Текст книги "Лёгкое Топливо (СИ)"

Автор книги: Anita Oni

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

– Немного внутренней отчётности для содействия расследованию, – небрежно обронил он. – Я мог бы послать ассистента, но мне было по пути.

Он даже выделил толику своего времени, чтобы помочь разобраться в бумагах, был вежлив и не юлил. Признавал, что траст согрешил.

Подкинув таким образом ищейкам настоящей грязи, Алан снизил градус их бдительности и позволил им почувствовать себя победителями. Ринуться по давно уже юридически истлевшему следу, не грозящему никакими последствиями.

Это был первый пункт плана.

***

Едва он покинул здание, объявилась Меррис. Нет, не Меррис, Поппи, которая хотела поговорить с Торном, а Меррис, учредитель Valebrook, которая обращалась к штатному юристу с требованием усилить её полномочия и расширить свою долю в трасте. Поведала ему по секрету, что до неё дошёл слух, будто её намереваются отстранить – и что она этого не потерпит.

– Я посмотрю, что можно сделать, – пообещал Блэк её доверенному лицу и тут же позвонил своему.

– Сэм, я оставил тебе в лотке для бумаг документы с пометкой Valebrook. Будь добр, доставь их сегодня к полудню по адресу…

И победно закусил губу, поставив мысленную галочку напротив второго пункта.

***

Потом был арбитраж. Пустяковое дело: всего-то оператор портового терминала в Саутгемптоне отправил судно клиента на другой причал, поскольку предварительно забронированный был отдан какому-то VIP. Обязал заплатить за швартовку по двойному тарифу. Доказательств преднамеренности деяния – выше крыши, и Алан все их аккуратно предоставил в максимально доходчивой форме.

По окончании заседания пришло уведомление от контессы, отныне гордой владелицы своего первого фидера. Она приглашала отпраздновать новое приобретение в субботу – когда возвратится в Лондон и утрясёт свои китайские впечатления.

День складывался великолепно. К обеду Алан вернулся домой, где фройляйн Шпигель по собственной инициативе, изъявленной накануне, кормила рабочих супом с фрикадельками и отварной говядиной с картофелем, шпинатом и яблочным хреном. Такая благотворительность была ему не вполне ясна, но по крайней мере бригада работала продуктивнее и с азартом.

– Herr Black, – обратилась к нему экономка, подавая десерт, – мне нужно с вами поговорить.

Он тоже так считал. Рано или поздно этот разговор должен был состояться: почему бы и не сейчас.

– Я посчитала, что на данном этапе будет рациональнее – и, смею надеяться, приемлемо с вашей стороны – если я начну приходить через день, а не ежедневно.

Алан не прерывал её речь. Фройляйн Шпигель отпила воды и продолжила:

– В иные дни я, конечно, буду на связи. Если вы пожелаете, можете оставлять мне списки необходимых дел. Гарантирую прежнюю чистоту и порядок. Добросовестность и пунктуальность.

– Договорились.

Алан наскоро прикинул, что продуктивность такой дамы, как фройляйн Шпигель, нисколько не снизится при сокращении числа рабочих дней. А таунхаус получит передышку и даже обретёт возможность как-то… одомашниться, что ли. Её оклад останется прежним, никаких сомнений, – Блэк не видел смысла снижать оплату. Единственное, он хотел бы знать, чем вызвано такое решение.

Во взгляде экономки появилось что-то от прусских генералов с портретов; выражение её лица говорило о том, что технически, конечно, работодатель имеет право интересоваться такими подробностями, но фактически он должен понимать, что это не его дело.

Тем не менее, она удостоила его ответом:

– Я выхожу замуж.

[1] Намёк на известную итальянскую пословицу «Sposa bagnata, sposa fortunata» (мокрая невеста – счастливая, удачливая невеста), которую произносят, когда во время свадьбы идёт дождь или молодожёны намокают по другим причинам. Armatore bagnato, в свою очередь – намокший судовладелец.

