Текст книги "Лёгкое Топливо (СИ)"

Автор книги: Anita Oni

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

– Тогда позвольте пять минут – надену костюм. По совести, я и сам собирался к вам заглянуть: подать заявление о пропаже человека.

Он хотел добавить: «По крайней мере, не придётся тратиться на такси или бензин», но решил, что не время шутить с полицией, тем более в стиле среднего класса, к коему явно не принадлежал.

Выиграв таким образом время, Алан отменил встречу с клиентом и сделал пару важных звонков партнёрам Valebrook. Хоть бы одна сволочь предупредила, что под них начали серьёзно копать. На другом конце провода ожидаемо блеяли, будто считали, что он уже в курсе. Каком, мать его, курсе?

Он взглянул на копию уведомления, датированную двадцать шестым сентября. Двадцать шестое, двадцать шестое, что за день это был… Понедельник. Ну да, идеальный день, чтобы направить гражданину официальное уведомление об интервью, а по истечении двух рабочих недель явиться по его душу. Следующий ровно за тем воскресеньем, в которое он последний раз видел Элеонору.

Уж не она ли получила письмо и ничего ему не сказала? Пока что это было самым логичным объяснением.

***

Алан вышел из штаб-квартиры SFO на Cocksucker Street (вообще-то Cockspur, но сейчас он не был намерен называть её как-то иначе) другим человеком. Внешне он был всё тем же, конечно, и обольстительно улыбнулся охраннице в вестибюле, но внутри закипала холодная ярость.

Ещё ни разу в жизни так не случалось, чтобы его, Алана Блэка, ограничивали в свободе передвижения предварительным сроком на двадцать дней. По сути, его отпустили под залог с условиями, среди которых значились сдача паспорта, обязательная явка в участок каждые семьдесят два часа, запрет на выезд из страны и контакт с лицами, связанными с управлением траста. К счастью, с лицами он успел связаться заранее и минимизировать ущерб. Но невозможность покинуть территорию Великобритании отменяла погоню за Элли и нарушала некоторые другие октябрьские планы.

Грязно выругавшись про себя, он направился в клуб на Пэлл-Мэлл, благо тот находился в пешей доступности. Дождь продолжал накрапывать, но Блэк предусмотрительно взял с собой зонт.

В клубе, понятное дело, в этот час не было почти никого, лишь один занудный дед-аристократ за ломберным столиком, раскладывающий пасьянс и бормочущий себе под нос старые анекдоты.

– Скотч, – распорядился Алан, испытывая облегчение, что никто, кроме бармена, не видит, как он прибегает к тяжёлой артиллерии ещё до полудня.

Между прочим, сам виноват. Мог бы действовать мягче, аккуратнее. В 2016 году прокатился бум офшорных расследований, особенно после знаменитого апрельского дела Panama Papers. Стоило догадаться, что если они с партнёрами не умерят свои аппетиты, власти доберутся и до Valebrook. Траст с двойной регистрацией (в Британии и на Виргинских островах) не мог их не заинтересовать, причём очень даже небезосновательно.

Да и структуры, на которых висела регистрация траста, в последнее время начали подгнивать и борзеть.

Но обвинения – пустое. Назревал другой типично русский вопрос: что делать?

Всё отрицать и бросать концы в воду? Срочно нанимать адвоката?

Траст сливать не хотелось: выгодный был проект. Valebrook надлежало спасти. Но прежде прочесать его ряды и сменить учредителей. Так, чтобы прежние и пикнуть не смели ничего против.

Самой отвратительной палкой в колёсах этого плана была пресловутая анонимность. Двойная регистрация траста предполагала двойные маски, доверенных лиц и посредников, и (согласно прописанному в доверительном акте условию) никто из учредителей не знал друг друга в лицо и по имени. Кроме разве что тех, кто сумел обзавестись связями в полиции или внутренней разведке, позволившими пролить свет на личности своих драгоценных партнёров. Алан частично к ним относился. Но только частично.

