Текст книги "Истории тёмного королевства (СИ)"

Автор книги: Anless

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

– Я сочла своим долгом его просветить об этом, – кивнула султанша, – на случай, если он все еще сомневается.

******

Генрих Восьмой, реформатор английской короны, сложил письмо вчетверо и, отпив вина из золотого кубка, усмехнулся.

– Томас, – обратился он к секретарю, что был погружен в бумаги, – какое по счету это письмо от матери султана Сулеймана?

– Пятое, – ответил Кромвель, – вы снова оставите его без ответа?

– Нет, не в этот раз, – улыбка, сияющая на лице Генриха, стала еще шире, – думаю, нам пора познакомиться лично, раз уж мать турецкого завоевателя столь настойчиво того добивается.

Кромвель взял перо и подбоченился, являя теперь образчик собранности. Он явно был настроен писать под диктовку.

– Можете быть свободны, Томас, – облизав губы, еще хранящие терпкий виноградный привкус, ответил монарх, – я поразмыслю над ответом.

– Вы намерены писать его сами, Ваше Величество?

– Именно так.

Секретарь кивнул, встал и с поклоном удалился, оставив монарха в раздумьях.

Генрих знал, что он хочет сообщить собеседнице с далеких земель. Он не рассчитывал на положительный ответ, однако, шутка показалась ему удачной. Почему бы не продолжить это странное общение, подобие флирта, лично?

Взяв перо, он окунул его в чернила и стал писать ответ.

*****

«Сообщаем вам, что будем рады личному знакомству. Нам чрезвычайно приятно внимание со стороны равных Короне особ и Ваши письма – услада для ума и души. Прошу дать ответ как можно скорее относительно того, можем ли мы встретиться. Нам кажется разумным, что обсуждение вопросов, которые госпожа затрагивает в своих посланиях английской короне возможно только в результате личной встречи».

Айше-Хафса Султан была абсолютно уверена, что ответ, на который, наконец, изволил потратить свое драгоценное время молодой и высокомерный правитель далекой Англии, задумывалось лишь как шутка. Ей казалось, будто она даже видит его лицо, тронутое улыбкой самодовольства, когда он писал ей.

Однако, Генрих явно не рассчитал силы и определенно уверен, что получит вежливый отказ. Немыслимо, чтобы восточная женщина, мать Султана Османской империи, представительница великой династии совершала личные рандеву по приглашению венценосной особы, чье королевство все равно в итоге будет завоевано во имя ислама. Помыслить трудно, что мусульманка станет вообще общаться с правителем неверных.

Трудно, только если эта мусульманка – не мать Сулеймана Кануни.

Разрешение Султана на встречу было получено заранее и почти без уговоров. Похоже, ее льва восхищала эта перспектива ничуть не меньше, чем забавила она европейского лидера.

Потому, едва только обсохли чернила у первого ответного письма Тюдора, Айше Хафса поспешила написать новое с вестью, которая, быть может, покажется Генриху феноменальной – она была согласна на встречу.

========== 35. Козимо Медичи и Лукреция Борджиа ==========

Она откидывается на мягкие подушки, гладит ослабевшими пальцами шелковые простыни, вознесшаяся на небеса от наслаждений только что окончившейся ночи земная женщина.

Лукреция любила физическую близость и придавала ей значения куда больше, чем-то предписывала религия. Лукреция готова была на небеса вознестись от счастья всякий раз, когда мужчина был в ней, а его губы тянули на себя жаркие округлые бусины-соски.

Она была дочерью служителя Святой Церкви, дочерью Папы… и прекрасной блудницей. Это он, влиятельный, сильный, яркий, показал ей рай на Земле. Это он сделал из нее свою марионетку. Что только не делает с ней Козимо ночью, когда полная луна красным заревом озаряет комнату, серебристыми бликами освещает ее. Все Лукреции ново, все нравится, каждое прикосновение дыхания, даже легчайшего, вызывает восторг.

Козимо быстро опомнился после ночи жгучих ласк и вот уже стоит подле окна, наслаждается тягучим винным вкусом, смотрит в начинающее освещать уставшую землю солнце, пока юная любовница, личная куртизанка, дарящая отраду, лениво перекатывается по постели. Слабые солнечные блики падают на ее обнаженное тело, он бы непременно восторгался бы ее прелестями, не будь она нужна для иных целей, ничего общего с любовью или вожделением не имеющих.

