Текст книги "Лёгкое Топливо (СИ)"

Автор книги: Anita Oni

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

«Первый этаж, – гласила табличка у лифта, – приёмное отделение, выписка, ЭКГ, анализы, офтальмология, аптека, выход».

Всё было правдой, кроме последнего. На выход здесь можно было отныне не рассчитывать.

Оборудование вынесли ещё в конце девяностых. Остались пустые холлы, процедурные с выведенными из строя каталками, зал ожидания с заколоченными дверьми и дряхлыми креслами, посыпанными прахом минувшего столетия. Многие из видов уже были знакомы Алану по фотографиям, но запах… запах оказался в новинку. Посвежее, чем в подвале, надо отдать ему должное, но сдобренный порцией нашатыря и приправленный душком отхожего места.

«Молодёжь», – развёл он руками. У него, конечно, в двадцать были несколько иные приоритеты, но и Алан вкусил свою порцию нелепых вылазок, лихачеств по ночному Слау и перекуров у промзоны с сомнительными личностями, лишь немногие из которых оставались до сих пор на свободе.

Он из вежливости посетил все четыре этажа, замёл следы дизелевских подошв, поиграл в театр теней на облупленных розовых стенах и полюбовался на ночную Мэрилебон-роуд из овального окошка мансарды. Какой-то пьяница пытался перелезть через металлические перила, разделяющие противоположные потоки, и редкие автомобили, сквозящие мимо, сигналили ему скорее одобрительно нежели осуждающе.

– Я пытаюсь представить, как выглядела бы эта улица лет сто или двести назад, – призналась Нала. – Что могли бы видеть на моём месте пациенты.

– Вряд ли что-то кардинально отличное от нынешнего. Булыжная мостовая без ограждения, но в конских яблоках, газовые фонари, экипаж припозднившегося гуляки и тот же забулдыга, ну или его прапрадед, чудом не раздавленный колёсами. А кучер грозит ему хлыстом и кричит что-то вроде…

– Bloody hell, this is wild! [1]

Блэк и его провожатая переглянулись. Эта реплика не принадлежала ни одному из них.

С нижних этажей донёсся шум и топот, за ним – шипение, с которым призывают к тишине не намеренные соблюдать её сами, и кокетливое хихиканье.

В заброшенном пустующем здании звуки разносились лучше, чем в тщательно спланированном концертном зале – и даже лучше, чем в панельных многоэтажках с картонными стенами. Хихиканье переросло в шушуканье и звонкий шлепок, за которым последовал звук поцелуя.

– Оу, кажется, любители эстетики в самом деле объявились, – фыркнула Нала.

Блэк зажал её рот рукой, привлёк девушку к себе и прочитал в её глазах не то испуг, не то надежду на то, что он намеревался проделать то же, чем были заняты визитёры этажами ниже.

Но Алан всего лишь наклонился к уху и прошептал:

– Тс-с, не выдавай наше присутствие. Сейчас мы медленно, медленно спустимся и проберёмся за их спиной.

– Это могут быть мои знакомые, – предположила Нала полушёпотом, когда он отнял ладонь ото рта.

Не угадала. Никакие урбексеры в тот день не явились нарушить их покой. Судя по разговорчикам, которые вела парочка, он был из ночной смены охраны больницы, примыкавшей к этому зданию, она – новенькая медсестричка, ещё не отработавшая испытательный срок. У обоих вспыхнула интрижка, и он привёл её сюда, «показать лондонскую дичь викторианской эпохи». Оба проникли на первый этаж из соседнего корпуса, свистнув ключ у вахтёра, и пока что не слишком рвались на разведку.

К тому моменту, как Алан и Нала спустились по лестнице и укрылись за перилами, эти двое были настолько увлечены друг другом, что даже целому взводу спецназа не составило бы никакого труда промаршировать незамеченным – в том числе громыхая берцами и скандируя армейские рифмы. А ещё минуту спустя стоны молоденькой медсестры заглушили бы даже самые разухабистые из этих рифм.

Блэк не винил их: местечко располагало к романтике с прибабахом. Приведи он сюда Элеонору, всё неминуемо закончилось бы тем же. Разве что она не кричала бы так фальшиво, а он не действовал бы так неумело. Но сами разберутся, он тут нынче советы давать не намерен.

