Текст книги "The Green Suitcase: Американская история (СИ)"

Автор книги: Блэк-Харт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– Как ты можешь?! – заорал он. – Как! Ты! Можешь! Ты ведь совсем не знаешь его! Совсем! И позволяешь себе делать такие выводы!

– Пат, сынок, я только хотел…

– Твой расизм отвратителен, папа.

– Пат! Ты знаешь, что я не расист!

– И, тем не менее, ты позволяешь себе такие слова.

– Чёрт возьми, Патрик…

– Думаю, мне не стоит напоминать тебе, что ирландцев тоже не жалуют, – зло произнёс Патрик. – И индейцев не жалуют. Не так давно один мой бывший одноклубник из «Ангелов» назвал меня красножопым дикарём. И теперь ты по сути говоришь то же самое – только о других людях.

– Послушай, – Шон заметно смягчился. – Я просто не хочу, чтобы тебя использовали. И потом… Марта и Морин просили меня отвезти их к вам с Дэйвом, и я задумался о том, что… – он замолчал, вероятно, не зная, что сказать.

Патрик горько усмехнулся:

– Меня никто не использует, папа, уверяю тебя. И я никогда не причиню зла ни Марте, ни Морин. И Дэйв тоже. Мне жаль, что ты настолько узколоб.

Шон молчал: в трубке раздавалось лишь тихое сопение.

– Если это всё, что ты хотел сказать, то, пожалуй, нам лучше закончить этот разговор, – отрезал Патрик.

Молчание прервалось тяжёлым вздохом, после чего Шон снова заговорил:

– Помнишь тот разговор о Сэмюэле Райхмане, Пат? Я рассказал тебе не всё. То есть – не совсем всё.

– Сын за отца не отвечает. И именно поэтому я больше не желаю слушать ничего о Сэме Райхмане, папа, – сказал Патрик. – И, будь так добр, оставь в покое Дэвида.

– Сынок, прости, если я тебя обидел. Просто после слов девочек я на какое-то мгновение и впрямь подумал, что…

– Думай, что хочешь, – ответил Патрик и повесил трубку.

На душе было мерзко.

Он чувствовал себя так, словно его обмазали дерьмом.

И никого не хотелось видеть.

Даже Дэвида.

Впоследствии вспоминая тот вечер, Патрик не раз жалел о том, что не выслушал Шона до конца, но на тот момент его поведение казалось ему самым что ни на есть правильным.

Он не желал слушать ничего о Сэме Райхмане.

Ничего.

Возможно потому, что подобно Дэвиду, он боялся узнать.

Но ни за что бы в этом не признался.

Размяв сигарету, Патрик вышел из квартиры и захлопнул за собой дверь.

Он боялся сорваться, боялся выплеснуть на Дэвида всю ту гамму мерзких неприятных чувств, которую испытывал. Боялся, глядя в эти до боли любимые «ледяные» глаза, заорать: «Хренов мудак, из-за тебя родной отец назвал меня шлюхой!» Боялся ударить – не руками, словами. Боялся ранить. Ранить того самого испуганного белокурого мальчика, с нескрываемым ужасом в глазах вжавшегося в угол.

В угол, который он будет повсюду таскать с собой и повезёт его в Хьюстон, Нью-Йорк и Лос-Анджелес.

Закрыв дверь на ключ, Патрик закурил и спустился по ступенькам.

Ему нужно было побыть одному.

Как никогда.

========== Дэвид и Роуэлл ==========

– Думаю, мне не стоит спрашивать, где тебя носило всю ночь, – бросил Дэвид, взглянув через плечо на вошедшего Патрика. – Мы оба свободны, и всё такое… Так и быть, я принимаю твои правила игры.

Патрик поджал губы и покачал головой:

– Не язви, пожалуйста.

Дэвид пожал плечами:

– А почему нет? Как известно, сарказм – лучшая защита от всех пакостей этого мира.

– Дэйв…

– Оставь, – Дэвид сделал предупреждающий жест рукой. – Просто оставь.

– Я катался на байке всю ночь, – Патрик сделал выразительную паузу. – Если тебе всё же интересно.

– Ну раз так, – Дэвид улыбнулся одними уголками губ, но по изменившемуся выражению его глаз было понятно, что он полностью удовлетворён объяснением, – то тем более проехали, – он подошёл к Патрику вплотную и поправил выбившуюся прядь его волос. – Кофе будешь?

Патрик кивнул:

– Не откажусь.

