Текст книги "The Green Suitcase: Американская история (СИ)"
Автор книги: Блэк-Харт
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 24 страниц)
Люди – самые жестокие в мире существа. Не так ли?
Патрик был спокоен. Абсолютно спокоен. Казалось, внутри него стоял некий механизм, благодаря которому всё его существо было сейчас запрограммировано на спокойствие.
Единственным, что очень мешало Патрику, была сильная головная боль, заставлявшая раскалываться виски и затылок, и это показалось ему дурным признаком.
Точно такую же внезапную боль он чувствовал тогда, ещё ребёнком. В день, когда умерла его мать. И сейчас, чем ближе к отелю он подходил, тем больше усиливалась боль.
Но он знал, что это пройдёт.
Должно пройти.
Роуэлл Аткинсон, тихий убийца, избежавший наказания, должен получить своё.
Как должен был раввин Цукерман.
Как должен Сэм Райхман.
Неожиданно для самого себя Патрик вдруг ощутил дикое желание нанести на лицо индейскую боевую раскраску, и это едва не заставило его расхохотаться.
Жаль, что он не мог сделать этого прямо сейчас.
В виски вновь ударила острая боль, и это заставило его поморщиться.
Это пройдёт, сказал он себе.
Это пройдёт.
Это всегда проходит.
Патрик толкнул дверь в мотель, и она поддалась с тихим скрипом.
*
Сэм Райхман тихо рыдал, лёжа в собственной кровати.
Нет, не рыдал.
Скулил.
– Тебя нет! – в промежутках между звуками, напоминающими нечто среднее между плачем младенца и писком новорождённого щенка, восклицал он. – Тебя нет, тебя нет, тебя нет!
И когда он услышал словно доносящееся откуда-то издалека настойчивое «откройте, полиция!», он не сразу сообразил, в чём дело.
– Тебя нет! – продолжил кричать он. – Тебя нет, тебя нет!
Маленький голубоглазый монстр с почерневшим от удушья личиком и наполовину сгнившим языком обворожительно ему улыбнулся.
– За тобой пришли, папочка, – сказал он.
Точнее – она.
========== Снова фрагменты ==========
Роуэлл Аткинсон вызвал отвращение с первого взгляда.
Гадкий, лживый, изворотливый.
Скользкий.
Завязать с ним разговор оказалось проще простого. Никаких подозрений у Роуэлла Патрик не вызвал. Складывалось впечатление, что новоиспечённый владелец придорожного мотеля даже обрадовался гостю.
Меня зовут Патрик О’Хара (он, не колеблясь, представился своим настоящим именем, пытаясь понять, вызовет ли оно у Аткинсона какую-нибудь реакцию; нет, не вызвало), мой отец ирландец, мать из племени мохаве. Художник, катаюсь по стране, рисую. Да, я знаю, что похож на Моррисона; мне это часто говорили. Да, рок люблю, особенно старый.
Бла-бла-бла.
Ни одна жилка не дрогнула на лице Аткинсона, и этого Патрику хватило сполна, чтобы понять: Роуэлл никогда в жизни о нём не слышал.
Возмездие порой приходит с неожиданной стороны, правда, Роуэлл?
Аткинсон закурил, расслабился и начал нести всякую чушь. Старые рок-группы – хрень собачья. Его папаша фанател от этого старого дерьма. «Битлз» – педики.
Патрик хотел, было, сказать, что устал и собирается лечь спать, но Аткинсон опередил его:
– Иди-ка спать лучше. И я тоже посплю.
Быстро кивнув в ответ, Патрик тут же поднялся с места.
Да, Роуэлл, иди поспи.
Поспи, Роуэлл.
*
Всю ночь в его голове роились воспоминания, и Патрику порой начинало чудиться, что он сходит с ума.
Маленький вшивый отель и его такой же маленький вшивый хозяин, казалось, располагали к этому как нельзя лучше.
У Патрика ужасно болела голова.
И почему-то он думал, что в этом случае дело не в отеле и не в Роуэлле.
Дело было в чемодане.
Несколько раз Патрик открывал и снова закрывал его, словно на автомате. Закрывал в диком паническом ужасе, говоря самому себе, что никогда в жизни больше не откроет – и через пару минут, не выдерживая, открывал снова.
Только теперь он по-настоящему осознал, зачем захватил его с собой.
Чемодан был живым организмом.
