Текст книги "Ночная смена"

Автор книги: Dok

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 39 страниц)

Тут он немного опомнился. – Какие нахрен сани? Еще лошадку, конюшню, баньку, сарайчик с амбаром, хлев с коровкой и свинкой, курятник… Это ж бля цельный хутор строить… Домик в деревне… А Ирка уже мечтала вслух о бане… Чистоплюйка. Не, из города все эта поеботина смотрелась куда как симпатичнее, романтичнее и героичнее…

С трудом сплюнув – рот пересох – Виктор прошелестел сам себе – Перекур!

Воткнул лопату и пошел к Ирке.

Боевая подруга билась насмерть. Видно было, что у нее тоже руки болят, но она свирепо шипя сквозь зубы, пластала и пластала куски мяса.

– Погодь. Давай хоть чаю попьем.

Она обернулась, посмотрела как-то нехорошо и ответила:

– Если сейчас оторвусь от этого занятия – потом уже не смогу взяться. Пальцы не гнутся и руки болят сильно.

– Хрен с ним. Мы всяко полтора – два центнера уже накрошили. Больше не осилим. Да и соль еще пригодится.

– Да жалко же… Когда еще повезет.

– Живы будем – повезет. А так я скоро сдохну. Руки отваливаются.

– Ладно. Чай на дрючке вскяпитим?

– Ага. В бункере-то жару устраивать не охота.

Попили чаю, вскипятив его на костерке – пока Виктор делал бункер и закладки – тайники тут разбивался лагерь из палаток. Теперь тут осталось кострище с рогульками да шалаш – склад бракованных досок и другой строительной всячины.

Прикинули, что делать дальше.

Получалось, что надо копать – и никак от этого занятия не открутиться. Все тайники – закладки еще были полными. Пустой – на всякий случай – Виктор сделать в то, спокойное время не догадался.

Прикинули объем солонины. Прикинули, как ее размещать, чтоб переворачивать было можно. Прикинули, сколько надо будет привезти льда.

Немного ужаснулись объему работы…

И пошли копать. Виктор – ледник, а Ирка – яму под недогоревшую требуху лося.

* * *

Водила «Хивуса» действительно знает номер телефона сварщика. Побурчав насчет расходов звонит, но безуспешно. Занято – и все тут. На всякий случай записываю себе этот номер. Заодно обмениваемся номерами с водителем. Смотрим – не осталось ли на галоше чего-либо, что понадобится нам здесь. Но все наше добро – на второй галоше, той, которая сейчас стоит поодаль и винтовкой Ильяса контролирует весь склон парка.

Спрашиваю – когда собирается связываться с Кронштадтом? Водила обижается всерьез – он уже предупредил о наличии раненых, уточнил какая нозология будет им доставлена. Не ребенок, дело свое знает.

Машины уже они осмотрели, собрав все, что подвернулось – и сейчас тараканят трофеи на свои галоши. Невелики трофеи, честно говоря. Слили бензин, сняли аккумуляторы, разжились домкратом и парой огнетушителей. Какая-то одежка, одеяла – замечаю, что лежащих на полу «Хивуса» раненых заботливо укутали потеплее.

Интерес представляют разве что стволы и боеприпасы.

Стволов с десяток – три ПМ, два охотничьих ружья – помповушка и автомат, пара АКСУ да два «Кедра». Патронов разного калибра ко всему этому – несколько магазинов, пачек и вроссыпь.

Предложение поделиться не вызывает восторга, но тем не менее готовы к этому.

Вопрос один – как делить.

С моей колокольни – не шибкое сокровище все найденное.

Звоню Николаичу.

Думает несколько секунд.

– МЧС и так ящик с Судаевыми получило. По уму – они даже не стреляли. Там к «Ксюхам» сколько патронов?

– Эээ… Три рожка и еще десяток врассыпную.

– Тогда им АКСУ отдайте и помповуху. И то жирно будет.

– ОБЕ АКСУ?

– Обе.

– Принято. Обе АКСУ и помповушку.

Подходит братец. Жует чего-то. В руке – полупустой полиэтиленовый пакет.

– Мы еще там немного харчей нашли. Делить тоже?

– Да ладно, вам нужнее. Токо не напирайтесь сразу-то.

– На всех поделить – совсем смешно. Тут и одному-то мало будет.

– Ну, двигайте. За агонирующим приглядывай.

– Само собой. Там, говоришь, операционную готовят?

