Текст книги "От ненависти до ненависти, или Истеричка и Чудовище (СИ)"

Автор книги: Elle me deteste

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

– Никто не жаловался, – Диас улыбнулся в ответ и быстрым, решительным движением срезал первую полоску волосков.

– Звучит довольно двусмысленно.

– Если в моих словах меньше трех подтекстов – это уже можно считать прямолинейностью.

Имре честно попытался пересчитать. Намек на то, что если он попытается накормить Голодного кровью Диаса и его детей, то ему перережут глотку – раз. Недвусмысленное предупреждение, чтобы не заходил в своих приставаниях слишком далеко – два. Но при этом, Диас пытается сделать Имре более привлекательным – три. И держит нож умело и твердо – в любой момент может убить Имре. Но не делает этого – четыре.

Но с щетиной и бородой Диас не церемонился и жаловаться впрямь оказалось не на что. Он ни разу не порезал Имре.

– Без нее ты выглядишь лучше.

– То есть, теперь я нравлюсь тебе больше? – Имре провел ладонью по своему подбородку, радуясь приятному ощущению гладкости.

– Ты нравишься мне достаточно сильно, – заявил Диас очень прямолинейно, отложив нож.

– Насколько?

– Я еще не определился. Думаю, самое время нырнуть в сугроб.

– Что? Подожди. Какой еще сугроб? Из снега? Сейчас? – Имре осмотрелся по сторонам, словно подозревал, что сугроб мог появиться прямо здесь, в такой жаре. Новость о том, что из почти родной обжигающей обстановки ему предстоит выйти на холод, слегка пугала очень сильно. Да, Имре считал, что для южанина весьма неплохо справляется с местной погодой, но это не повод прыгать в снег! Или повод? Он посмотрел на смеющееся лицо Диаса. Кажется, тут сопротивление бесполезно, и к тому же… ну интересно же! – Ну, хорошо! С тобой хоть на дно морское, хоть в сугроб.

Он поднялся со скамьи, повернулся и вплотную приблизился к Диасу. И, черт побери, возможно, ему не стоило этого делать. Потому что на ощупь Диас оказался еще лучше, чем внешне.

Диас потянул Имре к двери, ведущей из парилки на улицу. Та была плотно заперта, но легким надавливанием бедра открывалась, как по маслу. Он дернул Имре за руку, пока тот не успел передумать, и толкнул в сугроб, свалился следом и звучно, низко вдохнул.

Было бы издевательским преуменьшением сказать, что на улице прохладненько. На чертовой улице и в шубах было пиздецки холодно, а уж без одежды и вовсе – куда уж хуже! Но хуже было куда. Если только при выходе на свежий воздух у Имре вырвалось скромное «черт», то оказавшись в сугробе, он зажал рот рукой, чтобы не выдать весь набор ругательств, которые знал – на всех диалектах и наречиях, включая восточное.

– Не дыши глубоко, – предупредил Диас.

Но это не было пределом пиздеца и кошмара, потому что Диасу, видимо, недостаточно таких зверств, и он начал натирать! снегом! горячее тело несчастного южанина. В том, что Диас тоже южанин, Имре засомневался.

Последним штрихом был снежок на голову, а после Диас потянул Имре назад в тепло.

Вечность в снегу пролетела на удивление смазано и торопливо, так что он не сразу осознал, что он не в аду, а в снова в тепле, в одеяле, с чаем. Как, оказывается, близко находятся ад и рай.

– Не дрожи! Сейчас почувствуешь кайф, – пообещал Диас.

– Ой, жесть какая! – проговорил Имре, чуть ли не залпом выпивая чашку обжигающего чая целиком. – Если что, я чувствую себя одновременно очень мертвым и очень живым. Эти ваши бани… они даже лучше, чем эти ваши лавины, – проворчал он.

Это и впрямь бодрило и придавало новых ощущений. В частности, Имре понял, что все годы, что он считал себя мертвым – он был не совсем мертвым. И даже когда начал чувствовать себя живым после них – все еще не был живым. А настоящая жизнь была где-то тут – в пледе, в шоке.

Напротив южанина, который каким-то хреном король-анатэ Севера.