Да-да, он был по-настоящему живым, и, глядя в него, Патрик видел многие вещи, словно гадалка, глядящая в хрустальный шар.
Вещи, связанные с Дэвидом.
С его Дэвидом.
Перед ним мелькали видения, одно за другим. Он видел красивую молодую женщину с белокурыми волосами, а потом, всего лишь пару секунд спустя – её разбухший от влаги труп. Видел маленькую девочку с посиневшим от удушья личиком – в руке она держала подушку с кружевной наволочкой, на которой было что-то вышито, и, когда Патрик пожелал рассмотреть вышивку получше, подушка вдруг сама собой приблизилась к нему, и он увидел вышитые на наволочке инициалы «Э.Р.». Потом он увидел другую сцену: сцену в склепе, столь пакостную и потрясающую своей мерзостью, что его едва не вырвало.
Последним, что он увидел, прежде чем захлопнуть крышку, была забившаяся в угол фигурка маленького светловолосого мальчика. И, то нарастающий, то стихающий голос откуда-то издалека вопил: «Вельзевул! Вельзевул! Вельзевул!»
Патрик плохо помнил голос раввина Цукермана, но был уверен, что слышит именно его.
Воспоминания продолжали роиться в голове, смешиваясь с видениями и наполняя решимостью.
Дэвид мог бы сейчас гнить в склепе, но что-то извне вмешалось, и теперь там лежит Джерри.
Джерри был принесён в жертву.
А значит, тоже заслушивал отмщения.
Патрик захлопнул чемодан.
Живой чемодан, вобравший в себя всю боль своего владельца.
*
В то самое время, когда Патрик общался с ожившим чемоданом в придорожном мотеле, Сид Джонсон общался с бутылкой виски, пребывая в раздумьях.
Почему-то ему казалось, что Роуэлл обо всём догадался.
Сид не мог быть уверенным на все сто. У него не было никаких доказательств.
И, тем не менее – он был уверен, он был чертовски уверен. Он был готов дать на отсечение свою правую руку, настолько он был уверен.
А если его подозрения обоснованы, это могло значить только одно.
Роуэлл Аткинсон был опасен.
Сделав очередной глоток из бутылки, Сид начал нервно прохаживаться по комнате взад-вперёд.
Роуэлл Аткинсон что-то подозревает. Роуэлл Аткинсон трус. Трусы опасны. Роуэлл Аткинсон опасен.
Что-то подозревающий трус опасен вдвойне. Роуэлл Аткинсон опасен вдвойне.
Роуэлл Аткинсон сейчас один в своём задрипанном мотеле. Наверняка.
Сид сел на диван, поставив бутылку на деревянный подлокотник.
Его рука самопроизвольно нащупала в кармане ключи от мотоцикла.
Он был не в лучшем виде. Он был пьян.
Нельзя ездить на мотоцикле пьяным.
Но когда это останавливало Сида, разъезжавшего на «Харлее» и полагавшего, что истинный байкер должен быть всего хоть чуточку, но пьян?
Пальцы Сида уверенно сжали ключи.
Нужно проверить, сказал он себе, нужно проверить.
Всего лишь проверить.
Наверное.
*
В это же самое время Дэвид Райхман переворачивал всё вверх дном в мастерской Патрика в поисках чего-нибудь, что могло бы послужить отмычкой, пока, наконец, не решил, что оптимальным выходом из ситуации будет разбить окно; а сидящий в полицейском участке напротив детектива Джонатана Уильямса Сэмюэл Райхман с расширенным от ужаса зрачками периодически поглядывал под стол, под которым притаился маленький свирепый монстр с почерневшим от удушья личиком.
Я всё-таки достала тебя, папочка.
Он слышал это отчётливо. Настолько отчётливо, что не мог отвечать на вопросы детектива.
Последняя фраза ударила в его отчаянно цеплявшийся за остатки реальности рассудок, заставив побледнеть и задрожать.
Я спасла его, папочка.
Я спасла его от тебя.
Детектив Уильямс, судя по всему, полагал, что Райхман разыгрывает спектакль, поскольку полусумасшедший вид последнего, казалось, не произвёл на него никакого впечатления.
– Мистер Райхман, вы знали о том, что ваш друг Джозеф Цукерман вёл дневник? В своём дневнике он подробно описал, что вы якобы спланировали убийство своего сына.
Райхман дёрнулся, словно проснувшись.
Не верь ему, папочка.
Детектив не знает.
