
– Еще день потерпим. Может быть, Трандуил знает, что делает, – тоном глубочайшего сомнения выговорил Торин и хлестнул Воронка.
– Может быть, может быть, – сказал Гэндальф, едущий чуть поодаль.
***
Ранний рассвет, ранний рассвет в пути. Кони пасутся, едва видные в тумане и камнях Бурых равнин, путники спят, стражники оберегают небольшой лагерь.
Лето вступило в свои права – даже эти унылые места, обычно безжизненные, цветут и сияют.
Трандуил, Владыка Лихолесья, облаченный нынче в простой дорожный плащ, с тонким венцом на лбу, удерживающим длинные серебряные волосы, вспоминает, сидя на камне.
Полоска рассвета, пробивающегося сквозь завесу водяной дымки; нарастающие с каждым днем травы, и надежда, которая гонит всадников вперед.
Ольва Льюэнь.
Она и вполовину не такая, как эльфийка. Не назвать ее прекрасной или подобной звезде; не воссияет она бессмертной королевой бессмертного народа, и не будет такой, как та, что ушла навеки.
Но отчего-то скорбь по утраченной супруге перестала быть тягостью и стала почетной, словно бесценный бриллиант в венце. Память не предана, она сохранена всецело – а тревога, тревога вся, без остатка, отдана не возрождающемуся Лихолесью, не Леголасу, сыну, который все понял и поддержал, а той крошечной искре счастья, что теплится сейчас в теле человеческой женщины.
Никому, лишь себе, признался бы Трандуил – да, он сомневался, что полюбил.
Как отделить волнение плоти, жалость, любопытство; как принять то, что он, бессмертный Владыка величайшего лесного королевства, повелитель авари, снова сумел отдать сердце и свет фэа…
Человеку? Человеческой женщине?
Плод, который был зачат в теле Ольвы, изгнал последние сомнения.
Любовь. Какой бы она ни была. Любовь не эльфийская, но от того не менее страстная. Глубочайшая. Любовь, позволившая памяти о незабвенной супруге засиять драгоценным бриллиантом… и перестать бередить душу, подобно отравленному куску металла, застрявшему в ране после битвы.
Ольва Льюэнь, желтоглазая майа Торина. Подданная Эребора, выходец из другого мира, странного мира; владелица Герцега, неугомонная и непоседливая, как ребенок, несмотря на тот возраст, в котором люди обычно делаются уже матронами и матерями многочисленного потомства…
Ее короткие волосы, покрашенные ядовитой краской, ее морщинки около глаз, ее фигура не то мальчика, не то эльфийки, ее причудливые умения и навыки, способ себя держать – все это заворожило царственного эльфа… и покорило сперва его разум, а затем фэа и плоть.
Для какой новой великой цели предназначил его Эру, что позволил вновь испытать такое чувство? Оживил взгляд, воспламенил сердце, вернул молодость духа, интерес к миру? Позволил пройти складкой Арды и убедиться – мир не един, но множественен, как и предполагал неугомонный златой эльф…
Позволил получить удар мечом в сердце, умереть и воскреснуть, обретя любовь.
Любовь.
Вот первый плод этой любви – победа, одержанная в Дол Гулдуре; Враг, выбитый из оплота, занимаемого много десятков лет.
Или он, Трандуил Ороферион, врос корнями в почву Эрин Галена, и сам сделался подобным древу – могущественному, но косному, неспособному идти куда-либо, навеки приросшему к одному месту?.. И его надо было встряхнуть, оживить, вынудить снова двигаться, измерять конским шагом пространства Средиземья, чтобы вернуться иным – ибо в дорогу мы всегда выступаем одними, а возвращаемся всегда новыми?..
Трандуил вспоминал балы и праздники, которые назначал и возглавлял, тоскуя по прошлому, по Дориату, сияя, подобно звезде, с черной пустотой в душе. Водопады вина, позволяющие иногда забыться. Глорфиндейла считали пьяницей?.. Никто не видел и не знал, как временами пил он – юный внешне, прекрасный и величественный, неизменно мудрый, хотя и капризный, Владыка Лихолесья, тысячелетний вдовец. Витязь пил открыто, оплакивая просчет или обмывая победу, не тая своих чувств… а он…
Трандуил встряхнул серебряными волосами. Теперь всему этому конец. Настолько молодым и живым он не помнил себя – но знал, что был таким. Пришло время вернуться к себе, что бы ни случилось. Длиннейший путь скорби, существования прошлым завершен – а впереди, сколько бы ни было, жизнь и свет.