Сцена 31. Ретро-вставка с бутылкой молока

Пятница, 07 октября 2016 года

Едва ли хоть один уголок надменного, пахнущего дождём и бензиновой гарью Лондона, мог напоминать покинутую Австрию, но Грете удалось отыскать таковой, приложив немало усилий. По-прежнему с большой натяжкой, но всё-таки Хайгейт, северный лондонский пригород, сумел воплотить в себе лучшие черты Шпигелевского Зальцбурга: расположение на холме, узкие, петляющие улочки под уклоном, рядом – огромный лесопарковый массив Хампстед-Хит. Остроконечные крыши, чердачные окошки со ставнями, коттеджи, утопающие в зелени… и вздорный немец в подтяжках, негодующий, что местное пиво не отвечает мюнхенским стандартам. Когда Грета впервые столкнулась с ним на террасе бара с изумрудной вывеской, едва показавшись на свет из подземки, она поняла, что её поиски, кажется, увенчались успехом.

Неделю спустя она уже въезжала в свою новую студию в мансарде тюдоровского дома на Oakeshott Avenue. Тюдор, пусть даже только стилизация, был её личным предпочтением, не имевшим отношения к австрийскому необарокко и альпийскому китчу, который фройляйн Шпигель находила чересчур помпезным.

В квартире царила образцовая чистота и порядок: Грета происходила не из тех сапожников, что станут щеголять босиком.

Она была педагогом – по образованию, но отнюдь не по призванию. Когда-то, ещё в прошлой жизни, преподавала австрийским детишкам английский, затем и вовсе переехала с материка, чтобы преподавать английским – немецкий. При том, что не выносила ни kleine Leute, как она пренебрежительно называла детей, ни сопутствующую учителям необходимость по сто раз повторять незыблемые истины.

Затем устроилась гувернанткой в приличную семью и обнаружила, что помогать по хозяйству ей нравится куда больше, чем возиться с малышнёй – да и с людьми вообще. Вещи имеют тенденцию делать, что велено, без возражений: утюг нагревается, не спрашивая, зачем, пол становится чище без всяких капризов, блюда получаются ровно такими, как задумывались в рецепте. Никаких «я не выучил страдательный залог», никаких страданий.

Тогда Грета Шпигель переквалифицировалась в экономки, что несомненно сказалось на её заработке, но саму её сделало гораздо счастливее.

А с появлением в её жизни четы Блэк даже финансовая проблема перестала быть таковой.

Жизнь фройляйн текла размеренно, прямо, что воды канала, прочно упакованного в гранит. В ней не было места крутым виражам и поездам, мчащимся под откос. И то и другое встречалось, конечно, но либо останавливалось мощной рукой на ходу, либо проходило по касательной, не задевая, не отпечатываясь в памяти.

Она вставала рано – часто ещё до того, как молочник оставлял на пороге бутылку. Ложилась – до начала вечернего выпуска новостей Би-Би-Си. Трудилась частным образом на четыре уважаемые семьи, вечером прибиралась в офисных помещениях, а по субботам проводила генеральную уборку на химкомбинате.

Утро пятницы – пасмурное, блёклое – не обещало никаких сюрпризов, но вздумало играть против неё. Дождь вытанцовывал чечётку на мансардном окне, чья рама рассохлась от времени и тяжкого лондонского житья – а сейчас начала мироточить. Первые капли проникли в квартиру и оросили изголовье кровати.

Отопление вновь отключили; в трубах свистела январская стужа, в комнате – стужа обосновалась. В дальний угол ванны вражьим шпионом прокрадывалась плесень. Ядрёные химические средства фройляйн Шпигель безжалостно её истребляли, но она всегда возвращалась.

Когда небольшая кухонька пропиталась ароматом свежесваренного кофе, за входной дверью звякнуло стекло. Молоко подоспело вовремя: сейчас Грета не отказалась бы разнообразить им свой напиток. Что-то из прошлой жизни: молоко, мёд, кусачий шарф и ладонь матери на покрытом испариной лбу, – лучшие лекарства в промозглую хмарь.

Похоже, к ней подбиралась простуда.

Таких поползновений на свой организм фройляйн Шпигель не терпела, и пресекала их в зародыше. У неё не было времени хворать.