– Ну да. Так что еще и тебя припашут.

– Разве что как сильно нерасторопного ассистента.

– Ты ж хирургией увлекался?

– На четвертом курсе. Так что шить отвык вовсе.

– Ну, живы будем – сегодня на семинаре встретимся. К слову – помыться не забудь – там у них даже ванна есть.

– Пахну?

– Не то слово.

– Это из-за того, что в морге сидели.

– Ага. А так от тебя розами и амброзиями пахнет обычно. Пока не уехал – может нужно что?

– Нужно. Патроны к ПМ у тебя найдутся?

– Вот, последняя пачка.

– Последнюю – то вроде не отдают?

– У меня еще две обоймы.

– А насчет медикаментов?

– У МЧСников возьмешь, если что.

– Ну, все – до вечера! Голову береги!

– И тебя туда же!

Надежда вылезает из салона «Хивуса».

– Думаю, что транспортировку перенесут. Вы проверили – ничего не осталось в салоне нашего?

– Проверил. Вот – братец остался вне салона.

– Уже все, ухожу.

Вместе с братцем уходят и оба водилы, до этого что-то осматривавшие винт своего глиссера. Машем прощально руками, и набитый людьми агрегат усвистывает по льду в Кронштадт.

Стараюсь поаккуратнее уложить оружие, лежащее на тряпице, похожей на половинку покрывала, потом вяжу корявоватый узел (такие обычно таскают беженцы и погорельцы, только вот хорош он для подушек, а не оружия) и укладываю его сзади в УАЗ. Торчащий ствол автомата-дробовика мешает, вытягиваю пушку из узла и стараюсь ее поставить аккуратно. Обнаруживаю крепление – в нем стоит двустволка. Ну, раз есть крепление – то пусть в нем стоит автомат, а двустволку… она еще и не заряжена – можно и так уложить. Вроде не особенная она какая – обычная наша тулка, да и калибр мелковатый, не 12 во всяком случае.

Когда садимся с Надеждой в УАЗ, вызывает Николаич.

– Что, все еще поделиться не можете?

– Не, уже поделились, госпиталь плавучий убыл.

– Эт хорошо. Вы возьмите видеокамеру.

– А канистры?

– Пока не треба, тут уже подразжились. Сварщик где? Не нашелся?

– Телефон у него занят.

– Вот черт! Ладно, ждем вас.

– Принято.

Надежда Николаевна очень неодобрительно на меня смотрит.

– Что я сделал сильно не так?

– Не мое дело врача учить…

– Бросьте. Здоровая критика снизу, сверху и сбоку – основа врачебного мастерства.

– Про врачебное мастерство ничего не скажу, а вот ППС хрен знает кому – Вы отдали зря. И патроны тоже в конце. Хоть он и брат Ваш.

– Ну, тут нас и Ильяс прикроет и у Вас…

– Это легкомыслие. Может случиться всякое – останетесь один – с двумя обоймами – курам на смех. Хотя бы из узелка возьмите что-нибудь. Меня подташнивает, когда я вижу невооруженного человека, тем более врача.

– Вы правы. Я сейчас тут приторможу и схожу за камерой, а Вы – если не трудно подберите на свой вкус эквивалент.

– Хорошо.

Идти мне недалеко – чертов УАЗ спокойно пролез на лед и мы подъехали почти вплотную к «Хивусу». Непривычно – до этого ездил только на обычных машинах. Начинаю понимать людей, которые любят джипы. Есть за что.

Ильяс на секунду отрывается от бинокля, ухмыляется приветливо и снова начинает осматривать местность. В его действии есть что-то механическое, хотя я понимаю, что это стандартный способ снайперского контроля – зигзагами от близкого к дальнему участкам…

Беру камеру, все-таки прихватываю канистру с бензином и скоро мы уже катим снова вверх – к Коттеджу. Надежда спроворила один из «Кедров», четыре магазина к нему и три патронные пачки. И пока я это не разместил на себе – не успокоилась. Зато сидит сейчас довольная, как кошка, у которой за ушком почесали.

Бревно уже спихнуто с дороги, поэтому выкатываюсь на перекресток.

Удивляет то, что наши не стоят в полный рост. Вижу только Серегу, пристроившегося лежа за каким-то «Опелем». Правда лежбище пулеметчик себе оборудовал на каком-то пальто, но то, что он внимательно смотрит в сторону Санкт-Петербурга мне как-то не нравится – нет никакой расслабухи после удачного боя, наоборот видно, что вологодский взведен, как боевая пружина.