Он знал всего одну женщину из списка учредителей – Поппи Меррис. Железная леди в стальном костюме, с легкомысленным маковым прозвищем, но хваткой акулы. Та, чьё имя не могло не вызывать у каждого достопочтенного британца ассоциаций с небезызвестной нянюшкой в безупречном тёмно-синем платье и с зонтиком. А тем, кто был знаком с ней лично, помимо ассоциаций приходила на ум мысль, что это и есть сама Мэри во плоти, решившая к двадцать первому веку перекраситься в блондинку и поиграть с большими дядями в тяжёлое топливо на должности руководителя отдела комплаенса в Terk Oil – нефтетрейдерской компании среднего звена, куда более известной под кодовым именем Jerk Oil (причём за дело). Одно время даже Marlin Seatrade Holdings закупал у них солярку, но неохотно и после кряхтя, как бабка, с которой содрали втридорога на базаре.

Алан не мог её не знать: в конце концов, он и сам был не последним человеком, связанным с судовым топливом: оформлял поставки в штате Marlin, обеспечивал юридическую поддержку. Кроме того, до 2013 года Меррис работала в лондонском представительстве SGS [2]. Трудилась на благо качества топлива – или, по секретным данным, ему вопреки.

А вот Поппи не знала его. И знать ей не полагалось.

Во всяком случае, под именем Алан Блэк.

По-хорошему говоря, эта женщина становилась опасной, и не только тем, что мутила воду в трасте. Блэк давно уже подозревал, что у неё дома помимо ковровой сумки и пряничных звёзд мог храниться кое-какой компромат на Marlin Seatrade и фальшивые результаты тестов, которые холдинг заказывал в SGS.

«Лучше всего было бы её просто убрать», – усмехнулся он. Не весть какое, но всё-таки начало.

Нет, не уборка, конечно – если уж совершать преступление, так по возможности сохраняя белый воротничок. А вот подставить её было бы очень кстати.

Или ещё лучше: свалить всё на неё. Мол, это она нарушала законы, а сам Valebrook чист, как младенец.

Но для начала требовалось к ней подобраться, а потом уже выяснить, в каком направлении двигаться.

Пойти изведанным способом: как бы случайно познакомиться на званом ужине или вернисаже, войти в доверие, покопаться в душе и в отчётности.

А ещё (но это приватная информация, которую Алан тщательно оберегал даже от собственного сознания) подчёркнуто правильная надменная героиня Памелы Трэверс с подросткового возраста вызывала у него своего рода волнение.

Блэк одним махом осушил стакан и, махнув бармену, чтобы записал на его счёт, заторопился на выход.

[1] SFO – Serious Fraud Office (англ.). Британское государственное ведомство, занимающееся расследованием и судебным преследованием случаев мошенничества и коррупции.

[2] SGS (Société Générale de Surveillance) – крупнейшая в мире компания по инспекции, верификации, испытаниям и сертификации топлива. Имеет представительства по всему миру; штаб-квартира – в Женеве, Швейцария.

Сцена 4. Sic transit gloria (feckin’) mundi

Суббота, 08 октября 2016 года

Суверенитет и здравый смысл: есть ли границы у воли народа?

Неофициальное название темы диспута в салоне контессы звучало, впрочем, менее приглядно: Brexit or brekshit?

Алан Блэк так и знал, что речь снова зайдёт об этом дерьме. Но этикет требовал высказаться. Держа в голове, что на вечере присутствуют как сторонники выхода Британии из Евросоюза, так и противники – и неизвестно ещё, с кем из них и когда ему предстоит сотрудничать.

Так что Алан благоразумно занял нейтральную позицию.

Первым выступил лорд Скиннер с его поразительной способностью вещать двадцать минут, не произнеся при этом ни одного глагола действия. Он апеллировал к «славной кельтско-англосаксонской истории», «непогрешимости фунта» и «глубинному духу Альбиона». Ни разу не назвал себя сторонником «великого исхода», но этим духом был пропитан каждый его взгляд, жест и пауза, а внешний вид и в особенности фетровый котелок на редеющих сединах были призваны служить немым укором самой идее вступления в ЕС.