Она поднялась из-за стола, поправила фартук и медленно, с достоинством прошествовала в прихожую – аккурат в тот момент, когда у двери раздались какие-то новые звуки: шуршание, шаги.

Грета выглянула в глазок: тщедушный мужичонка в пальтишке с рваным рукавом шуровал у порога. Вот он выпрямился, сжимая в руках литровую бутылку, и крадучись заспешил прочь.

Какой-то жулик воровал её молоко!

Уже не в первый раз, между прочим. Бывали дни, когда Грета не находила дежурной бутылки у входа: не то сбой доставки, не то кража. Случай бытовой – можно, конечно, обратиться в компанию, но там вряд ли чем-нибудь смогут помочь: это вне их компетенции.

Зато теперь она поймала преступника на горячем.

Не успел воришка сделать двух шагов, как Грета распахнула дверь и что есть силы огрела ею мужичонку.

Тот зашатался, упал, беспомощно раскинув руки. Бутылка достигла кафеля раньше – мужичок приземлился уже в известковую лужу, полную битого стекла.

Фройляйн Шпигель растерялась. Она как-то не рассчитывала на подобный эффект.

Размышляя, что делать, женщина оглядела пострадавшего: смуглый, низкорослый, черноусый – явно приезжий. Индус, что ли? Или малаец… С виду, кажется, европеоид. Может, араб или турок?

Лет сорок – вероятно и больше, но хорошо сохранился. Ботинки на скользкой подошве, на джинсах пятно. Кровь? Нет, кетчуп: уж в пятнах Грета разбиралась.

А сам не подаёт признаков жизни.

Это её беспокоило. Наконец фройляйн собралась с мыслями, вызвала скорую. И, чувствуя себя ответственной за случившееся, поехала следом в больницу.

Мужчина оказался ланкийцем. Назвался Сураджем, сбивчиво рассказал, как приехал в Британию на заработки – два с половиной года трудился разнорабочим, а в позапрошлую ночь стал жертвой ограбления. Лишился всего: документов, денег, банковских карт. И одно цеплялось за другое, и без одного невозможно было восстановить другое. Очутился на мели, вот и рискнул пойти на такой шаг… Впервые в жизни.

***

Так и вышло, что Грета задержалась в тот день. По пятницам она приходила к Блэкам исключительно утром – таков был уговор.

Фройляйн Шпигель выбрала повременить с объяснениями до воскресенья, тем более что сейчас другой человек нуждался в ней куда больше. Она прониклась историей Сураджа и хотела искупить вину. Взялась помочь ему с восстановлением документов, оплатила кое-какие расходы. Осведомлённая о выдающихся качествах больничного питания, Грета принесла ему домашней еды – как водится, педантично рассортированной по контейнерам и термосам, с записками, продублированными на английском и немецком языках.

Пациент, невзирая на черепно-мозговую травму средней тяжести, стабильно шёл на поправку. Мало-помалу они с Гретой разговорились. Он рассказывал о Шри-Ланке, та, в свою очередь, – о Зальцбурге.

Оба иностранцы, оба вдали от родных краёв, они хорошо понимали друг друга.

И одно цеплялось за другое, и одно в конечном итоге привело к другому.

Сцена 32. Хомячок и тарелочница

Вторник, 18 октября 2016 года

– Охрене-еть! Вот это диагональ! Dark Souls III бы просто порвала реальность на таком экране! Семьдесят пять дюймов, не меньше!

– Девяносто, – сухо поправил Блэк.

До этого Томми не приходилось бывать в гостиной Алана, и сейчас он уставился на громадный телевизор, как провинциальный мальчишка, впервые попавший в кинотеатр. Морща лоб в попытках понять: зачем Алану нужен экран, уходящий вдаль?

В итоге он так и спросил, и пожалел о своём любопытстве, едва первое слово сорвалось с губ.

– Или ты смотришь на нём… домашние видео? – добавил он, чтобы придать вопросу крутизны, но с таким скукоженным видом, что добился прямо противоположного.

Блэк удостоил его взглядом, от которого у Томми возникло ощущение, будто ему насыпали снега за шиворот, а затем пороху, и подожгли.

