Текст книги "Миссия (не)выполнима: довериться бабнику (СИ)"
Автор книги: Dream Writer
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 28 страниц)
Вздрогнув из-за собственных мыслей, я решила перестать думать о том, что могло заставить меня беспокоиться ещё больше. На секунду в моей голове пронеслась мысль, что следовало бы сообщить обо всём моим родителям, но я надеялась, что Сэм свяжется хотя бы с моей мамой и расскажет ей обо всём. Поэтому, пока мы шли, я принялась осматриваться по сторонам.
Мы шли по пустым коридорам, будто в этом месте вовсе и не было больных. Лишь из некоторых комнат, которые лишь по моему подозрению были палатами, хоть я и не была уверена, раздавались различные голоса. Вскоре мы подошли к лифту, который был достаточно большим для того, чтобы вместить приличное количество человек, но в нём, кроме нас, никого не было. Если честно, меня вообще удивляло, что здесь есть такой лифт. Снаружи это здание определённо очень и очень сильно отличалось от того, что было внутри.
Поднявшись на нужный этаж, мы вышли, тут же будто попав в другое измерение. Здесь были люди, причём очень много людей. Больные, их родственники, друзья, врачи, даже те, кто просто сидел на скамейке в коридоре и ничего не делал. На первый взгляд, всё было нормально. Я знала, в каком месте нахожусь, и с радостью отмечала, что это не было похоже на больницу для душевнобольных, которые частенько изображали крайне ужасными в фильмах. Здесь не было такого, что мужчины и женщины, состоянием напоминавшие «овощей», слоняются туда-сюда без дела и делают странные вещи. Они все казались… Вполне нормальными, что не могло не радовать.
– Мы в крыле для людей, которые пережили сильное эмоциональное потрясение и не могут с ним справиться, а не для тех, кто разговаривает с воображаемыми друзьями, – сказал вдруг Гардинер, верно трактовав мою реакцию на происходящее. – Они не сумасшедшие.
Я кивнула, слегка устыдившись собственных мыслей, даже если никто, кроме парня, больше не догадался, о чём я думаю. Но ведь он был прав. В таких местах оказываются по разным причинам, и начинать судить людей только по тому месту, где они вынуждены были находиться какое-то время, действительно было очень и очень глупо с моей стороны. Даже грубо.
Фил провёл меня вглубь коридора, по пути поздоровавшись с несколькими людьми, среди которых было несколько пациентов, что наталкивало на определённые мысли. Получается?..
– Я здесь бываю не так часто, – ответил шатен на вопрос, который я даже в мыслях до конца задать не успела, напугав меня. Нет, он точно либо мысли читает, либо я рассуждаю вслух. – Просто обычно задерживаюсь надолго, вот и удалось с некоторыми познакомиться. Хотя, на самом деле, я раньше дальше холла не заходил, только недавно смог добраться до этого места. Это было похоже на многоуровневую игру, когда ты не мог открыть потайную дверь и двигаться дальше.
Он усмехнулся, я же лишь ещё сильнее занервничала. То, что он сказал, никак не отвечало на мой вопрос, зачем ему вообще нужно было сюда приходить, но я не торопилась задавать его, прекрасно осознавая, что мне вскоре всё объяснят. Иначе было непонятно, зачем он привёл сюда меня.
Вскоре мы наконец-то остановились напротив такой же обычной двери, как и все остальные в этом коридоре. Она была слегка приоткрыта, словно таким образом обеспечивала связь с тем, что происходит за пределами палаты, которую она должна была закрывать от внешнего мира. Я вопросительно посмотрела на Фила, ожидая дальнейших объяснений или, быть может, указаний, но парень лишь молчал какое-то время, чуть позже спросив:
– Ты же помнишь моего друга детства?
Я нахмурилась. Что за друг детства и к чему этот вопрос? Смутно я начала понимать, к чему он ведёт, но не смогла не удивиться, когда Гардинер сказал:
– Он попал сюда почти сразу же после того инцидента прошлой зимой. И, как ты можешь убедиться, он всё ещё здесь.