Доктор Генриетта Стоун сочла нужным вежливо вмешаться. Начала с разъяснения, почему «глубинный дух» – скорее иллюзия, а также наследие римлян, викингов, норманнов и бог весть кого ещё, осаждавшего остров на протяжении веков. Она апеллировала к логике, экономике, ответственности поколений и – конечно – правам человека.

И вот тогда Алан решил, что настал удобный момент взять слово.

– Leave or remain? [1] – провозгласил он гамлетовским тоном. – Remain or leave? Вот что скажу, господа: я здесь не для того, чтобы защищать или опровергать Brexit. Меня интересует, почему мы вообще считаем, что решение большинства – априори верное. А заодно кто, как и зачем манипулирует общественным мнением. Мы всё время говорим «народ решил». А кто сказал, что он прав? Это же не пресловутый коллективный разум, а коллективная тупизна. Толпа, горланящая на площади, ратующая за сожжение ведьмы: ведь у неё зелёные глаза! А наверху идёт банальная подстройка через страх: кампания Leave играет на страхе потери идентичности; кампания Remain – на страхе потери денег. Вопрос: где хоть одна концептуальная, зрелая модель будущего, а не флаеры, настольные флажки и пустые лозунги?

Алан внимательно оглядел обоих своих оппонентов, как двух старейших производителей британского чая, которые хоть и враждуют между собой, и не терпят друг друга, но, по сути, торгуют одной и той же индийской листовой мешаниной в пакетиках.

– Многие голосовали за выход только чтобы насолить столичной элите, – продолжил он, взяв с подноса коктейльный бокал. – То есть Brexit стал формой коллективной мести мажорам, а не стратегическим выбором. Как если бы пациент сказал: «Я не доверяю врачам, вырежу аппендикс сам», – и на это пошло большинство. Именно поэтому меня пугает не Brexit, а то, как охотно общество усмотрело в споре о выходе из ЕС мифическое рациональное зерно, а не очередную попытку обвести его вокруг пальца. А если завтра верхушка решит, что Земля плоская – все будут так же кивать и снаряжать экспедиции на край света?

Он ещё не знал, но уже догадывался, что мир в самом деле катился именно к этому. Контесса сухо зааплодировала, поднялась со своего бархатного кресла, поправила узкую юбку движением бёдер.

– Мне, видимо, придётся вас поощрить, синьор Блэк, за смелость доходчиво и ясно донести непопулярное мнение до ушей собравшихся. Вы напомнили нам, что истина редко кричит с балконов. Она шепчет, сквозит в междометиях, в юморе – и, как правило, избегает протоколирования. Браво.

Скиннер прокашлялся и ненадолго снял котелок, чтобы вытереть испарину носовым платком.

– Надеюсь, в следующий раз, мистер Блэк, вы приложите не меньшую остроту ума к изложению своей позиции – если таковая, конечно, существует, а не всего лишь отражается в витринах чужих заблуждений.

– Лорд Скиннер, позвольте заметить, моя позиция – это не коллекция старинных безглагольных постулатов, а попытка трезво взглянуть на вещи. Намерение не занять одну из сторон этого гротескного конфликта, а непредвзято оценить ситуацию.

Пустое, конечно же. На самом деле Алан Блэк заполнял словесами эфир, а сам в это время размышлял о других вещах.

Предварительная разведка показала, что Поппи Меррис не бывает ни на приёмах, ни на вернисажах. Она хоть и неравнодушна к искусству, но предпочитает любоваться им отдельно от толпы, в точное время, установленное регламентом. Вообще весьма пунктуальная женщина, Блэку это импонировало. Не только потому, что Алан любил пунктуальных людей, но и потому, что здесь таилась предсказуемость. Уязвимость.

Правда, на этом положительные новости заканчивались. Поппи редко появлялась в публичных местах. Дом – работа – частные визиты. Жила одна, не держала собаки, так что прогулки тоже отменялись. Питомцев у неё не водилось вовсе, хотя дьявольская смешинка, застывшая в уголках губ, заставляла предположить, что в подвале у Поппи был скрыт нелегальный швейный цех, полный заложников-азиатов.

Как её вообще заманили в их траст, интересно?

