Текст книги "Истории тёмного королевства (СИ)"

Автор книги: Anless

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

Она усмехается. Еще одна глупая человеческая женщина. Он достает самую верную – наравне с ТАРДИС – свою спутницу. Мгновение – и луч отвертки пронизывает ее до костей, проникает в сердце. Серсея падает, рушится камнем у его ног. Приходится переступить через труп, чтобы добраться до окна.

Предсмертный хрип стихает в стон, а тот, в свою очередь, во всхлипывание.

У двери лежит дракон, наконец, доевший женщину, из чрева которой вышел, у подножия трона стихла навеки честолюбивая Серсея.

А Мастер смотрит в окно и, за секунды до регенерации, уже чувствуя знакомое жжение внутри, думает только об одном: что бы на все это сказал Доктор?

Что бы он сказал?

========== 18. Лета Лестрейндж, Тина Гольдштейн и Моргауза (“Мерлин”) ==========

Лета отрывается от книги, которую еще минуту назад, усиленно штудировала. По лицу ее пробегает теплая улыбка и, если бы при закатывании глаз раздавался какой-то звук, то он бы смог всех, включая и саму закатившую глаза Моргаузу, оглохнуть навсегда. Моргауза была слишком занята последние полтора часа, кромсала корень мандрагоры, экспериментировала с зельями, чтобы слышать, кто топает по коридорам. Однако улыбка на лице Леты была отлично ей знакома и сигнализировала о скором появлении Тины Гольдштейн.

– И что теперь? – фыркнула Моргауза. – Поиск зелья закончен?

– Нет, почему же закончен? – Летта пожала плечами. – Наоборот, сейчас к нам Тина присоединится. Обязательно что-нибудь найдем.

– Конечно, как же, – еще более зло отозвалась Моргауза, – все, что вы можете найти, находясь друг с другом рядом, – это что вы прекрасны, травка зеленая, небо голубое, а солнышко особенно яркое.

– Перестань, ничего подобного не происходит!

– Угу, ты это призраку Мерлина расскажи, – отчеканила Моргауза, усмехаясь.

Конечно, как всегда, она оказалась права и подружки-неразлучницы, вместо того, чтобы искать зелье обращения в духов (задумали ночью походить по Школе), мило улыбались и подтрунивали друг друга. Нет, конечно, поисками ответов они тоже занимались. Минут пятнадцать из двух часов, что студентки втроем провели в Тайной секции.

*****

Едва войдя в комнату, которую делила с Тиной, Моргауза поняла, что что-то не так. Тина, в общем, не отличалась особой собранностью, но вряд ли ее можно было бы назвать растерянной тоже. Сейчас же она казалась не просто растерянной – потерявшейся во времени и пространстве.

Тина сидела на кровати, скрестив ноги и смотрела на листок бумаги, что держала в руках. Моргауза хотела было поинтересоваться, что так повлияло на приятельницу и что такого написано, что она листок держит точно голову Изольды Сейр, но передумала. Она целый день провела в библиотеке после того, как поняла, что ее лабораторные мозгошмыги перестали расти, искала корень проблемы, жутко устала и не особо горела желанием говорить. На долгий разговор ее бы не хватило, кроме того, волшебница опасалась, что Тина снова заведет один из своих бесконечных разговоров о Лете. Этого только ей не хватало.

Так что, быстро раздевшись, Моргауза шмыгнула в ранее расстеленную постель, взбила подушку, повернулась на правый бок, сладко потянулась, закрыла глаза и приготовилась улететь в царство Морфея, но…

– Мор!

Интуиция, все волшебные силы, сконцентрированные над Школой Ильверморни, голос предков, отличное знание характера Тины, а также просто здравый смысл подсказывали Моргаузе сделать вид, что она уснула (да, вот так вот мгновенно, бывает!) и, может быть, даже всхрапнуть для пущей убедительности, но…

– Мор, я знаю, что ты не спишь. Я не стану тебя долго занимать. Честно.

“Я честно больше не буду говорить о Лете!”, “Ей-Мерлин, Мор, в последний раз скажу – какая же она красивая!”, “Клянусь Мерлиновой бородой, я больше не буду мешать тебе спать, просто мне нужно было излить свое вдохновение, потому я диктовала себе любовное послание, чтобы не забыть”.