Фил кивнул на дверь, явно призывая меня заглянуть внутрь. Я искренне сомневалась в его желании, чтобы я зашла в палату, поэтому лишь немного придвинулась ближе, чтобы рассмотреть всё через ту щель, которая образовалась между дверью и стеной. К моему счастью, прямо напротив стояла кровать, что позволяло рассмотреть того, кого хотел показать мне Фил, не пытаясь вывернуть шею в неизвестном градусе, пытаясь всё так же оставаться незамеченной.
Поначалу, если честно, в голову не пришло ни одной ассоциации. Ну, лежал на кровати какой-то человек, которому, кажется, было около тридцати лет… Или сколько? Я затруднялась ответить, учитывая, что мой папа в свои сорок всё ещё выглядел достаточно молодо. Предполагалось, что я знаю этого человека, раз уж Гардинер мне его показывает, вот только я не могла вспомнить. Было что-то в нём смутно знакомое, но…
Я отодвинулась, так и оставшись незамеченной, и вопросительно посмотрела на шатена, ожидая подсказки с его стороны. Парень горько ухмыльнулся, после чего произнёс:
– Это Коди.
И всё. Больше ничего он не добавил. Можно было бы сказать ещё хоть пару слов, дабы как-то объяснить сложившуюся ситуацию, но Фил не стал этого делать, дав мне возможность всё осмыслить. Нахмурившись, я ещё раз посмотрела в дверной проём, конечно же, увидев только лишь стену палаты, в которой находился парень, так как на сей раз не вглядывалась, но почему-то именно этот жест непонятным образом помогал собрать мысли в кучу.
Коди. И почему меня не посещало ни единой мысли, хотя бы отдалённо связанной с ним, с тех самых пор, как Фил рассказал мне обо всём в домике Майка? Почему я будто бы предпочла стереть его из жизни, хотя так было делать не то что нельзя – невозможно? Самое интересное, что я сама не знала ответов ни на один из этих вопросов. Это почему-то случилось, а я не могла найти всему объяснений.
– Он выглядит… значительно лучше, – только и смогла выдавить из себя я, когда способность говорить вернулась ко мне.
Почему-то не хотелось смотреть на Гардинера, не хотелось видеть его реакции на эти слова. Потому что я знала: пусть для меня парень и выглядит лучше, для Фила всё совершенно по-другому. Он видел его нормальным, весёлым, по-настоящему живым, в конце концов, а не пациентом подобного рода заведения. Но я другим его, увы, не видела.
– Пожалуй, – на удивление спокойно произнёс шатен. – Всё относительно.
На какое-то время повисла пауза, за время которой Гардинер решил, что в ногах правды нет, а потому предложил пройти ещё немного дальше по коридору, чтобы присесть на стоявшие возле окна стулья и поговорить. Я не сопротивлялась и, ничего не говоря, просто последовала за ним. Возможно, дело было в том, что накопившаяся за день усталость давала о себе знать, но я не могла, да и не знала, что и как сказать. Хотя мне, наверное, и не нужно было что-либо говорить.
Это был тот самый момент, когда опять обо всём говорил Фил. Сложившаяся ситуация до жути напоминала ту, когда я ждала того, чтобы он обо всём мне рассказал тогда, когда мы только начинали встречаться, вот только на сей раз дело было вовсе не в том, что парень не хотел мне что-либо говорить. Он просто не мог, причём не мог из-за меня же. Как жаль, что понять это я смогла только сейчас.
Пока парень говорил, мои чувства менялись просто с астрономической скоростью. В какие-то определённые моменты казалось, что говорят обо всём даже не мне, а ещё я часто задумывалась над тем, чтобы сменить место. И как так получилось, что рассказывает он мне обо всём именно здесь? Почему нельзя было сделать это так же, как я? Пусть и спонтанно, но дома, пусть и откровенно, но наедине?..