– Любовь моя, – томно вздыхает Лукреция, распутная девчонка снова зовет его в еще пылающее от жара тел ложе, – иди же ко мне.

Сколько бы не длилось сладостное безумие, ей все мало. А он устал. Нимфе, окрыленной вожделением, пора бы пояснить, каково ее место в его жизни. Ее жалкое место.

Тем не менее, Козимо подходит к пологу постели и аккуратно усаживается на край. Голый зад саднит, ее цепкие пальцы и меткие укусы даром не прошли, исполосились по коже. Лукреция нежно касается его руки пальцами, точно струнами, любовно поглаживает сухие ладони. Едва потянувшись к нему за новым поцелуем, маленькая порочная богиня испытала отказ.

– Что, дорогой? – еще не понимая, еще изумившись, шепчет она сладостно в ухо, и, кажется, даже беспокоится, не случилось ли чего.

– Все кончено, Лукреция. Нам стоит поставить точку на этом безумии. Предлагаю именно так и поступить.

Взгляд ее, сначала полный страданий и недоумения, сменяется на наполненный желчным издевательством, холодный, по мере того, как он объясняет – она была приманкой в его войне против ее тщеславного братца-франта, старым испорченным бельем, которое он использовал и вот теперь выбросит за ненадобностью, мелкой шахматной фигурой, которую уже пора удалить с поля.

Козимо триумфует, она плачет злыми слезами испанской волчицы. Она ничего не говорит, когда, униженная, надевает платье, а под ним – сотню юбок и дорогих вульгарных подвязок. Молчит и когда каблуки ее стучат по паркету, выдавая передвижение – от постели до двери, вон, на выход, где ей самое место. Лишь взявшись за дверную ручку да слегка провернув ее, Лукреция бросает на него взгляд, исполненный ненавистной злобой и презрением, точно горьким вином. И три слова, которые уже не имеют ничего общего с любовным признанием:

– Я тебя уничтожу.

О, да. Козимо не сомневается ничуть – именно так и будет.

Вот только сперва он уничтожил ее. И всю ее тщеславную, мерзкую, самовлюбленную семейку.

И поделом. Гореть им в аду.

========== 36. Отряд Торина Дубощита и Эмма Свон ==========

– И куда я опять попала?

Эмма была зла. Нет, не так. ЭММА БЫЛА ЗЛА. Чертовски, фантастически зла. Надо же было снова найти приключения на свою… голову и провалиться в очередной портал прямо на собственной машине. Во времена жизни в Нью-Йорке ничего подобного она и вообразить не могла, впрочем, можно ли ее было за это упрекнуть?

Кстати, где машина? Эмма огляделась в поисках желтого жука, но его и след простыл. Как машина могла исчезнуть, словно таракан, вы спросите? Хотела бы она знать ответ на этот вопрос, но даже великое провидение не смогло бы ей его дать, если, конечно, это самое провидение существует.

– Ау! Есть здесь кто-нибудь? – позвала Эмма, но, не дождавшись ответа, решительно зашагала вперед, минуя заросли дикого шиповника.

– О, черт, все пальцы исколола, – возмущенно вздохнула она, взглянув в небо, что удручающе хмурилось, – можно в следующий раз попасть в какое-нибудь более приятное место через портал? Например, в Париж? В крайнем случае, на пляжи Калифорнии?

Еще один риторический вопрос из той же оперы, что и «Где машина?» Свон знала, что ответа на него не дождется. Вообще она злилась не столько от неожиданности прибытия сюда (буквально с неба свалилась, чего уж), сколько от того, что попадает вечно в самые неприглядные места. Вот, спрашивается, почему надо было грохнуться именно в лесную чащу, не пойми, куда, да еще и в вечерний час?

– Так, ладно, Свон, – сказала она сама себе, – собралась. Нечего нюни распускать. Сейчас что-то придумаем.

