Текст книги "The Green Suitcase: Американская история (СИ)"
Автор книги: Блэк-Харт
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
Дэвид усмехнулся:
– Для человека, которого не так давно пытался убить собственный отец, я довольно адекватен, тебе не кажется?
– Не кажется. Ты совершил самую большую глупость из всех, на какие только был способен, Дэйв. Но, как видишь, я это принимаю.
Дэвид посмотрел ему в глаза.
– Почему? – спросил он.
– Ты сам всё знаешь. Значит, так. Сиди здесь и не высовывайся. Я съезжу в город и разузнаю, что там творится. Заодно отвезу рисунки в редакцию. К вечеру вернусь. Дверь запру на ключ, – Патрик взял с дивана куртку.
Дэвид сложил руки на груди:
– Ну уж нет. Не выйдет. У меня клаустрофобия. Жуткая клаустрофобия. Если ты запрёшь меня на ключ, я немедленно начну задыхаться.
– Не говори глупостей. В доме довольно просторно.
Дэвид зло сощурился:
– Пат, между прочим, я не шучу. Ты когда-нибудь обращал внимание на то, что я почти никогда не пользуюсь лифтом?
Патрик покачал головой:
– Извини, Дэйв, ты не оставляешь мне выбора. Я не хочу, вернувшись, обнаружить где-нибудь поблизости тело поджаренного на костре Аткинсона и отрезанную голову твоего отца.
– Пат!
– Я же сказал – будешь под домашним арестом, – не терпящим возражений тоном резюмировал Патрик.
Дэвид кивнул:
– Ладно. Твоя взяла, – он отвернулся, казалось, задумавшись о чём-то. Затем тихо добавил: – Скажи мне, чем я заслужил такого друга?
Патрик усмехнулся.
– Тебе виднее, – сказал он. – Там на подоконнике стоит небольшой радиоприёмник. Это на случай, если тебе вдруг станет скучно. Телевизора, сам понимаешь, нет. Настоящий индейский вигвам.
Дэвид тихо рассмеялся:
– И то правда. Слушай, Пат, я хотел тебе сказать, что…
Патрик положил палец ему на губы:
– Не нужно. Я знаю.
Дэвид опустил глаза. Затем вновь взглянул на Патрика и порывисто обнял его.
– Спасибо, – прошептал он на ухо Патрику. – Спасибо, спасибо, спасибо!
Патрик кивнул в ответ и похлопал его по плечу.
После чего вышел и закрыл за собой дверь.
На ключ.
На оба оборота.
*
Садясь за руль своего чёрного «порше», Сэм Райхман чувствовал, как у него трясутся руки, чего с ним не было уже давно.
Кажется, в последний раз такое было тогда, двенадцать лет назад. Когда, склонившись над телом мёртвой дочери, он только-только осознал, что совершил убийство.
Тогда, именно тогда у него в последний раз дрожали руки.
И это продлилось недолго.
Совсем недолго.
Буквально пару минут.
И в тот самый момент Сэм вдруг чётко, как никогда, понял, насколько это просто – отнять человеческую жизнь. Просто и легко. Самое главное – вовремя перестать дрожать.
И он смог это сделать.
Тогда.
Но не сейчас.
Судя по всему, смерть наступила в промежутке между двумя и тремя часами ночи. Причиной смерти было удушение. Орудие преступления – подушка – было найдено рядом с телом.
Подушка.
Убийца не швырнул её на пол, как часто бывает в подобных случаях. Нет. Он аккуратно положил её рядом с трупом, и это почему-то напугало Сэма больше, чем сам вид «распятого» на кровати Цукермана.
У старины Джозефа оказался на редкость аккуратный убийца.
Папочка.
Сэм вновь вздрогнул от этого навязчивого ощущения: всё то время, что он провёл в доме Цукермана, нежный детский голосок продолжал звучать в его ушах, и это стало настолько невыносимо, что Сэму стало казаться, что он сходит с ума.
Это всё нервы, старина.
Сэм вставил ключ в зажигание. На какой-то момент ему подумалось, что, вероятно, не стоит садиться за руль в таком состоянии, но он твёрдо решил перебороть себя.
Никогда в жизни Сэм Райхман не позволял эмоциям брать верх над рассудком – не позволит и сейчас.
Он решительно повернул ключ в зажигании и уже начал трогаться с места, когда вдруг в зеркале заднего вида он отчётливо увидел то, что заставило его в ужасе бросить руль и закрыть руками глаза.
