Текст книги "Истории тёмного королевства (СИ)"

Автор книги: Anless

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Дьявол улыбается нежной улыбкой монахини.

Дьяволово отребье счастливо.

========== 76. Пейдж Метьюс и Золотое трио ==========

Пейдж нравилось здесь работать. Правда, она была очень удивлена, когда профессор Дамблдор собственной персоной явился в их дом (Пейдж, скорее, привыкла к тому, что туда регулярно наведываются демоны, а не маститые преподаватели маститой школы), и настоял на том, чтобы она учила детишек в Хогвартсе. Пейдж смутили его похвалы и вера в ее исключительные способности. И даже уверения Фиби и Пайпер в том, что она – одна из Зачарованных, избранная, совершенно особенная, не очень-то придавали уверенности. Пейдж была ведьмой начинающей, сама еще училась, и не очень хорошо представляла, как может учить еще кого-нибудь. Но сестрам все же удалось ее уговорить и вот уже она в Хогвартсе, преподает травологию.

Первое время было непривычно. Молодой ведьме было сложно освоиться в стенах древней магической школы, она скучала по сестрам, хоть те регулярно приносили ей сову с известиями и удалось договориться в случае особой опасности телепортироваться домой. Пейдж совершенно запутывалась в лестницах, жутко боялась опоздать на урок и исколола пальцы колючками, пока пыталась запомнить название всех растений и пробовала их на ощупь. Ходила, трогала лепестки, старалась запомнить то, чего никогда не использовала для приготовления зелий. Ахнула, впервые зайдя в библиотеку. Не то, чтобы Пейдж уж очень любила читать, но перед таким количеством древних книг устоять было невозможно.

Не со всеми преподавателями нашла сразу общий язык. Миневру МакГоннагалл она откровенно побаивалась, а от Северуса Снейпа и вовсе предпочитала держаться как можно дальше, уж очень он ей демона напоминал.

Но время шло, Пейдж привыкала. И со временем стала ловить себя на мысли, что ей чертовски нравится ее работа и новая жизнь. Да и, чего греха таить, иметь что-то свое, никак не связанное с жизнью сестер, ей тоже очень нравилось. Она привыкла к этому, но, когда обрела семью, практически потеряла личное пространство. И это Пейдж не особо нравилось.

От мыслей ее отвлек только звонок на урок. Начиналось занятие. Первой в дверях показалась рыжая голоса Рона Уизли. Гарри Поттер тащил книги так тяжело, с таким обреченным видом, точно это была непосильная для него ноша. Пейдж даже стало жаль беднягу. Хиленький мальчик явно не должен был таскать такие тяжести. Кто вообще придумал эти огромные книги?

– Добрый день, профессор Метьюз, – поздоровалась Гермиона, улыбаясь. Она чинно шла рядом с мальчиками, явно главная в этой компании. Гневно взглянула на проходившего мимо Драко Малфоя, возмущенно фыркнула в ответ на его шуточку и поджала губы. Пейдж лишь улыбнулась этому мини-спектаклю. Она знала, что Гермиона и Драко встречаются, совершенно случайно увидела, как они целуются в укромном уголке в библиотеке.

Молодой профессор травологии готова была начать урок.

========== 77. Ньют Скамандер и Барбара Кин ==========

Ну вы только посмотрите на этих маленьких забияк! Ньютон рта открыть не успел, как Бинго, карликовый пушистик, точно пес в неволе, выпрыгнул из чемодана и резво покатился по асфальту.

Ох, Мерлин великий, что делается! Ньют бежал следом за маленьким комком, переваливающимся в движении, щурил глаза, боясь проглядеть. Еще не хватало трупов животных в мире магглов, ей-Мерлин!

Судя по всему, Бодди закатился внутрь маленького кафе, двери которого были открыты, приглашая посетителей войти. Отлично, начало было удачным. Ньюту нравилось.

Войдя внутрь, он напряженно прищурился. Разглядеть милого беглеца оказалось задачей не такой уж легкой (в кафе было многолюдно). Ньют с досады был готов уже заглядывать под каждый столик и лезть под стулья, даром, что все будут смотреть на него, как на умалишенного. В конце концов, может быть, все волшебники и есть чокнутые. Никто не исследовал этот вопрос.

– Какого черта?!