– Ну, разумеется, Ривз, – ответил он, не меняясь в лице. – Первосортные видео из частной коллекции, от самых близких друзей. Как, например, записи с видеокамер, на которых ты как взрослый мальчик ведёшь свою девушку в ресторан…

Это был удар ниже пояса. Китти бросила его в начале лета, и память о ней саднила и не отпускала.

Вообще-то, они даже не были парой. Имей Ривз хоть чуточку опыта и здравомыслия за пределами сетевых лабиринтов, он сразу бы это распознал. Как и то, что благодаря желанию блеснуть перед девчонкой, которая просто-напросто его использовала, он спустил свою карьеру в унитаз.

Всё начиналось прозаически: аккаунт на Фейсбуке, девчуля с аватаркой уровня «марсианский загар и шесть фильтров», парочка лайков и переписка. Классическое «Удиви меня!» и «Я знаю один уютный ресторанчик». Ресторанчиков, как выяснилось, эта зеленоглазая чаровница с накладными ресницами знала не один, и даже не один десяток. И в каждом последующем цены кусачее предыдущих. Оттуда в лексикон Томми перебрались такие словечки, как «ахи-поке», «прошутто крудо», «латте с анчаном», «устрицы Бьенвиля» и многие другие. Они в испуге озирались на брутфорсы, бэкдоры и фишинг, подозревая, что соседство с ними не обещает быть мирным. Но всё же не спешили выветриваться из головы, за что впоследствии Ривз сам себя ненавидел.

А за словами стояли не только блюда (далеко не все из которых Томми довелось попробовать, в отличие от его пассии), но и цифры, обладающие разрушительной способностью и пробивающие в бюджете бреши, как в швейцарском сыре эмменталь, который Ривз тоже неоднократно заказывал. Зарплата в GCHQ была достойная, даже у двадцатидвухлетнего джуна (уверенно метящего в мидлы), но запросы у Китти оказались воистину королевскими.

Отказать ей Ривз даже не подумал бы: как можно? Она была мила и прелестна, восхищалась его умом, звала его настоящим другом и даже давала поцеловать себя в щёчку. А он водил её в красивые места, покупал туфли и бижутерию, и подарил фен Dyson Supersonic «всего» за £349 – она ведь его так хотела, и, когда развернула упаковку, её глаза блестели так трогательно…

Его тоже – когда он изучал банковскую выписку.

Но мужчина для того и создан, чтобы разрешать финансовые проблемы. И Томми нашёл выход – когда незнакомец в даркнете деликатно и ненавязчиво попросил его скинуть сводки о трафике между парой конкретных правительственных IP («Никаких имён или деталей, всего лишь цифры. £4.000 на счёт за эксельку»), он решил, что всё обойдётся. Никто ни о чём не узнает, а он поправит свои дела.

Не сразу, конечно, решил. Неделю его глодали сомнения, а к выходным Китти предложила скатать в Амстердам, погулять по красивым местам (это вообще была её любимая фраза).

– Shut up and take my money! [1] – заявил тогда Томми, мало чем походя на Филиппа Дж. Фрая и даже не обращая внимания на некоторую неуместность цитаты.

А потом было больше. Он оставлял анонимные объявления о продаже данных. Люди отвечали. Люди платили. И Китти летела в очередное «духовное убежище» в Гонолулу подзарядиться Божественной энергией. Одна, потому что «это экзистенциальный трип, который каждый должен пройти наедине с собой, понимаешь? Спасибо, что оплатил, ты такой щедрый!»

Чем это кончилось? Ну да, его увольнением и ордером на арест. В кибербезопасности ведь работают далеко не ослы. На сливе данных в своё время погорел не один ведущий аналитик – а уж прижать новичка, даже гения, мозгов не требуется.

Но Ривз сбежал и замёл все следы. Залёг на дно. И теперь майнил крипту – на«Pot Noodle» [2] с грибами и цыплёнком.

И это был ещё не самый плохой вариант. Потому что если бы Томми к тому моменту продолжал встречаться с Китти, велика вероятность, что этой наивной душе вступило бы в голову принять свою судьбу и смириться с тюремным заключением. Отмотать семь-десять лет – возможно, выйти досрочно за примерное поведение… И свято надеяться, что любимая дождётся его.