Моргауза прекрасно знала, чего стоит честное слово Тины, когда речь заходила о мисс Лестрейндж. Ей всё-таки стоило продолжать хранить стоическое молчание, но, когда милый тонкий голосочек умоляюще повторяет: “Пожалуйста!”, как тут устоишь? Разве что, ты – один из камней Стоунхенджа.

– Да? – как можно более мягче, наконец, спросила Моргауза, поворачиваясь к подруге и смотря на нее.

– Как думаешь, нравлюсь ли я Лете?

– Да.

– Ты уверена?

– Да.

– И она мне скажет об этом когда-нибудь, как считаешь?

– Да.

– А долго ли еще ждать?

– Да.

– Ты можешь отвечать что-нибудь другое?

Моргауза не поскупилась на силу и бросила в подругу подушку. Тина ловко поймала ее и уложила рядом со своей. А потом удобнее устроилась сама, пообещав (в сто пятнадцатый раз, Моргауза вела подсчет), что больше никогда-никогда не станет разговаривать с ней о Лете.

Моргауза стала считать про себя.

Одна секунда

Две

Три

Четыре

Пять

– А может, мне нужно написать ей письмо с признанием, как считаешь?

Не долго думая, волшебница швырнула на соседнюю кровать собственный ботинок.

Остаток ночи прошел мирно. Моргауза спокойно дремала, Тина сладко вздыхала. Как и всегда последние полгода.

********

Колба с зельем, что они готовили несколько часов, опасливо пошатнулась. Моргауза бросила нарезать порей и метнулась к столу, умоляя всех волшебников, чтобы зелье не упало. Лета как-то неуклюже дернулась, повела рукой, и, увидев, как по полу у ее ног разливается голубая лужица, вздохнула.

– Да уж. Неприятность вышла. Но мы можем начать сначала. Жаль, Тины здесь нет, она бы…

Всё. Терпению Моргаузы наступил конец. Счет барашков не помог, как она не пыталась, счет мозгошмыгов тоже.

– Мерлинова Борода, Гриндевальдово проклятье, за что мне это? За что вы двое, влюбленных идиоток, свалились на мою умнейшую голову, забитую жаждой научных открытий? В чем моя вина перед небесами? – запричитала Моргауза, возводя взгляд и руки к потолку.

– А что? – встрепенулась Лета. – Тина что-нибудь насчет меня говорила?

Моргауза (в очередной раз, с этими двумя иначе было никак нельзя) закатала глаза и вышла, громко хлопнув дверью и бормоча себе под нос:

– Лучше бы спросила, о чем, кроме тебя, за последний год Тина Гольдштейн говорила. Если они не признаются друг другу в ближайшее время, я уезжаю учиться в Индию, от вас двоих подальше. Хватит с меня!

========== 19. Северус Снейп, Римус Люпин и Мерлин. ==========

У Северуса не было намеренного желания изгнать Люпина из Хогвартса, что бы не говорили коллеги за его спиной. Конечно, детская обида, которую он перенес от мародеров, никуда не делась. Но, во-первых, Северус прекрасно понимал, что в условиях стремительно надвигающейся войны после захвата власти Темным Лордом, глупо вспоминать обиды и питаться только ими. Во-вторых, глубоко в душе (очень глубоко) Снейпу было жаль Люпина. В какой-то мере, они были похожи: отмеченные клеймом непохожести на других, оба нигде не могли найти себе места и жизнь порой казалась тяжким испытанием.

Так что, когда о способностях Люпина стало известно широкой массе и сплошь и рядом слышались возмущения по поводу того, на какую чрезмерную опасность дирекция обрекает учеников, пришлось Римусу уйти из школы, покинуть занимаемую должность – в спешке, будто сбегал. Конечно, среди учеников не утихали разговоры о том, что в этом уходе виновен Снейп. Коллеги тоже подозревали преподавателя зельеварения и только его и винили (правда, за глаза) в том, что Люпин впал в немилость.

