Текст книги "Истории тёмного королевства (СИ)"

Автор книги: Anless

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

========== 167. Азирафаэль и Кроули ==========

зарисовки из семейной жизни

– Кроули! – требовательно сказал Азирафаэль, сложив на груди руки. – Скоро булочки будут готовы и посыпаны пудрой, я тогда тебя позову. А пока – прочь отсюда.

– Ну одну булочку я всё-таки возьму?

– Одну? – на лице ангела отпечатались сомнения. – Ладно. Одну можно.

По лицу Кроули поползла довольная улыбка. Подойдя к Азирафаэлю, он подхватил его на руки и потащил к двери.

– Ай! – взвизгнул ангел, стукнув его по плечу. – Ты что делаешь? Ну-ка прекрати! Немедленно поставь меня на место!

– Забираю одну булочку, – с невозмутимым спокойствием ответил Кроули, – ты же сам разрешил.

*****

Азирафаэль пыхтел и раздувал щёки.

Испытав сильное беспокойство, Кроули осторожно подошёл к нему и, положив руку ему на плечо, обеспокоенно спросил:

– Ангел. Что случилось?

– Зачем ты в этих порно-роликах снимался? – Азирафаэль явно старался, чтобы в его оскорбленном взгляде был вызов, но получилась только обида.

– Кто? – изумленно спросил Кроули, даже очки с носа на пол грохнулись. – Я? С чего ты это взял, ангел?

Азирафаэль взял планшет, лежащий на рабочем столе, порылся в нём несколько минут и ткнул прямо Кроули в лицо:

– Вот. Разве это не ты?

– Не я! – горячо возразил Кроули. – Честное слово!

– Я не верю тебе! – горделиво ответил Азирафаэль. – Это твои пальцы. Не лги мне, Кроули. Я их из миллиона других узнаю.

Кроули растерялся, повесил голову.

– Ну прости, ангел. Я сначала был режиссером. Но потом продюсер, знаешь, местный Сатана, мне сказал, что им нужен кто-то с длинными пальцами и ногами. А на этот детородный орган им было плевать, и…

– Ага, – обиженно хныкнул Азирафаэль, надув губы, – а мне говоришь, что любишь. Всю ночь меня обнимаешь, и разговариваешь о прекрасном, подлый демон!

– Но это правда! – горячо возразил Кроули. – Я люблю тебя!

– А я тебе не верю! – Азирафаэль склонился к самому лицу Кроули и прошипел со злостью ему в губы. – Ты лжёшь!

– Знаешь что, – возмущенно выдохнул Кроули, – деньги нужно зарабатывать, ангел. Как думаешь, кто нашёптывал этой толстой тетке без мозгов текст, который стал бестселлером в итоге, «50 оттенков серого» называется? Приходится выкручиваться! Или ты что, думаешь, мы тебе на вкусняшки с доходов твоего магазинчика книжного откладываем, что ли?

– А разве… – растерялся Азирафаэль, и отступил на шаг назад, – разве нет?

– Конечно нет, – фыркнул Кроули, – и вообще, а что это ты порнушку человеческую смотришь, а?

– Ну, – ангел залился краской, – я просто… я…

– Значит, как мне хотя бы обнимашки, – продолжал распаляться Кроули, – так обойдусь. А как порно втихаря смотреть – так нормально, да?

– Я… – щёки Азирафаэля мгновенно стали пунцевыми, – я тренировался.

– Чего? – опешил Кроули, не мигая уставившись на ангела.

– Ну должен же я был тебя чем-то порадовать! – Азирафаэль смущённо всхлипнул и опустил голову.

А Кроули просто не знал, как еще сказать идиоту, что он радует его одним уже тем, что дышит. И так уже миллиарды лет.

*****

– Ай! – всхлипнул Азирафаэль, когда Кроули слишком сильно надавил на его правое крыло расческой. Получилось капризно. – Аккуратнее, пожалуйста. У меня нет запасных крыльев.

– У тебя и пламенного меча запасного не было, – спокойно возразил Кроули, – можно подумать, тебя это остановило.

– Ты что, ещё миллион лет мне будешь этим мечом тыкать?

– Да я бы потыкал, – пожал плечами Кроули, – но ведь его нет. Нечем тыкать.

Азирафаэль громко вздохнул со всем неодобрением, на какое был способен. Кроули было всё равно. Он был занят превращением шикарных крыльев ангела в идеальные, сменил уже третью расческу, но как лежали крайние перья, ему всё равно не нравилось.

