Текст книги "Ночная смена"

Автор книги: Dok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 39 страниц)

– Мастерски сделано – соглашается он. – А въезд туда прикрыли просто загляденье – еще и ворота сообразили там поставить новые.

Галоша тем временем развивает приличную скорость и несется – просто с песней.

– Мы не плаваем – говорит водитель – мы летаем! Но очень низенько – как крокодилы!

И начинает хрустеть сухарями.

– Командование сообщило, что мы пока поработаем с вашей Крепостью. Остальной состав МЧС «Кроншпиц» – с семьями – перебазировался на базу в Красной Горке. На Васильевском зомби толпами уже ходят и в расположение полезли. Так что «Кроншпиц» пока на консервации.

– А как с топливом разобрались?

– Этот жох – Пал Ильич девчонкам на бензозаправке, что у вас там рядом, отвез гарантийное письмо от Музея – Заповедника. И закачал полную бочку бензина. Бочка – ужас на колесах, но не течет, что удивительно. Так что около 600 литров. А потом еще такую же цистерну где-то с задворков привез – та еще страшнее с виду. Взял тонну солярки.

– Я так думаю, что девчонкам больше понравилось, что бензозаправку Михайлов взялся охранять с шестью своими орлами. Это на девушек больше повлияло, а то там уже беспредел творился. Их уже грабили сегодня. У Михайлова с какими-то бычарами, которые там взялись банковать чуть до перестрелки не дошло. Но он еще в Артиллерийский звякнул – оттуда публика приперлась аж с двумя РПК. Бычары зассали и сдриснули, извините доктор, вырвалось… То, что РПК нерабочие – издалека-то не видно.

– Интересно, завтра поток машин не уменьшится?

– Если с такой интенсивностью бежать будут – через пару дней тут и машин не останется.

– Оно и к лучшему. С пробками – хрен куда доедешь. И все ж нервные, да борзые.

– А в Москве на выездах оружие стали раздавать – СКС и АК. И по сто двадцать патронов.

– Да, я б от АК не отказался б.

– Лучше б что полегче. Вон такую б балалайку, как у доктора. Еще и струны натянуть можно. Пострелял – песни попел.

– Кстати, Николаич – насчет пострелял – дали б Вы патронов, что ли.

– А, ну да, конечно.

Николаич достает пачку патронов. Кто-то ловкий упаковал в бумажонку с рекламой своей фирмы две стандартные пачки патронов. Типо уже не боевые, а охотничьи… Протягивает мне. Снаряжаю магазин, еще десяток темномедных прячу в карман.

Галоша все так же ровно и стремительно несется по поверхности воды. Километров 50 в час, пожалуй. Надо бы внимательно смотреть по сторонам, запоминать, прикидывать… Но это очень тяжело. Видно, что в городе много света – и фонари и окна и подсветка некоторых зданий, фары машин и красные стопы. Но кое-где горит и огонь – дымных хвостов в небе добавилось. И это очень непривычно. Город вроде с виду жив – а мы знаем, что он уже умер. Или умрет скоро – и мы не можем ничего сделать… Но пока частью работает автоматика, где-то еще работают на постах живые люди – и внешне, с воды – все отлично.

Разговоры стихают. Водитель хрустит сухариками, свистит винт сзади, урчит мотор и шлепает вода под днищем…

От поездки остается странное впечатление – вроде как на маршрутке прокатились, но очень стремительно, без лихих виражей и резких торможений. Остается по праву руку Кроншлот. Впереди торчит Чумной форт. Видны корабли в гавани. Но «Хивус» идет не туда, куда обычно прибывали суда с экскурсиями, а куда-то вбок. Отмечаю про себя, что по льду он прет не хуже, чем по воде. Правда, сейчас нет волн.

Места совершенно нежилые. Какие-то ангары, склады, заборы. Непарадная часть Кронштадта. Не был тут ни разу. Да и не пустили бы, похоже. Вон тут как все перегорожено.

Агрегат встает окончательно. Включается свет в салоне.

– Должны тут встречать, договаривались.

– Может выйти посмотреть?

– Не стоит. Местность незнакомая.

– Ну, кому как.

– А мертвяков по уму тут быть не должно.

– Это почему?

– Да тут и людей-то один – на километр. Холодно. Вода рядом.