– Ну, что тут?

– Да знаешь, похоже, странновато тут все. Думали просто бандюганы – мародеры. А тут как-то гаже.

– А что гаже-то?

– Дуй к Николаичу – они у караулки сейчас.

– Которой?

– Вон той – Серега дрыгает ногой, показывая ботинком примерное направление.

Поневоле пригибаясь, двигаемся между машин. Новоприобретенный «Кедр» удобно лег в руки. Смешная плюшка…

У караулки стоит мангал, вкусно пахнет шашлыком. Правда видно, что шашлык пригорел маленько.

– Эй, медицина!

Смотрю, кто тут такой фамильярный. Оказывается – Саша. Мы его не заметили – и прошли боком к нему, а он уютно устроился за зеленоватым «Хюндаем» с прострелянными стеклами… Сидит, смотрит на нас и улыбается во весь рот. Нехорошо. Хреновый из меня Виннету.

– Ну, что тут?

– Стоял дозор из десятка сукиных детей. Несколько человек мы внизу постреляли, в тех двух машинах, двух Ильяс зацепил – один у Коттеджа валяется, второй – вон стоит…

– Где? Как стоит?

– Стоя стоит – на два пальца левее указателя. Видишь?

Указатель – вижу. Вытягиваю руку, отставляю два пальца, прикладываю их как бы к указателю, глядя при этом одним глазом – старый метод целеуказания – и действительно – за нетолстым деревцем стоит мужик в грязном камуфляже и целится в нашу сторону. То есть – целился. Он по-прежнему стоит как статуя, только оружие у него из рук уже кто-то вынул.

– Впервые вижу такое каталептическое трупное окоченение, только читал о таком. А Вы, Надежда Николаевна?

– Тоже не доводилось. Это при попадании в голову такое бывает?

– Да, моментальное разрушение продолговатого мозга.

– Лихо!

– Ну, а еще один куда делся?

– Удрал, сволочь. Мужики было за ним погнались – но этот парк как лес, плюнули и вернулись. Вот сижу, смотрю, чтоб он обратно не пришел.

– А чего ему возвращаться? Небось чешет во все лопатки.

– Николаич считает, что это не вся банда. Да и сами по себе это отморозки до абсолютного ноля. Шашлычок видал?

– Ну, да. И что?

– Непростой шашлычок. Очень непростой.

– То есть?

– Сами увидите. Еще и снимать будете.

– Ну ладно. А где Николаич?

– Он с опером в караулке. А Вовка – около УАЗа.

– Ладненько. Смотри в оба!

В готической караулке в кои-то веки и впрямь пахнет караулкой. Тут судя по всей обстановке и ночевали разбойнички – койки, матрасы, даже и белье на них. Шмотки – очень похоже не принадлежавшие разбойному люду, чемоданы, сумки – но толком рассмотреть не получается.

Николаич озабочен и по-моему очень зол. Кивает головой и с места в карьер огорошивает тем, что получается так – тут мы накрыли одну смену. Так что возможно прибытие следующей – возможно с усилением. Ввязываться в бой нет никакого смысла.

Желательно уносить ноги и поскорее. Что повезло – нас никак не ждали. Работали в штатном режиме – потому и легли от нашего огня большей частью не вякнув. Также повезло – оружие у них ближнего боя, явно из арсенала МВД. Плохо, что ни Михин отец, неизвестно куда дернувший, ни этот чертов сварщик никак о себе не заявляют, а уходить, бросив двух человек – из рук вон плохо.

– А что отвечает телефон Михиного отца?

– Выключен, или находится вне действия сети.

– Мда, положеньице… Но не жить же нам тут? А почему решили, что здесь одна смена?

– А вот – смотрите – железный ящик. А в нем кулек с золотишком. И зубы и кольца и цепочки и серьги. Не принято так в мелкой банде, складывать в общий котел. Вы, кстати, давайте, снимайте все. Что видите, то и снимайте – потом разбираться будем. И комментируйте. Так вот Дмитрий говорит, что и бумажки интересные нашел. Гнездо у них не здесь – они сюда на дежурство прибывают. Еще есть нюансы. Сестричка. Вы помогите оперу собрать тут что интересного найдете. Пошли за мной, Доктор.