– Да что ж такое-то! – наконец, сдавшись, вздохнул он. – Перо всё равно одно торчит. Бунтарское перо какое-то!

Азирафаэль внимательно посмотрел на сердечного друга, потом в окно:

– Ай, не волнуйся, – сказал он, прижимаясь к Кроули сильнее, – Господь сегодня в плохом настроении. Вон какой ливень идёт. Того и гляди, новый Великий потоп случится. Чую, придётся нагоняй сегодня получать.

Обеспокоенный, Кроули отложил расчёску и поцеловал своего ангела в макушку.

– Будешь кофе? Отлично снимает стресс. И успокаивает нервы.

Азирафаэль, поколебавшись с минуту, кивнул.

========== 168. Фиби Холливелл и Коул Тёрнер ==========

немагическое modern-au

Здравствуй, дорогая. Какая встреча через несколько лет. Я уж и не думал, что свидимся однажды. Надеяться себе запретил. Надежды, знаешь ли, развеялись как дым.

Ты не ожидала увидиться тоже, я вижу? Почему? Потому что больно вспоминать о том, как всё начиналось, а потом как закончилось? Не хочу. Потому что до сих пор с теплотой вспоминаешь нашу историю? Не верю. Потому что жалеешь о содеянном? Не думаю.

Помнишь ли ты хоть что-то, или блестяще и быстро вычеркнула всё из памяти? Это ведь так просто сделать, когда твои сёстры меня ненавидят, а ты, бойкая, милая студентка-старшекурсница, слушалась их, грызя себя чувством вины, ведь никогда не делала этого раньше? Кстати, как там две эти грымзы? Живы? Нашли жертв, то есть, мужей?

А я помню всё, Фиби. Как всякий раз, когда ела мороженное, на твоей верхней губе рисовалась пенка, и я любил её слизывать (мороженного от тебя мне не доставалось, и мою порцию ты тоже часто съедала, а я обожал тебя за это ещё больше, покупая делал ставки – съешь или нет). Как ты спала, обнимая меня, цепляясь мне в руку ногтями, когда собирался уйти. Помнишь, мы тогда поклялись, что никогда не отпустим друг друга?

Что было твоей самой большой жертвой ради меня, Фиби? Наверняка, начать бегать по утрам. Помню до мелочей, как ты пыталась сфокусировать сонный взгляд, расплывчато смотрела, подавляла зевки. А потом начинала флиртовать – игриво проводила пальчиком по моей спине, вела дорожку по позвоночнику – и я таял. Хотя бурчал, мол, что ты делаешь, пора бегать, нужно бегать, давай не будем заниматься ерундой. И я знал, что ты ответишь. «Давай не заниматься ерундой» – с улыбкой кладёшь руки мне на плечи, а потом целуешь – тем самым поцелуем. Я ругал тебя. Но я обожал это. И даже поймал себя на мысли однажды, что жду каждый раз, как ты будешь флиртовать сегодня. Почему все наши попытки бегать, Фиби, заканчивались в постели, спортом, куда более приятным, чем бег? Мы не могли оторваться друг от друга. Целовались часто по несколько часов, почти без остановки, разве что, на короткий вздох и бурный выдох. Это была любовь.

Во всяком случае, я так думал. Ещё когда мы лазали по гималайским вершинам, и ты смеялась, и твой милый голос был моей музыкой. А через три дня ты сказала мне: «Прости, милый. Я ухожу. Мои сёстры правы – ничего у нас не выйдет. Такая страсть сжигает нас обоих. И однажды сожжёт».

Ты ушла, и мир рухнул. И жизнь закончилась.

А что теперь, дорогая? Как ты живёшь? Дышишь ли полной грудью? Дышишь ли вообще? У тебя, смотрю, дочка уже есть. Девочка очень милая, похожая на тебя, как две капли воды, и, видимо, тоже любит мороженное. Так как ты, Фиби? Могу я спросить?

– Привет, Коул.

Тебе стыдно, неловко и неуютно. Ты цепляешься в руку дочери и стараешься отвести взгляд. А ещё как-то странно с ноги на ногу переступаешь.

– Привет.

– Ты что, пьёшь? – ты спрашиваешь это как будто мы всё ещё вместе, и я внезапно запил. Как будто ты ещё имеешь на это право.

– Да так, выпиваю иногда.

– Ясно.

– Как ты, Фиби?