– Протабанишь – и одного за глаза хватит.

– Это да, что да – то да.

– Мужики, а ведь в Галерной гавани у вас тоже хрен подберешься. Чего «Кроншпиц» – то эвакуировали?

– Дык говорили же – безоружному и одного мертвяка хватит. Мы же – спасатели. Вроде как и в погонах, а оружия – нетути. Почему мяса в супе нету? – Не положено.

Вот и у нас так же. А мертвяки пошли – там же Ленэкспо. А сейчас как на грех выставка была, народу приперлось…

– А пользоваться – то умеете?

– Обижаешь. Но вот жена с дитем когда из дома к нам подалась, набрала всяких тряпочек нужных, а мой «бок» так в сейфе и остался. И мне туда никак – на Полюстровский. Хорошо хоть жена с дочей живы добрались.

– Так говорите у нас на связи пока будете?

– Ну, начальство так распорядилось, пока у вас свой флот не образуется. Пока-то у вас в Крепости, кроме надувных резиновых, никакого водного транспорта нет.

– Как же нет. Есть – в Ботном доме – Ботик Петра Первого. И весла и мачта.

– А к слову – он в Крепости настоящий или в Военно – Морском музее?

– В Военморе настоящий, у нас – реплика. Зато руками потрогать можно.

– А что – вам действительно кошечек с деревьев снимать приходится? – невинно спрашивает майор с СВТ.

– Вот сказал бы я…

– А Вы – как Лев Толстой – улыбаясь, говорит Валентина – он когда в Севастополе батареей командовал, пенял солдатам за ругань матную и говорил, что ругань таковая бессмысленна а речь портит. И предлагал подчиненным вставлять такие же бессмысленные слова взамен – навроде: «Едондер пуп!» и «Эх ты, елфиндер!». Так в севастопольском гарнизоне до революции ходили легенды о том, каким страшным матерщинником был великий русский писатель – дескать еще молоденьким порутчиком был, а как загнет – так и не повторишь!

Все посмеиваются, хотя я точно знаю такой факт в биографии Льва Николаевича…

– Такой едондер пуп получается, что да – освинела публика до безграничности – вызывали последнее время и на кошечек. Мы уже думали американский вариант отработать – Игорек когда в США был закорешился с пожарными. А пожарных задолбала бабка одна – ее котяра любил на дереве сидеть – и старая ведьма все пожарных вызывала. Они к ней каждый день ездили. Ну, как это в Америке – приезжает куча пожарных с сиреной, красиво разворачивают лестницу и кота торжественно снимают под аплодисменты…

А в последний раз котяра после снятия с дерева сдуру уселся сзади машины. У колеса. А машине, чтоб развернуться, пришлось задом подавать. Жирный был кот, ленивый. Американцы божились, что это случайно вышло, и они страшно переживают, но Димка им не поверил.

Еще посмеялись. Один из МЧС-ников начинает связываться по рации, после коротких переговоров поворачивается – сейчас машина будет. Задачи какие?

– Задач много. Первое – договориться о взаимодействии. Телефоны вот – вот отрубятся, так что со связью надо решать быстро и внятно. Вы в любой момент получите приказ – и фьють – поминай, как звали, а нам деваться некуда. Связь будет майор пробивать – он спец. Дальше – пара посудин кроме вашей – тоже нужны. До ледохода две недели, так что много можно успеть. Это я обеспечу – потом с оружием разобраться. Ну и доктора – Валентину Ивановну видно придется оставить – тем более роддом меньше других отделений пострадал, ей рожать скоро – да и условия для лабораторной работы тут лучше, а отрядный медик договорится, чтоб наших пациентов тут принимали.

– В плане оружия начальство наше тоже ходатайствовало.

– И как?

– Кверху каком – дескать МЧС не относится к структуре ВМФ и потому командование гарнизона без приказа сверху оружием обеспечивать не имеет права.

А штаб морской в Адмиралтействе заперт и что у них там – неведомо. Связаться не удалось.

– Мы когда мимо проезжали – там пальба была в полный рост.

– Вот-вот.

На берег выкатывается машина. Судя по очертаниям – УАЗ. Мигает фарами.