Она смотрела на него.
Из зеркала.
«Ты же покатаешь меня, папочка?
Ты думал, что сжёг меня? А вот и нет. Я просто спряталась. Я всегда любила прятки, хоть и не могла в них играть. Особенно в последнее время. Я ведь почти не ходила, ты помнишь это, папочка?»
Сняв ногу с педали, Сэм зажмурился и ещё сильнее прижал руки к ушам.
– Заткнись! – заорал он. – Заткнись, заткнись, заткнись!
Казалось, в машине воцарилась мёртвая тишина. Сэм осторожно отнял руки от ушей и взглянул в зеркало заднего вида.
Ничего.
И никого.
Кто-то постучал по стеклу, и Сэм едва не подпрыгнул на месте.
Но это была всего лишь девушка-полицейский.
Сэм опустил стекло.
– Прошу прощения, сэр, – обратилась к нему девушка, – с вами всё в порядке?
– Да, мэм, – поспешно кивнул он. – Не стоит беспокоиться. Просто эта, – Сэм выразительно обвёл взглядом салон автомобиля, – строптивая леди никак не хотела заводиться. Простите, если я вас встревожил.
– Бывает, – с улыбкой кивнула девушка. – В таком случае, прощу прощения за беспокойство, сэр.
Сэм кивнул в ответ. Кажется, у него даже получилось улыбнуться.
Он осторожно взглянул в зеркало заднего вида. В нём отражалась лишь лужайка возле дома Цукермана.
Наверное, стоит нанести визит врачу.
Это всё игра воображения.
И нервы.
Его чёртовы расшатанные нервы.
Призраков не существует – в этом Сэм Райхман был точно уверен.
С этой мыслью он снова завёл автомобиль.
========== Снова размышления ==========
Роуэлл Аткинсон чувствовал себя неуверенно даже вне города.
С хозяином небольшого придорожного мотеля они быстро сошлись в цене: судя по всему, бедняга настолько сильно хотел избавиться от этой, выражаясь его же словами, «заброшенной халупы», что даже посули Роуэлл ему в два раза меньше – предложение всё равно бы устроило.
Но Роуэлл не жалел.
Самым главным для него сейчас было убежать, спрятаться, затаиться.
Райхман больше не звонил, и это казалось Роуэллу откровенно странным.
Настолько странным, что пугало.
В последнее время его вообще всё пугало. Раз за разом он мысленно переносился в тот самый вечер, когда заключил сделку с Сэмом Райхманом, дав согласие на убийство его сына.
Но об истинной причине панического страха Роуэлла не знал никто, кроме него самого.
Даже Сэм Райхман.
Причина эта была настолько жуткой, что отдавала чем-то мистическим и заставляла мысли Роуэлла снова и снова возвращаться к размышлениям о ней.
Дело в том, что Аткинсон не выполнил условия сделки.
Да-да, именно так.
Роуэлл Аткинсон не перерезал тормоза злосчастного «Кавасаки Ниндзя».
И не заработал ни цента из денег, которые ему заплатил Сэм Райхман.
Из положенных тебе тридцати серебрянников ты не заработал ни одного, Роуэлл, старина.
Роуэлл дёрнулся от этой мысли, едва не подскочив на месте.
Последние несколько часов даже здесь, вдали от Денвера, его мысли неустанно вращались вокруг одного и того же.
Если он, Роуэлл, не перерезал тормоза мотоцикла Дэвида Райхмана, но, несмотря на это, Райхман мёртв, и полиция пришла к выводу, что тормозная система «Кавасаки» была повреждена – тогда кто это сделал?
Порой Роуэллу начинало казаться, что, возможно, карты легли настолько удачно, что Джерри Харольдс, которого они с Сэмом планировали подставить, и впрямь совершил это.
Но эти умозаключения разбивались об одно большое «но».
Роуэлл был твёрдо уверен в одном: чудес не бывает. Не может быть, чтобы обстоятельства сами собой сложились настолько удачно.
К тому же, он неплохо знал Джерри и был уверен в одном.
Джерри Харольдс не был убийцей.
Он не просто не был убийцей Дэвида Райхмана – Джерри не был убийцей вообще.
Несмотря на то, что Сэм Райхман доказывал ему, что все, абсолютно все без исключения люди способны на убийство при определённом стечении обстоятельств, Аткинсон в это не верил. И Джерри Харольдс казался ему парнем, никак не способным убить человека.