Довольно высокий и явно рассерженный голос тот час же привлек внимание Ньюта. Он принадлежал миловидной блондинке. Леди сидела за барной стойкой, странно дергала ногами. Этот жест подсказал Ньюту, что пушистик решил проверить содержимое бара.

– Прощу прощения, – вежливо улыбнулся он, – мой милый друг, надеюсь, не доставил вам неудобств?

Молодая женщина с каким-то поразительным равнодушием посмотрела на него и повела плечом:

– Нет, хотя я сперва приняла его за кролика. Смотрите, чтобы не вырвался.

– Обязательно, – деловито кивнул Ньют, – могу я узнать имя очаровательной дамы?

– Барбара Кин, – отчеканила она, возвращаясь к своей выпивке – судя по запаху, заправлялась крепким вином.

Ньют вздохнул. О черт. При таком освещении и в таком платье он не узнал недавнюю узницу Азкабана. Её фото заполонили первые страницы «Пророка», её описывали не иначе, кроме как «безжалостное чудовище».

Ньют осторожно стал изучать собеседницу (упорно разговаривать не желающую). Она, вне всяких сомнений, была красива. Даже муки в магической тюрьме не изменили этого. Сидела гордо и статно, выпрямив спину по-королевски. Держала бокал в изящных руках, временами скользя взглядом по мимо проходящим людям, по блеклым портьерам, маленьким столикам. Взгляд ни о чем не сообщал, разве что, о смертельной усталости.

– Простите, мисс Кин, – Ньют позволил себе легко коснуться ее запястья, – могу я угостить вас фруктами?

– Можете, – она улыбнулась и Ньюту показалось на миг, что взгляд ее посветлел, – но, поверьте, лучше не надо. Не думаю, что фрукты каким-то образом спасут мое положение. А вот если хотите заказать для дамы выпивку, то я с радостью угощусь. Коньяком, может быть. Или лучше вином. Мне нравится крепленное.

– Хорошо, мисс Кин, – кивнул Ньют. Инстинкт самосохранения подсказывал, что он совершает не просто глупость – жуткую ошибку. Но кому было дело до каких-то там инстинктов, когда рядом была милая женщина, предлагающая интересный вечер?

– О, ваш пушистый друг снова сбежал! – Барбара вдруг расхохоталась, совершенно детским смехом, запрокидывая голову назад.

– Мерлинова борода! – выругался Ньют. – Простите, мисс Кин, сейчас.

Он полез под стол, ползая за маленьким беглецом. Барбара хохотала, точно смотрит шоу цирка Дю Солей. Хотя, быть может, шоу Ньюта Саламандера было куда больше ей по душе.

В конце концов, мисс Кин нырнула под стол, продолжая увлекательный квест по поимке пушистика.

========== 78. Джинни Уизли, Билл Поттс и Роуз Тайлер ==========

Билли не особо умела открыто проявлять чувства. Особенно, когда они касались девушек. Особенно – таких красивых девушек, как Роуз Тайлер, студентка Гриффиндора, с которой они пересекались на уроках травологии.

Потому свою влюбленность, свалившуюся на голову внезапно, как снег в апреле, Билл старалась никак особо не показывать. Только поглядывала искоса на Розу, тихо радовалась ее улыбке, особенно, когда эта улыбка предназначалась ей, изредка ловила себя на мысли, что вдыхает запах ее волос.

Зато Джинни Уизли, бойкая и храбрая студентка, однокурсница Розы, умела отлично подмечать такие детали. Девочка, что с младых лет стала фанаткой Гарри Поттера и внутренне пищала, всякий раз, когда мальчик из легенды, что рассказывала мама, появлялся в их доме, никак не могла не заметить терзаний влюбленного сердца – слишком хорошо сама была с ними знакома.

К Билл она подошла впервые в конце второй недели обучения, когда они возвращались со столовой.

– Привет, – вежливо поздоровалась самая младшая Уизли.

– Привет, – улыбнулась Билл, – я тебя знаю. Ты Джинни, верно?

– Да, – кивнула Джинни, – еще не всех здесь запомнила.

– У меня не очень хорошая память на имена, если честно, – с улыбкой призналась Билл, – лица запоминаю гораздо лучше.

– Ну, – Джинни втянула воздух в легкие и, чтобы не передумать, проговорила скороговоркой, – мне кажется, одно лицо ты точно запомнила сразу и надолго.