Водила поворачивается к нам. Видно, что мужику тяжело просить, но он через себя перешагивает:

– Не то, чтоб я трусил, но может найдется у вас хоть какой-нибудь ствол? Я-то ладно, но как-бы кто умный на машинку нашу не позарился. По такому времени такая машинка дороже джипа получается!

Майор делает отсутствующий вид и вылезает. Николаич задумывается на минуту – потом подмигивает мне и тоже вылезает. Вообще-то пакистанское железо мне сейчас не очень-то понадобится. Делаю широкий жест, выковыриваю из кармана трофейный Пакистанский Токарева и протягиваю водителю рукоятью вперед.

– Два патрона отстреляны – осталось шесть. Держи.

– Боевой?!

Вышелкиваю магазин, передергиваю затвор. Вылетевший патрон ловко цапает на лету старший МЧС-ник.

– Других не держим! И – если найду что получше – о вашей просьбе вспомню! Поаккуратнее с ним!

Все – таки мужчины – как дети. Трое здоровенных и тертых жизнью мужиков обрадовались железячке как ребенок соске… Впрочем, я когда ее получил – тоже обрадовался. Ну, теперь им есть, чем заняться. Они еще обещали помочь при погрузке, но это потому, что как считает Николаич – они могут через нас разжиться оружием, а оно им очень нужно. Потому пока – помогать будут четко.

А я забираю с собой сумку с красным крестом, которая у них была в салоне. А то поехал, как на прогулку. И автомат пустой и без сумки. Медик на экскурсии… Жопа с ушами!

Вылезаем из машины с Валентиной. Поддерживая ее, иду к УАЗу. Примечаю, что Николаич прикрывает с бережка наше продвижение. Пока идем – она тихо говорит мне:

– Я настояла, чтоб Вы поехали – дескать, чтоб договорился и сопровождал меня – вдруг по дороге рожать начну. Но договариваться Вам особо не понадобится – тут моих одногруппниц пятеро работает и все живы к счастью, и кое-какое влияние имеют и на командование. Так что интересы Крепости я поддержу. Да и рожать мне еще через месяц.

– А зачем я тогда нужен?

– Мне так спокойнее. И Вам стоит знакомствами здесь обзавестись. Это Ваш авторитет в Крепости поднимет. Если на Вас навалят задачи по медобеспечению в крепости в том виде, как этот бравый полковник полагает – станете сельским фельдшером при Крепости. Подай – принеси – а в благодарность яичко вкрутую. Но там фельдшеров и медсестер без Вас хватит. Вам надо организовывать работу, а не только прыщи зеленкой мазать. И не дайте военным себе на шею залезть. В войсках – то привыкли, что там в основном здоровый контингент и потому у невоевавших военных авторитет медиков – низкий. Так, прислуга, седьмая вода на киселе… Воевавшие – считают по-другому.

– Ясно. Спасибо!

– Долг платежом красен.

Грузимся в УАЗ – за рулем каплей, сзади еще один сидит – на приставных стульчиках. Оба с АКМС – судя по стволу – 7,62. Сейчас – в штаб. По ряду причин работа идет неровно – но командир гарнизона хочет лично поговорить с медиком, который в мертвой поликлинике работал со смертельно-опасным материалом. Завтра будет интервью с журналистами и съемка сюжета для местного радио – а если получится наладить телевещание – то и для телевидения.

– Больно шума много – недовольно говорит Валентина.

– Это нужно. Люди в ужасе, растеряны. Надо их подбодрить, дать ориентиры. Показать возможность победы. Это сейчас необходимо.

– Я не хочу, чтоб из меня делали мифологическую героиню типа 28 панфиловцев.

– Ну, Вы нам льстите. Тут Ортенберги не работают, да и масштабы другие – наврем, так всем станет известно быстро – городок маленький. Так что придется по старинке – что есть, то и писать. Это в общей теме пойдет про нашу медицину – судя по всему, наша больница пока единственная не вымерла и работоспособна. Потери страшные – до трети состава, но удержались. И теперь умные уже, повторно такого не допустим.

– Тем более – делала, что могла в тот момент.

– Тем не менее – и это и наши медики признают – Вам это в голову пришло единственной. Теперь результатами и мы пользуемся – и очень вовремя, потому что мы тут и так напортачили вначале.