Тем более, из зависти.
Не тем Джерри был человеком. В этом Аткинсон был совершенно убеждён.
Тем не менее, факты оставались фактами. Тормозная система была повреждена, Дэвид Райхман был мёртв, а Джерри Харольдс скрылся в неизвестном направлении и был объявлен в розыск.
Вся эта ситуация казалась Роуэллу чьей-то злой насмешкой и оттого пугала ещё больше.
Надо успокоиться, сказал он сам себе. Надо успокоиться.
У него ещё будет время подумать обо всём. А сейчас самое главное – залечь на дно.
Здесь, в богом забытой глуши, его никто не найдёт.
В этом Роуэлл был уверен на все сто.
Или не на все?
Аткинсон устало опустился на старый деревянный стул. По всей видимости, когда-то стул был покрыт лаком, однако со временем глянцевое покрытие потускнело и облупилось, и, взглянув на его ножки, Роуэлл вдруг совершенно ясно ощутил себя таким же дряхлым и ободранным, как этот стул.
*
Патрик поймал себя на мысли, что в последнее время его родной город представляется ему чем-то вроде джунглей, где каждый сражается за себя.
Хищники пожирают травоядных. Травоядные при случае расправляются с хищниками, поднимая их на рога.
Таким сейчас виделся Патрику его родной Денвер.
Родной ли? Ведь по сути Денвер не был его родным городом.
Патрик О’Хара, урождённый Келлер, родился не в Денвере, он родился далеко отсюда, в индейской резервации, в Калифорнии.
Мысли об умершей матери в последнее время посещали его всё чаще и чаще. Иногда она являлась к нему в сновидениях. Зачастую её образ был тускл и невнятен, но Патрику каждый раз казалось, что он видит бегущие по её щекам слёзы, и от этого накатывало чувство столь сильной тягучей тоски, казавшееся до боли мучительным.
В очередной раз подавив эти мысли, Патрик вошёл в дом и, на ходу снимая куртку, уже начал было подниматься по ступенькам, когда его окликнул голос Шона:
– Не хочешь поздороваться с отцом?
Повернувшись к нему, Патрик кивнул:
– Здравствуй, папа.
– Здравствуй, – Шон оглядел сына с ног до головы, будто бы оценивая. – У тебя всё в порядке, я надеюсь?
– Да. Почему ты спрашиваешь?
– Ты надолго исчез, но не взял мотоцикл, – Шон прищурился. – Это показалось мне странным.
– Мне просто хотелось прогуляться пешком.
Шон пожал плечами:
– Мне остаётся только поверить, – он подошёл поближе к сыну и взглянул ему в глаза. – Пат. Ты вообще в курсе, что творится в городе?
Сердце застучало в бешеном ритме, но Патрик твёрдо решил, что не позволит своему голосу дрогнуть.
Не сейчас.
– Нет, – получилось. Голос звучал донельзя ровно. – Что-то случилось?
Шон вздохнул:
– Будь жив твой друг, ты бы уже наверняка знал об этом. Прошлой ночью был убит один очень влиятельный в городе человек, Пат. Раввин Джозеф Цукерман. Который, между прочим, был близким другом Сэма Райхмана.
– Убит? – Патрик изобразил на лице неподдельное удивление. Кажется, получилось.
– Именно так. Раввин был далеко не бедным человеком, как, впрочем, все эти жидовские…
Патрик поднял руку вверх:
– Не начинай.
– Прости, – Шон сжал руку сына, словно оправдываясь. – Я не хотел, Пат, правда. Просто вырвалось, сам понимаешь…
Патрик кивнул:
– Ладно. Продолжай.
– Я хотел сказать, что, несмотря на то, что Цукерман был довольно обеспеченным человеком, и в его доме было, чем поживиться, убийца ничего не взял. А значит, ни о каком ограблении и речи быть не может. Судя по всему, преступник проник в спальню раввина через балкон, привязал его к кровати и задушил подушкой.
Патрик покачал головой:
– Господи боже.
Шон вновь опустился в кресло.
– Насколько мне известно, в высших юридических кругах все уже успели дружно пожалеть Сэма Райхмана, – сказал он. – Бедняга, дескать, совсем недавно сына похоронил, а тут такой удар – смерть лучшего друга, ещё и насильственная. Несчастный человек, чего и говорить. Просто Ной.
– Иов, – машинально поправил Патрик.
