Текст книги "The Green Suitcase: Американская история (СИ)"
Автор книги: Блэк-Харт
Жанр:
Слеш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)
– А я сказал хоть слово о сексе? Я сказал «любил». Наклонись-ка. Я соскучился по твоим губам.
– С одним только условием.
– Ммм?
Тыльной стороной ладони Патрик провёл по подбородку Дэвида и неожиданно сильно сжал его пальцами.
– Ещё раз скажешь мне, что я сучка – и я тебя действительно убью, – сказал он. – Я вырву твою челюсть, как было принято у мохаве, и повешу себе на грудь.
Дэвид тихо рассмеялся, откинув голову назад. После чего взглянул Патрику в глаза.
– Обещаю больше никогда так не говорить, – сказал он. – Я же не могу допустить, чтобы из-за меня ты превратился не просто в убийцу, а ещё и в некрофила, таскающего на себе кусок меня.
– Если бы ты действительно умер, и мне пришлось бы сжигать твоё тело, я непременно оставил бы себе на память какой-нибудь кусочек тебя.
Дэвид покачал головой, изображая на лице нарочитый ужас:
– Дикарь несчастный.
– Счастливый. Потому что ты жив. Мне до сих пор стыдно перед беднягой Джерри за то, что я так обрадовался, увидев в морге его.
– Ты был рад, что это не я. Так что не стыдись. Кажется, ты меня действительно любишь.
– Конечно, люблю, хренов ты мудак. Всегда любил.
Дэвид притянул его к себе. Поцеловал грубо и по-мужски. Патрик прижался к нему всем телом, отвечая на поцелуй с дикой, неконтролируемой жаждой. Он так скучал по этим грубым настойчивым поцелуям со вкусом пива и табака. Всё тело горело от страсти – такой напряжённой, что она переходила в боль.
– Запри эту чёртову дверь, – выдохнул Дэвид, отрываясь от него. – Запри на ключ.
Патрик запер. И когда он вернулся к Дэвиду, больше не было слов. Были только поцелуи, грубые мужские ласки, стиснутые от боли первого вторжения зубы, взгляд глаза в глаза и сжатые до побелевших костяшек руки.
Как раньше.
Как всегда.
*
Сэм Райхман сидел в своём кабинете.
Перед ним стояла чашка крепкого чёрного кофе, в руке дымилась сигара.
Он просмотрел сегодняшние газеты. В паре местных были некрологи, выражение соболезнований ему, Сэму. Один некролог был от местной еврейской диаспоры во главе с Джозефом Цукерманом, другой – от ассоциации денверских юристов.
Сэм Райхман тоже изменился. Он снова был жертвой, но на этот раз его горе было настолько нелепым и ужасающим, что казалось почти гротескным. Он, Сэмюэл Райхман, преуспевающий адвокат, один из самых богатых людей в еврейской диаспоре. Сэмюэл Райхман, которого благодарные клиенты называли добрым волшебником. Такой успешный, привлекательный, богатый. И – такой несчастный. Потерявший всю свою семью. Испытываемый Небесами, словно несчастный Иов. «Более всего Господь испытывает тех, кого любит» – так говорил о Сэме Цукерман. Сэмюэл Райхман, такой добропорядочный и благообразный, разумеется, не заслужил таких страданий, которые выпали на его долю. Но что поделать, видимо, Господь так возлюбил Сэма, что послал ему столько ужасных испытаний. Как одному из лучших.
Джозеф Цукерман, старина Джозеф Цукерман. Он всегда славился красноречием.
Зазвонил мобильный телефон. Увидев на дисплее незнакомый номер, Сэм пожал плечами, словно молчаливо беседуя с самим собой, и нажал клавишу приёма вызова.
– Слушаю, – сказал он.
– Мистер Райхман… это я… Роуэлл Аткинсон.
– Я ведь просил не звонить по этому номеру, – с раздражением бросил Сэм.
– Простите, мистер Райхман, просто…
– Ладно. Говори, что у тебя.
– Боюсь, это не телефонный разговор, мистер Райхман. Мы могли бы встретиться?
Сэм взглянул на часы.
– Я свободен ровно до половины третьего, – сказал он. – Тебя это устроит?
– Конечно.
– Тогда через полчаса жду тебя на том же месте, – сказал Сэм и, не дожидаясь ответа, повесил трубку.
Чёртов Аткинсон, понадобилось ему позвонить.