Подъезжаем к зданию, выгружаемся. У подъезда – пара часовых – офицер с матросом. Оба с АКМС. Мода у них что ли такая?

Валентина идет медленно, подстраиваемся под ее темп. По привычке осматриваем лестницу. Наверху в коридоре – опять же вооруженные офицеры. У меня складывается впечатление, что тут у всех АКМСы. И кобуры тяжелые, не пустые. Схема крепления идиотская – висят на кожаных лямках – на середине бедра.

В кабинете пятеро офицеров – двое каперанги. Кто из них комендант – непонятно, но тот, что слева делает шаг навстречу и спрашивает: – Из Петропавловки?

– Да, оттуда.

– Добро пожаловать! Я – комендант Кронштадта капитан первого ранга Змиев Георгий Георгиевич!

Далее по старой военно-морской традиции чопорно представляет каждого из своих сотрудников.

Краем глаза замечаю некоторое удивление на физиономии Николаича. Но когда дело доходит до нас – не хуже каперанга отрекомендовывается и представляет каждого из нас. Жмем друг другу руки.

– Чаю?

– С удовольствием!

– Сейчас распорядятся. Теперь докладывайте о ситуации с оживающими мертвецами – и потом мы Вас отправим на отдых – в 36 сейчас безопасно и Вас уже ждут. Завтра решим вопрос об организации лаборатории. Мы уже с нашими медиками обсудили вашу разработку и, похоже, что вопросов еще больше стало. Теперь мы хотим услышать все из первых уст. И можете поподробнее. На это времени не жалко.

Валентина достаточно четко докладывает. Потом моряки задают кучу вопросов. Похоже, что некролаборатории будет с чем работать – темы получаются серьезные. В первую очередь моряков беспокоит способность мертвяков изменяться, нажравшись «своего» мяса. Пожалуй, это действительно куда как серьезно.

Приносят чай – я ожидал стаканы в подстаканниках, а тут банальные кружки в белый горошек на красном фоне. Но заварен круто и так же круто послащен.

Валентина прощается с нами – и ее увозит тот же каплей. Утром мы с ней увидимся, если все будет в порядке. Я должен «договориться» с коллегами.

Николаич и майор рапортуют о том, насколько все хреново – в том числе и в Петропавловке. Оружия нет, людей грамотных нет, еды нет и готовить негде, а беженцев – уже под три тысячи.

Змиев морщится:

– Вы считаете, что у нас тут все замечательно? Из 45 тысяч человек за день осталось 34 тысячи. И это еще оптимистичный подсчет. А отстреляли за день мертвецов не более 3 тысяч. Удалось очистить территорию 36 больницы, пару городских районов, да сейчас еще сообщили, что за кольцевой в общем более-менее стабильная ситуация. На военных территориях – нормально. А в городе – куда как плохо. И сейчас надо думать и о том, чем эти 34 тысячи прокормить, да кем мертвецов угомонить, а потом куда и как убрать трупы. Так что не плачьтесь. Всем сейчас худо. А мест с сохранившимися живыми людьми авиаразведка насчитала не менее десятка. И всем помогать надо.

– Так это ваша авиетка сегодня летала?

– Да, «Дельфин» из авиаклуба.

От те раз – я и не знал, что тут ко всему прочему и свой аэродром с авиацией есть!

Действительно – База ВМФ.

– Получить данные авиаразведки можно?

– Получите, вам приготовят подборку документов. Среди ваших 3000 беженцев должны быть и военнообязанные. Мобилизуйте.

– Мы привезли документы – заверенный список военнослужащих Артиллерийского музея и еще военные билеты сотрудников Монетного Двора и Заповедника. Наш комендант говорил, что Вы обещали помочь оружием.

– Это к начартвооружения. Учтите, иду на нарушение целого ряда положений. И не рассчитывайте, что отдам самое лучшее. И строго по списку. Не больше.

– Поможете продуктами? И было бы неплохо…

– Не рассчитывайте на многое. Людей не дам – город чистить надо, а у меня за сутки 98 военнослужащих дезертировало. Часть – с оружием. Потому гарнизон вам пополнить не могу, самому мало. И люди опять же сейчас жидконогие. За те же сутки 11 самоубийств. Срочники в основном, но и офицеров двое. До утра прикинем, что сможем вам выделить. Проще бы подогнать к вам какую-нибудь пассажирскую посудину с кухней на триста порций. Но такие под мостами не пройдут. А мелкую… Подумать надо, что больше подойдет.

