Текст книги "The Green Suitcase: Американская история (СИ)"
Автор книги: Блэк-Харт
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)
Бархатистая ткань буро-зелёного оттенка была явно высокого качества, это Патрик отметил сразу. Должно быть, когда-то чемодан был ярко-зелёным, но со временем ткань выцвела и потускнела. Патрику вдруг стало интересно, сколько же лет этому чемодану; мать Дэвида явно не была его первым владельцем.
Семейная реликвия.
Он хотел было нажать на маленькую кнопочку на защёлке чемодана, но передумал.
Не стоит копаться в чужих вещах. Что бы ни хранил там Дэвид, это касалось только его.
Не стоит.
Патрик поднялся на ноги, огляделся по сторонам. Его взгляд упёрся в висящий над кроватью ловец снов, и он снял его быстрым уверенным жестом.
Дэвиду пригодится.
Почему-то Патрик был уверен в этом.
Закрывая дверь, он думал о том, что чемодан слишком массивен для того, чтобы перевозить его на мотоцикле. Надо будет попросить у отца машину…
Нет.
Чересчур рискованно.
Лучше взять автомобиль напрокат.
Зажав чемодан под мышкой, Патрик начал спускаться вниз по ступенькам.
Мысли по-прежнему роились у него в голове.
Но без того самого навязчивого стука.
На этот раз – без.
*
Сэм Райхман глубоко затянулся сигарой.
– Это просто отвратительно, ребе, – с возмущением произнёс он. – Вчера после работы я заехал на кладбище. И знаете, что я обнаружил возле склепа? Цветы, представляете, ребе! Цветы! Целая корзина цветов! Чёрные розы, явно не из дешёвых. Судя по надписи на траурной ленте, это «подарок» от этих ужасных байкеров! Само собой, я выбросил эту мерзость в ближайшую урну!
– Что там было написано, дорогой Сэм? – Цукерман одним глотком осушил стакан с виски.
– Какой-то бред, – отмахнулся Сэм. – Что-то наподобие «Дэйву от «Ангелов». «Ангелы»! Подумать только! Эти грязные вечно пьяные чудовища имеют наглость называть себя ангелами!
Цукерман покачал головой.
– О Сэм, – только и произнёс он.
– Они могли хотя бы осведомиться о традициях нашего народа – эти «Ангелы»[1], – со злостью проговорил Сэм. – Но им, как вы сами понимаете, совершенно плевать! Плевать на традиции, плевать на чужие чувства! – Сэм отмахнулся. – Что тут говорить, ребе: отбросы.
– Понимаю, Сэм, – кивнул Цукерман. – Знаете, Сара – моя младшая дочь – пыталась спутаться в университете с одним крайне мерзким типом. Мало того, что не евреем, так ещё и из ужасной семьи. В роду у парня какие-то латиноамериканцы, подумать только! Даже не представляете, как мне жаль, Сэм, что в нашем штате нет высших учебных заведений, где учились бы только евреи. Это помогло бы избежать подобных ситуаций.
Сэм усмехнулся:
– Мои родители говорили так же, ребе. В итоге всё закончилось тем, что они покинули старые добрые Соединённые Штаты ради земли обетованной. Надеюсь, вам удалось повлиять на дочь?
Цукерман тихо рассмеялся. Смех его напоминал звук скрипучего колеса.
– Само собой, мой дорогой Сэм, – сказал он.
– Как хорошо, когда на детей можно повлиять, – задумчиво произнёс Сэм. – А то сами понимаете… некоторых проще убить.
Цукерман нарочито понизил голос.
– Надеюсь, у вас всё прошло без проблем, Сэм? – поинтересовался он.
– Я тоже надеюсь, – ответил Сэм. – Есть кое-что, что меня беспокоит.
– Рассказывайте, – кивнул Цукерман, подливая себе виски.
Сэм наклонился к нему поближе – словно пытаясь подстраховаться от того, что его услышат чьи-то чужие уши.
Или – стены.
*
Сид Джонсон задумчиво подпирал подбородок кулаком. Взгляд его был устремлён на Роуэлла Аткинсона.
– То есть, ты хочешь закрыть мастерскую? – уточнил он.
Роуэлл развёл руками:
– А что поделать, Сидди? После того, что случилось с этим… Райхманом, на моей мастерской висит клеймо. Висит и висеть будет.
– Думаю, ты зря заморачиваешься, Роуэлл, – Сид смял в руке пивную банку и швырнул её в корзину для мусора. – Время лечит, как говорится. Люди скоро всё забудут.
