Текст книги "The Green Suitcase: Американская история (СИ)"
Автор книги: Блэк-Харт
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)
– О’кей, – сказал он. – Тогда я скажу без обиняков. Дэвид, мне не нравятся ваши отношения с моим сыном.
Дэвид глубоко затянулся и выпустил дым поверх головы Шона.
– По-моему, ваши отношения с ним тоже оставляют желать лучшего, мистер О’Хара, – сказал он.
Шон прищурился. Последняя фраза Дэвида его явно разозлила.
– Оставим вежливость, раз ты так хочешь, – отрезал он. – Дэйв, я далеко не дурак. Я видел вас вместе. Скажу честно, мне плевать на твои чёртовы извращения, но не впутывай в свои игры Патрика.
Дэвид подался вперёд:
– Вы думаете, что…
Резким и нервным жестом Шон схватил его за запястье.
– Я думаю, что у тебя ярко выраженные гомосексуальные наклонности, мальчик, – сказал он. – И не хочу, чтобы мой родной сын стал таким же под твоим влиянием.
– Уберите руку, мистер О’Хара.
Шон отпустил запястье Дэвида, но глаза его были по-прежнему злыми.
– Послушай, – сказал он. – Я не собираюсь тебя оскорблять или что-то в этом роде. Я всего лишь защищаю своего сына. Патрик не такой, как ты. Он всегда был тихим скромным мальчиком. И я не хочу, чтобы из-за тебя он стал грёбаным гомосексуалистом, Дэвид Райхман.
Дэвид усмехнулся.
– Вы считаете, что гомосексуалистом можно стать? – спросил он.
Шон покачал головой.
– Я не знаю, – ответил он.
– Если это всё, мистер О’Хара, – сказал Дэвид, – то я, пожалуй, пойду.
Шон сложил руки шпилем и взглянул на Дэвида с чувством явного превосходства.
– Между вами уже что-нибудь было? – спросил он, и Дэвид словно физически ощутил разницу между тем, что Шон хотел сказать и тем, что он в действительности произнёс.
«Ты уже трахал его? Ты трахал моего мальчика? Ты, мерзкий вонючий жид. Жид-педик. Жид-гомосексуалист. Худшая разновидность жида».
– Задайте этот вопрос своему сыну, мистер О’Хара, – ответил Дэвид и поднялся с места.
Шон посмотрел на него в упор.
– Ты не имеешь никакого морального права распоряжаться его жизнью, – сказал он. – Никакого. У тебя его нет. Заруби это себе на носу.
Дэвид усмехнулся.
– Будь у меня нос подлиннее, вы бы сказали «на своём длинном жидовском носу», мистер О’Хара, – сказал он. – Не так ли? Всего вам хорошего. Передайте привет девочкам. К счастью, дети не столь злобны и узколобы, как некоторые взрослые.
Шон хотел что-то сказать в ответ, но Дэвид уже встал и направился к выходу.
Он не хотел больше слушать Шона. Он не хотел больше слышать Шона.
В голове стучало.
И когда Дэвид вышел на улицу, вновь погрузившись в тот самый «запах города», в его сознании настойчиво билась одна-единственная мысль.
Он действительно не имеет права распоряжаться жизнью Патрика.
Особенно после всего того, что случилось.
После всего, что он узнал.
Он не позволит себе втянуть во всё это Патрика.
Во всю эту дрянь.
Во всю эту грязь.
Его Патрика.
Кровь ударила в виски, и на какой-то момент всё вокруг потемнело.
Затем всё прошло и стало как раньше.
Почти как раньше.
*
В ту самую секунду, когда Дэвид вышел из кафе в удушливый аромат города, Сид Джонсон заехал в мастерскую своего приятеля Роуэлла, чтобы забрать свой отремонтированный байк и заодно пропустить со стариной Аткинсоном пару банок пива. И то, что он там увидел, едва не заставило его встать на четвереньки и злобно зарычать.
Посреди мастерской Аткинсона стоял пронзительно-чёрный «Кавасаки Ниндзя».
Тот самый «Ниндзя».
Сид понял это сразу.
И желание зарычать сменилось другим желанием.
Разорвать.
В клочья.
И не байк.
Нет.
Его владельца.
========== Предложение ==========
По воскресеньям мастерская Роуэлла Аткинсона была открыта.
Она вообще всегда была открыта – никаких выходных Аткинсон не признавал.
Работа не напрягала и не утомляла его: Роуэллу нравилось возиться с мотоциклами.
Но сегодня он был вынужден временно покинуть своё рабочее место.
Оставив Джерри за старшего в мастерской, Роуэлл сидел за барной стойкой.