– По средствам связи вы обещали помочь – напоминает неприметный майор.

– А что бы вам артмузей не раскулачить? Он рядом.

– Там добро еще в порядок приводить надо.

– Так и у нас такие же музейные экспонаты получите. Давайте, хватит мне ваших претензий. По транспорту – подойдете через два часа. Там думать буду, что сделать – но учтите – за всю помощь вам придется отрабатывать.

Комендант размашисто подписывает две бумаги – для начсвязи и начартвора.

Николаич с майором договариваются встретиться тут же через два часа и мы расходимся. Майор вместе с начсвязи исчезает на первом этаже, а мы выходим – накорябав на коленке «выдать в соотв. кол. по списку из снятого с воор». начвор говорит:

– Скажете каплею – в 18/с склад. Там старая стрелковка.

Выходим и сталкиваемся с каплеем. Говорим про место назначения. Чешет себе в затылке.

– Ну ладно, поехали…

Склад оказывается заперт. Приходится долго мотаться по этим пакгаузам – чтобы найти чертового мичмана – завсклада. Дома его быть не может – там была самая задница и мичман был на складе, это точно. Теперь где-то шхерится. Холодно, сыро, темно, а я вспоминаю, что не взял зубную щетку.

Очень уместно. Каплей при всем том видно уже учен – вовсю пользует фары УАЗа, в темные переулки сначала светит фонарем, идет сторожко и АКМС держит грамотно. Наконец удается засечь логово мичмана – свет у него горит в одной из каптерок.

Каплей долбает кулаком до тех пор, пока мичман не вылезает. Пьян он жестоко. Видно, что жизнь его раньше баловала, а потом взяла и чем-то прищемила. Причем сильно. Этакая роскошная в прошлом яхта, ржавеющая на приколе…

Каплей жестко ставит задачу, отвозит нас к нужному складу – и, пообещав приехать за нами через полтора часа, исчезает. Внутри склада грустно и уныло. Вроде и пыли на ящиках немного, а вид – как в пирамиде Хеопса. Вековое запустение.

Николаич выдает бумагу, раскладывает список и удостоверения. Мичман сонно читает все это, медленно сверяя военные билеты рабочих Монетного Двора со списком работников Артиллерийского музея. Разумеется, ничего у него не сходится, отчего он физически страдает. Николаич старательно объясняет ситуацию, растолковывая как маленькому дитю – что оружие и боеприпасы надо выдать и по списку и по билетам и даже по удостоверениям. И желательно побольше и поновее.

Начинается второй сеанс чтения документов. Николаич не выдерживает и начинает наседать на складского деятеля.

Глядя на Николаича грустными задумчивыми глазами мичман скорбно заявляет – все, что могу вам выдать – это 118 винтовок системы «Арисака» модель «30». И к ним патронов – аж цельных 506, правда они слегка отсыреть могли – там крыша текла.

Николаич буреет лицом.

– Доктор! Ущипни меня! Это сон, бнах! Этого просто не может быть!!!

Боюсь, что либо Николаича поразит инсульт, либо он пристрелит сейчас мичмана.

А может даже не пристрелит, а искусает. Загрызет. И съест!

– Доктор? – оживает мичман. – Это кликуха, или и впрямь доктор?

– Ну да, я врач.

– Откуда? Военврач?

– Сейчас из Петропавловки. Нет, штатский.

– А ну так – у вас в требовании написано, что из Петропавловки…

На улице слышно, что подъехал УАЗ. Это что – мичман полтора часа нас мурыжил? А ведь похоже… Вот сволочь!

Каплей начинает наседать на мичмана, на что тот отвечает – и довольно резонно – что большей дыры, чем его должность сейчас, в Кронштадте нет. Видимо это так, каплей стихает. Но вот мичман явно ожил.

– Давайте, товарищи офицеры сделаем так – вы езжайте, а мы с доктором потолкуем. Доктор разбирается в оружии?

– Ну в общем – да. – отвечает Николаич, схвативший какие-то нюансы в ситуации.