– Что? – не расслышал Шон.
– Ной ковчег построил, – Патрик смахнул со лба упавшую на него прядь волос. – А тот, по поводу кого заключили пари Бог и Дьявол, после чего на его голову обрушилась чёртова куча испытаний, – это Иов, папа.
– Ах, да, точно, – кивнул Шон. – Откуда такие познания? Я не припоминаю, чтобы ты интересовался Библией.
– Дэйв хорошо знал Ветхий Завет. Даже частенько шутил на эту тему, – Патрик изобразил на лице вселенскую скорбь.
Шон положил руку на плечо сына.
– Тебе его не хватает? – спросил он.
Патрик кивнул:
– Да. Я скучаю. Очень.
– Понимаю, – Шон похлопал его по плечу. – Ладно, иди к себе. Не буду тебя задерживать. Если тебе вдруг что-нибудь понадобится…
– Я знаю, – перебил его Патрик и, кивнув, начал подниматься вверх по ступенькам.
Войдя в комнату, он сел на кровать и закурил.
Мысли копошились в голове, в висках стучало.
Он злился на Дэвида. Злился за то, что тот так глупо и опрометчиво поступил.
Дэвид сказал, что был в перчатках. Это хорошо. Значит, его отпечатков полиция не найдёт.
А вдруг кто-то из соседей слышал шум двигателя?
Или, что ещё хуже, видел припаркованный мотоцикл?
Но ведь Дэвид говорил, что припарковался поодаль…
Патрик сжал руками виски.
– Мудак твой хозяин, Мози, – сказал он уставившемуся на него своими жёлто-зелёными глазами Мозесу. – Просто мудак как есть.
Словно в знак солидарности, кот потёрся о его руку своим мокрым розовым носом, и это заставило Патрика улыбнуться.
Впервые за последние сутки.
========== Выход на финиш ==========
Поворачивая ключ в замке, Патрик, как ни странно, чувствовал себя спокойно. Усмехнувшись про себя, он вдруг подумал, что, должно быть, у каждого человека есть какой-то предел, после которого наступает своеобразная блокировка нервной системы. Невозможно каждую секунду находиться во взвинченном состоянии, ни один организм не справится с подобной нагрузкой. Поэтому рано или поздно наступает момент, когда ты становишься абсолютно спокоен, подозрительно спокоен, неестественно спокоен, жутко спокоен.
Войдя в мастерскую, Патрик обнаружил Дэвида сидящим на полу. Он возился с глиной.
– Кажется, некоторые привычки заразны, – сказал он, поднимая глаза на Патрика. – Я понял, что ты имел в виду, когда говорил, что на полу легче рисуется, – Дэвид отложил дощечку с глиной в сторону. – Лепится на нём тоже отлично.
Патрик коротко кивнул:
– Рад.
Дэвид поднялся с пола:
– Кажется, мой Лизард Кинг не рад меня видеть.
– Твой Лизард Кинг не рад тому, что весь Денвер стоит на ушах из-за того, что натворил один чокнутый мудак.
Скрестив руки на груди, Дэвид отвернулся к окну.
– Весь город уже знает? – спросил он.
– Ещё бы. Убийство раввина – это тебе не детские шалости, Дэвид.
Дэвид вновь повернулся, прищурившись.
– Я не мог спустить ему это с рук! – выпалил он. – Я объяснял тебе уже сто раз, Пат! Сто грёбаных раз!
– Да. И поэтому ты придушил подушкой местного религиозного деятеля. Всего лишь.
Дэвид подошёл вплотную.
– Кажется, я уже говорил, что ты имеешь полное право уйти в любой момент, – сказал он. – Я понимаю тебя, Пат. И не настаиваю. Ни на чём.
– Прекрати молоть ерунду, – Патрик сердито зыркнул на Дэвида. – И послушай. Наш великий механик Аткинсон закрыл мастерскую и скрылся в неизвестном направлении.
Дэвид покачал головой:
– Да ну.
Патрик кивнул:
– Именно. Я виделся с Дэном как раз перед тем, как приехать сюда. Изображал перед ним траур, как мог – ведь я якобы только что потерял друга. Старина Дэн ужасно скорбит по тебе, и это меня коробит. Коробит настолько сильно, что я очень жалею, что не могу рассказать ему обо всём. Так вот, Дэн поведал мне о том, что Аткинсон мастерскую закрыл и, судя по всему, смылся из города.