Они прошли в кухню. Дэвид налил кофе в две чашки и поставил одну перед Патриком:

– Держи. Не бог весть какая хрень. Глядишь, когда-нибудь я всё-таки научусь варить нормальный кофе, – он отпил из чашки, поставил на стол пепельницу и закурил. – Знаешь, то падение всё же не прошло бесследно. Я говорил тебе, что разбил левое зеркало заднего вида. Но это, по большому счёту, херня – я могу заменить его сам. Но мне не нравится шум в двигателе. Сначала я решил, что мне показалось. Но нет – действительно шумит. Думаю взять у Дэнни адрес этого Волшебника Страны Оз[1] – ты помнишь, Дэн говорил о нём – и заглянуть к нему. Может быть, даже сегодня.

– Здравое решение, – кивнул Патрик. Он прекрасно знал, какую бомбу замедленного действия представляет собой неисправный мотоцикл, и ему совершенно не хотелось, чтобы Дэвид разъезжал на аварийном байке.

– Не хочешь рассказать, чем тебя так взбесил твой старик? – Дэвид выразительно взглянул на Патрика.

– Как-нибудь в другой раз, – ответил Патрик. Ему действительно не хотелось сейчас углубляться в эту тему.

– О‘кей, – кивнул Дэвид. – Правда, насколько я понял, речь в вашем крайне эмоциональном диалоге шла обо мне. Но не буду настаивать, – он посмотрел на Патрика внимательным оценивающим взглядом. – Отдохнуть бы тебе. Ты бледный. И вид у тебя такой, словно ты не спал неделю, а то и больше. Иди приляг.

– Не нужно, – Патрик покачал головой. – Да и времени нет. У меня сегодня встреча с тем самым редактором журнала. Он ждёт меня в одиннадцать.

– В таком случае, тебе пора выходить, – Дэвид взглянул на часы. – Ну ты это… поосторожнее на дороге.

– Само собой, – отозвался Патрик, вставая из-за стола.

Дэвид тоже встал.

– Удачи тебе, детка, – сказал он и крепко обнял Патрика, от чего последнему стало как-то не по себе.

У него часто бывали подобные ощущения – в последнее время всё чаще и чаще. Он не мог объяснить их природу. Это было похоже на предчувствие. Предчувствие чего-то нехорошего…

Нет, не так.

Предчувствие чего-то чертовски гадкого.

Смотри не вляпайся в дерьмо, детка.

Последняя фраза прозвучала в его мозгу так, словно её произносил чей-то чужой голос, и Патрик услышал её настолько чётко, как будто это происходило в реальности, а не в его голове.

Другая фраза, не имеющая отношения к первой, вдруг всплыла в его сознании, заставив его передёрнуться.

Мне отчего-то всегда везло на дохлятину.

Кто это говорил?

Должно быть, Дэвид, а может быть, и нет…

Патрик не был уверен.

– Дэйв… – тихо произнёс он.

Дэвид слегка отстранился от него:

– Ммм, детка?

Патрик заглянул в его глаза, словно надеясь увидеть что-то, спрятанное глубоко под толщей светло-голубого льда.

Что-то, что он уже видел.

– «Мне отчего-то всегда везло на дохлятину» – это твоя фраза? – спросил Патрик, в глубине души уже зная ответ. – Ты говорил так когда-нибудь?

Дэвид тихо рассмеялся.

– Детка, я мог говорить такое сотни раз, – сказал он. – Потому что мне действительно отчего-то всегда везло на дохлятину. Только с чего ты вспомнил об этом сейчас?

– Сам не знаю, – честно ответил Патрик. – Просто… – он отмахнулся. – Ладно, оставь.

Дэвид покачал головой.

– Странный ты, ей-богу, – сказал он.

Патрик пожал плечами:

– Не буду спорить.

– Ну давай, иди, а то опоздаешь, – Дэвид потрепал его по волосам. – Только обещай, что, если мы не увидимся до вечера, ты позвонишь и расскажешь мне, до чего вы там договорились с этим толстым денежным мешком.

Патрик кивнул:

– Непременно.

– А я пока что созвонюсь с Дэном и, думаю, сгоняю к этому великому врачевателю мотоциклов, – сказал Дэвид.

Патрик промолчал.

Паршивое чувство, медленно поднимающееся откуда-то из самых недр всего его существа, напоминая надвигающуюся лавину, не отпускало, но он твёрдо решил не обращать на него внимания.

*

Роуэлл Аткинсон как раз собрался сделать перерыв и пропустить пару чашек кофе – а то и чего покрепче – когда в дверь постучали.