У него была назначена встреча, и он нервничал.
Заметно нервничал.
– Повторите, – сказал он бармену, кивком головы указав на пустой стакан.
Бармен молча наполнил его, и Роуэлл уже, было, поднёс стакан ко рту, когда кто-то легко тронул его за плечо.
– Мистер Роуэлл Аткинсон, верно?
Едва не подавившись виски, Роуэлл обернулся.
Перед ним стоял среднего роста темноволосый мужчина. Несмотря на приглушённое освещение в баре, он так и не снял тёмных очков, и это почему-то очень не понравилось Роуэллу. Его лицо, несмотря на то, что большую его часть закрывали массивные тёмные очки, показалось Аткинсону знакомым, но он не мог припомнить, где мог видеть этого типа.
– Он самый, – кивнул Роуэлл. – Так это вы…
Мужчина улыбнулся одними уголками губ. Улыбка показалась Роуэллу хищной.
– Допивайте виски и уйдём отсюда, – сказал он. – Здесь слишком людно.
– Вы… вы сказали, у вас ко мне серьёзный разговор… – запинаясь, произнёс Роуэлл. Он вдруг поймал себя на странной мысли, что этот мужчина его пугает.
Его, Роуэлла Аткинсона, бывшего байкера, рыцаря дорог.
– Я? – брови мужчины удивлённо приподнялись над очками. – Запомните, мистер Аткинсон. Я – ничего вам не говорил. Я – вообще вижу вас первый раз в жизни. И, быть может, последний, – он взглянул на Роуэлла в упор, и Аткинсон вдруг почти физически ощутил, каким жёстким стал взгляд незнакомца, несмотря на то, что глаз не было видно за очками. – А теперь заканчивайте с виски и идёмте. Пока я не передумал.
Залпом опрокинув стакан, Роуэлл покорно поплёлся за мужчиной в тёмных очках.
В конце концов, рассудил он, стоит выслушать этого парня.
Если уж у него действительно «крайне выгодное предложение», как он выразился…
«Крайне выгодные предложения» Аткинсон очень любил.
*
– Куда мы едем? – спросил он, садясь в машину.
Незнакомец в очках пожал плечами:
– А не всё ли равно, мистер Аткинсон? – он усмехнулся, и эта усмешка не понравилась Аткинсону ещё больше, чем улыбка. – Или вы боитесь?
Аткинсон усмехнулся в ответ:
– Я?
– А почему бы и нет. Страх – порождение инстинкта самосохранения. Испытывать его – вполне нормально, мистер Аткинсон. Только очень глупые люди не испытывают страха. Но вам не стоит бояться, – незнакомец вновь улыбнулся той самой «хищной» улыбкой и вставил ключи в зажигание. – Мы всего лишь немного прокатимся, мистер Аткинсон. Вы ведь любите кататься, не так ли? Точнее – любили. Раньше. В молодости. Тогда у вас был байк. «Харлей Дэвидсон», не иначе. Ведь именно их предпочитают истинные американские байкеры. Вы так любили свой «Харлей». Любили быструю езду. Кожаную мотоциклетную куртку, длинные волосы, высокие кожаные мотоботы. Тяжёлый рок. Вам так нравилось всё это. Сам образ байкера казался вам чем-то, пропитанным духом свободы, и это было то, чего вам так не хватало в жизни. Вы наслаждались всем этим. До того самого дня. Когда произошла авария, после которой вы почти полностью утратили способность видеть.
У Роуэлла внутри всё похолодело. О его байкерском прошлом было известно только байкерам, да и то не всем. А этот парень был совсем не похож на одного из них.
– Замолчите, – тихо сказал он.
Незнакомец бросил на него быстрый взгляд из-под очков.
– Вам неприятно об этом вспоминать, мистер Аткинсон?
– Просто не надо об этом. Давайте… давайте ближе к делу.
Мужчина ничего не ответил. Какое-то время он лишь молча смотрел на дорогу, затем снова повернулся к Роуэллу.
– Остановимся здесь, – сказал он.
Машина съехала на обочину.
Роуэлл огляделся по сторонам. Местность вокруг была безлюдной и пустынной; от Денвера они отъехали уже на приличное расстояние.
Всё это ему ужасно не нравилось.
Но что-то внутри подсказывало, что дело того стоит.
Ему нужны были деньги. Роуэлл далеко не был дураком. Он сразу понял, что, раз уж всё происходит в обстановке такой секретности, то речь пойдёт о больших деньгах.
Только вот что за это потребуют?