Роуэлл покачал головой.
– Не забудут, Сидди, – сказал он. – Не забудут люди. А особенно – байкеры. Ко мне на днях наведывался Ричардс. Да-да, тот самый. Чингачгук. Вёл себя похлеще детектива какого. Вопросы задавал. И смотрел таким нехорошим взглядом… Мне прям не по себе стало от него.
– Чего он хотел? – в глазах Сида появился явный интерес.
– Спрашивал насчёт Джерри. Интересовался, почему это я лично не передал байк Райхману. Когда уже уходить собрался, остановился в дверях – резко так, как будто внезапно вспомнил что. И говорит, мол, как ты думаешь, Роуэлл, Джерри действительно мог сделать такое? Хрен его знает, Дэн, говорю. Всякое в жизни бывает. Он так криво усмехнулся и сказал в ответ только одно слово. «Ну-ну». И ничего больше. Сказал своё «ну-ну», развернулся и ушёл. Даже не попрощался.
– Не бойся ты его, – отмахнулся Сид. – Не так страшен чёрт, как говорится.
– Не знаю, не знаю, – покачал головой Роуэлл. – К тому же, одна вещь мне покоя не даёт, Сидди.
– Какая?
Роуэлл придвинулся поближе к Сиду.
– Значит, тут такое дело, Сидди… – начал он и осёкся на полуслове.
Взгляд Роуэлла упёрся в стену.
«У всего вокруг есть уши, мистер Аткинсон. – У стен. У машин. У деревьев. У листка бумаги в вашей руке. У сигары, которую я курю. У всего». Эта фраза, сказанная Сэмом Райхманом в тот самый вечер, вдруг всплыла в его сознании, и Роуэлл поёжился.
Он недоверчиво покосился на стену, словно пытаясь разглядеть на ней те самые невидимые уши.
Ты становишься параноиком, Роуэлл, старина.
Аткинсон попытался усмехнуться, но усмешка вышла вялой и натянутой.
Стены. Они давили на него. Давили и пугали.
С того самого вечера.
Они действительно имели уши. И не только уши. В этом Роуэлл был в глубине души абсолютно уверен.
Стены.
[1]Иудаизм запрещает приносить цветы на могилы умерших.
========== Волнения ==========
Когда Патрик вернулся в загородный мотель, администратор встретил его уже гораздо менее чопорно.
– Вы, наверное, к Эйбу Адамсу? – заулыбался он. И, не дожидаясь ответа, продолжил: – Он отлучился ненадолго. Уехать ему надо было. Сказал, вернётся к вечеру.
– Ему надо было уехать? – эхом повторил Патрик. Внутри у него, казалось, всё оборвалось. Мозг заработал с бешеной скоростью. Куда он мог поехать? Куда, почему, зачем…
– Не волнуйтесь так, – отозвался администратор. – С ним всё в порядке. Он спросил меня, где здесь можно достать глину для лепки. Я удивился: по парню не скажешь, что он увлекается подобными вещами. Чего только в жизни не бывает. Поскольку поблизости тут ничего такого не достать, я посоветовал ему съездить в Боулдер – до него всё же ближе, чем до Денвера. Предложил ему свою машину, он отказался. Сказал, что водить не умеет.
Парик легко улыбнулся:
– Да, это правда. Он не умеет водить машину.
– Зато умеет водить мотоцикл, – администратор тоже улыбнулся. – Это сразу видно. Я предложил ему свой, он согласился.
– Он взял ваш мотоцикл?
– Да. Байк вполне себе неплох. Не такой крутой, как ваш, конечно, – владелец мотеля отложил книгу в сторону и протянул руку. – Кстати, я Питер Мэттьюз. Можно Пит.
– Уильям Смит, – не колеблясь, ответил Патрик, прекрасно понимая, что представляться настоящим именем нельзя ни в коем случае. – Можно Билл.
Питер Мэттьюз кивнул и пожал его руку. На какое-то мгновение Патрик уловил в глубоком взгляде его тёмных глаз нечто, говорившее о том, что владелец мотеля абсолютно уверен в том, что никакой он не Уильям Смит. Как и Эйб Адамс – не Эйб Адамс.
И это заставило Патрика заволноваться.
Но он решил не думать об этом.
– Так вы будете ждать своего друга? – осведомился Мэттьюз.
– Да, – кивнул Патрик. – Я посижу в баре.