Билл уже хотела было спросить, что она имеет в веду, но Джинни сама указала кивком головы на мимо проходящую Розу. А потом позвала ее, прося подойти.

Ох. У Билл началась паника. Хотелось бежать, сломя голову, куда подальше. А еще дико тряслись колени. И дышать сразу стало нечем.

Роза подошла так близко, что Билл почти чувствовала нежный атлас ее кожи. Она пахла розами, как не странно, а еще – теплым, домашним, уютным. Тем, чего у Билл, проведшей первые годы жизни в приюте, никогда не было.

– Привет, Билли, – сказала она и ямочки на ее щеках мило заплясали, – как дела?

– Хорошо, – просияла Билл, которую так редко называли этим странным уменьшительным именем, что она уже отвыкла, – сегодня получилось поднять в воздух спичку, представляешь? Совсем чуть-чуть, на пару минут, наверное. Думала, никогда этого не сумею. А у тебя как?

– А я пока не могу, все еще учусь, – пожала плечами Роза с улыбкой на устах, – ну ничего. Я сегодня к Хагриду собираюсь, Джинни, пойдешь со мной?

– Нет, – покачала головой Уизли, – что-то настроения нет, да и ноги болят после квиддича. Ненавижу метлы. Никак к ним не привыкну.

Билл искренне рассмеялась. Вспомнила свои попытки взлететь, ни одна из которых успехом пока не увенчалась, а синяков на теле оставила бесчисленное множество. Хоть ты в больницу святого Мунго иди.

– Ладно, – Роза повернулась к ней, – а ты, Билли? Не хочешь навестить Хагрида? Пойдем вместе, он будет рад. Наверное, опять станет угощать своими лепешками.

Билл, конечно же, лепешек не хотелось. А вот идти куда угодно с Розой, болтать обо всем на свете, смотреть, как развеваются мягкие светлые волосы на ветру – очень. Да и по доброму великану она соскучилась.

– Конечно, – живо кивнула Билл, – с радостью составлю тебе компанию, Роза. Вот только лепешки, ты меня прости, есть не буду.

– Понимаю, – кивнула Роза и заливисто рассмеялась, запрокинув голову назад.

Джинни (Билл заметила) улыбнулась самым краешком губ и едва заметно подмигнула ей.

========== 79. Драко Малфой и Эхо (“Готэм”) ==========

Она ничего не сказала. Только поднесла его руку ближе к глазам и сосредоточенно стала рассматривать. Буквально жгла взглядом. Даже дыхание затаила. Как будто мысленно читала заклинание.

Драко молча следил за ее действиями. Уже стало привычкой не понимать, что чувствует, и сарказмом отбиваться от любого напоминания об ужасной реальности. Потому, когда подруга закончила осмотр, отпустив руку, он криво усмехнулся:

– Ну что? Не ожидала такого фортеля? Я парень, полный сюрпризов, между прочим.

– Это я знаю, Драко-Дурако, – спокойно ответила она и даже попыталась улыбнуться, хотя получилось скверно. – И что ты будешь делать с таким сомнительным счастьем?

Драко пожал плечами:

– То, что должен. Убью Дамблдора. Помогу Лорду обрести власть. Как видишь, это мое предназначение.

– Лучше бы помог Лорду найти подходящего стилиста, пусть бы он ему парик подобрал, – фыркнула Эхо, и, заметив его лукавый взгляд, добавила: – а что? Твоя семья определенно должна быть знакома с каким-нибудь именитым гуру моды.

Драко не мог не улыбнуться. Последние несколько месяцев с тех пор, как на руке расцвела метка, выдались крайне напряженными. Эхо заметила то сразу, но особо допытываться, в чем причина, не стала. Она вообще была не из любопытных, хотя очень любознательная. Тем Драко и нравилась.

Но сейчас ему странно хотелось, чтобы она спросила. И он мог спокойно рассказать, в каком аду пришлось жить все эти долгие месяцы.

Эхо вздохнула. Шумно втянула носом воздух. Затем, решительно сложив на груди руки, потопала к двери.

– Ну и куда ты? – хмуро отозвался Драко, совсем не готовый к тому, чтобы от него сбегали, едва узнав о страшном секрете.

– В библиотеку. Искать противоядие от этой дряни.