Джерри он на сегодня отпустил – у мальчика были какие-то нелады с подружкой, и последние три-четыре дня он был мрачнее грозовой тучи, а вчера вечером под конец рабочего дня подошёл к Роуэллу и попросил освободить его от работы на пару дней. Роуэлл, как водится, немного поворчал, изображая из себя «большого босса», но в итоге отпустил Джерри, за что последний был ему очень благодарен.

Поэтому в этот раз Роуэлл не стал взывать к Джерри на всю мастерскую, а сразу же поплёлся открывать дверь.

На пороге стоял высокий светловолосый парень в футболке с рисунком, который Роуэлл в силу своей ужасно близорукости не мог разглядеть. Кажется, это было что-то вроде смерти с косой – образ, любимый всеми современными байкерами.

– Вы Роуэлл Аткинсон? – спросил молодой человек.

– Он самый, – кивнул Роуэлл, доставая из кармана очки и водружая их на нос. В очках он наконец-то разглядел изображение на футболке парня – это была не смерть, а всего лишь Призрачный Гонщик. – Чем могу помочь?

– Хочу, чтобы вы мой байк посмотрели, – парень сунул руки в карманы, оставив большие пальцы торчать наружу. – Левое зеркало разбито, но проблема не в этом. Мне не нравится шум в двигателе.

– Падал? – профессионально осведомился Роуэлл.

– Да.

– Давно?

– Недели три назад.

– Ну давай, сейчас поглядим, – кивнул Роуэлл. – А почему сразу-то ко мне обратился? Посоветовал кто?

Парень кивнул:

– Да. Мой друг. Дэниэл Ричардс, среди байкеров известный как Чингачгук.

– Этот постоянно серьёзный да хмурый чероки? – Роуэлл усмехнулся. – Жутковатый парень. Но правильный. На «Харлее» колесит. А по мне, так кто разъезжает на «Харлее» – тот правильный, – он бросил на парня оценивающий взгляд. – А вот у тебя, малыш, держу пари, какая-нибудь модная японская зараза. Готов побиться об заклад, так оно и есть.

Парень улыбнулся в ответ. Кажется, слова Роуэлла по поводу «правильных» и «неправильных» байкеров его ни капли не задели – скорее, развеселили.

– У меня «Кавасаки», – сказал он.

Роуэлл снова кивнул:

– Видишь – в яблочко, – сказал он. – Старина Роуэлл невооружённым глазом может определить, у кого какой байк – вот так я тебе скажу. Не гляди, что полуслепой, – он поправил очки на переносице. – Ну что ж, сейчас поглядим твой «Кавасаки». Как тебя зовут-то?

– Дэвид. Дэвид Райхман.

– Небось, родственник этого самого Райхмана, – бросил через плечо Роуэлл, пропуская Дэвида вперёд и выходя из мастерской. – Ну, который известный адвокат. Только и мелькает его физиономия по местным каналам. Как бы там ни было, я в наших краях других Райхманов не знаю.

Молодой человек в упор взглянул на Роуэлла, и последнему вдруг стало немного не по себе.

Какой жуткий у этого парня взгляд. Вроде вполне симпатичный малый, но эти глаза…

– Райхман, «который известный адвокат» – мой отец, – сказал парень, не сводя с Роуэлла этих жутких, холодных, почти прозрачных глаз. – Но я не люблю об этом говорить.

Роуэлл ухмыльнулся про себя.

Мальчик из богатой семьи, плохо ладящий с отцом – всё ясно и понятно.

Как бы там ни было, у таких вот «сынков» всегда водятся деньжата, смекнул Роуэлл.

А деньги он очень любил.

– Не любишь говорить – значит, не будем, – кивнул он. – Старина Роуэлл тебя доставать не станет. Дэвид, значит, – тут взгляд Роуэлла упёрся в стоящий напротив мастерской байк, и он едва не прыснул со смеху. – Вот, стало быть, как.

– Что? – не понял Дэвид.

Роуэлл всё же не выдержал и рассмеялся.

– Ты не поверишь, малыш, но, держу пари, мы с тобой заочно знакомы, – сказал он. – Джерри Харольдса знаешь?

– Да. Он мой одноклубник. Из «Ангелов дорог».

– Ну вот. Джерри ведь у меня работает. Помощник он мой, только вот сегодня я его отпустил. Проблемы на личном фронте, такое дело, сам понимаешь, – Роуэлл отмахнулся. – Ладно, не суть важно. Короче, Джерри мне про тебя ой как много рассказывал. Всё о байке твоём говорил да о тебе самом. Даже татуировку себе захерачил, как у тебя.

