Текст книги "Ночная смена"

Автор книги: Dok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 39 страниц)

МЧСники опять притащили рыбу – корюшку. Неужели скоро пойдет? А ведь уже и впрямь – конец марта, апрель на носу. Обедаем вместе – на этот раз у Дарьи ведро кулеша – каша пшенная со шкварками и жареным луком. Хорошо запивается чаем, только чай уж очень мощно душистый. На упаковке написано – с жасмином. Наверное этот жасмин был размером с баобаб.

Сходимся на том, что этим чаем можно перешибить любой запах. Попрыскал в помещении – и все. Навсегда. Хоть святых вон выноси.

Дарья очень обрадовалась тем овощам, фруктам и зелени, которые мы раздобыли в «Карусели» и которые свалены сейчас в холодной Екатерининской куртине в виде этакого снайдерского натюрморта. А тут еще и корюшка. МЧСники скромно замечают, что им больше по вкусу кулеш оказался. Один вообще из казаков – говорит, как у мамы погостил.

А мы, отдохнув полчаса, начинаем собираться.

Дмитрий пытается связаться по своим милицейским каналам, используя свою рацию – но судя по всему – неудачно. Ну да мужик он настырный – не свяжется, так хоть согреется.

А еще получаем в команду сварщика из Монетного Двора. С портативным агрегатом и кучей уже порезанных сеток – из расчета аккурат на два УАЗа. Как только грузимся – Николаич вручает сварщику ППШ, правда с одним диском. Еще замечаю, что на другой «Хивус» загружают кроме сеток и ящик с ППС… Выходит продолжаем вооружать своих помогателей.

– Высадим с удобством! Прямо под бережком! – говорит водитель.

– Это лишнее – лучше в трехстах метрах. И зайдите не напротив Коттеджа, а от Спортбазы.

– Это чтобы деревьями прикрыться?

– Получается так. Если выпремся на галошах такие красивые, а там кто с дудкой сидит – прищучит нас как детей. Лучше мы пешедралом. И с прикрытием пулеметом и снайпером. Тут нас обидеть сложнее будет.

– И нас?

– Нас всех – действуем-то в составе группы. Одной группы.

– Ладненько. Мы тогда крюка дадим небольшого…

Вопреки опасениям Николаича высадка проходит гладко и даже, пожалуй, чересчур гладко. Вспоминаю его постулат про то, что если все идет гладко в начале – дальше будет гажа… Ох, не хотелось бы.

Цепочка наших беспрепятственно добирается до берега, ни из зарослей тростника, ни из парка – а он тут скорее на лес похож – ни шума, ни тем паче пальбы. Через пару минут – это они, наверное, лес проверяли – там как раз Нижняя дорога проходит – появляется фигурка Саши, машет рукой.

Двигаемся – пулеметчик, я и сварщик. Ильяс пока остается на «Хивусе». Случчего – он со своей «Светкой» окажет воздействие, близкое к артиллерийскому. Вторая галоша держится еще дальше.

Николаич озабочен – Серега сходил к домикам «Спортбазы» и нашел там пару трупов. Оно само по себе и привычно уже, токо вот тут трупы – свежие, явно расстрелянные – впридачу босые и раздетые. Мужик и баба лет по сорок.

– И обратиться не успели – им и в голову стреляли.

Вообще-то мне это тоже не нравится. Да судя по физиономиям – и остальным. Дмитрий с совершенно безнадежным выражением на лице пытается все-же наладить связь с милицейской рацией на стоящем где-то неподалеку «УАЗе». Николаич хмуро смотрит на эту реинкарнацию «фильмов про войну», угрюмо бурчит:

– Ладно, Сокол-Я-Незабудка, оставь свою шарманку. Телефон еще работает. Сейчас вдоль бережка не суетясь и занимаем позицию напротив дороги к Коттеджу. Пошли, смотреть в оба!