– Его нет, Эхо, ты же знаешь. Да и я не уверен, что оно мне так уж нужно.

– Должно быть. Я собираюсь поселиться в запретной секции, да будет тебе известно. И не спорь.

Драко молча шагал следом. Уже ни о чем не думал. Только о том, как отлично, что она так хочет помочь. Легкая на подъем, веселая и жизнерадостная – пожалуй, она олицетворяла все то, чего так не хватало Драко. Особенно сейчас, в период личного кошмара.

– Ах да, – у двери в библиотеку, она обернулась и внимательно посмотрела на него, опять прожигая взглядом, – да будет тебе известно, если я не найду, как помочь, то я оторву Лорду останки носа и Нагайну ему засуну, знаешь куда? Идем искать.

Драко уже не просто смеялся – хохотал. Эхо нахохлилась, словно боевая курица, показывая, что готова начать поединок и сдаваться не собирается.

========== 80. Твисси аkа Гельбус и Фиона Гуд ==========

– Здесь курить нельзя.

Она перебрасывает ногу за ногу и демонстративно выдыхает изо рта новое кольцо дыма.

Ждет минуту, другую, третью. Чего ждет? Слов. Возмущенного вздоха. Возможно, даже ругани. Сдается, когда время ожидания переваливает за четыре минуты.

Фиона вздыхает и снисходительно смотрит на замершего у окна Дамблдора. Подходит, аккуратно обнимает за плечи – так, чтобы между ними осталась дистанция. Альбус ненавидит объятья.

– Когда это прекратится?

Он вздрагивает:

– Что именно?

– Ты знаешь.

Он вырывается. Как рвется птица на волю. Нервно расстегивает ворот мантии, одергивая ее наперед. Пальцы хрустят с болезненным звуком.

Фиона подходит к столу и грациозно опускается на край.

– Двадцать пять лет прошло, Альбус.

– И что? – он уставился. Пялится. Тяжело дышит.

– Тебе не кажется, что надо двигаться дальше?

– Я двигаюсь, Фи, – устало вздыхает он.

– В смысле, ходишь, дышишь и иногда уроки даешь? – ее улыбка полна сарказма и откровенного издевательства.

Альбус отворачивается. Пялится в окно. Напрягает глаза, еще немного – начнут слезиться. Затем подскакивает, опрокинув стул с таким грохотом, что, наверняка, в коридоре слышен.

– Фи, чего ты хочешь? Я не могу починить себя. Не могу склеить. Даже если склеить, поломанное все равно остается. Не требуй от меня невозможного.

– Для тебя нет ничего невозможного.

– Есть.

Наконец, тишина. Фиона, чертова стерва, замолкает и тоже смотрит в окно. Следит за сползающими по стеклу каплями.

– Знаешь, меня всегда поражало ханжеское отношение…

– Хватит! – рука взлетает, закрывая ведьме рот. Если не заткнется – применит заклятье.

Директор Хогвартса в спешке надевает плащ, задвигает ящик стола и резко бежит к выходу. Привычка убегать не исчезла с годами. Усугубилась. Фиона остается сидеть на краю стола, потягивая сигарету и – он чувствует спиной – усмехается.

****

Он идет знакомой дорогой. Мелкая галька заполонила ботинки. Режет кожу. Он не останавливается. Дорога сложная. Сорок пять минут ходьбы. Извилистые, местами заросшие, тропки. Крутые повороты. Но всегда пешком. Как на Голгофу.

/ Не путь искупления. Дорога мучений /.

Когда единственный слуга молча, без почестей и поклонов, открывает ему дверь, тяжелую, старую, как вся его жизнь, Альбус на миг останавливается. Замирает у порога. Прислушивается к звукам.

Всякий раз надеется услышать знакомый голос или звук шагов. Всякий раз – мимо.

/ Надежда – паршивое чувство /.

Его не было здесь полтора года. Он почти остыл. Почти исцелился. Почти сумел.

/ Всегда остается это поганое, отвратительное «почти”/.

Каждый закуток здесь изучен до мелочей, подчас не заметных стороннему глазу. Ничего нового. Даже пыль на полках и на крышке фортепиано, у которого сгнили клавиши, вековая. Древняя, как весь этот замок-тюрьма.

Тяжелая дубовая дверь, запертая на восемь замков, опять заставила Малкольма сжать зубы до хруста. Кажется, от одного отвалился кусочек. Ерунда на самом деле. От сердца кусочек потерян – вот настоящее горе.