Дэвид усмехнулся:
– Это крайне глупо с его стороны. Теперь у полиции могут возникнуть подозрения касательно него.
– Когда некто, официально признанный мёртвым, катается на байке по ночам, проникает в дома религиозных деятелей и душит их в собственных кроватях – это тоже далеко не самое разумное поведение, – отрезал Патрик. – Но суть не в этом. На днях я постараюсь разузнать, куда мог податься Аткинсон. Сдаётся мне, если прижать его к стенке, он расколется как миленький и расскажет, кто заказал ему твоё убийство.
– Почему ты думаешь, что его так легко расколоть?
– Посуди сам, – Патрик вынул из кармана пачку сигарет, чиркнул зажигалкой и закурил. – То, что Аткинсон смотал удочки, уже само по себе говорит о том, что он напуган, – он выпустил дым в сторону и посмотрел Дэвиду в глаза. – Человека, который напуган, обычно легко расколоть.
– Логично, – протянув руку, Дэвид коснулся кончиками пальцев руки Патрика. – А из тебя вышел бы неплохой детектив, знаешь ли.
Патрик улыбнулся одними уголками губ:
– Должно же мне было достаться хоть что-то от отца.
Дэвид кивнул:
– Готов побиться об заклад, что ты найдёшь эту гниду быстрее, чем все денверские ищейки вместе взятые.
– Посмотрим, – Патрик снял наконец куртку и бросил её на стул. – Я привёз тебе пиво, сигареты и какой-то гнусный фастфуд.
– Веришь, я готов был продать душу дьяволу за банку пива, – сказал Дэвид.
– Судя по последним событиям, вы с этим парнем уже на «ты», – Патрик усмехнулся, но усмешка вышла совершенно не злой, и это заставило Дэвида заулыбаться.
*
Сэм Райхман был зол, раздражён и донельзя взвинчен.
Детектив, которому поручили дело об убийстве Джозефа Цукермана, оказался молодым и неопытным. Беседа с Сэмом, которая должна была, по мнению последнего, продлиться максимум полчаса, в итоге растянулась часа на полтора. Молодой полицейский явно нервничал, задавал одни и те же вопросы по несколько раз, лишь слегка изменяя формулировку, дополнял основные вопросы уточняющими – словом, всячески действовал Сэму на нервы. Детектив подолгу расспрашивал Сэма о том, насколько хорошо он знал покойного и были ли у раввина, по его мнению, враги. Выйдя из полицейского участка, Сэм Райхман думал только об одном: как могли дело об убийстве такого известного и влиятельного человека поручить такому сосунку, как этот Джастин Донахью (так звали детектива). Безобразие, полнейшее безобразие! Сэм зашарил по карманам в поисках пачки своих любимых тонких сигар. К счастью, пачка оказалась на месте, и сигар в ней ещё оставалось пять штук.
Ему ужасно хотелось закурить.
Сев в автомобиль, Сэм, наконец, достал из пачки сигару и поднёс к ней зажжённую спичку.
Первые три затяжки пришлись как нельзя кстати, и Сэм полностью насладился тем, как табачный дым заполняет лёгкие. Он протянул руку, чтобы опустить стекло, и вдруг дёрнулся, подпрыгнув на месте и подавившись дымом.
По противоположной стороне улицы шла высокая молодая женщина со светлыми волосами золотистого оттенка.
Она вела за руку маленькую девочку – такую же светловолосую, как её мать.
Сэм смотрел на них, не отрываясь, и отчётливо ощущал, как его рука с дымящейся в ней сигарой вцепляется в руль.
Этого не может быть, сказал он сам себе. Этого не может быть. Это не они. Это никак не могут быть они. Просто потому, что такого не бывает. Это просто женщина и девочка.
Всего лишь женщина и девочка.
Да, но платье… розовое платье с бордовой кромкой и белым воротничком… Точь-в-точь такое было у…
Папочка!
Сэм зажмурился, искренне надеясь, что, когда он откроет глаза, всё исчезнет, и, взглянув на противоположную сторону улицы, он не увидит там ни женщины, ни девочки. И поймёт, что это всего лишь нервное перенапряжение…
Но нет. Открыв глаза, он снова их увидел. Только они уже не шли, они стояли как раз напротив него.
Женщина копалась в своей сумочке; Сэм подумал, что, вероятно, она искала там свой мобильный телефон.
Женщины нередко не могут найти в сумке телефон.
Особенно такие глупые, как Рейчел.
