Текст книги "Верь (СИ)"
Автор книги: Funny-bum
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 24 страниц)
– Леголасу, как и всей армии, будет чем заниматься в Лихолесье. Нас ведет лишь малая надежда, подаренная, – Трандуил усмехнулся, – поющей щепочкой Митрандира. Я знаю, эльфы хотя и надеются, но при этом недоумевают. Я слишком много столетий не покидал Лес. Но всему свое время, Халдир. Сейчас нет больше короля Лихолесья, а есть путник, который как можно более тайно будет следовать своей цели. И этому путнику очень повезет, если он встретит кого-то из дунадайн.
– Никто не оспорит, что бы ты ни решил. А Следопыты… да.
– Спи. Я останусь у огня. Отдохни, Халдир. Мне не уснуть все равно. Чересчур велика была надежда, и слишком близко отчаяние.
…Халдир спал, плотно завернувшись в серый дорожный плащ, застегнутый лориенской пряжкой с переплетенными листьями… а Трандуил вглядывался в звезды, в Луну, очертившую мага на скале серебряным контуром, в силуэты лошадей, опустивших головы к скудной лесной траве меж могучих стволов деревьев Лихолесья, в фигуры спящих после сечи людей.
В себя.
И еще Владыка знал, что по ту стороны лощины, в которой расположилась армия рохиррим, точно так же не спит Торин Дубощит, рискнувший отправиться в путь всего с пятью гномами.
Владыка прислушался к темным существам, которые бродили неподалеку, не решаясь напасть на измотанную, но все же большую армию рохиррим. Нападать было незачем, орки, варги, тролли и прочая пакость – все шли теперь на зов Темного Властелина, на его отчаянный безмолвный крик туда, в Мордор, в Барад Дур, огибая воинственных людей как можно дальше.
Едва слышно зашуршало.
Трандуил лениво встал, глянув на Халдира. Беззвучно сверкнули в отблесках костра мифриловые мечи – огромный паук, отчасти опаленный, потерявший одну лапу, темным силуэтом крался к Герцегу. Тощий конь стоял, низко свесив голову, на дрожащих, почти согнутых ногах…
Владыка Лихолесья легко двинулся к пауку. Герц, не просыпаясь и не поднимая головы, чуть изменил позу, переступив копытами – и от внезапного удара могучих задних ног призового стиплера паук со скрежещущим писком отлетел прямо на клинки.
Гнедой вздохнул и коромыслом развесил уши. Отвратная жижа заляпала его новенькую попону… но ганновер уже привык к опасным и невкусно пахнущим субстанциям, которые преследовали его в этом мире вместо шампуней, ментоловых растирок и всевозможных кондиционеров для шкуры и копыт.
Трандуил очистил клинки. «Отродья Унголианты… позор Лихолесья».
Луна вычертила гордый профиль мужчины, его стать. Халдир, поднявший было голову, убедился, что все хорошо, и вновь заснул, бросив руку на лук.
Трандуил полностью расседлал Герцега, завел его в неглубокий, еще очень холодный ручей. Прихватил с берега шлем одного из рохиррим, и совсем тихо, едва шевеля губами, принялся напевать древние песни – на квенья, на синдарине, такие старые, какие в детстве ему пела мать – и сама не помнила, когда и кто из эльфов их сочинил. Конь вздыхал, припадал губами к воде, и его мокрая шкура постепенно начинала сверкать в отблесках занимающегося рассвета. Владыка Лихолесья, сам мокрый до нитки, в штанах и рубахе, плотно облепившей тело, пел и пел, поливая из шлема, нашептывая ему слова, помогающие собраться с силами и избавиться от дурноты и слабости.
– Мы повоюем с тобой еще, Голдшлегер Герцег… Ольва рассказывала, ты славных боевых кровей, древнего рода. Как и я. Мы подходим друг другу.
Конь вздохнул. Куда от тебя денешься, чего уж.
– И мы найдем Ольву. Мы найдем же?
Герцег смотрел на Трандуила. Темные глаза коня не сверкали сейчас белками, были умными и глубокими. Затем жеребец вздрогнул ноздрями, потянулся и начал жевать прядь серебряно-белых волос.
– Мы – найдем.
