Текст книги "Ночная смена"

Автор книги: Dok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 39 страниц)

Познакомились. Оказалось, что крыса зовут Ырк. Почему – Ырк Ленка и сама не могла сказать, объяснила только, что именно на это имя зверь откликается. Ырк действительно заволновался, увидев чужих, а когда еще и имя услыхал – забегал по плечам хозяйки.

В плане взаимопомощи сгрузили с фуры еще короб с бананами (Семен Семеныч посчитал более важным загрузить всякого железа, а оно не влезало, вот и пошел в дело мешающий загрузке короб). Ленка искренне поблагодарила, но отдать крыс отказалась наотрез. Полагаю, что она заподозрила перспективу лабораторную для своих любимцев.

Зато предложила для детишек в Крепости взять попугаев – двух здоровенных матерых птиц роскошной расцветки и десяток – помельче и поскромнее – неразлучников и тому подобных. К птицам, похоже, она не испытывала такой любви, как к шерстистым и хвостатым…

Опять же даем телефоны, парень таки выпросил у Николаича ствол. Николаич со скорбной миной достает ТТ – мой старый знакомый опять в деле – китайско-пакистанский ублюдок из рук в руки прямо кочует. Замечаю при этом, что взгляд у Николаича становится особым – остреньким таким.

Парень, не замечая этого, выщелкивает магазин, проверяет патроны. На ладони лежат три патрончика.

– Если самим стреляться – так перебор, а отстреливаться – так мало. Может добавите хоть десяток?

– Ладно, экзамен сдан – отвечает усмехаясь Николаич, забирая обратно и пистолет и магазин с патронами.

– Какой экзамен?

– Неважно. Оружие получишь, когда пойдешь провожать нас.

– Ясно – говорит озадаченный парень.

Перед самым отъездом Ленка догоняет нас и вручает пару ящичков с рассадой.

– Петунии. Очень красивые – и до осени цвести будут. Для ваших женщин.

– Спасибо. Счастливо оставаться!

– Счастливо доехать! Попугаев не застудите!

– Не застудим.

На улице, пока все распихивается по машинам, Николаич выдает парню один из ПМов, да десяток патронов в россыпь. Парень еще просит минутку задержаться – ему приходит в голову, что можно было бы для своих нужд приспособить старенькую копейку на парковке. Старшой задерживаться не хочет, но совместными усилиями мы вскрываем брошенную машину и сняв ее со скорости – ручник, как и положено таким старушкам ясно дело не работает – вручную откатываем поближе к дверям. Парень уверен, что сможет разобраться – какой проводок нужен для зажигания. А имея даже такие колеса – они и уедут отсюда, если все плохо будет…

Экзамен на оружие успешно сдает и мужик со второй машины – и тоже получает ПМ с десятком патронов. А вот наконец соизволивший вылезти из своей затонированной рубероидом девятки фуфел и начинает не по людски – банально наехав на Николаича с дурацкими претензиями и требами и оружие не просит, а требует.

– С чего бы это я тебе должен оружие давать?

– А с хера ли не должен? Ты папаша имеешь стволы, этим вот уже дал, так хули мне не дать?

– Да причин не вижу, тебе давать ствол.

– Да что, старый, какие нах причины? Им дал – и мне давай!

– А ты оружие в руках-то держал?

– Твою мать! А то нет! Да я…

– Ладно, держи ствол.

– О правильная волына. Ништяк, Папаша.

– А как насчет спасибо?

– Ты что, старый? Я тебе что сявка какая-то?

– Ладно, ладно, не размахивай стволом…

– Не ссы! Я праильный пацан, все ништяк будет, Папаша!

Гордый обладатель ствола шествует к сваей телке, а Николаич подмигнув тихо говорит:

– Совсем склероз замучил – забыл я в магазин обратно патроны вставить…

– Ну, я так думаю и к лучшему. Праильные пацанчики – и так разрулят.

– Мда, сокровище нам Левенгук сосватал.

– Не, Левенгук – это который микроскоп изобрел.

– А, одна дивизия…

– Что-то Вы сегодня ПМы раздаете. Вроде ж сами так поставили, что ПМ – престижнее ТТ?

– Действия руководства не обсуждаются.