Держа Налу за руку, он прокрался к смежной двери, оставшейся приоткрытой, и уже в скором времени оба шагали по ярко освещённому больничному коридору соседнего учреждения. Держа голову прямо, не замедляя шаг, миновали регистратуру и пост охраны, прежде чем их окликнули, встревоженные их внешним видом.

– People are strange, – срезюмировала Нала уже на улице, за углом, ведомая по инерции, и позволила себе наконец рассмеяться в голос.

– When you're a stranger, – напомнил Алан.

И тут она ответила то, чего он больше всего ожидал и не ожидал:

– Faces look ugly…

– When you're alone.

– Women seem wicked…

– When you're unwanted.

– Streets are uneven…

– When you're down. [2]

Припев они уже исполняли вместе, держась за руки и удаляясь по Сеймур-плейс по направлению к Гайд-парку. Миновали пересечение с Йорк-стрит и двинулись дальше. Нала взглянула на их отражение в широкой витрине киоска и рассмеялась ещё больше.

– Как же мы извозились!

– И после этого, девочка, ты утверждаешь, что не слушаешь классический британский рок? Оттого, что предпочитаешь янки?

– Ну, Джим Моррисон – особый случай.

Она пожала плечами и в очередной раз достала фотоаппарат.

– Становись напротив витрины.

– Стоило догадаться, что для тебя день только начался. Готовишься запечатлеть мою душу?

– Не думаю, что она отражается при низкой освещённости и ISO 800.

– Полагаешь, ей следует быть зернистей?

– В каком-то смысле нам всем следует… – неопределённо ответила она, сделав снимок. – Алан… ты в курсе, что мы прошли поворот?

– Конечно, – ответил тот без тени сомнения.

– А почему ничего не сказал?

– Не тот случай, чтобы ставить это на вид. Возвращаемся?

– Я – своим ходом, – озвучила Нала тоном, заставляющим предположить, что её куда больше интересовала его реакция на это заявление, нежели оно само.

– В такой час? И в таком виде?

Он приблизился – не слишком вплотную, но достаточно, чтобы его присутствие стало невозможно игнорировать.

– Именно, – подтвердила она. – Я вся в пыли и паутине, и не могу позволить себе запачкать твой дорогой салон.

Блэк мысленно фыркнул: нашла прецедент! Он сам выглядел не лучше, а ему предстояло сесть за руль в любом случае. Но уговаривать он не станет. Если в этом заключается игра – увольте.

– Как ты планируешь добираться до дома?

– На велосипеде. – Нала достала телефон и переключила внимание на экран. – Здесь неподалёку точка Boris Bikes. Доеду до Elephant & Castle, оттуда – автобусом или пешком.

– А. Решай сама. Если что, для меня не проблема тебя подбросить.

Он проводил её до стоянки, подождал, пока Нала выберет велосипед и козырнул на прощание.

– Спокойной ночи, мистер адвокат, – задорно отозвалась та. – Это было весело. Надеюсь, мы отсняли достойный материал для триллера. Фото пришлю!

И укатила, сопровождаемая кузнечным стрёкотом.

Возникла крамольная мыслишка проследить за девушкой – убедиться, что та доберётся до дома без приключений. Алан сморгнул: сентиментальный он, что ли, становится? Ей столько же лет, сколько его стажёрам – взрослая девица, сама разберётся. И потом, Нала, он понял, из тех львиц, которые приземляются на все четыре лапы.

Ну или прямо на него, если уж представится случай.

Он щёлкнул пальцами, отгоняя эту мысль, направился к машине. Оглядел свою прелесть и в очередной раз вспомнил, за что не любит уличные парковки.

Нет, штраф за покушение на тротуар его не настиг, пусть даже «Порше» и след простыл, и он остался единственным мерзавцем на всю улицу. Зато какая-то сволочь в перьях нагадила на капот и на номерной знак. Прямо посреди двух шестёрок, меж которых густой белый след стекал, навевая неприличные мысли.

Алан был возмущён. Он гордился этой машиной и этим знаком: AB66 LAW. Приобрёл его за каких-то шестьсот портретов королевы, и явно не для того, чтобы его пачкали голуби.