И снова вода из шлема полилась на гнедую шкуру, а первые эорлинги уже начали пробуждаться и раздувать костры, чтобы завтракать и идти дальше, на юг, в благословенные зеленые равнины Рохана, на родину славных коней.
Где-то поодаль кобыла рохиррим, отдохнувшая за ночь, внезапно тоненько и призывно заржала.
И первым ей в ответ затрубил полуживой Герцег; Трандуил уронил шлем и заткнул пальцами уши.
Герцег встряхнулся всем телом, разбрызгивая вокруг серебряный веер капель, засверкавший в утренних лучах. Владыка Сумеречного Леса отнял пальцы от ушей и сказал, улыбаясь:
– Конечно, мы ее найдем.
– Весь в хозяина, – неприязненно сказал Торин, пришедший умываться именно сюда, глядя на Герцега, который выгнул тощую шею и бил копытом по воде. – Гарцует. А мог бы и издохнуть.
Эльф усмехнулся и вышел из воды, сушиться.
– Не завидуй, гном. Или по крайней мере не завидуй так открыто.
– Было бы чему!
– Вам к Минас Моргулу идти вместе, – потягиваясь, сказал Тенгель. Затем рохиррим зевнул и продолжил:
– Вам бы поискать общий язык. Вестрон, видно, не подходит.
– О, – Трандуил тонко улыбался, глядя на короля наугрим сверху вниз, – мы отлично понимаем друг друга.
Торин шумно плескал водой в лицо и ничего не ответил.
***
Два дня переходов вместе – и отряд гномов и эльфов отделился от эорлингов. Короткие стычки с остатками поверженного воинства Дол Гулдура, варгами и пауками не остановили рохиррим – длинная вереница всадников с облегчением покинула сень великого леса и по более пригодным для коней местам понеслась к западу, к Андуину. Лавина двигалась величественно, а малый отряд гномов и эльфов, к которым присоединились три эорлинга, остался стоять на холме.
– Мы возьмем южнее и постараемся быстро достичь Чернолесского тракта. Но мы не пойдем по дороге, – сказал Трандуил. – Отряд укроется в камнях Бурых Равнин ближе к Андуину, и будет стремиться передвигаться тайно.
– Хотя гномы и не большие мастера быстрой езды, – сказал Торин, – мы поскачем наравне с эльфами. Скорость нам так же важна, как и незаметность. Мы не должны себя обнаруживать или подвергать лишнему риску.
– Я согласен, – наклонил голову, увенчанную тонким мифриловым обручем, Трандуил, и набросил капюшон. – Тенгель добрый друг, он оставил нам вьючных и сменных коней… нет никаких препятствий нашим планам.
Отряд двинулся; Гэндальф теперь ехал на крупной черно-белой лошади, покрытой большими, как у коровы, пятнами. Мирный вид никак не отражал могучей силы и неудержимого нрава Белобочки, и кобыла стремилась держаться впереди отряда. Герц трусил позади, вытянув шею – обзор на огромный раздвоенный круп несказанно вдохновлял перепавшего, но несомненно живого ганновера.
К Трандуилу приблизился Даэмар.
– Владыка, – негромко сказал следопыт, – у нас гости.
– Что такое?
– За нами следуют пять или шесть варгов со всадниками. Совсем тихо, умело, и у них были шансы остаться незамеченными.
– Мы далеко от нашей цели, – подумав, сказал лесной король. – Наблюдай за ними и подай сигнал, если орки приблизятся. Надо найти возможность атаковать их первыми. Но у нас пока есть время.
– Не опасно ли передвигаться вот так, мой король? Врагов может стать больше. Они идут тем же путем, что и мы – к Мордору. Мы отдохнули под защитой рохиррим и можем ударить прямо сейчас.
– Я предполагаю, что только один из орков обладает такой дерзостью и жаждой мести, – негромко проговорил Трандуил, – что осмелился бы выследить нас и теперь следовать за нами, чтобы выслужиться перед своим Хозяином. Если это огненный орк, я хотел бы задать ему несколько вопросов. Это не простой убийца, Саурон готовил Агнира на место Азога. Но с другой стороны, он отправил его в крепость, предназначенную быть захваченной. Гортхаур не дурак.