– Ну, так я и не обсуждаю…

– И прекрасно. Эти ПМы хоть и новые по году выпуска, но ушатанные до безобразия.

– Хуже пакистанского ТТ?

– Нет, пострелять еще постреляют, но престижа в них – ровно никакого. Такое неухоженное оружие не красит. Ладно, поехали – сейчас пойдем медленно – объектов для разведки много.

Расходимся по машинам.

Колонна медленно выкатывается с парковки. Парень машет рукой и залезает в «Жигуль» у дверей…

– Вот ведь, Адам с Евой в райском саду. Или огороде? А вместо Змея – Ырк. Даст он еще пареньку дрозда.

– Ревновать будет?

– Вне всякого сомнения. А ревность – страшная штука! Хотя бы и у крыса.

– Ну да и оперы и балеты и всякие другие произведения…

– Про крыса? – заинтересовывается Саша.

– Нет, про ревность… Вот к примеру:

 
В тазу лежат четыре зуба,
А я как безумный рыдал,
А женщина-врач хохотала,
Я голос Марусин узнал!
Тебя я так нежно любила,
А ты изменил мне, трепач!
За то я тебе отомстила,
Изменщик и гнусный палач!
 

– Откуда Вы такие песни выкапываете, Семен Семеныч?

– Отец с приятелями пел, когда поддадут, Александер. Я вам еще и вечером спою – любимую, про Отелло!

– Кстати, насчет вечера – Вы что дальше планируете?

– Это о чем вопрос?

– Вы в нашу команду не хотите вступить?

– Мой дед отломал на двух войнах – Финской и Великой Отечественной. Так вот он мне категорически запретил вызываться добровольцем. И сам добровольцем никогда не вызывался.

Они потому вызываются – говорил дед – что понятия не имеют на что идут. Потому и погибают и дело заваливают, что не готовы они к тому, что их ждет. Приказ исполнять надо точно, а лезть куда не звали – глупость. Так что по завету деда добровольцем не полезу, хотя ребята вы симпатичные. Вот прикажут – тогда дело другое.

– Ясно.

– Тут еще деталька в пейзаж – сын и сосед. Мне сейчас нужно будет из шкуры вывернуться, а медикам потрафить. Денег уже никто не возьмет – а что им нужно – черт их знает. И пока сына на ноги не поставят – вы уж ребята не взыщите – а я весь в распоряжении больницы. На это время – «Я – раб лампы». Такие дела. Кстати, Доктор – а что им там может пригодиться – может мы бы и поглядели по дороге-то? Чтоб не с пустыми руками ехать?

– Ну, откуда я знаю, что им там может быть нужно?

– Эээ, Доктор, нехорошо так по-детски хитрить. Я ведь и у братца вашего узнавал и у ребят из команды – есть у вас с больничными зацепки, завязки и кореша ваши там работают – в немалых креслах сидя. Я – человек памятливый и благодарный, так что не сомневайтесь. И Мишку таким же воспитал. И к слову – спасибо за то, что все путем сделали – и эвакуировали и на стол без проволочек…

– Так я и не хитрю. Знакомые там есть, не отказываюсь, а вот насчет моего всесилия и всезнания – это через край хватануто. Серьезно – понятия не имею, что им там надо – может компьютерный томограф, а может простыней новых…

– Компьютерный томограф мы не потянем. Здоровый больно. И демонтировать небось спецы особые должны?

– И монтировать и эксплуатировать. Это я так – для примера.

– А может – позвоните?

– Ну, позвонить – то почему и не позвонить… Попробую.

Проба проходит неудачно – удается дозвониться только до секретарши и она объясняет, что сейчас «такое творится, такое творится, что из врачей позвать некого».

Ясно, что она со своей колокольни просит привезти ксерокс и канцбум принадлежностей. Семен Семеныч загорается насчет и этого заказа, но загорается ненадолго – пока не объясняю, что как раз с канцбумом в Кронштадте все в порядке – офисы там были, а вот офисная деятельность пока закончилась и, наверное – на большой срок.

Саша, оторвавшись от «Длинного Уха» командует:

– Мы на КАД, Доктор с камерой в головной УАЗ, к нам на замену Ильяс.

– А остальные куда?