Идти непривычно, потому как замыкающим теперь идет сварщик с ППШ. Но судя по мимолетному и многозначительному кивку Николаича в мой адрес – тыл все равно на мне. Сергей со своей бандурой идет первым. Хотя в основном гляжу назад – не могу удержаться от восхищения тем, как он скользит несмотря на пулемет в руках и весь груз, причем еще ухитряется держать под контролем окрестности – и не запинаться. А вот засидевшийся в замкнутых пространствах Монетного Двора гном-сварщик запинается все время и конфузится, хотя кроме меня назад никто не смотрит. Никак у сварщика не выходит одновременно орлиным взглядом окидывать враждебные окрестности и смотреть под ноги – как только взметнет глаза героически – так ноги цепляются за всякий мусор и плавник – тут его богато накидано. Хихикаю про себя – вспоминаю практически ВСЕ фэнтези, где изячные эльфы злобно смотрят на навязавшихся в компанию неуклюжих и шумных гномов. Хотя Бильбо был не эльф, а совсем даже хоббит. Но его шум-гром от гномов в лесу тоже раздражал…

Передние пригибаются – мы выкатываемся на открытое пространство, прикрываясь гривкой берега – он тут слегка подмыт и потому прятаться за ним удобно. Как в траншейке. Открывшееся перед нами поле с редкими деревьями очень напоминает летом саванну… Сейчас снега для этого многовато. Поле аккуратно поднимается наверх – и там как изящная игрушка стоит царский Коттедж – дача многих царей, начиная с Николая Первого. Милое и очень уютное здание, очень душевные интерьеры. Практически за ним – Санкт – Петебургское шоссе. Оттуда должен приехать братец со товарищи. Очень на это надеюсь.

Николаич связывается по телефону с Мишкиным отцом – я звоню братцу. Оба отвечают. Они выбрались из морга, расселись по двум УАЗам и сейчас ждали от нас звонков. Собираются ехать окольными путями – Сашинской дорогой, а потом Луизинской. (Вот и представления не имел, что тут такие есть) Далее выйдут в Александрию – по этому непарадному окраинному парку проскочат до Санкт – Петебургского шоссе, пересекут его и так же парком сначала до Коттеджа. А потом катятся по склону вниз – прямо к нам в объятия… Если ничего не помешает.

Сообщаем, дублируя друг друга точку встречи – причем Николаич сух и точен, а мне достаточно сказать братцу, что тут как раз мы устраивали пикники с самоваром, чтоб он с завязанными глазами нашел место. Ну, теперь осталось ждать. Братец от нечего делать не отключает мобилу, комментируя то, что видит. Судя по его рассказам – в городе что-то сильно неблагополучно, поэтому они перелезли через железную дорогу и встали в захолустье – тут у петергофцев огороды и сараюшки. Людей не видали, потому как сараюшки в основном летние, а сейчас холодрыга, зомби видели несколько штук, но и те примороженные какие-то. Если б мы не появились – они бы уехали окольными путями к Стрельне, там у Михи и его соседа женщины отсиживаются в каком-то лодочном гараже…

Скопление зомби у вокзала колонна проскакивает без проблем. Парк чист и безлюден.

– Вот все и в порядке! – заявляет довольный братец – готовьте оркестр из девушек, букеты и почетный карау… Это что за нах? Тут бля комитет по встрече какой-то. Трое мудилей, двое менты… Вооруженные… (Слышно, как кто-то недоуменно спрашивает: – Исполнять? – Чего им надо? – Я встаю? – и тут же резкий молодой голос: Гонииии! Газ, батя, газуй, мать-перемать!!!!) Хряск. Сухие щелчки. Треск. Братец издает щипяще руладу сплошь состоящую из матюков. К моему глубочайшему удивлению он тут же возобновляет репортаж, но совсем в другом тоне и другими словами:

– Бляяя!!! По нам херачат!!! Прямо по машине!!! Что делать??? Сейчас вы нас видеть будете!!!

Николаич выдергивает у меня мобилу – я как-то немного опешил от такого развития событий – и резко четко командует:

– Вниз до берега – и влево к Центральному парку. Вниз и влево! За вами хвост – мы его примем – токо с директрисы уйдите!!!

– Вниз и влево, уйти с дороги, расстреляют!!! – слышу, как орет там братец.

– Там канавы, куда я там уйду – вопит кто-то в ответ.

– К парку!!!

В ответ – ворох матюков, в которых потерялось коротенькое, сквозь зубы – понял, я, понял!!!

За виляющим из стороны в сторону УАЗом из-за холма выскакивают две легковухи – одна – красная – явная кабриолетина с открытым верхом, другую вижу хуже – грязная до чертиков. Расстояние уверенно сокращают.

– Пулемет, и все кто от меня справа – первая тачка, кто слева – замыкающая. Приготовились! Огонь по команде!