Остановив машину, незнакомец ослабил узел галстука и откинулся на сиденье. Его глаза вновь начали сверлить Роуэлла из-под очков.
– Значит так, мистер Аткинсон, – сказал он. – Я хочу сделать вам предложение, – он выдержал паузу, затем продолжил. – Очень выгодное предложение. Суть в следующем: вы оказываете мне одну небольшую услугу, я её оплачиваю и беру на себя заботу о том, чтобы оказываемая мне услуга не стоила вам свободы… или хуже того – головы.
– Сумма? – нарочито небрежно поинтересовался Аткинсон, изо всех сил стараясь не показать того, как он взволнован.
Пожав плечами, незнакомец вынул из кармана пиджака ручку и блокнот, вырвал лист и что-то быстро на нём написал. После чего протянул листок Аткинсону.
Аткинсон взглянул на листок; написанные на нём цифры заставили глаза Роуэлла округлиться.
– Вы шутите? – усмехнулся он. – За такую сумму я бы согласился даже убить Кеннеди.
Незнакомец покачал головой:
– Вам не придётся убивать Кеннеди, мистер Аткинсон. Но ваш подход мне однозначно нравится.
– Так что вам нужно?
Незнакомец достал из бардачка пачку длинных тонких сигар и протянул Роуэллу:
– Хотите?
– Нет уж, – усмехнулся Роуэлл. – Предпочитаю сигареты.
– Ваше дело, – мужчина прикурил от спички. Взглянув на коробок, Роуэлл подумал, что подобные спички преподносят постояльцам в качестве сувениров в элитных клубах для «истинных джентльменов». Выпустив дым в приоткрытое окно, незнакомец вновь повернулся к Роуэллу: – В вашей мастерской в данный момент находится один очень интересующий меня мотоцикл, мистер Аткинсон. Вы, как истинный мастер своего дела, должны сделать так, чтобы кое-что в нём внезапно вышло из строя. И не где-нибудь, а в тормозной системе, мистер Аткинсон. Вы понимаете, о чём я?
– О чёрт… – вырвалось у Роуэлла. – Вы… вы сами-то соображаете, что предлагаете мне? Вы требуете от меня совершить… убийство?
– Тс-с-с, – незнакомец поднёс палец к губам. – У всего вокруг есть уши, мистер Аткинсон. У стен. У машин. У деревьев. У листка бумаги в вашей руке. У сигары, которую я курю. У всего. Поэтому – тс-с-с. Никогда не произносите таких слов вслух, мистер Аткинсон. Ни-ког-да.
– Что за мотоцикл? – дрожащим голосом произнёс Роуэлл. – Я хотел сказать – какой именно, из тех, что там у меня?
– «Кавасаки Ниндзя», – ответил мужчина, выпуская дым в окно. – Чёрный «Кавасаки Ниндзя». Единственный в своём роде. По крайней мере, лично я не видел в Денвере другого точно такого же мотоцикла, – он усмехнулся и вновь затянулся сигарой. – Надо признать, у ублюдка всегда был отличный вкус.
Роуэлл внимательно посмотрел на мужчину, подумал о владельце чёрного «Кавасаки» – светловолосом парне с этими жуткими «прозрачными» глазами – и внезапно всё понял.
– Вы… – тихо сказал он. – Вы ведь… вы ведь Сэмюэл Райхман. Я видел вас по телевизору. Вы Сэмюэл Райхман, известный адвокат, а этот байк принадлежит вашему сыну!
Внезапно спохватившись, Роуэлл замолчал.
Он ждал от незнакомца какой-нибудь необычной реакции, но ничего особенного не произошло.
– А вы совсем не дурак, Аткинсон, – всего лишь сказал он, явно намеренно опустив слово «мистер».– Ну так что? Я жду вашего ответа. Если вы согласны – будем продолжать разговор. Если нет – я довезу вас до города, мы сделаем вид, что никакого разговора не было, и это будет совершенной правдой. Я не знаю вас, вы не знаете меня. Какой разговор мог быть между известным адвокатом и бывшим байкером из автомастерской?
– Почему? – тихо спросил Роуэлл. – Это ведь ваш сын… ваш единственный сын… Почему?
– Иногда Господь посылает нам наказания в виде детей, – бросил Райхман (теперь Аткинсон был уверен, что это именно он). – Знаете, как говорят в нашем народе? Коли зуб шатается, нужно его выдернуть[1]. Ну так что, Роуэлл? Вы не возражаете, если я буду называть вас Роуэлл?
На какое-то мгновение Аткинсону стало не по себе, но тут его взгляд упёрся в написанные на листке цифры.
И это всё решило.
