Текст книги "Ночная смена"

Автор книги: Dok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 39 страниц)

Мне повезло – я заправилась – у меня как раз значок загорелся красненький – и не успела пожечь – начнись все это парой дней раньше – оказалась бы без бензина, а так я все-таки печкой салон грела. Ненадолго – но помогало.

В туалет ходить было очень сложно. Но приспособились – сзади, за водительским креслом в пакетик – и в окошко. Запах, конечно, был, но что ж поделать…

И кофе конечно зря… Не стоит его на морозе пить…

А последние сутки дрожали как цуцики, поняли что все – конец. И стало все равно.

И утром вдруг – шум, ракеты, огни!

Мне уже глаза не разлепить – кое-как смотрю – матросы бегут. И один на меня посмотрел – глазами в глаза. Не знаю – что его толкнуло? И к нам!

И все, не помню больше ничего совершенно – очнулась – руки-ноги в простынях замотаны, лежу в обнимку с парнем голая – и на нем одни трусики. Сверху тяжелое что-то, сзади тоже кто-то горячий навалился – спрашиваю:

– Митя, где Митя???

– Все в полном порядке – спит твой Митя – чаю чайник выдул и дрыхнет.

Знаете, так хорошо стало, ну не сказать – как хорошо. Как на свадьбе! Зря смеетесь, мужчины этого не поймут никогда, они на свадьбах кислые сидят, не их это праздник!

А мне тот – который сзади привалился:

– Да что ты Рита плачешь, все ж хорошо!

А я ему: – Потому и плачу! От радости!

– Черт вас женщин разберет – говорит.

А как ему объяснишь? Я даже не подумала, что и пахнет от меня, наверное, жутко и зубы не чистила несколько дней, и некрасивая, небось помятая вся и… ну что говорить…

Второй раз родились…

Помолчали. Что я ей должен сказать? Пока думаю, она берет инициативу в свои руки.

– Знаете, мужчинам трудно скрыть свое хотение (лукаво улыбается). А у ребят было даже не желание, а уж точно – Хотение. Немалых размеров и весьма твердое. И у меня последние полгода ни одного мужчины не было. Вот положа руку на сердце – если бы Вам спасли жизнь три красивые спортивные девчонки, текущие от желания с Вами поласкаться – Вы бы устояли?

– Боюсь, что не устоял бы…

– А я и вовсе слабая женщина.

– Слабые женщины не выживают в таких условиях.

– Если бы я была одна – тоже бы не выжила. Но я была с Митей. И мне никак нельзя было помереть. Никак нельзя.

– Не боитесь, что могли чего-нибудь от курсантеров подцепить? Или зачать от них же?

– Нет, не боюсь. Я уже теперь долго ничего бояться не буду. А мальчики… Вы знаете – я ведь у них первая была. Так что вряд ли, что они больны. Ну а зачать… От таких – почему бы не зачать? (опять лукаво улыбается). Зря поторопилась силикон ставить – наверное, кормить мешать будет.

– Извлечь его не велика проблема. А к курсантерам меня вызывать не будут? У Вас все в порядке?

– Думаю, что в порядке. Я два года как донор. Там серьезно проверяли. И, кроме того, обследовалась… так что тут Вы можете не беспокоиться.

– Ну и славно. Кажется, так должен говорить хрестоматийный добрый доктор в конце нравоучительной беседы?

– В конце беседы я бы хотела сказать Вам большущее спасибо. И за себя и за Митю.

– Пожалуйста.

– И я постараюсь при первой же возможности отблагодарить Вас.

– Как курсантиков?

– Думаю, что иначе (опять улыбается) – ведь у Вас-то хотения особого не видно. Да и устраивать такие безобразия ежедневно…

Но я надеюсь, что смогу оказаться полезной – в чем другом – не последний же день живем.

– Да уж, давайте постараемся. Митю смотреть не буду – на первый взгляд у него все в порядке. Но если что будет беспокоить – я в Петропавловке.

– Спасибо. Я надеюсь – увидимся!

– Всего хорошего! Конечно, увидимся. Питер и раньше был большой деревней, а уж сейчас-то…

Званцев стоит неподалеку. В глазах – вопрос.

