Текст книги "The Green Suitcase: Американская история (СИ)"
Автор книги: Блэк-Харт
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 24 страниц)
– Я приеду, – тихо сказал Патрик. Настолько тихо, что детектив Уильямс вполне мог его не расслышать, поэтому, пересилив себя, он повторил в трубку уже громче: – Я приеду.
– Примите мои соболезнования, мистер О’Хара, – сказал детектив Уильямс, и в первый раз за весь этот разговор Патрику послышалось в его голосе какое-то подобие эмоций.
– Спасибо, детектив, – кровь продолжала биться в висках; он снова слышал этот стук, сквозь который он, казалось, с трудом различал звук собственного голоса. – Скажите, он… он… – дыхание перехватило, и Патрик вцепился в телефонную трубку настолько отчаянно, словно это могло ему чем-то помочь. – Он хотя бы не мучился?
На другом конце провода послышался тяжёлый вздох, и почему-то это отдалось новым приступом боли в висках и груди.
– Нет, мистер О’Хара, – отозвался, наконец, детектив. – Смерть наступила мгновенно.
– Я сейчас подъеду, – сказал Патрик и повесил трубку.
Он перевёл взгляд отца и Кристин, и отчего-то они показались ему сейчас похожими на героев какой-то средневековой трагикомедии.
– Пат, сынок, мне очень жаль, – начал было Шон, робко попытавшись прикоснуться к сыну. – Я знаю, он был тебе очень близок, и…
Одним резким сильным движением Патрик сбросил руку Шона со своего плеча.
– Он умер, – сказал он, и Шон отшатнулся, увидев, насколько дикое выражение было сейчас в глазах его сына. – Умер. И не смей больше говорить о нём, папа.
– Патрик, я лишь только хотел сказать…
Но Патрик уже не слышал. Сбежав по ступенькам, он выскочил из дома в никуда.
На какой-то миг он остановился, как вкопанный, перед своим мотоциклом, чувствуя, что больше не слышит ни звука.
А это было бы неплохо.
Оглохнуть.
Ослепнуть.
Исчезнуть.
Раствориться.
Сейчас.
Навсегда.
Дэвид умер, его больше нет.
Опознание лишь формальность – ведь детектив сказал, что отец уже опознал его.
К тому же – кто ещё мог управлять мотоциклом, принадлежащим Дэвиду Айзеку Райхману?
Мотоциклом, который он так любил.
Никто.
Кроме него.
Патрик уже застёгивал шлем, когда одна мысль ядовитой стрелой вдруг пронзила всё его существо.
Он так и не сказал ему.
От этой мысли сердце вновь сжалось от тупой ноющей боли, и вдруг всё встало на свои места.
И мир снова зазвучал.
Но Патрику больше не хотелось его слышать.
*
Морг. Место, насквозь пропахшее смертью.
Эй, детка, вот и я. Добро пожаловать в мой дом – Дом Смерти. Ты зашёл на чай? Или предпочитаешь что-то покрепче? Ты в гости, детка? Ах, нет? А зачем же тогда? Всё ясно. Ты пришёл повидать друга.
Друга, который теперь лежит здесь. И он плохо выглядит, знаешь, детка? Да, да, да! Он немного похож на котлету и ещё чуть-чуть – на бифштекс! Бифштекс с кровью, ха-ха! Ты любишь бифштексы с кровью, детка? Как там твой друг говорил про мертвяков? Мертвяки – модная нынче тема? О да, мертвяки в моде, и он сам теперь один из них. Теперь он в моде, в моде, в моде!
Врач-патологоанатом приподнял простыню. Его лицо ничего не выражало. Оно было похоже на застывшую восковую маску.
А чего ты хочешь, детка? Ребята, которые сталкиваются каждый день со мной, Стариной Смертью, крайне редко бьются в конвульсиях при виде очередного тела. Тела, тела!
Это называется иммунитет, детка.
То, что Патрик увидел, едва не заставило его отшатнуться, но он пересилил себя.
От тела действительно мало что осталось. Оно напоминало однородную бесформенную массу.
А ещё – фарш.
Лица не было видно, левая рука затерялась где-то в этой бесформенной массе, и Патрик с трудом сдержался, чтобы не разрыдаться.
О Дэйв…
Казалось, уцелела только правая рука, и это выглядело до ужаса нелепо на фоне остального жуткого месива.