Я спасла его.
– Отвечайте на вопрос, мистер Райхман.
И вдруг, неожиданно для Уильямса, Райхман заткнул уши руками и пронзительно заорал.
========== Финал ==========
Проснувшись, Роуэлл Аткинсон обнаружил себя привязанным к кровати.
Шея болела, ноги затекли.
Роуэлл осознал, что привязан, только когда попробовал пошевелить руками. Не получилось. Попытка подвигать ногой также провалилась.
– Твою мать, – ещё не до конца проснувшись, пробормотал он. – Твою мать, твою мать, твою мать!
Всепоглощающая тишина, казалось, ударила в барабанные перепонки, и Аткинсон задрожал всем телом.
– Кто здесь? – отчаянно суча руками и ногами, просипел он. – Кто, мать твою, здесь?!
– Тише, Роуэлл.
Аткинсон прищурился, стараясь разглядеть появившийся из темноты силуэт.
– Чёрт! – заверещал он, как только его близорукие глаза смогли, наконец, вглядеться в очертания. – Чёрт! Чёрт тебя подери! Кто ты такой?! Зачем ты привязал меня?! Ты… ты хочешь меня убить?
Стоящий напротив него Патрик О’Хара (теперь Роуэлл был не уверен в том, что это его настоящее имя, но это было уже неважно) покачал головой.
– Нет, Роуэлл. Для начала я хочу поговорить.
Поговорить… Чёрт.
Он чокнутый.
Грёбаный чокнутый индеец.
Роуэлл вдруг вспомнил, что когда-то, давным-давно, ещё во времена его бурной байкерской юности, один знакомый парень рассказывал ему про индейцев мохаве.
Воинственные, агрессивные.
Жестокие.
«У них есть одна забавная традиция, Роуэлл. В знак победы над противником они вырывают его челюсть и вешают её себе на грудь. Да-да, не смейся, старина, они так делают».
Они так делают.
Это сказал тот парень.
Джек Клэренс. Кажется, так его звали.
И у него тоже был «Харлей».
Джек Клэренс разбился на трассе. Ему было двадцать шесть. Роуэлл был на его похоронах.
А кто придёт на твои похороны, Роуэлл?
Кто придёт, чтобы проводить в последний путь твоё бренное тело, у которого, возможно, не будет челюсти?
И поэтому гроб закроют. Их всегда закрывают в таких случаях.
Ведь неприятно смотреть на покойника, у которого нет челюсти.
Роуэлл вновь отчаянно засучил конечностями в жалкой попытке освободиться.
– Не выйдет, старина.
Эти слова сопровождались тихим смехом. Настолько тихим, что это заставило сжаться самое нутро Роуэлла.
– Кто ты? – проговорил он. – Кто ты и чего тебе надо? О чём ты хочешь поговорить со мной, чокнутый индеец?
Патрик О’Хара выступил из темноты. Или это близорукие глаза Роуэлла немного к ней привыкли?
– Я хочу заставить тебя признаться в содеянном тобой, Роуэлл. Только и всего.
– О чём ты?
– Об убийстве Дэвида Райхмана.
Роуэлл почувствовал, как всё его существо наполняет леденящий ужас.
– Ты… – произнёс он. Точнее – попытался произнести. Речевой аппарат как будто парализовало, и Роуэлл даже не был уверен до конца в том, что в действительности это произнёс. – Ты… ты знал его?
– Да. Он мой близкий друг… был им.
Роуэлл немного осмелел. Настолько, что взял на себя наглость тихо рассмеяться.
– Друг, говоришь? Кажется, я понимаю, о чём речь. Папаша этого говнюка говорил, что он был хреновым педиком. Видимо, в этом заключалась ваша дружба, да, детка?
Ни одна жилка не дрогнула на лице Патрика О’Хара. Оно выглядело таким же холодным и беспристрастным.
– Это неважно. Важно другое. Ты перерезал тормоза на его мотоцикле. И заплатишь за это.
Внезапно Роуэлл почувствовал себя увереннее. Теперь ему всё было ясно: чокнутый индеец решил его казнить. Казнить за убийство. Но ведь Роуэлл его не совершал, и, если получится убедить в этом индейца, то…
Повернув затёкшую шею, Роуэлл взглянул на парня:
– Обломись, детка. Я не убивал твоего друга… или кем там он тебе был.
– Отпирательство не спасёт тебя, Роуэлл. Но, если ты расскажешь всё, как есть, у тебя есть шанс облегчить свою участь.