– Там ближе к вечеру время от времени собираются компании довольно агрессивного вида молодчиков, – сказал Пит. – Но Джек – это бармен – старается следить за тем, чтобы потасовок не было. Так что не беспокойтесь, – он улыбнулся одними уголками губ и добавил: – Хотя индейцы вообще-то не из пугливых. Не так ли, Билл?
Патрик покачал головой:
– Кажется, я не говорил, что я из индейцев.
Пит тихо засмеялся.
– Необязательно говорить, – сказал он. – Есть вещи, которые сразу бросаются в глаза.
– Вы проницательны, – кивнул Патрик и, развернувшись, вышел.
Пит Мэттьюз задумчиво проводил его взглядом.
Странный тип. Ещё более странный, чем сам Эйб Адамс. Которого зовут, конечно же, не Эйб Адамс. В этом Пит был совершенно уверен. Потому что однажды, когда он зашёл в бар, чтобы перемолвиться парой словечек с барменом Джеком, этот «Адамс» сидел там за стойкой и пил пиво. Бутылку он держал в левой руке, что было неудивительно: Пит видел, что пишет парень тоже левой. Рукав его футболки слегка закатился, обнажив татуировку в виде Звезды Давида. Пит тогда ещё удивился. Потому что внешне парень никак не был похож на еврея. Пит знавал нескольких евреев, и выглядели они совершенно по-другому. Но в одном Пит был совершенно убеждён: ни один психически здоровый человек не будет делать татуировку в виде Звезды Давида, если он не еврей. А это значит только одно: у этого парня никак не может быть фамилии Адамс.
Теперь ещё и этот индеец… Явный индеец. Ярко выраженный.
Странная парочка.
Постояльцы маленького загородного мотеля редко волновали Пита, и это ему нравилось. Именно потому в своё время он решил сбежать сюда, в эту глушь, подальше от городской суеты.
Пит не выносил волнения.
А эти двое вызывали у него какое-то странное чувство.
Пит одёрнул себя в мыслях, напомнив себе о принципе не интересоваться жизнью постояльцев.
Всё это их дела.
И нечего в них вмешиваться.
Его дело маленькое: он, Пит Мэттьюз – всего лишь владелец придорожного мотеля.
С этими мыслями Пит вновь раскрыл небольшой томик Достоевского.
Русская классика всегда была ему по душе.
*
Роуэлл Аткинсон торопливо собирал вещи.
Нужно сваливать отсюда, нужно сваливать…
Но чёрт. Райхман.
Этот адвокат его очень пугал.
Что-то подсказывало Роуэллу, что сынок Райхмана – не первый человек, которого Сэм решил устранить, и сделал это без малейших зазрений совести.
Райхман убивал людей.
Уже.
Раньше.
Роуэлл был настолько в этом уверен, что ему не было нужно никаких доказательств.
А если так – то Райхман может сделать это снова.
Зазвонил мобильный телефон. Роуэлл от неожиданности едва не подпрыгнул на месте и поймал себя на желании заверещать, словно глупая блондинка, которую убивает маньяк в старом триллере.
Аткинсон взглянул на дисплей; номер был ему не знаком.
Осторожно, словно телефон мог нанести ему несовместимые с жизнью увечья, он нажал на клавишу приёма вызова.
– Алло.
– Мистер Аткинсон? – вежливо осведомился голос на другом конце провода.
– Да. Слушаю вас.
– Детектив Джонатан Уильямс. Мы с вами уже беседовали.
– Да. Я помню.
– Простите, что побеспокоил. Я хотел лишь поинтересоваться, не давал ли ваш помощник о себе знать.
– Нет, детектив. Он не звонил и не появлялся. Похоже, парень действительно смылся, – Аткинсон усмехнулся.
– Дело в том, что мы разыскали Долорес Фоулер, его подругу, – продолжил Уильямс. – Ту девушку, с которой, как вы говорили, он поссорился. Мисс Фоулер сказала, что после ссоры она больше ни разу не видела Джерри.
– Да что вы говорите, – проговорил Роуэлл.
– Да, мистер Аткинсон. Более того. Я говорил с матерью Джерри Харольдса, она проживает в городке Касл Рок[1]. Она сказала, что последний раз видела сына около месяца назад, когда он приезжал на уик-энд. То есть, к матери он тоже не мог поехать.
– Ну, если он действительно причастен к убийству, детектив, – при слове «убийство» у Роуэлла внутри всё сжалось, и он безмолвно поблагодарил небеса за то, что Уильямс его сейчас не видит, – то было бы странным на его месте скрываться у матери или у девушки – ведь именно их полиция проверит в первую очередь. Что и доказывают ваши слова.