Наверное, как раз потому, что это было спонтанно и откровенно. Вряд ли Гардинер преследовал цель выложить всё мне таким вот способом, но именно так получилось, за что я не могла его винить. В конце концов, контролировать сложившуюся ситуацию он попросту не мог, хоть и пытался. И даже если поначалу я действительно злилась, то потом эти чувства стали последним, что я хотела испытывать и испытывала. В конце концов… Он же рассказал, так ведь?
Пожалуй, всё действительно произошло абсолютно не так, как я того ожидала. Когда мы с Филом договаривались устроить День откровений, представлялось всё как-то иначе. В лучших традициях кино (или ещё чего) я думала, что это будет очень красивый, важный и, возможно, немного даже пафосный момент в наших отношениях. Важным он был, а всё остальное… Оно было попросту не нужно. Ведь не так важно, насколько симпатично выглядит модельер, нарисовавший эскиз безумно удобного, практичного и даже красивого наряда. В нашей ситуации всё было так же.
В какой-то определённый момент стало не важно, где и как именно всё это происходило. Пожалуй, было не важно и то, почему всё это время никто ничего не мог рассказать, это не играло роли. Единственное, что интересовало Гардинера в тот момент, когда он закончил, так это моя реакция. Внимательно посмотрев на меня, парень ждал моего ответа. Я в тот момент впервые в жизни решила всё осмыслить несколько позже. То, что он мне рассказал, определённо было проблемой, достаточно серьёзной и требующей разрешения. Однако теперь, когда я обо всём знала, в голову лезли всякие чересчур самодовольные мысли о том, что ещё есть время, чтобы мы всё решили. Мы, а не он один.
– Спасибо, – сказала я, заставив шатена лишь усмехнуться. – Да, знаю, что это абсолютно неоригинально, а ещё это полнейший плагиат твоих слов, но теперь я наконец-то поняла, что ты имел в виду, когда благодарил меня за то, что рассказала. Именно поэтому я говорю спасибо. Я действительно благодарна.
Красноречивость никогда не была самой сильной из моих сторон, но если я и могла хоть что-то дать ему сейчас, так только это. Не спрашивая парня больше ни о чём, а также не дождавшись ответа на мою предыдущую реплику, я пододвинулась к нему ближе, обнимая. Я не умела, не умею и вряд ли когда-нибудь научусь говорить в нужные моменты правильные слова, но мне хотелось, чтобы Фил знал главное: я рядом. Что бы ни происходило, я всегда хочу оставаться для него той, кто останется на его стороне, наплевав на всё остальное, насколько бы пафосно это ни звучало. И точно таким же человеком был для меня он. Если чему-то мы и должны были научиться за всё это время, так это тому, что молчание, даже если кажется, что оно во благо, никогда не будет хорошим выходом из ситуации. Недосказанность будет расти, словно снежный ком, пока он не станет неописуемых размеров, без возможности избавиться от него. Это именно то, с чем мы боролись так долго, именно то, с чем нам предстоит ещё бороться. Но мы справимся, так ведь?
Сложно сказать, сколько мы просидели в таком положении, но менять ничего не хотелось. Гардинер обнял меня в ответ, положив подбородок на мою макушку, из-за чего, несмотря на место, в котором мы находились, создавалось такое ощущение тепла и уюта, что хотелось зажмуриться и мурлыкать от удовольствия. У нас было ещё много дел. В конце концов, шатен должен был ещё зачем-то вернуться к Коди, а после нам предстоял долгий разговор со всеми нашими родственниками, но даже осознание всего этого не могло заставить нас торопиться. Моя злость давным-давно испарилась, так как я прекрасно понимала, что не она нужна была сейчас Филу, а простая поддержка. Её я и пыталась дать.
К тому же, что бы ни происходило, всегда должно быть место тёплым и согревающим объятиям, которые могли помочь почувствовать себя лучше…
***
Что же на самом деле происходило всё это время с Филом? Пожалуй, никто лучше него не смог бы дать оценку этой ситуации, однако попробовать всегда можно было. К тому же, никто и никогда не мешал мне раздумывать обо всём, что он тогда мне рассказал, анализируя, пытаясь понять собственные ошибки и больше никогда не допускать их.