В конце концов, байкеры нередко погибают молодыми, а парень с «прозрачными» глазами ему совершенно не понравился.
А впрочем, стоит ли думать об этом?
Роуэлл был уверен, что нет.
*
Сид Джонсон хотел дождаться Роуэлла, но Джерри Харольдс сказал ему, что «босса, скорее всего, не будет целый день».
– Видел? – поинтересовался Джерри, кивнув в строну массивного чёрного «Кавасаки». – Честно тебе скажу: смотрю и никак не налюбоваться не могу. Эх, собрать бы мне нужную сумму – купил бы себе точно такой.
– Ты, как я погляжу, фанат Райхмана, – бросил Сид, делая большой глоток пива, любезно предложенного ему Джерри. – Может, объяснишь мне, Джер, чем тебе так нравится эта жидовская свинья?
– Никак не отойдёшь от того, как вы с ним сцепились? – Джерри тоже глотнул пива. – Зря ты тогда, ей-богу. Погорячился ты, брат, вот что я тебе скажу. Не нужно было тебе лезть на Дэйва, а на Чингачгука – тем паче. Ну вот, посмотри на меня. Думаешь, мне все наши ребята из «Ангелов» нравятся? Я, допустим, Санни терпеть не могу, хочешь верь, хочешь нет. Ну и что теперь? Из-за Санни со всеми другими разосраться, что ли?
– Не умею я жопы лизать, Джер, – Сид с трудом подавил желание сплюнуть.
– Так никто ж об этом и не говорит, – ответил Джерри. – Просто, как говорится, эта… как её… дипломатия.
Сид смял в руке допитую банку.
Дипломатия? Ха!
Недобайкер хренов.
Такой же недобайкер, как и грёбаный мотодрочер Райхман.
– Пойду я, Джерри, – сказал он вслух. – Жаль, байк сегодня забрать не получилось. Просто Роуэлл хотел лично мне его, так сказать, передать. Чтобы я уж во всём был уверен. Ну что поделать, завтра загляну. Спасибо за пиво, – он протянул Джерри руку. – Бывай!
– Удачи, брат, – ответил Джерри, пожимая его руку.
Кивнув напоследок через плечо, Сид вышел из мастерской.
Настроение у него было препаршивейшим.
[1]Еврейская пословица.
========== Рубикон ==========
– Ты действительно хочешь пойти на встречу с ребятами? – Патрик внимательно посмотрел на Дэвида.
Дэвид пожал плечами:
– Не думаю, что от этого мне будет хуже, Пат. Наоборот… забыться – это то, что порой необходимо. Сам понимаешь.
Патрик коротко кивнул.
«Ты что-то недоговариваешь, Дэйв. Что-то очень важное. Ты вообще почти не разговариваешь со мной… уже третий день. Почему, Дэйв?»
– Как там твой мотоцикл? – поинтересовался Патрик. Просто чтобы что-то сказать.
Снова всё то же лёгкое, даже немного раздражённое пожатие плечами:
– Сегодня-завтра мне должен позвонить этот Аткинсон. Надеюсь, это не продлится слишком долго.
Бросив ещё один быстрый осторожный взгляд на лицо Дэвида, Патрик отметил про себя одну очень странную, на его взгляд, вещь.
Похоже, Дэвид не особо торопился забирать мотоцикл.
Дэвид, который обожал свой «Кавасаки».
Который говорил, что без мотоцикла чувствует себя, словно без ног.
Который ненавидел общественный транспорт.
Который был, по словам Дэнни Ричардса, прирождённым байкером.
Дэвид. Этот самый.
Не спешил забирать свой байк.
– Дэйв…
Дэвид повернулся к нему. Молча. Но в холодных голубых глазах был вопрос.
– Я тоже могу остаться. Если ты не хочешь…
– Нет.
– Я лишь хотел сказать, что для меня это не проблема, и…
Дэвид положил руку ему на плечо. Прикосновение оказалось неожиданно грубым. И – жёстким.
– Пожалуйста, ничего не делай исключительно ради меня, Пат, – сказал он. – Ничего. И никогда.
– Почему?
– Потому что я не смогу этого принять, – ответил Дэвид. – Просто не смогу. Так как не имею на это права.
Патрик уставился на него непонимающим взглядом. Он чувствовал, что в последнюю фразу Дэвид вложил какой-то другой, непонятный ему смысл. Но не мог спросить.
Потому что тоже чувствовал, что не имеет на это права.
В какой-то момент ему вдруг захотелось заорать во всё горло «ну и отлично, грёбаный мудак, игра окончена!», а потом быстро собрать вещи и исчезнуть.