Ольва не может погибнуть. Ребенок не может погибнуть. Они слишком ценны для Некроманта.
Красный орк будет изловлен и подвергнут пыткам; где бы ни была маленькая человеческая женщина – ее надо отыскать и спасти.
Во влажном рассветном мареве Трандуилу виделись десятки свиданий, которых не было, и которых, возможно, не будет.
Ольва, полностью нагая, вступает в серебристые струи водопада.
Ольва беззаботно скачет на белой оленихе и радуется скорости и цветущей в лесу весне.
Ольва снисходит на шелковое ложе – уверенно, как повелительница и Владычица, и тонкие шитые шелка стекают по ее сильному телу на ковры Сумеречного дворца.
Ольва закидывает руки ему на шею – избавившись от сомнений, приняв все как должное, открывая душу и вытравив из нее страх, страх, который всю жизнь, вместе с волей Темнейшего, гнал и гнал ее прочь от счастья.
Трандуил едва слышно застонал и тут же осек сам себя. Никому и никогда не следовало постичь глубины того, что чувствовал сейчас лесной король.
Никому и никогда не следовало видеть его ранее, подвергнутого чрезмерному влиянию дорвиниона.
Никому и никогда.
На широкое плечо Трандуила легла теплая ладонь – Владыка знал буквально десяток эльфов, которым была бы позволена такая вольность. Мэглин уселся рядом, рассматривая край солнечного диска, проявившийся в тумане.
– Думаешь о ней? – голос Трандуила лег бархатом, голос, которым он без труда покорял и очаровывал, когда хотел.
– Я думаю, Владыка. Я вспоминаю лилейное озеро. Ее истерзанное тело, которое, однако, Азог не повредил так, как мог бы. Ее невероятный ужас, который заморозил ее душу, как замерзает пичуга, попавшая в ледяной смерч. Пленение было для нее страшным отзвуком уже пережитого ранее… она старалась справиться… и не справилась.
– Ты помог ей справиться, – ровно выговорил Трандуил. – Я знал, что ты сможешь. Но к чему это… сейчас?
– Владыка…
– Говори, Мэглин. Я слышу – все, кто вокруг нас, спят.
– Мы можем найти разное, Владыка. Насилие, пленение – это очень страшно для Ольвы. Саурон после ее побега мог быть непредсказуемо жестоким.
Надолго повисло молчание.
– Владыка…
– Ты же понимаешь, – тем же ровным тоном выговорил Трандуил, – что лилейного озера больше не будет. Ты говоришь мне, что Ольва может быть искалечена, сломлена, она может потерять ребенка… и ты готов снова забрать ее и исцелить. И оставаться с ней ее человеческий век.
– Да.
– А ты понимаешь, что за такую дерзость, – голос Трандуила начал наливаться гневом, – я могу вынуть меч из ножен и казнить тебя прямо сейчас?
– Я понимаю, Трандуил Ороферион. Но однажды ты уже сказал…
– Забудь.
– Это вряд ли, – не менее заносчиво, чем говорил сам Трандуил, выговорил лаиквенди. – Я не забываю, сын Орофера. – Тон его снова сделался искренним и нежным:
– Будь готов к разному, мальчик мой. В любом случае я буду рядом… ваше счастье, твое и ее, драгоценны для меня.
Трандуил старался успокоиться, утишить гнев, раздувающий его резные ноздри. Затем он негромко выговорил:
– Если что-то случится с Ольвой – я сам снова сделаюсь мертвым, нандо. Я не хочу даже думать о том, что могло происходить в Минас Моргуле… отчего замолчала ее фэа… и какой, как и где я обрету ее снова. Я оценил и запомнил все, что ты сказал мне… и все, что не сказал. Человеческой безумице или калеке не должно будет сидеть на троне рядом со мной.
Повисла тишина. Солнце золотило Бурые равнины, и путь к зубцам Мордорских гор пролегал, петляя, по не самым гостеприимным местам Средиземья.
– Но она будет сидеть, – тихо упали слова с губ Владыки Сумеречья. – Какая бы ни нашлась. Будет. Верь.
Эльфы снова замолчали – а лагерь тем временем неспешно поднимался. Раздули костры, повесили котлы с водой над вспыхнувшим огнем…
– Я верю, мой король, – совсем негромко выговорил Мэглин. – Иногда мне кажется, что Ольва совсем рядом, что стоит прислушаться – и я услышу ее фэа. Иногда.
***
Путники в очередной раз поседлали коней. Герцег, чуть восстановившийся в дороге, все еще был худ, но не производил такого впечатления, что прямо сейчас падет под своим царственным всадником. В немалой степени оживлению ганновера способствовала Белобочка Гэндальфа и ее мирный и покладистый дамский нрав.