– Все в порядке, если она не привирает. Она донор, их действительно проверяют.

– Могла и соврать.

– Могла. А зачем? Чтоб ее потом в мешок, да в воду? Сомневаюсь.

– Если только так.

– Я вас отлично понимаю. Но если Вас интересует мое мнение – то, что произошло – далеко не самое худшее, что может быть. Ситуация и впрямь эксквизитная, но ничего ужасного не вижу. Ваши три мушкетера…

– Это вы о ком?

– О приятелях Вашего сына.

– Ненавижу этих книжных героев. И ребята к счастью на этих дурацких мушкетеров не похожи совершенно.

– Ладно, пес с ними, с мушкетерами. Как ваши ребята отнеслись к происшедшему?

– Гордятся. Не знают, как эту проходимку еще ублажить. Все ее шмотки постирали.

– Тогда тем более хорошо, что они относятся к первой группе мужчин. Это радует.

– Что это за классификация?

– Моя собственная. По отношению мужчин к женщинам после полового акта.

– Уточните?

– Пожалуйста! Первая группа мужчин после акта испытывает благодарность к женщине за полученное удовольствие. Вторая испытывает ненависть и презрение к этой шлюхе, которая добровольно дала, потому как общеизвестно, что порядочные женщины испытывают к этому мерзкому занятию отвращение и поиметь порядочную женщину можно только усыпив, оглушив, связав ну или с мертвого тела наконец, как говорил один киношный герой. А третья группа ничего не испытывает к женщинам, потому как эта третья группа – гомосеки.

– Разве что по Вашей классификации…

– А что вас так бесит в трех мушкетерах?

– Бэгэродство! Уж такие люди чести… Они дворяне, вроде как офицеры привилегированной роты самого короля. Считают себя оскорбленными, если кто чихнул или зевнул в радиусе сто метров от их персон. Дуэли, дуэли… Но при этом делают все, чтоб их патрону наставили рога, да не кто иной, как английский герцог, враг Франции номер один…

И какая у этих ублюдков честь? Да их повесить мало, вместе с их командиром… А люди ими уже считай сто лет восхищаются…

– Надо же… А я как-то и не задумывался… Действительно.

– И никто не задумывается. Раз в книге пишут – то и герой. Ладно, пошли, Вам еще к выезду готовиться.

Выезд намечается непростой и потому сумку надо собрать с запасом и походом. Самое простое набрать перевязочных материалов вдвое больше. Так вроде перед боем делали медики в Отечественную. У нас с одной стороны не должно быть перестрелки – не с кем, но запас не трет карман.

Завтракаем на скору руку и пора на утренний сбор.

Пока идем, Николаич подает идею взять с собой и медсестричку с пистолетом.

Удивляюсь такому предложению, тем более, что семья Овчинникова – четыре человека. Особой битвы не ожидается, если будут еще спасенные – все же не лазарет же. А так получается цельная врачебно-сестринская бригада.

– Слышали такое выражение «бутылочное горло», Доктор?

– Ну, да. В смысле узкое место – где затор получается?

– Получается так. В медицине ведь такое тоже есть?

– Полно! Вон в Норд-Осте – все ресурсы столицы были подготовлены. А на важнейшем участке первичной сортировки ни одного медика не оказалось и этим занимались спецназовцы. А у них другая профессия совсем. Ждали-то взрыва, медиков оттянули на безопасное расстояние. А вместо взрыва – газ. Эвакуация поэтому тоже так же пошла через пень колоду… И вместо того, чтобы разбросать пострадавших по нескольким больницам – всех направили в Градскую. А там тоже петлю подвоза не организовали, не выдвинули к воротам пункт приема пораженных, вот им во двор и набилось в очередь триста «скорых», получился неслыханно длинный и сложный рукав переноса пострадавших, вот больше сотни и потеряли… Так что рассказывать – то можно долго.

– Ну и хорошо.

– Да мне-то только легче. Тем более – толковая она, опытная, так что не вижу причины спорить. Если согласится, конечно.

– А что ей еще остается?