Брось дурить, Сэм, старина. Это не Рейчел.
Он уже почти убедил себя в этом и потянулся было к ключам, чтобы завести машину, когда девочка вдруг обернулась и взглянула прямо на него. Не смотри, сказал он себе, не смотри, на неё нельзя смотреть. И, тем не менее, он продолжал смотреть, словно заворожённый, на девочку, чей красивый ротик с чётко очерченными губами вдруг приоткрылся, и гнилой язык вывалился из него, словно кусок протухшего мяса, а из носа полезли черви.
И тогда Сэм Райхман, самый богатый и удачливый адвокат в Денвере, легендарный «беспроигрышный Сэм», просто закрыл глаза руками и тихо, почти беззвучно заскулил, словно глупый нашкодивший шелудивый пёс.
========== Снова Патрик и Сид ==========
Патрик пребывал в раздумьях.
Как он понял из слов Дэнни Ричардса, Роуэлл закрыл мастерскую и скрылся в неизвестном направлении буквально на днях.
Интересно, как на это отреагировала полиция. Если она, конечно, в курсе.
В любом случае, рано или поздно полиция обнаружит отсутствие в городе Аткинсона.
Скорее рано, потому что Аткинсон проходит свидетелем по делу.
Патрик усмехнулся про себя.
Старина Роуэлл, каким же ты оказался глупым.
Глупым и трусливым.
Припарковавшись у магазина, Патрик огляделся по сторонам.
Нужно купить пива для этого мудака Дэвида. Пускай хоть зальётся им. Только бы сидел тихо там, в мастерской, лепил из глины свои ненаглядные трупы и не встревал больше ни в какие приключения.
Мысли Патрика свернули в другую сторону. Он начал думать о том, кто же попадёт под подозрение полиции по делу об убийстве раввина, как вдруг кое-что привлекло его внимание.
Точнее – кое-кто.
Из магазина с бумажным пакетом, полным всякой всячины, вышел Сид Джонсон.
Его видавший виды «Харлей» был припаркован здесь же, напротив.
Казалось, Сид не заметил Патрика и прямиком направился к своему мотоциклу, когда вдруг что-то заставило его обернуться.
Заметив Патрика, Сид замер на месте, явно раздумывая, как лучше себя повести. Затем, словно пересилив себя, он наконец хмуро кивнул.
Патрик ответил ему таким же небрежным кивком и уже хотел было отвернуться, но в последний момент передумал.
Он понимал, что это выглядит глупо и по-детски. Но ему вдруг отчаянно захотелось, чтобы Джонсон первым отвёл глаза.
Сид принял вызов и продолжал стоять на месте и таращиться на Патрика. Усмешка не сходила с его лица.
И тогда Патрик принял неожиданное решение.
Медленным, но уверенным шагом он приблизился к Сиду.
– Здравствуй, Сид, – не протягивая руки, произнёс Патрик, как только они поравнялись.
Усмешка Сида стала ещё более кривой и циничной.
– И тебе не хворать, Лизард, – кивнул он. – Признаюсь, я удивлён. Я был уверен, что после того случая с твоим теперь уже покойным дружком ты станешь шарахаться от меня, словно от чумы.
– Не стоит громыхать костями мёртвых, Сид.
Он едва произнёс эту фразу, когда в виски вдруг ударила боль. Настолько сильная, что потемнело в глазах. Стараясь ничем не выдать своего состояния, Патрик снова взглянул в глаза Сиду.
И чуть было не отшатнулся.
Из внезапно ставших полыми глазниц Сида Джонсона на него смотрела тёмная бездонная пустота.
– Думаю, ты прав, – произнёс Сид. Патрик слышал его голос словно откуда-то издалека. – Как бы там ни было, что уж теперь. Так что… прими мои соболезнования, что ли.
– Спасибо, – кивнул Патрик, не отрывая взгляда от этих зияющих тёмных пустых глазниц и отчаянно борясь с желанием ухватиться за что-нибудь, чтобы не упасть.
– А клуб, – продолжил Сид, – так я всегда там был не к месту. Уж теперь я это понимаю, – он похлопал Патрика по плечу – нарочито грубо, панибратски, и это вдруг показалось Патрику квинтэссенцией всей лжи и лицемерия этого мира. – Не держи зла, если что.
Сид уже развернулся, чтобы уйти, когда Патрик окликнул его:
– Сид!