В графе «хобби» – прочерк. Не отсутствие, скорее всего, просто недостаточно данных.

Оставалась надежда на взлом телефона. Алан Блэк связался с человеком, способным в этом помочь, но вот незадача: тот перманентно пребывал в пивном запое. Сам считал это понятие «чушью свинячьей», ведь пиво, по сути, слабоалкогольный напиток, и не может принести вреда. Несмотря на то, что сам уже выглядел воплощённым вредом – как только зеркало по утрам от него не тошнило?

– Господа! Довольно с нас тем, не потворствующих пищеварению. Давайте лучше попросим синьора Блэка рассказать какой-нибудь каверзный случай из морской практики.

«Морской юридической практики», – поправил он мысленно, но ни за что бы не стал говорить это в пику контессе. Которая, скорее всего, нарочно опустила термин в угоду лаконичности, а не по невнимательности.

– Извольте, – с готовностью ответил он и начал сказ о затонувшем стылой осенью судне в Ла-Манше.

Это была давнишняя история, одно из его первых дел. Он рассказывал её не так уж редко, но впервые в этой компании.

Алан спросил позволения закурить, угостил ближайших соседей (включая лорда Скиннера, который ради хорошей сигары готов был несколько поступиться принципами), затянулся. Табачный дым плыл лениво, волнообразно, подражая морскому течению, чьи струи двенадцать лет назад сомкнулись над чугунным остовом сухогруза Amaryllis, затонувшего у побережья Дувра. Или нет – Фолкстона? «Какой смешной звук, Folkestone, будто чихаешь в библиотеке».

Разумеется, он помнил, где именно это случилось, но расплывчатость фактов создавала ореол легенды.

Судно было старым, нелепым, с ржавыми боками и облупленными литерами на корме, исполненными канцелярской муки. Его клиент, господин де Майер – фламандский экспедитор (бельгиец, разумеется, но так звучало эффектнее) с усами, напоминавшими ростки лука-порея, – уверял, что случившееся было не иначе как «актом божьим» (act of God, милый оборот английской юриспруденции, который Блэк всегда находил чуть пошлым), хотя сам де Майер напоминал, скорее, случайную ошибку в пятой книге Моисея. А именно: «…и никто не должен являться пред лице власть имущего с пустыми руками, но каждый с даром в руке своей…»[2] Уж этой заповеди фламандец следовал неукоснительно – а как иначе? Ведь в действительности с Amaryllis всё обстояло иначе: переполненный трюм, поддельная страховка, нелегальный груз и ночной переход без лоцмана.

Всё это, разумеется, всплыло – как дурно привязанный труп.

Исключая разве что само судно.

Блэк тогда выиграл дело. Но отнюдь не де Майеровским методом: признаться, вмешательство «дары приносящего» экспедитора чуть не сыграло во вред. Алан одержал верх не потому, что был прав – понятие правоты вообще казалось ему каким-то сентиментальным атавизмом, вроде фортепиано в борделе, – а потому, что в суде побеждает тот, кто вовремя заметил, что арбитр чересчур восприимчив к лести наперекор логике.

Только ответчик, чудом избежав тюрьмы, оказался разорён – в том числе счётом на оплату услуг адвоката. За это дело (тогда ещё) юный Блэк решил взять очень дорого. В этом плане он сам был сторонник даров.

Он сделал вдох. Дым был горьким, как фантазия, от которой уже нет проку. Впрочем, сигара, как и его история, дотлела быстро. Он стряхнул её прах в хрустальную пепельницу и напоследок заметил, что Amaryllis – это, кажется, имя какого-то цветка. Или женщины. Или того и другого сразу. Вздохнул и задумчиво пробормотал:

– Sic transit gloria feckin’ mundi.

Приёмная рассыпалась шелестливо-дождливыми аплодисментами. На лицах гостей было написано, что кое-кто не отказался бы возразить, и даже по существу, но не желал нарушать очарования притчи. Это не простенький поэтический плагиат: Алан Блэк слегка раскрыл карты, позволяющие ему побеждать. Сделал это со вкусом и походя, завершив крылатым латинским выражением, приправленным лёгкой ирландской непристойностью. Которая любому другому на его месте в этих стенах едва ли сошла бы с рук.