Сегодня утреннее собрание начинается по-военному точно: ровно в девять часов две минуты. Чай явно становится традицией – и отлично. Не успеваем хлебнуть по глотку, как воспаряет наш импозантный мэтр и прочувственно – как ведущий церемонию в крематории – говорит о том, что вчера погиб смертью храбрых наш соратник и мы должны почтить его память…

Овчинников, не удержавшись от тонкой усмешки, заявляет, что память мы уже почтили – еще вчера.

За исключением тех, кто не соизволил.

Мэтр возмущенно отвечает, что ему никто не сообщил.

– Разумеется. Отговорки своей лени и невнимательности можно всегда найти. Тем не менее, мы уже почтили память своего товарища, и Вы тут уже опоздали. То, что Вы убываете в Кронштадт, Вы тоже не знаете?

– С какой стати я должен туда отбывать???

– Объединенным командованием Вы назначены переводчиком в команду мортусов.

– Что это все означает????

– Тридцать итальянок – феминисток приступают к работе в качестве вспомогательной похоронной команды. А Вы назначаетесь к ним переводчиком.

– Никогда не поверю, что они вызвались это делать добровольно! Это грубейший произвол! Они иностранные гражданки. И даже если они все свихнулись – я не собираюсь быть у этих могильщиц переводчиком!

– Знаете, Вашего согласия никто и не спрашивает. В соответствии с Законом РФ «Об обороне» в случае чрезвычайной ситуации я, как старший воинский начальник имею право мобилизовать для выполнения насущных нужд любого. Вот Вы – как раз тот самый любой.

– А если я не подчинюсь???

– Вам разъяснить, что такое «неисполнение приказа в военное время»?

– Никто не объявлял, что у нас сейчас военное положение! И я не военнообязанный!

– У нас сейчас военное положение. Можете ли Вы это опровергнуть?

– Могу!

– Нет, не можете. А я могу отдать приказ выкинуть Вас за ворота. Михайлов, твои люди выполнят этот приказ, или нет?

– Выполнят, причем с удовольствием. Нам тут дармоеды ни к чему – каждый килограмм еды не из воздуха берется.

– Я буду жаловаться!!!!!! Вам это с рук не сойдет!!!!

– Разумеется. Вот сейчас отбывает «Треска» – получите командировочное удостоверение у моего секретаря – и езжайте. Да, кстати – итальянки еще не в курсе, что они добровольно взялись за работу похоронной команды. Вам вменяется в обязанность их убедить проявить, как говорилось ранее, высокую сознательность.

– Это тем более возмутительно!!!!

– С завтрашнего дня вводится карточная система на территории острова Котлин. Так что либо Вы и Ваши феминистки начинаете работать – и получаете рабочую карточку, либо у вас будут карточки иждивенцев… А, я забыл, что Ваши предки во время войны служили в 16 Украинском фронте, защищая Ташкент и наши питерские нюансы Вам незнакомы… Говоря проще – лучше Вам убедить тальянок.

– Я…

– Михайлов, покажи сеньору переводчику дорогу к «Треске»!

Мы, в общем, и раньше знали, что Михайлов может быть грубым, так что дальнейшее не удивило. Собственно все уже описано Гашеком в эпизоде общения сапера Водички и венгра Каконя. Разве что Михайлов еще вернулся взять бумажку командировочного удостоверения…

Особенно веселиться Овчинников не дал – и собрание покатило по рельсам.

У меня информации не густо – сообщаю количество пациентов, отмечаю обострение хронических болезней и прошу тех, кто еще не взял витамины – выполнить это. Под занавес показываю косынку – эта из НАТОвских запасов, черт ее знает, как к нам попала – треугольный кусок особо прочной чисто синтетической ткани, знакомый многим нашим людям – тем, кто постарше – как женский платок, кто помладше – как бандана. Только поболее эта штука, чем бандана.

Михайлов тут же встревает с требованием провести занятия с личным составом по применению этой косынки. Овчинников выносит вердикт – и я себя поздравляю с тем, что любой забывший армейское правило номер раз – «инициатива наказуема!» получает головную боль. Теперь надо будет и занятия проводить. Правда я могу схитрить, выполнив армейское правило нумер два – «ничего не делай сам, если есть толковый зам».

Обучу медсестер – а они пускай передадут далее.