Хотя, по большому счёту, это всё совершенно не подозрительно. Аткинсон ремонтировал мотоцикл его сына как раз перед аварией, вполне возможно, что Сэм так же, как и полиция, интересовался подробностями гибели сына. Это было абсолютно логично.
Сэм усмехнулся собственным мыслям.
Неплохой вариант, если вдруг кто-то увидит его с Аткинсоном или проверит исходящие звонки последнего. Хотя тот и звонил с бог весть какого номера, полиция вполне может всё выяснить.
Поэтому и нужны варианты.
Варианты у Сэма были в запасе всегда.
[1]Психологический триллер, снятый Альфредом Хичкоком; его действие по большей части происходит в уединённом загородном мотеле, которым управляет психически больной мужчина, страдающий раздвоением личности.
========== Три состояния ==========
– Тебе нельзя сейчас возвращаться в Денвер, – Патрик приподнялся на локте и закурил. – Думаю, ты и сам это понимаешь, иначе не залёг бы на дно.
Дэвид кивнул и потянулся за футболкой:
– Конечно, понимаю. Ты вроде как хотел мне кое-что ещё рассказать? Валяй.
– Да. Хотел. И это тоже касается твоего отца.
Дэвид ничего не сказал в ответ – лишь вопросительно взглянул.
– Короче, слушай, – начал Патрик. – Когда произошла эта трагедия с Эстер, мой отец служил в полиции, и эта история его заинтересовала. Он сразу не поверил в то, что главный подозреваемый и есть убийца.
Дэвид покачал головой.
– Только не говори мне, что твой старик решил копнуть поглубже, – сказал он.
Патрик кивнул:
– Решил. Ещё как решил. Он начал собирать информацию об этом деле. И чем глубже он копал, тем всё более интересные факты ему открывались. Например, он никак не мог найти логичного объяснения тому, почему же твоему отцу так срочно понадобилось выйти из дома в тот самый день и зачем он отпустил сиделку. Но, когда он попытался намекнуть на это своему начальству, ему недвусмысленно дали понять, что не стоит копаться в этом, тем более, что подозреваемый полностью признал свою вину. Это тоже казалось отцу странным. Он был уверен, что на Стюарта Доннели, в итоге признанного виновным, оказывали давление. И если так, значит, кому-то было выгодно покрывать настоящего убийцу. Как бы там ни было, отец не угомонился даже после вполне конкретного предупреждения своего начальника. Он продолжил собирать сведения. Само собой, в конце концов это дошло до руководства, и отцу сказали теперь уже прямым текстом, что либо он прекращает совать свой нос, куда не следует, либо ему придётся сдать значок и удостоверение, – Патрик посмотрел Дэвиду в глаза. – В тот же день он сдал значок.
Дэвид смотрел на него, всё ещё не веря до конца в происходящее.
– Чёрт побери, Пат, – произнёс он, наконец. – Получается, что твой отец был вынужден уйти со службы из-за моего, – Дэвид усмехнулся. – Надо же, как тесен мир.
– Не то слово.
– Теперь я понимаю, почему он так возражал против нашей дружбы, – сказал Дэвид. – Я буду называть это дружбой, ты ведь не против? – он улыбнулся одними губами.
Патрик тоже улыбнулся:
– Совершенно не против.
– По большому счёту, мой отец сломал ему карьеру в полиции, – Дэвид прищурился. – Я даже и предположить ничего подобного не мог. Такими темпами я, глядишь, поверю в так называемую судьбу, а потом – ещё и в этого ужасного бога.
– Тебе совсем необязательно начинать верить в судьбу и «ужасного бога», Дэйв. Просто в жизни иногда случаются странные совпадения.
– Более чем странные.
– Тебе нельзя оставаться в этом месте, – сказал Патрик. – Оно слишком… слишком…
Патрик замолчал, не зная, что сказать. Он не мог подобрать слов. Это место было слишком гадким, но не в общеизвестном смысле. Оно было гадким именно для Дэвида, и Патрик ощущал это всеми фибрами своей души. Этот маленький придорожный мотель как будто мог раскрыть в Дэвиде ту его часть, которую он сам до конца не осознавал. Он мог вытащить из самых потаённых уголков подсознания его ту самую врождённую изощрённую жестокость.
Патрик не мог объяснить, почему ему так кажется. Он просто так чувствовал. И это ему очень не нравилось.
«Ледяные» глаза посмотрели на него в упор. Патрик знал этот взгляд. Дэвид смотрел так тогда, когда был не согласен.