Перебравшись через дорогу – к тому, стоящему у дерева трупу – Николаич просит пока поснимать общие планы, а сам неслышно ускользает вперед. Понимаю это так, что обеспечивает безопасность места. И совершенно неожиданно слышу из кустов переливчатый звонок мобильного телефона. Позвонили Николаичу не вовремя.

Пока снимаю мертвеца – ему действительно перепало сбоку в голову. Попутно нахожу входное-выходное от Ильясовской пули.

Когда уже заснял перекресток – вылезает Николаич.

– Этот Михин папаша объявился. Сказал, что вышел с той стороны парка и подловил бежавшего от нас ублюдка. Не отвечал, потому как телефон вырубил, пока охотился. Получается так, что разумно сделал – вот забренчал бы, как у меня сейчас…

– А это точно он?

– Получается так, что он. Я ему вопросик задал – кто там с ним в машине еще был. Ответил верно. Сын, друг и врач из морга.

– Ну, все равно осторожнее стоит быть.

– Само собой. Осторожность лишней не бывает. Я ему сказал выходить к караулке – второй – там как раз Саша посматривает. Заодно глянем, как Саша сработает.

– Как бы они друг друга не постреляли.

– Да не должны бы. И Саша не дурак и мужика я проинструктировал – как услышит на перекрестке «Стой», так стой – и руки в гору. Идем, тут еще есть что снять – за караулкой и в караулке.

Оказывается, что речь идет о второй караулке – их тут две. Мы возвращаемся к шашлычнице. По дороге Николаич предупреждает Сашу о госте. Саша кивает.

Около караулки сидит на цепи голый мальчишка лет шести – семи. Картинка милая – потому как детеныш жрет чью-то ступню. Ясно, что пацан – мертвяк. Снимаю.

– Упокойте его. Из мелкашки.

Пацан не обращает на нас никакого внимания, но после выстрела не падает, а остается сидеть – только недогрызенная ступня вываливается из рук.

– Да что за черт! Или закон парных случаев – и еще один кататоник?

Николаич показывает пальцем куда-то вниз. Наклоняюсь и чувствую, что бешенство мутит голову.

Мальчишка сидит на достаточно толстом металлическом штыре вроде лома.

И, скорее всего – от этого мальчик и помер. Николаич стягивает тело с испачканного кровью, дерьмом и содержимым тонкого кишечника стержня – точно, вбитый в землю лом. Труп опускается на землю – тут вижу то, на что не обратил внимание раньше из-за ярких и пестрых гольф – голени искривлены – проверяю – да, перебиты голени. Качественно так перебиты.

– Вы снимайте, снимайте – говорит тихо Старшой.

Снимаю. Потом снимаю стоящие внутри караулки баки – литров по двадцать.

Отборное мясо. Правда, без разбора, как положено в производстве – видны куски похожие на окорок, куски помельче – вперемешку. Когда Николаич поднимает крышку последнего бака, я уже знаю, что там увижу – потому не удивляюсь виду нескольких печеней и сердец – нормальных, человеческих внутренних органов. В принципе в анатомичке ровно то же и было. Разве что назначение было разным.

– Ну, как, Доктор?

– Да паршиво. И не зомби – а людоеды.

– Двинули дальше – там у них три станка для разделки. Не тошнит? Меня так подташнивает. А Вовка и сблевал.

– Ну все-таки подготовка имеет место… Но прибил бы я кого из этих гурманов с удовольствием…

– Не ровен час – накличете.

С улицы доносится приближающаяся невнятная брань, прерванная звонким «Стой!».

Николаич осторожно выглядывает в щель и спокойно говорит:

– Получается так, что пришел Михин папа. И Саня его взял грамотно.

Вылезаем на улицу. Действительно Саша подловил и этого мужик как до этого нас.

Мужик стоит с поднятыми руками и продолжает ругаться. Узнает меня и спрашивает:

– Руки-то опустить можно?

– Конечно. Чего так материтесь?

– Вы разделочный пункт в парке видели?

– Видели. Сейчас снимать будем.

– Так чего спрашиваете?

– Получается так, что зря спрашиваем.

– Миша где?

– Перевязан, обезболен – сейчас его уже оперируют. Судя по расходу времени.

– В Кронштадте?

– Там.

– Какие перспективы?

– Для Миши – хорошие. Для Вашего соседа – плохие.

– А для твоего брата?

– Думаю, что тоже хорошие.

– Здесь еще долго собираетесь сидеть?