– Тогда так и решим. А доктора в штаб я и сам привезу.

– Ну ладно…

Я вижу, что Николаичу очень хочется набить мичману морду, но он нечеловеческим усилием сдерживается. Все – таки – он человек дела.

Вторая часть Марлезонского Балета после отбытия УАЗа начинается довольно необычно. Мичман с каждой минутой оживляется все больше.

– Может по граммуле – за знакомство?

– Нет, не стоит. Чую, что сегодня мне лучше быть тверезым. Я так понимаю, есть для меня работенка? Если оно так обстоит – то я на работе не пью. Лечить – токо трезвым.

Мичман начинает мяться.

Мнется он долго, наконец решается. Рассказывает он полную чушь. Но видно, что честно – как на исповеди. Два года назад он слегка расслабился и надрался в подозрительной мужской компании. А через пару недель после этого почувствовал себя плохо – разболелась задница. Ну вот в самой дырочке. Не желая давать повод сплетням, мичман смотался в Петербург и в частной навороченной клинике показался на условиях полной анонимности. Принимали его великолепно, со всем решпектом, взяли все анализы, попросили заехать через пару дней. И на втором приеме порадовали – что это у него в анусе проявления сифилиса. Мичман со стыда чуть не помер. Он был завзятым бабником – а тут такое. Ну и вот его два года от сифилиса лечат, а только хуже. Штамм говорят, устойчивый к антибиотикам.

То, что это бред чистой воды – мне понятно сразу. Сифилис не лечат два года, тем более свежий. Шанкр не дает резкого неудобства. Если даже и дает – болевые симптомы для сифилиса не характерны. Штаммов бледной трепанемы, устойчивых ко всем антибиотикам – науке пока не известно. Зато частные клиники с врачами, которые купили диплом и умеют драть деньги – это я видел.

– Ну, давайте, раздевайтесь.

– Совсем?

– Совсем. И свет поярче.

Осмотр пухлого мичмана никаких признаков сифилиса не дает. А вот когда складской работник встает на стол в позу «коровушки», взгляд тут же отмечает роскошный запущенный геморрой с отличными геморроидальными узлами. Студенческий случай. Диагноз от двери. Так говорят о столь наглядной хрестоматийной картине. Даже жаль беднягу – как же он гадит-то? Это ж боль неописуемая.

– Постойте так пока, я сейчас снега с улицы возьму и приложу к больному месту. Потерпите.

В сумке находится несколько пар резиновых перчаток. Натягиваю пару, с автоматом высовываюсь из двери, осматриваю совершенно безлюдный проулок – и не отвлекаясь цапаю сбоку от двери снежка.

Мичман дергается, но вот при контакте с холодом шишки начинают заметно уменьшаться. Конечно, тут одним снежком не вылечишь, геморрой запущен изрядно, но вполне по силам нормальному терапевту.

– Как, легче?

– Да… легче…

– Одевайтесь. Сифилиса у Вас не вижу. Можно конечно провериться на реакцию Вассермана, но уверен, что она будет отрицательной.

– А что же у меня тогда?

– Геморрой. Запущенный, но вполне курабельный.

– Как??? – Мичман делает лицо такого же цвета, как до этого Николаич. Как бурак.

– Ну, вот так. Банальный геморрой. Сидячий образ жизни, запоры и алкоголь.

Мичман загибает почище классика русской литературы Льва Толстого и говорит так, почти не повторяясь, минут пять.

– Если Вы облегчили себе душу, то могу порекомендовать новоприбывшую докторшу – если будете выполнять ее рекомендации – вылечитесь за месяц. Может и раньше. А болтать она не расположена, я ее давно знаю.

Мичман растерянно одевается. Судя по всему, картина мироздания в его голове несколько искажена, потому что первым делом он надевает фуражку на голову, а потом мучается с майкой, не сообразив снять фуражку. Когда он возвращается в реальность, то первый же вопрос его отдает детской наивностью:

– Но как же это так? Как они могли так со мной?

– Вы же нам морочили голову полтора часа?

– Так ведь они же врачи!!!

– Разные врачи бывают. Вот есть, например врачи, которым надо привезти оружие.

И боеприпасы. Я вот, например такой.

– Это как раз поправимо. Что вам нужно?