Надеялся ли Северус на то, что должность, о которой он мечтал много лет, наконец, достанется ему? Нет. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Увы, Снейп устал разочаровываться, всякий раз слыша чужое имя на представлении нового преподавателя по защите. И надеяться тоже устал, ну а верить и подавно. С той самой черной ночи, когда он держал на руках бездыханное тело Лили и захлебывался от боли и слёз, он не верил уже ни во что и ничему.

Когда (по рекомендации Люпина) на проклятую должность пришел устраиваться совсем еще молодой человек, смешной, с глупо торчащими ушами и романтичной улыбкой, Снейп закатил глаза. Опять защиту от тьмы и врагов студентам будет преподавать создание, которое, судя по его внешнему виду, самого нужно защищать! Это, черт возьми, было самым настоящим издевательством, проклятьем!

Мерлин ослепительно улыбнулся, представился и протянул тонкую руку для знакомства. О великие волшебники, он выглядел почти как старшекурсник, и вот с этим чудом, появившимся неизвестно откуда, ему, профессору с таким большим стажем работы, огромным опытом, бесценными знаниями, предлагают работать бок о бок? Северус едва сдержал возмущенное фырканье и почти брезгливо пожал руку в ответ, пренебрежительно бросив свое имя в ответ:

– Меня зовут Северус Снейп. Добро пожаловать, профессор, – на последнем слове зельевар сделал особенный акцент – дабы у выскочки не возникло ни единого сомнения в том, что ему здесь далеко не все рады.

Мерлин, впрочем, продолжал сияюще улыбаться. Он был вежлив всякий раз, когда им доводилось пересекаться, сидел подолгу в своем кабинете, с удовольствием делился своими открытиями. Снейпу пришлось признать, что молодой человек отнюдь не так прост, как ему казалось сперва. А еще – что он умный и интересный собеседник. И трудолюбивый, раз не жалел ни времени, ни сил, постигая всё новые и новые грани темного искусства в своей лаборатории.

Потому, когда они встретились за чашкой крепкого эля в “Дырявом котле” (куда Мерлин потащил Северуса под предлогом необходимости обсудить новый подход к занятиям) с Люпином и тот аккуратно спросил, как обстоят дела в Хогвартсе, Северус ответил коротко – “Неплохо. Профессор весьма ладно справляется со своими обязанностями”.

Но, стоило Мерлину отлучится припудрить носик, Северус стал куда более серьезным:

– Должен признать, что Мерлин сильнейший волшебник, Римус. Я очень надеюсь, что вы сможете договориться касательно охраны школы от дементоров. Со своей стороны обязуюсь поставить в известность Дамблдора.

– Ладно, – кивнул Люпин, – поговорим в самое ближайшее время.

В общем, нельзя было сказать, что сожаления по поводу снова так печально улетевшей от него должности, совсем покинули Северуса. Однако – и это было самым главным – он впервые признавал, что защиту от темных искусств, наконец, преподает достойный волшебник.

И это меняло если не все, то очень многое.

========== 20. Дейнерис Таргариен и Ахиллес (“Троя”) ==========

Это был красивый город, величественный. Дейнерис Таргариен, рожденная в бурю, Матерь Драконов, Кхалиси Великоликого травяного моря, Королева Андалов и Первых людей, повелительница Миерина, разбивающая оковы, свободу дарующая, завоевательница великих цивилизаций, смотрела в окно и любовалась медленно спускающимся в закат солнцем. Багрянец, первозданно красивый, разливался густыми мазками по земле, ворошил густую траву, играл радугой в лучах вечернего солнца.

Она стояла у окна, медленно вдыхала запах пепла и лета, причудливый смешанный аромат, неспешно и лениво смотрела на все, что мог охватить глаз.

Это был красивый город и всё ещё величественный, несмотря на постигшую его разруху. Как и всегда, разрушений можно было бы избежать, если бы жестокий Агамемнон понимал, кто перед ним, когда похищал и унижал ее, будущую владыку Железного трона.

О, жестокие и упрямые мужчины! О, обезумевшая от жажды крови власть! Если бы только они умели трезво оценивать ситуацию всякий раз, когда она, могущественная завоевательница, приходила на их землю с мягким требованием отдать то, что принадлежит ей по праву и что с ее рождением несправедливо отняли! Если бы только они видели что-то, помимо красивого лица юной девушки – ее величие, мудрость, красноречие, умение убеждать, желание привнести в завоеванный, склонившийся перед нею мир, изменения к лучшему, процветание. Если бы понимали, что бесполезно цепляться за власть, когда приходит реформатор с драконами во главе, разрухи удалось бы избежать. И мягкий компромисс не меняла бы всякий раз жестокая война.