– Нет. Скоро поедем.

– Не забыли, что еще женщин в Стрельне забрать надо?

– Отлично помним. В парке никого не встретили?

– Этого пидора – да три штуки мертвяков.

– Ладно, помогите нашему парню в подготовке милицейского УАЗа.

– Хорошо. Что там готовить-то, бензин залил да поехал. С него все погибли?

– Нет, водиле пуля в руку попала, да одной из девчонок пуля оторвала палец.

– Надо же, как свезло. Я уж думал им крышка. Вы там не копайтесь долго – не нравится мне тут очень. А я своей интуиции доверяю.

– Не волнуйтесь. Мы мигом. Пришли бы вы раньше – раньше бы уехали. Решили вас не бросать.

– А, ну да… не подумал… Зато я его снес, суку!

– Это его АКСУ? Ну, за спиной?

– Его. Токо патронов мало.

– Сколько?

– Ну… рожок. Неполный.

– Тогда оставьте эту штуковину себе – а ППС – верните Доктору.

– Так у него же еще – вон висит.

– Хотите поменяться?

– Не, не хочу… Держите.

Получается снимать не так быстро, как хотелось бы. Тут даже меня пронимает. Три перекладины, как гимнастические невысокие турники, на двух еще растянуты не до конца разделанные тела. Чем-то напоминает гейдельбергские поделки – там тоже экорше в непривычных академичному глазу позах. В принципе так разделывают в деревне свиней – подтягивают за задние ноги и достаточно секануть по брюху аккуратно – все внутренности вываливаются долой. Охотники так тоже делают. Доводилось видеть.

Пока я снимаю, Николаич нарезает круги, постепенно удаляясь от меня и места разделки.

Не понимаю, что его так заинтересовало.

Заканчиваю, надеясь, что старательно запечатлел все. При видеосъемке важно не дергать камерой и не терять резкость – чтоб потом на стоп-кадре было видно, что и как. В свое время потратил много времени и угробил кучу пленки, пока не насобачился снимать так, как следует.

Возвращается озадаченный Николаич.

– Сняли все?

– Все. А что Вы искали?

– Внутренности. Кости. Следов того, что закапывали – нет. Даже кожи нет.

– Возможно, недавно тут разделка работает?

– Непохоже. Кровь они спускали – так по этой канаве сгустки метров на сто. С пары тел столько не наберется. Самое малое – десяток. Но уверен – больше.

Выбираемся из такого уютного раньше парка – Дмитрий с Надеждой волокут какие-то сумки. Собрали все, что нашли полезного и интересного в помещении.

Оказывается, что мы не приметили слона – за жилой караулкой притулился незаметно «Жип Широкий» – опер натренированным глазом сначала нашел ключи с брелком.

А потом методом дедукции и выхода через заднюю дверь обнаружил и Джип Гранд Чероки – сочного вишневого цвета, всего с одним пулевым отверстием в водительском стекле.

Тремя джипами скатываемся вниз – к «Хивусу». Оттуда высовывается водила и кричит, чтобы я позвонил сварщику по телефону. Оказывается сварщик отзвонился на тот – госпитальный сантранспорт – но там уже таскали раненых и потому свалили связь на меня.

– Отыскался след Тараса!

– И где этот болван?

– Сейчас узнаю.

Так, уже лучше, теперь телефон уже не занят.

– Помогите мне, пожалуйста, помогите!!! – трубка так орет, что приходится отдалить ее от уха.

– Спокойно! Вы где?

– На дереве…

– Где это дерево?

– Тут в парке!

Николаич нетерпеливо отнимает у меня мобилу. Звук громкий – слышно всем, кто не на охранении.

– Парк большой. – терпеливо, как с идиотом, хотя впрочем – почему как – именно с идиотом – начинает говорить Николаич. – Куда вы пошли от берега?

– Я пошел к вам, потом стали стрелять… я взял в сторону и заблудился…

– Вы видите какие-нибудь дома?

– Нет…

– Шоссе переходили?

– Не помню, нет наверное…

– Нет – или наверное?

– Нет…

– Так, что потом?

– Увидел собак, они странные какие-то – сразу напали.

– Вас укусили?

– Нет, я успел на дерево залезть. А они внизу сидят.

– Сколько собак?

– Четыре. Три – и еще одна.

– То есть три рядом и одна – в сторонке? Не лают?

– Да, так. Сидят молча.