Николаич сообщает о том, что есть подозрения – возможно зомби начали маскироваться и прятаться. Это еще не вполне достоверно, но иметь в виду стоит всем.

Хранитель выглядит измотанным, но рапортует достаточно бодро: было 2870, пришло и доставлено иными путями – 211, эвакуировано 844 – таким образом на довольствии – 2237 человек. Продовольствием обеспечены в нормальных объемах, угрозы голода пока нет, но питание все консервированное – из флотских запасов, поэтому любое поступление более свежих продуктов, особенно овощей, фруктов и так далее – приветствуется. Также ведутся работы по благоустройству территории – в неподготовленных к проживанию помещениях уже никто не размещается, но, разумеется, и комфорта особенного нет. Из Кронштадта доставили ДДП – мобильную душевую установку на автомобильном прицепе, если все будет в порядке – то с завтрашнего дня будет работать баня. Это встречается радостным гулом. Раздаются вопросы – где будет баня? Отвечает – в районе Государева бастиона. Ванна-кухня уже не так потребна, как в первые дни, когда у нас надо было кормить четыре тысячи человек, поэтому она перейдет на обогрев воды – ДДП маломощна и одна не управится. Возникает проблема с дровами – есть мысль добыть дрова в Зоосаде – там спилили много деревьев, так что этим можно воспользоваться. Но упирается в недостаток грузового транспорта. Нужны грузовики.

Начвор краток и лапидарен как древний спартанец. Сообщает, что теперь на вооружении в Крепости есть 6 бесшумных АК с боезапасом (ага, вычтя наши три ПБСа получаем еще три добытых в недрах Артмузея. И АК откуда-то взялись…), а также о том, что пока работа по приведению в боеготовность ДП приостановлена из-за переключения на производство защитных костюмов.

Выступление Михайлова пестрит паузами. Надо полагать, это результат включения внутреннего цензора. Ну не звуки же «Пи» ему издавать, а ругаться видимо охота. Речь идет о том самом вчерашнем выступлении недовольных. Выглядит забавно:

– Работать… не хотят… видите ли…, а претензий… вагон с маленькой тележкой!..

– Но может там есть профессионалы, которых мы не можем здесь обеспечить работой? Программисты, атомщики?

– Ага!.. Программисты!.. Языком они работники!.. Руками ничего не умеют. Принципиально.

– Но ты ж им давал сроку сутки – определиться.

– Давал. Жду, как они… придут. Беда-то в том… Что те, кто бузил и подбивал… не придут. Они за спинками привыкли… сидеть. А придут дурни… мать которых… не научила в детстве думать…!

– На здоровье. Глядишь, кто другой умнее станет.

– Возражаю! Эти кретины там так нагадят, что потом не расхлебать будет. (Николаич голос подал.)

– Да много ли беды от десятка идиотов?

– И от одного беды может быть столько, что потом ротой не расхлебать.

– Мы за ними присмотрим. Пока будем дрова собирать – охрана и приглядит.

– Ага. Они частью сдохнут, частью сбегут. Попутно устроят гажу мазелиновую, походя…

– Так что нам заградотряды выставлять?

– А неплохо было б. Потому как в обязанности заградотрядов было и не допускать малолетних романтиков на фронт.

– А что прикажете – работать они не хотят и не умеют. В гарнизон идти или еще как-либо служить – свободолюбивы слишком. А кушать хочется вкусно и обильно. И?

– Что – и? Но посылать их в дело… Это ж не компьютерные стрелялки играть.

– Раз у тебя нет ничего внятного – то поступаем, как запланировано.

– Ну, хотя бы баб детородного возраста не пущать и парней лет до 25.

– Вот-вот доктор – это и есть фОшизьм – ограничение свободы воли, действий и упор на чисто биологические элементы в противовес духовному.

– И расписки возьмите, хотя бы. Типо: в случае моих неудачных действий поставивших под угрозу чужие жизни – отвечаю жопой.

– Это как так?

– А пятьдесят палок по тупой сраке, чтоб голова лучше думала.

– Да ты Михайлов еще хуже сатрап… Нет уж – предупредим, расписки пожалуй пусть пишут – но без палок и ограничений. Насрут разок себе в штаны – потише себя станут вести. А то доиграемся до эсэров и анархистов… Хотят свободы – пусть получат.