УАЗ, мотыляясь по-пьяному проскакивает мимо нас, чуть не улетев при этом с дороги, преследователи – уже метрах в сорока от нас, когда Николаич вскакивает и орет:

– Огонь!

Мы со сварщиком – слева от Николаича и потому ловлю в прицел заднюю тачку. В этот момент начинается грохот и кабриолетина – по которой, похоже, и я сгоряча влупил, улетает влево, а открывшаяся вторая тачка принимает в себя все пули – мазать тут невозможно – дистанция смешная – от меня, Саши и сварщика, который, стоя во весь рост и прицелившись как на полигоне, выдает длиннейшую – на диск – очередь, поливая машину, как герань на балконе…

Хотя все происходит моментально, успеваю заметить алмазные радужные блики, которые вышедшее не к месту солнышко высекает из стеклянных брызг раздробленного лобового. Не успеваю испугаться того, что машина вылетит по прямой на нас, как ее бросает вбок, стекла еще продолжают сыпаться, а тачка уже ухает в канаву и встает почти вертикально на капоте.

– Ильяс, Ильяс – на холме если кто выскочит – сшибай!

Не вижу, но видно кто-то выскочил – сзади бемкает «Светка». Это получается «Хивус» подтянулся – раз у Ильяса сектор обстрела открылся…

Серега тоже дает пару очередей туда, на холм. Одна пуля – трассер, видно как, долетев до гребня холма, она дает красивый рикошет свечкой.

– Ильяс, кого видишь?

– Никого. Один лежит, второй ушкандыбал.

– Выдвигаемся!

– Прикрываю!

Из остановившегося УАЗа вываливается долговязая фигура – братец. Зачем-то прижимает к голове красный платок. Не было у него красных платков. Он вообще платков не носит, разве токо туалетную бумагу рулоном, когда у него насморк… Что за хня в голову приходит, когда не хочется принять очевидное – братец ранен, а тряпка просто в крови. Будь это кто другой – тут же дошло бы, а так сознание слабенькими лапками пытается загородиться от очевидного – но очень неприятного факта.

Прежде, чем Николаич что-либо успевает сказать – уже галопирую в сторону УАЗа. Правда, пригнувшись, в общем – грамотно.

Братец – у него действительно из-под какой – то тряпки сильно течет кровь, все-таки скалит зубы и говорит с удовольствием:

– Дароф! А где оркестр?

– Ну тя в зад с твоими шутками! Что с тобой?

– Когда через бревно на дороге перепрыгивали – башкой стойку поймал.

– Эй, вы, трупорезы, хорош трендеть! Миша ранен! – мужик лет пятидесяти помогает выйти из машины парню в милицейской форме.

– Поссать, батя, поссать – бормочет парень.

– У тебя перевязочные – то есть? – спрашивает братец.

– Есть, сейчас тебя забинтую, в четыре руки разберемся, еще сейчас медсестра прибежит. Что это у тебя за тряпка?

– Не знаю, в бардачке валялась..

Остается только вздохнуть… Братец…

Теперь тряпку эту дурацкую вон – странно, она действительно была когда-то красной, хотя кровища хлещет и впрямь серьезно – но это и при незначительных ранениях головы бывает – есть древняя хирургическая поговорка про ранения в голову – «Хлещет как из барана, заживает как на собаке» – ну да, кровоснабжение-то мощнейшее – потому и льется обильно и заживает быстро.

Братцу тампон к ране – рассекло кожу сильно, но это не страшно, теперь он пальцами его сам прижал, а мне – растягивать косынку. Ну, тут просто, не раз делал – прямой угол на затылке, а длинными концами – через лоб, на затылке их поверх того – прямоугольного конца перехлестнуть и обратно на лоб, где их и завязываем покрепче. А теперь хватаем за прямоугольный конец и аккуратно тянем вниз – к спине. И тампон плотно прижимается косынкой к ране. Остается подтянутый угол аккуратно заправить за перекрещенные на затылке концы – и вуаля – первого раненого обработали.

Второй еще мочится, мотыляясь в руках у поддерживающего его под мышки отца. Крови на нем не вижу – но вот сип какой-то и кашляет… Так, но не прерывать же ему процесс – минута другая, ничего особо не изменит. Что в машине? Избита-то машинка знатно – боковое стекло вынесено, в лобовом дыра и с десяток дыр сзади и с левого бока. Но заметно, что били по пассажирам и водителю, а машину старались не уродовать.