– Оружие у Вас есть?

– Ннет…

– Я ж вам выдал ППШ?

– Я его уронил… Когда собаки погнались…

– Ясно. Через пару минут начинайте кричать «ау».

– Вы мне поможете?

– А куда денешься…

Выключает мобилу, протягивает ее мне.

– Получается так, что этот иерой сидит где – то совсем рядом. Тут до поселка – доплюнуть можно. Чтоб заблудиться – постараться надо. Найти-то его не вопрос. А вот собаки мне не нравятся. Тем более молчаливые.

– Дохлые псинки-то? – влезает Михин папа. Он уже осмотрел печально свой УАЗ и теперь стоит с сокрушенным видом.

– Скорее всего. Пойдете с нами?

– Тык у меня патронов-то чорт ма.

Николаич сопит, потом спрашивает меня:

– Что там – патроны есть к автомату?

– Есть. Десятка два.

– Получается так, что придется выдать оружие помощнее…

И выдает дробовик – автомат и патроны, выкопав их из узелка.

– А может и пистолет дадите? Ну, пока то-се?

Николаич, сопя, выдает и ПМ с горсткой патронов.

Немного повеселевший Михин отец начинает снаряжаться.

Остается на месте Серега и Ильяс. Беречь джипы и амфибию. Вообще-то я бы лучше их с собой видел, как-то спокойнее было бы. Вот то, что оставили Надежду – это хорошо.

Влезаем в жидковатый лесок, разделившись на две ударные тройки и обоз. Слева – глубже в лес – идут Николаич с новобранцем, да Дмитрий, в правой тройке – Саша, Вовка да я, а обоз остается на берегу.

Одновременно останавливаемся – впереди и левее дикий голос начинает орать «ау!». Ага, уже легче. Стараемся не шуметь, идя на голос. Мужик орет от души. В другое время – не выдержали бы, расхохотались. Но тут собачки… не смешно. Ни разу не смешно.

Мужик недалеко ушел – пройдя меньше двух сотен метров, левая тройка останавливается. Кустов тут совсем мало – даже я вижу здоровенный нарост на достаточно тонком дереве. Сварщик, словно мартовский кот, сидит метрах в трех над землей и жалобно вопит. С чувством. Как Козловский…

А вот собак я что-то не вижу. Вовка вроде тоже – слишком головой крутит. Зато Николаич и новичок недвусмысленно прицеливаются. Они же и начинают стрелять первыми. Тут же начинает молотить и Вовка, но не в сторону сидящего на дереве – а вправо. В сторону дорожки. Я цель к своему стыду не вижу. Краем глаза замечаю, что правая тройка лупит теперь куда-то влево и опер тоже сует в ту сторону короткие очереди.

Ладно. Зато я все это время бдительно охранял наше воинство с задней полусферы – и ни единый враг с моей зоны ответственности не прорвался. Так и запишем.

Пальба прекратилась, все спешно заряжаются. Мужик, невзирая на эту суматоху, продолжает аукать как нанятый. Подходим к нему под дерево. Внизу валяется довольно приличных размеров дворняга. Еще одна – практически такая же – метрах в пяти. Больше псов не вижу.

– Эй, на мачте! Землю видно? – громко спрашивает Николаич.

– Ау! А? – сварщик прекращает свой концерт.

– Мадам! Извольте слезть! – это Вовка.

– А, да конечно, слава богу, я уж думал, что тут сдохну!

Понятно, теперь полчаса у него будет словесный понос, а потом не удивлюсь, если уснет, как вырубится. Стресс-то у него был изрядный. И реакция будет изрядной.

– Где бросили ППШ?

– А? ППШ? Автомат? Где-то тут вот. Сейчас. Сейчас найду, конечно. Мигом!

– Стойте, сами найдем. Откуда бежали.

– Вроде оттуда. По-моему. Мне так кажется… Я практически уверен…

– Не – он оттуда бежал – заявляет Михин батя, осмотрев ствол дерева – видно ж как карабкался. Отсюда начал – значит вот так бежал.

Действительно с указанного им направления очень быстро получается результат – метрах в 15 лежал ППШ. С пустым, к слову сказать, диском.

Николаич смиренно вздыхает. Я смотрю на трясущиеся руки-ноги перепуганного сварщика и тоже смиренно вздыхаю. Надо бы ему дать седативных – так глядишь уснет. А нам надо, чтоб он сперва УАЗы усилил.