Она перешагнула сквозь высокий куст можжевельника, чуть не бухнувшись на колючки, и стала внимательно присматриваться ко всему вокруг в поисках… чего? Должна быть дорога домой. Тропинка. Заброшенные следы. Что угодно, лишь бы поскорее убраться оттуда. В конце концов, в Сторибруке ее ждет романтический ужин (в кои-то веки) и было бы хорошо, если бы домой она явилась до полночи.

– Добрый вечер! – раздался над ухом отчетливый мужской голос. – Что вы делаете в нашем лесу? Как вы сюда попали?

– Да вот, – еще не увидев, кто же к ней обращается, отозвалась Эмма, – с неба свалилась. В буквальном смысле. Так-так… интересно.

Перед ней стоял желтобородый, широкоплечий гном с длинным носом. И да, это был определенно гном.

А через минуту из-за изгороди показался другой гном – черноволосый, с буйной шевелюрой, черноглазый и статный, ну, как для гнома.

– Как вы попали к нам?

– Я уже объясняла, – с некоторой долей раздражения отозвалась Эмма, – случайно грохнулась.

– Ничего не бывает случайно, – это сказал седоволосый старик-гном в белоснежных одеждах, – юная леди. Мое имя Гэндальф и, надеюсь, ваше появление в наших краях принесет лишь только радость.

– И вы не гном.

– О нет, – с лицом оскорбленной добродетели отозвался Гэндальф, – юная леди, я Маг.

– Хорошо, но я не юная леди, – хмуро отозвалась Свон, – зовите меня Эммой. Эмма Свон.

– Как вам угодно будет, – почтительно ответил Гэндальф и кивнул.

Она и сама не поняла, что они идут вперед, продвигаются с самой решительной силой. в странной шапке, похожей на ушанку, рубил кусты топором, как профессиональный лесоруб. Лесной народец, маленький и проворный, окружил ее, как дети воспитательницу в садике. Хотя с незнанием местности, потерей ориентации и вообще полным непониманием, что происходит, ребенком была, скорее, она сама.

– Куда мы идем?

– К Торину.

– К Торину, – кивнула Свон так, будто бы это имя ей о чем-то говорило, – ясно. Но расспрашивать что-либо она решила уже как они будут на месте.

– Вы наверняка прибыли сюда не просто так, – отозвался еще один человечек, идущий по правую руку от нее, – у вас, должно быть, какая-то миссия.

– Наверное, но я и сама не знаю, какая. А еще я есть хочу. Голодная, как зверь.

– О, эта проблема легко решается, – человечек улыбнулся, – давайте-ка, ребята, проведем ее к нам и угостим тминными коржиками.

Эмма почти готова была возразить, что не особо любит сладкое, что сладости портят фигуру, но решила не рисковать. Мало ли, что у этих новых знакомых в головах.

– С вами мы еще не знакомы, – улыбнувшись, сказала она.

– Меня зовут Бильбо. Бильбо Бэггинс.

– Очень приятно. Вы тоже не гном?

– Нет, мисс, – с достоинством отозвался он, – я Хоббит. Гэндальф нашел меня и с тех пор я путешествую вместе с ним.

– Это у вас что-то вроде профессии? – понимающе улыбнулась Свон.

– Это моя работа, – с достоинством отозвался Хоббит, из чего Эмма поняла, что он понятия не имеет, что такое «профессия», – и то, что я люблю. Идемте, наши коржики с тмином очень вкусные.

– Что это ты щебечешь, как пташка, Бильбо? – посмеялся гном с огненной шевелюрой и бородой. – Никак влюбился?

– Я тебя поколочу, – угрожающе зашипел Бильбо.

– А можно побыстрее? – Эмма решила вмешаться в разгорающуюся ссору. – Темнеет и холодно. И я все еще хочу есть. Особенно теперь, когда вы расхвалили коржики.

Она сама ускорила шаг и ее спутники тоже.

– Торин будет рад встретиться с вами, – как будто это была абсолютная истина, сказал Гэндальф, – новые люди – всегда радость.

– Да, – кивнула Эмма. Просто потому, что не знала, что еще сказать. Она лучше бы съела парочку гамбургеров, чем продолжала бы болтать в чаще леса со странным народцем. Но, видимо, никто не собирался ее отсюда отпускать до знакомства с этим самым Торином (Эмме уже хотелось разузнать, что же это за важная птица такая).