Братец тянет к себе сумку. Отдаю ему, лезу в салон.

А там сидит еще один пассажир. Еще дышит, но я бы сказал, что уже агональное дыхание-то. Спереди вроде целый. А сзади?

А сзади ему в голову прилетела не то картечина, не то пуля.

Крови немного, зато из дырки вываливается комочками розово-желтовато-серое вещество… Мерзкий у человеческого мозга цвет, даром, что самый могучий сейчас компьютер…

Пульс частит как заяц на барабане, но тут вряд ли мне что можно сделать. Разве что подвязать умирающему челюсть покрепче…

Вылезаю за сумкой. Братец уже жрет горсть таблеток – хоть и врач, но считает, что кашу маслом не испортишь. Явно сожрал сразу и обезболивающее и антибиотики…

Паренек тем временем закончил мочиться и сразу как-то обмяк. Отец растерянно оборачивается на нас.

Вместе с уже повеселевшим братцем отводим паренька ближе к берегу, усаживаем на камень.

– Куда тебя?

– В спину… в спину…

– Оружие есть?

– Пистолет.

– Отцу отдай. Заберите, ему пока не понадобится.

– Не… Не надо… Пусть…

– Не спорь, Миха! – братец довольно нахраписто выворачивает у приятеля пистолет из кобуры – отдает стоящему рядом мужику.

К нам подбегает Надежда.

– Что здесь?

– Похоже на пневмоторакс. Сейчас разденем, глянем.

– Кто вас охраняет?

– В каком смысле?

– В прямом! Стоите кучей, отличная мишень со ста метров.

– А сварщик где?

– Вам виднее, с вами же был.

– Да кто тут подберется?

– Кто угодно. Тут черте что творится.

– Все, признаем свою глупость. У Вас оружие есть?

– Один патрон в ружье и у сына три патрона. – отвечает Михин отец.

– Так, держите мою машинку, рожок и вот – пачка к ПМ. Поглядывайте.

Ловлю неодобрительный взгляд Надежды – она демонстративно вздергивает плечо, на котором висит ее ППС, но дальше уже некогда – парень стремительно плошает, прямо на руках. Что совсем погано – на губах розоватая пена…

Надежда действует быстро – машет руками над головой и «Хивус» послушно подходит к нам очень близко, насколько позволяют торчащие из снега валуны.

Ну да, опять она меня утерла – я как-то про салон «Хивуса» забыл – а там тепло и удобно, куда удобнее, чем тут на холоде, на промерзшем валуне… негоже раненого морозить.

Сверху от Коттеджа доносится перестрелка. Несколько раз угадываю солидные очереди из РПД. И ведь действительно – наши куда-то делись, пока я тут возился. И сварщика не видно.

Когда стягиваем с раненого бушлат, уже становится ясно, что да – это пневмоторакс. Пуля – или чем там их обстреляли – прошибла обшивку машины, спинку сиденья, бушлат, китель и влетела в грудную полость. Что паршиво. Что замечательно – ранение скорее сбоку, а тут чем ближе к середине грудной клетки – тем гаже прогноз.

Но по – любому – радости мало.

Паренек кашляет, мелким таким хеканьем, потом пытается сплюнуть. Надежда шустро подставляет чистую белую тряпицу… Кровь. Кровохарканье – значит легкое повреждено точно. И дышит часто и поверхностно, как собака на жаре.

Китель уже в крови неплохо запачкан. Режем его какими-то жуткого вида ножницами, поданными водителем… Кровельные, что ли? Но китель распластывают наполы со всем, что там внизу было пододето.

Вот и дырочка, маленькая, но сволочистая зараза. Миха опять начинает кашлять – и я точно вижу, что в дырку эту подсасывает воздух, с мерзким таким сюсюкающим присвистом. Открытый пневмоторакс – воздух прет в грудную клетку не оттуда, откуда ему положено, сдавливает легкое – и то спадается, теряя объем, из-за этого сдвигается в сторону средостение и сердце словно повисает на своих сосудах, зажимая еще работающее здоровое легкое…

– Повязка Банайтиса? – спрашивает братец.

– С дуба рухнул! Ни вазелина, ни серой ваты у нас нет, да и устарело уже это.