– Вы правы, – отозвался детектив. – У меня к вам просьба, мистер Аткинсон. Если вдруг вы что-то узнаете о местонахождении Джерри Харольдса, сразу же позвоните мне.
– Обещаю, что позвоню, – ответил Роуэлл. – Вы ведь объявите его в розыск, детектив?
– Разумеется. Всего хорошего, мистер Аткинсон.
– Взаимно.
Аткинсон отшвырнул телефон в сторону.
Чёрт, чёрт, чёрт!
Он даже предполагать не мог, что всё будет так.
Роуэлл поймал себя на мысли, что уже несколько ночей почти не спал.
На кой ляд сдались эти деньги, на кой ляд сдалось это всё…
Он снова начал было запихивать вещи в сумку, когда телефон вновь зазвонил, и Роуэлл Аткинсон, бывший байкер, «гроза дорог», едва не заверещал от страха.
[1]Маленький город в штате Колорадо недалеко от Денвера.
========== Мотивы ==========
Дэвид действительно вернулся к вечеру.
Патрик, которому к тому времени наскучило сидеть в баре, стоял напротив мотеля и смотрел на линию горизонта. Увидев подъехавшего Дэвида, он тут же направился к нему.
– Заждался? – Дэвид слез с мотоцикла и снял шлем. – Я так и думал, что ты сегодня вернёшься. Поэтому сказал Питу, чтобы он передал тебе, что я появлюсь к вечеру. Это владелец мотеля – Пит.
Патрик кивнул:
– Я знаю. Мы уже познакомились. Я сказал, что меня зовут Билл Смит, так что ты уж запомни, как меня называть в его присутствии.
Дэвид улыбнулся:
– О’кей. Билл. Запомню. Я ездил в Боулдер. Чудный городок. Правда, мне пришлось облазить его вдоль и поперёк, чтобы купить глину для лепки. И знаешь, мне было радостно вновь проехаться на байке – его мне Пит одолжил. Не бог весть какая развалюха, конечно, но… мне этого не хватало.
– Тебе не кажется, что это было довольно рискованно? – Патрик взглянул ему в глаза. – Если тебя вдруг остановит полиция и проверит твоё водительское удостоверение? Ты ведь официально мёртв, Дэйв. Не стоит так рисковать.
Дэвид, казалось, задумался.
– Наверное, ты прав, – сказал он, наконец. – Больше не буду дурить. Мне сейчас совершенно ни к чему общение с полицией, – поставив байк на подножку, Дэвид кивнул в сторону входной двери. – Идём?
– Да.
*
Взгромоздившись с ногами на подоконник, Дэвид задумчиво закурил.
– Итак, что мы имеем, – задумчиво проговорил он. – Тормоза в моём мотоцикле были намерено повреждены – экспертиза это подтвердила. Повредить их могли два человека: Джерри Харольдс и Роуэлл Аткинсон. Мы оба знаем, что Джерри этого не делал – значит, это Аткинсон, – Дэвид взглянул на Патрика. – Думаешь, мой отец заплатил Роуэллу, чтобы он отправил меня на тот свет?
Патрик кивнул:
– Думаю, да.
– Это логично. Что ж, – Дэвид выпустил дым через ноздри, – ещё один претендент на мой личный чёрный список.
Патрик придвинулся ближе к нему.
– Что ты собираешься делать? – спросил он.
Дэвид покачал головой.
– Стены имеют уши, забыл? – он наклонился к Патрику. – Так что слушай.
*
Патрик выслушал. Всё. То, что говорил Дэвид, казалось ему странным, диким, немыслимым бредом. Пару раз ему просто хотелось встать и уйти. Или не уйти. А просто врезать Дэвиду от души. Врезать и заорать «Что ты несёшь, Дэйв! Что ты несёшь! Ты превращаешься в своего отца, в своего грёбаного отца!» Но он не мог этого сделать. Не мог, потому что понимал: что бы ни надумал Дэвид, какое бы решение он ни принял, он, Патрик, будет с ним до конца.
Более того.
У Дэвида были мотивы.
Веские мотивы.
Патрик, не отрываясь, смотрел на Дэвида. На такого изменившегося и резко повзрослевшего. В «ледяных» глазах, казалось, навсегда застыло выражение горечи, обиды и… чего-то ещё.
Злости.
Да, злости.
В этом Патрик был почти уверен.
Слегка отстранившись от Дэвида, он провёл тыльной стороной ладони по его лицу.