– Мы совсем скоро придем, – сообщил гном, которого она встретила первым, – выпьем чаю.

Эмма ничего не ответила. Сейчас она могла только размышлять о том, что, кажется, повторяет судьбу своей матери, только еще более интересно – ведь у Белоснежки в знакомых ни Хоббиты, ни Маги и духи не значились.

========== 37. Руби Лукас и Волк (“Десятое королевство”) ==========

– А-ууу-ууу! – завыл Волк, глядя на ночное небо, где светила яркая полная луна. – А-уу-ууу!

Он метался, точно загнанный в клетку зверь, бегал кругами, прыгал на одной лапе, точнее, ноге, тер живот, урчащий и обезумевший от голода. Он ненавидел полнолуния и в эти дни ненавидел сам себя и свою природу.

– И что ты делаешь?

Волк обернулся. Она стояла на пригорке, укутавшись в красный плащ, как в защитное знамя, со всей решительностью сложив руки на груди и смотрела на него, как будто он только что целую деревню истребил.

– Пытаюсь сопротивляться тьме, – подпрыгнув на одной лапе, как будто зарядку делал, ответил он, – а что? Не похоже?

Руби вмиг пересекла расстояние между ними и очутилась рядом.

– Больше похоже, что сходишь с ума.

У нее был недоверчивый голос и недоверчивый тон. Она как будто не понимала, через что ему приходится проходить каждое проклятое полнолуние. А должна была бы понимать, как никто другой, мать ее.

Волк разозлился и оскалился.

– Вот сейчас укушу тебя, будешь знать.

– Или я тебя.

Началась его любимая часть в их общении – сверлить друг друга глазами. В принципе, именно так они и познакомились – ловелас волк увидел красивую девушку в лесу и, естественно, решил к ней подкатить. А потом выяснилось, что девушка эта – и сама волчица. Идеальная пара. Впрочем, они так и остановились на дружбе. Руби считала, что мужчин, пусть и соплеменников, ей в жизни хватит. Ну и вообще, что мужчины ни к чему хорошему не приводят. На счет последнего он был готов спорить до хрипоты, во всяком случае, волки помогают появиться на свет маленьким волчатам. Впрочем, Руби Лукас в волчатах не была заинтересована. И во взрослых волках – тоже. Так и живут.

Руби вздохнула. Дружески потрепала его по плечу и приобняла за плечи:

– Ладно, идем, накормлю тебя барашком.

– Молоденьким? – самозабвенно облизался Волк и глаза его засияли, точно два летних солнца.

– И жареным.

– Ладно, – кивнул Волк, – жаренное мясо тоже ничего. А еще я хочу ягненка. Маленького и пушистого. Хочу прижать мою прелесть к своей груди и…

– И никогда этого не получишь, – строго ответила Руби, – ты волк-вегетарианец, запомни. Жаренное и варенное мясо – да, сырое – нет. Копченное можешь еще есть, так и быть, ладно.

– А как же ягнята?

– Ну можешь любоваться ими издалека, – пожала плечами Руби, – не стану тебе запрещать.

Она ускорилась и ему пришлось тоже. Волк торопливо шел за своей подругой-оборотнем, рисуя в голове картины поедания молодых ягнят и жалея, что этого (во всяком случае, пока рядом Руби) никогда не будет.

========== 38. Леди Джейн Уэзерби и Аид ==========

Леди Джейн Уэзерби – самая прекрасная блудница из всех, что оказались здесь, в заточении его мрачного царства. У нее бледная кожа, холодные голубые глаза, губы, точно два коралла, светлые волосы и тонкие руки. Взгляд ее пронзает до самого сердца, которое у Аида давно уже мертво, голос завораживает и манит.

Она холодна как воды адской реки зимой. В это мрачное место тоже приходит зима – всегда без спроса и вечно не вовремя. Она пьет много вина и никогда не пьянеет, только губы-кораллы кровью наполняются. Она сидит на троне подле него, но всегда далеко, и взгляд ее, провожающий очередного вечного странника, что прибыл сюда коротать бесконечные ночи, опустошен и безжалостен.