Я могла сказать с абсолютной уверенностью, что Гардинер обязательно рассказал бы мне обо всём раньше, если бы мы обоюдно не пытались отгородиться друг от друга. Это было похоже на маленький коридор, в который вели одновременно две двери. Мы скрывались, не рискуя показаться в этом коридоре, практически постоянно держа двери запертыми, лишь изредка, набравшись мужества, выглядывая из своих комнат, дабы увидеть закрытую дверь потенциального собеседника. Когда выглядывала я, по какой-то причине была закрыта дверь Фила. И только я закрывала свою, как она открывалась, а сам парень пытался увидеть в этом коридоре меня, но я не успевала заметить это, скрывшись в своих владениях. Пожалуй, именно так можно было описать все те месяцы, что мы, словно дураки, не решались рассказать ничего друг другу.
Хотя Фила понять в его нежелании рассказывать, пожалуй, было легче, ведь вся его тайна, по сути, вертелась вокруг одного человека – Коди, – о котором большинство, кто знал о сложившейся между ними ситуации, в том числе и я, к своему стыду, не желали слышать.
Глупо было думать, что эта история закончится так быстро и просто, глупо было считать, что Коди можно будет легко вычеркнуть из наших жизней после того, как его направят на принудительное лечение. Такие события обычно означают начало, но вовсе не конец.
Фил, никому ничего не сказав, как-то выведал, в какой именно больнице оказался тот парень, фамилии которого даже сам не знал. Что-то подсказывало, что и сам Коди давным-давно позабыл её, откликаясь лишь на своё имя, которым его тоже достаточно долгое время никто не называл. Однако каким-то способом Гардинеру всё же удалось добиться хоть какой-то информации о нём, оставляя при этом в неведении как свою семью, так и мою.
Шатен рассказывал, что по глупости почти в тот же день, как узнал, где находится его некогда лучший друг, пошёл к нему, наивно полагая, что тот захочет с ним говорить, но ничего, кроме истерики со стороны парня и осуждающих взглядов со стороны врачей так и не добился, чуть позже осознав, что Коди и не должен был хотеть с ним разговаривать. Но просто так сдаться он тоже не мог, до сих пор считая себя обязанным этому парню, в чём винить и осуждать его я не могла и попросту не имела права, так как (пожалуй, к счастью) никогда не смогу в полной мере осознать, что должен был чувствовать по отношению к нему Гардинер.
Сказать, что мой парень очень упрям, – ничего не сказать, я всегда знала об этой отличительной черте его характера. Хоть врачи, поначалу посчитавшие появление Фила добрым знаком, так как этого пациента абсолютно никто не навещал, после того случая запретили шатену приближаться к палате больного на пушечный выстрел, он всё продолжал приходить, донимая всех своим присутствием и ничуть не смущаясь из-за этого факта. Так продолжалось достаточно долгое время – нужно отдать должное врачам, ведь крепкие орешки попались; они грозились даже охранникам сообщить о том, чтобы парня не пускали, но не могли сделать этого. В конце концов, с того дня он действительно не приблизился к палате Коди, даже не зашёл ни разу дальше холла, вызывая душевный диссонанс лишь у врачей, которые проходили мимо него, всё надеясь на то, что он перестанет приходить, но он не переставал.
К сожалению, беда не приходит одна, поэтому на некоторое время Фил вынужден был действительно оставить эту затею в покое, ведь его маме резко стало хуже, из-за чего она вынуждена была лечь в больницу. В то время, когда все окружающие думали, что Сэм на самом деле лечится на дому, она достаточно быстро поддалась на уговоры Эллиота и лечилась в специально отведённом для этого месте. Сам мистер Уильямс, которому хотелось проводить с ней больше времени, но у него была ещё и работа, пропадал в больнице практически круглые сутки, а вскоре и вовсе забрал почти все свои вещи, чтобы буквально переехать к себе на работу.