Сегодня снова пролилась кровь в величественном городе, воспетом поэтами. Которой можно было бы избежать, если бы ей отдали то, что принадлежит ей по праву.

Обо всем этом королева Дейнерис думала, глядя в окно, наблюдая, как медленно садящееся солнце озаряет лучами багрянца опаленную огнем и залитую кровью землю – пейзаж, который сопровождает ее повсюду. Без которого, похоже, уже не обойтись.

Драма прошедших дней пронеслась пред ее глазами, вихрем закружила ее мысли. Сколько всего она пережила в прошлом? Она была унижена, уничтожена, всего лишена, растоптана. Ее хотели подчинить, стереть с лица земли, превратить в пыль под ногами других королей, жестоких, безумных. Как будто бы этого было мало, местный царь Агамемнон пытал ее и обязательно бы изнасиловал, не приди на помощь смелый и отважный Ахиллес.

О, Ахиллес! У каждой королевы есть верный рыцарь, а он – наивернейший. Она обеспечит его золотом, одарит любовью, окутает теплом. Взамен на то, что он, словно солдат, верно и неустанно согласился служить ей. Что спас ей жизнь, избавил от боли и унижения. Этот город, великая Троя, склонится перед нею и ее драконами, а он будет первым, кто увидит это.

Дейнерис одним резким движением закрыла окно и вернулась на трон. Дрого мирно спал у подножья трона, ноздри его раздувались в одной ей понятном ритме. Никогда Дейнерис не забыть, как Ахиллес, которого она поначалу считала врагом, погладил ее дитя. Так, будто был он не могучим драконом, изрыгающим пламя, а крохотным щенком или волчонком. Этот мужчина достоин ее и быть с нею рядом. Только такой и достоин.

Когда Ахиллес, блестяще красивый, входит в тронный зал, Дейнерис одаривает его улыбкой, полной тепла и благосклонности, и протягивает руку для поцелуя. Жаркие губы рыцаря, еще сегодня утром дарящие ей неземное наслаждение, касаются запястья, нежно окутывают теплом кожу.

– Как вы себя чувствуете, моя королева?

– Превосходно, – кивает она, – благодарю.

Он садится рядом с нею, верный храбрый пес, бережно храня ее покой, и с особенной лаской смотрит на спящего у ног Дрого, которого так легко удалось приручить на днях.

Одурманенная жаждой власти Королева не понимает, что мир, даже завоеванный с помощью ее огнедышащих детей, всегда принадлежит мужчинам. А она, женщина – лишь слабая пешка в их играх, которую так легко убрать.

Пока не знает. Но у него обязательно будет возможность это ей объяснить.

А сейчас он лишь сладко обещает ей всяческую помощь в завоевании Железного трона. Но знает – он сядет туда сам. Один. Без (не) своей тщеславной королевы.

========== 21. Клэр Бичем, Утер Пендрагон и Артур Пендрагон ==========

Это, наверняка, был сон или бред. Может быть, она спит и никак не может проснуться? Вдруг это действие морфия, пары которого она вынуждена была глотать, пока была на войне?

Клэр не могла поверить в происходящее. Идя вслед за тем, кто представился как король Артур, щипала себя за руку, стучала по ладони. Но не просыпалась. Вместо этого солнце, палящее в вышине, неприятно грело в спину, а ноги больно колола трава, щедро перемешанная с колючками.

Чем дальше они шли, тем меньше верилось, что это – сон. Слишком уж остро били в ноздри разнообразные запахи, воздух был свеж и чист, а голос короля – близок и реален.

– Леди Клэр, – обласкав бархатом голоса, спрашивает Артур, – откуда же вы к нам прибыли?

– Бежала. Из Шотландии.

– Шотландия? Где находится эта земля?

О, небеса, это ведь его, Артура, владения сейчас. Легендарный Камелот!

Тяжело вздохнув (и на всякий случай, еще раз повторив про себя, что это только снится ей), Клэр стала рассказывать владыке этих земель о том, что на самом деле приключилось.