Опустившись на корточки, Патрик впился взглядом в татуировку на чудом сохранившемся в нормальном виде правом плече трупа.
Скорпион.
Тот самый…
Резкая боль ударила на этот раз куда-то в область затылка, но он уже не обращал на неё внимания.
– Отец опознал его по татуировке, – подал, наконец, голос патологоанатом, словно прочтя его мысли.
Патрик поднял глаза:
– Говорите, по татуировке?
– Да тут больше и опознавать-то и не по чему, – патологоанатом с равнодушным видом наклонился над трупом. – От удара все зубы вылетели – дантист со своей картой нам теперь не помощник, – он внимательно посмотрел на Патрика, и неожиданно некая тень эмоций скользнула по огрубевшему лицу медика. – Эй, сынок? Тебе что, плохо? Ты в обморок-то не падай, этого мне только не хватало. Мало мне трупов, – он обнял Патрика за плечи. – Ну-ну, мальчик, вставай. Обмороков мне тут не нужно, истерик– тем более. Отец его – и тот молодцом держался, хотя сам понимаешь – сына потерял.
– Говорите – держался молодцом? – переспросил Патрик. Губы пересохли, каждое слово давалось с трудом.
– Ещё каким молодцом, – ответил врач. – Будто бы не удивился даже. Но оно и понятно. Байкеры часто гибнут в авариях, чему уж тут удивляться. Ты ведь тоже из них, сынок?
Патрик кивнул:
– Да.
– Ну вот теперь своими глазами увидел, до чего это доводит, – сказал патологоанатом. – Я так понимаю, ты подтверждаешь, что это твой друг?
Патрик с трудом поднялся на ноги. В голове снова застучало.
Будто бы не удивился даже. Так он сказал.
О чёрт…
Патрик взглянул на патологоанатома и кивнул.
– Подтверждаю, – сказал он. – Это Дэвид Райхман.
Пружина, сжавшаяся где-то глубоко в груди, вдруг резко распрямилась, стук в голове прекратился, и Патрик почувствовал, что может дышать.
Снова.
[1]Трасса, проходящая в непосредственной близости от Денвера.
========== Детектив Уильямс ==========
Патрик вышел из морга.
Дышать стало заметно легче, и в голове больше не стучало.
Он увидел стоящего у входа Сэма Райхмана и ещё какого-то мужчину среднего возраста с бородой и в шляпе. Патрик подумал, что наверняка это был раввин Джозеф Цукерман. На лице Райхмана было выражение глубочайшей скорби; время от времени он промокал уголки глаз безупречно белоснежным носовым платком. Цукерман (а это действительно был он) обнимал Сэма, хлопал по плечу и говорил что-то, что заставляло Райхмана промокать глаза ещё интенсивнее. Они напоминали парочку из очередного дурацкого ролика в интернете, призывающего к толерантному отношению к гомосексуалистам, и это заставило Патрика криво усмехнуться.
Райхман едва заметно кивнул, завидев его, и это заставило Патрика, уже надевавшего шлем, переменить решение.
Увидев, что он приближается, Райхман застыл, как вкопанный, с белоснежным носовым платком в руке. Наклонившийся к Сэму Цукерман что-то быстро зашептал ему на ухо.
– Здравствуйте, мистер Райхман, – сказал Патрик, подойдя к ним.
– Здравствуй, – Райхман снова смахнул с лица платком воображаемую слезу. Отчего-то на этот раз он не стал настаивать на том, чтобы Патрик называл его Сэмом.
– Примите мои соболезнования, – произнёс Патрик. Он смотрел на Сэма, но боковым зрением прекрасно видел, с каким нескрываемым любопытством изучал его раввин Цукерман.
– Благодарю, – ответил Сэм. И, повернувшись к Цукерману, добавил: – Ребе, познакомьтесь, это Патрик О’Хара, друг моего сына… моего покойного сына.
– Тот самый несчастный бездомный индеец? – брови раввина приподнялись, губы изогнулись в усмешке, сделавшей его лицо ещё более неприятным и отталкивающим. Его водянистые глаза непонятного цвета смотрели на Патрика так, словно перед ним было какое-то экзотическое животное или насекомое. – Ну-ну. Здравствуйте, мистер О’Хара. Я раввин Джозеф Цукерман, близкий друг всей этой семьи, из которой в живых теперь, увы, остался только один Сэм.