– Будучи в прямой видимости посмотрят, что у комплекса заправок и гипермаркетов внизу на Таллинском шоссе. Все примазавшиеся остаются с нами.

Ишь, заговорил репродуктором…

Выбираюсь с камерой, вприпрыжку бегу к УАЗу. Американец попер куда-то по развязке – явно вопреки знакам. За ним дисциплинированно – Жип Широкий, «Хонда» Бистрема, «Форд» его знакомца. Тонированная девятка остается на месте.

Забираюсь в УАЗ. После кабины американца как-то очень тесно и холодно.

Следом за нами идет милицейский рыдван, потом внезапно увязывается и девятка.

– Xe. Чую всеми фибрами организма – увидим мы сегодня незабываемый балаган! Весь вечер на манеже – девятка с двумя укатайками! – ядовито говорит Николаич.

– Вы им приказали ехать наверх?

– А то ж! И был послан, просто так, без затей…

– И стерпели?

– Не вечер еще. Да хрен с ним, мудилой. Этот завод снимать пожалуй стоит – он был на последнем издыхании, а забор качественный. Получается так, что временную базу можно поставить случчего, тут удобно.

– А что тут выпускали?

– Электронику всякую. Но не заладилось, прогорели. Людей выставили за ворота, ворота заперли, так что и чистить тут скорее всего немного придется, тьфу, тьфу, тьфу… Ага, наши вышли на позицию, нас прикрыли…

Жужжит «Длинное Ухо». У Николаича не слышно толком, что ему говорят, не как у Саши. Но он, выслушав, сам информирует:

– Шлиппенбах предупредил – тут где-то рядом звероферма, так что ежели увидите зверюшку типа хорька или еще чего меховое – бойтесь. Завод сняли?

– Снял, потом неплохо бы еще с КАД с другого ракурса.

– Не вопрос. Теперь слева – «К-раута», строймаркет, инструменты… А немного народу, смотри-ка, я думал тут сотни будут пастись. И машин мало.

– Да похоже у них вообще двери закрыты – а эти зомби скорее всего из этого завала автомобилей, что у КАДа…

– Вполне возможно. Вон слева – вообще в рубашке стоит…

– Ну, так что тут особенно-то покупать.

В этот момент девятка по-цыгански – с дымом и прокрутом колес проскакивает мимо нас и фитилит вперед.

– Да, не заскучаем… Определенно…

– Это он куда ломанул?

– В Макдональдс? Точно, туда!

– Пописать или покушать?

– По нему судя – покушать. Нехай гнилья нажрется.

– Ну почему сразу гнилья. У них может только шпинат подвял.

– То есть как?

– Макдональдс, да и другие амерские рестораны для третьего мира славны огромным количеством всякой химии в еде. И консервантов там невиданно – поэтому еда долго не портится. Голландцы и немцы на эту тему эксперименты ставили – простенько и со вкусом – гамбургеры и картошка фри из разных заведений были положены в закрытые банки. Гамбургеры из Макдональдса не портились три недели, картошка-фри – четыре. Немецкая же продукция с голландской испортилась как и полагается – за несколько дней. В полный хлам.

– Что, действительно это правда?

– Правдее некуда – а наш клоун уже обратно выходит.

– Действительно – дуракам везет. Ишь, в двух руках тащит.

Николаич подруливает к девятке, куда «риальный патсан» складывает пакеты со жратвой из Мака.

– Во, учитесь, пока жив! Во, как надо – быро и четко! Эти дохлые даже не чухнулись – а я их обнес в момент, конкретно! Ну, короче там и вам хватит, если не зассыте.

– Сколько там мертвых?

– А, с десяток! Я и лавэ взял – во!

– Круто. К слову у тебя за спиной как раз кассирша.

Патсан не успевает повернуть голову – из второго УАЗа щелкает одиночный, и вышедшая из дверей Мака девчонка в сильно рваной и грязной форме этого ресторанчика, резко контрастирующей веселенькой жизнерадостной расцветкой с искаженным и восково-желтым лицом, валится на бок.

– Херня! Ей без мазы! – самодовольно заявляет патсан.

– Ага – соглашается Николаич. – Но за лавэ лучше в «Хонду» заехать.

– Короче, я сам знаю, блин, что мне делать, усек, папаша?