Когда закончила и посмотрела ему в глаза, поняла, что он не поверил. Ничего удивительного. Она бы тоже не поверила. Вполне возможно, теперь её упекут в тюрьму. Или, что вероятнее, в лечебницу.

И Клэр не была уверена, что это плохо.

– Вы молчите, Ваше Величество, – как можно мягче, сказала она, – вы не верите мне?

– То, что вы рассказываете, миледи, невозможно. Это сказка и вы сами понимаете это. Я отведу вас к моему отцу. Решение о вашей дальнейшей судьбе примет король Утер.

Клэр была даже рада убедиться в легендарной мудрости будущего правителя Камелота. Ведь он мог упечь ее в тюрьму, посчитав мошенницей. Или, учитывая реалии, осудить как ведьму и тогда не избежать ей костра. Однако он поспешил не торопиться в принятии решения, а отвести свою внезапную гостью к правителю.

Она не сразу вспомнила, что, согласно легенде, король Утер – противник магии и преследовал тех, кто верил в колдовство. Но, когда вспомнила, отчаяние молниеносно заполнило каждую ее клетку, каждый сустав, отозвалось в крови. Неужто стоило выжить в пекле войны, чтобы теперь сгореть на костре инквизиции?

– Ваше Величество, я знаю, что это звучит как бред. Но я не ведьма, поверьте, и не колдунья.

– Думаю, нам стоит убедиться в этом, миледи, – уклончиво ответил Артур, рассекая дорогу мечом, – а вам – принять наше решение. Иного выбора у вас не остается.

Клэр вздохнула. Остаток пути прошел как в бреду. Как ни старалась, она не могла придумать, что делать. Ни единой мысли не было, как спастись.

Потому, когда её представили королю, она опустилась, а колени перед троном и снова стала рассказывать, как прикоснулась к камням в Шотландии, а потом закружилась голова, а потом – она вдруг очутилась здесь.

– Я понимаю, мой Лорд, что это звучит как бред, но, клянусь, это правда.

– Вы обладаете чарами, леди Клэр? – хмуря брови, спросил король Утер, постукивая пальцами по ручке трона. Впрочем, взгляд его не был полон злости или ненависти. Скорее, недоверия или непонимания. За это Клэр не могла его осудить.

– Нет, Ваше Величество, я не ведьма. У меня нет чар. Пожалуйста, помогите мне вернуться домой!

Он молчал и задумчиво смотрел то в окно, то переводил взгляд на нее. Глаза не выражали никаких особых эмоций, однако было видно, что король в раздумьях.

– Вы сомневаетесь, отец, в том, что ее история – ложь? – окинув Клэр беглым взглядом, спросил Артур. – Я нашел её в лесу, в глухой чаще. Что бы там делала женщина? Может, собирала зелья для колдовства?

– Зелья для колдовства? – владыка Камелота повёл плечами. – Ты, значит, веришь в магию?

– Да, вы знаете, отец, что верю.

Утер прикрыл глаза, всё ещё находясь в глубоких раздумьях. Прикусил губу. Когда встал с решительностью, сложив на груди руки, сердце Клэр на миг перестало биться.

Король подошел к ней, взял за руку, поднес ее к губам и легко поцеловал запястье.

– Хорошо, миледи. Я вас верю. Вечером я поговорю с моим советником Фергюсом, возможно, он придумает, как можно вам помочь. Пока же приглашаю поужинать. Пойдемте в зал.

– Благодарю вас, милорд, – покорно склонила голову Клэр, и слегка улыбнулась.

Нужно было надеяться, что это свобода, а не отсрочка перед казнью.

========== 22. Королева Равена и Аббадон ==========

Равенна сразу почуяла – что-то неладно. Точно раненный зверь она втянула ноздрями воздух, пронзительно-холодный, как будто зима наступила, хоть за окном, в ее саду, цвели розы, и резко обернулась в поисках источника внезапно одолевшего ее страха.

– Ты.

Она стояла в нескольких шагах от двери, в проеме, и улыбалась. От этой улыбки у любого бы мурашки по коже побежали. Жестокое сердце красивой королевы ёкнуло, замерло на миг, а потом (Равенне показалось – на вечность) перестало биться совсем.

