Текст книги "The Green Suitcase: Американская история (СИ)"

– Ай! – Дэвид чуть не подпрыгнул на месте от прикосновения к ране. После чего выразительно взглянул на Патрика. – Это больно.

– Можно подумать, ты никогда не резался и не ударялся раньше, – усмехнулся Патрик, продолжая обрабатывать рану.

– Ударялся, конечно, – ответил Дэвид. – Я мастер спорта по кикбоксингу, между прочим. Меня не раз лупасили на ринге.

Патрик кивнул:

– Ты говорил. Ты ведь с детства занимался?

– Лет с семи, – Дэвид улыбнулся уголками губ. – Помню, мне ужасно хотелось заниматься каким-нибудь единоборством. «Что-то, где дерутся» – так я это называл. Мама отвела меня в спортивную школу, попросила у тренеров разрешения, чтобы я поприсутствовал на тренировках, и предложила мне выбрать самому, – Патрик вновь коснулся раны, и Дэвид опять дёрнулся. После чего продолжил: – Я выбрал кикбоксинг. Отец был против. Он с пеной у рта доказывал маме, что это, видите ли, противоречит Торе, – Дэвид сделал широкий жест свободной рукой. – Но мама просто так не сдавалась. Никогда. Она пошла к раввину и практически вынудила его сказать, что занятия единоборствами не противоречат Торе. Просто, сказала она, раз нигде в Торе не сказано, что этого делать нельзя, значит, это не воспрещается. Раввин был вынужден согласиться, – Дэвид тяжело вздохнул. – Она меня всегда поддерживала. Уж не знаю, почему, но после её смерти отец не забрал меня из секции. Я продолжил заниматься. Выиграл кучу соревнований, дошёл до мастера спорта. Потом мне всё надоело, и я бросил.

Дэвид замолчал, подумав о матери.

«Я всегда поддержу тебя, Дэйви. Всегда. Помни об этом».

Он вспомнил эту фразу из детства, и вдруг…

Снова это мерзкое дежавю. Как этим вечером, с отцом, в ресторане…

Взгляд Сэма. Слова Рейчел… Всё это словно должно было сложиться в единую картинку…

Но не складывалось.

Дэвид прикусил губу и встряхнул головой, словно пытаясь отогнать эти навязчивые мысли.

Он взглянул на Патрика, который закончил обрабатывать рану и теперь накладывал повязку.

– Всё нормально? – спросил Патрик.

– Да… – Дэвид резко повернулся к нему, словно вопрос Патрика отвлёк его от каких-то своих мыслей. – Да, всё о’кей, Пат, – он сжал руку Патрика в своей. – Ну так что? Надеюсь, ты передумал ночевать у Дэнни?

Патрик молча кивнул. Дэвид обнял его, уткнувшись в его волосы.

– Я тебя никуда не отпущу, – сказал он. – Ни к Дэнни, ни к кому-либо ещё, – Дэвид усмехнулся, в глазах его запрыгали чёртики. – Тем более, к Дэнни.

– Почему «тем более, к Дэнни»? – удивился Патрик.

– Ну… – Дэвид пожал плечами. – Вы ведь оба индейцы. Мало ли, какие чувства могли между вами возникнуть.

Патрик тихо засмеялся:

– Будь спокоен насчёт Дэнни, детка, – сказал он. Дэвид подумал, что впервые за всё время Патрик назвал его «деткой», и почему-то это заставило его улыбнуться. – Он натурал.

– Он говорил мне об этом, – Дэвид пошевелил пальцами забинтованной руки. – Но мало ли…

– Дэйви, – Патрик покачал головой. – Не все индейцы имеют гомосексуальные наклонности и поддерживают гомосексуальные связи.

– Ты говорил, что среди индейских племён это не осуждается, – произнёс Дэвид.

– Не осуждается. Но это вовсе не значит, что мы все этим занимаемся. Уж поверь мне – Дэнни натурал. Натуральнее некуда.

– Индейцы чувствуют друг друга? – усмехнулся Дэвид.

Патрик кивнул:

– Именно.

Дэвид провёл по лицу Патрика тыльной стороной ладони.

– А почему ты этим занимаешься? – спросил он. – Я порой думаю об этом, – он наклонился к Патрику, их губы почти соприкоснулись. – Мне хотелось проделать это с тобой с самого начала. Но ты был так неприступен. «Убери руки, Райхман», – передразнил Дэвид. – Я всё помню, Пат.

Патрик лишь легко улыбнулся в ответ.

– Подари мне тот рисунок, – попросил Дэвид. – Где Мозес. Я сохраню.