– Хватит, Дэйв, – тихо сказал он.
– Пат…
Патрик положил палец на его губы. Казалось, даже они стали на ощупь более жёсткими.
– Тс-с-с. Тихо.
Он потянулся было к этим губам, но Дэвид вдруг остановил его.
– Скажи мне одно, Пат, – тихо, но очень твёрдо и властно проговорил он. – Скажи. Ты будешь со мной?
– Ты же знаешь, что да.
– Но ты не хочешь. Я чувствую, что не хочешь. Почему? Индейцы, насколько мне известно, ничего не имели против мести.
– Я ничего не имею против мести. Я против того, чтобы ты разрушал себя, Дэйв.
– Я себя не разрушу. Я знаю.
– Знаешь?
– Да. Не разрушу. Потому что ты мне не позволишь.
Патрик покачал головой.
– Я уже чуть было не потерял тебя однажды, – сказал он. – Поэтому не хочу, чтобы это случилось снова.
Вместо ответа Дэвид обнял его за шею и накрыл его губы своими, и Патрик ощутил всем своим существом, какими холодными были его губы.
Холодными.
И – жёсткими.
*
Детектив Уильямс задумчиво стучал по столу шариковой ручкой.
Что-то было не так в этом деле – детектив чувствовал это.
Не так.
Не так.
Что-то не складывалось, концы с концами не сходились.
Почему-то Уильямс никак не видел Джерри Харольдса в роли убийцы.
Нет, не почему-то. Причина была ясна, и только сейчас Уильямс отчётливо ощутил это.
Он не верил мотиву.
Казалось бы, всё было ясно и логично.
Но детектив не верил.
Не мог поверить.
Как ни старался.
И было кое-что ещё, что ужасно его смущало.
Точнее – кое-кто.
Сэмюэл Райхман.
Мысль, острая, как лезвие бритвы, вдруг пронзила его насквозь, и Уильямс подскочил на месте, будто его ужалила ядовитая змея.
Нужно проверить.
Непременно нужно проверить.
Чем чёрт не шутит.
Дотянувшись до мобильного телефона, Уильямс начал быстро набирать номер, словно боясь передумать.
Из трубки раздались длинные губки, затем её, наконец, сняли, и из динамика раздалось обыденное «алло».
– Шон, это ты? – проговорил Уильямс. – Здравствуй. Это Джонатан Уильямс. Слушай, Шон, у меня такое дело… разговор не телефонный, как говорится. Мы могли бы увидеться?
Повесив трубку, Уильямс откинулся в кресле.
Он знал, что О’Хара согласится встретиться. Изначально знал.
В этом у него не было ни малейшего сомнения.
У Шона были на то свои мотивы.
========== Спираль ==========
– И что скажешь? – Джонатан Уильямс глубоко затянулся сигаретой. – Выскажи свои предположения.
Шон О’Хара едва заметно улыбнулся:
– Надеюсь, не для протокола?
Уильямс кивнул:
– Разумеется, нет.
Шон кивнул:
– Скажу, что очень сильно смахивает на то, что ты прав, – дотянувшись до бумажной салфетки, Шон взял её в руки и начал складывать из неё не то кораблик, не то самолётик. – Смотри. Ну, допустим, этот парень из мастерской действительно завидовал Дэвиду Райхману. Но, Джонатан. Каждый человек кому-нибудь – да и завидует, – Шон взглянул в глаза собеседнику. – Но не все же убивают.
Уильямс отхлебнул кофе и вновь затянулся сигаретой.
– Вот и я о том, – сказал он. – Думаю, ты помнишь о такой штуке, как психологический портрет преступника. Так вот, Шон. Я, конечно, не психолог, я простой детектив. Но образ убийцы и образ Джерри Харольдса мне никак не представляется чем-то единым целым.
– Иными словами выражаясь, – Шон продолжил складывать фигурку из салфетки, – несмотря ни на какие улики, ты убеждён, что убийство совершил другой человек.
Уильямс посмотрел ему в глаза:
– Да. Именно поэтому я и предложил тебе встретиться, – он наклонился к Шону. – Расскажи мне о том деле, из-за которого ты ушёл из полиции.
Шон резко отложил в сторону недоделанную фигурку из салфетки.
Он хорошо знал Джонатана Уильямса.
Если Уильямс интересуется тем самым делом, значит, он полагает, что между этими убийствами есть определённая связь.
Вполне определённая.
Уильямс подозревает, что эти убийства совершил один и тот же человек.