Она знала, что расплата придет. Вот только забыла, что совсем скоро.

Рыжий рыцарь Ада подошла к ней вплотную. В ноздри ударил мерзкий запах, который никакой парфюм скрыть не мог. Равенна прекрасно знала этот запах – горько-сладкий, приторный, мерзкий. Она сама сроднилась с этим ароматом – Смерти.

– Я дала тебе десять лет, помнишь? Ты умоляла меня о десяти годах красоты и молодости.

Как забыть? Тогда, увидев первую горькую морщинку, Равенна едва не сошла с ума от горя и страданий. Она не истерила, нет. Не плакала. Не пребывала в возмущении. Она боялась. Дрожащими руками вызывала рыцаря Ада. Дрожащим голосом торговалась. Аббадон давала пять лет, не больше. Равенна договорилась о десяти и жертвах. Постоянных жертвах в виде молодых девушек, которых, подпитываясь их юностью, Равенна доставляла адским псам.

– Я помню, – кивнула королева, закрыв глаза и сражаясь с надвигающимся ужасом.

– Я пришла забрать должок.

– Да, – шепчет королева, – да.

Она поворачивается к зеркалу – тому самому, которое однажды предательски уничтожило ее спокойствие отпечатком старости.

Она медленно подходит к зеркалу, снимает корону, распускает волосы, что пышной волной падают на ее плечи.

Она не спешит, любуется собой, впитывает свою молодость, свою невероятную красоту, будто запомнить старается.

Она закрывает глаза, будто засыпая. Поворачивается к своей незваной гостье. И направляет на нее нож, окровавленный и острый, точно жало.

Аббадон изумлена и смеется. В глазах ее сарказм, удивление, издевательство.

– Маленькая пропащая душа, – сцепив зубы, шепчет рыцарь ада, – неужели ты думаешь, что первая, кто грозит мне?

Взмах ее руки – и нож почти ускользает из рук красивой королевы. Однако же колдунья хорошо подготовилась. Лишь миг колебания – и она снова крепко схватила нож в руки, зажала в ладони.

– Пришла забирать должок? – Равенна величественно вскидывает голову.– Тогда забери.

Она забыла о том дне, когда Аббадон, десять лет назад обещала пожаловать за долгом. Но все эти десять лет она готовилась к нему.

И просто так она свою красоту не отдаст.

========== 23. Освальд Кобблпот и Золушка ==========

Элла к спиртному не привыкла. Шампанское сладко разливается по телу, становится тепло и ноги почти тут же млеют. К счастью, Освальд рядом, и тут же дает ей в руки овсяное печенье – первое, что лежит под рукой – закусить.

– Ох! – вздыхает Элла и смеется, отмахиваясь от своего друга. – Я теперь совсем пьяна! Ух!

– Все хорошо, котенок, – улыбается Освальд, – все в порядке. Это всего лишь я.

Он ставит перед ней тарелку с горячим супом, подвигает хлебницу. Сам ест медленно, вдумчиво, жует тщательно. Элла набрасывается на еду, как будто миллион лет голодала. Иногда она улыбается своему верному товарищу, иногда он берет ее руку в свою и гладил пальцы.

Тарелки быстро опустели. Освальд не разрешил Элле их мыть. Надел старенький фартук, собрал посуду, стал к крану. Тщательно мыл тарелки. Иногда улыбался Элле.

– Спасибо. Ты спас мне жизнь.

Освальд кивнул.

– Я думала, ты не станешь.

Он резко перестал мыть посуду. Поставил грязную тарелку обратно в раковину. Сел за стол. Пытливо, с тревогой, посмотрел на свою дорогую подругу.

– Почему ты так думала?

Элла улыбается. Пожимает плечами.

– Не знаю. У тебя своих проблем по горло. Не хотелось бы еще и мои на тебя перекладывать. Это как-то не очень красиво.

Он погладил ее по руке, так тепло и доверительно. Элла улыбнулась.

– Милая Элла. Я ведь твой друг. Я знаю то, через что ты проходишь. Понимаю твои чувства как никто другой.

– Ты как фея-крестная.

– Я лучше.