Он не подал руки, и Патрик решил, что тоже имеет право не делать этого. Опирающийся на раввина Сэм вновь театрально смахнул слезу. Патрик почувствовал, что его сейчас стошнит.
– Ты тоже прими мои соболезнования, – сказал Райхман. – Тебе сейчас, должно быть, тяжело. Учитывая то, насколько вы были близки, – устремлённый из-под сведённых бровей взгляд тёмно-карих глаз, казалось, пронзил Патрика насквозь. – А сейчас прости, мне нужно идти. Сам понимаешь, надо… Надо всё подготовить. Ангела смерти не интересует, приготовлен ли мёртвому саван[1] – так у нас говорят. Я позвоню тебе и оповещу о времени похорон.
– Хорошо. Только, мистер Райхман…
Райхман не произнёс ни слова, лишь вопросительно взглянул в ответ.
– Можно я заберу кота?
Сэм пожал плечами:
– Это несуразное бесхвостое чудовище? Патрик, мальчик мой, да ради бога! Признаться, я уже задумывался о том, куда его девать – вышвырнуть животное на улицу у меня не поднялась бы рука, ведь его так любил Дэйви! Я хотел отдать его в приют, но раз ты так жаждешь его забрать – пожалуйста!
Патрик кивнул:
– Спасибо, мистер Райхман.
Когда он шёл к своему мотоциклу, он почти физически ощущал, что Райхман и Цукерман смотрят ему вслед, но не обернулся.
*
В тот же день его вызвали в полицейский участок. Детектив Джонатан Уильямс оказался невысоким коротко стриженым мужчиной средних лет с простоватым, но симпатичным лицом. Лёгкая небритость и очки в роговой оправе завершали образ.
Он задал несколько «дежурных» вопросов: как долго Патрик был знаком с погибшим, как хорошо он его знал, в каких они были отношениях.
– Одна вещь не даёт мне покоя, мистер О’Хара, – сказал детектив, закуривая и протягивая Патрику пачку сигарет. – Курите-курите, не стесняйтесь. Я понимаю, что байкеры – этакие анархисты, протестующие против власти и любого существующего в государстве режима. Но я уже успел опросить нескольких знакомых вашего друга. Все они говорят, что покойный мистер Райхман всегда носил при себе водительские права, которые, как ни странно, у него обычно были в полном порядке. Почему же на этот раз у него не было при себе никаких документов? Это не кажется вам странным, мистер О’Хара?
Патрик пожал плечами.
– Я не знаю, что вам сказать, детектив, – ответил он.
Уильямс кивнул:
– Скажите, мистер О’Хара, у вашего друга были враги?
Патрик глубоко затянулся и выпустил дым в сторону.
«Были ли у него враги, да, детектив? Ха! Один враг у него был точно. Только если я назову его имя – вы всё равно мне не поверите».
– Что именно вы подразумеваете под словом «враги», детектив? – Патрик произнёс это так спокойно, как только мог.
– Ну, скажем, недоброжелатели. Среди байкеров ведь нередко происходят всякого рода стычки, мистер О’Хара. Хотите кофе?
– Не откажусь.
Детектив легко улыбнулся:
– Отлично. Видите ли, я самый настоящий кофеиновый наркоман, но, если бы вы отказались, мне было бы неловко пить кофе в одиночестве, – он достал из ящика стола две одноразовых пластиковых чашки и налил в них кофе из кофеварки. – Не ахти какой кофе, мистер О’Хара, но это лучше, чем ничего. Так что скажете насчёт врагов, мистер О’Хара? Простите, недоброжелателей. У Дэвида Райхмана были недоброжелатели? Сэмюэл Райхман говорит, что его сын отличался крутым нравом и довольно сложным характером. У людей такого толка обычно много недоброжелателей.
– Смотря о каких недоброжелателях вы говорите, детектив, – Патрик отхлебнул кофе и, казалось, немного расслабился. Детектив Уильямс был ему приятен как человек и не вызывал чувства отторжения или тревоги.
– Ладно, мистер О’Хара, я скажу как есть, – кивнул Уильямс. – Результаты экспертизы ещё не готовы, но, видите ли, у нас есть причины подозревать, что автокатастрофа, в которой погиб ваш друг, не была случайностью. Если верить показаниям свидетелей, столкновение с автопоездом фирмы «Кока-кола» произошло по вине вашего друга. Он просто не затормозил вовремя, мистер О’Хара. Вы понимаете, о чём я? И это кажется мне очень и очень странным. Мистер Райхман ведь имел навыки экстремального вождения мотоцикла, насколько мне известно?