Надежда тем временем мажет широко края раны зеленкой, я кладу марлевую салфетку на рану и Надежда, понятливо кивнув, вытягивает из своей сумки банальный полиэтиленовый пакет с рисунком какой-то бочки и еще успеваю прочесть «дегустация ви…»

Пакет плотно ложится на мокрую от зеленки кожу. Сестра аккуратно приглаживает полиэтилен, чтоб он обеспечил герметичное закрытие дыры. Миха опять кашляет. Но уже свиста нету. Отлично, бинтуем.

Теперь аккуратно уложить раненого – как положено при такой ране – набок. МЧСник догадливо подкладывает Михе какой-то бушлат и подстилает одеяло. Миха старается лечь на здоровый бок, но тут же встречает единодушное сопротивление всех нас четверых. Нам-то надо его уложить как раз на больную сторону.

– Не… не надо… больно же… – слабо пытается спорить раненый.

– Как раз лучше – убедительно, как маленькому, втолковывает ему Надя – так ты меньше боль будешь чувствовать, поверь мне. И шок будет меньше, и сердцу будет легче…

– Вот у Нельсона было такое же ранение. – гудит МЧСник, обертывая еще сидящего милиционера одеялом. – Так его положили на здоровый бок. Вот он и умер от этого. На здоровое-то легкое – сколько сразу навалилось – и средостение давит и грудная клетка к палубе прижата не вздохнуть, и кровь подтекает внутри, давит на средостение и все вместе – на здоровое легкое. Вот он и задохся. А ты ложись, как доктора говорят – живым довезем. А там уже операционная готова – все мигом в лучшем виде…

– Точно, Миха, подтверждаю! – и братец до кучи высказался. И протягивает Михе несколько таблеток.

Начинает зуммерить переговорная штуковина. Отзываюсь. Николаич немногословен – просит медиков прибыть наверх, много раненых. Спрашиваю – брать ли братца. Ответ лаконичен – если братец работоспособен, то обязательно…

Братец говорит Михе, что мы сейчас вернемся, тот чуть не плачет – а я как на грех и его отца из виду потерял. С трудом убеждаем раненого чуть подождать – под опекой водителя. Но выдвигаться с братцем не получается – хоть и агонирующий – но у нас еще раненый. Тот, в салоне расстрелянного УАЗа.

Умирающий еще дышит. Предварительно примотав ему нижнюю челюсть, чтоб при смерти и обернувшись, рта не раскрыл, относим и второго человека в «Хивус», где сразу становится тесно. Братец остается, мы с Надеждой возвращаемся к УАЗу. Ключи в замке.

– А может, стоило Мише промедола дать?

– Нет, у него и так дыхательная функция ослаблена, промедолом вообще обидеть ее можем до отключения.

– А трамал? У нас же тоже есть.

– Ну да, меньше угнетает. Но угнетает же. Обколоть бы местным анестетиком было б лучше. Но раз у нас ничего нету – придется ему потерпеть…

Машинка заводится сразу. Видно, что ухожена. Немного жесковатый руль, сидеть высоковато, ну да не до Москвы ехать. Въезжаем наверх, проскакиваем мимо Коттеджа, аккуратно объезжаю валяющийся на дороге труп в милицейском наряде – судя по вывороченным карманам и бумаженциям вокруг – уже обыскан.

На перекрестке – с десяток хаотично стоящих машин. Останавливаюсь недоезжая – и маячить не стоит и поперек дороги лежит нехилых размеров бревно. Видно тут братец и стал бодаться со стойкой. Второй УАЗ выделяется из кучи машин своей милиционерской принадлежностью. И вот рядом с ним кучка народа, довольно шумная.

Все-таки есть такие открытия, что, сколько бы веков ни прошло – а они не тускнеют. Вот как сортировка раненых, разработанная Пироговым. Сколько ни корячились остальные – а пришли к исполнению его постулатов. Потому как открытие это – как закон Ньютона. Или Архимеда. Ни убавить, ни прибавить.

Вот как бы я разбирался в куче раненых и на скору руку второпях перевязанных людей? А так все ясно и просто – сначала из кучи раненых выделить две категории, которые во враче не нуждаются – во-первых, легкораненых – а их половина – отправить подалее, чтоб не путались под ногами и не мешали. Во-вторых, если есть агонирующие – те, кого не спасти – тоже обеспечиваем покоем и не тратим время. Таких, по статистике каждый десятый раненый. И остается у нас две категории – нуждающихся в срочной помощи, и те, кому помощь можно отложить, но оказать надо обязательно.