– Скорпиона? – Дэвид приподнял одну бровь.

– Его самого. Ну бывает же такое, подумать только, – он дружески похлопал Дэвида по плечу, не обратив никакого внимания на его недовольно поджатые губы и попытку отстраниться. – Ладно, займёмся делом. А то старине Роуэллу волю дай – он так до самого заката с тобой и протрендит. Ты ведь, если верить Джерри, в байках шаришь неслабо?

Дэвид заулыбался:

– Вроде как.

– Ну, значит, с тобой уже проще, – кивнул Роуэлл, внутренне радуясь тому, что к нему занесло такого денежного клиента.

Надо будет позвонить этому Дэнни и поблагодарить, подумал он.

Кажется, в последнее время ему постоянно везёт – не спугнуть бы удачу.

С этими мыслями Роуэлл подошёл к массивному чёрному «Кавасаки».

[1]Персонаж популярной в США детской книги американского писателя Лаймена Фрэнка Баума «Удивительный Волшебник из Страны Оз», практически полным аналогом которой является русскоязычная сказочная повесть А.М. Волкова «Волшебник Изумрудного Города».

========== Тварь ==========

Достать ключ от дома не оказалось проблемой: для прислуги слов сына хозяина оказалось более чем достаточно.

Дэвид взглянул на часы.

Была половина третьего.

Настроение у него было самое что ни на есть паршивое: байк пришлось оставить в мастерской Роуэлла Аткинсона. Аткинсон пообещал разобраться с двигателем так скоро, как только получится.

Раз уж день начался так неудачно, посещение этой дурацкой папиной библиотеки его сильнее не испортит. С этой мыслью Дэвид повернул ключ в замке.

Служанка, должно быть, недавно ушла. Дэвид знал, что она приходит утром и уходит где-то в районе часа дня.

Он не ошибся: дом был пустым.

Сэм, насколько Дэвиду было известно, планировал вернуться в пятницу.

Сегодня среда. Только среда.

Всего лишь среда.

Нечего бояться.

Он запер дверь изнутри. На ключ. На два оборота. А также на расположенную над замочной скважиной массивную щеколду.

На всякий случай.

Сунув ключ в карман, Дэвид взял в стоящем в холле секретере ключ от библиотеки и начал подниматься по ступенькам.

Ему казалось, что каждый его шаг отдаётся гулким эхом в этом огромном доме, напоминающем большого неуклюжего монстра.

Дом-монстр.

Дом-склеп.

Где-то в соседнем дворе залаяла собака, и это заставило Дэвида вздрогнуть, а после – тихо рассмеяться над собственным страхом.

А ты, оказывается, ссыкло, детка.

Он вспомнил тот случай в библиотеке, когда, пялясь в этот проклятый угол, он едва не намочил штаны. Как ни странно, это придало ему сил.

Не стоит больше так пугаться.

Здесь нечего бояться, это всего лишь дом.

Дом, в котором прошли самые несчастные годы твоей жизни. Всего лишь. Подумаешь. Чего уж там. Да, детка?

Дэвид на пару секунд замер перед дверью в библиотеку.

После чего уверенно вставил ключ в замок, повернул его и вошёл.

*

В библиотеке, как обычно, было темно. Несмотря на ясный, солнечный день.

Почти все дни в Денвере были ясными и солнечными. Но это не касалось библиотеки. Ни когда она уже стала собственно библиотекой, ни когда она ещё была комнатой юного Дэвида Айзека Райхмана.

Здесь всегда царил полумрак – несмотря на поднятые жалюзи. Все цвета выглядели в этом месте какими-то…

Приглушёнными?

Да. И тусклыми.

Дэвид огляделся по сторонам.

Книги, брошенные им второпях на письменном столе в день его последнего визита, по-прежнему валялись там же.

По-видимому, служанка оставила всё так, как было, рассудив, что не стоит трогать книги. А сам Сэм всё это время сюда не заходил.

Ещё раз оглядевшись по сторонам, Дэвид решительно захлопнул дверь в библиотеку.

Он чувствовал, что должен это сделать. Что должен на какое-то время оторваться от всего внешнего мира.

«Я уверен, что тебя это освободит. Я не сказал, что тебе сразу станет хорошо. Но тебе нужно это сделать».

Фраза, сказанная голосом Патрика, прозвучала в его голове, и это придало сил.