Несмотря ни на что, оставлять Гардинера одного он не хотел, отчего взял с него обещание, что тот найдёт, у кого переночевать. Хитрый парень то и дело говорил, что он либо ночует у друга, либо друг у него, поэтому он практически никогда не бывает один. Поначалу я задавалась вопросом: а к чему ему вообще была нужна эта ложь? Ведь действительно гораздо проще было бы жить у нас, а даже если ему не хотелось обременять мою семью, всегда можно было найти хоть какую-то альтернативу. Понимание, как это обычно бывает, пришло позже.
Дело было даже не столько в том, что Фил не хотел или, быть может, боялся рассказывать о том, что происходит в его семье и что он сам чувствует по этому поводу. Загвоздка в очередной раз была в Коди. Очень часто он отлучался для того, чтобы сходить в больницу, навестить парня, а ещё, как я поняла, оставшись один, проводил там достаточно большое количество времени, даже если в целом появлялся нечасто. Это вызвало бы расспросы со стороны моих родителей, даже если бы он очень убедительно врал – рано или поздно эта ложь бы разоблачилась, а Гардинер был не готов рассказывать об этом.
Пытаясь помочь, никто из нас не заметил, что загоняет парня в выстроенные нами же узкие рамки. После того инцидента все, без исключения, пытались сделать так, чтобы шатен не вспоминал о встрече и не думал о Коди. Его имя практически никогда не упоминалось, а семья Фила старалась избегать даже косвенных упоминаний этой темы, к тому же, у них и без того было множество проблем. И всё бы ничего, если бы не одно «Но». По какой-то причине, стараясь защитить парня, мы не поинтересовались, а нужно ли это было ему, хотел ли он такой «защиты». Наверное, никому тогда и думать не хотелось, что он может желать чего-то другого. А что, спрашивается, нужно было делать ему?
Смотреть на проблему лишь с одной точки зрения – самая большая ошибка, которую только может допустить человек. В тот момент, когда мы все принимали решение за Гардинера (что, опять же, было просто непозволительной ошибкой с нашей стороны), думали лишь о том дне, когда они подрались, а также только о том, какие впечатления у него остались от этой встречи, не учитывая того, что эти двое были знакомы слишком долго, чтобы сужать их отношения лишь до одной встречи. Но именно этим мы и занимались всё время, не оставляя Филу никакого выхода, кроме как лгать, лишь бы не встречать неодобрение со стороны дорогих ему людей, лишь бы не пытаться объяснить постороннему то, что он и сам был не в силах понять. Ведь, как признался мне парень, он и сам толком не отдавал себе отчёта в том, почему ему хотелось продолжать ходить к Коди, почему он пытался восстановить их отношения, даже зная, что это нереально.
Именно во время таких визитов он и познакомился с Салли, которая обратила внимание на настырного паренька, едва ли не каждый день попадавшегося ей на глаза. Ей просто захотелось узнать, зачем он приходит сюда – быть может, это чей-то родственник или парень одной из медсестёр, дожидавшийся возлюбленную после смены, – потому она и подошла к нему. Когда с нами заговаривает посторонний человек, мы обычно более откровенны, нежели с некоторыми близкими, потому как думаем, что это, скорее всего, наша первая и последняя встреча. Примерно то же испытывал и Гардинер, когда решил рассказать девушке о настоящей причине своих визитов, а она стала единственной, кто спокойно его выслушал, не высказав своего мнения по этому поводу. Будучи абсолютно незнакомым ему человеком, она просто не имела на это права.
Но именно с тех пор и началось их общение, которое впоследствии переросло, пожалуй, в дружбу. Со временем Салли предложила свою помощь – она всё равно работала с пациентами из того крыла, где лежал Коди. Это было против правил, учитывая реакцию парня на появление Фила, но она пыталась подготовить его к их встрече, пыталась устроить эту самую встречу. Именно поэтому со временем шатен мог позволить себе не торчать в больнице всё то время, пока никто из его близких не знал о его передвижениях, тщательно стараясь скрывать, куда же он всё-таки ходил. Девушка просто оповещала его об изменениях, говоря, что пока он может не приходить, но он не мог удержаться от того, чтобы появляться в больнице хотя бы раз в неделю.