– И чем же тебе не нравится этот поганый мотель? – спросил он.
– Тем, что здесь ты рано или поздно сопьёшься.
Дэвид тихо засмеялся.
– Твоя правда, – сказал он. – Это место и впрямь удивительно располагает к этому. Кстати, как там Мози? Ты ничего не говорил про него.
– Отлично. Живёт в моей комнате.
– Твоя мачеха любезно позволила тебе притащить его в дом?
– Я её не спрашивал. Но – не поверишь – она даже не пыталась возразить. Девочкам он нравится, – Патрик затянулся сигаретой и выпустил дым, слегка поморщившись. – Между прочим, ты должен выплатить компенсацию за моральный вред моим сёстрам, засранец. Бедняжка Морин рыдала так, что мы её едва успокоили.
Дэвид покачал головой:
– Я даже не думал, что они так привязались ко мне.
– Не поверишь – я тоже. Так что, когда «воскреснешь» – принесёшь им личные извинения, Дэвид Райхман, и никак иначе.
– Не произноси эту фамилию, – сказал Дэвид, и губы его сжались в тонкую упрямую полоску. – Я ненавижу её. Она не моя.
– Как скажешь, Дэйв, – ответил Патрик, – просто…
– И ещё, Пат, – Дэвид положил руку ему на плечо, неожиданно сильно сдавив. – Я «воскресну» только в одном случае.
– Если больше не будет опасности для тебя?
– Нет. Если я буду знать, что отомстил всем этим гнидам.
Дэвид поднялся с кровати, прошёл через комнату к окну, после чего обернулся и посмотрел прямо на Патрика, заставив его оторопеть. Почему-то сейчас Дэвид выглядел величественно. Вся его поза, осанка, взгляд – ещё более холодный и пронзительный, чем обычно – всё делало его похожим на какого-то «благородного злодея», и Патрик впился глазами в своего друга и любовника, словно силясь впитать каждую мелочь этого нового, поразившего его воображение образа.
– Я не хотел втягивать тебя в это, Пат, – отчётливо чеканя каждое слово, произнёс Дэвид. – И сейчас не хочу. Ты волен встать и уйти в любой момент, и я обещаю, что никогда не буду осуждать тебя за это. Но пойми. Просто жить после этого я уже не смогу. Не смогу, даже если буду наверняка уверен, что меня никто не тронет. Они должны заплатить, Пат, – Дэвид слегка подался вперёд, две светло-голубые льдинки, не отрываясь, смотрели на Патрика. – Они должны заплатить. Все. Каждый из них. Понимаешь?
Патрик подошёл к Дэвиду и положил руки ему на плечи.
– Понимаю, – одними губами произнёс он.
Но этого было достаточно.
Дэвид взял руку Патрика в свои и поднёс к губам – не целуя, а как будто согревая.
– Помнишь, я говорил тебе про старый зелёный чемодан моей матери? – спросил он.
– Да.
– Он лежит в моей квартире под кроватью.
– Под кроватью?
Дэвид кивнул:
– Знаю, это глупо. Это более чем глупо. Просто в детстве я хранил его под кроватью, поэтому решил не отступать от старой традиции, – он усмехнулся. – Любовь к традициям когда-нибудь убьёт мой народ, если ещё не убила, – он наклонился и легко коснулся губами кончиков пальцев Патрика. – Принеси его мне, Пат. Принеси. Он мне нужен.
– Зачем? – спросил Патрик, вдруг вспомнив то, что совсем недавно он думал об этом самом чемодане и хотел забрать его из квартиры Дэвида.
– Так надо, – ответил Дэвид.
На какое-то мгновение у Патрика мелькнула мысль, что такой Дэвид его пугает, но он задавил её в зародыше.
Он был жив.
Это главное.
*
– Ты говоришь, он пропал, – Сэм Райхман курил сигару, опираясь на бампер своего автомобиля. – Как это – пропал?
– Думаю, он свалил к своей девчонке, – Роуэлл Аткинсон отшвырнул в сторону окурок и сплюнул на землю.
– Полагаю, если я скажу тебе, что плевать на землю – грех, это вряд ли тебя образумит, – усмехнулся Сэм. – Поэтому я скажу иначе: не веди себя как свинья, Роуэлл. Не в моём присутствии.
Роуэлл кивнул:
– Простите, мистер Райхман.
– Что ты сказал этому пустоголовому детективу?