Рассказать, как есть. Хорошая мысль, О’Хара, или как тебя там.
– Совместно с Сэмом Райхманом, отцом Дэвида, вы спланировали это убийство. Райхман заплатил тебе. Сколько?
– Если ты хочешь, чтобы я рассказал тебе всё, как есть, то слушай, – сказал Роуэлл. – Я не убивал твоего драгоценного Райхмана. Я не перерезал тормоза. Насколько мне известно, это сделал Джерри Харольдс, и именно его подозревает полиция.
Суровая и неприступная копия Джима Моррисона легко покачала головой:
– Нет, Роуэлл. Джерри этого не делал. Это я знаю наверняка.
– Знаешь? Откуда?
– Джерри Харольдс мёртв.
– Джерри? Мёртв? – на лице Роуэлла отразилось неподдельное изумление, которое (он был в этом уверен) не могла скрыть даже темнота.
– Да. Мёртв. Поэтому не пытайся перевести стрелки, Роуэлл.
Роуэлл попытался приподняться, но, ощутив резкую боль от немедленно сдавивших кисти верёвок, тут же рухнул обратно на кровать.
– Послушай, парень. Я могу тебе поклясться чем угодно, что не перерезал тормоза этого грёбаного «Кавасаки». Если это не Джерри, то у меня есть только один вариант, кто это может быть, – взгляд Роуэлла внезапно стал умоляющим. – Я буду сотрудничать с полицией. Я дам показания. Я помогу поймать убийцу. Я сделаю всё, что нужно, если ты сейчас отпустишь меня.
Патрик О’Хара чиркнул зажигалкой, закурил и рассмеялся. Всё так же тихо. Тихо – и жутко.
– Ты жалок, Роуэлл.
Жалок… Этот чокнутый индеец-пидорас считает его жалким…
Плевать. Жизнь дороже.
Роуэлл хотел жить.
– Пожалуйста, развяжи меня. И мы вдвоём поедем в полицию. Я всё им расскажу. Да, Сэм Райхман действительно хотел убить своего сына, но, чёрт, я ничего не сделал.
Патрик кивнул:
– Хорошо. Допустим, Роуэлл, я верю, что ты ничего не сделал. Но, если это не ты – то кто?
Роуэлл всё же приподнялся, превозмогая боль.
– Сид Джонсон, – тихо сказал он, глядя в глаза Патрика. – Это Сид Джонсон. Я уверен, парень, это он. Он ненавидел твоего друга. И часто захаживал в мою мастерскую. А значит, это сделал он. Я давно это подозревал, и…
То, что произошло дальше, длилось пару секунд, но Роуэлл увидел это словно в замедленной киносъёмке.
Дверь внезапно вылетела, словно от сильного удара ногой или плечом, на пороге появилась фигура, в руке которой был пистолет. Патрик О’Хара метнулся в сторону фигуры, но не успел.
Фигура выстрелила.
Это было последним, что Роуэлл Аткинсон увидел на этом свете.
Пуля попала ему в лоб.
Между глаз.
Ровно между глаз.
*
Вцепившись в Сида Джонсона, словно дикое животное, Патрик попытался выбить у него пистолет. Джонсон расхохотался, обдав его мощным запахом алкоголя.
– Минус один, – сказал он. – А сейчас будет минус два.
Сид был пьян. Очень пьян. Это должно было сделать его уязвимым, но по какой-то неведомой причине алкоголь только придавал ему сил. Патрику уже почти удалось одержать верх, но в самый последний момент он поскользнулся, и Сид немедленно воспользовался ситуацией.
– Я же сказал, сейчас будет минус два, – сказал он, направляя пистолет на распростёртого под собой противника.
Патрик попытался отогнуть руку Сида. Пистолет выстрелил в стену.
Не один раз. Кажется, два.
Или три.
Это было последним, что Сид успел сделать, прежде чем чья-то внезапно материализовавшаяся позади него левая рука нанесла ему удар кастетом в голову.
Словно подкошенный, Сид рухнул на пол. Под его головой тут же образовалась небольшая лужица из крови и мозговой жидкости.
– Всё же зря я втянул тебя в это, – произнёс такой знакомый, любимый Патриком голос, заставив до конца осознать всё, что только что произошло.
– Откуда у тебя кастет? – тихо спросил он.