– Нет проблем – опять же спокойно говорит Николаич.

И провожает взглядом патсана, покатившего как раз в салон «Хонды».

– Вот за что люблю этих кретинов – не жалко будет, если что… – задумчиво замечает Старшой.

– Дегенерейшен некст… Будем в ресторан заходить?

– А кока-кола у них портится?

– Ну, я не знаю срок хранения ортофосфорной кислоты. Но думаю, что портится в этой самой большой фикции нечему.

– Ладно, потом с удовольствием послушаю – и в «Длинное Ухо» – Володя, Дима к нам давайте – зачистим Макдональдс.

Внутри – погром. И действительно зомби всего с десяток. Зато кровищи на полу, потерянная в панике обувь, разбросанные вещи – посуда, жратва, лужи кофе, женские сумочки, перчатка, шарф «Зенита» и еще чего-то – давленное, раскромсанное испачканное… Что не отнять у МакДональдса – там было всегда чисто, а тут – как в вокзальном туалете. Кстати и запах.

– Мда… Получается так, что чуть ли не отсюда тут началось. Вот все и ломанулись вон.

Николаич аккуратно обходит размазанное по полу дерьмо – кого – то пронесло прямо в зале – но успел удрать, засранец, похоже – если судить по следам на выход.

– Надо было бы с заднего фасада идти, там-то почище. А мы зачем-то поперлись, как посетители…

– Привычка.

– Ладно, Доктор, давайте своей малопулькой. И старайтесь стекла не выбить.

Цели малоподвижны – видно тут все случилось чуть не в первый же день, обратившиеся то ли в спячку впали, то ли еще что – но на визит патсана отреагировала только бывшая у входа кассирша. Остальные начали шевелиться только сейчас – хотя в зале тепло, вся техника и автоматика работает в штатном режиме. Это надо запомнить – что зомби без раздражителей «отключаются». Может оказаться полезным.

Кроме Димы, застрявшего почему-то у тела девчонки в форме, остальные рядом. Ну да, тройка, стандарт зачистки. А опер в тылу, значит.

Парень с дурацкими дреддами. Две девушки, одетые совершенно одинаково. Полный мужик средних лет. Еще девчонка в форме. Отпирсингованный чувак непонятного возраста.

Женщина. Так и стоявшая ко мне затылком. Короткостриженный паренек – тоже в форме ресторана. Курсант. Все. Зал чист, больше никого нет.

– Обратите внимание – говорит подошедший опер – все с тяжелыми травмами, то есть умершие тут же и очень быстро. Раненые разбежались.

Трудно не согласиться – все упокоенные залиты кровью густо, у курсанта горло перепахано или скорее пережевано. Хотя – кассирша у входа вроде как не так окровавлена.

– Дим, а что ты там у нее смотрел?

– Ты тоже глянь, когда обратно пойдем – характерные следы.

– Ладно, ладно, пошли дальше. Потом поговорите.

Дальше в Макдональдсе оказывается еще всего пять зомби. Один правда пугает неосторожно открывшего кабинку в туалете Вовку до родимчика – в итоге мы немного глохнем от истерической очереди Вовкиного ППСа. С остальными – в рабочих помещениях – разбираться просто.

Еда и впрямь не испортилась. Шпинат подвял, остальное – как и ожидалось.

Опять же снимаю все внутри – на случай если приедет выгребная команда – выгребать что полезного найдут. Далековато, правда и от Кронштадта и от крепости, ну да и в магазинах добра полезного немало.

Подгоняем УАЗы к служебному входу – ну и получается как в рекламе – действительно Макавто. Набиваем пакетами салоны – благо Николаич считает, что часть сбросим в кабину американца. Пока грузим – от «Ленты» подтягивается полтора десятка зомби. К слову – и у «Ленты» не толпа – тут поблизости жилья не было, все на авто приезжали, потому не сравнить с теми магазинами, что в городе попадались. Там то клиентура пеше сползлась. Память у них что ли выборочно работает и сохраняются воспоминания о том, где была еда?

– Помидор мало взяли – замечает Николаич.

– Чтоб все взять – грузовик нужен. А он у нас под бананами.

– Получается так. Ладно, закрыли двери и покатили дальше, пока эти до нас не дочапали.