Совместными усилиями они добились того, что со временем почувствовавший себя одиноким Коди, всё ещё с трудом шедший на контакт с кем-то, решил, что им с Гардинером стоит встретиться. Эта новость и встреча, последовавшая за ней, выбили парня из колеи. Фил не стал рассказывать мне подробностей их разговора, но, по всей видимости, было там что-то, заставившее парня выпасть из привычного ритма жизни. Он не намеренно сбежал из дома, пытаясь скрыться ото всех, хоть и знал, что о нём будут беспокоиться. Он действительно просто перепутал числа, но не забыл о том, что должно было произойти. Парень искренне ждал выписки Сэм из больницы, а ещё действительно хотел рассказать мне обо всём, но так замотался, что попросту перепутал даты, за что теперь винил себя, хоть ничего поделать с этим уже не мог.
Однако хорошо то, что хорошо кончается. Дружба с Салли стала действительно хорошей главой в его и моей жизни хотя бы потому, что они были в достаточно близких отношениях для того, чтобы медсестра попросила его пойти и повесить табличку о продаже квартиры, в которую он и направился с Рэнди, когда решал мои проблемы на курсах. Эта квартира не оказалась чем-то важным, Фил не переехал в неё, собрав свои вещи, а действительно просто зашёл, так сказать, по пути, но именно благодаря этой ниточке я нашла его немного быстрее, чем могла. Что обидно – совсем немного быстрее, ведь он и так собирался к нам, думая, что сегодня именно то число, когда он должен был встретиться с родителями в моём доме.
Что касается его вещей, не оказавшихся на месте, то он взял их с собой, потому что этой ночью оставался ночевать в больнице вместе с Салли, которая была на ночной смене. И взял он не так много всего, но даже такого количества оказалось достаточно для воцарившейся паники. С телефоном тоже произошла банальная случайность – разрядился, а ни у кого не оказалось зарядки, ведь шатен свою попросту забыл и лишь недавно нашёл человека, любезно одолжившего ему свою. Совокупность банальных случайностей дала такой эффект, что некоторые люди едва ли с ума не сошли, хотя на деле оказалось, что ничего из ряда вон выходящего не произошло.
Только тогда, когда попыталась проанализировать услышанное, я поняла, что так и не получила ответа на вопрос, почему он то и дело вступал в перепалки с Торнтоном, но это, пожалуй, было и не самым важным. Парни остаются парнями, а юношество – это время выяснения отношений, недопонимания и попыток показать, кто из них сильнее. Возможно, Джон просто узнал что-то, чего ему знать не следовало, и не совсем осознанно задел Гардинера чересчур сильно, возможно, дело было просто в разбушевавшихся гормонах, а ещё он действительно мог просто попасть под горячую руку, но вместе это всё превращалось в бомбу замедленного действия.
Фил ничего не сказал по этому поводу, а я сомневаюсь даже, что он вообще задумывался над тем, насколько одиноким сам себя сделал. Нет, я не пытаюсь оправдать ни себя, ни кого-либо ещё: все не без греха. В конце концов, хоть своя рубашка и ближе к телу, мы были чересчур зациклены на собственных проблемах, не обращая внимание на то, что не попадало под категорию «Срочное», а именно в эту категорию Гардинер по какой-то причине так и не попал. И всё же, проблема с окружающими никогда не сможет решиться, если ты её не озвучишь. Всегда легче самому додумать, какой будет реакция остальных на те или иные твои слова и действия. Почему-то именно так и поступает большинство, даже не пытаясь рассказать то, что лежит у них на душе. Именно так поступил и Фил, хотя мы могли бы избежать множества проблем и не оказаться в ситуации, когда готовы были волосы на себе рвать от бессилия, думая, что он пропал. А ведь всё могло сложиться совсем по-другому.