Но к счастью (именно к счастью, как настоял Блэк) девчонка нашла себе двадцатипятилетнего мажора на папиной «Ауди ТТ» – более перспективный вариант с достойной родословной и замашками альфа-самца.

И бросила «друга» по СМС.

Классика.

Откуда об этом знал Алан? Ну что же, его неспроста ведь учили в Пятёрке проводить допросы нетривиальными методами. А тут такая оказия: личный контакт в GCHQ со свистом вылетает оттуда и скрывается в трубе. В каком-то смысле Алан Блэк жаждал сам его разыскать не меньше прежних работодателей. Чтобы высказать, как он зол, что его информатор потерял стратегический пост.

Найти Ривза было не так уж просто, но… тот сам облегчил задачу. Написал Блэку в даркнете, что ему нужен адвокат.

Сто раз, должно быть, пожалел о своём решении, но сказанного было не вернуть.

– Мозги тебе нужны, а не адвокат, – заявил тогда Алан и принудил его выложить всё как на духу. После чего торжественно заявил, что маленький Том угробил своё будущее, и что максимум, чего можно добиться – это условного срока (два года) с общественными работами и пожизненным запретом на доступ к секретной информации и определённым должностям. Чуть меньшая задница, чем та, в которой он пребывал отныне – и не факт, что достижимая.

Тогда хомячок Ривз выкинул ещё один финт ушами и попросил исключительно Блэка защищать его в суде.

– Отличный выбор, – оценил тот, – вот только ты упускаешь одну маленькую деталь: я не занимаюсь уголовкой. И не представляю интересы слюнтяев.

В переводе это означало, что Блэк не имел соответствующей аккредитации в области уголовного права, и что их с Томми связывали нечистые прошлые делишки, которые могли всплыть на поверхность в ходе процесса. Переводчик из Ривза был никудышный. Стратег – и подавно. Другим адвокатам, даже рекомендованным Аланом, он не доверял. Предпочёл ныкаться по углам.

Что ж, его дело. Алан Блэк был юристом, а не психиатром, и синдрома спасателя не имел.

Что следовало уже из одного его упоминания Китти.

– Я не могу вернуться в подвал, – сменил тему Ривз. – Там нечем дышать. И пыль оседает на очках, не видно ничего. И…

– Я составил список оборудования, – прервал его Блэк, протянув лист бумаги. – Старая школа, никаких электронных таблиц, уж прости. Подбери мне достойные модели по каждой позиции: надёжная мощная техника без выпендрёжа. Позволяю не смотреть на цены, чтобы тебя не хватил удар. К завтрашнему утру отчитаешься, что следует брать – и крайне желательно, где.

Томми уткнулся носом в бумагу, то и дело поправляя очки.

– Овальный стол с подсветкой? – переспросил он, дойдя до конца. – Удобные стильные кресла, не как из IKEA? Блэк, я подберу тебе компьютер, проектор, установлю лучшую альтернативную операционку и проведу локальную сеть, но…

– Помолчи, Томми. Я знаю, моя секретарша справилась бы с офисным снабжением намного лучше. Но, видишь ли, круг лиц, которым я могу делегировать обустройство персонального кабинета, весьма ограничен. Принимайся за работу.

Ривз беспокойно оглядел круглый кофейный столик из чёрного дерева, на котором возвышался пустой сферический аквариум.

– Мне расположиться здесь?

– Ни в коем случае. Ты идёшь вниз.

«А я – подальше от этого чёртова шума», – мысленно добавил он, спустившись вслед за Томми в прихожую и надевая пальто.

Под ногами взрычал перфоратор, пол задрожал, а с ним и зеркало на стене. Алан спустился в гараж и поспешил отбыть восвояси.

***

Когда он был пойман в неизменные сети траффика у вокзала Виктория, поступило сообщение от Налы с обещанными фотографиями. Движение теплилось в час по чайной ложке, и Блэк прикинул, что может как раз уделить им время.

Он довольно скоро согласился, что экран смартфона не годился для того, чтобы как следует оценить её работу. Фотографии были первоклассные: гармоничная композиция, естественные модели без позёрства, сбалансированное освещение и фокус на тех деталях, на которых автор пожелал заострить внимание.