Вообще, в последнее время слишком уж много шестёрок ворвалось в его жизнь отнюдь не в хорошем смысле.

Шестого октября его вызвали на беседу в SFO. Известили (по крайней мере, технически) двадцать шестого сентября.

Учредителей Valebrook Heritage Trust тоже было шестеро. Фактически, четверо – тех, кто реально что-то решал, но двое вписали своих заместителей и выделили им долю. А уж если считать подставных лиц…

Он моргнул и нахмурился.

Буквально сегодня (ведь полночь уже миновала), шестнадцатого октября две тысячи шестнадцатого года его матери исполнилось ровно шестьдесят лет.

И напоследок две шестёрки на номерном знаке оказались подло обосраны крылатой крысой.

Алан задрапировал сиденье покрывалом из багажника, забрался в машину и не мешкая отправился на круглосуточную автомойку, после – к себе.

[1]Bloody hell, this is wild! – что-то вроде «Охренеть, ну и дичь!»

[2] The Doors – People Are Strange.

Сцена 22. Личный заложник

Фонарь возле дома подхватил инфлюэнцу, чихал всю неделю, пока не погас, а потому у дорожки, ведущей к двери, Алан чуть не споткнулся о распластавшееся на тротуарной плитке тело.

Что ещё за…

Тело подало признаки жизни, но отнюдь не самые желанные. В его недрах что-то тревожно булькнуло и пророкотало, словно пробуждающийся вулкан. Затем этот самый вулкан пробудился и изверг фонтан лавы прямо на коротко подстриженную лужайку. Блэк в последний момент успел отступить. Извержение на краткий миг вернуло к жизни фонарь, позволивший осмотреть лицо вторженца.

– Ривз, поднимайся, – скомандовал Алан глухо и холодно, но достаточно властно, чтобы вдрызг пьяный непрошеный гость принял условно вертикальное положение, продолжая орошать окрестности.

Отмахнувшись от кисло-дрянного амбре, Алан подошёл к калитке, ведущей в подвал. Открыл её, подождал, пока схлынет волна, затем жестом указал внутрь. Пнул визитёра вниз по ступенькам, распахнул дверь, подпихнул его в сторону раковины и пригрозил утопить в ней, если он хоть что-то испачкает сверх меры.

Пока ещё Томас Ривз удостоился чести посреди ночи облевать порог Блэка и не распрощаться при этом с жизнью. Довольно щедрый поступок, чью цену Алан ему растолкует, когда тот протрезвеет.

Так или иначе, скомпрометированный аналитик GCHQ был ценным ресурсом. И его слабость только играла на руку. Уязвимые люди куда охотнее поддаются контролю.

«Вот у меня и появился личный заложник в подвале», – подумал Блэк, поднимаясь по лестнице. И то дело: прежде там располагалась прачечная, а сейчас это место служило… Да, собственно, ничем не служило, в нём только и было, что раковина и велосипед. На велосипеде Блэк иногда ездил в парк, пока не надоело таскать его вверх и вниз по ступеням. А вот раковина сейчас пригодилась.

Алан раздумывал над тем, спустить ли в подвал спальный мешок или, так уж и быть, пригласить горемыку в гостевую спальню, когда тот сам позвонил ему по телефону.

– Меня похитили, – сообщил он с кристальной серьёзностью.

Алан постарался не слишком воздевать глаза к потолку.

– Это не ко мне. Заяви в полицию.

– Блэк, не смешно! Ты же знаешь, я в бегах. Какая полиция?!

– Ну а от меня тебе что нужно? – Он говорил бесстрастно, без тени улыбки, несмотря на комичность ситуации.

– Меня взяли у твоего дома. Возможно, они следят за тобой. Будь осторожен.

Алан хмыкнул: не знал, что Ривз может быть таким заботливым. С другой стороны, он всего лишь прикрывал свой паранойяльный зад. И надеялся, видимо, что старый друг его выручит.

– Пить надо меньше, Томми, – напутствовал Блэк и, сбросив звонок, отправился в душ.

Позже, переодевшись в свежую футболку и шорты, он, конечно, поспешил Ривзу на выручку и был рад обнаружить, что помещение почти не пострадало. Кроме того, перепугавшийся «заложник» достаточно протрезвел, чтобы можно было пустить его в дом.