На этом дискуссия сворачивается.

Начарт сухо сообщает, что у него без изменений. Отремонтировали станки у старинных орудий. Людей для выезда выделил. Все в штатном режиме.

Званцев тоже краток – доставлен груз из бракованных сигнальных патронов – вышел срок годности и видимо хранились не лучшим образом – картонные гильзы раздуло как раз там, где размещается таблетка. По его мнению можно эти боеприпасы утилизировать – таблетки ракет использовать при зачистке в подъездах, а порох дымный – отдать начарту.

Сапер торопится и потому очень кратко тоже информирует – сегодня при поддержке гарнизона и патрулей комендантской службы взялись за раскулачивание стройки напротив «Летучего Голландца». Нашли четырех живых строителей и живого сторожа запершихся в балке и теперь активно вывозят оттуда с территории стройматериалы – много железных конструкций, бетонных блоков, а главное – есть строительная техника на ходу, что особенно ценно. Просит извинить – надо идти – свой глаз – алмаз.

Последней говорит дама из Монетного Двора – из колец и перстней сделали четыре перчатки на левую руку – и показывает одну из них. Очень что-то знакомое – точно, была такая мода у богемы – на каждую фалангу пальца по перстню, перстни сочленены друг с другом и получается такой залихватский напалечник из ажурного металла. А монетодворские еще и со вкусом это все сделали – плюс добавили наладонники, не позволяющие укусить ребро и тыл ладони. Красиво сделано. Ну точно – узнаваемо. А укус такая боевая рукавичка выдержит. Опять же и краги укреплены металлом. Блестит со страшной силой – но явно не серебро. Перчатки передает Овчинникову. Но вид при этом такой – словно герцогиня снизошла к дежурному, нет не лакею, но и не герцогу.

Овчинников подводит итог:

– Бронегруппа из двух БРДМ с автобусом выдвигается по маршруту – Сытный рынок, Финляндский вокзал, Калининская площадь, проспект Металлистов. По возможности – держаться у Невы – тогда возможна поддержка с воды – катер со стрелками будет сопровождать. «Хивусы» подойдут через два часа – в случае нештатной ситуации помогут организовать эвакуацию.

Задачи – разведка обстановки. Уточнение возможности получения матсредств и продуктов. Нахождение подходящей техники – в первую очередь грузовой. Вывоз обнаруженных спасенных. В составе группы будут дополнительно включены автоматчики из гарнизона и три свободных водителя. В случае обнаружения подходящей техники таковая будет присоединена к колонне.

Вопросы?

– У меня на периметр и людей считай не останется – одна группа на стройке, другая в Зоосаде, третья с разведкой. – отмечает Охрименко.

– Комендантские помогут.

– Так и их не полк… А мои еще и баню оборудуют – саперы-то все на стройку считай побиглы.

Мне кажется, что Охрименко нудит по старой армейской привычке – если уж припахали, так хоть выцыганить что полезное взамен, пока начальство в тебе нуждается. Но Овчинников сам не лыком шит. Та же старая школа, так что отвечает начарту хитрым взглядом и заканчивает собрание.

По дороге встречаюсь с медсестрой Надеждой. Собственно говоря, она уже идет с сумкой к автобусу, так что приглашение сугубо формальное. Признается, что устала сидеть взаперти – проехаться посмотреть, что в городе творится очень охота.

У автобуса крутится несколько человек, включая Вовку. Проверяют технику перед выездом. Спрашиваю Надежду – завтракала ли? Отвечает, что да, все нормально.

Бегу завтракать сам. Пока перекусываем какими-то паштетами в мягких баночках из толстой фольги с теми же хлебцами, Дарья говорит, что кончилась картошка и лук. Раз мы едем на рынок, то может, спроворим для себя самих?

– А жизнь-то налаживается – хмыкает Ильяс. Мужички на рынок собрались, заодно картошки прикупить. Впору список написать, как моя мне всегда пишет – не помню больше двух покупок…

– Налаживается, налаживается. Михайлов жалился, что в каждом закутке любовь крутят. Нашу кассиршу подловили вчера с патрульным.

– Какую кассиршу? – подпрыгивает вологодский Серега.