Она кивнула и улыбнулась. Освальд был настоящим другом и неоднократно приходил на помощь. Но мачеха никогда бы не отпустила ее. Удивительно, как еще не кинулась возвращать теперь.

– Завтра снова домой. Я так устала.

Освальд снова вернулся к посуде. С улыбкой посмотрел на Эллу.

– Тебе не надо будет домой. Ты живешь в Готэме с сегодняшнего дня. Я уже нашел тебе жилье. Работать будешь у меня в клубе. Мне очень нужна помощница.

– А мачеха? – Элла не могла прийти в себя от изумления. Хлопала ресницами, едва дышала. Смотрела на него не отрываясь.

Освальд триумфально улыбнулся.

– Предоставь это мне.

========== 24. Мама дяди Фёдора и Фрэкен Бок ==========

– О, он так очарователен, это веселое приведение с мотором! – Фрекен Бок всплеснула руками и восхищенно вздохнула. – Настоящий мужчина, а какой жгучий кавалер! Надеюсь, он еще вернется, а то, как улетел, так не ответа, ни привета. Заставляет скучать, – она осеклась и покраснела, – моего воспитанника.

– Нет, – мама пожала плечами, – у дяди Федора дрессированные коты, собаки, но чтобы дрессированное приведение – впервые слышу.

– Это был самый элегантный кавалер, которого я знала, – Фрекен Бок погладила потершуюся о ее ноги кошку, – он даже Матильде нравится, правда, моя дорогая?

Кошка послушно мурлыкнула, довольно потерлась головой о пальцы своей хозяйки.

– Надо бы познакомить твою Матильду с Матроскиным, – мама дяди Федора отпила чай и поставила чашку обратно на стол, – я уверена, что они понравятся друг другу.

– Ну что ты! – возмутилась домоуправительница. – Моя Матильда породистая кошка, дворовой кот ей не подойдет ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах.

Мама дяди Федора откусила кусочек плюшки и пожала плечами:

– Матроскин – это такой кот, который способен понравиться любой барышне. Он разговаривает, варит варенье, сам доит корову, сажает огород и еще и на машинке строчить умеет.

– Да ну, моя дорогая! – возмущенно фыркнула Фрекен Бок. – Неужто ты думаешь, что я поверю, будто кот может разговаривать, как человек?

– То есть, говорящие приведения тебя не смущают, а говорящие коты очень?

– И все таки, – Фрекен Бок явно сомневалась в услышанном, – это уж как-то странно совсем. Не понимаю, как такое возможно.

Мама дяди Федора вздохнула. Ей самой сложно было поверить в такой феномен, как говорящий кот. По большому счету, ей было сложно поверить в то, что сын вообще может отдавать предпочтение в дружбе животным, а не людям. Хотя, будь у нее такой зоопарк, как Шарик и Матроскин, вряд ли бы она поступила иначе.

Она аккуратно погладила подругу по руке и улыбнулась:

– Знаешь, моя дорогая подруга, а давай-ка поедем в Простоквашино сейчас. Дядя Федор там на каникулах нынче. Познакомишься с его друзьями. Уверена, Шарик и Матроскин очаруют тебя не меньше, чем твой Карлсон.

– Хорошо, – кивнула Фрекен Бок, – но сначала мне нужно припудрить носик. Надеюсь, ты не против.

Мама дяди Федора кивнула, а домоуправительница ушла.

Фрекен Бок, конечно, интересно было, что же там за кот и пес такие волшебные, в этом Простоквашино, но она была уверена, что никто и никогда не затмит Карлсона – очаровательное приведение с мотором.

========== 25. Малифисента и Румпельштильцхен ==========

– Меня лишили крыльев за то, что не преклонила колени перед гнобителем. Что посмела возмутиться от того, что меня обидели. Я уже и забыла, каково это – летать.

Колдунья Малифисента, дитя тьмы, сидит на краю древнего камня. Плечи ее поникли, а руки холодны. Никогда еще за всю жизнь Румпельштильцхен не помнит настолько холодной кожи. У мертвецов, когда они только отходят в мир иной, кожа теплее. А эта женщина чудом все еще жива.

Тяжелые тучи свинцом гуляют по мрачному небу. Сегодня оно лилового цвета, мрачное, глубокое. готовое вот-вот разразиться грозой. Ощущение тревоги, и без того снедающее ежесекундно, только возрастало.