Он прижимается к двери. Напрасно вглядывается в непроглядную тьму по ту сторону. Там, кажется, тлеет свеча. Свет очень тусклый, быть может, от крохотного окна даже.

Проводит рукой по маленькому закрытому глазку. Брезгливо морщится, ощутив пыль на кончиках пальцев.

– Поговори со мной.

В груди клекочет многолетняя боль. Вырывается тяжелым чахоточным кашлем. Слова режут как ножи, царапают, точно гвозди. Рвут аорту.

Тишина.

– Пожалуйста.

В голове каруселью воспоминания, которые, хоть убей, никакой магией даже не вытащишь. Они впечатаны в мозг и текут по венам с кровью. Они стали его неотъемлемой частью, его личным кодом. Как ДНК.

– Я прошу. Хоть раз. Давай поговорим. Я скучаю по тебе и нашим разговорам. Я скучаю по нам.

Тишина.

– Так больше не может продолжаться. Ты уже достаточно меня наказала. Прошу, хватит.

Тишина. Двадцать пять лет бесконечной тяжелой тишины.

Лучше бы кричала, ей-Мерлин.

Альбус вздыхает.

– Ты победила.

И она – впервые за все это время – отзывается. Тихим ядовитым шепотом:

– Я знаю.

И он впервые уходит отсюда с ответом.

Лучше бы она молчала и дальше.

***

– Зачем, зачем ты это делаешь?

Альбусу двадцать девять, она на пару лет старше, но рядом с ней он чувствует себя подчас совершенным ребенком, несмышленым младенцем.

Прекрасна и невыносима. У него в голове миллиард вопросов и ни одного – даже приблизительного – ответа.

На губах ее – знакомая улыбка. Однажды увидев, он пропал. Нырнул, словно в омут, и не выплыл больше на поверхность.

– Потому что хочу, чтобы ты понял, что мы не такие уж разные. Я хочу вернуть друга!

– Убийствами? Жаждой власти? Армией озлобленных на весь мир? Зачем тебе все это?

– Затем же, зачем и тебе, мой милый, – она все еще испускает яд улыбки. – Мы мечтали покорить Вселенную вместе, помнишь? Забыл уже? Я не дам забыть.

– Чтобы покорить Вселенную, совершенно не обязательно ее взрывать. Вокруг столько красоты. Просто посмотри на нее!

– Фу, – кривится она в ужасе от такой сентиментальности, – великий волшебник говорит, как наивный мальчуган.

Он ходит по пляжу, где должен закончится их бесконечный спор, как становой – туда-сюда. Слушает, как хрустят колени. Дикий звук.

– Мне не нужна армия.

– Ну, в этом и проблема, – она в один прыжок оказывается рядом, блеснув полубезумным взглядом, по-свойски, почти нежно, почти дружески, тычет пальцем в его грудь, там где (не) бьется сердце, – нужна. Ты всегда хотел.

– Нет! – Альбус пятится назад, чувствуя, как теряет рассудок – по грамму, по миллиметру. – Нет, это не правда!

Кошачьи глаза, что всегда смотрят ему в лицо, а видят душу, сужаются. Становятся похожими на щелки. В них столько опасного безумия и столько притягательной живой силы. У Альбуса, хоть он и юн, никогда столько не было.

– А как же те плохие парни, побеждающие во всех войнах? Иди и верни хороших парней назад!

Она совершенно чокнутая. Абсолютно и бесповоротно.

– Ни у кого нет такой власти.

– У тебя есть.

Альбус молчит. Точнее, не так. Он орет. Отправляет крик в небо. Разрывает легкие и (ее) барабанные перепонки. Но только мысленно. Что ей сказать? Слова застревают комом в горле, вылетают сухим кашлем изо рта.

Только возмущенное дыхание выдает присутствие здесь другого человека. Фиона Гуд. Молодая ведьма. Его однокурсница. Его лучший друг. Он почти забыл, что она тоже здесь, что видит этот драматичный спектакль, но явно вознамерилась в нем поучаствовать.

Полуоткрытые губы так решительны. Альбус знает этот жест. Бросается вперед, выставив перед собой руки.

– Нет, нет, не смей! Я запрещаю тебе, Фи! Слышишь?