– Ничего, – ты вытаскиваешь из себя улыбку – натянутую, натужную. Это стоит тебе больших усилий, – это моя дочь, Паркер.

– Понятно. Она похожа на тебя.

– Прю, моя старшая, похожа на меня больше.

Мы неловко молчим оба, и оба смотрим в пол. Наверное, решение подойти к тебе, а не спрятаться между рядами, слившись с толпой, было ошибкой.

– Ты раздражён. Ты всё ещё на меня злишься?

Снова говоришь, как будто всё ещё имеешь на меня право.

Пожимаю плечами. Я не знаю, что сказать в ответ. Ты не знаешь, что делать, растерянно шаришь глазами по залу, смотришь в пустоту. Мы с тобой как внезапно сломанный телефон – заглохли, и не починились. К починке негодны.

– Ладно, – голос звучит чуждо, как будто не мой вовсе, – был рад повидаться. Всего доброго.

Всё. Развернувшись, почти бегу к выходу, комкая в руке только что купленную пачку сигарет. Глаза колют, но это, наверное, от ветра.

А знаешь, Фиби, эта страсть сжигала. Твои сёстры были почти правы.

Она сожгла меня дотла.

========== 169. Круэлла Де Виль и Анита Редклифф ==========

Она приходит внезапно. Является под вечер, точнее, позже – когда на город вот-вот спустятся сумерки и его укроет мгла.

Анита испугано вздрагивает. Анита ёрзает в своём кресле, выронив из рук вышивку, и вскочив так резко, что напугала щенка. Малыш взволнованно залаял, а потом собаки создали настоящий хор.

Но Круэллу Де Виль невозможно остановить, и, кто сказал, что за шесть лет, что они не виделись, это изменилось?

И вот она входит в их маленький дом, вся в клубах дыма, отвратительный запах которого щекочет глотку, а ужасный цвет разъедает глаза. Она не спрашивает, ждали ли её здесь, хотят ли видеть, хотят ли услышать, что она готова рассказать.

Она бесцеремонно садится на диван, выпустив дым Аните в лицо. Она смотрит прямо, нагло, совершенно неприкрыто Аниту рассматривая. Анита ощущает неловкость, ёрзает на диване. Увидев беззаботно выходящего из своей комнаты Роджера, мурлыкающего песенку, сконфуженно смотрит на свои руки. Пальцы дрожат. Она стала слабой, нервной и затравленной. Нет смысла хранить это в секрете от Круэллы – Анита почти уверена, что та всё поняла, посмотрев на неё в первые же секунды. Анита чувствует себя очень плохо. Анита хочет рыдать и спрятаться в нору, как мышка, чтобы никто никогда её не нашёл.

– Что ты здесь делаешь? – уставившись на Круэллу, спрашивает Роджер. Он хочет выглядеть сердитым. Но в этих своих попытках он смешон.

– И тебе привет, Рошфор, идиот – коротко бросает Круэлла, снова возвращаясь к любопытному разглядыванию Аниты. Разговор между ними закончен, как всегда, толком не начавшись.

– Роджер, дорогой, – устало вздохнув, Анита бросает на мужа взгляд, полный мольбы, – пожалуйста, прибей мне полки. Мне нужно куда-то книги поставить.

К счастью, муж, похожий больше на малое неразумное дитя, удаляется почти сразу же, бросив перед тем взгляд, подразумевающий злость, но похожий, скорее, на глаза обиженного щенка.

– Я рада тебя видеть, Круэлла.

– Готова поспорить, дорогая, – я тебя больше.

Круэлла перекладывает сигару в другую руку, грубо пинает подползшего к ней крошечного щенка, которого Анита тут же берёт на руки, гладит маленькие лапки.

– Как семейная жизнь, Анита?

Круэлла перекидывает ногу за ногу. Закуривает новую сигарету. Выпускает Аните в лицо очередную порцию дыма. С раздражением смотрит в окно, где ночь почти вступила в свои права, и поправляет шубу.

– Нормально – выдавливает из себя Анита, усталая и растоптанная.

– Да, – по губам Круэллы ползёт улыбка, гадкая, коварная, но, чёрт, Анита всегда любила ею любоваться. Эта улыбка давала ей ощущение, давно потерянное, ещё в детстве – правды. Жёсткой. Мерзкой. Но правды. Куда более приятной, чем самая сладкая ложь, которой её все кормят. Которой она кормит себя сама, – я вижу, дорогая. Кажется, я приехала вовремя.