Румпель посмотрел на колдунью. Была ли она красива? Очень. Острые черты лица, аристократическая бледность, красивые мягкие руки, статная фигура. Она была королевой, пусть и в изгнании.

Слишком прекрасна для этого мира.

Слишком сильная противница для трусливого короля.

Проклятая и уничтоженная за свою силу. Живущая до сих пор лишь благодаря своей ярости.

Все, что ощущает могущественная колдунья, Румпельштильцхен испытывал долгие годы, века, жил с этим чувством. Он знал его, как свои пять пальцев. Оно было родным, как ребенок. Взросшим вместе с его тьмой. Причиной его тьмы.

Румпель уже не думал, что однажды встретит кого-то, настолько же похожего на себя. Но встретил – хрупкую женщину с печальным взглядом, который (уж он точно знает) так легко зажечь яростным огнем.

Тяжелые свинцовые тучи почти съели землю. Яростный гром разразил небеса пополам. Малифисента все еще сидела на камне, в горьком раскаянии молитвенно сложив руки. Точно грешница, что пытается вымолить прощения у великих небес.

Румпельштильцхен встает и протягивает руку прекрасной магической жрице.

– Идем, Малифисента. Скоро начнется гроза. Сейчас не время страдать. Нужно подумать, как вернуть тебе крылья и власть.

– Какая сладкая ложь, колдун, – горько усмехнулась волшебница, – мои крылья потеряны навечно. Мое сердце разбито навечно. Ничего не будет больше. Это конец.

– Не конец. Мы все вернем. Верь мне, крылатая колдунья. Я понимаю тебя больше, чем ты думаешь. Я один тебя понимаю.

========== 26. Ганзель и Равенна ==========

– О, любовь моя!

Сладко вздохнув, возлюбленная откидывается на подушки, находит его горячую ладонь, нежно гладит кожу и с собачьей какой-то преданностью заглядывает ему в глаза.

Равенна всегда такая – ненасытная, жадная, как будто умрет через секунду и пытается вдохнуть жизнь в последний раз. Через пару мгновений, успокоившись, она поворачивается к нему спиной, точно дикая кошка, на миг прирученная, и Гензель ласково проводит подушечкой большого пальца между лопаток, ведет по позвоночнику.

Прекрасная возлюбленная нежно склоняется головой на его плечо, еще немного – и уснет, мурлыкая, точно пушистый зверек. Он запустил пальцы в ее белокурые волосы, погладил, накрутил золотистый локон на палец.

– Ты так прекрасна.

– Потому что ты рядом, милый.

О, Гензель, если бы ты только прислушивался к тонкому комариному писку собственной совести, который подсказывает тебе, как безбожно лжет эта женщина. Он не утихает до конца ни на секунду, все жужжит и жужжит, кружит в голове, отбивает ритм и шепчет змеиным жалом, что она опасна, что доверять ей нельзя, что это с легкостью может забрать его жизнь и чтобы он бежал от нее, сверкая пятками.

Именно этот голос разума он услышал, впервые повстречав ее. Он пришел убить могущественную ведьму Равенну, но оказалось, что она – лишь жертва, преследуемая, гонимая за свою немеркнущую красоту. Он был мужчиной. Он был молодым человеком, падким на дивную красоту своей музы. Он не мог ей ничего противопоставить, и противостоять не мог. С того мгновения, как она, бледная, испуганная, прижимаясь к нему, рассказывала свою тяжелую историю изгнания и боли, свой нелегкий путь гонений, дрожа и рыдая, как измученная лань, он любил ее. Безумно, безудержно и до одури. И отметал слабые порывы здравого смысла, который шептал, что, раз уж женщина почти не стареет, потрясающе красива и хорошеет день за днем, значит, что-то здесь не так.

Равенна встает, медленно, точно львица, потянувшись. Надевает легкое домашнее платье, поправляет пояс, слабо завязывает. Подходит к столу, на котором стоит графин вина. Вино доброе, тягучее, сладкое. Из винограда, созревшего на полянах, залитых солнцем. Разливает вино по бокалам, один протягивает возлюбленному.

– Пей.