И который проделал тут с ним нечто невообразимое, а теперь хитро улыбался и подливал чай.

========== 50. Перед прочтением – сжечь ==========

Томаш хотел прийти на помощь – судя по задумчивому лицу Стево, тот получил письмо на незнакомом языке или просто с использованием непонятных слов. Но Стево остановил его жестом и отошел подальше, чтобы не советник мешал анализировать мысли и чувства. Томаш оскорбился, зато понял: письмо не политического характера, а личного. Очень личного. А поэтому – совершенно непонятное Стево, так как в личных делах главком разбирался еще хуже, чем в дипломатии. Особенно последнее время.

Пару дней спустя, когда они пробирались через пургу, Стево негромко спросил, будто надеясь на то, что Томаш его не услышит. Но Томаш услышал и, более того, сразу понял, что речь идет о злополучном письме.

– Как можно подделать стиль рисования? И, главное, зачем он пытается сделать мне еще больнее?

На самом деле, ответ не требовался. Любые слова эту ситуацию не прояснят. Хотя со стороны казалось, куда уж понятнее?

Чем ближе они продвигались к северной столице, тем меньше в войске болтали о сердечных чувствах главкома и больше – об окончательном покорении бунтующих ледышек. На привалах обсуждали, кто, что и как сделает с Диасом – которого не называли королем-анатэ, а все чаще мятежным омегой, забывшим свое место. Из уважения к Стево, никто не говорил о Джее, но про то, как весело мальчишка-король будет болтаться на виселице, придумывали анекдоты.

Томаш не разделял их оптимизма. Он помнил, как они добирались сюда в прошлый раз, и умел считать. До сих пор войско не вступило ни в один бой – северная земля до столицы заселена редко, мелкими деревушками, а еще чаще – кочующими племенами, у которых даже взять нечего. И тем не менее, каждый день Север забирал жизни южан. Холод, бесконечная ночь, дикие звери, которые вполне себе считали людей не опасностью, а пищей, и сами нападали, стоило солдатам отбиться от группы.

Воины утешали себя тем, что согреются в битвах, а после – в северных банях и постелях северных омег.

Эста некоторое время не писал Стево. Томаш знал – это тонкий ход, намек на то, что он все, что хотел, сказал. Покорить Север. Джея вернуть на Юг. Диаса тоже. Ну или убить. Лерроя – только убить.

Стево был воином, он оправился после жуткого ранения, потерял руку, заразился злостью и решительностью. Он ехал побеждать, вернуть брату Север, а себе – честь. Но… в нем горел пожар другого рода и не было никакой гарантии, что он станет прежним, что Джей не сломал его изнутри. Томаш опасался, что теперь рядом с ним не Штефан Непобежденный, а второй Эммерих Яростный. В плохом смысле.

Письма на северном языке, которые приходили лично Томашу, он не открывал и не хранил, а сразу скармливал огню. Написанные тем же почерком на южном – тоже. Никакие объяснения и оправдания были ему не интересны, для себя он все решил и не испытывал сомнений.

И у него внутри тоже кое-что сломалось.

Враги снова были врагами, бунтовщики – бунтовщиками, а северные омеги – предателями.

Куда уж понятнее?

****

Диас прочел письмо южного короля, наполненное плохо скрытой ненавистью и повелительными компромиссами. Если опустить дипломатическую чушь и лишние слова, коих в южном, а Эста разумеется и не подумал использовать северный язык, было предостаточно, суть сводилась к следующему: Эстаапан Великий готов смилостивиться и простить мятежника – исключительно из уважения к памяти о его покойном супруге короле Рейгане. Но только в случае, если Диас сдастся еще до прихода Стево, отдаст себя и сыновей на милость Эсте, добровольно пустит южных солдат в столицу и станет исполнять все требования и приказы. И тогда, может быть, их не убьют.

Ничего нового и удивительного. Диаса больше интересовал почерк Эсты, чем содержание послания. Он задумчиво рассматривал завитушки букв и думал, умеет ли Эста рисовать, как Барток и Имре?