– Как знать, – отозвался Иргиль Ключник, приблизившийся к беседующим. – Основная ставка была сделана на дракона… кто знает, что было бы, если бы чудовище не пало.
– Словом, Агниру отчаянно надо оправдаться в глазах своего повелителя. Мы понаблюдаем еще за ним немного. Даэмар… Арвиль. Сменяйте друг друга и дайте знать, если что-то будет меняться.
– Они шушукаются, – с неудовольствием проговорил Бофур, с трудом балансирующий на большом роханском коне. – Эльфы шушукаются.
– Наверное, если будет что-то важное, нам скажут, – ответил Торин со своего вороного жеребца, – хотя эльфам и свойственно вести себя так, словно других народов нет на белом свете.
– Лучше бы мы шли пешком, может, и быстрее бы вышло, – подал голос еще один гном. – Кони конями, но одно дело проехать от Эребора до Дейла… и другое – скакать с эльфами до Мордора!
– Ничего, – буркнул король-под-горой, – вытерпим. Йэ-эх!
Торин полоснул Воронка плеткой – и громадный конь вырвался вперед. Взвизгнула и понеслась Белобочка, проснулся и вышел из ступора Герцег – скачут, и без меня?
И хотя опасность следовала по пятам отряда прямо за холмами, позади был то ли выигранный, то ли проигранный бой, а впереди двух королей и их соратников ждали мрачные мордорские горы, кавалькада сорвалась на безумный, вольный галоп, лишь свистел ветер в ушах всадников, трепал дорожные плащи, да поднималась пыль из-под копыт лошадей.
========== Глава 18. Болото (первая часть) ==========
Ветка лежала на сухой, высокой полянке. Таких полянок на болоте было немного, и они оказались подобны драгоценностям, усыпанным рубинами. Было ранее утро; в уголке рта выспавшейся, сытой, довольной и выкупавшейся девушки чуть шевелилась закушенная травинка с мохнатым колоском на конце.
В прошлой жизни ей никак не удавалось наесться земляникой. Но последние три дня окупили все недостаточно ягодные годы детства.
Болота уже были богаты и грибами, и Ветке казалось, что она узнает привычные формы – скрюченные, сморщенные шапки сморчков и строчков. Грибы она пекла или жарила на широком лезвии черного ятагана, и жалела, что неодушевленные дары природы никак не решают проблему питания Нюкты.
Харадский тракт позволил ей разжиться луком и стрелами, истлевшей одеждой, шлемом. Там впрямь было множество едва захороненных тел и могильников, которые пришлось ограбить.
Ветка не желала вспоминать этот путь.
Она не желала вспоминать, сколько раз они с Нюктой находились на самом краю гибели, встречая то орков, направляемых гневным, неостановимым и оскорбленным Багровым Оком, то южан, группой идущих за какой-то нуждой на север, то варгов, то хорошо вооруженных, собранных людей. Она не могла печалиться о Глорфиндейле… ей не хватало сил; не могла думать о будущей встрече с Трандуилом; поначалу Ветка еще вела календарь, ставя зарубки на палочке, а потом бросила и это. Девушка и волшебный варг, несущий драгоценный груз, шарахались, как два зайца, от каждого движения, от любого живого существа.
Нюкта особенно тщательно избегала других варгов; неизвестно, ощущала ли она свое особое положение, но, едва услышав дальние голоса или унюхав что-то в ветре, варжиха тут же залегала, затихала и замирала.
На десятый или двенадцатый день бегства ее чуть не застукала кавалькада всадников. Нюкта залегла, уже освоив эту науку, в остывающие после дневной жары камни; Ветка прикрыла себя и волчицу ветошью, глядя сквозь пыльную ткань на очертания всадника, поднявшего худую лошадь темной масти на высокий камень метрах в двадцати от нее. На лбу конника под надвинутым грубым серым капюшоном чуть взблескивал светлый металл, точно там был венец.
Плотные сумерки летнего вечера делали всадника страшным, словно призрачным; варжиха лежала тихо и только тепло дышала в Ветку, почти беззвучно, а девушка, напуганная Глорфиндейлом, не шевелилась и старалась даже не смотреть на проезжего. Послышались голоса и топот копыт остальной кавалькады, конь спрыгнул с камня и поскакал догонять своих, и всадники унеслись к югу, к Мордору, лишь взметнулись пыльные плащи. Ветка еще долго отходила от страха, и решила с той поры выбирать еще более нехоженные тропы.