Подойдя к углу, образованному двумя стенами библиотеки, он кончиками пальцев коснулся стен – сначала одной, затем другой. И его накрыли воспоминания. Он вспомнил, что когда-то эти стены были не светло-бежевыми, как сейчас, а голубовато-зелёными. Вот тут, напротив одной из них, стояла его кровать, а там, возле окна – письменный стол, напоминавший большую школьную парту, за которым он делал уроки.

Дэвид закрыл глаза.

Угол больше не пугал его – нет.

Он словно обволакивал со всех сторон, замаскировавшись из злобного монстра, коим он был в прошлый раз, в доброго душевного рассказчика.

*

– Мама, я не хочу ложиться спать. Я боюсь засыпать один.

Рейчел наклонилась к нему и поцеловала его в щёку. Её светло-золотистые локоны очень потускнели с того самого времени, как…

– Мама, а Эсти сейчас на небесах?

Рейчел кивнула:

– Она в Раю, Дэйви. Все дети, которые умирают, попадают в Рай.

– Потому что они ещё не успели нагрешить?

Рейчел снова погладила его по голове:

– Да, малыш. Именно поэтому.

– А тот, кто сжёг наш дом – он попадёт в Ад, мама?

Правильное красивое лицо Рейчел, так сильно постаревшее и осунувшееся за последнее время, казалось, помрачнело ещё сильнее.

– Я не знаю, будет ли он гореть в Аду, Дэйви, – неожиданно резко произнесла она, – но я бы очень этого хотела. Очень. И я буду молиться за то, чтобы тот, кто сделал это, горел в Аду.

– А я не хочу, чтобы он горел в Аду.

– Дэйви, что ты такое…

– Да, не хочу! Я не знаю, где он – этот Ад! И есть ли он вообще! Я хочу, чтобы ему было плохо здесь, на земле!

– Дэйви…

– Я вырасту и убью его.

Рейчел крепко прижала сына к себе. По горячим мокрым дорожкам на её щеках Дэвид понял, что она плачет.

– Не надо тебе никого убивать, Дэйви, – сказала она. – Вот тебе – не надо.

Дэвид уткнулся в потускневшие золотистые волосы матери, изо всех сил стараясь не расплакаться сам.

Нельзя.

С ней – нельзя.

Он мужчина.

Он должен защищать её.

От всех.

*

Открыв глаза, он обнаружил себя сидящим на полу.

На щеках были такие же горячие мокрые дорожки, как и те, что он чувствовал на щеках матери в тот злополучный день. Но сейчас ему не было за них стыдно.

*

Он лёг спать рано. В тот день. И почему-то сразу уснул.

Проснулся он среди ночи.

Его что-то разбудило… или кто-то. Да, его разбудили крики.

Доносящиеся из кабинета отца.

Дэвид прислушался.

– Думай, что говоришь, женщина! – орал отец.

Мать пьяно рассмеялась. Она начала пить – Дэвид знал об этом. Всё чаще и чаще он ощущал исходящий от неё дрянной запах. И каждый раз ему хотелось закричать «мама, остановись, не надо больше!»

И каждый раз он молчал.

Не от страха – из любви к ней.

– Пошёл ты, – сказала Рейчел.

– Говори, что хотела, а потом проваливай! – вновь заорал Сэм. Дэвид в мыслях часто называл его Сэмом. «Не мистер Райхман – просто Сэм. Не «папа» – просто Сэм». – Проваливай из моего кабинета, пьянь, поняла?!

Затем донёсся голос матери – такой любимый, такой родной. Негромко, но до ужаса чётко она произнесла:

– Я знаю, что ты сделал. Я всё знаю, Сэм. Ты можешь отнекиваться хоть до Судного Дня, говоря, что это не так, но я всё равно не поверю. Ты убил Эстер. Ты убил мою крошку Эсти. Зачем?

– Идиотка! – заорал Сэм. – Пьяная безмозглая идиотка! Как тебе в голову могло взбрести, что я способен убить собственного ребёнка! Я любил свою дочь! Я тратил огромные суммы на то, чтобы вылечить её или хотя бы как-то уменьшить её страдания! Как ты могла даже подумать о таком, пьяная скотина!

Они говорили ещё что-то, точнее, кричали, оба, но он не расслышал. Колени дрожали, и руки тоже, но, он всё же слез с кровати и, стоя на четвереньках, припал ухом к полу.

Ему было страшно. Ему было жутко.

Но детское любопытство пересилило всё остальное.

И то, что он услышал, заставило его сначала вскочить на ноги, а затем вновь опуститься на пол и уползти в угол. На четвереньках, словно маленький испуганный зверёк.