Все они такие после смерти – холодные, расчетливые, забывшие, что когда-то у них была душа, и в их бренных телах билось живое сердце. Но эта дама, главная фигура на шахматной доске, другая. Кажется, эмоций у нее отродясь не было. Она неизменно вежлива и всегда лживо-доброжелательна. Каждого несчастного, заблудшего в столь мрачное место, королева Тартара приветствует словно доброго друга. Она прячется под маской дружбы, с кем бы не говорила. Играет в карты каждый день с Казановой, но к чарам ловеласа остается абсолютно холодна – она сама способна кого-угодно соблазнить и в адовом пламени гореть заставить. В пол-уха слушает причитания дурочки Кетрин Говард, что вечно сетует, будто бы красивых мужчин здесь нет. Иронично усмехается, рассматривая яд, что ежедневно готовит Лукреция Борджиа по привычке. Равнодушно выслушивает, сколько бы еще вероотступников сожгла Мария Кровавая, будь у нее хоть немного больше времени.

Ей на все наплевать. Аид наблюдает, удивляется, ждет хоть каких-нибудь эмоций. Но их нет. Леди Джейн спокойна и равнодушна, царицей ходит по мрачным этим местам, не пропускает ни единого закоулка, ни одного темного уголка.

Только ночью, стоит им остаться наедине, в ней просыпается то, что отличало при жизни – темная, густая, словно капли крови, страсть. Бурлящее чувство бродит по венам, точно доброе вино. Она израненной птицей бьется в приступах оргазма, кусает его бледную кожу в порывах наслаждения, ни на минуту не дает отдохнуть. Аиду в такие минуты кажется, будто в нем, холодном камне, проклятом на вечную ссылку, просыпаются давние, почти забытые, чувства. Аид хочет верить в этот миг, что сердце его забьется однажды, а кровь вновь забурлит по венам.

Сладкая иллюзия. Все мы (в разной степени) – ее пленники.

Но это ночи, короткие, яркие, яростные, как последняя битва. Они пролетают одним мигом, оставляя по себе горький пепел и огненные следы, а взамен приходят дни – серые, мрачные, однообразные, окутанные мглой. Каждый следующий похож на предыдущий. Здесь есть только прошлое, никакого будущего нет.

И в этих днях, в этом прошлом, прекрасная блудница леди Джейн Уэзерби холодна, как скала и расчетлива, точно Дьявол. Своему любовнику под стать.

Аид уже устал биться над разгадкой, какова же она на самом деле. Аид ждет, когда же замершее мертвое сердце подскажет ей, как она чувствовала и ощущала раньше, как сгорала в страсти дотла и, точно феникс, восставала из пепла с наступлением рассвета. Аид позволил себе неведанную роскошь надеяться.

Аид верит, что однажды, быть может, позже, через сотню веков, он сможет стать кем-то больше, нежели просто венценосный любовник.

Но знает, что это иллюзия, самообман, самый страшный в его жизни.

Она никогда его не полюбит.

Леди Джейн никогда не умела любить.

========== 39. Эдит Кроули (“Аббатство Даунтон”) и Тринадцатый Доктор ==========

Эдит сидела на подоконнике в своей спальне и бесцельно глядела в окно. Сэр Энтони оказался слишком благороден и под самым логичным доводом отказался связывать себя узами брака с нею. А, быть может, сэр Энтони оказался слишком подлым и использовал свой почтенный возраст как предлог для побега. Она уже ни в чем не могла быть уверенна.

Так всегда – едва только расправишь крылья за спиной, приготовишься взлететь, как кто-то тут же их подрежет, нагло и безжалостно. А у тебя не будет ни одной, даже самой крошечной возможности, защитить себя. Потому что ты маленький человек, а по сути – потому, что ты – слабая женщина.

Полы свадебного наряда измялись и превратились в некое подобие тряпки. Поделом. После того, что случилось сегодня днем, платье стоит сжечь, а все, что напоминает о несостоявшемся венчании отправить на утиль. Но это лишь на словах кажется простым. На деле же Эдит думала, что это – как сдать в утиль собственную жизнь.