[1] Leave or remain – покинуть или остаться (англ.). В данном случае это не просто слова, но и кодовые названия кампаний в поддержку выхода из ЕС и против этого выхода.

[2] Цитата из Второзакония (оно же «Пятая книга Моисеева»). В оригинале было не «власть имущего», а «Господа».

Сцена 5. Воскресенье с перламутром

Воскресенье, 09 октября 2016 года

В воскресное утро поступил звонок от матери. Этого следовало ожидать, и Алан поприветствовал её, даже не глядя, кто звонит. Да, он был у отца. Да, крест всё ещё стоит и выглядит прилично. Да, он указал прибрать участок и оставил взносы. Да, у него всё под контролем.

Усмехнулся: когда это было не так?

Передал ли он привет от неё? Как же Блэк ненавидел подобного рода вопросы. Серьёзно, за неполные шестьдесят лет эта женщина до сих пор не усвоила, что мертвецам начхать на живых?

Отшутился на грани, что отец был польщён, ответил взаимностью и попросил заглядывать лично почаще, а то и вовсе перебираться к нему. Нет, последнее он не добавил, да и подумал лишь мельком – но всё же не мог отрицать, что подумал.

– Х-хо, – театрально вздохнула она, как делала всякий раз, чтобы набрать в грудь воздуха перед тем, как сказать очередную «несомненно эффектную» фразу, – дорогой, у меня, между прочим, в следующее воскресенье день рождения. Ты можешь себе представить! Ровно неделю спустя после смерти нашего папочки…

В гробу он мог себе это представить. Мать держала его за дебила. Двадцать грёбаных лет она требовала, чтобы он удивлялся такому неслыханному совпадению! Чёрт возьми, Алан Блэк мог держать в уме условия десятка контрактов, управлять своей фирмой, вести клиентов, разруливать это дерьмо с трастом, инвестировать деньги по всему миру, следить, чтобы Marlin не наломал дров, попутно изредка промышляя на стороне присвоением себе особо любопытных ценностей, а собственная мамочка его умственные способности ни в грош не ставила!

По себе судила, не иначе.

Так или иначе, Алан был в курсе, что сейчас последует приглашение на мероприятие, и что отказать он не сможет… даже если сам толком не знает, почему. Объективно ничто не мешало послать эту женщину ко всем святым и пророкам – его жизнь от этого только бы выиграла. Но что-то снова и снова тянуло его к ней магнитом. Хотя он знал, что ничего хорошего эти токсичные отношения не сулят.

Может, именно это его и прельщало…

– …у меня, как ты понимаешь, будет очередной юбилей…

Между прочим, шестьдесят – это не юбилейная дата. В классическом понимании она должна быть кратна двадцати пяти.

– …и я буду очень рада, если вы с Элеонорой…

Тысяча чертей! Придётся ещё как-то красиво оправдать отсутствие жены – так, чтобы ни мама, ни её старшие сёстры (старые фанатички христовы) даже не обратили на него внимания, не начали задавать неудобных вопросов и не принялись в очередной раз стенать, что господь не послал им деток.

Он вдруг стал сам себе смешон. Алан Блэк мог заткнуть за пояс любого ответчика, прокурора, судью одним взглядом, а здесь не умел справиться с тремя выжившими из ума (местами – даже не вживавшимися в него) старухами. И неделю спустя он как послушный мальчик сядет в свой ягуарчик и покатит на встречу роз и пионов, шоколадного пудинга и фальшивых улыбок.

Нет, улыбок в его жизни было и без того предостаточно, не менее бутафорских. Но те хоть не вызывали такого коктейля непрошеных эмоций.

Он думал, а сам между тем генерировал социально уместные реплики: осведомлялся о здоровье, уверял, что приедет, слушал, как вчера в церкви было столько народу… и им так рукоплескали… и какой-то поэт спел вместе с ними псалом… и у неё дома платье с перламутровыми пуговицами, восемьдесят шестого года, как новое… и как ты думаешь, уговорим Элеонору примерить его? Оно ей так подойдёт!