Анита смотрит на неё с недоумением.

– Я надеялась, это просто дружеский визит.

Анита улыбается, и на губах Круэллы тут же появляется лукавая улыбка. Ей всегда нравилось смотреть, как улыбается Анита. Она знает.

– Не совсем. Такая дама, как я, как ты знаешь, никогда и ничего не делает просто так.

Короткий обмен взглядами. Анита пытается подготовиться к шоку. К которому подготовиться невозможно.

– Я хочу, чтобы ты руководила домом мод «Де Виль».

Выстрел. Пуля попадает почти в сердце. За сантиметр до него.

Анита почти перестаёт дышать.

– Что? Но почему?

Круэлла пожимает плечами. Это выглядит чертовски элегантно. И чертовски грубо.

– Я устала, дорогая. Я заработала достаточно денег, чтобы загорать на Бали, плавать на Сейшелах и пить джин в Ирландии.

– Да, – растерянно кивает Анита, переставая понимать, что происходит, совсем, – но почему я? Зачем ты выбрала меня, Круэлла?

Де Виль смотрит пристально, и Аниту бросает в дрожь.

– Потому что ты – талантливый дизайнер, дорогая. И не говори, что ты об этом не слышала. Я тебе об этом уже говорила.

– Но я так давно не работала, – Аните плохо, и она готова лишиться чувств, ощущая себя маленьким подопытным кроликом под взглядом удава. Удав спокоен, снова поправляет шубу, снова смотрит на кролика.

– Ты потеряла время и опыт, дорогая, но никто не отнимал у тебя твоего дара. И не отнимет. Вспомни, что я сказала тебя тогда, впервые, в моём кабинете?

Анита улыбается, качает головой.

– Что у меня есть дар. И я не должна его потерять.

– Именно.

– Ладно, – сдаётся Анита, поднимая руки вверх, – хорошо. Я подумаю. Обещаю.

Круэлла тушит сигарету прямо об стол. Склонившись к лицу подруги, пристально смотрит ей в глаза, пока у Аниты по коже мурашки начинают бегать табуном, и дыхание почти останавливается. Оказывается, она скучала. Сильнее, чем могла представить.

– Ты не поняла, дорогая. Буду считать, потому, что отупела в браке. Я не прошу тебя подумать. Я хочу, чтобы ты руководила моим домом мод. Ты приступаешь к новой должности на следующей неделе.

Всё крутится перед глазами, будто она на карусели. Аниту тошнит.

Она не понимает, что происходит. Не осознаёт, как Круэлла встаёт и выходит, громко хлопнув дверью. Не сразу различает голоса на улице. Только сейчас понимает, что они уже стоят у машины Круэллы, и та открывает дверцу.

Только сейчас понимает, что что-то не так.

– Круэлла. Ты бы ни за что не отказалась от бизнеса. Это означает отказ от себя. Так что случилось?

– Ничего, – пожав плечами, отзывается Де Виль, – просто решила отдохнуть.

Анита качает головой и кусает губы до крови. Она знает, что это ложь. Они обе знают.

Анита сверлит её взглядом, но на самом деле смотрит умоляюще. Ей нужны ответы. Как всегда.

Круэлла сдаётся.

– У меня рак, Анита, дорогая. Была ремиссия. Но сейчас нет. Мне осталось немного. И я хочу, чтобы у тебя было всё то, о чём ты мечтала.

– Почему? – с отчаянием спрашивает Анита, порываясь бежать за машиной, если будет нужно.

– Потому что ты этого заслуживаешь. Ты заслуживаешь большего, чем пустой и скучный брак, который тебя достал.

Анита кивает. Ей нечего возразить.

– И да, дорогая, – прижав её к капоту, Круэлла целует её в губы, и проводит языком, что пропах сигаретами и джином, по горлу, задевая каждую родинку, – готова поспорить, идиот Родриго никогда тебя так не целовал.

****

Новая глава дома мод Де Виль Анита Кэмпбел-Грин (больше не Редклифф) снимает с портрета Круэллы траурную ленту, отправив его в верхний ящик стола. Выливает остатки джина, к которому теперь ни за что не притронется, открывает окно, и смотрит на просыпающийся Лондон.

Пора работать.