Он ждал сыновей, Зеина и Имре, чтобы показать им письмо и сделать вид, что обсуждает с ними дальнейшие действия.

– Анатэ, – первым пришел Леррой, он приблизился и привычно уткнулся носом в висок анатэ, заурчав. Пока они были наедине, он все еще позволял себе такие детские нежности.

Он изменился после выздоровления. И Диас старался понять, что именно стало другим. Сын расправил плечи и приподнял подбородок, не отводил взгляд, как делал раньше, не заикался, когда начинал говорить, и голос был слышен, несмотря на то, что он его не повышал. Диас немного боялся. Леррою не было и десяти, а он, проснувшись утром после ритуала, стал смотреть на мир взрослыми глазами.

Раньше Леррой выглядел жалко на фоне Джея. Теперь все поменялось. Беременность сделала Джея слабым и болезненным. Точнее, Диас хотел так думать, хотя на самом деле, причина не в ребенке, а в его родителе и в том, что Джей страдал от своей любви. Диас хотел бы помочь, но было нечем. Никакие слова не могли утешить сына и вылечить разбитое сердце. Все чего он хотел – быть рядом со своим извергом. И Диас отлично его понимал – каждый омега рано или поздно находил личное чудовище.

Пальцы Джея были изранены неумелыми попытками шить – даже наперстки не спасали. Он был тихим и целыми днями мастерил для Стево шубу. Диасу было его жаль.

Он передал письмо Леррою. Джей читал, заглядывая брату через плечо. Его лицо покраснело от гнева, а ноздри раздувались, он стиснул челюсти – явно для того, чтобы не начать сыпать ругательствами немедленно.

Пока они читали, пришли Зеин и Имре. Диас мимолетно оценил их рядом, а после взглянул на Зеина так, что понятливый лорд дикарей с легкой усмешкой отошел от южного принца.

– Я не понимаю, чего он хочет, – признался Леррой, передав письмо Зеину. Он был на удивление спокоен. Не в пример Джею, который все понял. Ну, насколько это было ему подвластно и, кажется, пытался воспламениться.

– Чтобы Ваше Величество, король-анатэ и принц Севера встали перед ним на колени, отказались от всех титулов и любой власти и позволили ему решать вашу дальнейшую судьбу, – расшифровал Зеин.

– Пиздит он, – выдал собственный вердикт Имре, бегло прочитав послание брата. – На земле, которую он уже считал своей, устроили мятеж. Причем те, кому он однажды величественно оставил жизнь. Это удар по самолюбию, и миром его ран не залечить. Он же южанин – его успокоит только кровь. Тебя он убьет последним, – обратился он к Диасу.

– То есть, он захочет убить и Джея? – Зейн кивнул на большой живот.

– Ну племянника сперва заберет, наверное, – пожал плечами Имре. Он с интересом рассматривал Лерроя и время от времени переводил взгляд то на Джея, то на Диаса, явно сравнивая их троих. – Тем более, если родится альфеныш.

– Хуй бы ему по всей морде, – тихо и зло прошипел Джей, накрыв живот руками, словно так мог спасти своего ребенка. – Напиши ему, чтобы горел в Аду! Южная армия устала после битв с Востоком, и они не добрались до изначальной цели, повернули. А теперь гибнут по дороге сюда. С чего он взял, что ему удастся победить? Зима! Долгая ночь! И на этот раз у него нет преимущества неожиданности!

Диас покачал головой, но не стал одергивать его и осуждать грубость. Он понял, что воспитывать Джея и учить быть омегой уже поздно.

– Но Запад может выступить на их стороне, да? – спросил Леррой, обращаясь к Диасу. – Последний раз, когда писал дядя Клео, он хотел, чтобы мы покорились и прямо заявил, что король Кармин, дядя Клео и его супруг – западный главнокомандующий – не станут рисковать дружбой с Югом ради нас.

– Бесстрашных западных котов однажды очень сильно напугал Безумный король. Им пришлось дорого заплатить, чтобы остаться свободными и сохранить свои древние устои и традиции, – хладнокровно хмыкнул Диас. Он еще помнил, какой хаос и кошмар тогда творился, и как на Юге обращались с пленными западниками. Даже Огненным Жрецам не приходилось так туго, как омегам, посмевшим поставить себя выше альф. – Конечно, они не станут портить отношения с Югом. В лучшем случае, мы можем рассчитывать на их невмешательство.