– К вечеру мы окажемся у Харадского тракта. До Мордорских гор рукой подать. Дальше путь проляжет по более открытым местам… но и более опасным. Воздеть доспехи, оружие наготове, – скомандовал Трандуил. – Не снимать тетивы с луков.
После скромного завтрака кони шли и шли по камням и сухой, не напитавшейся дождями земле, выстукивая вечный путевой ритм.
У Харадского тракта, ближе к вечеру, Трандуил поднял Герцега на большой плоский камень и долго вглядывался в горы, равнину позади, пыльную ленту дороги. Сердце его билось неровно, и король эльфов мучительно перебирал в памяти, что же он забыл; казалось, какая-то важная отгадка должна буквально лечь ему в руки, лечь прямо сейчас – но нет, ничего не удалось услышать или вспомнить, и лишь тревога, терзающая душу, оказалась реальной.
Трандуил решил, что это отзвук утреннего разговора с Мэглином.
Послышались голоса и топот копыт остальной кавалькады, Герцег спрыгнул с камня и поскакал догонять своих, и всадники унеслись к югу, к Мордору, лишь взметнулись пыльные плащи.
Минас Моргул приближался с каждым днем.
========== Глава 20. На север ==========
«Куда бы ты ни пошла сейчас – везде тебя ждут только опасности и самые сложные пути. Если ты пойдешь точно на север, тебе придется пересечь огромные пространства Мертвых болот. Если попробуешь обойти болота восточным краем и достигнуть, например, Чернолесского тракта, чтобы по нему идти в Рованион – ты окажешься на холмистой местности, прямо напротив главных врат Мордора и напротив башни Барад Дур, на которой возжглось Око. Следопыты говорят, множество отставших орков и прочих чудовищ, покалеченных, обозленных и обожженных недавней войной в Лихолесье стремятся этим трактом в Мордор, повинуясь воле и зову Темного Господина. Это путь бесконечных сражений и игр со смертью. И наконец, ты можешь забрать от Северного Итилиена, где я попрощаюсь с тобой, к западу, и выйти на берег Андуина. Берег не одинаков, где-то к нему примыкают топи и заболоченные лощины, где-то сухо и можно пройти. Тебе выбирать твой путь. Лето было достаточно жарким и благодатным, многие болота подсохли. Река не даст тебе заблудиться. У Андуина всегда можно найти пищу, рыбу, птицу. Там практически нет никаких поселений. Этого берега Андуина сторонятся.
Рано или поздно местность станет иной, и ты мимо огромного водопада, вскарабкавшись наверх, подойдешь к большому озеру, которое образует река, Нен Хитоэль. Остров посередине озера – Тол Брандир, Запретный остров гондорских стражей. У Андуина там будут стоять огромные статуи, Столпы Аргоната, обозначавшие когда-то границу Гондора»…
Человек в надвинутом капюшоне хлебнул из кубка. Ветка с энергией работающей кофемолки уничтожала хлеб и сыр, не упуская ни слова.
«Болота таят опасность, но это ничто по сравнению с опасностями Эмин Муйл. О тропах, по которым там можно пройти, я попробую рассказать тебе, но нагорье имеет дурную славу, и заплутать там очень легко. Пока Раурос направляет путника своим голосом, еще ничего. Было бы, может, проще, если бы ты смогла еще раньше переправиться и шла бы к своей цели землями Гондора и Рохана. Там много меньше орков, но намного больше людей. Когда ты услышишь голос Рауроса – переправляться уже поздно, совсем поздно. И через озеро, каким бы оно ни показалось тебе мирным, не переправляйся – течения и мощь водопада там таковы, что даже могучим мужам не под силу было высадиться на Тол Брандир, ни разу.»
«Эмин Муил – это невысокие горы и сплошные перевалы, изъеденные пещерами холмы, одинаковые и поросшие лесом. Во многих местах там растут высокие травы с острыми краями, которые могут изрезать в кровь всадника и лошадь. Это гиблое место, и как только ты отойдешь от Андуина – сразу возникнет проблема воды. Если ты пойдешь этим берегом, то пересечь Эмин Муил тебе надо как можно быстрее. У опытных следопытов путь через нагорье от восхода до заката, если не повстречалось никаких врагов, занимает три дня.»
«Найти там воду ты сможешь только по особым деревьям с темной и жесткой листвой. Если есть такое древо – в оврагах окрест можно будет отыскать питье тебе и варгу. Этот путь будет наименее безлюдным, и орков тут может оказаться менее всего. Дичи хватит, должно хватить. Твоя задача – до начала зимы выбраться за пределы болот и Эмин Муила и оказаться в Южном Рованионе.