========== 170. Ник Уайлд и Бэзил (“Зверополис и “Великий мышиный сыщик”) ==========

Sheriarty-au

Не играй со смертью. Не заглядывай ей в глаза. Не смотри в лицо. Посмотришь – проиграешь. Победа над смертью – иллюзия. Ты можешь выиграть одну или множество битв за жизнь, но финальную всё равно проиграешь. Исход финальной схватки со Смертью – смерть. Ты всё равно умираешь. Рыдай, сколько хочешь, умоляй небеса пощадить – не поможет. Тебе хана.

Он ждёт меня. Для этого мне не нужно видеть его острое тело и улыбку, похожую на оскал Дьявола, не нужно ощущать в воздухе запах его духов. Он ждёт меня. Я его учую из миллиона других запахов в мире. Я различаю его по звуку шагов и оттенку в голосе. Десять лет жизни, в которой любовь так тесно сплелась с ненавистью. Я не могу без него дышать.

Едва я приближаюсь к нему, так, что теперь мы стоим на расстоянии пяти шагов друг от друга, улыбка дьявола превращается в кроткую, почти ангельскую.

Мы не нуждаемся в приветствиях.

– Неужели это конец? – у меня выходит робко. Я точно влюблённый школьник. Или милая девушка, которая по уши втрескалась в самого плохого парня школы.

А он, гениальный, умный, почти как я сам, расставивший ловушки так, что я попросту не мог не прийти, снова возвращается к оскалу. И я обожаю этот оскал. Это – его отличие. Его фирменный знак.

– Бэзи, – нежно, почти любовно, он проводит пальцем по моим губам, – милый мой, ты так наивен, хотя и гениален. Я знаю, как ты страдаешь от того, что эта наша… – он запинается, потому что, сколько бы мы не пытались, никогда не можем подобрать подходящих слов, чтобы охарактеризовать отношения между нами, – своеобразная дружба заканчивается. Но, видишь ли, в этом-то и проблема. Я предлагаю тебе завершить её на пике возможностей. Вдвоём. Мой милый, сладкий, маленький Бэзи.

– Не разговаривай со мной так, Ник, – я кусаю губу до крови, – я не девчонка из группы поддержки.

И он взрывается искренним хохотом. Так смеются счастливые люди. Но Ник Уальд не может быть счастливым, как и я. Мы задыхаемся от обыденности вещей.

Мы – п с и х и.

– Нет, Бэзи, – он подходит на шаг ближе, – ты не девчонка из группы поддержки, конечно нет, дорогой. Просто ты – пай мальчик, который упорно хочет казаться хуже, чем есть. Это мне в тебе и нравится, дорогой.

– А ты – монстр, внутри которого живёт щепотка добра? – не могу сдержать усмешки. – Так ты думаешь?

– В каждом, – он вальяжно пожимает плечами, – живёт щепотка добра, милый. Или нет.

И тут же скалится, как будто я сомневался когда-нибудь, что в нём добра нет.

– Но именно это, милый мой Бэзи, – щебечет он, мнимо-беззаботный, – тебе во мне нравится. Я не прав?

– Ты очень хорошо меня знаешь.

– А ты меня.

И он притягивает меня к себе. Смотрит пытливо в глаза, а я в его – тоже. Эта игра подходит к финалу. У каждой сказки есть конец, не обязательно счастливый. Но нам на счастье плевать. Нам всегда было нужно только одно – чтобы было интересно.

Я чувствую сладость его пьяного дыхания и острый аромат его духов. Моё сердце бьётся в замедленном темпе, но учащается, когда чувствую, как он целует мои губы следом своего вздоха.

Вот и всё, что мы теперь можем позволить друг с другом.

Ничего большего.

Он толкает меня назад, и я исполняю приказ – лечу.

Не потому, что не могу удержаться.

Потому, что не хочу.

Мы жили вместе. Разыгрывали шахматную партию вместе.

Она сыграна вничью. Пора признать это и поставить точку.

И он, я вижу, прыгает за мной, в бурлящую воду водопада.

Мы умираем вместе. Мы летим в неизвестность.

В пустоту.

========== 171. Мадам Аделаида Бонфамили и Жорж Откур (“Коты-аристократы”) ==========

Помните ли вы свой последний спектакль, моя дорогая мадам? Вы пели как в последний раз. Хотя, конечно, он и был последним. После этого вечера, великого и прекрасного, вы пели только дома, и почти всегда – для меня.

Помните ли вы свой последний спектакль, мадам Аделаида, душа моя? Вы были тем, кем вы есть – богиней. И я тоже был тем, кем я есть – вашим зрителем. Как говорят сейчас, вашим фанатом. Вашим преданным другом.