В первые дни Ветка не отпускала от себя Нюкту, и дело дошло до того, что голодная волчица оборвала поводок и убежала. Ветка рыдала, упав на камни, пока зверь не вернулся – с трепещущим олененком в пасти. Все гуманистические заморочки тут же покинули девушку – и уже через пять минут она сырым ела сердце, твердой рукой вырезанное из груди животного – в сердце, говорил ей кто-то из эльфов, не бывает паразитов, это мясо по идее можно есть сырым и горячим.
Потом Ветку рвало, так как дичайший голод, испытываемый несколько дней до охоты Нюкты, не позволил сразу переварить кровь и свежую плоть. В организме начавшей терять зрение от переутомления Ветки позже прижился только крошечный запеченный на костре кусочек печени… а вот Нюкта спокойно сглотнула сырым всего олененка вместе с копытами.
Потом Ветка снова рыдала – это я, я должна охотиться для тебя, а на самом деле ты кормишь меня… Нюкта ворчала и уже привычно сворачивалась в люльку плотной шерсти, обволакивая Ветку густым запахом животного.
На другой день Ветка испекла оставшуюся ей голову олененка, и съела глаза, мозг, язык. В этот момент их бегство из судорожного метания в полубреду в панических попытках не упустить друг друга из виду превратилось в какое-то осмысленное движение к северу, а полный хаос в голове и истерические метания внутри невероятной безвыходности упорядочились. Девушка ощутила себя живой, сытой и даже полной неких сил, снова пробившихся из неизвестного, глубоко скрытого в каждом человеке источника.
Просыпаясь на рассвете, Ветка следила, чтобы утреннее солнце всегда оставалось справа, и каждый день уточняла направление. Иначе она не умела ориентироваться, а на берег Андуина выйти все никак не удавалось.
И она шла в Сумеречье. Мысль вертелась вокруг единственной темы. Можно идти, но нельзя прийти – пока не родится ребенок. Если уж Глорфиндейл обнажил против них меч… то даже самые лучшие, любимые и родные могут сделать то же самое, так как светлейшее дитя оказалось в грозном и хищном сосуде. Элронд так точно – не одобрит.
Или все-таки можно надеяться на помощь и понимание?
Аргументов, как доказать, что все хорошо, у Ветки не было. Да и хорошо ли?..
А если не идти в Сумеречье, то где зимовать? У нее не было одежды, она не умела выделывать шкуры, и даже огонь с помощью огнива, найденного у давно выветренного до костей покойника у Харадского тракта добывала с трудом – камень был побитый, побелевший, боек истерт.
Или все-таки идти?..
Будет ли Трандуил достаточной защитой, или он первым взмахнет сверкающими клинками – это не мое, это грязь, это осквернение?..
– Мы вдвоем с тобой, Нюкточка, – шептала Ветка, вжимаясь в густой мех, – вдвоем. Надо держаться нам. Ради маленького. Ты же слышишь его? Слышишь? – и снова принималась лепетать детские сказки, уткнувшись лицом в живот огромной волчицы, и глотать слезы.
Нюкта перестала казаться ей страшной – Ветка узнавала малейшие изменения мимики зверя. Это была совсем молодая, веселая, подвижная волчица, недавний щенок. Она играла, отбегала и возвращалась, и Ветка, убедившись, что силой Нюкту не удержать, каждый раз лишь судорожно выдыхала – я должна доверять, иначе ничего не выйдет, я должна доверять.
Временами Ветке казалось, что варжиха разумна и понимает речь. Она то выполняла команду «принеси две палки», или «ляг и перекатись на спину», то вдруг начинала пугаться и шарахаться около крошечного ручейка, делая вид, что перейти не может никак. Попытки Нюкты поиграть поначалу доводили Ветку до бессильных истерик… пока она не вспомнила, как в далеком прошлом занималась собаками. Нюкта явно была больше, чем собака, но отношения выровнялись и наладились. Нюкта стала больше слушаться ровного и спокойного тона, чаще показывала свою разумность, а Ветка вынуждала себя не подпрыгивать и не визжать каждый раз, когда варжиха скрывалась из поля зрения.