– Но не думай, что я позволю тебе разгуливать в таком виде по комнатам. В ванную. Живо.

Обнаружилось ещё одно неприятное обстоятельство: Томми приволок компьютер. Не просто свой неизменный ноутбук в рюкзачке, а целый системник. Самозабвенно пёр его в сумке, расшитой бирдекелями всех стран, объединившимися ради этой пенной вечеринки без пива. Как он сам утверждал – пешком. Через весь город. Из своей дыры на задворках цивилизации. В какой-то момент он героически позаимствовал чужой велосипед, но не справился с управлением. Никто на его месте не справился бы, если бы, одолеваемый одышкой, нет-нет останавливался в пабе-другом пополнить запасы топлива.

С пабами Ривз с недавнего времени был на короткой ноге: раздобыл какую-то дисконтную карту питейных заведений и так прикрутил бонусы, чтобы выпивка выходила чуть ли не даром. Разницу доплачивал пенсовыми монетками, найденными на тротуаре. Одно неудобство: не больше пинты-двух на бар, чтобы никто не вскрыл схему.

Но в его сегодняшнем вояже это не стало проблемой, ведь Ривзу пришлось добираться до центра и переходить через реку на северный берег. И будь благодатен коллективный гений, заботливо рассеявший пивные прямо по его маршруту.

Но это по-прежнему не объясняло, какого дьявола он приволок с собой стационарный компьютер.

А также рюкзак со сменой белья, каким-то рваньём и мотком проводов, которых хватило бы на праздничные гирлянды по всей Белгравии.

– Понимаешь, Блэк, – заявил он, выдув стакан тёплого молока и закусив булочкой, – я в полной жопе.

Это Блэк понимал и был готов подписаться под каждой буквой.

Слово за слово выяснилось, что недоброжелатели из GCHQ обнаружили, где скрывается Ривз, и собирались нанести ему визит. Как он это понял? Любой на его месте заподозрил бы неладное, когда на автобусной остановке прямо напротив его дома завёл моду сидеть какой-то странный тип. Он пропустил три автобуса подряд и глаз не сводил с окон. Тучный, в пальто, в шляпе, взгляд тяжёлый.

Затем он поднялся и ушёл.

– Просто поднялся и ушёл, понимаешь? – Томми прогулялся по кухне враскоряку, изображая походку того господина.

Это уже Блэк понимать отказывался. Точнее, какое отношение левый мужик с остановки мог иметь к GCHQ.

– А всё потому, что ты с ними не работал, – заявил Томми. – Это их стиль. Пошлют кого-нибудь узнать, дома ли объект, потом отрубят ему интернет, тот сунется из дома, узнать, что за чёрт – вот они его и сцапают! И что ты думаешь? Буквально через час после его визита пропал Wi-fi.

Алан взглянул на часы: полчетвёртого утра. Не самое лучшее время выслушивать чей-то алкогольный делирий.

– Но что ты думаешь, я не дурак! Собрал вещички, дождался темноты, и ка-ак рвану из дома. Еле добрался. Слушай, у тебя нет коленного ортеза? А то я…

– Может, ты наконец объяснишь, зачем приволокся сюда? – перебил его Блэк. – У меня тут, знаешь ли, не ночлежка.

Томми замялся.

– Я… ну… просто… не знал, куда идти. Можно к маме, в Мейденхед… Но далеко, и она будет задавать всякие вопросы. Понимаешь, ты как бы из всех моих друзей в Лондоне ближе всего.

Ривз виновато втянул голову на слове «друзей», как будто с его губ сорвалось страшное оскорбление. У Алана, напротив, на этом месте раздулись ноздри.

– Стало быть, мы друзья, Ривз? – произнёс он вкрадчивым голосом. – Тогда скажи-ка мне, друг… Как поступают с теми, кто заваливается к тебе в три часа ночи, обгаживает порог, устраивает пьяное шоу с похищением и заявляет вдобавок, что за ним хвост?

Томми нервно всхлипнул и поспешно проглотил последний кусок булочки.

– Мне очень жаль… – пробубнил он.