– Это всего лишь наброски, – ответил Патрик.

– Всё равно. Мне очень понравилось.

– Ну, если так, – Патрик потянулся к блокноту, вырвал из него лист с рисунком и протянул Дэвиду.

– Я спрячу его в фамильный чемодан моей мамы, – заявил Дэвид, складывая листок пополам.

– В фамильный чемодан твоей мамы? – удивился Патрик.

– Я так его называю. Я не рассказывал? – Дэвид искоса взглянул на него. – Когда я был маленьким, у моей мамы был чемодан, который мне почему-то до жути нравился. Такой ярко-зелёный, обитый бархатистой тканью. Сам не знаю, откуда он взялся. Может быть, от бабушки – евреи любят передавать из поколения в поколение такие старые бесполезные вещи. Мама хранила в нём всякую ерунду. Сам не знаю, почему, но он нравился мне до мурашек. И я всё доставал маму, чтобы она мне его подарила. И выпросил в итоге, – он тихо засмеялся. – Знаешь, это было такое счастье – заполучить этот чемодан. Помню, я сразу же сложил туда все свои любимые игрушки и побежал показывать всё это добро Эстер, – он посмотрел Патрику в глаза. – Он сохранился, знаешь. Я сохранил его. Я и сейчас складываю туда вещи, которые мне дороги. Тебе, должно быть, смешно.

– Нет, – ответил Патрик, – не смешно.

Он обнял Дэвида и легко коснулся этих жёстких «проволочных» волос.

Ему хотелось сказать кое-что ещё.

То, чего так настойчиво требовал Дэвид в их первую ночь.

Но он снова промолчал.

Не сказал этого он и когда Дэвид завалил его на пол, сдёрнул с него джинсы и наглым бесцеремонным жестом раздвинул его ноги.

– Знаешь, мне никогда раньше не нравилось трахаться с мужчинами лицом к лицу, – прошептал Дэвид ему в ухо. – Ты первый, с кем мне хочется делать это именно так. Только так.

Пальцы Дэвида неожиданно сильно сжали головку его члена, и это заставило Патрика дёрнуться. Дэвид тихо рассмеялся ему в ухо.

– Неженка, – сказал он. После чего поцеловал его в губы – грубо, жёстко, по-мужски.

Патрик ответил на поцелуй, пытаясь вложить в него все те чувства, которые так и не осмелился высказать.

Пока – не осмелился.

Он закрыл глаза, позволяя пальцам Дэвида проникнуть внутрь его тела – намеренно грубо и даже агрессивно, но Патрик не хотел сопротивляться этой агрессии. Что-то внутри него по-прежнему кричало, что быть любовником другого мужчины в нижней позиции – это унизительно, но он старался не слушать этот голос, отпуская на волю иную свою часть.

– Можно? – тихо спросил Дэвид. Он спрашивал всегда. После той самой первой ночи, когда намеренно и не без удовольствия причинял ему боль – Патрик ошибался, думая, что он ничего не помнит. Как будто пытался загладить вину.

Патрик кивнул, не отрываясь глядя в холодные голубые глаза.

– Раздвинь сильнее ноги, – сказал Дэвид, слегка надавливая на его колени и заставляя подчиниться.

Больше они не говорили. Слова отступили на задний план, уступив место ощущениям.

Не было больше ласк – только сильные, мощные проникновения одного тела в другое.

Не было поцелуев. Ни одного.

Они лишь сильно, до боли сжимали руки друг друга, не размыкая их, пока всё не закончилось.

========== Патрик ==========

Патрик снова сидел на полу и водил карандашом по листу бумаги.

Ему нравилось так рисовать. Он вообще любил сидеть на полу – там он чувствовал себя намного комфортнее, чем в кресле, на диване или на стуле.

Карандаш быстро бегал по листу. Нервные рваные линии постепенно складывались в цельное изображение.

Он всегда так рисовал – нервно, рвано, отрывисто, никогда не используя плавные линии и переходы.

Вырисовался угол. Тёмный, жуткий. Как будто где-то в тёмном чулане.

В углу сидел мальчик. Маленький. Напуганный. Губы нервно поджаты, ручонки обхватили колени…

Как будто он боялся чего-то.

Или кого-то.

Но была одна деталь, которая выдавала в изображённом на листе ребёнке сильную волевую натуру.

Взгляд.

Пронзительный.

Холодный, словно лёд.

И тем ещё более притягательный.

– Пат!

Патрик едва не дёрнулся от звука голоса, вернувшего его в реальность.