– Я же говорил, что почти всегда ношу его с собой. Он лежал у меня в кармане в тот злополучный вечер. Так и остался, – Дэвид опустился на одно колено рядом с Сидом Джонсоном и положил руку на его сонную артерию. – По-моему, он мёртв. Я не чувствую пульса.
Патрик тоже положил руку на шею Сида, и, когда их с Дэвидом пальцы соприкоснулись, это было выражением какой-то отчаянной близости, обострившейся в присутствии смерти.
– Да, – ответил он, глядя Дэвиду в глаза. – Пульса нет.
Дэвид поднялся на ноги.
– Я вызову полицию, – сказал он.
Патрик покачал головой:
– Ты уверен?
Дэвид кивнул:
– Да. Я не собираюсь больше прятаться, – он усмехнулся. – Надеюсь, это потянет на необходимую самооборону, и мне впарят только ношение холодного оружия, – он взглянул Патрику в глаза. – Прости, что взял твой мотоцикл. Своего у меня сейчас нет, сам знаешь.
Патрик коснулся руки Дэвида, всё ещё сжимающей кастет, и, неожиданно для самого себя, крепко обнял его.
В нос бил резкий запах крови и смерти. И они оба знали: как бы дальше ни повернулись обстоятельства, к какому бы выводу ни пришла полиция, они были вместе.
И это успокаивало.
Патрик отстранился первым.
– Ты прав, Дэйв, – сказал он. – Вызывай полицию.
Дэвид усмехнулся.
– Представляю, как они удивятся, когда им позвонит покойник, – сказал он. – Кстати, Пат. Пока нас не увезли в участок, хочу спросить. Зачем тебе понадобился мой чемодан?
– Он рассказал мне много интересного. Он живой, Дэйв. Такой же живой, как я. Или ты. Ты не знал об этом?
– Видимо, ты вызвал у него больше симпатии, чем я, – отозвался Дэвид.
Распростёртый на кровати Аткинсон, которому дыра между глаз придавала какое-то печальное сходство с индийским йогом, и лежащий на полу в позе эмбриона Сид Джонсон, казалось, выразили своё молчаливое согласие.
========== Осколки ==========
Джонатан Уильямс закурил четвёртую за последние двадцать минут сигарету и налил себе очередную чашку кофе, не переставая при этом с интересом разглядывать сидящего напротив него молодого человека со светлыми волосами и холодными голубыми глазами.
– Давайте ещё раз по порядку, мистер Райхман, – сказал Уильямс, протягивая пачку сигарет собеседнику. – Курите, если хотите.
– Спасибо, детектив, – кивнул Дэвид Райхман и, взяв одну сигарету из пачки, закурил.
– Значит, вы утверждаете, что, после того, как вам удалось вернуть детские воспоминания, связанные с убийством вашей сестры Эстер, вы не сдержались и заявили об этом отцу. Когда вы проводили время в одном придорожном баре, вы увидели по телевизору репортаж об аварии на трассе восемьдесят семь, жертвой которой предположительно являлись вы сами, поскольку фигурировавший там мотоцикл принадлежал вам. Вы пришли к выводу, что автокатастрофа была, вероятнее всего, подстроена вашим отцом и, опасаясь за свою жизнь, скрылись из города.
Дэвид Райхман выпустил в сторону длинную струю дыма, после чего вновь повернулся к Уильямсу.
– Будь вы на моём месте, вы бы не испугались за свою жизнь, детектив?
Уильямс кивнул в ответ:
– Хорошо, мистер Райхман. Скажите, до настоящего момента вы не знали о том, что ваш отец Сэмюэл Райхман задержан по подозрению в убийстве Джозефа Цукермана и организации вашего убийства?
– Я уже сказал, что ничего не знал об этом.
– Ладно. Вследствие вновь открывшихся обстоятельств обвинение будет пересмотрено – ведь вы живы. Вы утверждаете, что под вашим именем в вашем фамильном склепе похоронили погибшего в автокатастрофе Джерри Харольдса, который незадолго до смерти сделал себе такую же татуировку, как у вас, и был по ней ошибочно опознан вашим отцом и вашим другом Патриком О’Хара. Я правильно вас понял?
Холодные голубые глаза взглянули на детектива в упор, выражение лица Дэвида Райхмана было спокойным и уверенным.
– Вы всё правильно поняли, детектив.
– В таком случае давайте перейдём к событиям, произошедшим в придорожном мотеле, принадлежавшем погибшему Роуэллу Аткинсону, мистер Райхман.