– Да, я убил её. Я убил нашу ублюдочную дочь. Я придушил её подушкой с белой кружевной наволочкой, на которой ты вышила её инициалы. Эта маленькая дрянь даже пыталась сопротивляться, знаешь. Но я всё равно её душил. Душил и душил. Пока она не затихла.

Он изо всех сил вжался в угол – вжался так сильно, что это отдалось болью в области лопаток, но он не обратил на это никакого внимания.

Рейчел что-то ответила – он не расслышал.

Но очень отчётливо расслышал слова своего отца:

– Не поймали в первый раз – не поймают и во второй. Мало ли, кто мог убить моего сына. У евреев всегда много врагов. У богатых и влиятельных евреев – тем более. Так что слушай меня сюда, Рейчел. Позволишь себе хоть где-то заикнуться о том, что я убил Эстер, – и я отправлю Дэвида вслед за его сестрёнкой. Если хочешь, чтобы твой первенец был жив и здоров, – молчи, Рейчел. Молчи. Никому ни слова. И с Дэвидом будет всё в порядке.

Голос матери – такой тихий и вместе с тем до ужаса пронзительный – прорезал воцарившуюся на пару секунд удушающую тишину.

– Дрянь, – сказала она. – Он ведь и твой сын тоже.

Дэвид ещё сильнее вжался в угол.

Ему хотелось спрятаться, убежать, стать невидимым.

Но вместе с тем им овладевали и другие чувства.

Злость. Обида. И ненависть. Жгучая ненависть. И когда он, наконец, решился поднять спрятанную в коленях голову, его глаза смотрели прямо и открыто.

И – холодно.

Он сам чувствовал это.

На лестнице послышались громкие шаги, и он хотел выбежать из комнаты.

Но не смог.

Он словно прирос к углу.

Всем своим телом.

Всем своим существом.

*

Дэвид сидел в углу, вжавшись в него, так же, как тогда, в ту злополучную ночь. И даже боль в лопатках была такой же.

Щёки были мокрыми от слёз, тело бил озноб.

Чёртова тварь, словно восставшая из Ада, которая по иронии судьбы называлась его отцом, убила его сестру.

Беззащитную восьмилетнюю девочку.

Которая пыталась сопротивляться… сопротивляться из всех своих последних детских сил…

Эта тварь придушила её подушкой с вышитой кружевной наволочкой.

Тварь

Тварь.

Тварь.

Откуда-то изнутри поднималось то самое чувство, которое Дэвид уже знал и которого сам боялся.

Он ведь сын этой твари, плоть от плоти его.

А значит, он отчасти тоже тварь.

Только тварь может расквитаться с тварью. Только другая такая же тварь.

Он обхватил голову руками, изо всех сил подавляя желание закричать.

Его отец будет гореть в Аду.

Он заплатит.

И не на том свете – на этом.

Здесь.

На земле.

Тварь.

*

Выходя из дома и запирая дверь на ключ, он чувствовал себя так, словно запирает дверь склепа.

Дэвид усмехнулся собственным мыслям.

Не случайно эта мерзкая громадина всегда напоминала ему склеп.

По щекам вновь побежали горячие дорожки, и он небрежно смахнул их.

Ты будешь гореть в Аду, папочка.

Тварь.

========== Пытка ==========

Он бесцельно бродил по городу, сам не ведая, куда и зачем он идёт, и всё это напоминало одну длинную, жестокую, кажущуюся бесконечной пытку.

Ему хотелось разрыдаться. Хотелось напиться. Хотелось кого-нибудь избить. Хотелось, в конце концов, снять какого-нибудь милого мальчика и трахнуть жёстко и грубо, выпустив на волю ту часть своей натуры, которую он больше не позволял себе выпускать с Патриком. После той первой ночи – никогда.

Последняя мысль заставила его губы скривиться в горькой усмешке.

Неудивительно – он ведь тварь, сын твари, плоть от плоти его.

Тварь от твари.

Наткнувшись на какой-то паршивый бар, он зашёл туда и заказал двойной виски.

Потом ещё один.

И ещё.

И ещё.

Алкоголь притуплял сознание, растекаясь по телу приятным теплом, и на какое-то время он расслабился.

Не было мыслей, не было эмоций, не было ничего.

Он автоматически опрокидывал стакан за стаканом, уже не ощущая вкуса.

А затем всё вдруг вернулось, вернулось с новой, даже возросшей силой, и чувства захлестнули такой мощной волной, что хотелось закричать. И ему казалось, что, словно откуда-то издалека, он слышит собственный, полный боли, отчаяния и негодования крик.