– У кассирши притормозите…

Притормаживает. Ну да, прав опер – девчонку словно стамеской тыкали в спину – видел уже один раз такое, действительно характерно… Давка возникла в дверях, а толпа – жуткая штука – затоптали бедную девчонку. Женщины вообще чаще в таких давках погибают, причем и основные травмы они же наносят – своими каблуками-шпильками…

– Затоптали, да?

– Точно. А вы откуда так решили?

– В Минске видел. Пивной фестиваль летом. Все благодушные добрые… А тут ливень хлынул, все с хохотом с площади в метро кинулись. Кто-то на лестнице упал. Веселая толпа поднаперла… Пятьдесят три человека убитых, еще больше поломанных – две сотни… «Ленту» отсняли?

– Нет, не успел.

– Так снимайте. Чего же вы мешкаете.

– Готово – еще бы вперед проехать.

Малым ходом катим вдоль фасада магазина. По уму неплохо бы глянуть, что там сзади творится, но лезть в хаос впоперекосяк забивших стоянку машин неохота. Их не так и много, но стоят они крайне неудобно – наверное, пытались объехать пробку на шоссе…

– Интересно – а что тут так дорогу расчистило? Танк?

– Думаю, что скорее какая-то дорожная штука типа Кировца – грейдера. Танк бы все что-нибудь да сплющил, а тут все сгребли с дороги на обочину. Сняли?

– Снял. Напротив – это салон «Хонды»?

– Он самый. Но там наш дозорный доложит, что да где. Я смотрел – он туда похрял.

– Теперь мы куда?

– За пост ГИБДД. Там заправки, авторемонт и еще всякое.

На посту машины вообще кучами. Глаз цепляется за яркое пятно – милиционер в жилете с отражателями, лежит ничком, рядом валяется рваная кобура от Макарова. Голова у мента какого-то странного вида – маленькая, желтая и совершенно лысая. Когда проезжаем рядом вижу, что просто его уже объели – до голого черепа и какая-то мелкая живность копошится там, где шея переходит в грудь. То ли крысы, то ли эти… хорьки…

– Притормозите. Снимать его?

– А зачем? Тоже невидаль – что у утопленников, что у прочих, кого всякая мелкая живность обгрызла – жрать их начинают с мягких тканей – глаза, губы, лицо, потом жрут шею и в грудную клетку лезут. И у этого то же. А оружие с него уже сняли. Поехали, нечего тут таращиться…

Действительно, дивья-то…

Когда уже едем обратно, убедившись, что заправки целы и чем дальше к городу тем все больше и больше зомби, Семен Семеныч устами Саши сообщает – по дороге можно заскочить на армейский склад техники неприкосновенного запаса.

Николаич уточняет, где сворачивать, потом очень недолго катим по проселочной дорожке, пока не упираемся в ветхий деревянный забор с колючкой наверху. Сотня метров вдоль серого дощатого забора – распахнутые настежь ворота.

– Интересное кино – замечает Николаич.

Внутри огороженного забором пространства прямо под открытым небом стоят зеленые армейские машины. Частью – как успеваю заметить – прямо на своих колесах, не вывешенными. Тут и медицинские УАЗики – буханки и шишиги и КАМАЗы с кунгами. Медленно катим внутри, снимаю все максимально старательно.

– Может, Вы остановите да я пешочком пройдусь – так все ж потряхивает.

– Ничего, ничего, общая картина ясна. А на входе от нас какая-то тварь в кусты шмыгнула – то ли собака небольшая, то ли хорь отожравшийся. Не стоит рисковать-то.

Вид у техники грустный – выцветший, пошарпанный – у части даже стекла выбиты. В центре стоит жилой как будто домик, но оттуда никто не высовывается… И нам там пока делать нечего. Единственно, что может быть еще интересным – пара десятков запертых голубых контейнеров…

– Мда, могучее НЗ…

– Получается так, что смотреть надо. Те же кунги на КАМАЗах – мне лично понравились. Возможно, что техника еще ремонтопригодна… Все? Снято?

Снято. И мы выезжаем на Таллинское.

– Чудится, или визжит кто?

– Где?

Николаич глушит двигатель. Действительно вроде как визжит человек.

– Справа?