– Да. Он прошёл обучение в школе экстремального мотоспорта.
– Так вот, мистер О’Хара. Видимость на том участке трассы превосходная, не заметить автопоезд ваш друг никак не мог. И мне совершенно не верится в то, что человек, обладающий подобными навыками, не смог вовремя сбросить скорость и затормозить.
Патрик затушил сигарету и подался вперёд:
– Вы хотите сказать, что…
Детектив кивнул:
– Я хочу сказать, что, вероятнее всего, в мотоцикле мистера Райхмана была повреждена тормозная система, мистер О’Хара. А если так, то, скорее всего, мы говорим не о несчастном случае, а об убийстве, – не спрашивая, детектив взял чашку Патрика, подлил туда кофе из кофеварки и снова пододвинул ему. – Преднамеренном убийстве, мистер О’Хара, – он протянул Патрику свою визитку. – Позвоните мне, если вдруг вспомните что-то важное. Сами понимаете, всякое бывает. Сейчас у вас шок. И это понятно – вы потеряли близкого друга. Вам трудно об этом говорить и больно об этом думать. Поэтому я вас не тороплю. Если что-то вспомните – позвоните. Если вдруг нам что-то от вас понадобится – мы вас вызовем.
Патрик допил кофе.
– Это всё, детектив? – спросил он.
– На сегодня – да, – кивнул Уильямс. – Можете быть свободны, мистер О’Хара. И да, – добавил он, когда Патрик уже поднялся с места, – передавайте огромный привет своему отцу.
– Вы знаете моего отца?
Уильямс развёл руками:
– Само собой. Старина Шон был отличным полицейским. Мне до сих пор жаль, что он ушёл. Не стоило ему так глубоко закапываться в дело, которое было поручено не ему.
Последняя фраза детектива настигла Патрика уже в дверях. Он остановился, как вкопанный. Казалось, будто острая игла с медленно проникающим в тело парализующим ядом вонзилась в его позвоночник.
Не стоило ему так глубоко закапываться в дело, которое было поручено не ему.
Другая фраза, сказанная Шоном, вдруг резко всплыла в его памяти, и ядовитая игла вонзилась ещё глубже.
Помнишь тот разговор о Сэмюэле Райхмане, Пат? Я рассказал тебе не всё. То есть – не совсем всё.
В его голове вдруг всё встало на свои места, и это было настолько очевидно и настолько отчаянно ужасно, что заставляло ядовитую иглу вонзаться всё глубже и глубже, но это уже не вызывало боли.
Отец… Он ведь говорил, что работа в полиции ему просто надоела.
Что он устал от трупов и убийц.
Что ему захотелось посвятить себя творчеству, писать детективы…
Бла-бла-бла.
Всё не так просто, да, папа?
Всё совсем не просто.
Детектив Уильямс сказал так мало и одновременно – так много.
Нужно было лишь услышать.
Слушай, или твой язык оглушит тебя.[2]
Так говорят индейцы.
Слушай.
С этой мыслью Патрик попрощался с детективом, вышел из его кабинета и закрыл дверь.
Он вышел на улицу. Городской воздух, казалось, снова пропах чем-то отвратительным, и этот запах вдруг напомнил Патрику…
Склеп?
Мысли снова закопошились в голове, словно маленькие назойливые тараканы.
Он вспомнил о разговоре на кладбище возле семейного склепа Райхманов и о конверте.
Том самом конверте.
Который в тот злополучный вечер он вместе с остальными вещами забрал из квартиры Дэвида и который теперь лежал в доме Шона и Кристин, в его комнате, на самом дне выдвижного ящика письменного стола.
Надо вскрыть конверт.
Пускай это будет и не по правилам. Надеюсь, ты простишь меня, Дэйв.
Надо вскрыть конверт. А ещё надо забрать кота.
Прямо сейчас.
С этими мыслями Патрик завёл мотор.
[1]Еврейская пословица.
[2]Индейская пословица.
========== Снова конверт ==========
Патрик посадил Мозеса в сумку-переноску.
Кот вёл себя на удивление спокойно. В сумке он сразу же свернулся калачиком и задремал. Патрик с усмешкой подумал, что у животных на редкость потрясающее чутьё.
В отличие от людей.
Застегнув переноску, он уже хотел было выходить, но решил кое-что проверить.