Джонсон повернулся к нему с молчаливым вопросом в глазах, которые были уже совершенно нормальными. Никаких пустых глазниц. Никакой бездонной темноты. Всего лишь блеклые, невнятного цвета глаза Сида Джонсона.
– Сид, скажи, – вдруг выпалил Патрик. Он сам не знал, зачем он это сейчас говорит, им словно руководила какая-то сила. – Скажи, ты знаешь Роуэлла Аткинсона, владельца той самой мастерской?
Сид кивнул:
– Да, я знаю его, – сказал он. – И знаю хорошо. Отличный парень, – он снова криво усмехнулся. – Даже не верится, что он не раскусил Джерри. Хотя что уж там… его ваш ненаглядный Чингачгук – и тот не раскусил. С его-то знаменитым индейским чутьём.
– Слышал, этот Роуэлл закрыл мастерскую после того случая, – Патрик продолжал смотреть Джонсону в глаза. Сид явно занервничал от его вопроса: это было заметно.
Точнее, нет, не так.
Это было не заметно.
Но Патрик чувствовал.
– Об этом мне ничего не известно, – отозвался Сид. Отозвался настолько нервно и торопливо, что это царапнуло слух. – А теперь извини. У меня дела. При другом раскладе я непременно поболтал бы с тобой, Лизард. Почему нет? Зашли бы в бар, пропустили по стаканчику. Глядишь – забыли бы старые обиды. Как там в Библии говорится? «Пускай мёртвые хоронят своих мертвецов», так, вроде? Нам с тобой теперь делить нечего.
Патрик молча кивнул в ответ и направился к магазину.
И, когда уже у дверей он обернулся и вновь посмотрел на заводящего мотоцикл Сида, виски вновь пронзила резкая боль.
Но не это напугало Патрика больше всего.
Сид Джонсон был в шлеме, и видеть его глаз Патрик не мог.
Но отчего-то он знал: если бы не шлем, он вновь увидел бы такие же пустые тёмные бездонные глазницы.
На этот раз Патрик не думал. И не чувствовал.
Он знал.
*
Заводя мотоцикл, Патрик строго-настрого наказал себе держать себя в руках.
Раз за разом он пытался убедить себя, что всё это галлюцинации, вызванные нервным перенапряжением.
Последние пару ночей Патрик почти не спал. Нет, ему не снились кошмары, как Дэвиду.
Он просто думал.
Даже во сне его мозг не отключался. Он продолжал думать.
Было кое-что во всей этой истории, что никак не укладывалось у него в голове.
И Патрик думал.
Каждую минуту.
Каждую секунду.
Каждое мгновение своей жизни.
Поэтому, уверял он себя, появление галлюцинации такого толка вполне логично. Недосыпание плюс нервное перенапряжение и необходимость постоянно держать себя в руках. Контролировать каждое слово. Каждый жест. Не проколоться, не проболтаться, не выдать.
Одно большое и громкое «но» пробилось к нему откуда-то из самых недр его сознания, заставив его руки и ноги на мгновение одеревенеть.
Такое уже бывало с ним несколько раз.
Давно.
В детстве.
Патрик внушал себе, что подобных вещей не бывает, каждый раз убеждая себя, что ему просто привиделось.
Повзрослев, он запрещал себе думать об этом, пытаясь выбросить всё из головы. И это ушло. Оно почти ушло, оставив лишь редкие вспышки.
Такие, как тот самый сон, в котором он увидел ремонтную мастерскую.
Такие, как рисунок с забившимся в угол маленьким мальчиком.
«Ты что, один из этих грёбаных индейских шаманов?»
Патрик тихо усмехнулся.
Да, Дэйви, детка.
Кажется, так и есть.
Кажется, я один из этих грёбаных индейских шаманов.
Только какое отношение ко всему этому имеет Сид?
Почему Сид?
Патрик постепенно начал успокаиваться. Тягостное чувство отпустило, и он решил, что будет лучше подумать о том, куда мог подеваться Аткинсон.
Он должен был найти Роуэлла раньше полиции.
Должен.
Обязан.
========== Те и эти ==========
Когда Патрик появился в мастерской, Дэвид сидел возле окна. Вид у него был задумчивый.
– Дождь, – тихо проговорил он, повернув голову в сторону Патрика.
Патрик кивнул:
– Да. В Денвере тоже. Уже несколько часов подряд.