Когда они добрались до этих благих болотистых и нехоженных мест, наступило лето – яркое, солнечное, ароматное. Болота радушно встретили девушку в растрепанной странной одежде, черной кольчуге, перепутанными волосами, и бурую варжиху, инстинктивно сторонящуюся всех живых существ, кроме дичи, и показались раем.
Густые шапки мхов и окна трясин; могучие валуны и кусты, зацепившиеся за скудные огрызки твердой почвы, болотные цветы и обитатели, редкие полянки, поросшие разом всеми видами болотных ягод и ранних грибов… и везде – огромные, гигантские останцы стволов, почерневших и окаменевших, древние великаны умершего здесь когда-то леса.
Пищи на болоте было много.
Ветка наивно полагала что это уже Мертвые болота, исполненные дурнейшей славы, но на самом деле она застряла на относительно небольшом болотце Северного Итилиена, невдалеке от Хеннет Аннуна, которого велел опасаться Глорфиндейл. С высокого камня она еще видела тени гор, ограждающих Мордор; здесь вблизи были и утесы, и деревья, и роскошные луга, и на самом деле она была на много миль южнее, чем если бы добралась до Мертвых болот. Двигаясь на север, слева она оставляла Андуин, который мог бы быть путеводной тропой для нее, а справа скалы Мордора.
Но география чужого мира, которую ей приходилось изучать либо мало, либо в слишком экстремальной ситуации, оставалась непознанной, место – определенным неверно.
Ногти отросли, были обкусаны и обточены о шершавый камень. Волосы спутанной львиной гривищей лежали сейчас ниже шеи, до лопаток. Ветка едва разбирала их руками и мечтала, чтобы блохи, обитающие на Нюкте, не перебрались на нее. Расчесок у харадских трупов не было, и Ветка обходилась крепкой развилочкой рябины, выломанной и обструганной.
Девушка опасалась рассматривать свое тело, и особенно – покрывавшие его слои грязи, с которыми удалось разобраться только тут. Болотце показалось ей щедрым, укрытым от всех и вся, наполненным прогретой на июньском солнце теплой водой в бочагах, уютным и даже красивым.
Нюкта охотилась на водных птиц, жестких, как каучук, и совсем не жирных. Съедобными были опять же сердце и печень, но Ветка не сразу приспособилась потрошить дичь так, чтобы не залить всю тушку желчью. Варжиха всегда с большой осторожностью и благоговением принимала пищу, если самой Ветке удавалось метко пустить стрелу и добыть какую-либо дичь. Ветка же даже не останавливалась мысленно на ровной безжалостности, с которой она скручивала шеи шальным зайцам…
Необходимость бояться всех и вся изнурила Ветку до последней степени. Не считая дней, она просто отсыпалась под громадным нависающим погибшим стволом, выеденным временем. Она набрала веток и насыпала ложе из упругих белых лишайников и мхов, высушенных солнцем – спать на Нюкте было слишком жарко. Но девушка радовалась, когда волчица оставалась рядом, прихватывала ее оставшееся ухо рукой и поглаживала упругий, более нежный, чем на туше, мех.
Пищи было достаточно, чтобы желудок не бурчал бесконечно; Ветка приводила в порядок, как могла, отстирывала тряпки, решала свои небольшие женские проблемы, попробовала промыть с золой волосы и даже добилась частичного успеха в деле их расчесывания. Нюкта в какой-то день явилась измазанная соком едких трав – и через некоторое время Ветка убедилась, что блохи покинули животное.
Лето казалось безграничным, а необходимость куда-либо двигаться, дальше рискуя шкурами – сомнительной.
Так продолжалось довольно долго – Ветка, если бы она умела наблюдать солнце так, как эльфы, отметила бы, что близится летнее солнцестояние. Итилиенское, ошибочно принимаемое за Мертвое, болото дарило покой, тепло и пищу.
Ветка потянулась и благостно вздохнула.
В кустах, с одной стороны окружавших Веткин островок (с другой стороны были бочаг и трясина), раздался треск – и Нюкта задом, задорно рыча, вытянула на полянку добычу и принялась жрать, полной пастью вырвав брюхо лошади и заглатывая кишки.
Лошади.