Ему пришла в голову идея. Уже минуту спустя, свернув на Lupus street, Алан набрал номер.

– Как насчёт того, чтобы увидеть свои снимки на действительно большом экране, Нала?

На другом конце сгустилось молчание, достаточное для того, чтобы девушка напомнила самой себе, что собеседник предпочитает не тратить время на расшаркивания. После чего она с готовностью ответила:

– Идёт. Полагаю, ты уже выбрал время и место?

– Именно так, – подтвердил Блэк, включив правый поворотник. – Сегодня. Фешенебельное местечко. Но для начала как насчёт того, чтобы немного пострелять?

[1]Shut up and take my money! – Заткнись и возьми мои деньги! Известная фраза из мультсериала «Футурама».

[2] «Pot Noodle» – лапша быстрого приготовления, одна из самых бюджетных в Великобритании. Аналог «Доширака» (по данным на 06/10/2025 та самая, с грибами и цыплёнком, стоит в Tesco £4,20 за четыре стаканчика по 90 г.)

Сцена 33. Glock & Beretta

Стрелковый клуб носил название «Greyhall Range» – и оправдывал его на все сто процентов. Он располагался в складской зоне Бермондзи, у железнодорожных путей. Ничем себя не выдавал: обычный пепельно-кирпичный пакгауз с жестяной табличкой и заколоченными воротами; у бокового входа – электронный замок. Паркинг с камерой и шлагбаумом, с обещанием «бойцовской собаки».

Тир был приватный, правительственный, ориентированный на профессионалов. У офицеров полиции, сотрудников МВД и агентов спецслужб имелась личная бронь. Алан посещал стрельбище в рамках программы при MI5, здесь же сдавал нормативы. Сохранил членскую карту и в последующие годы приезжал сюда, когда чувствовал острую необходимость кого-то прикончить. Отлегало – да и форма таким образом сохранялась.

Сегодня он определённо был в настроении убивать, так что его появление здесь не вызывало вопросов. Вопрос у Алана оставался только один: для чего он пригласил на стрельбище Налу?

Ни пистолет, ни винтовку она раньше в руках не держала, но ни за что бы не упустила случая побывать в самом настоящем тире, так что согласилась на предложение не раздумывая.

Девушка выглядела трогательно и растерянно в тактических наушниках и стрелковых очках. Алан в последний момент сообразил напомнить ей перед выходом надеть линзы – иначе пришлось бы стрелять с двумя парами очков. Осуществимо, но неудобно, особенно для первого раза.

– Попробуй ещё разок, – говорил он, показывая, как правильно целиться: ладонь правой руки плотно лежит на рукояти, левая – поддерживает пистолет. Ноги на ширине плеч, слегка согнуты в коленях.

– Держи спину ровно. Не переживай о точности наводки, сосредоточься на том, чтобы твёрдо держать прицел.

Он стоял позади, не касаясь, но чувствуя, как напряжены её плечи под ветровкой. Девушка сосредоточилась, выдохнула, нажала на спуск – и снова промахнулась.

– Я нервничаю, – честно призналась она, опуская пистолет.

– Из-за меня?

Нала бросила на него быстрый взгляд поверх очков.

– Из-за того, что впервые держу в руках пистолет, вообще-то. Не ожидала, что он такой тяжёлый.

Алан усмехнулся, забрал у неё оружие и, отойдя к безопасной зоне, проверил патроны. Затем без предупреждения встал на её место, выстрелил трижды – и все три раза угодил в десятку. Вернул ей пистолет.

– Видишь? Он не кусается. Просто сжимай его крепче – уверенно, но не судорожно. Чтобы он знал, кто здесь командует.

– Прекрасная педагогика, – пробормотала она. – Сразу видно: испробована на живых мишенях.

– Абсолютно верно. А теперь покажи, как философы разят наповал.

На сей раз Нала почти попала в центр мишени. Он кивнул.

– Вот. Насилие с каждым разом даётся всё легче, не правда ли?

– Ты и на свидания так ходишь, да? Сначала стрельба, потом кофе?