Итак, она оказалась несчастна, одинока, сломлена, брошена, унижена и разбита. Почему джентльмен, наивно мнящий себя благородным, считает, черт возьми, что можно оставить влюбленную женщину под каким-либо предлогом? Даже самый благородный отказ остается отказом. После него боль не утихает, хоть сколько угодно повторяй себе, что это сделано во имя твоего же блага. Эдит знала теперь это по собственному опыту, на своем личном опыте в этом убедилась.

Она переоделась в свое привычное повседневное платье и, судорожно вздохнув, буквально рухнула в кресло. Нужно было прийти в себя, подниматься, делать что-то. Нельзя было бездействовать. Нужно было создать хотя бы иллюзию того, что жизнь продолжается и вскоре потечет привычной волной – все понятно, ясно, давно испытано, масса сплетен за спиной, каждый следующий день до чертиков похож на предыдущий. Нужно было взять себя в руки, только не выходило. Вряд ли это было возможным, когда сердце разбито и кровоточит, а душа стонет от боли и стон этот звоном раздается в ушах.

Эдит покачала головой. Она абсолютно не представляла, что теперь делать. Как продолжать шагать дальше по дороге жизни, если дорога эта больно исколола ноги, ранила пальцы?

Вздохнув, она надела пальто и вышла в сад. Благо, единственное, что оставалось хорошим сегодня – погода. Солнце, несмотря на медленно наползающий вечер, не собиралось сдавать позиции, вся земля была залита мягким светящимся золотом. Разливающийся в вышине закат переливами напоминал о медленно догорающем лете.

Мисс Кроули брела вдоль стройных кустов роз, вдыхала в себя запах лилий, мимолетом гладила распустившиеся кусты клубники. Мысли ее путались, превращались в дикий клубок, и, не пой птицы в вышине, не услаждай слух, сердце давно бы перестало биться. Нет, ей не хотелось упасть ничком в траву, заходясь в истерике, такая реакция, даже на столь драматичные события, была бы слишком нетипичной для нее. Но обессиленно рухнуть прямо на белоснежные цветы лилий, пытаясь подавить атаковавший глотку ком, она вполне могла бы. И не считала чем-то зазорным.

Она все брела и брела вдоль сада, кажущегося бесконечным. Удивительное дело, как сильно поблекли краски – как будто кто-то разом выключил их все до одной. Небо больше не казалось лазурным, а лишь бледно-голубым, болезненным, как чахоточное. Солнце не грело, светило, но кости зябли, будто не август стоял, а конец января, стужа. И даже звуки гулким эхом разлетались в голове.

Но этот странный, ни с чем не сравнимый звук, был реальнее всего, что она только что слышала.

– В-вурп-в-вурп!

Удар при приземлении был слабым, колени у Эдит подкосились вовсе не из-за него. О нет, от того, что с неба в буквальном смысле слова свалилась будка синего цвета, как васильки в поле за их поместьем. А оттуда, совершенно изумленная, почти что выпала женщина в столь странной одежде, что Эдит сначала показалось, будто она клоунесса.

Мисс Кроули хоть была и не из робкого десятка, однако, оробела. Странная женщина несколько секунд глядела на нее, потом протянула руку и лучезарно улыбнулась:

– Привет. Я Доктор.

– Доктор? – с трудом проговорила Эдит, хлопая ресницами. – Кто?

– Просто Доктор, – мягко улыбнулась незнакомка, судя по этой улыбке вопрос у нее удивления не вызвал.

– Вы… вы свалились с неба!

– Не совсем так. Из Космоса. Летела из Южной Африки. Пришлось сделать аварийную посадку. Моя ТАРДИС, знаете ли, барахлит.

– Ваша кто?

– ТАРДИС, – женщина указала рукой на синюю будку, – мое средство передвижения.

Эдит знала, что сейчас в пик моды входят автомобили. Знала, что раньше передвигались исключительно на лошадях да на мулах. Но чтоб так – упасть прямо с неба на квадратной будке – нет, это определенно было чем-то новым. Бедная мисс Кроули даже подумала, что пережитое сегодня плачевно сказалось на состоянии ее нервов, и несколько раз ущипнула себя за руку – вдруг это сон, или бред? Может, она разума лишилась? При таких событиях немудрено и это.