– Мне тоже так кажется.

– Не наши ухари патсаны?

– Патсаны так конкретно не визжат!

– Ну, это как сказать. Там же с ним девка еще была.

– Нужна ли нам девка?

– Девки всегда пригодиться могут. Хотя если она под стать своему корешу…

– Да, Шлиппенбах ее так и рекомендовал.

– Ну что, кидаемся на выручку прекрасной даме?

– А надо ли? Патсана схарчили, доигрался член на скрипке. Девка вне себя, визжит, привлекает к себе всех, кто ходить может, скакать и прыгать. Сама она без мозгов. Делать, скорее всего, ничего не умеет, кроме как на понтах оттопыриваться да еще тусить не по – деццки…

– Ну, может еще родить сможет…

– Доктор, вы сами верите, что при такой правильной пацанской жизни девка здорова будет? Ладно, если у нее хватит мозгов бежать к нам – поможем. Если она куда-то понеслась в другое место – я ее по всем этим закоулкам искать не собираюсь.

Николаич берется за рацию.

– Ильяс, что наблюдаешь?

– Наблюдаю деваху. Оп, шайтаньга, уже не наблюдаю.

– Схарчили?

– Нет, она подалась через дорогу – мимо АЗС – туда, где всякие домики.

– Сейчас ее видишь?

– Неа. Там не просматривается.

– Получается так Доктор, что не судьба ей с нами ехать. Хватит мозгов до МакДака добраться целой – глядишь кто и подберет…

– Меня больше интересует, кто патсана сожрал.

– А нам не один черт? Шустрик или морф. Все, поехали.

Стоящие на ветру у перил КАДа попивают кофеек и что-то жуют. Правда, в бинокли тоже смотрят. Причем разделили по секторам и ведут круговое наблюдение. Мне страшно интересно – перепутает кто из стоящих бинокль с кружкой и не попытается напиться из бинокля или приложить кружку к глазам, но никто предметы не путает…

– Сейчас доедайте, проглоты, да догоняйте – мы вперед проскочим – НЗ снять сбоку. Будем в прямой видимости.

Сверху с приближением база армейского НЗ тоже не шибко впечатляет. Но, учитывая, что кому-то вероятно надо будет тут работать – снимать надо внятно, до деталей.

Наши пока не двинулись с места. Потому раз гора не идет к Магомету – то Магомет едет ругаться с горой. Ну, или хотя бы ее поторопить.

Судя по тому, каким чертом подлетел Николаич к группе наших компаньонов и как вдарил по тормозам – намерения у него были самые серьезные подтянуть дисциплинку. Но ничего не вышло, потому как одновременно с визгом тормозов совсем рядом – прямо в салоне машины за нашими спинами раздался резкий крик:

– Херрасе!!!

Подпрыгиваем с Николаичем синхронно – как герои комичного мультфильма. Крик раздался над ухом, но нас-то всего двое в салоне машины. Лезем смотреть – кто орал.

– Чертов ара! Напугал до усрачки!

Мы и забыли, что у нас под одеялом сзади – клетки с птицами. Выражение морды, да нет – скорее лица у благородного попугая – возмущенное. Он просто кипит от негодования! Николаич конфузится под выразительным взглядом, снова накрывает клетки одеялом и, пряча свой конфуз, говорит:

– Вот, раньше эти птицы кричали «Пиастры», а сейчас – «Херасе!». Куда катится мир!

– Да уже прикатился, чего уж тут…

Колонна трогается.

Оказаться снова в теплой кабине американца после продутой насквозь УАЗовской клетушки – приятно. Николаич под предлогом заботы о тропических птицах избавился от клеток – теперь они у нас в кабине. Рассказываю об инциденте.

Спутники тихо веселятся, пока я пытаюсь найти объекты для съемки. Кроме небольшой фермы – тут особенно-то смотреть не на что – поля, вдали взлетная полоса аэропорта «Пулково», всякие полетные причандалы для вывода самолетов на глиссаду, а еще дальше – Пулковские высоты. Слева – Ульянка, городской район, отделенный от нашей КАД рельсами железной дороги и станцией – опять же с тем же названием «Ульянка».