Дэвид Райхман молча кивнул в ответ; ни одна жилка не дрогнула на его лице.
*
Выйдя из кабинета Уильямса, Дэвид подошёл к ожидавшим его Патрику и Шону.
– Твоя очередь, – сказал он Патрику.
– Ты только не волнуйся, сынок, – начал было Шон, – это всего лишь беседа…
Патрик взглянул на отца в упор.
– Перестань, – сказал он. – Всё нормально.
Как только за Патриком закрылась дверь, Дэвид кивнул Шону и повернулся, чтобы уйти, но Шон тронул его за плечо:
– Одну минуту, Дэвид, – довольно резко произнёс он. И, немного смягчившись, добавил: – Если позволишь.
– Я слушаю вас, мистер О’Хара.
Шон, казалось, ссутулился.
– Для начала я хотел бы извиниться за тот разговор в кафе, – сказал он. – Сейчас я понимаю, что тебе и так было несладко, а тут ещё я…
Дэвид покачал головой:
– Оставьте это, мистер О’Хара.
Шон кивнул:
– Как скажешь. В таком случае, я хотел лишь добавить, что мне… мне жаль, что всё так повернулось, Дэвид. Я имею в виду – с твоим отцом, и…
Дэвид легко прикоснулся к его плечу.
– Мистер О’Хара, не стоит, – сказал он. – Моя семья издавна водит дружбу со смертью и всякого рода мерзостью, как вы видите. Не нужно из-за этого переживать.
– Твой отец сейчас в камере предварительного заключения. Не хочешь его увидеть?
– Представьте себе, нет, мистер О’Хара.
– Что ж, я тебя понимаю, – кивнул Шон.
– Если это всё, я хотел бы сейчас сходить выпить кофе, – глядя в глаза Шону, произнёс Дэвид. – Скажите Патрику, что я внизу.
Он уже повернулся, было, чтобы уйти, когда Шон вновь тронул его за плечо:
– Дэвид…
Дэвид повернулся к нему. От него не укрылось то, что взгляд Шона вдруг стал жёстким.
– Да, мистер О’Хара?
Шон подошёл к нему вплотную.
– Никаких доказательств у меня нет, – сказал он, – но внутреннее чутьё подсказывает мне это. Чутьё детектива, Дэйв.
Дэвид едва заметно усмехнулся:
– О чём вы?
– Безусловно, всё, о чём ты рассказал, укладывается в одну длинную логическую цепочку. Почти безупречную. Почти, Дэйв. «Почти» – потому что я уверен в одном: твой отец не убивал Цукермана. Следствие считает, что он совершил это убийство, чтобы замести следы, так как боялся, что Цукерман может выдать его. Но я не верю в это.
– Вы так думаете? – Дэвид взглянул на Шона, холодные голубые глаза, казалось, ещё больше похолодели. – Но если это не мой отец, то кто же?
– Мы оба знаем, кто это был, Дэвид.
– Я вас не понимаю.
Шон покачал головой:
– Всё ты прекрасно понимаешь. Скажи мне, Пат… он в курсе? Он знает о том, что ты сделал?
– «…о том, что я сделал»?
– Мой сын знал о том, что ты убил Цукермана, Дэйв?
Губы Дэвида сложились в одну тонкую волевую полоску.
– Вы бредите, мистер О’Хара, – сказал он, и Шон поймал себя на мысли, что искренне восхищается выдержкой и силой воли этого ещё совсем юного по его меркам существа. – Вы – бредите. Я никого не убивал, – Дэвид легко улыбнулся – одними уголками губ, и это окончательно убедило Шона в том, что он не ошибается. Не ошибается, но не может этого доказать. Не может – и не будет.
Он ничего не ответил – лишь обменялся взглядом с Дэвидом. И отчего-то ему казалось, что они друг друга поняли.
И на какой-то момент Шон, как бы противна и отвратительна ни была ему сама эта мысль, вдруг понял, что увидел в Дэвиде Патрик.
Какие бы отношения между ними ни были.
Впрочем, об этом Шон решил больше не думать.
Никогда.
*
Сэм Райхман находился в камере предварительного заключения.
Он уже всё знал.
Белобрысый ублюдок Дэвид уцелел, вместо него в их семейном склепе похоронили другого парня.
Они обставили тебя, Сэм, старина.
Нет, не они.