Ветка подпрыгнула и замерла в сторожкой позе; молнией метнулась к стволу и вмиг вооружилась черным ятаганом. Она была боса, только в застиранной, порванной и прожжженой рубашке Глорфиндейла, с обкромсанными рукавами; глаза ее дико горели желтым огнем, волосы тут же встопорщились агрессивным африканским манером, хотя волна, благоприобретенная Дисовым мылом, и не была столь крутой; но за лошадью, поседланной лошадью в добротной сбруе никто не последовал.
Ветка пять минут успокаивала сердцебиение, и затем, переступая босыми ногами по мхам, проваливаясь по щиколотку до самой сырости, пошла вперед – легко, как тень.
Следы, откуда Нюкта тащила лошадь, были видны – поломанные кусты, борозды на мхах; но тянуть добычу долго варжиха не смогла бы, и не сочла нужным закидывать ее на спину, как она делала с оленями и болотными кабанами.
Шагов через пятьсот местность стала выше и суше – в эту сторону Ветка еще не ходила; большой валун скрывал чуть наезженную тропу, едва заметную, похожую на кабанью, которую ранее не заметили. На тропе лежал неброско, но весьма хорошо одетый молодой мужчина в темном плаще, с черным болтом в плече, вогнанным до самого оперения.
Ветка замерла как вкопанная.
С одной стороны, лошадью этого человека пообедала Нюкта… заодно проложив прямую и достаточно заметную дорогу до самого их убежища.
С другой – других людей не видно, а если они появятся, начнется охота.
Ветку жестко рвануло в две стороны. Мчаться одеваться, вспрыгивать на поевшую Нюкту, и нестись прочь отсюда, прочь, на север.
Другая сторона – исполненная веры в людей и добро, воспрявшая от регулярной пищи, чистого тела, продолжительного безопасного сна – вынуждала оказать помощь. Вдруг он тут один и никто не появится? А такие болты, с еле заметной продольной нарезкой, орки, как правило смазывали ядом.
Орки.
Далеко ли мужчина получил стрелу?.. Судя по следам, лошадь скакала во весь опор – куда? Всадник сверзился, когда случилось – что? Нюкта вцепилась в лошадь или он потерял сознание сам, и животное остановилось, чтобы стать обильным обедом варга?
Ветка чуть свистнула – Нюкта, слизывая с морды кровь и ошметки мяса, появилась спустя минуту. Девушка больше не сомневалась – рывком затащила мужчину на спину варжихи, и та, как призрак, заскользила по мхам.
– Натоптали, – прошептала Ветка. – Натоптали-и-и!
Меньше трех минут ей потребовалось, чтобы одеться, зашнуровать снаряжение и собрать все пожитки. Еще спустя две минуты Нюкта неслась по болотам, осторожно ступая широкими лапами, почти не оставляя следов, стараясь не уронить двойной груз. Ветка знала, что позже варжиха вернется и съест лошадь целиком, но сейчас надо было убраться в безопасное место.
========== Глава 18. Болото (вторая часть) ==========
Мужчина все еще лежал на песчаном полу небольшого грота, образовавшегося под вывороченными корнями гигантского дерева. Ветка выдернула из плеча раненого болт, выдавила всю кровь из раны, какую смогла, долго промывала ледяной водой, потом прижгла раскаленным клинком и натерла разжеванным подорожником – дальше ее умения травницы не распространялись.
Плечо теперь было туго перебинтовано располосованной сорочкой, найденной Веткой в его суме. Сама девушка изучала разложенные документы и карты, которые были там же – и ничегошеньки не могла прочесть. Вроде руны и похожи, но картинки не складывались воедино, а карта, хоть и была относительно понятной, не давала никакого представления о том, где они находились прямо сейчас.
Сутки уже прошли – мужчина мирно почивал, горячий, в забытьи, но не впадающий в бред. Ветку это устраивало.
Она тщательно обыскала его вещи, совершенно не стесняясь своих действий. У нее была теперь расческа, и эта находка стоила дорогого; также удалось отыскать моток ниток и иголку, завалившиеся в самый угол сумы – видно было, что этот обзавод путник возит с собой давно, но пользуется им редко.