– Но если Эста позовет – они придут, – уверенно заметил Имре. – После смерти отца он построил с ними крепкие отношения. Хотя иногда напоминал, что бывает с врагами Юга. Думаю, потому твой дядя предлагал вам покориться. Из добрых побуждений.

– Путь горит в Аду тоже, – фыркнул Джей. Прирожденный политик – ничего не скажешь.

– Диас, ты можешь оставить сыновей здесь. Если все обернется плохо, я позабочусь о их безопасности, – предложил Зеин. Он казался не очевидным защитником для Джея и Лерроя, учитывая, что перебил всех ближайших родственников, но Диас заметил в себе странную склонность доверять тем, кто убивает родню. Он покосился на Имре.

– Да ни за что! – бушевал Джей. Он с опаской взглянул на Зеина, что вызвало у того усмешку. – Я не буду тут отсиживаться. Стево приведет армию и… мне нужно поговорить с ним.

– С чего ты взял, что он станет тебя слушать? – Диас старался говорить мягко, но то, что он собирался сказать, было слишком правдой, чтобы прозвучать не жестоко. – Ты сбежал от него – для альфы южанина это большое унижение. И в данном случае, твоя беременность не играет на руку. Неизвестно, что хуже, сказать ему, что ты изменил и забеременел от другого, или признать, что украл его сына.

– Это и мой сын! И вообще, Томаш говорил, что южане не очень-то трепетно относятся к своим детям.

– Все дети южан принадлежат отцам. Они могут их не любить, но когда их воруют, тем более, когда их воруют их же анатэ и сами сбегают, – этого южные альфы очень не одобряют, – сказал Диас, чувствуя, как больно сосет под ложечкой от жутких воспоминаний.

Он хорошо знал, о чем говорит. Ужас единственной ночи, наполненной песком, кровью, огнем и бешеным биением сердца, долгие годы будил его ночами обращаясь паникой. Кошмары, которые преследовали Джея, он унаследовал именно от Диаса. Но пережив настоящий пик страха в раннем детстве, теперь Диас мало чего боялся.

Да чем Эста мог напугать? Болью – это вызывало лишь усмешку. Смертью? Диас умирал по меньшей мере дважды. Убийством детей? Выкидыши и мертвые младенцы изменили отношение и к этому. Но не сломили. Наоборот. Теперь каждый вдох Джея и Лерроя имели для него такую ценность, что сводили шансы Эсты практически к нулю.

– Оставьте нас с принцем Имре наедине, – приказал Диас, и нетерпеливо взмахнул рукой, когда на лице Джея появилось выражение протеста и негодования. – Что думаешь? – спросил он, когда дверь за сыновьями и Зеином закрылась.

– Судя по всему, речи о преклонении колен и возвращении детей отцам не идет? – усмехнулся тот. Но не весело, а скорее задумчиво.

– Большинство из южных солдат погибнет еще до того, как начнется бой. Столица укреплена и сможет долго держать осаду, а зима сделает остальное. Если же армия пойдет дальше вглубь Севера, то встретит то же самое – запечатанные стены и полное отсутствие возможностей к пополнению собственных припасов. Южане будут болеть и умирать, гибнуть от голода и диких животных, и у них даже не будет сил на обратный путь. Если кто-то и доживет до весны – их добьют.

– Тогда о чем речь? – пожал плечами Имре. Он не выглядел довольным таким раскладом, тем более, что еще не вполне определился, где же во всем этом его место.

– О том, что я не желаю гибели южанам. Тем более, в таком количестве. Я бы хотел чтобы Эста оставил свои претензии на Север и моих детей, – Диас встал и направился к шкатулке с табаком. Он с некоторым злорадством думал, что дым будет держать Имре от него на расстоянии. Как дикого зверя отпугивал запах костра.