Давно тут не был – а ведь детство тут прошло – причем уже такое – сознательное… Как после переезда пришел в новую школу – удивился – тогда еще была такая игра «Зарница» – пионеры бегали с деревянными автоматами и все вроде как сейчас так понимаю, было предармейской тактической подготовкой школьников – как и НВП к слову. Но обычно делалось это под руководством холодных сапожников, а то и учителок – женщин – и получалось коряво и глупо. Тут же первые попавшиеся на глаза трое мелких первоклашек поразили меня тем, что на полном серьезе бегали с ржавоватым ПТРД. Я аж глазами захлопал – нет, все верно – троица мальков волочит противотанковое ружье.

Оказалось, что район Ульянки – весьма своеобразен – тут шла ожесточенная молотилка весь период блокады и две армии дрались с невиданным ожесточением на весьма небольшом пространстве, то отбивая, то теряя жалкие куски территории в один – два километра.

Естественно – все мальчишки копали. Не копать тут – означало быть белой вороной со всеми последствиями. Разумеется и я стал рыть.

Для того чтобы на месте боев можно было вести сельхозработы, саперы прочесывали это место раз десять. Потом довелось пообщаться с теми, кто тут разгребал завалы из ВОПов. Оказалось, что поговорка «мина на кочке, мина в кочке, мина под кочкой и фугас сбоку» вовсе не было поэтическим преувеличением, а являлось сухим протокольным описанием реальности. Ну и, разумеется, хоть саперы и почистили, что могли, хоть потом все запахали, и теперь на полях росла капуста и турнепс – на нашу долю все равно хватило сполна. К тому же на наше счастье мины – самая страшная угроза оставшаяся с войны – уже проржавели, взрыватели их закисли да и взрывчатка погнила. Если у нас кто и рвался – то практически всегда по своей вине – и обычно на снарядах да минометках. Это было крупным везением – как я сейчас понимаю, потому что до конца шестидесятых годов, подрыв на старой мине был частой вещью. Ну а такой пустяк, как оторванные взрывом детонатора пальцы были обыденной штукой.

Достаточно было пройти по дорожкам, огибающим поля подальше от станции – к Пулковским высотам – как начинался участок под названием «Разбитое». Что тут было – кто знает, но сельхозугодья огибали это место как черт церковь.

Судя по торчавшим из земли искореженным огрызкам бетонных плит, молотого кирпича и свитых штопорами арматурин – стояли здесь какие-то дома.

За 900 дней боев естественно все это было разнесено вдрызг, щедро засыпав строительным хламом землю. Пахать тут было невозможно. А копать – получалось отлично. Чуток в стороне оставались окопы в русле речки, которую незамутненные школьники дружно прозвали «Говнотечкой» – там тоже по склонам не пахали.

Тут конечно копали все – от мала до велика. Самые мелкие и начинающие не брезговали и бродить по вспаханным полям и собирать всякую чушь – патроны, гильзы, хвостовики от минометок, корпуса от ПОМЗ – это такие стаканы из чугуна с рифлением для большего числа осколков… И разумеется кости, пробитые и мятые ржавые каски, короба от пулеметных лент и дисков, рваные цинкачи, сплющенные футляры от немецких противогазов – и сами противогазы – без стекол, прострелянные – наши с хоботами и немецкие на резинках…

Поэтому те, кто похитрее, шли дальше – стоило перебраться через какой-то канал – метров пяти – шести в ширину, что делало его труднопереходимым – и начинались кусты и сравнительно молодой болотистый лесок. Место было добычливое, только все время лез в гости «сапер Водичка». Поэтому наша группка шла дальше – на Пулковские высоты.

Вот там, на основной линии немецкой обороны мы и шарились. А для того, чтобы перебираться через канал в любую погоду наша артель стырила металлическую лестницу со стройки. Как ее перли – отдельная песня, но дотащили до канала, где и притопили, привязав предварительно веревку. А дальше в любое время выдергивали утоплое сооружение, перекидывали ее через канал и снова притапливали.