– Что и собирался говорить, если бы Джерри не пропал, – ответил Аткинсон. – Что он завидовал вашему… вашему сыну. И всё такое.
– Ясно.
– Я всё сделал правильно, мистер Райхман?
– Да, – Сэм затянулся сигарой. – Думаю, да. Теперь полиция наверняка решит, что твой бывший помощник скрывается, – он усмехнулся. – Нам это даже на руку.
Роуэлл мрачно кивнул.
Он нервничал.
Очень нервничал.
А нервничать Роуэлл Аткинсон ужасно не любил.
Дались ему эти грёбаные деньги, дался ему этот грёбаный Сэмюэл Райхман вместе с его зажравшимся сынком!
Всё зло от евреев, это уж точно.
Аткинсон усмехнулся про себя, но вслух ничего не произнёс.
*
В то самое время, когда Патрик смотрел, не отрываясь, в «ледяные» глаза Дэвида, а Аткинсон размышлял про себя о происхождении вселенского зла от детей израилевых, Шон О’Хара извлёк из старой, пылившейся все эти годы на чердаке коробки старую потрёпанную папку.
Которую он не раскрывал все эти годы.
С тех самых пор.
Почему-то сейчас ему захотелось открыть её.
========== Шестерёнки ==========
Патрик вернулся в Денвер ближе к ночи.
Шон не спал; ещё подходя к дому, Патрик увидел в окне его силуэт. Отец сидел в кресле и читал книгу.
– Не хочешь рассказать, где ты был? – осведомился Шон, как только Патрик вошёл в холл. – Нет-нет, я всё понимаю, Пат. Ты уже взрослый и всё такое. Но, как ни крути, я твой отец. Ты мог бы хотя бы предупредить, когда вернёшься. А не просто молча исчезнуть и внезапно появиться ночью.
– Я встречался с друзьями.
– Теми самыми, из клуба?
– Да. Теми самыми.
– Тогда, думаю, тебе будет интересно узнать, что тебе звонил твой друг Дэнни Ричардс. Который, если мне не изменяет память, и есть лидер вашего клуба, – Шон подался вперёд и сложил руки шпилем. Сейчас он, как никогда, был похож на старого доброго детектива, проводящего допрос подозреваемого. – Твой мобильный не отвечал, и Дэнни позвонил сюда, – Шон усмехнулся. – Полагаю, среди друзей, с которыми ты провёл весь сегодняшний день после работы, его не было.
Патрик присел на диван напротив отца.
– Да, его там не было, – сказал он. – Но, думаю, это не повод проводить допрос с пристрастием. Ты ведь уже не полицейский, папа. А я – не подозреваемый.
– Кстати, о полицейских и подозреваемых, – продолжил Шон, нарочито проигнорировав выпад сына. – Я понимаю, как был тебе дорог Дэвид, поэтому подумал, что тебе будет интересно знать, при каких обстоятельствах он погиб. По старой дружбе я позвонил Джонатану Уильямсу. Он был рад меня слышать и сам начал разговор о том, что на днях беседовал с тобой по поводу гибели Дэвида Райхмана. Так вот, – Шон откинулся на спинку кресла и посмотрел сыну в глаза, – полиция пришла к выводу, что это было преднамеренное убийство. Тормозная система в мотоцикле, принадлежащем твоему другу, была повреждена.
– Подозреваемый уже есть? – спросил Патрик, чувствуя, как внутри у него всё холодеет.
– Насколько мне известно, главным подозреваемым считается помощник владельца ремонтной мастерской, – ответил Шон.
– Помощник владельца? – не веря своим ушам, переспросил Патрик.
– Да. Я так понял, что показания этого Аткинсона из мастерской и навели полицию на эту мысль. К тому же, несколько парней из вашего клуба, которых опрашивала полиция, также подтвердили, что Джерри Харольдс – так зовут помощника – всегда завидовал Дэвиду.
Патрик побледнел и отвернулся.
Ситуация казалась ему до ужаса нелепой.
Нет, не так!
Ужасающей своей нелепостью.
Казалось, что кто-то невидимый человеческому глазу настолько заигрался с теми самыми маленькими шестерёнками, что их вращение стало бессмысленным, хаотичным и начало создавать поражающие своей несуразностью ситуации.
Дэвид Райхман жив. Сейчас он, должно быть, снова сидит в захудалом баре вшивого придорожного мотеля и пьёт пиво.