– Ну правильно, – ответил Алан. – Как известно, любой добропорядочный англичанин говорит: «Извините», когда только собирается сделать гадость, и: «Мне жаль», когда уже её совершил. Ладно, – добавил он, поднимаясь из-за стола, – считай, тебе повезло. Завтра я еду в Слау, так что заодно подброшу тебя к твоей мамочке. А сейчас марш в постель. Чтобы я тебя до утра ни видел, ни слышал, и если чего-то назавтра недосчитаюсь, компенсируешь из своих.

Конец второй части

Часть 3. The long preparations. Сцена 23. Sweet 60

Воскресенье, 16 октября 2016 года

Воскресенье. Разумеется.

Учитывая линейность времени, рано или поздно этот день должен был наступить.

Мать с утра пораньше уточнила сладким голоском, что много гостей не предвидится. Она собиралась отпраздновать круглую дату в тесном кругу, по-домашнему.

Будут всего-то тётя Мэйв, тётя Бернис (родные мамашины сёстры) и дорогая тётушка Кэролайн (сестра её матери, бабушки Алана), восьмидесяти шести лет от роду, большую часть из которых она провела суя свой крючковатый нос в жизнь окружающих.

Ну и, конечно, отец Себастьян, остригающий немногочисленную католическую паству местного прихода с елейной улыбочкой и притчей наготове. Передвигающийся по Слау исключительно на велосипеде, что английский дон Маттео. Разве что преступления не раскрывающий – но не факт, что не совершающий.

В общем, свои. Чёрт бы их побрал.

Вдобавок ещё этот Ривз, которого он грозился отвезти в Мейденхед. Во-первых, он спал мертвецким сном, и еле удалось его добудиться. Во-вторых, тот, проспавшись, вспомнил ещё одну деталь, которая ранее напрочь вылетела из головы.

– Я… это… – признался он, скромно постреливая глазками, – всю неделю следил за твоей дамочкой из Корнишона. Ну, мало ли, может тебе потребуется ещё какая-либо информация на её счёт…

У Алана пронеслось в голове «Что?!», промелькнуло «И ты молчал?!», промчалось «Выкладывай! Живо!», – но все ускакали в туман. Не его стиль. Он сухо кашлянул, поощряя к дальнейшим откровениям.

– И так вот, на этой неделе она ошивалась в Брюсселе, затем укатила в Америку…

«Точно сбежала, – подумал Блэк. – Солгала, что сотрудничает со следствием, и ускользнула. Тварь».

– …но завтра утром без десяти семь должна возвратиться. Судя по её билету. В Бельгии была по работе, а вот в Штатах, похоже, устроила себе коротенький отпуск…

Томми прервался, деловито протёр очки, посетовал на головную боль.

– Ну? – поторопил его Блэк, ожидая, когда Ривз начнёт уже наконец клянчить деньги. Впрочем, он не мог не отметить, что парень старался хоть как-то быть полезным: другой бы без зазрения совести попросил в долг (и не вернул, разумеется), а этот пытался что-то предоставить взамен.

– Так это… Я ещё выяснил, что в пятницу она побывала на подпольном аукционе в Нью-Йорке и приобрела там какой-то ценный экспонат. Что именно, не знаю, все лоты проходят под фальшивыми именами от благотворительных фондов, но должно быть годноту, если уж вывалила за неё пять миллионов долларов. В биткоинах. Вот это, я понимаю, благотворительность, – завершил Томми, сделав акцент на последнем слове, и заискивающе улыбнулся.

Блэк усмехнулся. Теперь стало понятно, отчего командировка Меррис так непозволительно затянулась. И что к побегу это отношения не имело.

– Как ты это выяснил?

– Да вот… Ошибка дилетанта. Мой эксплойт оказался живучее, чем я предполагал. Всякий раз, как она заходила в сообщения, он воскрешался будто феникс из пепла.

– Так-так… – Алан потёр руки. – Неси сюда ноутбук.

Но Ривз, вопреки ожиданиям, заартачился.

– Ноутбук не отдам. – Он резво подскочил к сумке и вцепился в неё обеими руками. – Пойми, Блэк, я тебя уважаю и всё такое, но мой ноут – моя… моя…

Он завис в поисках нужного определения, что позволило Алану перехватить инициативу.