Вместо того, чтобы строить догадки о реакции окружающих, скажи, что думаешь на самом деле. Вместо того, чтобы думать, будто ты одинок, поскольку тебе не с кем поделиться сокровенными мыслями, попробуй поинтересоваться: а вдруг среди твоих знакомых найдётся тот, кто готов выслушать тебя? Вместо того, чтобы замыкаться в себе, попробуй открыться окружающим. Попробуй довериться. В конце концов, никто из нас не был рождён для того, чтобы быть одиноким.
На первый взгляд, это такие простые и понятные вещи, правда? Хоть и можно найти в них множество противоречий, а также придумать сотни, тысячи или даже десятки тысяч «если», способные разрушить вышеизложенную теорию в пух и прах, наверное, не найдётся человека, который не поймёт того, что ему пытались сказать. Это теория. А что же на практике? А на практике оказалось, что нам понадобилось больше года для того, чтобы понять такие простые и понятные вещи. Хотя нет, не год. Нам понадобилось прожить всю жизнь, пусть она ещё и не долгая, пусть это и лишь самое её начало, но нам понадобилось использовать всё это время для осознания этого. И можно подумать, что теперь мы справились с этим этапом, но я точно знаю – это лишь начало. Даже самому открытому человеку, наверное, жизни не хватит для того, чтобы полностью понять это.
Но сейчас я вдруг осознала, что это не так страшно. Помимо этого, будет ещё множество проблем, которые нам предстоит решить, и множество вещей, которые нам предстоит понять, но больше меня не пугает подобная перспектива. Даже если будут проблемы, теперь я знаю: мне не позволят остаться одной и проходить через это самостоятельно. Равно как и я не позволю страдать дорогому мне человеку.
И сейчас, сидя в больничном коридоре на жёсткой скамейке, я вдруг поняла, что чувствую себя неожиданно хорошо для подобного места и для того, что мне пришлось сегодня пережить и услышать. А всё потому, что человек, крепко обнимавший меня в ответ, давал ощущение защищённости и уверенности в том, что всё будет хорошо. Всё будет прекрасно, так как он больше никогда не исчезнет.
========== Глава четырнадцатая ==========
– Сколько мне ещё здесь стоять? – спросила я, скрещивая руки на груди. – Жарко очень.
– Потерпи немного, почти нашёл, – хмуро отозвался Гардинер, на секунду отвлекаясь от своего занятия, чтобы перевести дух.
Вытерев выступивший на лбу пот тыльной стороной ладони, он устало вздохнул, после чего облокотился плечом о дерево, близь которого стоял, и, посмотрев на меня с видом великомученика, спросил:
– Ты вообще уверена, что это здесь? Мне кажется, что я скорее к центру Земли доберусь, чем найду эту чёртову бутылку.
– Она точно здесь, продолжай копать, – уверенно сказала я, но всё же осмотрелась по сторонам. Не могла же я ошибиться местом?.. Хотя Фил ведь тоже со мной был в тот день, кто же ему виноват, что он сам придумал это всё и сам забыл?
В очередной раз вздохнув, шатен взял в руки лопату, чтобы дальше копать, а я непроизвольно ухмыльнулась. А ведь в прошлый раз нам её одолжили, поскольку было холодно, а земля была вся промёрзлая, теперь же, подготовившись, мы приехали с собственным орудием труда. Всё чаще я ловила себя на мысли, что отчасти хотела бы вернуться в тот день, лишь бы пережить все те эмоции, переполнявшие меня, ещё раз. Хотя, казалось бы, сегодняшний трепет вполне мог бы конкурировать с тем, что я испытывала тогда…
В данный момент мы с Филом занимались ничем иным, как откапывали свою капсулу времени, оставленную в Лавенхеме долгих шесть лет назад. Ну, если быть более точной, то Фил откапывал её, а я просто стояла рядом и помогала ему исключительно морально, поскольку иначе задела бы его мужскую гордость, как он сам и сказал.