Так, громче всех кричат баба с мужиком. У мужика вижу повязку на бедре, прямо поверх джинсов, кровь там, где внешняя поверхность. Сидит у милицейского УАЗа, ругается в голос, увидев нас с Надеждой, встает, сильно морщась, и ковыляет в нашу сторону. Баба измазана кровью – и руки и лицо, но перевязок нет. Две девчонки лет 10–12 воют навзрыд – у той, что помладше густо замотана кисть руки, на плече – наложенный жгут. Самый тихий из всей компании парень-милиционер. На плече тоже жгут, предплечье забинтовано, хотя кровь проступает через бинт, искромсанный рукав свисает лохмотьями.

Что я точно помню? А помню я что «громче всех ругаются матом и другими словами, а также воют и плачут легкораненые. У них на это есть силы. Тяжелораненые молчат!».

Значит надо заниматься бледным милиционером.

Надежда с ходу показывает мужику с бабой, что им надо идти вниз – к кораблю МЧС – который внизу стоит. Лихо, конечно, она этому агрегату под названием «Хивус» польстила.

Мужик продолжает ругаться, потому как считает себя самым пострадавшим и поэтому требует к своей персоне исключительного внимания. Ага, щщщаззззз… Я уже видел, как ты шустро ходишь – ранение явно по касательной, был бы задет серьезно мышечный массив или тем более кость – хрена бы ты так поднялся и пошел. А оставить его тут – достанет претензиями до глубин души – он ведь ранен и доктор обязан проявить гуманизм, а то, что за это время пока его царапину будут йодом мазать кто-то другой дуба врежет – так на это насрать. Люди эгоистичны в массе, а уж раненые – тем более.

Игнорирую мужика, но это не проханже – он меня сильно дергает за рукав и просто требует, чтобы я обратил внимание именно на него и никак иначе. Баба тож подвывает ему в тон.

– Слушай, страдалец – тебе помощь оказана, повязка наложена. Кровотечения нет, больно конечно, но потерпишь. Иди вниз – там в салоне врач и медикаменты. Я здесь занят – извини, но им моя помощь нужнее!

– Я ранен твою мать! Видишь, я ранен твою мать! Ты что на хер, твою мать, совсем края не сечешь?

– Ты, калека недоделанный! Ты оцарапан, а не ранен. Будешь мне мешать – я тебе сам прострелю ногу как следует – и тогда буду заниматься именно тобой! Вали отсюда вниз, болван чертов и не дергай меня за рукава! Я кому сказал? Вали давай!

– Сука ты, а не доктор!

– Я еще хуже – все – пошел – пошел! Не беси меня! Сейчас тебя еще дополнительно подстрелят – добьешься моего внимания! Забыл, что тут перестрелка? Иди, давай!

От нашей перебранки есть польза – девчонки голосить перестали. Видимо злой доктор Ойнеболит напугал.

Кстати – какого хрена на девчонке жгут?

– Надежда Николаевна! Уберите лишних отсюда – нам новых ранений только не хватает! А ты, принцесса – как тебя ранило?

– У мммення ппаллеец отсттреллилло… ик… ттуттт в ммешшочке воттт… ик…

– Больше ран нет?

– Этттой мммаллло… ик…?

– Этой хватит. Ну-ка – где палец?

– У Лилллльккки… ик…

Пока разговариваю, вижу, что жгут наложен безобразно – кисть руки опухла и посинела до безобразия же. Осматриваю девчонку – внешне состояние удовлетворительное, не ниже. Напугана, конечно, но ничего страшного. Потому жгут долой – толку от него нет – и прошу Надежду и эту парочку отправить вниз.

Теперь милиционер. Вот ему точно плохо. Белый, холодный пот на его лице глазом невооруженным видно.

– Кости ему надо совместить правильно! – авторитетно заявляет мне в затылок все еще пасущийся тут мужик.

– Вы кто по специальности?

– Я? Экспедитор!

– Медицинское образование есть?

– Нет, но я телевизоре видел.

– Слушайте, если вы немедленно не уйдете туда, где сейчас сборный пункт раненых – в судах МЧС – я вас буду лечить только урино– и копротерапией! И от других врачей добьюсь того же!

– Так я ж помочь хочу!