Она.
Я спасла его, папочка.
Я спасла его от тебя.
Было тихо. Очень, очень тихо, и эта гнетущая тишина, казалось, сводила с ума.
Сводила с ума? Да ты и так уже сошёл с ума, Сэмми, дружище.
Ты чокнулся. Ты чокнутый. Ты видишь призраков.
Несмотря на помешательство, теперь Сэм был абсолютно уверен в том, что знает, кто убил раввина Цукермана.
Это был он.
Вельзевул.
Вельзевул жив, а его верный друг Джозеф Цукерман мёртв.
Забавно же сложились обстоятельства.
Жизнь вообще забавная штука.
Сэм подумал о том, что его посадят в тюрьму. Ему наверняка дадут пожизненное.
На этот раз он не отвертится.
Это Сэм как адвокат прекрасно понимал.
Его посадят, и он будет гнить.
Гнить.
Гнить в тюрьме.
Сэм будет гнить, и это будет наблюдать он. Вельзевул. Плоть от его, Сэма, плоти. Его мерзкое порождение.
Вельзевул будет смотреть на это своими жуткими прозрачными глазами и смеяться. Смеяться вместе со своим дружком-индейцем. Они вместе станут хохотать.
Сэм взглянул на свои запястья в наручниках, и его вдруг посетила одна мысль…
Нет. Нельзя. Самоубийство – грех. Так завещал Господь, и…
Да пошёл он к Дьяволу, этот Господь.
Сэм подошёл к двери и привстал на цыпочки, пытаясь разглядеть надзирателя.
Никого не было.
Возможно, он успеет.
Ты успеешь, папочка.
Сэм повернул голову. Она стояла рядом, справа от него.
Только сегодня она не была монстром.
Она была красивой маленькой девочкой в розовом платье.
Я не одна, папочка.
Я не одна.
Мы пришли вместе.
Его затрясло, словно в лихорадке. Повернув голову в другую сторону, Сэм увидел стоящую справа от него Рейчел.
Привет, Сэмми.
Как жизнь, дорогой мой?
Сэм отступил на несколько шагов. Он отступал до тех пор, пока его плечи и спина не упёрлись в стену.
Ну же, Сэмми, в чём дело? Ты не рад видеть свою Рейч?
Мы славно развлеклись тогда в склепе, правда, милый?
Ха-ха.
– Уйдите, – прошептал он. Язык не слушался, и то, что он произнёс, прозвучало как «дите».
Мы уйдём только вместе с тобой, Сэмми.
Правда, Эсти?
Да, мама.
Мы заберём его с собой.
Пошли с нами, Сэмми.
Пошли с нами, папочка.
Папочка.
Папочка.
Сэм забился в угол, отчаянно затыкая уши руками, хотя прекрасно понимал, что это не поможет.
Помочь могло только одно.
Поднеся ко рту собственное запястье, Сэм вгрызся в него, зубами вскрывая вену. Боль, казалось, пронзила его от запястья до самого позвоночника, но Сэм не остановился. Он продолжил вгрызаться в собственную плоть до тех пор, пока горячая липкая кровь не обожгла его язык и не заструилась по изувеченной руке.
Хорошо. Как хорошо.
Не колеблясь ни минуты, Сэм проделал то же самое с другой рукой.
Пошли с нами, Сэмми.
Пошли с нами, папочка.
Пошли с нами.
Пошли с нами.
Пошли с…
Всё оборвалось, мир погас, образы потухли, и голоса затихли для него.
Они затихли.
Наконец-то.
========== Эпилог ==========
Полтора года спустя
«В Нью-Йорке с огромным успехом прошла выставка молодого скульптора из Денвера, штат Колорадо, Дэвида Вайсмана. Все средства, полученные от продажи билетов, будут перечислены в фонд помощи детям, страдающим детским церебральным параличом, имени Эстер Райхман, президентом которого Дэвид Вайсман является. Выставка с эксцентричным и запоминающимся названием «Вельзевул» прошла в нью-йоркской галерее…»
Дэвид протянул руку к пульту и выключил телевизор.
Однотипные репортажи о его выставках в последнее время начали его ужасно утомлять.
– Пошли жрать, Мози, – сказал он растянувшемуся рядом коту, на что последний тут же отреагировал радостным мурлыканьем.
Покормив кота, Дэвид вернулся в комнату, где на какое-то мгновение воцарилась тишина.
Дэвид любил тишину.