А маленькие ножнички? Ветка уверенно обкусывала все свои ногти, иронично вспоминая иногда, как старый и глупый сон, рекламу из другого мира – про «труднодоступные места» человеческого тела. Но теперь воспользоваться ножничками – это оказалось счастьем. Самые простые вещи могут его доставлять, если давать себе труд замечать подобные вещи.
Отсиживаться на одном месте не пришлось – Ветка постоянно меняла местоположение. Нюкта закидывала раненого на спину и покорно перетаскивала в новое убежище, не пытаясь загрызть и съесть.
В лесу что-то изменилось – то тревожно взлетали птицы, то наступала какая-то особенная тишина. Ветка удесятерила осторожность, и Нюкта слушалась ее, залегая и даже не отправляясь на охоту. Впрочем, молодая варжиха вправду убежала ненадолго и доела лошадь, а покушав так плотно, она затем могла голодать целую декаду, только щедро напиваясь водой, которой тут было много.
Ветка пощупала лоб мужчины. Жар спадал, и девушка начала думать, что путника попросту надо оставить тут – сложить костер, оставить воды в чем-нибудь, так как его собственную флягу и кожаное ведро она собиралась присвоить, и неслышно исчезнуть. План был хорош. Но Ветка никак не могла решиться его осуществить – и только теперь поняла, как истосковалась по обществу людей, по возможности поговорить.
Да и карты… карты.
– Кто ты такая?
Подпрыгнув, молодая женщина обернулась.
Поднявшись на локте, раненый путник, скиталец по болотам, смотрел на нее прямо.
– Кгхм!
– Ты умеешь говорить?
– Кхе, кхе… да… я – да, – Ветка попятилась и положила руку на свой ятаган.
– Ты орк? Ты – орк, – утвердительно сказал мужчина, садясь. – Я в плену? Я не связан…
Нюкта заворчала.
– Мои карты! Бумаги…
– Я не орк! – обиделась, наконец, Ветка вслух, вспомнив подходящие слова.
– Да? Так кто же ты, назови себя!
«Он шишка, – смекнула вдруг Ветка. – Он умеет управлять людьми. Привык, что его приказы исполняют. НЛП, программирование, голосовые установки…»
– Я тебя забинтовала, – сказала Ветка и указала пальцем на плечо. – Убрала стрелу. Промыла рану и забинтовала плечо.
– У тебя варг, – темноглазый, длинноволосый мужчина в ответ указал на Нюкту, которая развалилась неподалеку от входа в грот. – У тебя орочья кольчуга и оружие. Это хитрость. Ты изучала мои бумаги. Но тебе недолго осталось жить, орк.
– Не тебе решать, – тут же ощетинилась Ветка.
– Чего ты хотела? Ты хотела, чтобы я был обязан тебе? Заплатил чем-либо? – допытывался оживший. – Ты странно говоришь на вестроне. Откуда ты такая, орк? Мой кинжал… мой кинжал у тебя на поясе. И моя фляга…
– Да, я тебя ограбила немного. Меня зовут О… Ве… Лана. Нет, я не хочу от тебя никаких обязательств. Я помогла тебе, потому что ты был ранен. Укрывала тебя. Тут, на Мертвых болотах, стало неспокойно…
В лице мужчины что-то дрогнуло, и Ветка с прискорбием поняла, что болота эти Мертвыми не были. Значит, она находится где-то в другом месте неизвестного ей Среиземья. В другом.
– Перед тобой лежала карта, и ты рассматривала ее так, словно понимала, – обвиняюще сказал он. – Ты не знаешь, где находишься?
– Я пытаюсь найти реку Андуин… и пойти вверх по течению, – сказала Ветка. – если ты чувствуешь себя достаточно хорошо… я оставила бы тебя. Вот там, снаружи, я воткну твой меч. Кинжал я возьму, да, мне долго еще скитаться, и он пригодится. И флягу. Ты окрепнешь и пойдешь своей дорогой.
Лежащий мужчина внимательно разглядывал женщину.
– Не пойму… не пойму.
– Не поймешь, – Ветка отрицательно покачала головой. – Не пробуй даже.
– Куда лежит твой путь?
– Я сказала тебе. К Андуину и на север. Я иду на север, человек.
– Ты так назвала меня… словно привыкла общаться с кем-то иным. Ты не спрашиваешь имени. Ты знаешь, кто я? – тон мужчины сделался тревожным. – И где моя лошадь?