Выдвинув ящик, в котором Дэвид хранил документы, он заглянул туда.
Все документы Дэвида лежали там, сложенные аккуратной стопочкой. У него всегда был порядок в документах – Патрик нередко шутил, что отец-юрист всё же привил Дэвиду хотя бы уважение к бессмысленным бумагам, без которых в государстве ты никто.
Все документы были в ящике.
Все.
Кроме водительского удостоверения.
Патрик кивнул, словно согласившись с собственными мыслями, и, взяв переноску с котом, направился к двери.
*
На лестничной клетке он встретил соседку Дэвида Лиззи – милую рыжеволосую девушку двадцати четырёх лет, которая днём училась на юридическом факультете, а по вечерам подрабатывала официанткой в кафе. Лицо Лиззи было опухшим от слёз.
– Патрик! – воскликнула она. – А я как раз хотела тебе звонить, но не могла найти твой номер! Господи, Патрик, это… это так ужасно!
Патрик обнял Лиззи за плечи и погладил по голове. Что сказать – он не знал, поэтому решил промолчать.
– Мне звонили из полиции, – продолжила Лиззи, всхлипывая. – Вызвали в участок. Говорят – хотят задать мне несколько вопросов. Я как раз сейчас туда и собиралась, только решила зайти покормить Мози. Дэйв… он просил меня об этом.
Патрик заглянул ей в глаза:
– Дэвид просил тебя?
Лиззи кивнула:
– Да, Пат. Я думала, ты знаешь. Он позвонил мне вчера вечером. Спросил, есть ли у меня минутка, не занята ли я. Он… он был таким… вежливым. Я никогда раньше не думала, что байкеры бывают такими. В кафе, где я работаю, время от времени заходит пара байкеров – так они только и норовят ущипнуть кого-нибудь за задницу. Похабно шутят, хамят. А Дэйви… Он… он был совсем не такой… – прервавшись на полуслове, Лиззи закрыла лицо руками и разрыдалась.
Патрик вновь погладил девушку по волосам.
– Лиз, прекращай, – тихо сказал он. – Я понимаю, что это глупо звучит, но слезами действительно горю не поможешь. Давай-ка, успокаивайся.
Лиззи отстранилась от него и, шмыгнув носом, кивнула:
– Да. Ты прав. Но всё равно… это так жутко, Пат. Мне… мне даже не верится.
– Так что ещё он тебе сказал вчера вечером? – спросил Патрик.
– Прости, я не договорила. Я такая дура… – Лиззи вновь шмыгнула носом, затем достала из сумочки носовой платок и вытерла слёзы. – Короче, я сказала, что не занята. Пригласила его выпить кофе. Он зашёл, но от кофе отказался. Сказал, что у него очень мало времени. Что ему нужно уехать на несколько дней, и он хотел меня попросить присмотреть за Мозесом. Оставил мне дубликат ключей от квартиры. Сказал, что холодильник до отказа забит кошачьими консервами. Попросил кормить его два раза в день. Я ответила, что, конечно, я всё сделаю. Я люблю животных, да и Мози мне всегда нравился, – Лиззи взглянула Патрику в глаза. – Он плохо выглядел, знаешь. Как будто постарел на десять лет. Я ещё спросила «Дэйв, у тебя что-то случилось?» А он ответил, что нет, мол, всё в порядке, просто нужно съездить кое-куда. Я спросила про тебя, но он ничего толком не объяснил. Я решила, что вы, может быть, поссорились, но Дэйв сказал, что ты просто помирился со своим отцом и теперь снова живёшь с ним.
Патрик кивнул.
«Молодец, Дэйви. Если бы ты разболтал Лиззи о ссоре, она вполне могла бы рассказать об этом полиции, и тогда я, ещё чего доброго, стал бы главным подозреваемым».
– На том и закончилось, – сказала Лиззи. – Я пообещала кормить кота, он поблагодарил меня и ушёл.
– Он ничего не говорил про свой байк? – спросил Патрик.
– Нет, – покачала головой Лиззи. – Я знаю, что его мотоцикл был в ремонтной мастерской. Что-то там сломалось. Это он ещё несколько дней назад говорил. Мы столкнулись на лестничной клетке, и я спросила его – мол, куда подевался твой байк, что-то не видно его на парковке. Дэйв ответил, что начал шуметь двигатель, поэтому он отвёз мотоцикл в мастерскую.