Он особенно полюбил её после того, как полностью насладился ею, стоя посреди пепелища, оставшегося от семейного особняка Райхманов.
Вместе с домом сгорел старый зелёный чемодан. Но об этом знал только Дэвид.
Так было надо – он чувствовал это. Пришло время проститься с прошлым.
Пускай мёртвые хоронят своих мертвецов – кажется, так говорится в Библии. В Новом Завете, в котором воспитанный на Торе Дэвид ничего не понимал.
Но сама фраза ему очень нравилась.
О том, кто организовал поджог, никто так и не узнал. Поначалу в этом подозревали Джудит Цукерман, вдову раввина, но, поскольку никаких прямых доказательств её причастности не было, дело закрыли.
Дэвид получил по страховке немалую сумму, которую тут же перечислил в недавно основанный им же фонд.
Деньги не пахнут, не так ли?
В тот день он купил огромный букет ярко-красных роз и отвёз их к семейном склепу.
Он знал, что Эстер любила розы.
Она никогда не говорила об этом, но он знал.
С того самого дня он регулярно приносил ей цветы.
Красные розы.
Невзирая ни на какие обычаи.
Он был уверен, что Эстер понравится.
Покончившего с собой Сэма не похоронили в семейном склепе. Он покоился на небольшом участке возле кладбищенской ограды.
Иудаизм не велит отдавать почести самоубийцам, правда ведь?
Всё справедливо.
Вновь опустившись на диван, Дэвид взглянул на часы.
Была половина пятого; Патрик должен был вернуться в шесть.
Дэвид погладил устроившегося рядом с ним кота и на какую-то секунду прикрыл глаза, когда вдруг ощутил прикосновение маленькой детской руки к своей руке.
– Дэйви…
Он открыл глаза, инстинктивно содрогнувшись.
Она стояла перед ним.
Маленькая, белокурая, невинная.
Такая, как тогда.
В тот самый день.
В вагоне.
Когда она спасла ему жизнь.
– Эсти, – тихо произнёс он.
Девочка улыбнулась:
– Да. Это я, Дэйви. Ты ведь уже не пугаешься меня? Я пришла, чтобы поздравить тебя. Это успех. Ты станешь знаменитым, Дэйви. Очень знаменитым. Твоё имя будет греметь на весь мир, а я буду радоваться за тебя. Мы обе будем. Я и мама.
Дэвид хотел что-то ответить, но в горле словно встал ком.
– Мама передаёт тебе привет, – продолжила девочка. – Она всегда знала, что ты станешь известным скульптором. Она не может сказать тебе об этом сама. Ей… ей нельзя. Но она просила передать, что очень любит тебя, – девочка приблизилась сильнее и теперь, казалось, была не просто бесплотным призраком, а чем-то вполне реальным и осязаемым. – И я тоже тебя очень люблю. Благодарю тебя за то… за то, что наказал их. Теперь я могу успокоиться.
– Эсти, – одними губами произнёс Дэвид, уже не борясь со слезами, – Эсти…
– Спасибо, что приносишь мне цветы, – сказала девочка. Голос её теперь звучал тише, словно затухая в пространстве. – Они мне нравятся. А теперь прощай. Живи свободно.
– Подожди, – возразил он, смахивая слёзы со щёк. – Я… я ведь не сказал тебе всего, что хотел…
– Живи свободно, Дэйви, – повторила девочка.
Он рванулся к ней в попытке обнять, и, кажется, у него получилось, потому что на какую-то долю секунды Дэвид ощутил в своих руках её маленькое хрупкое тельце.
А потом всё исчезло.
Дэвид огляделся по сторонам.
Ноги не слушались его, и руки дрожали, но сейчас он чувствовал себя свободным и окрылённым, как никогда.
Взгляд Дэвида упёрся в висящий над кроватью ловец снов. Теперь в нём не было нужды: Дэвид больше не видел кошмаров. Они ушли после того самого дня, как сгорел семейный особняк Райхманов вместе со старым зелёным чемоданом.
Теперь ловец снов был просто подарком дорогого человека.
С этой мыслью Дэвид потянулся к мобильному телефону, чтобы позвонить Патрику.
Он чертовски соскучился по нему за этот день.
Конец
![Книга Праздник живота [СИ] автора Борис Хантаев](http://itexts.net/files/books/110/oblozhka-knigi-prazdnik-zhivota-si-145240.jpg)