– Я думаю, что нужно отправить тех южан, которые сейчас у тебя в плену, к войску, и по возможности помочь выжить тем, кто припрется. Ну и… ребенка Джею придется отдать. Это будет наглядной демонстрацией не только для Эсты, но и для всех южан, что на Севере нет их врагов, и здесь уважают их жизни и традиции, но склоняться не намерены, – негромко проговорил Имре.

Диас вздохнул. Он был согласен с Имре, но не представлял, какими словами должен убедить Джея отдать сына. И как объяснить северянам, почему они должны кормить врагов, которые пришли убить их, обесчестить и отнять родную землю.

– Думаешь, Стево захочет развестись с Джеем? – Диас знал устройство южного государства и помнил – армия подчиняется главнокомандующему, а не королю. Он обхватил мундштук губами и глубоко вдохнул легкую дурманную смесь. – Здесь, вдалеке от Эсты и его влияния, он не попробует сохранить их брак?

– Стево – дурень-дурнем. Кровожадный, агрессивный, вредный. Но он не злой. Если бы ему было все равно на Джея, то он бы включил мозг и догадался, что на Север лучше идти не в долгую ночь, и с полным, отдохнувшим войском. И в нормальном состоянии. А он поперся сразу, напролом и, если верить Джею, раненый. Только потому, что он не может его возненавидеть, не получается. Нужно направить эту дурью башку в нужное русло, напомнить о любви к Джею. Со мной бы это не сработало, но, к счастью, точно сработает с ним.

– Ты сможешь?

– Я? – Имре нахмурился и помахал рукой перед лицом, отгоняя дым. – Я вообще не собираюсь вмешиваться. Ни в войну, ни в мир. Не хочу принимать ничью сторону. Мне показалось, ты не планировал впутывать меня во все это.

– Я и не планирую, – пожал плечами Диас. – Но ты знаешь Стево лучше всех, кто здесь присутствует, и лучше Джея, хотя он и не захочет этого признавать. И ты – его старший брат. Так же, как и Эста. Речь не о мире и войне, а только о семейных делах, – заметил Диас.

С той лишь крохотной ремаркой, что если южный главнокомандующий решит простить сбежавшего супруга и сохранить их брак, то не сможет действовать против Севера и родных Джея. Но это так – политическая мелочевка.

– Я готов помочь тебе в чем-нибудь, если это в моих силах и не против моей позиции… Даже могу пообещать, что не буду передразнивать твои просьбы писклявым голосом – как это делал с Эстой, – серьезно сказал Имре. А затем медленно подошел и забрал из рук Диаса мундштук. Выбросил сигарету в камин.

Его руки оказались на талии Диаса и прижали его к себе. Не грубо, но уверенно.

– Даже и не знаю, как тебя благодарить, за такое щедрое обещание, – хмыкнул Диас, чувствуя запах возбуждения от Имре и то, как у него в паху собирается горячий узел.

– Могу намекнуть, – усмехнулся Имре.

И тут же намекнул, отбросив с плеча Диаса косу и целуя в шею. Рваный вздох Имре воспринял, как поощрение своих действий – чем он, впрочем и был – обнял Диаса крепче, одной рукой взял его за подбородок и приподнял, чтобы взглянуть в глаза.

Диас должен был ударить наглого альфу, отпихнуть от себя, позвать на помощь. Но, кажется, Имре и был его спасением. Поэтому он положил руки ему на плечи, не возражая. Имре сделал небольшую паузу, а после хищно оскалился и поцеловал Диаса в губы. Властно и горячо, как умели только южные альфы.

Диас не был близок ни с кем после смерти Рейгана и мог поверить, что вообще забыл, каково это. Но ничего подобного! Он запустил пальцы в волосы на затылке Имре и сжал их, лишь на мгновение, чтобы придать капельку остроты слишком сладкому и желанному поцелую.

Тело хотело большего, а разум не в силах был поверить, что Диас вновь в объятиях альфы: твердого, чуть категоричного, простого в словах и мыслях, который сможет поддержать в сложную минуту. Диас рвался рискнуть и довериться ему, как раньше Рею. Или даже чуть больше.