Мысли стремительно закопошились у Шона в голове.
Мог ли к убийству Дэвида быть причастен Сэм Райхман?
Что касается психологического портрета, о котором говорил Уильямс, Шон был уверен, что Райхман мог убить своего сына.
Но было одно веское «но».
Шон не видел мотива.
Да, ни для кого не было секретом, что один из самых известных адвокатов Денвера не находил общего языка со своим единственным сыном.
Но это не было поводом убивать.
Даже для Сэма Райхмана.
У Райхмана должен был быть мотив.
Веский.
Не подлежащий сомнению.
Шон поднял глаза на Джонатана Уильямса.
– Если у тебя есть время, чтобы проехаться до моего дома, – сказал он, – я мог бы показать тебе одну вещь.
– Но, Шон…
Шон поднял руку вверх:
– Знаю, что ты сейчас скажешь. Но то, что я собираюсь тебе показать, ответит на твой вопрос гораздо лучше любых моих слов.
Уильямс кивнул в ответ и поднялся со стула.
*
Роуэлл Аткинсон сидел в кабинете Сэма Райхмана.
Роуэллу было неприятно здесь находиться – он ощущал это всем своим существом.
Всё в кабинете Райхмана было тяжёлым: мебель, цвет, в который были окрашены стены, массивная хрустальная люстра, которая, казалось, больше подходила по стилю для украшения какого-нибудь банкетного зала, но никак не кабинета. Всё здесь давило на Роуэлла, и время от времени он начинал ёрзать в кресле, словно под ним была не натуральная кожа, а подложенная кем-то, решившим сыграть с ним злую шутку, канцелярская кнопка.
– Что ты дёргаешься-то так, – Сэм Райхман поставил на стол бутылку с виски и два стакана. Виски было ирландским и явно недешёвым – Роуэлл знал толк в таких вещах.
– Мистер Райхман…
Сэм ничего не произнёс в ответ; лишь взглянул на Аткинсона проницательным взглядом своих тёмно-карих глаз.
– Можно… можно спросить?
Райхман пожал плечами:
– Валяй.
Собрав в кулак всю волю, Роуэлл, наконец, взглянул ему в глаза.
– Почему? – тихо спросил он.
– Почему – что? – брови Райхмана удивлённо поползли вверх, но Роуэлл чувствовал, что это наигранное, поддельное удивление.
– Почему… почему вы решили… отделаться от него?
Райхман закурил сигару, задумчиво глядя в окно, и Роуэлл уже было подумал, что на вопрос он отвечать не собирается, когда Сэм вдруг повернулся к нему и бросил:
– Это не твоё дело, мой дорогой Роуэлл. Но, я полагаю, ты неспроста задаёшь этот вопрос. Причина может быть только в одном: ты осуждаешь. Поэтому, так уж и быть, я тебе отвечу. Не скажу, что я такой уж знаток субкультуры байкеров, но кое-какие вещи мне известны. Насколько я знаю, суровые парни на мотоциклах терпеть не могут мужчин нетрадиционной ориентации. Это прозвучит странно, но в этом мы с вами едины. Иудаизм тоже порицает эту… эту мерзость.
– Вы хотите сказать, – Роуэлл подался вперёд, – что ваш сын был грёбаным педиком?
Райхман поднял вверх указательный палец:
– Не забывайся, Роуэлл. Ты всё же говоришь о моём сыне. Возможно, это прозвучит дико, но я любил его. Да-да, я любил его по-своему. Я прощал ему все выходки до тех пор, пока… впрочем, неважно, – Сэм взглянул Роуэллу в глаза. – Да, он был гомосексуалистом.
Роуэллу вдруг стало страшно. Очень страшно. Ещё страшнее, чем было раньше.
Чёрт с ним, с детективом, чёрт с ним, с Чингачгуком.
Все они были маленькими мальчиками в коротких штанишках по сравнению с этим.
С этим монстром.
С этим чудовищем.
Которое ещё имеет наглость говорить о том, что любило своего сына.
– Не дёргайся так, Роуэлл, – произнёс Сэм Райхман, и в этот момент даже звук его голоса показался Аткинсону чем-то зловещим. – Выпей, – он пододвинул Роуэллу стакан с виски.
– Мне бы вашу выдержку, – отозвался Роуэлл, опрокидывая стакан. По телу тут же разлилось приятное тепло.
– Я же сказал, не дёргайся, – Райхман задумчиво закурил новую сигару. – Всё прошло как нельзя лучше. Под подозрение ты не попадаешь, уж поверь старому ушлому адвокату.