– Думаю, не уговорим, – однозначно ответил он. – Не все сделки консенсуальны. До свидания, мама, мне нужно работать.

И положил трубку, пока она продолжала вещать – должно быть, спрашивала кто же работает по воскресеньям.

Входная дверь с шорохом приняла ключ, распахнулась, ответив на застывший вопрос в телефоне.

В воздухе запахло холодом и мятными пастилками. А ещё чем-то новым… Бобовым супом и петрушкой.

***

Фройляйн Шпигель не извинялась. Она обладала таким магнетическим взглядом, что перед ней даже Христу захотелось бы извиниться с распятия, что так криво висит на кресте.

Она принесла рубашки из прачечной и целую сумку продуктов. Не обменявшись ни словом, ни даже приветствием, приступила к работе. Так было всегда – кроме субботы, её законного выходного (едва ли имевшего отношение к шаббату, хотя кто его знает). Каждый день, на протяжении восьми лет. С тех пор, как он приобрёл этот дом в Белгравии – в ипотеку, на таких льготных условиях, что при нынешнем уровне инфляции того и гляди они начнут приносить доход.

Не в последнюю очередь благодаря Элли. Что ни говори, в цифрах она разбиралась.

Она же первая нашла фройляйн Шпигель. Пригласила в тот день аж пятерых соискательниц. Но Алан, едва увидев австрийку, мигом распознал, что это то, что нужно.

Так оно и было все восемь лет.

В общем-то, нет ничего скверного в том, что за годы безупречной службы экономка пропустила один-единственный день. Скверно то, что в случае фройляйн Шпигель это было как если бы сверхточный японский конвейер пропустил три брака подряд.

В программу вкралась ошибка, и надлежало выяснить, системная или единичная.

Но Блэк решил отложить дознание на потом. Всё-таки он не солгал: ему в самом деле нужно было работать. Да, мать вашу, в воскресенье, потому что два охламона с корочками сорвали ему всю пятницу.

Сцена 6. Робин из Веба

Суббота, 08 октября 2016 года

Томми проснулся в четыре часа дня. Его разбудил не будильник, а писк UPS, возвещавший, что он уже полдня как пашет на аккумуляторной батарее, которая вот-вот сдохнет.

Электричество снова отключили – не то из-за долгов, не то по подозрению в долгом отсутствии хозяина.

Хозяин, напротив, более чем присутствовал, пусть даже находился сейчас далеко не в лучшей форме. Он пробормотал какую-то матерную мантру и, не разлепляя век, потянулся к люку у дивана, где притаился пятачок розетки, ловко подцепленной к соседскому проводу во время «техобслуживания навесного потолка по гарантии» при помощи набора инструментов для ремонта велосипедов. Лучше не спрашивать, как, и не пытаться повторить трюк.

Воткнул в неё штепсель удлинителя. Ток пошёл.

Томми продрал глаза, проделал пару гимнастических упражнений с грацией тюленя под хмельком, поднялся с дивана и, не утруждая себя поиском второго тапка, заковылял к компу. По пути наведался в холодильник и, трагично вздохнув, прихватил с собой последнюю бутылку Marston's со слоном на этикетке.

Поймал своё отражение в заляпанном зеркале с мушиными катышками: недельная небритость, припухлая линия челюсти, волосы торчком. Стираная в семи водах (ни одна из которых не отличалась чистотой) футболка на пивном брюшке, штаны, давно расставшиеся с резинкой по прихоти случайного гвоздя.

Впрочем, видок его устроил: Томас Ривз был всё равно без очков.

Системник хрюкнул, и Томми ввёл пароль длиной с твит инфлюэнсера. Нацепил на нос очки, даже не протерев стёкла, блаженно хрустнул костяшками пальцев, пока интерфейс обретал работоспособность.

Бывший аналитик GCHQ, теперь три месяца как свободный цифровой предприниматель. Того самого сорта, что предпринимают действия сомнительной законности.