– Всё понятно. Вояж отменяется. Собирай вещички и топай в подвал. И надень, наконец, штаны.

Томми не успел и пискнуть, как теперь в самом деле оказался заложником. Долго размышлять Алану было некогда: его ждали дела. Так что он наскоро прикинул, что человек с бэкдором во всю подноготную Меррис нужен ему под рукой – хочет он того или нет. В конце концов, не то чтобы у него имелся выбор, правда?

И, конечно же, Алан ещё не выжил из ума, чтобы оставлять постороннего в доме в своё отсутствие.

Про Ривза он даже не знал, что и думать. Разве что тот полный осёл. Парень мог взломать любое устройство, сайт, секретную базу, а сам сидел при этом без единого пенни в кармане, питался лапшой быстрого приготовления, плоской тестообразной субстанцией, за которую, при малейшей попытке назвать её пиццей, любой итальянец смело мог бы подать в суд, – и запивал всё это пивом и энергетиками.

Сродни курочке, несущей золотые яйца, – и пускающей их на омлет.

Алан запер подвал, спустился в гараж, нехотя завёл мотор. Подумал, не взять ли такси, и какому греху сподручнее уступить в глазах тётушек и священника – растрате средств на таксистов-эмигрантов или классической гордыне, что сподвигла явиться на транспорте премиум-класса.

Да, эти старые дуры наверняка голосовали за Brexit…

Рассудив, что на чём бы он ни пожаловал, хоть на личной машине премьера, он всё равно станет объектом пересудов, Алан выехал из гаража навстречу своей погибели.

Одно было хорошо: в воскресенье никаких пробок на выезде из города. Но ему всё равно пришлось чуть не на час застрять в полиции (да-да, проклятый график «каждые семьдесят два часа»!): вчера задержали каких-то несогласных с выходом из ЕС, желавших провести очередной митинг, но как-то вяленько и в малом количестве, так что все были погружены в фургон и провели бурную ночь в участке. Теперь их по очереди отпускали и нарочно не обращали внимания на элегантно одетого господина в замшевом пальто, который явно торопился. Он, конечно же, пробовал говорить с дежурным. Пробовал делать звонки – но выходной день работал против него. Тогда он решил поступить нетипично: дождаться своей очереди без драмы. В конце концов, он хотел в тишине поразмыслить о событиях прошлого дня. О своей таинственной новой знакомой – и чудаковатом старом знакомце.

Да и на торжество, по большому счёту, не слишком уж торопился.

И тут, как назло, копы зашевелились. Вспомнили про него, протянули журнал.

Закон Мёрфи.

***

Родной особняк в Слау напоминал пряничный домик и с каждым последующим посещением казался всё крошечнее, игрушечнее – так, что было невозможно поверить, что столь безобидный домишко может ранить так больно.

В нём теплилась душа старого пианиста, которого заставляли играть церковные гимны часами, будто он кабацкий тапёр. Сам дом был довольно большой (тем паче для одинокой женщины), с садом, где плющ и лаванда конкурировали за внимание с облезлыми гномами. А внутри…

Цветы. Цветы повсюду. Обои – цветочные. Занавески – цветочные. Скатерти, подушки, салфеточки, натюрморты, даже чёртов плед на диване – весь в мелких розочках, будто хозяйка впала в ботанический экстаз и провозгласила: «Да будет флора!»

Таким этот дом раньше не был. Во всяком случае, при отце.

Не говоря уж о том, что теперь в каждой комнате обречённо повис аромат благовоний. И в каждом углу – по распятию. Даже в уборной, аккурат против мятного керамического трона с гортензией на бачке.

«Иисус видит, как ты стараешься…» – пробормотал Алан, дёрнув за шнурок слива и пожалев, что не справил нужду где-нибудь на заправке.

Сполоснул руки, прошёл в гостиную, где посреди столиков и стеллажей сплошь в фарфоровых куколках Peggy Nisbet и Leonardo Collection были стратегически расставлены кресла средней степени жёсткости и антикварности. Алан по-прежнему поглядывал на них искоса и не торопился приземляться ни в одно из них (в ушах звенел голос четвертьвековой давности: «Куда лезешь, несносный мальчишка! Запачкаешь гобелен!»).