– Ты не осмелишься.

– Я сделаю. Я это сам сделаю. Но не смей, Фиона, даже не думай.

– Заботишься о своей подружке? – хохочет его соперница. – Как мило. Расплачусь от счастья.

– Я хочу спасти ее душу.

Бровь взлетает вверх тугой дугой. Согнутым кошачьим хвостом.

– А кто же, дорогой мой, спасет твою?

Фионе не нравится. Пальцы до хруста сжимают палочку из сердечной жилы дракона, взмывают ее ввысь. Но она отступает. Предпочитает уйти. Осторожными шагами движется по песку в сторону города.

Умная девушка. Будущая гениальная ведьма.

Альбус недолго смотрит ей вслед, провожает тяжелым взглядом. Как хочется не быть здесь, чтобы холодный песок не щекотал ступни, чтобы не видеть пронзительного взгляда и не чувствовать на себе ершистой улыбки. Но его противница снова возвращает в реальность. Приковывает – не убежать. Не сдвинуться с места.

– Я хотел, – он неосознанно кладет руку на сердце, не потому, что клянется, а потому, что болит, – чтобы все было иначе.

Она ничего не отвечает. Лишь таращит на него огромные глаза. Ни у кого в мире нет больше таких красивых и притягательно-опасных глаз. Он проклят любить их вечно.

И он смотрит на нее. У него больше нет сил. Надо уходить сейчас, иначе, прикует себя к этой страшной, но магнетической ведьме, точно Прометей к скале. Навечно.

Нет, он не может это допустить. Впереди столько приключений, столько впечатлений. Целый непознанный мир. Огромное путешествие. Он мечтал об этом всю жизнь, сидя в маленькой комнатенке родительского дома, выглядывая из окна библиотеки Хогвартса. Он нуждается в этом. Он не создан для того чего она жаждет. Ему не нужна власть или непобедимая армия. Только Вселенная. Бороздить ее необъятные просторы. Одному.

И все же, когда она смотрит на него, умоляя, он не может не сказать.

– Ты победила.

– Я знаю, – кивает она, на миг закрыв глаза, и протягивает руки, чтобы он, как договаривались, мог заковать ее в кандалы.

Она пожелала заточить себя в фамильном замке.

А ему нужно покорять мир.

========== 81. Фиби Холливелл и Драко Малфой ==========

Аристократическое воспитание и привычка всегда думать о репутации – своей собственной и семьи – не позволяли Драко Малфою сквернословить. По-крайней мере, вслух. Про себя тоже (крайне желательно).

Но относительно Фиби Холливелл никаких приличных слов у Драко не находилось. А находились только неприличные, многие из которых начинались на букву «з» – забияка, задира и, Мерлин, прости, зараза.

Он ненавидел ее. Возненавидел с первой же секунды знакомства. Возможно, все могло бы случиться иначе, не упусти Фиби ему на ногу пакет с тяжелыми книгами, пока они оба стояли в магазинчике Олливандера и выбирали волшебные палочки. Она клялась, что это вышло случайно, но Драко даже сейчас, по прошествии почти семи лет, когда на носу у них уже был выпускной, был уверен в обратном.

Как оказалось, это было только начало. На уроках трансфигурации Холливелл чуть не превратила его в жабу. Драко отомстил, подложил в карман ее куртки конфету со вкусом соплей. Тогда Фиби натравила на него глизней. Драко не растерялся. Через несколько дней студентки Хаффлпаффа не стало, а вместо неё возникла весьма нервная йети.

А еще было целое море словесных оскорблений. Однажды упрямая ведьма даже обозвала Драко гоблином! Мать сокрушалась по поводу невоспитанности нынешнего поколения, когда Драко об этом рассказал. А отец деловито заметил, что магическое сообщество с каждым годом становится все более мелким, лучшие времена, очевидно, давно прошли, и выразил сожаление по поводу того, что, увы и ах, многие чистокровные волшебники плюют и на честь, и на репутацию, не умея воспитывать собственных детей. Мать еще добавила, что Фиби столь не воспитана, поскольку рана потеряла родителей, однако Драко не думал, что причина только в этом.