– Лошадь задрала Ню… варжиха, – показала рукой Ветка. – Она бегала по лесу, когда тебя подстрелили.
– … твои сородичи, – снова несколько обвинительно сказал мужчина.
– Нет же. Я не орк. Я нашла тебя и поняла, что тут что-то неладно. Птицы… и лес вообще… вел себя по-другому. И… в общем, я у тебя кое-что взяла, – обреченно выговорила Ветка. – Иголку, ножницы. Расческу.
Повисла длинная пауза.
– Ладно. Не орк. Зачем ты скитаешься, что мешает тебе пойти к людям?
– Нельзя, – прошептала Ветка, и внезапно ее глаза наполнились слезами; она заморгала. – Никак нельзя. Раз ты спросил – я отвечу. Научи меня читать карту. Дай мне одну или дай мне ее срисовать, пожалуйста. Мне никак нельзя заблудиться. Я должна прийти к определенному моменту в определенное место. Мы должны прийти, с Нюктой. С моей варжихой. Она бесценна, человек. Мне очень нужна карта. Если ты мне чуть-чуть поможешь с этим, я… мне… я…
Мужчина был насторожен и недружелюбен. У него были руки бойца, но холеные, словно, потренировавшись с мечом, он затем отмачивал их в сливках с медом. У него была очень ухоженная борода и ухоженные волосы, а отлично сшитая одежда пахла чистотой. Ветка не имела никакого основания доверять ему, но что-то в ней надломилось – под орочьей кольчугой, под обносками Глорфиндейла, в самом сердечке. Ей хотелось, чтобы эти руки обняли ее, а человеческий голос сказал бы хотя бы одно ободряющее слово – единственное. Что все будет хорошо, что она на верном пути, а карта приведет ее прямо к вратам Лихолесского дворца. Единственное.
Мужчина смотрел прямо и строго.
Нюкта коротко вякнула, Ветка подпрыгнула – слезы ее мгновенно высохли; оружие наголо – женщина танцующим шагом бросилась вон из пещерки…
Четыре высоких фигуры вокруг Нюкты: в пасти волчицы толстая палка, узлы на которой затягивали крепкие руки.
– Нет! – выкрикнула Ветка, и, подняв ятаган, бросилась вперед. – Нет, нет, не-ет, не-е-ет!..
***
Теперь уже Ветка медленно приходила в себя.
Руки ее были связаны, голова болела.
Нюкта со стянутыми лапами, с палкой в пасти лежала в углу просторной пещеры; свет проникал в нее через завесу ровно шумящей воды.
Ветка пыталась сморгнуть влагу с ресниц и оглянуться.
Пещера… вода… воины… воины, которые воюют с комфортом…
– Хеннет Аннун… Хеннет…
– А, так ты все же знаешь больше, чем говорила, – давешний раненый подошел и сел на твердое ложе, застеленное старыми коврами. – Все же знаешь.
– Мне говорили обходить это место как можно дальше… я иду на север… я иду… мне надо…
– Куда? Куда ты идешь, наездница на варге?
Ветка плакала, глотая слезы. «Если выберусь – никаких людей. Никаких гномов, никого – до самого весеннего равноденствия. Тайные тропы и самые скрытые пути, самые дурные, где никто никогда не ходит, самые страшные места – вот наш с Нюктой путь. Я расслабилась и вот результат. Самые безлюдные леса и болота… самые мертвые, только так мне спасти наши жизни. Мою. Ее. Его. Его!»
– Я… иду…
Она не знала ничего на севере. Ничегошеньки.
– Я… иду…
Только Эребор, Дейл и Лихолесье.
– Иду…
– Погоди, – мужчина постарше, под низко надвинутым капюшоном, отозвал давешнего раненого в сторону.
Они заговорили, но речь была неизвестна Ветке.
– На упряжи варга – бляхи со златыми цветами, Эктелион, сын Тургона. Дева одета в эльфийскую дорожную одежду, хоть и обрезанную ей по росту. Сохранилась вышивка. Лишь один витязь в Средиземье еще имеет право на эти вензеля и знаки. Она – в одежде Глорфиндейла.
– Что это значит? Она раздела великого эльфа? – вскинулся Эктелион.