Не стоит забирать к востоку – держись Андуина. Восточнее будет Привражье, место, где отсиживается множество орков перед возвращением в Мораннон. Путь вдоль Андуина станет проще, ты уйдешь в сторону от возможных опасностей, хотя они подстерегают тебя буквально везде. Невозможно представить простой и легкий путь для тебя, путь длиной в год. Увы.»
Ветка смотрела, как молодой дунадайн играет с Нюктой – не откидывая, впрочем, капюшона, и думала, что уже не год. Не год. Следопыт пояснил ей продолжительность местного года и рассказал, как его делят тут. Важнее было то, что под деревьями в изобилии уже произрастали съедобные грибы, земляника отошла, а душистая малина – началась. Время шло. Надо было уложиться в назначенный ей путь быстрее, чем за год.
«Места делаются благими, и на этом берегу Андуина появятся поселения людей. Излучины реки образовали Южные и Северные отмели, богатые рыбой и заводями. Здесь же к реке ближе подходит Чернолесский тракт, который, однако, не делается менее опасным, так как все еще связывает Лихолесье и Мордор. Места – чередующиеся каменистые низкогорья, леса и равнины. Пройдя Северные отмели, останется только достичь Лориена – который будет на западном берегу великой реки. Эльфийские владения ты узнаешь по деревьям, которые будут сиять зеленью и багрянцем даже зимой. А на восточном берегу, забрав также к востоку, ты выйдешь на оконечность Лихолесья. Узнать нужные места будет нетрудно – могучий пожар выжег черную полосу от Дол Гулдура до самого края леса, и образовалась громадная просека. Прямо во время битвы ей дали название Наур Сирион – Путь Огня. По краю Пути Огня, опасаясь равно темных существ и эльфийских пикетов, если ты считаешь и их опасными для себя, ты дойдешь до Дол Гулдура. Но можно и не ступать на Наур Сирион – ты вольна обойти Лихолесье как с запада, минуя Росгобел, так и с востока, преодолевая окрестности Долгого озера, минуя останки Эсгарота. Путь западом длиннее, но путь востоком не намного короче и гораздо опаснее. Так что, чтобы пробраться к Эребору, тебе придется в любом случае приложить значительные усилия. Это много дней, декад и месяцев, Лана. И все это время ты вправду должна хорониться и от орков, и от людей, и от гномов, и от эльфов. Я сужу по тому, как ты смотришь и как реагируешь на мои слова».
«Лана!»
– А? – Ветка очнулась от своих размышлений.
– Судя по тому, что ты перестала меня слушать на описании Дол Гулдура, твоя цель – не Эребор.
– Ну-у… Мне нужно на север, дунадайн. Какая разница, куда именно. Спасибо тебе. Эктелион уехал, не попрощавшись…
– Ему не хотелось вспоминать, что ты спасла его, Лана. Мы нашли бы его, но не исключено, что не так скоро – мы выслеживали и уничтожали малый отряд орков, которые и ранили его. Затем мы выследили тебя. Вас, – капюшон чуть повернулся в сторону Нюкты, которая, рыча, трепала по земле крепкого и совсем молодого парня – тот хохотал и отбивался.
– Я бы хотела забрать ятаган и кольчугу.
– Нюкта не повезет груз, как вьючная лошадь. Тебе все вещи все равно надо будет держать на своей спине. И я бы оставил клейма Минас Моргула тут, нечего тебе их таскать с собой. Ты хорошо поняла карту?
– Я пойду вдоль Андуина, следопыт. Я так поняла, если я попробую переправиться до Рауроса – я попаду в заболоченное устье Энтавы, в котором нетрудно совсем потеряться. И затем мне снова придется переправляться, не вступая в границы Лориена. Так что лучше уж теми самыми безлюдными тропами. Лучше – ими. Западный край Мертвых болот, а затем Раурос, Нен Хитоэль и Эмин Муил. Держаться Андуина. Слушать водопад до тех пор, пока он будет способен подсказывать мне верное направление. Так?
– Эх, – выговорил старший из дунадайнов, – отчего ты не даешь себя проводить?
– Я не одна. И провожать меня не надо. Это… запретно, – Ветка и сама не знала, отчего у нее вырвалось это слово. Но именно так она и чувствовала – рядом с этими людьми слишком трепетала, словно на ветру, магия, поддерживающая ее сына. Тревогу объяснить было никак нельзя, и все же Ветка была уверена – то сияющее волшебство, которое теплилось в Нюкте, не выдержало бы рядом людей, эльфов, гномов, никого. Слишком легко было погасить чары, созданные злом – и со злой целью. И обернувшиеся, как истово верила женщина, в добро.