Нужно убираться отсюда. Убираться как можно быстрее.

Пока он не наломал дров.

Он знал, что может.

Он знал, что хочет.

Он ведь тварь от твари.

Допив до дна последний стакан («да-да, ты ещё и алкоголик, детка – только они допивают всё до последней капли»), он расплатился и направился к выходу.

Он почти физически ощущал, как на его лице ходят желваки, и как руки непроизвольно сжимаются в кулаки.

И он не был уверен, что способен сейчас владеть собой.

Нет, он совсем не был в этом уверен.

*

Патрик взглянул на часы.

Была половина первого ночи.

Телефон Дэвида не отвечал – Патрик звонил ему несколько раз.

Безрезультатно.

Патрик волновался.

Очень волновался.

И воцарившаяся в квартире гробовая тишина, лишь изредка нарушаемая едва слышными шагами кошачьих лап, только усиливала это волнение.

Ветер беззвучно трепал занавеску.

Над кроватью покачивался ловец снов.

Тишина.

Она давила, угнетала и, казалось, кричала ему о чём-то.

О чём-то таком, что его индейская натура могла бы понять и воспринять, но… что-то мешало.

Словно кто-то незримый закрыл доступ к информации.

Патрику было знакомо это чувство.

Он не любил его.

И больше всего его беспокоило то, что это отвратительное ощущение усиливалось все последние дни.

Как будто что-то рвалось к нему из самых недр его существа… но не могло прорваться.

На лестничной клетке послышались шаги. В замке повернулся ключ.

Патрик вскочил на ноги и выбежал в коридор. В тот же момент дверь распахнулась.

И то, что предстало перед его глазами, больно ударило в сердце.

Дэвид был пьян.

Очень пьян.

Он едва держался на ногах.

Патрик сделал шаг вперёд:

– Дэйв…

Дэвид захлопнул дверь ногой и пьяно расхохотался, опираясь на дверной косяк.

– Кажется, я не в лучшем виде, детка, – сказал он.

Патрик кивнул:

– Да, Дэйв. Ты не в лучшем виде.

– Только не говори, что волновался обо мне, – Дэвид поднял вверх левую руку. Жест вышел слишком широким и размашистым – как обычно бывает у пьяных людей. – Ты ведь не мой папочка.

– Я не твой папочка, Дэйв. Конечно. Но я тебе звонил. И я действительно волновался.

Дэвид криво усмехнулся:

– А как же все твои индейские примочки, Пат? Мы оба свободны, индейцы никому не принадлежат. Равенство, свобода, братство, – он снова усмехнулся. – Так что не отклоняйтесь от курса, сэр.

– Дэйв. Ты пьян. Тебе надо проспаться, – Патрик подошёл поближе и положил руку ему на плечо. – Идём, я помогу тебе.

Дэвид вновь пьяно рассмеялся, уткнувшись в его плечо:

– Блядский боже, детка, от меня воняет, как от грёбаной свиньи.

Дэвид посмотрел Патрику в глаза и, казалось, почти повис на нём. Его шатало – Патрик это ощущал. От него действительно за версту несло алкоголем, но к такому Патрик был привычен.

Его пугало другое.

То, каким глубоким, полным боли взглядом смотрели эти светлые «ледяные» глаза.

– Идём, я уложу тебя в постель, – сказал Патрик.

Дэвид провёл кончиком пальца по его губам.

– Пойду, если обещаешь отсосать, – сказал он.

Патрик покачал головой:

– Пошёл ты.

– Что, смущает моя пьяная рожа и мерзкий запах перегара? – Дэвид ухмыльнулся.

Боль. Сколько боли… Как, почему, откуда…

Патрик посмотрел ему в глаза:

– Дэйв, у тебя что-то случилось?

Дэвид вернул взгляд, который на какое-то мгновение вдруг стал на удивление трезвым.

– Да, – сказал он. – У меня «что-то случилось», Пат. Но не сегодня. Двенадцать лет назад у меня «что-то случилось». Одна мерзкая тварь убила мою сестру. Не сожгла заживо, как утверждало следствие и писали газеты – нет. Она её задушила. Задушила подушкой с белоснежной кружевной наволочкой. Вот так просто взяла и задушила. Ребёнка легко задушить, знаешь… – по щекам Дэвида катились слёзы, но он не обращал на них внимания. – Дети – они ведь такие… хрупкие.