– Понятно, – кивнул Патрик. – Ты успокойся, Лиззи. Не бойся копов. Они теперь всех допрашивают. Меня тоже сегодня вызывали.
– Пат… – тихо проговорила Лиззи. – Я не поняла всего, что наговорил мне по телефону этот детектив, потому что от этих известий была словно в трансе. Но я так понимаю, они подозревают, что это не был несчастный случай, а убийство. Так ведь?
– Кажется, так, Лиззи.
– О господи…– Лиззи вновь закрыла лицо руками. – Господи, ну кому, кому это могло понадобиться…
Патрик сжал её руку.
– Держись, – сказал он.
Лиззи кивнула, вновь вытерев глаза платком:
– Спасибо, Пат. Ты тоже.
Попрощавшись с Лиззи, он вышел из подъезда.
Воздух по-прежнему отдавал какой-то гнилью, и Патрик подумал, что, должно быть, у него уже обонятельные галлюцинации.
– Ну что, покатаемся, Мози? – спросил он, заглянув в переноску.
Кот закопошился в сумке и что-то недовольно мурлыкнул в ответ.
Похоже, идея ему совершенно не нравилась.
*
Ни Шон, ни Кристин ничего не сказали по поводу присутствия в доме кота.
Они вообще молчали. Оба.
Морин, которая теперь категорически отказывалась отмечать свой день рождения не только в этом году, а вообще когда-либо, плакала у себя в комнате, а Марта выбежала навстречу Патрику, как только он вернулся.
– Это его кот? – спросила она, показывая пальчиком на сумку-переноску.
Патрик кивнул:
– Да. Это Мози. Он теперь будет жить с нами. В моей комнате. Он тебе понравится.
Девочка покачала головой.
– Почему Бог забрал Дэйва? – спросила она. – Бог не любит евреев, да?
– Господи, Марта, с чего ты это взяла?
– Так говорит отец О’Нил, – ответила девочка, и Патрик подумал о том, что неплохо было бы поговорить с отцом насчёт влияния экстремистских высказываний отца О’Нила на детскую психику.
– Нет, Марта, – сказал он. – Не поэтому. Я сам не знаю, почему так вышло. Правда.
– Я буду скучать по нему! – воскликнула Марта и, поддавшись порыву, так крепко обняла своего брата, что Патрик едва не потерял равновесие. – Я буду очень скучать! Поэтому, в память о нём, я буду ухаживать за его котом. Пат, можно?
– Конечно, можно, Марта, – ответил Патрик, изо всех сил стараясь не разрыдаться и от души проклиная себя за то, что столь долгое время не испытывал к сёстрам никаких чувств.
В холл вышла Кристин и увела Марту ужинать. Патрик от ужина отказался.
Заперев на защёлку дверь в свою комнату, он выпустил из переноски кота, подошёл к столу, выдвинул ящик и достал из него конверт.
Надрывая плотную белую бумагу, Патрик чувствовал себя странно. Как будто то, что он делает, прямо здесь и сейчас решает чью-то судьбу.
Он достал из конверта несколько белых листов с аккуратно напечатанным на них текстом. Листы были пронумерованы и прошиты. На последнем из них стояла печать нотариальной конторы Джеффри Смитсона и две подписи – самого Смитсона и Дэвида.
Завещание.
Патрик уже хотел было начать читать его, как вдруг его пальцы нащупали в конверте ещё один небольшой листок бумаги.
Пальцы задрожали, и в какой-то момент он возненавидел себя за это.
Спокойно, сказал он себе. Спокойно. Ты же индеец, детка.
У индейцев нет чувств.
Они любят только свободу.
Да, Дэйви Райхман?
Видел бы ты меня сейчас!
Развернув листок, Патрик впился взглядом в написанные размашистым почерком Дэвида неровные строчки:
Пат!
Если ты это читаешь, значит, меня уже нет в живых.
Помимо этого письма в конверте лежит завещание. То самое. Я знаю, как ты его воспримешь, поэтому и пишу тебе это письмо. Пожалуйста, не отказывайся. Ни от чего. Это моя воля и желание. Знаю, что у индейцев есть этакие жуткие поверья о неупокоенных душах. Не заставляй меня становиться одной из них.
В завещании есть распоряжения относительно похорон. Я знаю, что отец всё равно найдёт способ начхать на них – тело правоверного иудея должно гнить в земле в весёлой компании изголодавшихся по свежей мертвечине червей.