В свет.
В ее свет, свет надежды, в путеводную звезду.
***
И вот уже четвертую декаду Ветка не могла выйти из Мертвых болот.
Вот теперь она поняла разницу – только не понимала, в какой момент она так безнадежно и страшно заблудилась. Сутки напролет ее одежда и шкура Нюкты были промочены насквозь; голодной варжихе было тут почти нечего есть, и, хотя ночами они еще не мерзли, но охотиться тут было не на кого. Жирные нагулявшие за лето тело птицы не всегда попадались, да стрелы у Ветки кончились быстро – она сполна оценила, что сочетание «меткий глаз, косые руки» может прямо вести к гибели.
В отдельных бочажках водилась рыба – странно спокойная и жирная. Но пожарить ее было невозможно, так как сухие островки с хоть каким валежником встречались крайне редко. Ветка питалась сашими, Нюкта съедала остатки рыбин, которых женщина била острогой… но вкус к такой пище пропал после того, как однажды Ветка увидела в бочаге лица.
Странные, тонкие, прекрасные в своей смертельной искаженности лица витязей; оскаленные морды лошадей, провалившиеся глазницами, латные перчатки, сжимающие призрачное оружие… до утра Ветка просидела, вцепившись в Нюкту, скуля и плача, как и варжиха; а вокруг них на болоте танцевали бесконечные голубые огоньки, заманивая встать и шагнуть в никуда.
И снова Ветка на рассвете, заметив положение солнца, пыталась идти в другую сторону, на запад – и снова к вечеру оказывалось, что она шла не туда, сильно забирая то ли влево, то ли вправо…
Нюкта отощала и одичала, норовила удрать – она отсутствовала все дольше и дольше. Ветка то плакала, падая лицом в мокрый мох, то кричала во весь голос, убедившись, что иных бесноватых на болотах просто нет.
Она забыла ту внутреннюю тревогу и неудобство, которое ощущала возле дунадайнов. Они были тут с Нюктой вдвоем, и Ветке не с чем было сравнить то тянущее, отбрасывающее прочь чувство. Но сейчас в этом мокром кошмаре, в сырости и испарениях, от которых мутило и ее, и Нюкту, отказ от помощи следопытов казался ей верхом безумия. Она спятила, и даже не заметила, когда.
Ночами Ветка разговаривала с густым мехом на животе варжихи. Несгибаемая, но такая глупая теперь вера заставляла ее петь песенки и вспоминать сказки, обращаться к неродившемуся – и неизвестно доподлинно, существующему ли вообще – сыну. И даже имя для него нашлось само собой.
Ветка все равно видела перед внутренним взором не ребенка, а статного выросшего витязя, с белыми, серебряными волосами ниже плеч – как у Трандуила, и с желтыми глазами – как у нее самой… и хохотала, пугая выпей, так как эти видения ей самой казались теперь порождением странной лихорадки, вызванной сыростью и голодом.
Нюкта сильно изменилась – перестала играть, бегала беззвучно и бережно, сказки слушала внимательно.
Но голод есть голод.
Переходы от отчаяния к снова возрождающейся надежде были почти невыносимыми, и Ветка попросту не знала, что делать. Ни чутье зверя, ни знания человека не помогали найти путь к Андуину – или хотя бы к Мораннону.
***
Ветка забылась странным, лихорадочным сном. Проснулась она от того, что рядом с ней, прямо рядом, раздалось шлепанье и хныканье.
Женщина открыла глаза – и подпрыгнула.
Рядом с ней сидело странное создание, скорченное, бледное, с широкими стопами и тонкими паучьими пальцами рук – оно было поцарапано, и в характерных отметинах Ветка немедленно узнала отпечатки зубов Нюкты… создание это, однако, не выглядело забитым и слабым – оно шипело и плевалось, и проклинало варжиху, как только могло.
– Мы голодны, голодны, и нам от голода холодно, холодно! А мерзский, мерзский волк хватает з-субищами, как мы не просили, не просили…
– Ты разговариваешь? – подскочила Ветка. – Ты… кто ты?
– Мы бедный маленький крас-савчик, мы обворованный Смеагорл, обворованный, да, мерзским хоббитсом, хоббитсом… он украл нашу преллесть, и нам пришлось покинуть уютные пещерки! Мы долго шли, мы притомились, а тут волчиц-са, со своими зсубищщами….
