Текст книги "The Green Suitcase: Американская история (СИ)"

Наступило Рождество.

Дэвид и Патрик хотели отпраздновать его вдвоём, но Дэнни пригласил обоих на вечеринку, и они решили не отказываться.

– Как в твоей семье отмечали Рождество, когда ты был ребёнком? – уже у порога поинтересовался Дэвид, застёгивая куртку.

– Обычно, – Патрик пожал плечами. – Если честно, я почти не помню. Я плохо помню своё детство, Дэйв.

– К несчастью, я своё помню очень хорошо, – усмехнулся Дэвид. – Хотя многое бы отдал, чтобы забыть хотя бы половину всего того мусора, который по-прежнему валяется в моей голове, хотя прошло уже столько лет.

– Вы не отмечали Рождество? – осторожно поинтересовался Патрик и тут же понял, что уже знает ответ.

– Конечно, нет, – ответил Дэвид. – Евреи не отмечают Рождество. Нет, само собой, есть вполне вменяемые люди еврейской национальности, которые не придают этому празднику никакого сакрального религиозного смысла и воспринимают его только как повод для веселья. Но только не мой отец. «Рождество – не наш праздник, мы – избранный народ, мы должны чтить свои корни». Бла-бла-бла. Ладно, хрен с ним, – Дэвид отмахнулся. – Ты идёшь?

Патрик вяло кивнул. Он очень уважал Дэнни, и ему по большей части нравились ребята, но конкретно в этот день он предпочёл бы побыть с Дэвидом вдвоём.

– Детка, не делай такое лицо, – покачал головой Дэвид. – Сказать честно, я сегодня тоже не в настроении тусоваться, но отказываться мне не хотелось.

Патрик всё понимал. После осеннего байк-шоу, в котором Дэвид принимал участие, продемонстрировав всё, чему он так долго и упорно учился в школе экстремального мотоспорта, его авторитет в клубе резко взлетел. О той истории с Сидом никто больше не вспоминал. По непонятной Патрику причине никто из их друзей не обратил ровным счётом никакого внимания на совместное проживание двух своих одноклубников, одного из которых, к тому же, не так давно подозревали в не вполне традиционных наклонностях. Тем не менее, все молчали насчёт них двоих (в конце концов, помочь своему брату, которому негде жить – святой долг), а вопрос о возможных гомосексуальных наклонностях Дэвида вообще никогда больше не поднимался. Патрик решил, что тут не обошлось без Дэнни. То, как яростно индеец чероки кидался на защиту Дэвида, явно возымело действие.

Патрик улыбнулся в ответ:

– Ладно. Только не надирайся в хлам. Это плохо на тебя влияет.

Дэвид тихо засмеялся. Алкоголь будил в нём самые извращённые сексуальные наклонности. В нём была сильна тяга к таким местам, как общественные туалеты и гостиничные номера в дешёвых мотелях. Однажды он сказал Патрику, что сортир – наиболее подходящее место для траха. Патрик не был удивлён. Он прекрасно помнил тот случай, когда они надрались до чёртиков на вечеринке, празднуя «вливание» Патрика в клуб. Патрик сказал, что ему нужно в туалет (что было неудивительно после такого количества выпитого пива), а Дэвид зачем-то решил пойти вместе с ним. Воспользовавшись тем, что в туалете никого не было, кроме них двоих, Дэвид вполне недвусмысленно обнял его. Патрик убрал его руку, справедливо заметив, что Дэвид пьян. Того, что произошло дальше, Патрик никак не мог предугадать заранее. Схватив его за запястья, Дэвид с силой втолкнул его в кабинку и захлопнул дверь, после чего начал совершенно бесцеремонно скользить руками по его телу, вжав Патрика в стену. Обомлев от такой отчаянной наглости, Патрик смотрел на Дэвида, как кролик на удава. Всё тело горело, и он уже сам не мог понять – алкоголь был тому причиной или что-то другое. И когда Дэвид наклонился к его губам («Ну же, поцелуй меня, тебе ведь хочется, я знаю»), а его рука скользнула внутрь его джинсов, Патрик не отпрянул. Он начал целовать Дэвида в ответ, в то время как рука последнего ласкала его настолько грубо и по-мужски, что это возбуждало до предела.