Что осталось у вас в памяти, великая мадам Аделаида? Потому что мне никогда не забыть вашего прекрасного платья, жёлтого, словно солнце, золотого, будто яркий луч на вечернем небе. И ваше колье на тонкой шее… Я вижу его всякий раз, когда вы сидите полу-боком, глядя в окно, задумчивая, нежная, нездешняя.

Что вы помните в этой кутерьме, моя великая мадам? Потому что я, ваш влюбленный адвокат с душой поэта, помню всё.

И как вы пели. О, как вы великолепно пели тогда. Последняя песня – всегда самая горькая, но и самая сладкая тоже. Вы пели на разрыв, и звук вашего чудесного голоса разливался по моей душе, стучался в моё сердце и тёк в мои вены. Я хорошо запомнил слова – «Если ты меня забудешь, я умру».

Моя прекрасная мадам Аделаида, солнце на моём небосводе, луна на потемневших краях моей души, вас невозможно забыть. Даже если бы наших встреч больше не было, если бы мы расстались тогда навечно, нас разделило бы время, расстояние, люди, страны и города – я не смог бы забыть вас ни на миг. Ни единой секунды забытья – это о вас. Последний ваш вечер на сцене случился тридцать два года назад, а я помню всё так, будто это вчера происходило. И ваш лучистый взгляд, хотя и немного грустный, помню тоже. И ваши пальцы, прекрасные, которые каждый из присутствующих на спектакле, каждый зритель, готов был бы целовать вечно. Они так взволнованно, лихорадочно, больно, вонзались в букеты, а вам всё несли и несли цветы на сцену.

А потом я постучался в двери вашей гримёрки. Ваш голос был тихим и подавленным. Я, полчаса стоящий у дверей, не решающийся войти, теперь очень испугался, что вы не захотите меня видеть. Но вы впустили меня.

– Можно, Джордж, дорогой. Проходите.

Я вошёл. И вы ответили на вопрос, который мучил меня уже давно, как вы знаете, когда к вам прихожу именно я, хоть и в этот раз я его не задал. Вы читали мои мысли.

– У вас, дорогой друг, всегда особенный стук в дверь. Медленный. Тихий.

Вы сидели у зеркала и смотрели на своё отражение в нём. Ваш взгляд потух, я испугался.

– Что-то случилось, моя дорогая мадам Аделаида?

– Я просто боюсь, – вы обернулись ко мне полу-боком, заглянув мне в лицо, – вдруг погасну, как сафиты сцены, теперь? Вдруг я не смогу больше жить? Ведь что я без музыки? Кто я?

О, моя прекрасная леди, я мог бы остаток твоей жизни потратить, расписывая, как вы прекрасны, и сколько всего глубокого, настоящего, прекрасного сокрыто в вас. Но у меня – как всегда – не хватило смелости. Я стоял перед вами, понурив голову, как мальчишка, путая слова и забыв, что необходимо дышать.

Помните ли вы, что я сказал вам тогда?

– Вы должны жить, мадам Аделаида. Вы не можете не жить. Вы и есть жизнь.

Вы улыбнулись, и тихо, чуть слышно, кивая, ответили:

– Спасибо, дорогой Джордж.

И я ушёл, поцеловав вам руку на прощанье, и подарив букет роз, белых, точно ваша прекрасная кожа, сияющих, будто ангельским цветом.

Но в тот вечер я сказал, что нужно жить, не только вам, моя прекрасная муза. В первую очередь, я сказал это себе.

И я живу. Каждый день воспоминанием о вашей улыбке. Каждую минуту – в ожидании нашей следующей встречи. Когда мне плохо, старческий организм подводит меня, капризничает, я приказываю себе жить, мой прекрасный ангел, чтобы ещё раз увидеть вас однажды.

Я живу, потому что знаю, что вам нужна моя дружба, моя поддержка, и да, прекрасная леди – с кем же ещё вы будете танцевать, вот как сейчас?

Я живу, потому что есть вы.

Помните ли вы, моя прекрасная леди, как вы прекрасны были на сцене, особенно в свой последний спектакль? Я помню всё.

Знаете ли вы, моя прекрасная леди, как вы всегда бесконечно прекрасны?

Я – знаю.