– Именно. Как раз в этой последовательности. Если наоборот, становится скучно.

Он шагнул ближе, поправил её стойку, задержавшись ладонью на талии.

– Локоть не уводи. Ноги согни чуть побольше, вес туловища распределяй равномерно. И задерживай дыхание, пока целишься.

Раздался следующий выстрел. Мишень вздрогнула от ранения в корпус. Нала выдохнула:

– Кажется, мне это начинает нравиться.

– Прекрасно, – кивнул Алан. – Когда ты влюбляешься в стрельбу, остальное приходит само. Сколько патронов осталось?

– …Десять? – предположила она, явно наугад.

– Обоснуй. Сколько было вначале?

– …Пятнадцать?

– Семнадцать. Сколько раз ты стреляла?

– Четыре.

– А я?

– Кажется, три.

– Что получается?

– Семь. Или восемь. Зависит от того…

– Правильно, семь, – прервал он. Так какой верный ответ?

– Десять и есть, – усмехнулась она. – А я что сказала?

– Ты ответила гипотетически. В этом деле не до гипотез. Хорошо философствовать с оружием в руках – но как только доходит до его применения, действует чистый расчёт.

Нала поправила волосы и улыбнулась.

– Ну да, следовало сразу догадаться: это ведь неспроста Glock 17.

– Неспроста, – повторил Алан, – но причина другая. Дело не в том, что в пистолете семнадцать патронов, а в порядковом номере патента, зарегистрированного фирмой в восьмидесятые. Давай не будем отвлекаться: тебя ждут ещё десять выстрелов, после чего я покажу, как работают профи.

На то, чтобы отстрелять оставшиеся патроны, у девушки ушло не менее десяти минут. По минуте на выстрел: этот перфекционизм был Блэку знаком. Он сам начинал так же, и злился, когда командир подгонял их и требовал действовать по команде. Не потому, что не решался нажать на курок – просто хотел, чтобы результат был идеальным.

Валькирия тогда ему говорила, что из него получился бы неплохой снайпер. Это и стало переломным моментом: Алан вспомнил, как точно так же на первых курсах университета тщательно выверял свою домашнюю работу и доклады, в особенности образцы контрактов – вплоть до каждой запятой. Не ради эстетики, а из стремления избежать позора. Ошибки Блэк воспринимал как уязвимость.

Но вовремя усвоил, что миром владели смелые и решительные, а не идеалисты. Хорошо сочетать в себе и то, и другое, конечно, но первое без второго в любом случае далеко пойдёт, а вот второе без первого даже не сдвинется с места.

Когда глоковский магазин опустел, Алан помог девушке разобрать оружие и занял её место на дорожке.

– Смотри, – сказал он и за пятнадцать секунд израсходовал весь боекомплект. – Ну а теперь поглядим результаты.

Едва на транспортёре, словно чехлы в химчистке, подъехали мишени, Нала укрепилась в своём убеждении, что этот человек издевается. Да и в целом сегодня ей довелось узнать его с другой стороны. Ещё когда он встретил её у метро и проводил к тиру (всего пять-семь минут пешком), она заподозрила, что рейд по заброшке был для него детской игрой.

Нала сразу отметила минимализм здешнего интерьера: чёрная и зелёная краска, флуоресцентные лампы, бетонные стены с первоклассной шумоизоляцией. Не казённость, не пафос, не китч, только самое необходимое. В зале ожидания – кофе-автомат, пара столиков, кулер, на стенах армейские фото и несколько сертификатов. Шкафчики с электронными замками, оружейная и дежурный с лицом терминатора: стальные мышцы под униформой, полное отсутствие эмоций и взгляд прирождённого убийцы. Двое мужчин в чёрном сдали ему карабины и удалились строевым шагом, вполголоса переговариваясь о предстоящем уходе сэра Хогана-Хоу [1] с поста и возможных тому предпосылках. Нала чувствовала себя на фоне этих людей слишком невзрачной и слишком заметной одновременно. Казалось, ей вот-вот скажут: «Девочка, тебе здесь не место».