Роуэлл сжал костяшки пальцев и опустил глаза. Он сидел так минут пять, может – десять. После чего всё же решился поднять глаза на Райхмана.
– Сэр… – робко произнёс Роуэлл. Он сам не знал, почему вдруг ему стукнуло в голову назвать Райхмана именно так. Возможно, причиной всему был страх. – Можно… можно спросить? – робко произнёс он.
– Валяй! – Райхман сделал широкий жест рукой.
– Вам… вам совсем не жаль его?
Сэм пожал плечами:
– А должно быть?
– Просто я подумал… как-никак, он был вашим сыном.
Райхман тихо засмеялся.
– Сын-пидорас – не то, чем можно гордиться, – сказал он, и Роуэллу сразу бросилось в глаза то, как легко Райхман менял маски. Всего лишь пару минут назад он осёк Роуэлла за подобные слова – и вот уже сам называл сына пидорасом. – Тем более, для примерного иудея вроде меня. Уж поверь мне.
Роуэлл поставил стакан на стол и больше не произнёс ни слова.
Нужно сваливать из этого города, подумал он.
И как можно скорее.
Ситуация закручивалась всё сильнее.
Словно спираль.
И это ему совсем не нравилось.
*
Несмотря на глубокую ночь, Дэвид не спал.
Лепить в таких условиях было крайне тяжело, но он старался не обращать на это внимания.
Инструменты для лепки, которые он приобрёл в Боулдере вместе с глиной, были слишком простыми и не шли ни в какое сравнение с тем великолепным набором, который остался в его квартире.
Дэвид подумал, что нужно попросить Патрика привезти ему этот набор в следующий раз.
Но даже работая с такими примитивными инструментами, он чувствовал: у него получается нечто особенное.
В комнате было темно, но Дэвид нарочно не стал зажигать свет.
Ему нравилось работать в темноте.
Когда глаза почти не видели, руки чувствовали всё.
И сейчас они чувствовали, чувствовали, как никогда. Но это было не так, как раньше. Потому что с каждым прикосновением к глине он всё сильнее ощущал, как откуда-то из самых недр его существа поднимается яростная, свирепая ненависть.
Люди не могут так ненавидеть.
Так ненавидят, должно быть, звери.
Или – твари.
Плоть от плоти.
Тварь от твари.
Последняя мысль ударила в виски глухим приступом головной боли, и Дэвид с размаху вонзил нож для лепки в глину.
В глину, которая уже складывалась в фигуру.
В определённую фигуру.
Нож, торчащий в куске глины, начавшем приобретать формы человеческой фигуры, вызвал у него ассоциацию с чем-то наподобие ритуалов вуду, и Дэвид тихо усмехнулся.
Хорошо бы.
Повинуясь необъяснимому порыву, Дэвид надавил на нож для лепки, сильнее вгоняя его в нечёткую глиняную фигуру.
Вот так тебе.
Так тебе.
Так.
Мысли были короткими, быстрыми и невнятными, словно кишащие в старом чулане тараканы.
Они давили, душили, всё сильнее и сильнее закручиваясь в спираль.
За окном светила полная луна. Дэвид всегда любил полнолуние.
Но сейчас он не обращал на него никакого внимания.
Ровным счётом никакого.
Всё его внимание было обращено на торчащий в глиняной фигуре нож для лепки, и, казалось, даже дыхание его участилось.
========== Чашка с водой ==========
Дэвид уже зарекался брать у Пита мотоцикл; это и впрямь было слишком опасно.
Более того: он пообещал Патрику больше не делать подобных глупостей.
Но это было сильнее.
Сильнее чувства опасности, сильнее того, что замысел может быть раскрыт.
Сильнее его самого.
Он принял решение. Принял ещё до того, как, вынув нож из несчастной фигурки, вылепил её до конца. Её и всю оставшуюся композицию.
Которую перед тем, как уехать, он убрал в самое надёжное место из всех, какие только знал.
По крайней мере, оно казалось ему таковым.
В старый зелёный чемодан.
После чего всё же решился вновь попросить мотоцикл у Пита.
– Решил покататься ночью, сынок? – Мэттьюз отложил в сторону томик Достоевского и взглянул на Дэвида на удивление проницательным взглядом своих глубоко посаженных глаз. – Почуял зов дорог и всё такое?
Дэвид кивнул:
– Да, Пит. Именно так.