В конце концов, рано или поздно ему всё равно придётся это сделать, но…
Он взглянул на Дэвида. Тот был непривычно бледен. Губы были сжаты в плотную суровую складку. И сердце Патрика больно сжалось.
Сделай это сам, Дэйв.
Если ты действительно этого хочешь.
Сделай.
Ну же.
Не бойся.
Ничего не будет.
Я ведь не девчонка, Дэйв. Пускай я и твоя грёбаная сучка – мне плевать.
Но я не девчонка. Я даже не твой бывший любовник Джейсон.
Ничего не будет, ничего не случится.
Я просто развернусь и уйду. Уйду, забрав с собой воспоминания, которые потом перейдут в рисунки, а позже – в сны.
Но ты никогда об этом не узнаешь.
Ведь у индейцев нет чувств, да, Дэйв?
Мы любим только свободу.
– Пат?
Он повернулся к этому новому, так сильно изменившемуся, так много пережившему за пару дней Дэвиду, готовясь услышать что-то вроде «выметайся».
Но вместо этого Дэвид произнёс:
– Я переоденусь, о’кей? – он улыбнулся. Улыбка выглядела натянутой, и это было настолько явно, что сердце Патрика сжалось снова. – Нацеплю чего-нибудь поагрессивнее. Подождёшь?
– Ну уж без тебя явно не уеду, – Патрик улыбнулся в ответ. Улыбка была такой же неестественной, как у Дэвида. – Не могу же я допустить, чтобы ты пошёл пешком.
– Или поехал в метро, – усмехнулся Дэвид. – Ненавижу метро.
Патрик понял последнюю фразу.
Ему казалось, что понял.
*
Включив холодную воду, чтобы остудить горящие изнутри виски (как будто бы это могло на самом деле помочь!), Дэвид взглянул на себя в зеркало.
Отросшая щетина неожиданно сделала его лицо типично семитским, и он не смог удержаться от усмешки.
Ты грёбанный жид, детка.
Грёбанный жид, сын грёбанного жида.
Плоть от плоти.
Тварь от твари.
«Ты так старательно пытаешься вытравить из себя еврея, Дэйви». Кажется, так он говорил? Или не совсем так? Или другими словами?
Плевать. На всё плевать.
Дэвид подумал о Патрике и неожиданно ощутил такую боль в груди, словно кто-то невидимый нанёс сильный удар в солнечное сплетение.
Твою мать…
Я не могу, господи, я не могу перейти Рубикон, я не могу перейти этот чёртов Рубикон.
Стащив футболку с изображением горящего черепа, он надел другую – с изображением Мегатрона[1] из «Трансформеров».
Этот персонаж нравился ему с детства. Он взял его имя для ника на официальном форуме «Ангелов». Порой даже в жизни ребята из клуба в шутку называли его Мегатроном.
Ха. Дэвид Райхман – отрицательный персонаж, воплощение зла.
Почему-то эта мысль заставила его улыбнуться, но улыбка получилась вымученной.
*
– Давно вас обоих не видел, – Дэнни Ричардс сгрёб Дэвида в объятия. После чего протянул руку Патрику и обнял и его тоже.
– Не так уж и давно, Дэнни, – покачал головой Патрик. – Наши дипломы. Помнишь?
– Да разве это недавно! – воскликнул Дэнни. – Сколько воды уже утекло! Молодцы, что пришли, – он повернулся к Дэвиду. – Как твой байк, детка? Надеюсь, старина Роуэлл не подвёл?
– Это мы на днях узнаем, – ответил Дэвид. – Роуэлл должен позвонить мне и сказать, когда я смогу его забрать.
– Старина Аткинсон не должен подвести, – кивнул Тони Лестер. – Так что не переживай, Дэйв. Ох, представляю, как тебе тяжко без своего железного коня!
– Не то слово, – мрачно кивнул Дэвид.
*
Спустя чуть более получаса Дэвид был уже сильно пьян, и это не нравилось Патрику. Он понимал, что Дэвид хотел забыться, но всё это ему очень и очень не нравилось.
– Дэйв, может, хватит? – тихо сказал он, кивая головой на жестяную банку в руке Дэвида. Он пил пиво, потом виски, потом – опять пиво.
Дэвид взглянул на него откровенно пьяным взглядом. Холодные голубые глаза сейчас напоминали не льдинки, а какие-то откровенно мутные стекляшки.
Отчаянно мутные стекляшки.