Джерри Харольдс мёртв. Его похоронили как истинного иудея, и сейчас он гниёт в семейном склепе Райхманов – том самом, в котором так боялся гнить Дэвид.
Дэвид жив, Джерри мёртв. Джерри подозревают в убийстве Дэвида. Что может быть абсурднее?
– Пат, – подал голос Шон, – ты в порядке?
Патрик повернулся к отцу:
– Да, папа. Я в порядке. Настолько, насколько вообще можно быть «в порядке», учитывая обстоятельства.
– Тогда я скажу тебе ещё кое-что, – Шон, наконец, отложил в сторону роман Чейза, который на протяжении всего этого разговора просто вертел в руках. – Сегодня днём мне звонил Сэмюэл Райхман. Одному дьяволу известно, где он откопал мой телефон. Он представился, сказал, что его сын был близким другом моего, рассказал мне о завещании Дэвида. Изображал мировую скорбь, несколько раз подчеркнул, что у него ужасное горе. Которое ты, по его мнению, ещё усугубил своим безобразным поведением, – Шон поднялся с кресла, подошёл к дивану и присел рядом с сыном. – Дэйв завещал тебе свою квартиру, так? Райхман хотел, чтобы ты благородно отказался от наследства. Квартира, якобы, очень дорога ему как память об умершей жене, а теперь и о сыне. А ты не сделал этого, – Шон положил руку на плечо Патрика. – Так ведь?
Патрик кивнул:
– Да.
Шон покачал головой.
– Зря ты это, – сказал он. – Если тебе интересно моё мнение, Пат, то действительно лучше отказаться. Пускай Райхман подавится своим имуществом и своими грязными деньгами. Я уверен, что в глубине души ты считаешь так же, – Шон посмотрел сыну в глаза. – Так почему же ты не отказался, Пат?
– Потому, что такова была воля Дэйва.
– Дэйва больше нет. Послушай моего совета, откажись, сынок. Не бери ничего от Райхманов.
– Я не могу так поступить, – Патрик произнёс эти слова тихо, но твёрдо. – По своим личным причинам.
– Я не буду допрашивать тебя касательно твоих личных причин, – сказал Шон. – Но скажу тебе одну вещь. Как бывший коп. И как отец. Который любит тебя, как бы ты ко мне ни относился. Я считаю, что, вставая на пути Сэма Райхмана, ты подвергаешь себя смертельной опасности, Пат. И не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
Патрик взглянул на отца в упор, и Шон вдруг подумал о том, как сильно его сын похож на Лилиан.
– Ты так говоришь, потому что не веришь, что это убийство совершил подозреваемый, – сказал Патрик. – Как не верил и тогда. Когда погибла Эстер Райхман. В глубине души ты убеждён, что Дэйва убил тот же человек, что и Эстер. Ведь так, папа?
Шон кивнул.
– Да, Пат, – ответил он. – Именно так я и считаю.
Патрик вновь отвернулся.
В голове застучало – настолько сильно, что этот стук вызывал давящую боль в висках.
Он почти физически ощущал сейчас вращение тех самых маленьких шестерёнок. То в одну, то в другую сторону. Он слышал, как они поворачиваются с глухим металлическим скрежетом.
Но не мог понять, что это означает.
На этот раз – не мог.
Как не мог и объяснить отцу, почему он не может отказаться от наследства.
– Ты устал, – сказал Шон, словно прочитав его мысли. – Иди отдыхать. Но обещай, что подумаешь над моими словами.
– Обещаю, – ответил Патрик.
Уже на лестнице он обернулся к отцу, всё ещё сидящему на том же самом месте и вертящему в руках книгу.
– Ты веришь в неотвратимость наказания, папа? – спросил Патрик.– Не в юридическом смысле, а…
– …а в смысле существования в мире какой-то штуки вроде «справедливого возмездия»? В так называемый «закон бумеранга»? – продолжил Шон.
– Да.
– Возможно, это прозвучит смешно из уст бывшего копа, который, как никто другой, должен понимать, что всё это – бабушкины сказки, – сказал Шон. – Но – да, Пат, я в это верю.
– Спасибо, – кивнул Патрик. – Мне важно было это услышать.
*
Даже войдя в свою комнату и закрыв за собой дверь, он как будто откуда-то издалека слышал глухой металлический скрежет.
Шестерёнки вращались.
И он не мог понять, в какую сторону на этот раз.
На его колени запрыгнул Мозес. Кот громко мурлыкал, и этот звук на время заглушил скрежет вращающихся маленьких шестерёнок.