В это милое время ни о каких гарретах типа нынешних металлодетекторов и речи не шло, поэтому кроме собирателей было только два типа поиска – «копательство» и «бульканье». Копатели без затей подыскивали понравившийся лично им кусок окопа или блиндаж и проверив как можно перспективность – ну например воронки на бруствере, гильзы, что говорило о том, что тут шла стрельба – начинали откачивать воду и рыть, рыть, рыть… После этого доступной на дне окопа или блиндажа становилась всякая фигня и мелочь – поэтому рыть было интересно, было в этом чисто археологическое ощущение – тогда я впервые ощутил дикое чувство временного пробоя – когда мы нашли баночку с кремом после бритья и свернув крышечку, увидели четкие отпечатки на креме трех пальцев – даже и папиллярные линии сохранились – как взял немец последний раз крем – так след и остался, словно и не было десятков лет, словно это было сейчас. А наличие вероятного хозяина баночки, совсем рядом оставшимся в позе молящегося на коленях – тем более впечатляло.

Булькатели были более смелыми – работали они токо летом – ну и пока можно было залезть в воду – и забравшись в воронку щупали там в иле руками и ногами. Разумеется, никаких находок вроде книг, газет, тюбиков, зеркал, самодельных рюмок с резьбой, сделанных от скуки в период затишья из гильз и прочего бытового добра таким методом найти было невозможно – но вот крупные вещи и в первую очередь оружие, которое саперы не чинясь скидывали по воронкам – булькатели находили куда чаще, чем мы. Ну и разумеется периодически они резались о куски стекол, напарывались на колючку или повреждались другими способами – но это их не остужало.

Наша артель твердо встала на путь копателей (дурацкое это словечко прилипло из курса истории – там какие-то протестанты что-то рыли в знак протеста). Вожаком сразу стал крепкий и ловкий одноклассник со странным прозвищем Боров. Вот уж на кого на кого, а на борова он никак не был похож. Оказалось, что он по доброте душевной поменялся прозвищем с другим нашим одноклассником, который был ему однофамильцем. Однофамилец был сырой, пухлый и не очень сообразительный парень (класс это списывал на то, что он был «искусственник». Я тогда не знал, что это означало, что он всего-навсего вскармливался не грудным молоком, а смесями)

Одно то, что он упер со стройки кафельную плитку и потом облицевал ею ванну и туалет, причем плитки хватило и на потолок – достаточно характеризовало его. Особенно же характеризовало, что плитка вскоре с потолка и стен стала отваливаться, но не вся – часть оказалась прилепленной насмерть. Угадать, какая плитка свалится сидящим на унитазе или моющимся под душем было невозможно и незадачливый дизайнер и сам получил пару раз плиткой по башке и от матери еще огреб.

Вот наш вожак и отдал тому – свою кличку Лаф, а сам стал Боров. Обмен ничего не дал – новоиспеченный Лаф повесился через несколько лет. Кстати – он практически и не копал…

Боров был уже тертый калач – и довольно ловко разбирал минометки, гранаты и противотанковые мины. К снарядам у всех нас было отношение куда более осторожное – мы отлично запомнили, когда подорвался Невзор – местная знаменитость к которому милиционеры приезжали по расписанию чуть ли не раз в неделю и выгребали из квартиры кучу всякого разного взрывчато – огнестрельного… Заскучав от привычного и возжелав новых ощущений паренек стал разбирать 37 мм. снарядик – чертовски красивая штучка вообще-то. Кто понимает – пояски, деления, да и вообще – как игрушечка…

Его приятели, не одобрившие этого занятия, отошли в сторонку – тут у Невзора в руках и бахнуло.

Соратнички чесанули по домам, зачем-то выкинув портфель Невзора в Говнотечку… И затаились. Прижали уши.

Утром какой-то работяга шел из Ульянки в Горелово на работу – тогда многие так ходили – и часть тропинки шла как раз у воды этой самой речушки.

Вот дядька и обратил внимание на какие-то темные потеки на склоне – поднял взгляд с тропинки на откос берега и увидел там Невзора. Тот еще теплый был, когда его мужик нашел.

Оказалось, что взрыв снарядика в руках не убил Невзора, а страшно порвал – кисти рук, колени, лицо роем мелких осколков. Как удалось искромсанному Невзору проползти пару сотен метров, и как он сообразил, что на тропинке у него еще есть шанс кого-нибудь встретить – мне и сейчас непонятно. До речки он за ночь дополз и там окончательно кровью истек… След за ним остался – через неделю еще видно было.