========== 172. Ариэль, Эрик и male! Урсула ==========

Русалочка, точно милая птичка, порхает, в покои прекрасного принца несется, улыбаясь, будто яркое солнышко. Она в прекрасном настроении и счастлива, как никогда. А какой ей ещё быть, когда на ней надеты платье от «Валентино» и туфли от «Маноло Бланик»? Теперь-то она, конечно, понимает всех земных девушек, которые душу дьяволу за такую красоту отдать готовы.

Она очень, очень, очень счастлива, прямо до неприличия. А сейчас станет ещё счастливее, как только в покои к принцу войдет. Вот она придёт к Эрику, мило стуча каблучками своих брендовых туфелек, глазки в пол опустит, краской вся, с ног до головы, зальется, и скромно прошепчет, как в лучших любовных романах читала:

– Я хочу разделить с Вами жизнь.

И он, конечно, окончательно растает, не устоит, романтично вздохнет, её нежно обнимет, может быть, даже сентиментальную слезу пустит, ведь разве можно устоять перед такой красоткой, а ещё модницей (а ещё скромняшкой)?

В общем, Ариэль несётся не просто в покои принца, а к своей замечательной, прекрасной, новой жизни. Взволнованно вздохнув, она быстро дёргает ручку двери на себя. Дверь легко поддаётся, открывается, и…

– Что? – Ариэль сползает по стенке, чувствуя, как ломается каблук туфелек от «Маноло бланик» и, чтобы совсем разбить свой брендовый образ, громко сморкается в подол платья от «Валентино».

Она смотрит на постель, хлопает ресницами, не в силах поверить в открывшуюся перед нею картину, и хватается за предательски колющее сердечко:

– Ах ты! Ненатуральный продукт! Как тебе не стыдно?

Принц, который оказался не таким уж прекрасным, как думала Ариэль, впопыхах одевается, застёгивает брюки (которые должна была бы расстегнуть она, Ариэль, но опоздала!).

– Жили б с тобой вместе, – всхлипнув, выдохнула Ариэль, – я бы родила сына…

И, упустив голову на руки, безутешно зарыдала. День был испорчен точно так же, как и туфли от «Маноло Бланик» и платье от «Валентино».

Урсул, морской колдун, тем временем, вальяжно развалился на постели. Ариэль бросила на него полный злости взгляд. Ну конечно, теперь-то стало понятно, для чего он решил ей помогать. А рассказывал сказки: «Ноги – это хорошо, а длинные ноги ещё лучше!», фольклорист несчастный!

Ариэль продолжала плакать, сидя на холодном полу. Тяжела и неказиста жизнь принцессы в двадцать первом веке, когда каждый второй как не феминист, так… активист…

– Слушай, – Эрик, который мягко опустился рядом с ней, погладил её по плечу, Ариэль хотела буркнуть, мол, не трогай меня, пока руки не вымыл, но сдержалась – не к лицу девушке в платье от «Валентино» ругаться, – я не виноват, понимаешь. Просто так выпала карта, так судьба расставила роли… и всё такое. Ты не расстраивайся, детка. У меня брат есть, младший, вы с ним ровесники. Вот он сегодня в гости придет, вы познакомитесь, и точно влюбитесь друг в друга.

– А если, – горько всхлипнув, простонала Ариэль, – если не влюбимся?

– Не волнуйся, – успокаивающе похлопал её по плечу Эрик, – влюбитесь. Если что, Урсул вам поможет. Правда, дорогой?

И он сияюще улыбнулся, не оставляя никаких шансов отказать.

========== 173. Фиона Галлагер (“Бесстыжие”) ==========

Как это всё надоело. Вонь отца, до каждой клетки пропитанного алкоголем, попытки не задохнуться в запахе его мочи, пока пытаешься укрыть его, упавшего почти что замертво посреди кухни (скоро он, наверное, даже домой приходить перестанет, будет валяться на улице и однажды сдохнет под колёсами машины, и поделом). Йен, которого нихрена его биполярное расстройство не оправдывает, творящий чушь на каждом шагу. Марихуана при мигрени, больше не излечивающая никакую мигрень. Установка, что нужно быть сильной ради всех и каждого, ради каждого и всех.

Как же это всё надоело. Тонешь в бушующем океане, крича посреди шторма и размахивая руками, но никто не услышит. Люди вообще глухие эгоисты. Если тебя будут убивать на их глазах, они даже не поднимут свои зады с кресел, чтобы прийти на помощь. Разве что, обделаются со страху. Сомнительное, блять, участие.

Я кукла. Игрушка, которую, быть может, однажды проткнет Карл. Будет ли больно? Да нихера. Когда ты вся, от макушки до пяток, большее самой страшной боли, все порезы, уколы и рваные раны будешь чувствовать не более, чем комариный укус.