Но Патрик всё равно чувствовал.
Они вращались.
*
На следующий день он встретился с Дэнни Ричардсом.
– Как ты, детка? – спросил Дэнни, хлопая Патрика по плечу. – Знаю, вопрос глупый. Скажешь «хорошо» – всё равно не поверю.
Патрик усмехнулся про себя.
По сравнению с тем, что могло произойти, всё было действительно хорошо.
По крайней мере – пока.
– Я в порядке, Дэн, – ответил он.
– Мы с ребятами хотели на днях организовать что-то вроде вечера памяти, – продолжил Дэнни. – Съездить туда, на место аварии… Сам знаешь, это что-то вроде ритуала. Ты с нами?
– Само собой, Дэн.
– Значит, дам тебе знать, как соберёмся, – кивнул Дэнни. – Ты только держись. Понимаю, вы были очень близки. Хочу, чтоб ты знал: мы все тебя поддерживаем. Нам тоже его не хватает.
Патрик кивнул:
– Спасибо.
– Меня вызывал этот коп, – продолжил Дэнни. – Который дело ведёт. Задавал всякие вопросы. Особенно – насчёт Джерри Харольдса. Я так понял, они его подозревают, – Дэнни покачал головой. – Поверить в это не могу. Чтобы Джерри – и сделал такое…
Патрик положил руку ему на плечо:
– Я тоже не верю, Дэн.
– Да бред какой-то, – отмахнулся Дэнни. – Зачем Джерри было убивать Дэйва? Хотя то, что он так внезапно из города смотался, действительно странным выглядит.
Патрик кивнул в ответ.
«Нет, Дэнни, старина, он не смотался. Он по-прежнему в Денвере. На кладбище Фэрмаунт. В гробу. В склепе».
– Ты говоришь, Джерри не мог такого сделать, – задумчиво произнёс Патрик и взглянул Дэнни в глаза. – А Роуэлл? Что скажешь о нём, Дэн?
Дэнни закурил и выпустил дым в сторону.
– Роуэлл хороший механик, – сказал он, – но…
– Но?
– Но я не знаю, какой он человек, – продолжил Дэнни. – Он странный. Непонятный. Мутный, вот, что я тебе скажу. Правда, это не повод, чтобы подозревать его в убийстве Дэйви. Тем более – зачем ему это было надо?
Резким щелчком Патрик сбил пепел с сигареты.
«Действительно, Дэн – зачем?»
Мысли его вдруг закопошились в голове с невероятной скоростью.
С такой же, с какой где-то в ином мире отчаянно вращались маленькие шестерёнки.
Патрик отчётливо это ощущал.
========== Сны и мысли ==========
Дэвиду снились кошмарные сны.
После всего, что случилось, они возвращались ещё чаще.
Более того – теперь они были другими. Более тягостные, более насыщенные, чёрные и тягучие, как смола – они, казалось, обволакивали его со всех сторон, словно невидимые глазу монстры, и Дэвид начинал метаться, как в бреду, отчаянно пытаясь проснуться. Лица знакомых ему людей с преувеличенно искажёнными чертами, напоминающие шаржи; места, звуки, голоса – такие же нелепые и искажённые. Он видел перед собой то отца, то Эстер, то несчастного Джерри Харольдса, то раввина Цукермана, то семейный склеп. Джерри Харольдс был похож на зомби; правой половины лица у него вообще не было, а левая была изуродована, окровавлена, и глаз вываливался из глазницы. Джерри говорил о том, как лихо он прокатился на чёрном «Кавасаки Ниндзя»; в коротких паузах между словами он начинал смеяться истерическим захлёбывающимся смехом, словно психически больной. «Да-да, я всё-таки покатался на твоём мотоцикле, Дэйви, – говорил он. – У тебя самый быстрый байк в мире, Дэйви, детка, да, да! Я прокатился с ветерком! И, если бы не та чёртова фура, я бы катался и дальше, катался и катался, катался и катался, Дэйви, да-да-да!» После этих слов Джерри вновь истерически расхохотался, и его левый глаз, наполовину вывалившись из глазницы, повис на причудливой паутине мышц, а рот искривился в оскалоподобной улыбке. Дэвид увидел, что у Джерри нет зубов, и подумал о том, что, должно быть, они все вылетели от удара о фуру. А Джерри тем временем продолжал смеяться, и его наполовину выпавший глаз раскачивался туда-сюда, словно колокольчик в китайском магазине.