За окном гудела окраина Лондона, у него в голове – RSS-ленты, VPN-туннели, похмелье и пульсирующее осознание: через три дня кровь из носа срок уплаты аренды.

План был неказист, как DOOM на первом уровне сложности.

Для начала пробежаться по уязвимым старым сайтам райсоветов (borough councils). Он знал один, с ошибкой в обработке заявок на субсидии по бездомности. Каждое обновление данных обрабатывалось как новая выплата. Разумеется, Томми не списывал деньги сам – он перенаправлял излишки в «фонд помощи ветеранам Зимней войны». На PayPal.

Затем запустить скрипт для микротранзакций. Старые аккаунты Steam, на которые давно никто не заходил, можно было использовать как прокладки. Покупка дешёвого внутриигрового хлама – перепродажа через серый рынок – крошечный профит. Триста аккаунтов – и наскребаешь на пиццу.

Проверить криптоферму в Боснии. А именно, ноут знакомого студента по обмену. Томми однажды помог ему с курсовиком – теперь у него был бэкдор. К вечеру он гонял на этом ноуте Monero майнер. Добычи – с гулькин хэшрейт, но хватало на мобильную связь, пиво и донаты патреоновским анимешницам.

Да, Томми был жмотом, но по-своему щедрым. Эдаким Робин Гудом двадцать первого века, сменившим лук на JavaScript, а Шервудский лес – на тёмный веб.

Он не хотел выделяться, не хотел править миром. Достаточно было всего лишь платить по счётам.

Но сентябрь оказался убыточным: Ривз, до этого всё лето лечивший больной зуб дедовскими методами, алкоголем, травками и заговорами (не без чьей-то матери), наконец сдался и выложил в клинике всю кубышку крипты.

Он был теперь на мели.

Открыл калькулятор, сверился с цифрами. Если урезать расходы на еду и донаты, он кое-как выкарабкается к двадцатым числам. Но с арендой требовалось решить вопрос уже сейчас.

Можно было, конечно, чуть осмелеть и решиться на кражу – едва ли мелкий, но пафосный миллионер наугад обратит внимание на перевод каких-то жалких пятисот фунтов по непонятному адресу, но очень уж велик риск засветиться – не перед богачом, конечно же, а перед дружками по кибербезопасности. Ухватят за хвост подозрительную активность – а там уже и адресок управляющей компании как на блюдечке.

И привет.

Или запустить очередную липовую фриланс-платформу с фальшивым прайсом на услуги копирайтера или обработку видео, а потом с мира по нитке пощупать обезьян-шопоголиков, которые делают по пять заказов в день в интернет-магазинах и сами не помнят, на что идут кровные. До завтра вполне можно наскрести пару сотен.

Так и поступим, решил он и снова хрустнул костяшками, когда всплыло окошко уведомления о новом сообщении:

The Gherkin, level 40

10.10.16, 11:40

AB

P.S. Be late and the gherkin’s off the table. Yours included. [1]

Томми пару минут вглядывался в текст. Наконец принял решение протереть очки краем футболки.

– Типичная пассивная агрессия, а, Блэк? – вопросил он экран. Обескрышил свой Marston's и сам не заметил, как в мгновение ока осушил бутылку.

[1] «Корнишон», уровень 40

10 октября 2016, 11:40

АБ

P.S: Опоздаешь – останешься без корнишона. В том числе своего.

Пояснение: «Корнишон» (The Gherkin) – небоскрёб лондонского Сити (Сент-Мэри Экс 30).

Сцена 7. Взлом на сороковом этаже

Понедельник, 10 октября 2016 года

Добраться до Сити не составило труда, если не принимать во внимание, что в подземке Томми оттоптали ногу, а какой-то мальчишка-цыган чуть не свистнул ноутбук.

Куда сложнее было разобраться, как проникнуть на сороковой уровень. Сент-Мэри Экс функционировал по принципу «чем выше этаж, тем эксклюзивнее доступ». Но в вестибюле к Ривзу подошёл охранник и вручил разовый пропуск (Томми не мог этого знать, но Алан лично распорядился выдать пропуск осоловелому доходяге в очках, с лицом суслика, треснутого электрошоком – и по такой наводке вычленить Ривза из толпы оказалось проще простого).