– Это так странно, – Дэвид вновь отвернулся к окну, достал из лежащей на подоконнике пачки сигарету и закурил. – Ведь в Денвере почти не бывает дождя.
– Странно, – согласился Патрик.
Дэвид усмехнулся:
– Держу пари, мой папочка в разговоре с другими благопристойными жидами непременно скажет о том, что небо оплакивает его ненаглядного Цукермана.
Патрик присел с ним рядом.
– Наверное, – сказал он.
– Я повесил твой ловец снов над диваном, – Дэвид сделал глубокую затяжку, выпустил дым через ноздри, и Патрик вдруг подумал, что видит этот фирменный жест Дэвида в первый раз после его так называемой «смерти». – Надеюсь, ты не против, что я здесь немного похозяйничал?
Патрик покачал головой:
– Нет, конечно. Считай это и своим домом тоже. Ну, или своей мастерской.
Дэвид кивнул:
– Это лестно. У меня никогда не было мастерской. И сейчас я думаю, что непременно организую себе что-нибудь подобное, как только это всё закончится, – он усмехнулся. – Если меня, конечно, не посадят. Но, надеюсь, такого всё же не случится. Хотя бы потому, что я мёртв.
– Тебе повезло, что никто не делал вскрытие тела, – Патрик чиркнул зажигалкой и тоже закурил. – В этом случае иудейские традиции, как ни странно, сыграли тебе на руку.
Дэвид взглянул Патрику в глаза, но ничего не ответил. Какое-то время он просто молчал, глядя в окно, затем тихо заговорил.
– Я всё это время ждал от тебя одного вопроса, – сказал он. – Всё ждал и ждал. Но так и не дождался. Ты боишься обсуждать эту тему, Пат? Тебе страшно? Неприятно?
– О чём ты?
– Помнишь, я как-то сказал тебе, что, мол, иногда мне становится интересно, что чувствуешь, когда убиваешь человека.
– Ты в своё время нёс много подобного бреда, Дэйв.
– Но это был не бред. Тогда. Мне действительно было интересно. Видимо, это всё поганая кровь моего папочки. Одно время я часто думал об этом. Несколько раз мне даже снилось нечто подобное – ну, что я кого-нибудь убиваю. И все эти сны были, знаешь… такие театральные. Ну, или киношные, если хочешь. Со всеми этими мыслями а-ля «о боже мой, я убил человека», – Дэвид взглянул на Патрика, и его «ледяные» глаза показались последнему в этот момент удивительно яркими. – Но это всё неправда, Пат. Фильмы лгут, и книги тоже. Ничего такого нет. Это страшно, да. Даже не объяснишь, почему. Просто страшно. Но потом этот страх проходит, и ты внезапно осознаёшь, что мир не раскололся на «до» и «после». Никак. Мир всё тот же, и ты всё тот же. Тебе так кажется. Хотя по сути ты всё равно уже другой, – он отмахнулся. – А впрочем, забудь. Всё это бред моего воспалённого сознания.
Патрик коснулся его руки:
– Это не бред. Но мне жаль, что ты переступил черту. Теперь ты знаешь, что это легко, Дэйв.
– Тебе всегда казалось, что легко?
– Для наших предков убийство было чем-то банальным. Тривиальным. Они сталкивались со смертью ежедневно и были вынуждены убивать, чтобы выжить. Если бы после каждого убийства у человека съезжала крыша, мир заполонили бы психи, – он взглянул Дэвиду в глаза. – Но ведь этого не произошло. Не терзай себя.
Дэвид покачал головой.
– Я не жалею, что расправился с ним, – сказал он. – Но, чёрт побери, Пат. Я предпочёл бы, чтобы меня мучила совесть. Хоть немного, хоть самую малость. Но её нет. Меня ничего не гнетёт. Совесть мучает меня лишь за то, что я втянул тебя во всё это дерьмо, – он пододвинулся к Патрику поближе и схватил его за плечи: быстро, резко, порывисто; и от этого жеста у Патрика отчаянно защемило в области сердца. Он уже почти смирился с тем, что потерял такого Дэвида. Что на смену ему пришёл другой. «Я машина. Запрограммированная на месть. И я обязательно отомщу». Так Дэвид сказал ему в ту самую встречу в баре. И Патрик был согласен принять и любить эту машину. Запрограммированную на месть.
Даже её.
Даже так.
Но сейчас он увидел другого Дэвида.
Того самого Дэвида.
Чуть ли не впервые за всё это время, казавшееся Патрику вечностью.