Пит не стал интересоваться, почему у такого любителя езды на байке нет собственного мотоцикла. Более того: по очередному проницательному взгляду, брошенному владельцем мотеля, Дэвид понял, что Пит был совершенно уверен в том, что у Дэвида (или как он считал – у Эйба; впрочем, Дэвид уже не был уверен в том, что Мэттьюз поверил в то, что это его настоящее имя) был свой байк. Был. И с ним что-то случилось. Причём, не так уж давно. Дэвид прочёл это в глазах Пита, и ему вдруг стало не по себе.
Да, Пит, старина. Всё правильно, всё так. Я никакой не Эйбрахам Адамс. И у меня действительно был байк, и с ним на самом деле что-то случилось.
И, если бы не вмешательство Её Величества Фортуны, со мной бы тоже что-то случилось.
Но мне повезло. Мне повезло в одном. Когда-то давно на свете жила маленькая девочка. Её звали Эстер. Она была моей младшей сестрой. Ей было всего восемь, когда её убило чудовище.
Чудовище, в своё время породившее её на этот свет.
Её – и меня.
И теперь, спустя много лет, эта маленькая девочка вернулась, чтобы предупредить меня. Поэтому я жив. А другой парень – мёртв.
Его звали Джерри, и ему было неполных двадцать пять.
Наверное, он умер потому, что у него не было мёртвой младшей сестры.
Дэвид едва сдержался, чтобы не передёрнуть плечами – настолько жутко, противно и муторно стало ему от этих мыслей.
Пит разрешил ему взять байк, и, поблагодарив, Дэвид направился к гаражу.
Ночной Денвер не внушал ему опасности. Главное – не нарваться на копов.
Всё остальное – ерунда.
Правоверные иудеи спят по ночам. Так всегда говорил ему отец.
Отец, который, бывало, заявлялся домой посреди ночи. От него разило виски и женскими духами. Духи всегда пахли неприятно, они были слишком сладкими, слишком удушливыми, слишком ядовитыми, и были совсем не похожи на те, которыми пользовалась мама.
Отец, избивавший его за малейшую оплошность.
Отец, лишавший его ужина за обычные детские шалости. Дэвиду навсегда врезалась в память картина: Сэм, жизнерадостно поглощающий омара, запивая его превосходным итальянским вином, и он, Дэвид, взирающий на всё это зрелище голодными глазами; перед ним была поставлена всего лишь чашка с водой.
Чашка.
С водой.
Почему-то в последнее время он вспоминал этот эпизод всё чаще и чаще, и та самая чашка представлялась ему переполненной. Переполненной настолько, что, казалось, стоит на неё подуть – и всё выплеснется через край.
Он даже видел эту чашку во сне. Только там в ней была почему-то не вода, а кровь, и Дэвид откуда-то знал, что это кровь Эстер. И напротив сидел отец, с улыбкой указывавший ему на эту чашку. «Пей, – говорил он, – пей, Дэйви! Пей!»
Отец.
Чудовище, убившее его сестру.
Его челюсти плотно сжались, желваки заходили на лице, но Дэвид тут же велел себе успокоиться.
Есть вещи, которые нельзя делать на эмоциях.
Это тоже говорил отец. Нет, не отец. Чудовище. Оно так говорило.
Иногда чудовища говорят полезные вещи.
Он уже почти усмехнулся, но сознание пронзил уже знакомый образ, заставивший усмешку сползти с его лица.
Чашка с водой.
Та самая чашка.
Она была переполнена.
*
Дэвид остановился поодаль и тут же выключил габаритные огни.
Добраться до Денвера оказалось проще простого.
Он даже встретил двух копов на въезде в город, и, надо признать, внутри у него в тот момент всё сжалось.
Но, как оказалось, напрасно.
Ничего не случилось, ничего не произошло. Дэвид просто проехал мимо полицейских, и никто не остановил его.
В городе было на удивление тихо. Вся обстановка как будто благоволила к нему.
Дэвид усмехнулся, подумав, что, должно быть, его отец непременно сказал бы тут что-нибудь наподобие «Бог добр к нам, Дэйви».
Да, к Сэму Райхману Бог был определённо добр. Настолько добр, что позволил ему безнаказанно убить маленькую девочку и довести до суицида жену.
Эй, Бог? Ты меня слышишь? Тебе нравятся убийцы, Бог? Тогда как насчёт меня?
![Книга Праздник живота [СИ] автора Борис Хантаев](http://itexts.net/files/books/110/oblozhka-knigi-prazdnik-zhivota-si-145240.jpg)