– Внизу – на берегу ваша помощь будет уместнее. Все – вниз, на посадку.

– Я…

– Тебя пристрелить, чтоб понял? – рявкает сзади Надежда мужику в ухо.

Мужик подпрыгивает и, наконец, сваливает вместе с девчонками.

– Ильяс, видишь группу из четырех человек?

– Вижу. Отработать?

– Нет, ты что, это спасенные. Двое ранены.

– Принято. Не отрабатывать.

– Сопроводи. Чтоб никто не обидел. Я имею в виду: не бегай туда сюда, а огневым прикрытием.

– Понял, не деревянный.

– Куда делись мужики – этот, сварщик и второй – из первого УАЗа.

– Сварщик рванул за нашими на холм, еще до того как вы туда поехали, а мужик с УАЗа – после того, как вы раненого сюда потащили – второго, с обвязанной головой – побежал к Центральному парку. Прямо вдоль берега.

– Куда ж его черти понесли?

– Вот уж извини, не в курсах…

– Ясно, связь кончаю…

– Буякши, хи – хи – хи..

Теперь что у парня с рукой. Надежда уже дерет ножницами рукав – аж треск стоит.

Парень прикрывает глаза и вроде собирается потерять сознание. Роюсь в сумке – одноразовый шприц. Ампула промедола. Теперь одно соединить с другим – и в ляжку. Готов. Будем надеяться, что шибко инфекции я ему не занес.

– Эй! Земляк! УАЗ на ходу?

– А?

– Ты тут не помирай – все равно не дадим – УАЗ на ходу?

– На ходу…

– Можем сейчас на нем вниз съехать?

– Можем… Бензина нету…

– Что, прям тут кончился?

– Ну да, тут… Я мотор не выключал… Он чуток поработал – и заглох… Этот пидор по нам очередь дал, а завести не смог…

– Какой пидор?

– Этот… мент – он нас остановил…

– Сколько тут всего было?

– Этих?

– Да, этих.

– Трое… Двое ментов…

– Всего трое?

– Ага.

– Я закончила!

– Надежда, как подбинтуем или перебинтуем – на Ваш взгляд?

– На мой – подбинтовать и хорошо будет.

– А жгут?

– Давайте проверим.

– Хорошо, распускаю.

Смотрим на повязку. Кисть руки розовеет, а вот кровищи на повязке не добавляется. Надежда добавляет еще бинта сверху, а я тем временем стягиваю с раненой руки часы – они хоть и на растягивающемся браслете – но на раненой конечности лучше не оставлять всяких колец, браслетов, часов – отечет – хрен снимешь и можно получить на ровном месте отмирание тканей. Был у меня пациент – с ожогом и ботинком, на обожженной ноге. Успели снять этот чертов ботинок по кускам, еле успели, а то потерял бы пальчики – уже цвет был у них очень гадкий, когда освободили…

Иммобилизовать бы руку – очень похоже, что уж одну-то кость пуля поломала. А может и вторую тоже – без рентгена не скажешь. Шин у меня нет. Разве у МЧС спросить? Или тут какую-нибудь ветку – доску поискать…

– Что вы озираетесь?

– Дощечку ищу, для иммобилизации.

– Да бросьте, даже если и найдем – то грязная же будет. Выщелкните из запасного магазина патроны – и прибинтуем. В самый раз по длине будет. И на косынку.

– Вот бы не подумал.

– Доводилось так делать. Уж чего-чего, а пустой магазин найти было проще, чем шины – Надежда улыбается и подмигивает.

Горсть ТТшек ссыпается в карман, магазин от ППС прибинтовывается к раненой руке, сама рука под прямым углом согнутая в локте берется на косынку.

Начинаю приподнимать парня. С трудом, но идти может. Потихоньку тащимся туда, где оставили возле бревна УАЗ. Надежда тем временем прикрываясь машинами отходит сзади, на всякий случай глядя, чтоб нас, убогих, никто не обидел.

– Ильяс, возвращаемся.

– Как говорится – вэлкам.

– Ничего нового?

– Водилы с твоим братцем собирают трофеи с битых машин, раненые токо что добрались. Мужик уже до меня докапывался – послать пришлось. Ну, болтливый…

– Это он после ранения раздухарился.

– В курсе. Эйфория, называется.

– Она самая.