В кресле у окна обнаружился священник. Он тепло приветствовал гостя, осведомился, удаётся ли посещать столичную церковь (ах, какой замечательный готический антураж у церкви Непорочного Зачатия на Фарм-стрит! Возрождение в его непревзойдённой красе! Я вам, право, завидую, хоть зависть и считают грехом…) и добавил, что его мать – истинное украшение прихода. Такая добросердечная, такая талантливая. Сочиняет стихи, пишет рассказы и щедро жертвует вдовам, сиротам и беднякам…

– Святая женщина, мистер Блэк. Но не буду задерживать. Она вас ожидает.

Мать в будуаре показывала своим великовозрастным сёстрам старенький фотоальбом, а те обсуждали, как на заре семидесятых увлекались макраме. Тётя Мэйв – в своих вечных очках на цепочке, как будто постоянно читала Евангелие мелким шрифтом. Тётя Бернис – с такой тонкой талией и толстым голосом, что аж делалось страшно. И тётушка Кэролайн – двоюродная бабуля, которая всегда выглядела так, будто только что вышла из исповедальни и осуждала всех даже за то, что дышат чересчур дерзко. Сейчас она сидела на диване в окружении не менее полудюжины подушечек, одну из них положив на колени, и распекала своего кота, «облезлого проказника без Христа за душой». Кот был повинен в том, что сожрал её пилюли «от сердца» – рецептурные и дорогие. Тёти наперебой охали, но всё больше над собственными репликами, толком друг друга не слыша.

А у туалетного столика, сложив руки в замочек, в позе писающего ангелочка застыл восьмилетний мальчуган, внук тёти Мэйв. Значит, родители вновь укатили куда-нибудь на Ривьеру и сбагрили мелкого бабушке. Алан одновременно сочувствовал ему и насмехался: с одной стороны, он понимал Джейми, благо сам пережил немало «приятных» минут в компании всех вышеобозначенных тёть, когда родители в очередной раз бросали его на произвол судьбы. С другой стороны, он отмечал, что для своего возраста мальчик слишком уж туповат в сравнении с ним: интересов толком никаких, вечно торчит в телефоне, социальные навыки на уровне дошкольника.

Алан поздоровался с мамой. Та не сразу оторвалась от своего занятия и подняла на него взгляд – а когда наконец заметила сына (оглядев его с таким видом, будто ей не сразу удалось вспомнить, кто перед ней), то первыми её словами стали:

– Ах… наконец-то изволил явиться. Надеюсь, ты хорошо помыл руки, Алан. Октябрь – самый пик ОРВИ.

Далее последовала содержательная лекция на тему, как избежать осенней простуды, как следует питаться, как одеваться и повышать иммунитет. На самом интересном месте Лериссу прервала Бернис, словами: «А где же наша голубка Элеонора?»

Ну вот, началось…

– В отъезде, – сказал Алан. – По работе. В Америке.

– Одна? Ты позволил ей уехать так далеко… без сопровождения?

Тётя Бернис покачала головой с укоризной, а почтенная старушенция тяжко вздохнула со своего подушечного насеста и добавила:

– В наше время мужья никогда не отпускали так легкомысленно женщин одних. Особенно в Америку. Бога они не боятся за океаном. А уж этот их Трэмп…

Она так и сказала, «трэмп» [1], и добавила пару нелестных комментариев относительно его дебатов на прошлой неделе.

– По мне так уж лучше пусть победит Трамп, чем эта, как её, Клинтон, – баском возразила Бернис.

– Вот именно, – подтвердила Мэйв. – На посту президента женщинам не место.

С этим Алан был отчасти солидарен. И, к тому же, рад, что разговор свернул на другую тему. Но за столом ему предстояло возобновиться.