Ты знаешь, что нужно делать.
Если жизнь после смерти действительно существует – я приду и проверю, Пат!
Ну, вот, пожалуй, и всё.
Не плачь обо мне, детка!
Я люблю тебя.
Дэвид Айзек Райхман.
На какой-то момент Патрик вновь услышал тот самый стук в голове и ощутил боль в груди, которая теперь была не тупой, а острой – настолько острой, словно ему в грудь вогнали осиновый кол, как старине Дракуле.
«Я люблю тебя»… О господи, Дэйв…
Но тут его взгляд упёрся в одну из строчек. Какое-то время он молча перечитывал эти слова, затем едва заметно улыбнулся.
Если жизнь после смерти действительно существует – я приду и проверю, Пат!
Дэйв. Ты гениален.
Надеюсь, ты ничего не забыл, засранец.
В глубине души Патрик был уверен, что не забыл. И что его предположения окажутся верными.
Такая штука, как безумная любовь к кладбищам – величина постоянная.
В этом Патрик ни на секунду не сомневался.
========== Размышления ==========
Патрик сел на пол, поставил рядом пепельницу и закурил.
Ни одна мышца на его лице не дрогнула, пока он читал завещание; лишь только взгляд быстро скользил по строчкам.
Дочитав, он отложил прошитые листы в сторону и затушил сигарету.
Дэйв… ох, Дэйв… зачем, ну зачем ты это сделал?
Мозес, который, судя по всему, уже окончательно освоился, спрыгнул с кровати, подошёл к Патрику и безмолвно уселся у его ног. Всей своей позой он сейчас напоминал какое-то древнее кошачье божество, и это заставило Патрика улыбнуться.
Мысли вновь забегали у него в голове.
При других обстоятельствах Патрик непременно отказался бы от наследства. Несмотря на письмо Дэйва, он поступил бы именно так. Ему не нужно было чужого. Никогда. Он бы не стал переступать через себя и свои принципы даже из уважения к памяти Дэйва.
Но теперь всё изменилось.
Если он откажется от наследства – Сэм заграбастает всё, как единственный прямой наследник, и тогда…
Патрик закурил новую сигарету.
На какое-то мгновение в его воображении на удивление чётко нарисовался образ Сэма, узнавшего о завещании. «Кто ты такой?! Мерзкий ублюдок, жалкое индейское отродье!» Так Сэм станет говорить.
В этом можно было ни на йоту не сомневаться.
Патрик вновь представил выражение лица разгневанного, брызжущего слюной (нет, не слюной – ядом, настоящим змеиным ядом!) Сэма, и почему-то это заставило его улыбнуться.
Напоминающий статую древнего кошачьего божества Мозес повернул к нему голову и одарил Патрика взглядом своих невероятно мудрых жёлто-зелёных глаз.
Кажется, он был с Патриком полностью согласен.
*
Телефонный звонок заставил его отвлечься от размышлений.
Взглянув на дисплей, Патрик увидел, что ему звонит Сэм Райхман.
Конечно. Похороны. Райхман хочет сообщить ему, когда похороны.
Патрик нажал клавишу приёма вызова:
– Алло.
– Патрик, это Сэм Райхман, – проговорила трубка нарочито усталым голосом. – Я обещал позвонить тебе и оповестить касательно похорон. Они состоятся завтра в два часа дня на кладбище Фэрмаунт[1]. Могу попросить кого-нибудь встретить тебя возле кладбищенских ворот.
– Не стоит, мистер Райхман. Я знаю, где ваш семейный склеп.
Райхман усмехнулся в трубку.
– Вижу, вы с Дэйви действительно были очень близки, если он таскал тебя к нашему семейному склепу, мой мальчик, – сказал он. – Ну что уж теперь говорить об этом.
Патрик промолчал.
– У меня только одна просьба, Патрик, – продолжил Райхман. – Пожалуйста, позаботься о том, чтобы на похороны не заявился кто-нибудь из так называемых «друзей» моего покойного сына. У меня нет никакого желания их видеть.
Патрик криво усмехнулся.