В бесконечных ссорах проходил год за годом, мира на фронте взаимоотношений мисс Холливелл и мистера Малфоя не наблюдалось, перемирия тоже. Разве что раз в год, в честь святочного бала, они переставали искать повод и удачно задевать друг друга. Отдыхать от ссор должен каждый, в конце концов. Хотя бы для того, чтобы потом, позже, открыть второй фронт.

Но сейчас, гуляя в Хогсмиде, Драко смотрел на неё, идущую в компании подруг, и думал: ужель ли это та самая Фиби, которую он однажды обозвал облезлым василиском? Та самая, что пролила чернила ему на голову? Та самая, которая не иначе, кроме как «злобный хорек» его не называла?

Это была все та же Фиби, но другая. Она стала взрослее, ярче. Теплее, что ли. Драко не мог бы подобрать верного слова. Такая Фиби нравилась ему значительно больше, чем Фиби-язва.

И, ладно, что греха таить? Фиби-язва нравилась ему тоже.

Потому, уличив момент, Драко утаскивает ее за руку в маленькую беседку, где обычно целуются парочки, но сегодня на удивление пусто.

– Нам нужно поговорить, Холливелл – деловито произносит он.

– Я не буду меняться с тобой домовыми гномами, Малфой, – вздыхает она, – даже не мечтай. Меня и мои вполне устраивают.

– Нет же, идиотка, – вздыхает он, – не об этом.

И вдруг импульсивно тянется навстречу ее губам. А Фиби в ответ – тянется к его.

========== 82. Серсея и Джейме Ланнистер и Чезаре и Лукреция Борджиа ==========

В стенах Хогвартса больше не весело. Остался лишь страх. Гибкой змеей, танцующей под дудку факира, он заползает в душу, наполняет сердце.

Это не правда, что слизеринцам не страшно. Только полный идиот может не бояться грядущей войны. Ее боятся даже идиоты с Гриффиндора.

Слизеринцам страшно. Серсея видит это в глазах брата, чувствует в болезненном привкусе его поцелуя, ощущает в яростных толчках, когда он в ней, внутри. Она видит страх во взгляде подруги, Лукреции, слышит в ее затихшем смехе, угадывает в разговоре, который больше не касается их с братом Чезаре страстной любви, а только будущей войны.

Им не страшно умереть. Страшно проиграть. Поражение означает участь более горькую, нежели умереть и быть погребенным. Оно значит тюрьму. Плен. Вечное заточение. Одинокие дни, ничем не отличающиеся от них ночи. Объятья дементоров, один вид которых сводит с ума. Поражение значит конец.

Каждый вечер Серсея садится у окна и слушает полные грусти рассказы Лукреции. В нежном голосе ее больше нет счастья, детство стремительно ушло, не попрощавшись. Юность омрачена страшным пророческим будущим. Она не рассказывает больше о доме, болезненно кривит губы, когда большая черная сова Хуана приносит письма из дому, плачет, закрыв лицо книгой. Лукреция печальна и взор ее погас. В рассказах поблекли краски, исчезли цвета. Остался только черный и серый. Однотонность. Отягощающая и страшная.

Каждый вечер Джейме и Чезаре уходят – говорят, гулять. На самом деле – в Запретный лес. Никого и никогда не останавливали замки, если есть оружие мощнее. У их возлюбленных братьев такое оружие есть – ненависть и желание сравнять всё здесь подчистую, стереть в пыль. Каждый вечер они возвращаются поздно, когда на небе горит десяток мелких звезд, а совы в лесу беспрестанно ухают. Каждую ночь (Серсея слышит) Чезаре тащит Лукрецию в давно уже облюбованный ими укромный уголок и любит так горячо, что, кажется, слышно в Дурмстранге. Каждую ночь Джейме ждет сестру под дверью комнаты, и, когда она, простая и босоногая, выходит к нему, жадно целует – как будто кислород вдыхает. Как в последний раз.

Безопасность, строгие правила, меры предосторожности – всё это чушь. Всегда было чушью, сейчас – особенно. Все ждут битвы. Ждет Лукреция, страстно моля Мерлина о помощи и о защите для себя и для брата. Ждет Чезаре, призраком ходящий по коридору в ночной мгле. Ждет Джейме, сейчас такой молчаливый, такой хмурый, точно с похмелья. Ждет сама Серсея, гонит видения об исходе великой битвы, запрещает себе думать о ней.

У них больше ничего нет. Ничего не осталось – только боль прошлого, ужас настоящего и томительное ожидание.