Но никто на неё не косился и не задавал вопросов. А когда она увидела женщину на дальней дорожке – невысокую, полноватую, но сосредоточенно отрабатывающую выстрелы из винтовки в позиции лёжа – ей стало немного спокойнее.

А Блэк – тот держался в этих стенах как дома. И казалось, что не было ни одного уголка на земле, где бы он чувствовал себя иначе.

– Не обольщайся, – возразил он на это замечание, гордо продемонстрировав ей пятнадцать поверженных врагов (восемь – ровно в сердце, три – ближе к печени и паху: прицельное занижение на случай, если противник в бронежилете; два – в лоб, один – точнёхонько в левый глаз и последний – по касательной в плечо: не ошибка, умышленное предупреждающее ранение). – Есть такие места. Нередко они имеют отношение к родственным связям. Но уточнять не стану: мне будет лестно, если мир запомнит меня именно таким: повсюду чужой, но держится увереннее своих. Сделаем перерыв: пришло время для кофе.

Нала не возражала.

Уже за столиком, получив от автомата порцию двойного эспрессо (другим он не торговал), девушка спросила, из какого оружия Алан стрелял.

– «Беретта М9». Культовая модель, используется военными силами США и неоднократно мелькает в блокбастерах. Хочешь попробовать её в деле? Предупреждаю: она ещё тяжелее, и держать её нужно уверенно.

Разговор прервал звонок Томми. Ривз отчитался, что технику он подобрал, а вот с мебелью просто беда.

– Я лично за то, чтобы не забивать голову сиденьями. Стоя ведь ещё лучше вести переговоры. Возьми овальный стол, чёрный, гладкий, как стекло, с проекцией нашей Галактики – ну, знаешь, типа как в Mass Effect…

– Единственный масс-эффект здесь оказываешь ты, – заявил Блэк. – У меня от одного твоего голоса развивается некроз тканей. Ищи стулья.

Томми скуксился, промямлил в трубку:

– Ладно. Только тут такое дело… У нас ведро с краской разлилось… в гараже…

Алан, на чьей памяти краска сама по себе никогда не разливалась, сразу понял, откуда ноги растут у этого недоразумения, и выдержал паузу. Хорошо, что машины на тот момент в гараже не было.

– Ривз, кто просил тебя трогать ведро?

– Это не я… Оно само… Я всего лишь помочь хотел. Извиняюсь. Больше не буду. Ты ведь меня не выгонишь? – заискивающе добавил он и задышал на том конце часто-часто, будто преданная собачонка.

– Пока не намерен. А впрочем, Ривз, – сказал он, внезапно сменив тон, – пошёл вон.

Тишина в трубке резала ухо: Томми даже дышать перестал.

– Н-но я… Блэк… – залепетал он.

– Или вон, или запрись в подвале, и чтобы ни звука оттуда не доносилось до самого утра. Выйдешь, когда я скажу, – наказал Алан и сбросил звонок.

– Стажёр, – пояснил он, разведя руками.

– И часто ты запираешь стажёров в подвале?

– Только по вторникам. В среду они сидят на чердаке. Ну так что, испытаешь «Беретту»?

Девушка согласилась лишь из желания подержать в руках культовый пистолет. Стрелять из него оказалось взаправду сложнее. Наконец она призналась, что ей куда интереснее наблюдать за самим Блэком в деле.

Тот не спорил. Ему это зрелище тоже доставляло эстетическое удовольствие. Зрелище, действие, шум, приглушённый наушниками… Запах машинного масла, расплавленной стали и серы. Горячий металл в руках – как зажжённая сигарета. Нет, лучше: сигареты по капле отнимали его жизнь (если верить врачам и DHSC [2]), а оружие давало возможность самому отнять жизнь у кого-то. Всю. Целиком. Без остатка.

А сейчас, помимо прочего, у него была аудитория. Малая, неискушённая – восхитить её было так просто. Раньше он ходил в клуб один или с кем-нибудь из «своих», кого не впечатлить скоростью или меткостью.

Иногда даже такой безделицы хватает, чтобы поднять себе настроение. Не целенаправленно его создавать, а чувствовать, как улыбка сама проступает на лице, как позабытый рисунок на запотевшем стекле.