– Дэйв, откуда ты…

Дэвид сжал руку Патрика в своей.

– Эта тварь – мой отец, Пат, – сказал он.

– Ты…

– Да. Я знаю. Я всё вспомнил. Он сделал это. Сам. Своими собственными погаными руками. Я слышал это тогда – сидя в своей комнате, в том самом углу. Который ты рисовал. Он говорил об этом моей матери, и я всё слышал. Наверное, у меня был шок, потому что потом я всё забыл. Он это сделал, Пат. Это сделал мой отец, это сделал мой отец!

Последние четыре слова Дэвид выкрикнул в давящую тишину квартиры. После чего резко отстранил Патрика и медленно сполз по стене.

– Это сделал мой отец, – повторил он. – И он заплатит, Пат. Он заплатит.

Патрик уже не слышал этих слов.

В его голове всё ещё звучал дикий, почти истерический крик Дэвида «это сделал мой отец, это сделал мой отец!»

И он изо всех сил старался перестать слышать этот крик, чтобы вернуться в мир.

В расколовшийся надвое, навсегда изменившийся мир.

========== Разговоры ==========

Дэвид уснул только под утро.

Полночи он просто сидел на полу, прислонившись к стене.

Он говорил ещё, и много. Речь его была сбивчивой, как у любого пьяного человека, но Патрик всё понимал. Он как будто физически ощущал весь этот огромный комок боли. Комок, который был в нём всегда, но только сегодня Дэвид узнал его причину. Комок вырезали острым ножом вместе с кусками живой плоти, но легче от этого не становилось. Пускай и извлечённый, он лишь увеличивался, и боль разрасталась, словно затаившаяся в недрах казавшегося здоровым тела раковая опухоль. И Патрик слушал, отчаянно пытаясь хотя бы частично принять на себя эту боль и всем своим существом желая, чтобы Дэвиду стало легче.

И уже знал – не станет. Не станет ровно до тех пор, пока не будет наказан виновный.

Его родной отец.

В промежутках между этими холодящими кровь, полными отчаянного страдания монологами Дэвиду становилось плохо. Его тошнило и рвало. И Патрик не был удивлён, когда между доносившимися из туалета отвратительными звуками рвоты он слышал неровные тихие всхлипывания.

Патрик молчал. Ничего не говорил и ничего не спрашивал. Просто потому, что чувствовал: сейчас он не имеет права на слова.

Они не нужны.

Ни ему, ни Дэвиду.

И лишь когда полный всё той же вымученной боли взгляд «ледяных» глаз устремился прямо на него, Патрик рискнул заговорить.

– Что ты будешь делать? – спросил он.

– Ты хочешь узнать, собираюсь ли я отомстить? – голос Дэвида звучал тихо и непривычно хрипло.

Патрик кивнул:

– Да.

Дэвид горько усмехнулся.

– А ты – хотел бы? – спросил он, глядя на Патрика в упор. – Если бы так поступили с твоими близкими людьми – ты хотел бы отомстить, Пат? – неожиданно он негромко рассмеялся, и смех был таким же горьким. – Чёрт побери, я отвечаю вопросом на вопрос, как самый настоящий грёбаный жид.

Патрик сел рядом с ним.

– Да, я хотел бы, – ответил он. – И я понимаю, что ты чувствуешь…

Дэвид резко замотал головой.

– Не понимаешь, – сказал он.

Патрик сжал его руку в своей.

– Хорошо, пускай не понимаю, – согласился он. – Ты прав, это твоя боль, и никто не может понять этого до конца. Я лишь хотел сказать, что боюсь за тебя, Дэйв.

Очередная горькая усмешка искривила губы Дэвида:

– Боишься – за меня?

Патрик кивнул:

– Да. Боюсь. Ты можешь наломать дров.

Дэвид облизнул пересохшие губы.

– Не бойся, детка, – сказал он. – Я не собираюсь убивать своего старика. Это было бы слишком гуманно.

– Тогда что…

– Я хочу, чтобы он сел в тюрьму, Пат. Я хочу, чтобы эта вшивая гнида села в тюрьму, – Дэвид посмотрел Патрику в глаза. – Я понимаю, что это будет крайне сложно устроить. Так называемый «виновный» уже наказан. Дело закрыто. Мои детские воспоминания – не доказательство, к тому же, это будет моё слово против слова отца – уважаемого человека. Но я всё равно посажу его, Пат. Ещё не знаю, как. Но сделаю. Непременно. Клянусь, что посажу.

Назад к карточке книги "The Green Suitcase: Американская история (СИ)"