– По списку и по билетам – 188 единиц стрелкового оружия.

– Сколько у вас там офицеров получается?

– 109.

– Хорошо. Пошли подбирать будем по порядку. А это точно геморрой?

– 99 % гарантии.

– Ага. Ну вот что можно прикинуть – для офицеров – 24 ТК – и к ним 2020 патронов, остальные 84 – ТТ. С патронами к ним – чуть позжа. И для лечащего врача – тут мичман лезет куда-то вглубь своего склада и возвращается через несколько минут, погромыхав там – вот.

У него в руках практически новехонькая деревянная кобура. Тяжелая. Аккуратно открывает крышку и оттуда, маслянисто посверкивая, выскальзывает тот самый – К-96, товарищ Маузер. Ну ясен день – самый что ни на есть Кронштадский сувенир. Лихо!

– За пистолеты спасибо, конечно, но вообще-то нам лучше что-нибудь подлинноствольнее и помощнее.

– Маузер – хорош?

– За Маузер – отдельное спасибо. Я о таком всю жизнь мечтал, а тут как с куста! Но вопрос о длинностволе остается.

– Мы ж про офицеров говорим? В распоряжении – выдать соответственно числу. Так для офицеров пистолет положен, как дополнительное оружие. Так что никто ничего против не скажет. А кроме пистолетов – ППС – 43. Сгодится? Могу выдать 112 штук.

– Сгодится, конечно. А вот как насчет Калашей?

– У меня всего десяток – еще АК -47. И они хоть в хорошем состоянии – но трепаные. И рожков к ним – всего по два. И патронов этих у меня вообще нет. Так что выдать-то могу, но патроны добывать отдельно придется. Вот для рядовых у меня – одни винтовки и карабины. Хотя есть пара фузей… Так. Пошли-ка вместе – помочь надо.

Следующие полчаса мы кантуем разношерстные тяжеленные ящики. Немудрено тут геморрой получить. Наконец старомодный ящик. И ей-богу – с готическим шрифтом. Мичман возится с защелками.

– Так. Вот фузеи.

В ящике лежат два пулемета. Очень характерного вида – мы такие часто находили у немцев. Французский станковый «Гочкисс» – 8 мм, образца 1914 года. Своеобразный ствол со словно надетыми на него кольцами охлаждения радиатора, нелепая и милая в своей старомодности пистолетная латунная рукоятка.

– Ого! А рамки для него есть?

– Полно. Ну-ка дернем вот этот ящичек.

Глаза на лоб лезут – в ящике навалом пара сотен широких и длинных железных пластинок с вырубленными штампом выступами. Эти выступы полусогнуты и если засунуть между ними патрон, то они словно обхватят его вытянутыми полукруглыми лапками. И всего влезает в эту рамку двадцать восемь лебелевских пузатеньких патрона с никелевой серебристой пулей.

Эти пулеметы – трофей после разгрома Франции – немцы потащили в Россию потому, как МГ-34 оказался слишком нежным для наших морозов и грязи. В первую же зиму немцы отметили, что универсал переходит от холода на одиночную стрельбу. С перезарядкой пулеметчиком после каждого выстрела. Вот и потащили сюда чешские и французские машинки. Те работали как часы. Спасибо к слову и чехам и французам за это…

– А патроны?

– Тысяч двадцать наберется. Станков нет, запасных стволов нет, ЗИПа нет.

– Ну станки-то ладно. Что-нито придумаем. А вот СКСы есть?

– Не у меня. У меня рухлядь. Вот могу Лебелевские карабины предложить – 51 штука. Тогда все лебелевские патроны спихну с глаз долой. Это еще тысяч десять наберется и для рядовых вполне сгодится. Так думаю, что это – первое время продержаться. Потом до нормальных складов дело дойдет. Не эту тряхомудию уже пользовать будем. Если повезет, конечно.

– Это да. (А приятно посмотреть на ожившего и воодушевленного пациента! Ишь, зашустрил мичман! Прямо – воскрес!)

– Так, осталось у нас 13 человек безоружных.

– Могу дать ящик ППШ – 41. Это 4 штуки. С дисками напряга, так что по 1 диску выйдет.

– А рожки от ППС не подойдут?

– Нет, они разные и друг к другу не подходят.