Возвращаемся тем же порядком. Но нас никто не преследует.

В обозе за время нашего отсутствия ничего не произошло.

Посмотрев на очумелого сварщика, решаем немного изменить план – сначала доехать до лодочных гаражей, принять семьи и уже там сварщик, придя немного в себя (я надеюсь) – сможет нормально наварить сетки.

Вылезать на Санкт-Петербургское шоссе совсем не хочется.

Михин батя – мы, наконец таки, с ним познакомились и он оказался Семен Семеновичем – причем я сначала не понял, почему он немного застеснялся и почему ухмыльнулся Николаич – потом дошло – так звали героя «Бриллиантовой руки».

– Вот, и вам смешно. А у меня и супруга от кинематографа пострадала так же.

– Как?

– Ее Ларисой Ивановной зовут.

– И?

– Да «Мимино» это дурацкое! «Ларысу Ивановну хочу!» Еще в студентках надоело.

– Ясненько, учтем. Так как поедем?

– А вот – по Нижней дороге. Или по совсем Нижней – то есть по берегу. Здесь вроде бы никаких целей нет – можем и по бездорожью. Тут кроме джипов сейчас никто и не проберется. А мы аккуратненько – шмыг – и на месте.

Знаю я эту дорогу – она идет по-над берегом залива – и действительно достаточно раздолбана и безлюдна. На более – менее целых участках еще видно старое покрытие – из дореволюционной щебенки. Видно для гостей – совсем рядом с нами огрызки дачи Николая Второго – тут его сын Алексей как раз родился… На погибель Империи… Красивая была дача – с пятиэтажной башней и сделана на совесть – при Хрущеве взорвали… А мы тут пикники раньше устраивали. Четко – каждое 9 мая… И самовар с собой привозили. Красиво тут. И людей немного было.

От этих воспоминаний отвлекает голос Николаича:

– У кого есть что сказать важного?

– У меня.

– Потерпит до того момента – когда сварщик сетки начнет ставить?

– Потерпит.

– Тогда по машинам – командует Николаич – головной УАЗ – первая тройка, ведет хозяин, второй УАЗ Володя, вторая тройка, Доктор снимаете как можно больше всю дорогу… И знаете что… Поменяйтесь – ка местами с Дмитрием. Лучше, чтоб Вам можно было по дороге указания давать, что обязательно снять. Так, теперь трофей… В трофее – группа тяжелого оружия и медсестра. Сейчас ведет Сережа. К слову – Сережа – возьми себе на ближний случай один из «Кедров». Племянничек СВД в салоне поухватистее будет.

– Я тоже умею – отзывается Надежда. – Умею вести машину.

– С автоматом ездили? С автоматической коробкой передач?

– Откуда? Но если негритянки пожилые управляются – думаю, что и я справлюсь.

– Ладно, тогда сейчас и проверим. Все, поехали. Амфибия – сопровождаете параллельно дороге, метрах в четырехстах.

– Мне куда? – пискает сварщик.

– В «жип широкий». И Надежда Николаевна – сообщите, когда мастер будет готов работать.

– Я уже могу.

– Вытяните руки. Нет, лучше уберемся отсюда, заодно и у вас руки трястись перестанут…

Трогаемся. Семен Семеныч – видно, что профи. Ведет так легко, что кажется – как бывает всегда, когда смотришь на работу мастера – неважно гимнаста или хирурга – что это сущий пустяк и я бы сделал так же играючи…

Попутно водила начинает негромко мурлыкать под нос какую-то песенку:

 
В гареме нежится султан, да, султан,
Ему счастливый жребий дан, жребий дан:
Он может девушек любить.
И я б хотел султаном быть.
 

 
Но он несчастный человек, человек —
Вина не знает целый век, целый век.
Так повелел ему Коран.
Вот почему я не султан.
 

 
А в Риме папе сладко жить, сладко жить:
Вино, как воду, можно пить, можно пить,
Он может утонуть в вине.
Вот если б папой быть и мне!
 

 
Но он несчастный человек, человек —
Любви не знает целый век, целый век.
Так повелел ему закон.
Пускай же папой будет он!
 

 
А я различий не терплю, не терплю:
Вино и девушек люблю, да, люблю.
Чтобы все это совместить,
Простым студентом надо быть.
 

 
В одной руке держу бокал, да, бокал,
Да так держу, чтоб не упал, не упал,
Другою обнял нежный стан —
Теперь я папа и султан!
 