Из прошлой жизни – пьяная, бродящая, горькая, как полынь, страсть – последняя ниточка. Последняя радость, еще доступная.

Единственное, что они могут пока дарить друг другу.

========== 83. Лорд Волдеморт и Круэлла Де Виль ==========

– Круэлла! Крестраж моей души, Нагайна моего желудка, Гарри Поттер моего сердца!

Лорд Волдеморт тянется за поцелуем, выдавливает неумелую улыбку на исковерканном лице, распахивает объятья, ожидая ответной ласки от возлюбленной.

– О, дорогой! – выдыхает Круэлла. – Ты уже вернулся от Лестрейнджей? Так быстро?

– У Беллы закончилась водка, что мне там сидеть? – недоуменно пожимает плечами великий маг. – К тому же, зачем мне какие-то Лестрейнджи, когда меня ждешь ты, о, Слизерин моих почек?!

– Действительно, – пожимает она плечами.

– Что у нас на ужин, любимая?

Глаза его горят, желудок вот-вот станет играть гимн Хогвартса (кто бы знал, как Белла ужасно готовит, ей-Мерлин!). Круэлла подходит к холодильнику. Открывает дверцу. Наклоняется над полкой. Достает вкусный, идеально пахнущий, прожаренный кусок мяса. Куриная голень – пальчики оближешь! Темный Лорд сует в рот пальцы, нетерпеливо кусает подушечки. Еще немного – и станет Римусом Люпином на луну заливаться.

Поманив великого мага пальцем, Круэлла кладет угощение на тарелку, и идет в спальню. Плавно покачивает бедрами.

О, великий Мерлин, Годрикова борода! За этой курочкой с курочкой в руках великий и ужасный Темный лорд готов идти хоть в Тамбов, хоть в Саратов, хоть в Хацапетовку. Да хоть на край света!

Лорд не рассчитал, не вписался в ракурс. Больно бьется лбом о косяк двери, когда натыкается на нее. Круэлла заботливо улыбается, обернувшись. Обещает приложить к ране подорожник и прошептать исцеляющие заклятья.

Круэлла и запах еды приводят великого и могучего мага прямиком в кровать. Он падает на пятнистые меховые простыни, следит, как огонь его чресел опускается рядом, открывает рот, стараясь укусить занесенную над ним куриную голень. Запах мяса так близок, так остер, так соблазнителен, что Темный Лорд готов Пушком залиться. Но нет, Круэлла убирает лакомство из-под его носа. Прибежавшие на запах далматинцы лают. Она трясет голенью в воздухе.

– Дорогой, – ядовито шепчет она, облизнув его высунувшийся от гастрономических страстей язык, – скажи-ка мне, наконец, куда ты дел еще один крестраж?

О, Мерлин великий! Помутившийся рассудок вопит василиском, что нельзя рассказывать. Перед глазами – огромные глаза дорогой Нагайны, просящие пощады.

– Нет! – стоически, точно узник Азкабана, отвечает он. – Я не поддамся тебе, негодная женщина! Не расскажу, где мой крестраж!

Круэлла пожимает плечами.

– Как хочешь, дорогой.

Когда она дважды опробовала на нем Круциатус, Волдеморт, все еще жутко голодный и, как всегда, дико злой, сообразил, что, в общем-то нужно всего лишь произнести «Авада Кедавра!», чтобы этой маркизы де Сад хогсвардского образца не стало. Но Круэлла будто чует беду – затыкает ему рот кляпом.

– Итак, дорогой, – направив на него волшебную палочку, Круэлла готовится к атаке, – я называю по очереди все возможные места хранения крестражей. Твоя задача – кивать, или качать головой. Иначе твоя хилая тушка очутится в загробном мире. Поверь мне, это хуже, чем Азкабан и дементоры. Я там была – ничего хорошего. Продолжим?

****

Пытки продолжаются третий час. Желудок Темного Лорда уже на карту мародеров стал похож, такой же извилистый от голода. Вкусная куриная голяшка все еще лежит неподалеку и преданно смотрит на него, но он не может до нее дотянуться – Круэлла приковала его наручниками к кровати. Несносная дамочка в мехах и кровавых бриллиантах по-прежнему пытает его, но теперь ее ужасные далматинцы еще и остаток носа ему откусили. А самый огромный – дважды укусил за зад.