– Итак, – Доктор уперла руки в бока, оглядываясь, – старый добрый Лондон, тысяча девятьсот тринадцатый год… здесь через год будут твориться великие и страшные вещи. Когда я была здесь в прошлый раз в это время, город было не узнать. Весь мир было не узнать.

Эдит сокрушенно покачала головой. Она определенно лишилась рассудка. Ей нужно в постель. И вызвать врача. Возможно, принять нюхательной соли. Казалось, еще чуть-чуть и рухнет в обморок.

Очевидно, такая реакция тоже для представившейся Доктором была не нова. Она быстро подхватила Эдит под руку (руки у нее, как для женщины, оказались весьма сильными).

– Как вас зовут?

– Эдит, – выдавила из себя неудавшаяся жена, – Эдит Кроули.

– Отлично. У вас прекрасное имя, Эдит. В не таком уж далеком будущем его прославит великая певица.

– Простите, я… я не понимаю, о чем вы говорите, – Эдит прикусила губу.

– Это то, чего пока еще не произошло.

– Вы медиум, мисс Доктор?

– Просто Доктор, – снова поправила ее незваная гостья, – и нет, я не медиум. Я путешествую во времени и пространстве.

Эдит укоризненно покачала головой.

– Вы безумны.

– И это тоже, – улыбнулась Доктор, поймав в ладонь черную бабочку, но тут же ее выпустив, – вы ближе к истине, чем думаете, Эдит.

– В таком случае, мне стоит позвать врача.

– Не стоит, – мисс Кроули и сама не заметила, когда позволила странной леди увести себя дальше по саду, – но вот что вы действительно можете сделать, раз уж я здесь – так это напоить меня чаем. Думаю, это отличный способ нам с вами познакомиться поближе, Эдит.

========== 40. Оберин Мартен и Кёсем Султан ==========

Красный змей расстался со своей возлюбленной Элларией, с которой прожил много лет. И это вообще могло бы не стать новостью – в конце концов, не все ли равно, кто побывал в постели власть имущих?

Вот только новая возлюбленная была угрозой для всех и каждого в Семи Королевствах. Она не была однажды угнетенной дочерью безумного тирана. И матерью, потерявшей своих венценосных детей, тоже не была. Не была и последней выжившей из своей семьи.

Он привез ее из далеких восточных земель, и, к изумлению всех вокруг, привез не из борделей, чьи обитательницы, по слухам, обладали высшим мастерством в любви. Он привез ее прямо из ханского дворца, из обители грозного правителя, потомка Сулеймана Великолепного. Она была коронована и приехала, как коронованная особа. И это было чем-то невероятным, слишком невероятным для всех.

******

– И какова же эта шлюха? – отпив вина, высокомерно бросила Серсея и облизала губы.

– Не меряй всех людей по себе, дорогая сестричка, – растянув губы в саркастичной улыбке, полной удовольствия, ответил Тирион, – она умна, красива, осторожна и полна амбиций. Когда мы виделись с ней в последний раз, она однозначно дала мне понять, что ты вскоре потеряешь даже те скудные земли, что имеешь, называя это «семью королевствами».

– Наслаждаешься, унижая меня?

– О да, без сомнения, унижать тебя – очень приятная вещь, но это ничто, по сравнению с тем, как она вскоре отправит тебя на страницы истории. Не переживай, не долго осталось.

Отвесив шуточный поклон, Тирион сильнее сжал в руках бокал вина и ушел.

****

– Сир Джорах, что вы скажете мне о Кесем? – Дейнерис Таргариен, Бурерожденная, Матерь Драконов, Кхалиси Великого Травяного моря, Королева Андалов и Первых людей, Неопалимая, разбивающая оковы, правительница Миерина, посмотрела на своего верного рыцаря с нескрываемой тревогой. – Насколько она опасна?

– Каждый, кто хочет помешать вам властвовать, опасен, моя госпожа, – уклончиво ответил верный солдат, – однако эта женщина, пожалуй, самая серьезная угроза из всех, что когда-либо довелось нам встречать. Она правила величайшим государством в мире, огромными территориями, страной, где политическим строем выбрана просвещенная диктатура. Она действует умно и хитро, дарит дружелюбную улыбку, умасливает сладостными речами, однако же, это ничто по сравнению с ее истинными намерениями. Она пришла за властью, как и каждый в этой войне. И, боюсь, с нею нельзя будет справиться одними лишь драконами.