Он проснулся от собственного крика – или ему так показалось?
Сев в кровати, Дэвид смахнул со лба выступившие капельки пота. Они были холодными и липкими.
Старые электронные часы на тумбочке показывали четыре-тридцать утра.
«Самый тёмный час – перед рассветом».
Эта мысль заставила его улыбнуться, но, несмотря на это, он отчётливо ощутил лёгкое подёргивание левого уголка рта.
Нервный тик. Этого ещё не хватало.
«Меня зовут Дэвид Айзек Райхман, мне двадцать два года, я официально признан мёртвым, похоронен в семейном склепе, мне желает смерти собственный отец, я ошиваюсь в тесной комнатке вшивого придорожного мотеля, мне снятся кошмары, и у меня нервный тик».
Великолепно, как ни крути. Напоминает начало какого-то бульварного романа.
Дэвид вновь улыбнулся, подумав, что, должно быть, именно такие романы пишет Шон О’Хара. Старина Шон О’Хара. Который не хотел, чтобы грёбаный жид и пидорас Дэвид Райхман сделал его сына таким же грёбаным пидорасом. Так он сказал, но дело было не только в этом. Старина Шон не хотел, чтобы Патрик водился с сыном убийцы.
Плоть от плоти.
Тварь от твари.
Последняя мысль заставила его содрогнуться.
Дотянувшись до тумбочки, он пошарил по ней рукой в поисках пачки сигарет. Её там не оказалось, и Дэвид вспомнил, что оставил сигареты на подоконнике.
Нельзя курить в постели, детка.
Он поднялся с кровати и подошёл к окну. Сигареты действительно лежали на подоконнике, и Дэвид с наслаждением закурил.
Приближался рассвет.
Патрик любил рассвет. Он говорил, что рассвет даёт просветление и приводит в порядок мысли. Ну, или что-то подобное. Наверное, про эти штучки ему рассказывал старый вождь из резервации мохаве. Дэвид нередко подтрунивал над Патриком, говоря, что великий Король Ящериц ждёт просветления, но сейчас ему было не смешно.
Он сам решил подождать.
В любом случае, спать ему больше не хотелось.
Он не хотел видеть сны.
Отец, Эстер, Цукерман, Джерри, склеп – они все были там.
И ждали его.
И ему совершенно не хотелось возвращаться в тот мир.
Он предпочёл тоже подождать.
Рассвета.
*
Утром Дэвид подошёл к стойке, за которой мирно похрапывал хозяин мотеля. Звали его Питер Мэттьюз, и он был неплохим парнем – по крайней мере, Дэвиду казалось именно так. Пит много читал, предпочитая классическую литературу всей прочей – возможно, именно поэтому с новыми постояльцами он нередко разговаривал подчёркнуто «книжным» языком. Но при более близком знакомстве он оказался простым и открытым человеком.
– Эй, – тихо позвал Дэвид, – Пит. Просыпайся.
Пит резко поднял голову и заморгал глазами.
– А, это ты, Эйб, – ответил он, наконец. – Прости. Задремал я. Тебе нужно чего?
Дэвид кивнул:
– Да. Скажи, Пит, ты не знаешь, здесь можно где-то достать глину?
Пит непонимающе уставился на Дэвида или, как он считал, – на Эйбрахама Адамса.
– Глину? – переспросил он.
– Да, Пит. Глину. Глину для лепки.
– Ты лепить, что ли, умеешь? – Пит удивлённо покачал головой. – Надо же. Но, боюсь, поблизости здесь её нигде не достать. Разве что в Боулдере. Так что придётся тебе туда смотаться, если она тебе действительно нужна.
– В Боулдере, – задумчиво протянул Дэвид. – Что ж, спасибо, Пит.
– Можешь взять мою машину, – предложил Пит. – Она всё равно старая. Даже если угробишь – не жалко.
– Спасибо, – ответил Дэвид. – Обойдусь.
– Что ж так? – удивился Пит. – Я ведь от всей души предлагаю. Вижу, парень ты хороший. Не знаю, что тебя заставило осесть на несколько дней в этой глуши, да и знать не хочу. Старина Пит не задаёт лишних вопросов и не спрашивает никаких документов у постояльцев. Таковы мои правила.
Дэвид улыбнулся одними губами:
– Наверное, только в такой глуши можно жить по своим собственным правилам, Пит.