 
Твой поцелуй, душа моя, душа моя,
Султаном делает меня, эх, меня!
Когда же водки я напьюсь,
То папой римским становлюсь!
 

– Ого! – восклицает Николаич – сто лет не слыхал!

– Что? Эту песенку?

– Ага. Я уж думал ее и не помнит никто.

– Ну отчего ж. Мы с Валеркой – это сосед мой – всегда распевали, как поддадим.

Мы ж дальнобойщики – едешь да поешь всякое – и не уснешь и ехать веселее. Грузы-то ценные, «грачей» нынче брать опасно. Может, вместе грянем?

– Обязательно. Только бы нам найти место поспокойнее – и чтоб «Хивус» смог подойти. Мне как-то с сетками спокойнее. А то любая зомбака не ровен час в окно прыгнет.

– Э, спокойных мест тут полно – сейчас заберемся к водокачке – там и обустроимся.

– Нам бы глянуть, что там в Знаменке.

– Это можно, конечно, только там выезжать я бы не стал. Лучше через Шуваловку.

– Почему?

– Дорогу там перекрыть – раз плюнуть. Пара ублюдков с автоматами в сторожку – и копец нам. И не развернешься. А задом под огнем корячится – удовольствие малое.

– Ладно, обойдемся без Знаменки.

– Можем встать, в бинокль аккуратно глянуть.

– Хорошо. Нам вообще-то сама Знаменка ровнофиолетова. Кронштадтским может быть интересна.

– Здесь как место? Подходит для ремонта? Я к слову – тоже немного варить умею, так что если что – сетку-то прихватить смогу.

– Годится место. Вполне. Встаем.

Местечко и впрямь вполне себе подходящее – от берега прикрывают деревья и тростники, от трассы – опять же деревья. В сотне метров – какое-то полуразрушенное краснокирпичное здание, но за ветками его видно плохо. Явно нежилое, так что вряд ли там сидит засада. На всякий случай Николаич и Семен Семеныч осматривают в бинокли окружающие пейзажи и остаются довольны.

Располагаемся под прикрытием машин. С подошедшего «Хивуса» вытаскиваются баллоны, шланги. Куски разномастных сеток и решеток. Михин батя напару с немного пришедшим в себя сварщиком начинают примеряться к работе. Ильяс с Сережей растопыриваются, беря в прицел окрестности. Остальные собираются кучкой и приседают на корточки.

– Ну, что там надо было сообщить команде медицинского? Токо Доктор – вкратце.

– Ясно. Сейчас наша команда оказывала помощь раненым. В целом – все отлично, но в наложении жгутов были грубые ошибки. Опасные. Поэтому – без деталей и упреков:

Первое: Жгут накладывать ТОЛЬКО при артериальном кровотечении. Причем сильном. Таком, которое реально угрожает смертью. Девчонке при травме пальца жгут накладывать не надо было – максимум из нее выльется стакан крови, это она переживет. А от наложенного жгута может и с пальчиками попрощаться.

Второе: Если накладываете жгут – не тяните со всей дури – надо пережать всего-навсего артерию, а не разминать в хлам мышцы, нервы и сосуды. Не перекрывайте кровоток уже первым туром жгута – нервы попортите. И не себе, а раненому.

Третье: Если все же накладываете жгут – надо перетягивать артерии. Не вены! У девчонки жгут был наложен слабо – словно ей внутривенный укол собирались делать. Это плохо – артерии продолжают качать кровь как ни в чем ни бывало – а вот венозный отток вы перекрыли – кровотечение от такого жгута только сильнее. Рука со жгутом должна быть белой – и без пульса, а не синей и с пульсом.

Четвертое: У мента жгут наложен был правильно – но записки с временем наложения я не видел.

– Я писал – обиженно говорит Вовка.

– Вова – я не упрекаю! Сделал – молодец! Но я записки не видел – значит и в госпитале не увидят. А срок у наложенного жгута – полчаса – час – потом ручку нахрен отрезать придется.

– Глупости это, с бумажками – встревает Надежда – пишите на лбу у раненого.

– Во, человек дело говорит! Наконец – последнее – пятое – жгут очень серьезное мероприятие, небезразличное раненым. Поэтому – не частите. Чем меньше наложено жгутов – тем лучше.

– Понятно – отвечает опер. – Ну и как мы узнаем – артериальное это кровотечение или венозное?