– И что же вы посоветуете мне, сир Джорах? – в глазах Дейнерис затаился страх и тревога, она устала от необходимости все время сражаться за трон, что принадлежит ей по праву и был насильно отнят однажды у ее семьи.

– Сейчас мы можем лишь ждать, – покорно склонив голову перед своей королевой, отозвался Мормонт, – она тоже ждет. Она затаилась. В данный момент, моя госпожа, она присматривается. Ищет слабости. Ждет удобного момента. Мы должны быть очень осторожны.

****

– Санса, – Джон вздохнул, взяв сестру за руку, – мне не нужна власть. Все, чего я хочу – чтобы моя семья была счастлива. Мне нужно, чтобы мои сестры и брат были счастливы. У нас уже не будет безоблачного будущего. Но сделать его хотя бы спокойным – моя задача. Я хочу быть в Винтерфэлле. Хочу видеть, что мой дом цел и что никто никогда не посягнет на него. Вот и все.

– Разве ты не понимаешь? – Санса была в отчаянии. – Ничего этого не будет, если эта женщина, что Красный змей привез с собой и нарек своей возлюбленной, придет на эти земли? Она тиран, Джон. И как и все тираны она будет жечь и убивать во имя власти.

– И что же ты мне предлагаешь?

– Нам нужно заручиться союзничеством снова. Как в битве с Ходоками. Мы не можем сидеть и ждать, когда и нас прирежут, как нашу мать и Роба на его свадьбе. Я предлагаю действовать. И немедленно. Боюсь, Джон, у нас нет больше времени.

****

Кесем, владычица далеких земель, чьи правители всегда обращали в рабство целые народы, сидела на троне из шелковых подушек и ласково гладила покоящегося на ее коленях возлюбленного. Оберин уже уснул, утомленный тяготами дня и жаром ночи, ей же предстояло размышлять. Как всегда заморская гостья думала о том, чтобы быть на шаг впереди своих врагов, каждого, кто жаждет власти в Семи Королевствах.

Как всегда, заморская гостья нисколько не сомневалась, что в итоге власть в Семи Королевствах будет принадлежать ей. Ей одной.

========== 41. Освальд Кобблпот и Томас Барроу (“Аббатство Даунтон”) ==========

У него нежная кожа и попка гладкая, как у младенца. А пахнет он до одури прекрасно. А еще он умен, интеллигентен, начитан и образован. Конечно, у знаменитых семейств никогда не бывало бестолковых дешевых лакеев, но этот даже для лакея слишком… Слишком сладкий.

Лорд Кобблпот зачастил в Даунтаун. Официально – дабы чаще видеть своего давнего друга лорда Роберта Кроули, который дружил еще с его отцом. На самом деле это был лишь красивый предлог, чтобы увидеть красивую мордашку здешнего лакея и непременно поцеловать, едва чаепитие закончится, время сна начнется, а восхитительная кожа Томаса будет звать к себе мягким бархатом.

Как давно он, благородный лорд, стал заложником дьявольского обаяния здешней прислуги? Освальд бы сказал, что сразу, в первые минуты встречи, едва заметил, как красивы длинные тонкие пальцы лакея, что подавал чай к столу. Склонный к гедонизму, мозг лорда Кобблпота тотчас же нарисовал прелестную картинку любви и страсти между ним и симпатичным слугой. И, судя по заинтересованному взгляду, брошенному на него украдкой, этот интерес был взаимным.

Им понадобилась одна прогулка, чтобы окончательно понять, что влечение обоюдно, и две ночи, чтобы тонкая рука лакея постучалась в дверь господских покоев.

У Томаса в их связи, наполненной сладострастием, сонмом нежных запахов и симфонией великолепных звуков, был свой интерес – ему было не привыкать ласкать своих господ взамен на преференции, которые они могли бы дать. В лорде Кобблпоте, вне всяких сомнений, он чувствовал власть и определенное могущество, и был вовсе не против, чтобы с ним этим могуществом поделились.