Высшие силы все же есть! Кто-то слышит молитвы Диаса и исполняет его просьбы. Поэтому перед ним теперь Имре. Диас отстранился, чтобы немного отдышаться после безвоздушного поцелуя и облизал губы.

Сладенько. Точнее, то, что Диас – а он, на минуточку, омега – позволяет себе стягивать гриву Имре в кулак – это не сладенько, это удивительно, возмутительно, непривычно, но… остренько.

– Запри дверь, – выдохнул Диас, принявшись одной рукой расплетать волосы, а другой – ловко расправляясь с пуговицами на своей одежде.

Приятно. Жаль, что воздух у Диаса закончился быстрее, чем Имре хотел бы прервать поцелуй. Откровенно говоря, он вообще и не хотел. Но, почему-то, правила устанавливал здесь и сейчас Диас. Никому подчиняться Имре не привык, но в данном случае, это было в его интересах, поэтому он без возражений повернул ключ в замке.

Казалось вполне естественным – забираться рукой в его волосы, проводить пальцами по всей длине, целовать кончики не по-южному мягких и не по-северному жестких прядей. А потом снова целовать в губы, перекладывать омегу в горизонтальное положение на мех на полу, и, не отрываясь от чувственных губ, лезть рукой ниже. Очень ниже.

Диас прикрыл от удовольствия глаза, когда Имре смело и властно касался его. В этот чудесный момент можно больше не думать, что он – король-анатэ, а быть просто омегой, в объятьях альфы, который его любит. И пусть «любит» не совсем в романтическом смысле, а очень даже в прямом.

Ему казалось, что он забыл, как все следует делать. Но нет. Вот он уже услышал тяжелое и глубокое дыхание альфы, а через пару секунд подгадал момент и оказался сверху, закрывая свое и Имре лица длинными волосам и целуя его, качаясь плавно и медленно, оттягивая самый пик удовольствия. Ладонью он ощущал сердцебиение альфы и скоро стал двигаться с ним в такт, ловил любую возможность, чтобы Имре чувствовал его не просто партнером в сексе, а частью, важной и неотъемлемой, самого себя. Своим дыханием и сердцем.

Для Имре было вполне предсказуемо, что Диас захочет быть сверху. И какое-то время Имре ему позволил. Но долго так продолжаться не могло: Имре не привык лежать без дела: легкие толчки бедрами и движения руками по телу Диаса на все лады – не в счет.

Поэтому, мягко обхватив за талию, он переложил Диаса на пол и устроился сверху – на свое законное место. Теперь для него открылось больше свобод и инициативы, чем он не преминул воспользоваться, задавая быстрый и грубоватый темп. Зато поцелуи, которыми он покрывал шею, плечи и грудь Диаса, остро контрастировали с его толчками.

Но, что поделать, Имре любил контраст. Именно поэтому Диас ему приглянулся. Если не сказать больше. И это немного пугало – но Имре не собирался думать о последствиях сейчас.

А Диас мог только мечтать, чтобы рядом с ним появился альфа сильнее и властнее него. Именно поэтому Имре ему приглянулся. Если не сказать больше. И Диас был смелым омегой – достаточно, чтобы не думать о последствиях сейчас.

Сцепка закончилась, и в комнате становилось холодно. Диас сел и набросил на плечи меховую накидку, чуть пьяными от удовольствия глазам глядя на Имре. Ладонью он нежно и мимолетно погладил его по животу и груди, а после, резко убрав рукой волосы на одну сторону, наклонился, чтобы поцеловать шрам над соском.

– Стоит ли мне сказать, что ты был неплох, или ты и сам знаешь?

Было хорошо. И что бы Диас там ни говорил – лучше, чем баня. Потому что сам Диас был лучше всего того и всех, кто окружал Имре за последнее и очень долгое время. Стоило бы подумать, во что это выльется: северный король, южный почти принц, все такое… Но… потом. Как-нибудь.

– Знаешь, можешь и сказать, – милостиво разрешил Имре, улыбаясь.

– Что ж, – нарочито медленно протянул Диас. – Ты был до безобразия хорош.

Имре потянул Диаса к себе и сбросил с него накидку, решив, что раз они уже отдохнули, у него имеется способ получше, чтобы согреться.