Он готов был поддаться – готов, как никогда ранее, но в последний момент в голове что-то щёлкнуло. Он оттолкнул Дэвида. Это не подействовало: нехорошо усмехнувшись, Дэвид вновь вжал Патрика в стену, с силой сжав его запястья.

– Не рыпайся, – сказал он. – Не надо. Не веди себя, как сучка.

Патрик снова попытался оттолкнуть Дэвида, но не вышло, и он решил пойти на крайние меры. Высвободив, наконец, одну руку, он ударил Дэвида в челюсть. Удар получился сильным. Очень. Даже сильнее, чем хотел Патрик. И это сразу же возымело эффект.

Оттолкнув Патрика, Дэвид отступил на шаг. Молча. Но каким нехорошим огнём вспыхнули эти светло-голубые льдинки!

– Нехило, – сказал он, глядя Патрику в глаза.

Патрик поджал губы.

– Не лезь ко мне, Райхман, – сказал он. – Я не одна из твоих сучек, с которыми ты спишь.

Дэвид усмехнулся:

– Скажи это своему хрену, детка. Кажется, он у тебя слегка встал.

Патрик взглянул на Дэвида в упор. Этот взгляд заставил его отступить, и, воспользовавшись этим, Патрик выскочил из кабинки.

– Иди вздрочни, детка! – выкрикнул Дэвид ему вслед. – А то ребята решат, что ты слишком рад их видеть!

После этого случая они неделю не разговаривали.

– Обещаю не надираться в хлам, – голос Дэвида вывел Патрика из воспоминаний. – Иначе я могу вытворить что-нибудь этакое, после чего мою репутацию не спасёт даже вмешательство Великого Вождя Чингачгука, – Дэвид взял его за подбородок. – Только ты тогда тоже не надирайся. На тебя это тоже плохо влияет.

– Сейчас ты, конечно, снова заведёшь свою пластинку об индейцах, – усмехнулся Патрик.

– Именно. Все индейцы – алкоголики. Все евреи – жлобы. Все байкеры – бандиты. Да здравствуют Соединённые Штаты Америки – страна, где все эти кошмарные элементы общества равны.

– Юморист, – покачал головой Патрик.

У него вдруг поднялось настроение.

Отчего-то ему подумалось, что это первое в его жизни Рождество, которое ему хочется отпраздновать.

[1]Отсылка к ветхозаветной истории об исходе евреев из Египта; по преданию фараон силой удерживал евреев в Египте, после чего на его землю обрушились Десять Казней Египетских, и фараон был вынужден разрешить евреями под предводительством Моисея покинуть страну.

========== Весна ==========

Весна в том году наступила рано, даже для тёплого солнечного Денвера.

Близился выпускной.

– Чем собирается заняться после университета звезда отделения скульптуры бакалавриата искусств? – спросил Патрик, гладя сидящего на коленях Мозеса. Кот мурлыкал.

Дэвид взглянул на него искоса.

– Издеваешься, – бросил он.

Патрик пожал плечами:

– Отнюдь. Ты действительно звезда местного масштаба. И не только местного. Твои работы оценили на выездных выставках, особенно в Нью-Йорке. На вашей кафедре фотографии твоих «Мёртвого ковбоя», «Повешенного», «Жертвы» и «Чёрного зодиака» выставлены в рубрике «Наши достижения».