Я тону в глубокой-глубокой воде, но пока ещё барахтаюсь. Правда, не понимая, зачем. Когда меня не станет (а доживу ли я, мать твою, до сорока?), заплачет ли кто-нибудь? На какой день после моей смерти кто-то кинется меня искать? Раньше казалось, что через минуту, потому что без меня эти чёртовы засранцы не смогут подтереть зад. Потом стало ясно, что я себе льстила. И похуй.

Что сегодня на завтрак? Сигареты и вонь от отца, разлившаяся ядом по всем комнатам. После него дом хоть год проветривай, пускай холод в окна – не поможет. Алкоголь сожрал его мозги и разрушил тело. Он теперь и есть алкоголь на двух ногах, пока ещё ходячий, но, кажись, ненадолго.

Скромный завтрак, но вряд ли, когда жизнь застряла в кишечнике и не хочет вылазить, даже если суёшь пальцы поглубже, пытаясь вырвать, очень хочется есть. Вообще ничего не хочется. Даже воды.

А ещё нужно работать. Пахать на износ. В твоей семье, шлюха, денег не водится. Может, блять, пойти на панель? Всё равно все мужики одинаковые, дёргающие пару минут своим членом, а потом шипящие: «Извини, детка, ты меня заебала». Ах, ну да. Настоящая любовь, конечно. У каждого вторая половинка, да. Жди принца и он когда-нибудь прискачет к тебе на коне.

когда ты женщина из семьи Галлагер, любой непьющий, моющий голову пару раз в неделю чувак, уже принц

И новый день начинается подозрительно, сука, спокойно. Это охереть как подозрительно. Ни Йен не смотрит в одну точку, а ушел шляться с Малковичем. Ни отец ещё не вылакал ни грамма. И Карл не загремел в очередной раз за решётку и не разрезал уличного кота на куски. Текст смс радует тоже: Лип прислал денег. День просто пиздец какой охуенный. Сразу хочется жить но не мне

Закрыть бы глаза и просто не проснуться. Может быть, во сне будет другая, лучшая жизнь.

Но кому ты врёшь, Фиона, кого обманываешь. Без тебя твой карточный домик развалится при первом дыхании ветра и сгорит от одного лишь яркого солнца. Без тебя всем пиздец.

Без тебя тебе пиздец тоже.

только ты знаешь, Фиона, что однажды соберешь в чемодан убогие пожитки, и уйдёшь молча из этого дома, рассеешься в этом городе навечно, оставишь его позади

Потому что это всё до смерти надоело

Но это будет уже совсем другая жизнь.

========== 174. Бог (“Чудотворцы”) ==========

МОЯ ЖИЗНЬ ПОСЛЕ ПРЕДОТВРАЩЕНИЯ КОНЦА СВЕТА

(дневник Бога)

12 февраля, пятница.

Ел суши в самом знаменитом суши-баре Японии. Суши – определённо, одна из лучших штук, что я создал. Вознаградил курьеров, одному даже нашёл любовь всей его жизни – худенького мальчонку лет девятнадцати. Надеюсь, курьер быстро смирится с тем, что он по мужикам.

14 февраля, воскресенье.

Люди (не без моего ведома, конечно), празднуют сегодня День Влюбленных. Кто-нибудь объяснит старому доброму Богу, зачем для секса нужен всемирный отдельный день? Я не понимаю. Нет, серьезно. Все трахаются, как в последний раз. Будто завтра планета взорвётся. Я в шоке, ребят. Быстрее бы эти долбанные сутки закончились, а то у меня уже уши болят от их оргазмов (половина из которых фальшивые).

18 февраля, четверг.

Тусим с ребятами в Колумбии. Крейг переборщил с кокаином, врезался в дверь (дважды), ударился об окно (не спрашивайте, как). Ходит теперь с огромной шишкой на голове. Лоб весь малиновый от ударов. А Элиза смотрит на симпатичного паренька и скулит, думая, что я не слышу. Рассказать ей, что он – сын нарко-барона, что ли? Она, вроде бы, не любит плохих мальчиков.

20 февраля, суббота.

Приехали с Санджеем и Рози в Индию. Я хотел покататься на слоне, но упал с него и прямо на куст роз. Задница теперь вся в колючках. Плохой слон. Вот сейчас разозлюсь, и они все исчезнут с концами.