Само собой, у тебя нет никакого желания их видеть, Сэмюэл Райхман – ведь помимо тебя их увидят все твои многочисленные благообразные приятели. А позориться перед ними тебе никак не хочется – тебе и так достаточно «позора» в виде сына-байкера. Но теперь этот «позор» мёртв. Ты так думаешь. И теперь в глазах всей своей диаспоры ты будешь выглядеть чуть ли не великомучеником. «Ах, бедняга Сэм, за что ему достались все эти наказания!» Так станут говорить твои друзья во главе с этим омерзительным Цукерманом. Тебя станут сравнивать с Иовом – ведь ты страдал так же сильно, как и этот несчастный ветхозаветный персонаж. Нет, не так же, ты страдал сильнее, Сэм Райхман! Ты потерял всех близких, а ведь семья – это святое для такого благопристойного правоверного иудея, как ты. Это страшнее, чем мучения несчастного Иова, это страшнее, чем Десять Казней Египетских, это страшнее всего на свете, Сэм, и теперь ты несчастнее всех во вселенной. Аминь.
– Патрик? – вновь заговорившая голосом Сэма телефонная трубка вернула его в реальность. – Ты меня слушаешь?
– Да, мистер Райхман. Я не собираюсь приглашать на похороны Дэйва никого без вашего ведома. Не беспокойтесь.
– Я всегда знал, что ты благоразумный мальчик, – сказал Райхман. – Надеюсь, мне не придётся в этом усомниться.
Уверив Райхмана, что, разумеется, не придётся, Патрик повесил трубку.
Он аккуратно сложил завещание и письмо Дэвида обратно в конверт и закурил новую сигарету.
Мысли вновь закопошились в голове.
О завещании станет известно на днях. Наверняка, из Колорадо-Спрингс приедет Смитсон для его оглашения.
И Сэм Райхман больше не будет мило общаться с ним, Патриком, о нет. Он обрушит на него весь свой праведный гнев.
Но не это волновало Патрика больше всего.
После оглашения завещания он вполне может стать главным подозреваемым в деле об убийстве – если полиция придёт к выводу, что это действительно убийство.
В таком случае, наилучшим выходом из положения будет сказать, что он, Патрик ничего не знал о завещании. И это будет абсолютной правдой – ведь до сегодняшнего дня он действительно не знал о содержании документа, ему было известно лишь о его существовании.
Повертев ещё какое-то время конверт в руках, Патрик, наконец, вновь убрал его на дно ящика стола.
У него ещё будет время подумать, что с ним делать.
*
Роуэлл Аткинсон метался по своей мастерской, словно заключённое в тесную клетку дикое животное.
В голове у него тоже копошились мысли, но мысли эти были совсем иной природы, не такой, как у Патрика.
Аткинсон боялся.
Он ненавидел чувство страха и ненавидел себя за то, что временами испытывал его.
Боятся слабаки.
А он, Роуэлл Аткинсон, бывший байкер, гроза дорог, не из их числа.
Где-то глубоко внутри противно захихикал внутренний голос. Его хихиканье напоминало смех гиены, и Роуэлл поёжился.
Ты и есть гиена, Роуэлл Аткинсон. Не байкер, не гроза дорог. Гиена. Мерзкая трусливая гиена, готовая убить за кусок мяса.
За большой и жирный кусок мяса.
Роуэлл знал, что его вызовут в полицию – к этому он был готов. К тому же – Сэм Райхман подробно проинструктировал его касательно того, что нужно говорить копам.
Его интересовало другое.
Куда подевался Джерри?
Он знал, что парень собирался отправиться на поиски своей пропавшей подруги, и это казалось Роуэллу очень смешным. Ушла – ну и хрен с ней, так он говорил Джерри. Не стоит так переживать из-за женщины. Одна ушла – появится другая. Так он считал.
Но Джерри его не слушал.
Телефон помощника не отвечал, и это очень не нравилось Роуэллу.
Отсутствие Джерри могло спутать все карты им с Сэмом Райхманом.
Хотя…
Роуэлл погрузился в собственные мысли, от которых его отвлекло лишь то, что догоревшая до конца сигарета, зажатая между зубами, едва не обожгла ему губы.
Отшвырнув окурок в сторону, Роуэлл чертыхнулся и вновь погрузился в мысли.
Которые ему совершенно не нравились.
Они заставляли его нервничать.
А нервничать Роуэлл Аткинсон ужасно не любил.
[1]Одно из самых больших и старых кладбищ Денвера.
![Книга Праздник живота [СИ] автора Борис Хантаев](http://itexts.net/files/books/110/oblozhka-knigi-prazdnik-zhivota-si-145240.jpg)