Такое бывало с ним не в первый раз. Порой он так увлекался рисунком, что будто бы уходил в иные миры и становился на какое-то время недосягаемым ни для кого.

«Зарисовался». Так он называл это состояние.

Патрик отложил карандаш и рисунок в сторону и взглянул на стоящего в дверном проёме Дэвида, который с поджатыми губами и сложенным на груди руками наблюдал за ним.

Патрик бросил взгляд на рисунок. Точнее – на поджатые губы мальчика.

Он подумал, что есть вещи, которые не меняются с возрастом, и это заставило его улыбнуться.

– Чего лыбишься? – Дэвид вошёл в комнату и уселся рядом с ним, прислонившись к стене. В отличие от нервной, напряжённой позы Патрика (каждый раз, когда он рисовал, он, казалось, напрягался всем телом, словно стараясь вложить в рисунок всего себя), поза Дэвида была вальяжной и расслабленной. Патрик в очередной раз подумал, что Дэвид напоминает ему кота.

– Да так, – отозвался Патрик.

– Я тебя уже третий раз зову, между прочим, – Дэвид попытался изобразить недовольную мину. – Я не люблю, когда меня игнорируют.

– Я не игнорирую. Я зарисовался.

Дэвид толкнул его локтем под рёбра:

– Хочешь новость? Организаторы той выставки дали мне премию. Моя унылая скульптурка имела бешеный успех.

Патрик легко заулыбался:

– Я всегда говорил тебе, что ты талантлив.

– Иди ты, – отмахнулся Дэвид. – Просто мертвяки нынче – модная тема среди молодёжи. Всем нравится говорить о мертвяках. И смотреть на мертвяков, – он взглянул Патрику в глаза. – Только не на настоящих. На них почему-то никому не хочется смотреть. Ты знаешь, что у евреев категорически запрещено выставлять мёртвое тело на всеобщее обозрение? Пожалуй, это единственная еврейская традиция, которая мне нравится, – он усмехнулся. – Нечего пялиться на то, что когда-то было близким тебе человеком, а теперь стало просто куском мяса.

– Дэйв… – Патрик покачал головой.

– Я знаю, что я циник, – Дэвид положил руку ему на плечо. – Тебя это коробит?

– Нет.

– Ну и отлично. Покажешь, что нарисовал?

– Я… я не закончил, – сказал Патрик и спешно убрал рисунок в папку, как будто опасаясь, что он может не понравиться Дэвиду.

– О, – Дэвид выразительно поднял брови. – Там нечто такое, что нельзя мне показывать? Например, жёсткое порно?

– Не думаю, что это тебя бы смутило, – ответил Патрик.

Нет, Дэйви. Там не жёсткое порно. Там всего лишь ты. Только не нынешний, а десяти лет от роду. Такой, каким ты был, когда…

Когда – что?

Когда умерли твоя сестра и мама. Сначала – одна, потом – другая.

Но не только это.

Было что-то ещё.

Патрик передёрнул плечами. Господи, что за мысли.

– О’кей, – Дэвид пожал плечами. – Покажешь, когда сочтёшь нужным. Я не буду настаивать. Идём ужинать? Я приготовил какую-то редкостную дрянь.

– Ты всегда её готовишь, Дэйв, – Патрик усмехнулся. – Ты мог бы подождать, я бы сам приготовил.

Дэвид тихо рассмеялся.

– Ты просто идеальная еврейская жена, детка, – сказал он.

Патрик нарочито злобно взглянул на друга.

– Тебе не надоело быть таким мудаком? – спросил он.

Дэвид улыбнулся одними губами, что сделало его ещё больше похожим на кота.

– Меня прикалывает быть мудаком, детка, – сказал он. – Смирись, – он погладил Патрика по лицу тыльной стороной ладони. – Тебе ведь нравится это? Ну же, признайся. За это ты меня и любишь.

– Я этого не говорил, – Патрик покачал головой.

– И то правда, – кивнул Дэвид. – И это здорово, знаешь.

– Здорово? – переспросил Патрик, чувствуя, что сердце забилось сильнее.

– Да. Здорово, – Дэвид снова погладил его по лицу, затем чмокнул в щёку. – Если бы ты по-настоящему втрескался в меня, это бы здорово меня тяготило. А так… – он развёл руками. – Идём лучше ужинать.

Патрик ответил согласием, но лицо его помрачнело.

Какой же ты всё-таки мудак, Дэвид Райхман.

Патрик подумал это и сразу же осёкся.

Никого и никогда он не любил так, как этого мудака.

*