Сейчас, оглядываясь назад, я с трудом верю в то, что с момента начала нашего общения прошло столько времени. Мы оба тогда были только школьниками, а сейчас я уже практически закончила своё обучение, Филу же оставалось ещё несколько лет познавать все прелести бытия вечным студентом, но никто из нас ни о чём не жалел. Мы не жалели о сделанном в своё время выборе специальности, не жалели о том, что поступили в один ВУЗ, не жалели, что после четвёртого курса съехались, чтобы жить вместе. И пусть я вместе со своими родителями, включая моего эмоционального папочку, пролила немало слёз во время переезда, никто всё равно не жалел.
Поначалу казалось невозможным то, что отношения, начавшиеся с глупого подросткового спора, приведут к такому, но факт оставался фактом. Иногда школьные парочки держатся вместе на удивление долго, что получило прямое подтверждение от нас самих. Вот они мы, приехавшие сюда шесть лет спустя, чтобы найти капсулу времени. Какое-то странное, сравнимое с детским, предвкушением охватило меня, поскольку я уже не могла дождаться, когда же мы наконец-то найдём её. Все эти годы, стоило вспомнить об этих записках, мне всегда было интересно, что же написал Гардинер. Как-то раз я даже предложила ему просто сказать друг другу то, что мы смогли придумать тогда, но парень всякий раз отказывался, продолжая держать интригу и трепать мне нервы. Оставалось лишь ждать того дня, когда он соизволит преодолеть свою лень и вывезти меня сюда.
На сей раз мы не собирались ночевать в Лавенхеме, пусть и обоим хотелось побыть здесь немного дольше, но такой роскоши никто из нас позволить себе не мог. Почему? Потому что в Лондоне нас ожидало очень много дел и проблем, требовавших немедленного разрешения, несмотря на то, что сегодня воскресенье, наш выходной. А мы взяли и сбежали. Вот радовало меня, что хотя бы это не менялось.
– Нашёл! – вдруг с облегчением воскликнул парень, привлекая к себе моё внимание.
– Неужели? – не скрывая радости в своём голосе, спросила я. Получив в ответ утвердительный кивок, добавила: – Тогда доставай скорее, а потом пойдём в машину. Не хватало только солнечный удар получить.
Кажется, ностальгируя о прошлом, я забыла упомянуть об изменениях, которые, конечно же, произошли с нами обоими. Фил, к примеру, наконец-то перестал быть Мистером Икс, что не могло не радовать. Не сразу, но со временем Гардинер научился не держать в себе то, что его беспокоит, рассказывая хоть кому-то. А ещё он, несомненно, стал более ответственным, поэтому конфузов, подобных тому, когда он попросту забыл, какой сегодня день недели, больше не случалось. Это если говорить о положительных изменениях. Из отрицательных…
Это всё тот же самоуверенный Фил Гардинер. Я наивно полагала, что со временем эта подростковая черта его характера искоренится, но, кажется, ошибалась. Годы шли, а его уровень самовосхваления рос не по дням, а по часам. Наверное, это хорошо, поскольку говорил шатен об этом только в шутливом тоне, а уверенность в себе никогда не была лишней, но это бесило. Не дай Бог хоть один из наших детей пойдёт этим в него – я же чокнусь.
Хотя и меня преследовали, пожалуй, не только приятные изменения. Мне самой, к примеру, казалось, что я изменилась лишь в худшую сторону. Чем дальше, тем больше я напоминала себе самой курицу-наседку. «Фил, не забудь пообедать, иначе потом опять будешь плохо себя чувствовать», «Фил, я понимаю, что тебе надо много учить, но поспи хоть немного, иначе какой из тебя врач, если ты и о себе позаботиться не можешь?», «Мама, вот что ты делаешь, зачем носишь такие тяжёлые сумки из магазина? Если водитель не может тебя подбросить – говори мне, я заберу тебя, в конце концов, у меня есть собственная машина!», «Лили, Дженни, почему вы никогда не говорите Майку о том, что запираться на сутки в мастерской – плохо? Да ещё и сами торчите там вместе с ним!»