– А, заволновался – ухмыляется Николаич – нашу, я ж сказал, а не твою. Милку поймали. Ведь вроде весна, март. Положено любовь крутить.

– Милку? Так она как кошка – только март у нее круглогодичный.

– Кстати, а куда кошка Мурка делась? Я ее давно не видел.

– Да никуда не делась, только теперь она все время у рыболовов трется – оказывается, она рыбу свежую любит. А может фенолы с бензолами в свежей рыбе. Но теперь она все время там с этими рыбаками.

– Как же она босыми лапками на льду?

– Ага, щщазз – будет она на льду сидеть – ее рыбаки на коленки пускают. Так вместе на поплавок и смотрят.

– Ладно, спасибо хозяйка – гоп – гоп – пора ребята.

Обвешанные оружием мужики спускаются во двор. Николаича что-то беспокоит и потому каждый тащит по три ствола с боеприпасами – пистолет, дробовик и ППС – кроме как у снайпера Ильяса СВТ. Андрей остается в расположении – я уже убедился, что ему нож острый подниматься по лестницам, к тому же он пообещал Демидова довести до качественной стрельбы и даже поспорил с Вовкой на шоколадку.

Демидов, «негрильный бибизян» встречает нас у машины. Он довольно громко и почему-то страшно гнусаво распевает какую-то очередную шнягу из шансона. Прислушиваюсь поневоле.

– Я себоддя дачебал с дебушкой дубибаю…

– У тебя что, насморк?

– Ты чо! Это такая пацанская песня.

– А! Я-до дубал, чдо у дебя дасборг – от либодада.

– Какого еще лимонада?

– Из чибодада. Дашел чибодад с дибодадом – и дасборг!

– Прикалываешься?

– Еще чего. Прикол – это злая шуточка над зэком – новичком в камере. А я просто шучу.

– Эта, а зачем шутят над новичком?

– А посмотреть – как он ориентируется в ситуации. Пролопушит – будет ему худо.

– Вон как… тебе магазины набить надо?

– Не, спасибо. У тебя сегодня и так работы куча будет.

– Это какой? Ракеты потрошить?

– Ага.

– А мы уже – Николаич сказанул – мы полста зачинок и надыбали.

– Каких зачинок?

– А во! – Демидов вытягивает из кармана куртки грубо отрезанную верхнюю половину патрона от сигналки с примотанными скотчем к донцу ракеты спичками.

– И работает?

– А то! Кинуть?

– Тут же кругом люди и машины, подпалишь кого!

– Да лана, я ж не тупарь, усекаю.

– Ну ладно, уже зовут, счастливо оставаться!

– Зря меня не взяли!

– Еще наездишься!

В автобусе неожиданно много народу, снаружи и не разглядел. Окна никто не мыл, видно сочли, что такое тонирование рубероидом меньше привлекает внимание, поверх наварили сеток и полос. Тут эстетики никакой – сделано грубовато, но с виду надежно.

Вид у обычного китайского автобусика стал каким-то постапокалипсичным, голливудским, в решетках и грубых подпалинах от сварки… Здороваюсь с мужиками – если нам повезет, то они вернутся на грузовиках. За руль устраивается Вовка. БРДМы сегодня ведут в дело мужики из Артмузея, которые их чинили. На головном бронике покатит Николаич и Сергей – за пулеметом, второй примет в себя Ильяса с винтовкой в жестком крепеже башенки и Сашу. Проверка работы раций. Работают. Даже у меня, хотя я с этой бесовской техникой не очень-то дружу.

А вот Дима-опер устраивается на переднем сидении рядом с Вовкой. Мужичок, которого он согнал, бухтит, но затыкается, когда ему в понятной и доходчивой форме объясняют, что стрелок спереди полезнее второго водятла. К тому же Дима знает этот район – и тир тоже сугубо его наводка.

Автобус выкатывается из ворот, забирается на горбатый Кронверкский мост – и останавливается перед разворошенным муравейником. Саперы развернулись во всю мощь, мало того, сейчас в их игрищах участвует здоровенный гусеничный кран. Видимо решили узел обороны моста сделать циклопичным. Подозреваю, что как только вычерпают запасы бензоколонки – так и отодвинут там оборону, да и Иоанновский мост скорее всего разберут – пока холодно еще зомби не прут к реке, а потеплеет – не удержим.