После первого тоста Лерисса Блэк открыла фотоальбом, который разглядывала в будуаре, и благодушно позволила всем присутствующим полюбоваться на её дорогого сэра Торна: «Вот наше свадебное фото. Ах, всего одно: в семидесятых, знаете ли, не было цифровых фотоаппаратов… А вот он на крещении Алана. Вот – на Пасху в 1990-м. Вот – в саду, где мы только посадили вишню. Которая засохла. Но всё равно…»

Альбом ходил по рукам; особенный интерес к нему проявил юный Джейми, которому это отвлечение позволило перестать тыкать вилкой в фаршированные яйца в надежде, что они эволюционируют в курицу и улетят с его тарелки долой. Алан, сидевший напротив (и досадовавший по этому поводу: он терпеть не мог находиться за одним столом с детьми), обратил внимание, что на некоторых фотографиях было что-то как будто дорисовано или замазано красной ручкой. А где-то явственно виднелись ленточки на запястьях. У пары снимков обрезаны края, на других – наклеены персонажи, которых там не было. Похоже, мать перекраивала реальность по-своему, в том числе видоизменяла вещдоки.

Тётя Мэйв указала на фотографию девятилетнего Алана в школьной форме, на заднем дворе:

– Смотри, Джейми, каким дядя Алан уже был в твоём возрасте высоченным. Если ты начнёшь так же хорошо кушать…

– А почему у вас с тётей Элеонорой нет детей? – спохватился вдруг мальчик, глядя Блэку прямо в глаза и явно, и совсем неискусно уходя от неприятной темы. – На воскресных чтениях говорят, дети – это благословение.

Алан не повёл бровью, даже если очень хотел. Как это часто бывает, реплика, оброненная Джейми ненароком, пришлась ровно в тот момент, когда стихли остальные разговоры, и мигом стала достоянием всех присутствующих, уставившихся на Алана в ожидании ответа.

Тот выдержал паузу, как выдерживают отменный виски, и наконец произнёс:

– Мы с Элеонорой предпочли не умножать страдание на планете. Видишь ли, Джейми, детей только делать приятно…

– Алан!!! – воскликнули три женщины хором, а священник наспех перекрестился.

И только пожилая тётушка Кэролайн, пригубив чай с молоком из фамильного фарфора в герберах, сухо заметила:

– Ну правда, Ал, тебе ведь уже тридцать пять… или сколько? А времени всё меньше. Может, стоит подумать об альтернативах? Иногда Господь даёт нам шанс через приёмное родительство… Всё ещё можно исправить… даже отсутствие детей.

«И даже наличие родственников, – мрачно добавил он мысленно, – но с этим сложнее».

– Господь дал мне шанс обсуждать этот вопрос исключительно с моей супругой, леди Кэролайн, – учтиво ответил Алан, поднимая бокал. – А сейчас, извините, но я бы хотел произнести тост и поздравить мою дорогую маму в этот незабываемый день.

Во всяком случае, ни к чему не обязывающие поздравления и пожелания давались ему легко. И было совершено не важно, что в ответ на них мать наклонила голову на длинной шее, словно гусыня в чепчике, и обратила внимание, что с каждым разом речи сына всё больше напоминают сахарный песок: сладкие и хрустящие на зубах. И не менее гибельные для здоровья в долгосрочной перспективе.

Эта ремарка вынудила отца Себастьяна положить в чай три кусочка сахару – один за другим, стальными щипчиками, бесшумно и споро. Тётя Мэйв расхохоталась, а тётя Бернис предложила всем спеть «С днём рождения тебя» на латыни. Затянули, старательно храня выражения лиц святомучеников:

Felix dies natalis tibi.

Felix dies natalis tibi.

Felix dies natalis Lerissa.

Felix dies natalis tibi.

Гримаса Джейми выдавала, что он понял только слово «Лерисса», но догадывался, что лучше не делиться таким откровением. Вместо этого он стойко дождался десерта и набил рот пудингом с соусом баттерскотч. Остальные тоже притихли за марципановым тортом, убывавшим стараниями духовенства быстрее положенного. Со стороны вечер мог бы показаться нормальным, и Алан понял, что если он хочет сохранить его в памяти именно таким, ему следует откланяться прямо сейчас.

Но не тут-то было.

Тётя Мэйв подняла взгляд от блюдечка и, убедившись, что племянник смотрит на неё в ответ, начала:

– Алан, я вот что подумала. Ты такой положительный молодой человек, и тебе так хорошо удаётся ладить с детьми… («Лучше некуда!» – мысленно фыркнул тот). Так вот, тебя не затруднит взять к себе Джейми на пару дней? Думаю, ему будет полезно увидеть, каких высот добиваются хорошие мальчики, которые старательно учатся в школе.