Дэвид едва заметно улыбнулся. Работами, которые перечислил Патрик, он действительно гордился. Самой любимой его работой была «Жертва» – мини-скульптура на байкерскую тематику, изображавшая разбившегося в автокатастрофе байкера, над которым склоняется одинокая фигура. Последняя была вылеплена так, что определить её пол не представлялось возможным – это мог быть как мужчина, так и женщина. Работа подверглась нападкам некоторых именитых скульпторов на очередной выставке в Нью-Йорке; по их мнению, уж слишком эстетично для погибшего в автомобильной катастрофе выглядел мёртвый байкер. Но с тем, насколько экспрессивно смотрелась эта крайне необычная вещь, не мог поспорить никто. «Чёрный зодиак» же представлял собой экспозицию из двенадцати скульптур, каждая из которых изображала какой-либо знак зодиака в гротескно-уродливой форме. Лев был представлен неким саблезубым существом с гривой, обгладывающим череп, Телец – разъярённым быком, поднявшим на рога матадора, Дева – женщиной лёгкого поведения, Близнецы всей своей позой намекали на инцест, а Скорпион корчился в муках после собственного укуса. Когда Дэвида спрашивали, что он хотел сказать этим произведением, он отвечал, что каждый знак зодиака является изображением какого-либо человеческого порока. Экспозиция имела успех, гораздо больший, чем «Мёртвый ковбой», «Повешенный» или «Жертва».

– Да ладно тебе, – отмахнулся Дэвид. Он считал вполне заслуженным такое внимание к своему таланту, но разговоры с Патриком на эту тему его смущали; в глубине души Дэвид считал Патрика гораздо более талантливым и достойным внимания, нежели он сам. – Хотя не скрою, кое-что мне всё же до чёртиков приятно, – он взглянул на Патрика. – Знакомые моего отца при встрече говорят ему об этом, знаешь. Он сам мне рассказывал. Мне плевать на его мнение, и уже давно, но, чёрт побери, порой хочется, чтобы он признал, что я всё-таки чего-то стою!

Патрик кивнул. Он всё понимал.

– Тебе обязательно стоит продолжать это, – сказал он. – Не удивлюсь, если ещё до окончания университета тебе сделают какое-нибудь предложение.

Дэвид тихо усмехнулся.

– Мисс Нильсон то же говорит, – сказал он. – Я как-то подозрительно часто натыкаюсь на неё после занятий, и каждый раз она рада меня видеть, – он снова искоса взглянул на Патрика. Патрик любил этот его взгляд, он поразительно шёл этим холодным голубым глазам. – Порой мне хочется с ней замутить. Однажды я предложил подвезти её, но она отказалась. Я так и не понял, чего она испугалась: поездки на байке или того, что я пока ещё её студент.

– Рад за тебя, – Патрик поднялся с места.

Дэвид взял его за запястье:

– Эй.

Патрик повернулся:

– Что?

Дэвид улыбнулся самой очаровательной из всех своих улыбок.

– Ревнуешь, – сказал он.

Патрик покачал головой:

– С какой стати?

– С такой. Ты ревнуешь даже к девчонкам. Это забавно.

– Она не девчонка. Она твой преподаватель.

Дэвид тихо засмеялся:

– Детка, ей всего лишь двадцать восемь. Это не такая уж большая разница.

Патрик кивнул:

– Что ж, успехов.

Дэвид подошёл к Патрику и положил руки ему на плечи.

– Это глупо, – сказал он. – Правда.

– Что? То, что я сказал?

– Нет. То, что я сказал. Забудь это всё.

Патрик отвернулся:

– Прекрати.

– Почему? Я сказал то, что тебе было неприятно. Поэтому и говорю – забудь.

Патрик усмехнулся.

– Мы оба свободны, – сказал он. – Ты сам так говорил. Никто никому ничего не должен. Так что всё в порядке. Пойду заварю чай.

Он уже развернулся было, чтобы выйти из комнаты, когда Дэвид поймал его за руку.

– Это неправда, – сказал он.

– Неправда – что, Дэйв?

– То, что мы оба свободны. Это неправда. Если хочешь точнее – это полная отстойнейшая херня.

Патрик взглянул ему в глаза:

– Да?

Дэвид кивнул:

– Да. Ты не свободен, и я не свободен.

– Что ты имеешь в виду?