Пит пожал плечами:
– Наверное. Ну так что, берёшь или нет?
Дэвид покачал головой:
– Мне нет никакого проку от твоей тачки, Пит. Я не умею водить машину.
– Значит, верно я предполагал, что ты из этих, – кивнул Пит. – Суровые парни на байках, одетые в кожу. Ты ведь из них, да, мальчик?
– Кажется, я не говорил об этом.
– Не говорил. И не надо. Я много чего вижу. Я тебе так скажу: жизнь в подобной глуши невероятно обостряет нюх.
– Нюх?
– Да-да, именно нюх. Нюх на людей – я так это зову. Когда смотришь на человека и сразу видишь, каков он.
Дэвид усмехнулся.
– Тебе бы детективом быть, Пит, – сказал он.
Пит тихо засмеялся:
– Да упаси меня боже. От законников в наши времена никакого проку. Только и умеют, что наживаться на чужой беде. Копам лень копать поглубже – им бы побыстрее свалить всю вину на того, кто первым под руку попался, и закрыть дело. Вот жил бы я во времена Дикого Запада – тогда бы точно стал каким-нибудь шерифом. Но не сейчас – нет, Эйб, старина. Не то нынче время.
Дэвид взглянул на Пита, и хозяин мотеля вдруг подумал о том, какие же странные у этого парня глаза. Из-за слишком светлой радужной оболочки они казались почти прозрачными.
– Даже не представляешь, насколько ты прав, Пит, – сказал Дэвид и уже повернулся, чтобы выйти, когда Пит вдруг окликнул его.
– В моём маленьком гараже, что за мотелем, есть мотоцикл, – сказал он. – Не такой старый и раздолбанный, как машина, но и не новьё. Если нужно – можешь взять его, чтобы съездить в Боулдер.
Дэвид покачал головой.
– Мне нечего оставить тебе в залог, – сказал он. – Могу лишь заплатить ещё за пару суток вперёд.
Пит отмахнулся:
– Оставь. Зачем тебе смываться? По доброй воле такие ребята, как ты, не оседают в подобных мотелях. Значит, что-то вынудило тебя, мальчик. Но повторюсь: копаться в этом я не намерен. Так ты берёшь байк?
Дэвид пожал ему руку:
– Да. Спасибо, Пит!
– Да не за что. Тут до Боулдера недалеко. Указатели есть по всей трассе. Думаю, не заблудишься. К тому же, если ты из любителей погонять на байке. Такие обычно не заблуждаются.
Дэвид вновь поблагодарил его. Пит кивнул в ответ.
– Если вновь появится этот индеец, который в прошлый раз тебя навещал, – сказал он, – что мне ему передать?
– Передай, что я вернусь к вечеру, – ответил Дэвид.
– Замётано, – кивнул Пит.
*
Садясь на мотоцикл Пита (не такой превосходный, как его несчастный «Кавасаки», при воспоминании о котором у Дэвида всякий раз сжималось сердце, но и не такой уж плохой), Дэвид вновь вспомнил одну сцену, которая теперь появлялась практически в каждом его кошмарном сне.
С тех самых пор, как он узнал.
И ему хотелось запечатлеть это.
Зачем – Дэвид и сам пока не понимал.
Или – понимал?
Уже знакомая ему, скребущаяся назойливой мышью мысль вновь постучалась в его сознание.
И в первый раз он не отогнал её волевым усилием, как делал раньше.
Она ему нравилась.
Очень нравилась.
Настолько, что ему хотелось это запечатлеть.
Запечатлеть, чтобы потом…
Дэвид завёл мотоцикл.
========== Стены ==========
Открывая ключом дверь квартиры Дэвида, Патрик задумался.
Интересно, полиция уже здесь побывала?
Надевать перчатки, чтобы не оставить отпечатков, ему показалось глупым – в любом случае, полиция знала о том, что в течение какого-то времени Патрик проживал в этой квартире.
Он вошёл и запер дверь на ключ.
Без Дэвида и Мозеса квартира казалась заброшенной, а повисшая между стенами тишина – зловещей.
Они давили.
Стены.
Патрик отогнал ненужные мысли.
Ему не хотелось задерживаться здесь надолго. Он собирался просто взять чемодан и уйти.
Патрик толкнул дверь в комнату. Дверь тихонько заскрипела. Патрик не припоминал, чтобы она скрипела раньше.
Чемодан действительно лежал под кроватью; он сразу же нащупал его рукой и потянул на себя.