– А не найдется ли в хозяйстве пулеметов? Ручных?

– Есть Зброевки. Но к ним ни боеприпасов, ни рожков. Дрейзе есть. Может возьмете «Наганами»? Я и кобуры дам.

– А может там РПД какой? Или ДП?

– А лекарство от жадности в этой сумке есть?

– Нету. У нас там три тысячи человек. По уму – то половину бы вооружить. А получается – слезы кошачьи. Командиры тут танцы вытанцовывают. Да задницы бумажками прикрывают.

– Так бумажка – это свято. Я и сейчас вот начну выписывать. Пока думай насчет наганов.

Звоню Николаичу. От перечисленного он немного дуреет – не рассчитывал на такую роскошь. Готов и на наганы согласиться, но просит покочевряжиться – вдруг чего еще полезного добудем.

Показывая всем видом, в каком я восторге от Маузера размягчаю, насколько возможно только это сделать мохнатое сердце мичмана. Подумав и махнув рукой притаскивает – ну хоть стой, хоть падай – две винтовки СВТ-40. И штыки к ним. Оказывается, что это было оружием часовых у знамени. Аж годов до 60-х. Потому винтовочки ухоженные и главное – в стволах муха не сидела. Но патронов и к ним нет. Тоже надо начвора трясти.

И под занавес – как бы ошибившись в счете – притаскивает не семь, а восемь наганов и к ним кирзовые кобуры, почему-то белого цвета.

– Так, теперь я буду писать расходную ведомость. А ты, доктор, сколько патронов притащишь – столько и заберете. Вот тут значится они лежат – 7,62 на соответственно 25.

ТТшки маузеровские.

Пока мичманюга не спеша корябает накладные успеваю притартать и сложить в кучу тысяч сорок патронов. Оторвавшись от бумажонки мичман замечает – еще пару цинков можно прибрать. Прибираю.

Начинаю понимать, какую ГОРУ оружия мы получили! Штабель ящиков и ящичков становится все больше и больше. Черта лысого мы все это сумеем вывезти на УАЗе. Да и «Хивус» столько не упрет. У него вроде тонна грузоподъемности. А еще понимаю, что вместе с оружием и мы получили геморрой. Правда куда как более приятный в отличие от мичмана – но делиться-то придется. И что кому раздавать? Вот той же троице МЧСников – какое оружие выдать? А Михайловским? Да не говоря уж о самих себе – любимых! Страшная жаба уже начала тяжко давить меня. У Николаича все впереди.

– А вот скажи, доктор, это правда, что мужики говорили – про геморрой? Ветеринар посоветовал одному: – Весенний конский навоз набрать на дно ведра, засыпать углями, чтоб загорелось, и посидеть пуканом на нём с часок. Чудо как помогло.

Другой хмырь тоже страдал шофёрской болезнью. Ну, народное средство когда выпал «хвост» – хозяйственное мыло пользовал – и тоже помогло.

– Не знаком с таким лечением. Чтоб геморрой коптить – первый раз слышу. Я-то сдуру считаю по старинке, что геморрой лечат регулировкой стула, подвижным образом жизни, свечами и прохладными подмываниями…

– А если по-человечески то же самое?

– По человечески – алкоголь пока не пить, острое не есть. Овощи, фрукты – чтоб была клетчатка. В сортир – каждый день и лучше в одно и то же время. В день пешком проходить не меньше 5 километров. В аптеке взять противогеморроидальные свечки – хоть анузол, хоть неоанузол – что есть. И пихать по свечке себе в задницу раза два – три в день. Долго не сидеть, каждый час вставать и минут пяток походить, размяться. Задницу мыть прохладной водой. От этого узлы сокращаются. Ну и руки потом тоже мыть. И к новой докторше обратиться. Я ее завтра предупрежу.

– Как же без алкоголия-то?

– Вправишь шишки обратно, перестанут выбухать и болеть – опять будет можно.

– Вот это правильно. Ну что, по граммульке за знакомство?

Вот и лечи таких. Но почему бы и не принять? Настроение – хоть песни пой, а алкоголь всегда усиливает настроение. Именно не улучшает – а просто усиливает. Если грустно – то от алкоголя станет вообще – в петлю лезь. А если хорошо – вот тогда будет полный праздник.