– В чём дело, детка? – он усмехнулся. Усмешка была такой же пьяной, как и взгляд. – У меня нет байка. Я не за рулём. А значит – я могу надраться в хлам! – он положил руку на плечо Патрика и сделал жест, приглашающий наклониться поближе: – Ты ведь отвезёшь меня домой, ммм? А потом разденешь и уложишь в постель, а затем…
Патрик резко отстранился:
– На нас смотрят, идиот.
Дэвид кивнул. Две мутные стекляшки вновь уставились на Патрика.
– И то правда, – сказал он.
– Ой, глядите, Джерри Харольдс! – воскликнул кто-то за их спинами. – Салют, Джер! Как жизнь?
Несколько пьяных голосов речитативом повторили «как жизнь?». Патрик поёжился.
Он чувствовал себя самым трезвым в этой компании, но его это не беспокоило.
Его беспокоил Дэвид.
Джерри Харольдс, от которого уже за версту разило пивом, хотя он только что пришёл, шумно приземлился за барную стойку между Патриком и Дэвидом.
– Салют, ребята! – сказал он. – Как жизнь, Дэйв? Сто лет тебя не видал! А ты, Пат? Путём всё? Слушай, Дэйв, хочу тебе кое-что показать, – с невероятно гордым видом Джерри закатил рукав, обнажая часть плеча. – Вот. Любуйся. Один в один, как у тебя, а, Дэйв?
Дэвид уставился на татуировку Джерри всё тем же мутным взглядом, и Патрику подумалось, что сейчас он вряд ли был способен даже толком разглядеть её.
– Один в один, один в один! Я говорил ведь – сделаю! – продолжал хвастаться Джерри.
Патрик внимательно посмотрел на татуировку.
– Не один в один, – сказал он, наконец.
– Шёл бы ты, Лизард, – обиделся Джерри. – Говорю же – один в один!
– Не-а, – Патрик покачал головой. – Смотри-ка. В хвосте твоего скорпиона на одно звено меньше, чем у того, что у Дэйва на плече. И левая клешня у твоего смотрит в сторону, а не прямо, – он провёл пальцем по татуировке Джерри. – Вот здесь.
Дэвид зло взглянул в их сторону. Глаза его больше не были мутными.
Они снова были холодными – как всегда.
И – злыми.
– Я, пожалуй, выйду проветрюсь, – сказал он.
– Эй, да ты как-никак обиделся, – Джерри попробовал удержать его за рукав, но взгляд «ледяных» глаз остановил его.
– Убери руки, – сказал Дэвид.
– Да без проблем, чего ты завёлся-то так, – пожал плечами Джерри.
*
Дэвид уже нервно курил у входа в бар, когда Патрик вышел следом.
– Чего тебе? – едва завидев Патрика, бросил он.
– Что случилось, Дэйв?
Дэвид усмехнулся:
– Иди-ка ты.
– Дэйв, я не…
Дэвид взглянул на Патрика в упор.
– Шёл бы ты отсюда, детка, – сказал он. – Пока я ещё сильнее не разозлился.
– Да что ты…
Дэвид резко повернулся к нему.
– Вали-ка ты к крошке Джерри, – зло произнёс он. – И дальше гладь его по плечику.
Патрик кивнул. Всё понятно. Пьяный Дэвид решил закатить ему сцену ревности.
– Давай уйдём отсюда, Дэйв, – сказал он. – И поговорим дома. Хорошо?
– Дома? – Дэвид вновь усмехнулся, и эта усмешка показалась Патрику на редкость мерзкой. По одной простой причине: сейчас Дэвид до ужаса напоминал Сэма Райхмана. – Дома? Ты хочешь сказать – у меня дома?
– Дэйв!
Дэвид отшвырнул окурок в сторону, подошёл к Патрику вплотную и резко схватил его за плечи.
– Ты так ничего и не понял, – сказал он. – Ведь я говорил тебе, что я мудак. А ты не верил. Вали к Джерри. Или к Дэнни. Или к Тони. Да хоть к самому Дьяволу. Ты мне надоел, Патрик О’Хара. Всё.
– Хорошо, – кивнул Патрик. – Я уйду. Но после того, как отвезу тебя домой. К тебе домой.
– Ты опять не понял, – Дэвид тихо рассмеялся. – Хватит меня нянчить, Пат. Всё кончено. Оставь меня в покое.
– Я не оставлю тебя в таком состоянии… – начал было Патрик.
Он не закончил.
Быстро и резко, словно делающая выпад змея, Дэвид схватил его за горло. Пальцы сомкнулись на его шее, и к своему ужасу Патрик вдруг понял, что даже не хочет сопротивляться.