____________________________________________________________________________

Конец второй части

========== 51. I’ll be back ==========

Джей медленно поднимался по ступенькам башни – такая нагрузка давалась тяжело. Ребенок сильно вырос и не давал забыть о себе. Джей уже не мог с точностью сказать, не ненавидит ли его, и мечтал поскорее избавиться от бремени. Он вышел к смотровой и стражи отступили подальше, зная, что их принц в крайне агрессивном настроении.

Джей тянул до последнего. Сначала он собирался выйти сюда, когда покажутся первые четкие огни, потом – когда станут слышны горны южан, а затем – когда они начнут разбивать лагерь. Но нет. Он вышел только теперь, когда все южное войско подтянулось к стенам, и среди прочих был виден шатер Стево. Джей испытывал давящее чувство дежавю. Он помнил, как стоял на том же месте и смотрел на пестрые, огненные знамена – в ожидании того, как его жизнь встанет с ног на голову. Так и произошло. Но все же, сейчас он дома, и все случившееся грозит повториться. В еще худшем раскладе.

Разве что, на этот раз у руля не Джей, с его вспыльчивыми и незрелыми решениями, а Диас. И он подготовился к встрече достаточно хорошо, чтобы измученное и замерзшее южное воинство встречали солдаты, стянутые к столице со всего Севера, вооруженные, готовые, если придется, убить всех до одного. А ведь среди южан были и те, с кем Джей ездил подавлять восстание, сидел с ними на привалах, делил еду и пил из одной фляги, смеялся шуткам и байкам.

От костров было светло, а снег падал красивыми большими хлопьями, кружился и танцевал с ветром. Джей тяжело вздохнул. Он хотел показать Стево Север. Такие места, за которые можно полюбить и холод и бесконечный снег. Он невероятно скучал по мужу, но каждую ночь просыпался от собственного вскрика – Стево убивал его раз за разом. Теперь Джей боялся спать один, и Килли ложился с ним в комнате, успокаивал, когда он в слезах скулил от тоски по своему альфе, бессмысленно царапал метку. Килли гладил по волосам и нагло врал, что все будет хорошо. Шуба для Стево была готова и вышла даже не такой ужасной, как можно было ожидать. Не подкачала и вышивка под чутким руководством Килли – дракон, которого замысловато обвивал ледяной змей.

К Стево отправили гонца с предложением явиться к королю Леррою для аудиенции. Но звали только его и Томаша. Никаких солдат и прочих советников и приближенных. Джей знал, что Диас собирался предложить южанам, но его сердце от этого разрывалось. Несмотря на то, что он знал – Стево больше не любит его. Несмотря на то, что ему ни при каких обстоятельствах нельзя возвращаться на Юг. Там его убьют. Анатэ говорил, что нужно уметь выбирать меньшее из зол. Но то, что Диас называл меньшим из зол, для Джея было подобно краху его мира.

Джей постоял недолго, а потом стал спускаться, зная, что ему потребуется время, чтобы добраться до тронного зала, а приходить туда позже Стево он не хотел.

В прошлый раз Леррой жался к Диасу и прятал лицо в густом мехе его воротника. Джей отчего-то замер, увидев его сейчас на троне. Он всегда думал, что брат смотрится на месте отца жалко и смешно, а теперь понял, что был не прав. А еще, что Леррою удается подражать спокойному хладнокровию Диаса лучше, чем ему. К своей растерянности, Джей ощутил, что не анатэ и не Леррой в их семье теперь слабое звено. Младший брат улыбнулся и ободряюще кивнул ему…

Джей сел на место, по правую руку от него, и старался унять сердцебиение, которое, кажется, разносилось на весь зал. Он знал, что Стево сразу заметит живот. Тот вырос настолько, что никакой мех не мог его спрятать. А при общей болезненной худобе Джея, никто не поверит, что он так отожрал пузо. Он переплел пальцы на руках – на одном из них все еще было кольцо, подаренное Стево после их свадьбы.