Вовка бубнит в свою «рацею». Стоим, ждем. Пока стоим – звоню братцу. Отзывается сразу – говорит, что чем дальше, тем хуже. Зомби стало больше, мало того идет вспышками какая-то пальба, причем Миха и его отец как-то очень насторожились от этого, объяснить не могут почему, но сильно встревожились. Характер стрельбы истерический, по их мнению, и очень похож на перестрелку. Не было печали! Договариваемся ориентировочно на два часа – к тому времени мы должны уже быть напротив Коттеджа. Дима обещал наладить связь. Но тут проблема – водятел машины сам в рациях ни бум бум. Передаю оперу трубку, и они там бурно о чем-то переговариваются. Причем я с трудом понимаю едва ли не каждое третье в лучшем случае слово.

Трогаемся – оказывается, за разговором не заметил подхода «колонны бронетехники». Маленькая такая колонна. Первая машина выглядит боевито, а вот вторая непривычна глазу – из башенки торчит СВТ, что как-то странно.

Пробравшись через саперное буйство, наша техника вместо того, чтоб идти по асфальту Кронверкского проспекта сворачивает на аллеи Александровского сада. Дима, повернувшись, объясняет – надо проверить проходимость, глянуть много ли зомби у ограды Зоосада и в парке – и чем черт не шутит – возникла идея нарастить в будущем ограду парка и оттяпать себе еще кусок территории. Под огороды, например. Сейчас, разумеется, это не получится, а вот зимой глядишь и выйдет. Ну да, картошка-то с луком у нас уже кончилась…

В грязные стекла черте что успеешь разглядеть. Но что радует – мало тут зомби. Не такая толпень, как на Невском. Вываливаемся из входа в парк на Сытнинскую площадь.

Теперь смотреть в оба глаза. До этого, на инструктаже растолковали, что L – образное здание ИТМО с красивой башенкой огораживает площадь с двух сторон. Охватывает и территорию рынка. Сам рынок – здоровенный центральный корпус с различной жратвой – в одном конце овощи-твороги – а в другом – рыба и, к сожалению – мясо. Значит там живчики как минимум. Еще есть павильоны со шмотками и всякой всячиной – а с противоположных ИТМО сторон тоже буквой Г – киоски в ряд – с продуктами. Еще просили присмотреться к магазину парфюмерии и иметь в виду колледж – может там кто живой. Проезжаем мимо запертых ворот на рынок. Следующие открыты настежь. На углу автобус останавливается, а броники проезжают дальше. А неплохо так проезжают – дымина из выхлопных от них не валит. Значит, еще поездят.

Вовка поворачивается и говорит:

– Вполне возможно зачистить. Нашли «Газель» и «Бычок», вполне подходящие. Николаич говорит – один фургон с приманкой – и вполне за несколько часов можно разобраться.

– Беда только, что у нас нет тут фургона-ловушки. Его еще сделать надо.

– Это да…

– Мда, картошкой мы тут не разживемся.

– Точно не сможем…

И к своему глубокому сожалению никаких признаков наличия живых никто из нас не находит, как ни внимательно мы смотрим.

Сзади появляются БРДМ, объехавшие квартал. Пристраиваемся им в хвост. На квадратной Австрийской площади головной броник сворачивает вправо, и по сравнительно пустому Каменноостровскому проспекту катим к Неве, заодно отмечая большое количество мертвяков без обуви – ну да, тут же центральная Мечеть…

Ближе к Неве и зомби практически нет. Единицы в поле… Сооруженный стараниями саперов забор у бензоколонки со стороны выглядит жидковато…

Набережная. Справа сидит невозмутимая Ши-Тза. Тут машин не то, чтоб много, но как-то кучками. В одной такой кучке увяз вполне приличный с виду мебельный фургончик – «зилок». Рядом с ним встает вторая БРДМ, первая отходит ближе к парапету набережной. Ворочают башенками. Но ни со стороны «Дворянского гнезда», ни со стороны Домика Петра Первого, ни даже от резиденции Представителя Президента к нам не идут зомби и не бегут живые. Тишь и гладь.