– Души, – сказал он, с трудом выдавливая из себя слова. – Души. Давай же. Может быть, это принесёт тебе покой, – пальцы Дэвида сжимали его шею сильнее и сильнее, он уже задыхался, но всё же собрал все силы, чтобы взглянуть Дэвиду в глаза. – Давай.
Разомкнув пальцы, Дэвид резко оттолкнул его. Патрик закашлялся, держась за шею и не переставая смотреть на Дэвида, мертвенную бледность лица которого теперь не могла скрыть даже темнота.
– Уйди, Пат, – тихо сказал он. – Вот просто уйди. Пожалуйста.
Патрик кивнул.
– Попрощайся за меня с ребятами, – сказал он.
*
Но Дэвид не попрощался. Ни сразу же, ни потом.
Он просто молча ушёл после того, как мотоцикл Патрика скрылся во тьме.
Не зная, куда идёт.
Ему было всё равно.
Он сделал это, он смог.
И он был благодарен алкоголю за этот внезапный приступ ревности.
Патрик. Его Патрик.
Уже не его.
«Ты не имеешь морального права распоряжаться его жизнью. Никакого. У тебя его нет. Заруби это себе на носу».
Так сказал Шон О’Хара.
И он был прав.
На этот раз.
Рубикон был перейдён.
И Дэвиду не хотелось возвращаться.
Никуда.
Хотелось просто исчезнуть.
На время.
Сесть на байк и просто ехать и ехать вдаль, не думая ни о чём.
Байк… нужно забрать байк…
Нежный детский голосок, который он вдруг услышал так же чётко, как и тогда в вагоне, казалось, отрезвил его полностью.
Не садись на свой байк.
Нельзя.
Нельзя.
Дэвид опустился на землю и закрыл уши руками.
*
В то самое время, когда Патрик ехал домой (нет, не домой, а в дом Дэвида), чтобы забрать свои вещи до возвращения хозяина квартиры, а Дэвид сидел на холодной земле, отчаянно стараясь подавить нежный голосок Эстер в своей голове, Джерри Харольдс допивал очередную банку пива с байкерами в баре. Он рассказывал друзьям о ссоре со своей девушкой, которая уехала куда-то в другой город (Джерри был уже настолько пьян, что начал заговариваться, и не мог толком вспомнить, был ли это Лейквуд[2] или Боулдер[3]), о том, что хочет поехать туда, найти её и выяснить отношения, а также о том, как ему нравится мотоцикл Дэвида Райхмана. Кто-то пьяно захохотал, кто-то брякнул что-то вроде «не надо завидовать, Джер», но никто в этой обстановке не обратил внимания на то, куда подевался сам Дэвид Райхман и его ближайший друг Патрик О’Хара.
Все дружно слушали Джерри, смеясь и говоря ему, что он должен хотя бы раз в своей жизни прокатиться на «Кавасаки Ниндзя», потому что в этой жизни нужно всё успеть – ведь никто не знает, на каком углу поджидает смерть.
Типичные байкерские шуточки.
Совершенно типичные.
Но Джерри вдруг подумал о том, что в каждой шутке есть доля правды. И лицо его заметно помрачнело.
[1]Главный отрицательный персонаж мультсериалов, комиксов и фильмов о трансформерах; считается основным антиподом главного положительного персонажа Оптимуса Прайма.
[2], [3]Города в штате Колорадо недалеко от Денвера.
========== Стук ==========
Патрик сидел у окна в своей комнате («Своей? Это смешно, детка. У тебя нет своей комнаты. Нигде. У тебя вообще нет ничего своего») и задумчиво курил в форточку, когда в дверь постучали.
– Открыто, – сказал он.
Дверь распахнулась, и на пороге комнаты показался Шон.
– Пат, я не хотел тебя беспокоить, – начал он, – но…
Патрик слабо кивнул:
– Входи, папа.
Шон вошёл в комнату, переминаясь с ноги на ногу.
– Не хочешь поговорить? – робко начал он.
Патрик покачал головой:
– Нет. А нужно?
– Ну просто… – Шон закрыл за собой дверь и присел на стоящую у стены небольшую тахту, – просто ты ни слова не проронил с тех пор, как вернулся, и я хотел…
Патрик затушил сигарету в пепельнице и резко повернулся к отцу.
– Ты хотел спросить, почему я здесь. Почему я вернулся, – он посмотрел на отца, и Шону вдруг стало не по себе от взгляда этих тёмных, почти чёрных глаз. – Так, папа?
Шон кивнул:
– Да. Пат… Я так понимаю, у тебя вышла какая-то ссора с Дэвидом…
Патрик поднял руку вверх:
– Не надо об этом.