Мысленно он повторял себе, что должен сидеть рядом с братом и, по возможности, молчать. Так будет лучше для всех. Пока окончательные решения не приняты и они не прояснят, будут ли решать вопросы миром или войной, не стоит пытаться приблизиться к Стево и заговорить с ним напрямую.

Джей крепче сцепил зубы, чтобы не выдать своего состояния. И уж точно не вскочить и не броситься к Стево, когда он и Томаш вошли в тронный зал. Изверг и раньше красавчиком не был, но теперь нос стал еще кривее, около глаза тянулся новый шрам, рассекая бровь, его чуть перекосило вправо и рука висела бесполезной плетью. Тем не менее, Рассвет был перевязан на другую сторону, и Джей знал – Стево в бою может пользоваться обеими руками.

А что, если он сейчас набросится на них? Без всяких разговоров и предложений, ведь его цель – вернуть Север брату. Он один справится с немногочисленной охраной и левой рукой. Затея пригласить его уже не казалось удачной, когда Джей встретился с чудовищем взглядом. Кровожадным и мстительным, полным ненависти.

Его метка пылала. Но на этот раз он видел, что альфа, который оставил ее, жив и здоров. А значит, ненависть, которую тот к нему испытывал, была самая настоящая. Джей не ожидал другого. Точнее, он позволял себе крошечную, совсем малюсенькую после всего произошедшего, надежду. И вот она испарилась.

– Ваша милость, – заговорил Томаш.

Спокойно, без малейшей издевки или вообще хоть какого-то чувства в интонации. Но он смотрел на живот Джея. И Стево тоже. И, похоже, Томаш наскоро придумывал новую речь, взамен неподходящей, ранее заготовленной. Он покосился на Стево. Тот глубоко и шумно дышал, сверля Джея взглядом, словно планировал достать из него ребенка таким образом. Его грудь вздымалась, а ноздри вздрагивали, захватывая побольше воздуха. Джей поежился и закрыл живот руками.

– Мой сын? – хрипло спросил Стево. Он обращался к Джею, но взгляд его не изменил жестокого выражения. Наоборот, как и предвидел анатэ, стал еще злее.

Джей кивнул. Пока ребенок в животе, Стево остается лишь верить на слово. Вот когда родится, он сможет вдохнуть его запах и убедиться. Но, кажется, изверг и так не сомневался. Или этого было не видно за другими, более сильными эмоциями.

– Что ж, тогда, в первую очередь, главнокомандующий хочет вернуть своего супруга, – быстро взял себя в руки Томаш, легко улавливая желания Стево.

– Это исключено, – спокойно ответил Диас, покачал головой. – Кроме того, что Джей вот-вот должен родить и ему не место в военном лагере посреди метели, я больше не намерен отдавать вам своего сына против его воли.

– А как насчет моего сына? – прорычал Стево, явно теряя всякое терпение. Интересно, Томаш сможет его удержать, если он решит отрубить им всем головы? А станет ли? – Ты – южанин. Ты знаешь, чей это ребенок. И чей это омега, пока я не решил иного.

– Мы получили письмо от вашего брата – короля Эстаапена, – вдруг заговорил Леррой. Тихо, но твердо и спокойно. – Он потребовал от нас освободить пленных южан – солдат и наместников, которых вы оставили в прошлый раз. Нам нет смысла держать их у себя. Вы можете забрать их в свой лагерь. И принца. Но при условии, что согласитесь расторгнуть брак с Джеем.

Джей поджал губы и уставился на свои руки. Он теребил край косы и вовсе не хотел отрезать ее. Он надеялся сохранить брак с извергом несмотря ни на что и помириться с ним. Он понятия не имел, как все это устроить, и, похоже, никого это не волновало. И все же, Джей надеялся на какое-то чудо.

– Да, я согласен, – с кривой усмешкой выплюнул Стево. По его виду казалось, что ему без разницы, на что соглашаться, потому что он уже решил всех убить.

Джею показалось, что его окатили ледяной водой после бани, когда он услышал это. Согласен? Он согласен? Джей вновь вскинул беспомощный взгляд на анатэ, но тот молчал. В груди дико заломило. Ребенок больно пихнул под ребра и Джей поморщился, но затем постарался вернуть лицу прежнее выражение.