– Первая группа – на выход – говорит Вовка, отняв от уха рацию. – Там водитель в кабине, ключи стал быть на месте.

Осторожно и аккуратно из автобуса вылезает четыре человека. Вовка, опустив стекло в своей дверце, пристраивает ППС. Упускаю момент, когда в БРДМках открываются лючки и оттуда высовываются наши люди. Буднично хлопает несколько выстрелов. Те зомби, что были рядом – грязные, медленные и какие-то несчастные с виду покорно ложатся. Остается только водитель фургончика – видно как он ерзает в кабине.

С ним справляются и без нашей помощи – один из четверки открывает дверь кабины и вылезшего оттуда водителя в три пистолета кладут на месте. Ключи и впрямь оказываются в замке, только вот бензина в машине нет и похоже аккумулятор скис.

Но оказывается, что аккумулятор в запасе есть, его тут же ставят, в бак заливают канистру из трех висевших на БРДМ, и двое из четверых садятся в кабину фургона, а двое возвращаются к нам.

Трогаемся дальше, только вид спереди закрывает теперь фургон… Смотрю на Неву – там и впрямь то отставая, то выдвигаясь вперед болтается уже знакомый катер. Приятно, что уж…

– А что это за китайские собаки там стояли? – спрашивает вслух один из вылезавших.

– Это не собаки, это Ши-Цза. Ши-Цза не собаки, а полульвы-полулягушки. У правого – он самец – под лапой жемчужина, у левой – самки – детеныш. Сто лет уже тут стоят. – замечает Дмитрий. – Их ставили в древнем Китае у храмов и кладбищ, чтобы охраняли вечный покой усопших владык.

– Ага, как и Сфинксы у Академии… Тоже покой фараонов должны были охранять.

– Да уж, тут теперь им самое место, кладбище с гуями охранять…

– Чего-чего?

– Гуй – это у китайцев демон-оборотень, дух умершего грешника.

– Гламурненько!

– И к месту. А как звучит! Вот вам гуй! Ни гуя нет! Гуево! Негуево!

– Огуели! Гуями обложили!

– С гуя рухнул!

– Ни гуя, ни гуя, а потом – гуяк – и гуюшки, гуюшки…

– На гуя до гуя нагуярили – выгуяривайте к гуям! На гуя выгуяривать? Загуяривайте на гуй!

– Все! Принято на вооружение!

Пока трепались – проскочили мимо Нахимовского училища, где стоял в затишке пяток пацанов в форменках, мимо «Авроры». Ползем медленно, передняя БРДМ расчищает старательно дорогу, распихивая в стороны стоящие как попало автомобили.

– В Нахимовском тож никого живых не видно.

– Их тут с первого дня уже нету.

– Как так?

– А клешники тогда еще тут десант выкинули и всех пацанов, кто еще был жив – тут же под прикрытием десанта и вывезли. МЧС тогда им помогали на своих галошах – как раз и заметили, что в Крепости люди. Мимо шли – попали под полуденный выстрел.

– Небось, сразу догадались!

– Догадаешься тут…

Проходим по Сампсоньевскому мосту – и мертвецов становится заметно – и сильно заметно – больше. Не мудрено – шесть больниц, куча школ – а у нас с тридцатых годов всегда рядом с больницами размещали школы и гостиницы, вокзал с его бомжами… Не толпа на Невском, но густо. Очень густо. И грустно – много мелькает грязных и окровавленных белых халатов, зеленых шапочек и медицинских костюмчиков веселых расцветок… Коллеги…

Первые признаки живых – шторы. Свисающие из окон верхнего этажа Артеллерийской Академии. Останавливаемся. Кто-то спереди пускает ракету, потом еще одну. Но никто не отзывается. Едем дальше.

Опер сидит как на иголках. Теперь вроде как он играет роль Сусанина – где-то рядом его пресловутая не то оружейная комната, не то тир. В карты не смотрит, видимо ориентируется и так отлично. Колонна отходит от набережной и мы премся в какие-то глубины не то промзоны, не то зоны железной дороги. Впереди слышна короткая пальба, проезжаем в распахнутые ворота.