Шон подошёл к сыну и положил руку ему на плечо.
– Он ведь попросил тебя уйти, – сказал он. Именно сказал, а не спросил. – Пат, это так? Скажи мне, сынок, прошу, скажи, не молчи.
Патрик покачал головой:
– Нет. Если для тебя это так важно – я сам ушёл. И хватит об этом. У Морин завтра день рождения. Я обещал нарисовать для неё какую-нибудь красивую картинку. Так что извини, папа.
Шон слабо кивнул и уже, было, повернулся, чтобы уйти, но в последний момент замер в дверном проходе.
– Почему ты всё время отталкиваешь меня? – спросил он. – Господи, Пат, почему? Ты… ты ведь мой сын. Я пытаюсь, боже мой, Пат, ты ведь сам видишь, как я пытаюсь понять тебя! Но мне кажется, ты сам этого не хочешь! Почему, ну почему мы с тобой не можем просто поговорить? Как отец с сыном!
Всё тот же прямой уверенный взгляд тёмных, почти чёрных глаз, казалось, пригвоздил Шона к стене.
– Я сейчас буду рисовать для Морин, папа, – сказал Патрик. Голос его звучал на удивление спокойно, и на какое-то мгновение Шон испытал острое чувство зависти к собственному сыну, понимая, что такой выдержки, такого самообладания у него, Шона, нет и никогда не будет. – Поэтому извини. Как-нибудь в другой раз.
Шон вышел из комнаты и закрыл дверь с другой стороны.
В какой-то момент ему отчаянно захотелось от души треснуть кулаком в дверь, но он подавил это желание.
*
Патрик почти закончил рисовать, когда в дверь снова постучали.
– Да, – отозвался он, ожидая вновь увидеть отца, но, когда дверь распахнулась, он увидел на пороге комнаты взволнованную Кристин, и сердце его отчаянно заколотилось.
– Пат… – тихо сказала Кристин. – Прости, Шон сказал, что ты занят… Ты ведь рисовал… для Морин, но… – она протянула Патрику телефонную трубку. – Пат, это тебя. Из полиции. Они звонили на твой мобильный, но он был отключён, и поэтому они позвонили сюда.
Отшвырнув в сторону бумагу и карандаш, он в два прыжка пересёк комнату и выхватил телефонную трубку из дрожащей руки Кристин, рядом с которой уже появился Шон. Вид у последнего был такой, словно он только что увидел призрака.
– Ты только не волнуйся, сынок, – проговорил он речитативом, и это прозвучало как «тытолькневлнуйсяснок». – Прошу тебя, не волнуйся.
Патрик поднёс телефонную трубку к уху:
– Алло.
– Мистер Патрик О’Хара? – вежливо осведомился мужской голос на другом конце провода. Настолько вежливо, что Патрик сразу понял: случилось что-то страшное.
Стук в голове. Он слышал его – отчётливо, как ничто другое.
– Да, это я.
– Детектив Джонатан Уильямс, полиция Денвера. Мистер О’Хара, вы знакомы с Дэвидом Айзеком Райхманом?
– Д…да. Да, это мой друг.
– В таком случае, вам придётся подъехать в городской морг для опознания тела, мистер О’Хара.
Сердце заколотилось в бешеном ритме, кровь билась в висках. Стук. Стук в голове. Такой отчётливый, такой навязчивый. Перед глазами всё поплыло, и Патрик прислонился к стене, чтобы не упасть. Расплывчато, словно сквозь грязное стекло, он видел напряжённые лица отца и Кристин. Челюсть у последней отвисла, и теперь она напоминала главного героя серии фильмов «Крик».
Вам. Придётся. Подъехать. В. Городской. Морг. Для. Опознания. Тела.
Он как будто ещё раз услышал эту фразу – каждое слово по отдельности. Сердце сжалось от тупой отчаянной боли.
– Для опознания тела? – эхом повторил он в телефонную трубку.
– Да, мистер О’Хара, – голос детектива Джонатана Уильямса звучал так обыденно, словно он говорил о сезонных распродажах в каком-нибудь торговом центре. – Сегодня утром на трассе номер восемьдесят семь[1] произошло дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом, мистер О’Хара. Судя по всему, в нём погиб ваш друг Дэвид Райхман. Мотоцикл, зарегистрированный на Дэвида Райхмана и предположительно управляемый им же, на большой скорости врезался в автопоезд. Отец погибшего уже опознал тело, но, видите ли… Автокатастрофа очень тяжёлая, тело изуродовано. В подобных случаях мы стараемся приглашать нескольких людей на опознание. Так что, мистер О’Хара, если вас не затруднит…