Аккуратно скатываемся вниз. Осторожно добираемся с парнем до «госпитального» «Хивуса». А салон – то уже и заполнен. Миха вроде дремлет. Агонирующий все еще дышит. Остальные расселись по лавкам и смотрят – что скажу…

Связываюсь с Николаичем.

– Раненые готовы к эвакуации. Что у вас?

– Прекратили преследование. Одного добили. Второй утек. Сварщик с вами?

– Нет, он же за группой побежал.

– Черт…

– И этот, Михин отец тоже утек – побежал в направлении Центрального парка.

– Да что же это за балаган-то с самодеятельностью! Ладно, его телефон у меня есть – уточните – вроде бы сварщик на связи был с МЧС – они с водилой нашего «Хивуса» точно по мобиле разговаривали.

– УАЗ наверху – без бензина.

– А тот, что до берега доехал?

– В дырках, но полностью исправен. Плавучий госпиталь можно отправить в Кронштадт?

– Можно Машку за ляжку…

– Ясно. Разрешите отправить.

– Сопровождать кто будет?

– Считаю, что водителя и врача из спасенных хватит.

– Отправляйте.

– Они сейчас трофеи собирают.

– Гляньте, то они надыбают. Если что ценное – отбирайте.

– Принято.

– После того, как отправите – возвращайтесь сюда, на перекресток. Мы сейчас уже там будем.

– Что, кого-то зацепило?

– Нет, все целы, но пара стрелков лишними не будут. Подозреваю, что убежавший к нам гостей притащит. А нам тут есть на что внимание обратить.

* * *

Виктор проснулся как-то сразу. В бункере тяжело пахло кровью от сваленных в углу мешков. Припахивало еще чем-то, не очень аппетитным, но Витя предпочел этого не замечать. Ирки уже не было рядом и, высунувшись из люка, он увидел, что она ковыряется в том мясе, которое они не успели еще срезать с костяка.

Вчерашний азарт кончился, начался отходняк. К тому же удачливый охотник отчетливо понял, что скоро станет тепло и все эти мешки с десятками килограммов мяса, на которое ушло до черта соли, сахара и приправ – придется банально закопать, потому что протухнет солонина.

Вяло ковыряясь ножом, который вертелся в одеревеневшей после вчерашней работы руке, Виктор лихорадочно думал – что делать? Чернышевский нафиг, с Белинским – мелькнуло у него в голове.

– Ирк, что скажешь, как нам лучше мясо сохранить? – неожиданно спросил он подругу.

Ирка сдула прядь волос – но та осталась на месте, прилипнув к потному лбу – и незамедлительно сказала:

– Я считаю – ледник надо делать.

– Ледник?

– Ну да, погреб со льдом.

– Откуда я тут в лесу погреб возьму! Да еще со льдом!

– Погреб придется вырыть. А лед привезем – тут же озерцо есть недалеко.

– Хренасе, недалеко! Пять километров бездороги.

– Ну, иначе не знаю…

Набив еще пяток мешков – причем Витя краем глаза увидел, что Ирка сыплет соль и прочие приправы, явно страдая, он понял, что не верит подруга, что это мясо будет съедобным… А работа мясника – хуже чем у грузчика оказывается… Жиловщик это называется вроде… Рука уже как чужая. Не хватает по своему мясу секануть… На мясокомбинатах – то перчатки кольчужные выдают…

Ничего другого, кроме как ледник так в голову и не пришло. Взяв лопату, Виктор опять задумался – где его рыть. Если рядом с бункером – мухи задолбают. Запах уже есть, вряд ли ослабеет. Оттартать мясо подальше – тоже нюанс – опять значит грузить, а перекидывать эти мешки снова очень не хотелось.

Опять же неизвестно, что за зверье полезет…

Виктор отошел метров за двести и в теньке на склоне холмика наметил контуры квадратного погреба. Воткнул лопату в землю и начал рытье…

Через час он незначительно углубился в землю, но уже взмок. Еще хорошо, что с этими чудиками таскался – подумал Витя – если б не коп – уже сдох бы с непривычки, а так куда ни шло. До вечера яму вырою. Доски есть – они сырые и гнутые, но тут пойдут. Значит, еще колы вырубить для распора. И за льдом. Лед можно будет бензопилой резать… Правда можно вместе с бензопилой под лед улететь – хреноватый сейчас уже лед… А везти на чем? В мешках в УАЗе? Засру весь УАЗ… Сани бы надо…