Лифт никуда не торопился; входящие в него – напротив. Все подчёркнуто пафосные, в костюмах, к каждому из которых прилагалась аура «деловой колбасы»; к некоторым – по акции. Томми всё больше ощущал себя здесь лишним элементом, как лыжник на нудистском пляже. Он прерывисто сопел и приглаживал воображаемый галстук, тем самым лишь больше привлекая внимание к его отсутствию.

Алан встретил его у самого лифта. Ни слова, ни жеста, но было понятно, что требовалось следовать за ним.

Указал ему на круглый столик у окна, где Ривзу предстоял мучительный выбор: повернуться спиной к залу, лишив свой параноидальный разум возможности держать посетителей в поле зрения, или к панорамному окну, мать его, сорокового этажа. Томми нервно сглотнул и тут же был усажен на первое попавшееся место, где толком не мог видеть ни зал, ни окно. Ему стало дурно, аж до икоты.

– Коктейльный бар? – выдавил он, пытаясь выглядеть беспечным. – Блэк, ты ничего не перепутал? Насколько я помню, меня не звать Лиззи, Хлоя или Эмбер, и мои фотки с накачанными губами и блёстками не мелькают в инсте.

– Да, ты несколько не дотягиваешь до их уровня, – охотно признал Алан. – Даже в хороший день. А сейчас у тебя видок совсем не очень. Блин, Томми, возьми себя в руки. Запишись в спортзал. Пропей курс витаминов.

– Ну да, ещё скажи get a life! [1] – огрызнулся тот и в очередной раз икнул.

– Не помешало бы, – согласился Блэк.

– Ну да! – Томми явно начал распаляться. – Ещё скажи, бабу себе найди! Мол у всех есть, а ты как неудачник выбираешь между правой, левой или очередной каткой. Слушай, Блэк, занимайся своими бабами и не лезь ко мне.

– Я и занимаюсь, – невозмутимо ответил тот, открывая .pdf на телефоне. – Как тебе такая, к примеру? – спросил он, развернув экран.

– Топчик, – оценил Ривз, – но мне, если честно, плевать.

– Нет, тебе не плевать, Томми. И прямо сейчас тебе будет не плевать на её телефон. Мне нужен доступ к его содержимому. Так что действуй.

Он небрежным жестом указал за спину, будто смахивая соринку с плеча. Ривз проследил за направлением, обозначенным пальцем, и обнаружил за соседним столиком женщину с фотографии.

Такой поворот событий сумел его несколько расшевелить. Томми крякнул, достал ноутбук, вбил нужные данные. Даже не заметив, как официант во время этих манипуляций принёс им скотч и какой-то многоярусный оранжевый коктейль с долькой апельсина и гавайским цветочком.

– Непростая дамочка. Весьма непростая. Apple, разумеется, никаких китаёз. Wi-fi отключён, AirDrop тоже. Блэк?

– Ну?

– Тебе это очень нужно? Мог бы по старинке отозвать её в комнату заседаний, или как ты там это делаешь, и выкрасть мобилу…

Алан нахмурился.

– Работай и не отвлекайся.

– Не в этом дело. У меня есть запасной вариант. Буквально неделю назад выторговал у одного задрота в даркнете zero-click-эксплойт на айфон. Но ты хоть представляешь себе, сколько стоит такая штуковина?

– Действуй. Сочтёмся.

Сочтёмся, как же! Ривз шмыгнул носом, поправив одновременно очки, не прибегая к помощи рук. Впрочем, спорить с Аланом было себе дороже. Значит, пойдём в лобовую.

Он ввёл Apple ID из файла Блэка и, ухмыляясь, скинул сообщение на почту. За десять метров от них раздался писк уведомления, но женщина даже не повела бровью и продолжала ковырять вилкой зелёный салат с кукурузой. Не страшно: Томми не нужно было, чтобы она открывала послание: эксплойт уже сделал своё дело, проник в систему и дал ему доступ. Он торжествующе поднял взгляд от экрана и наконец заметил, что столик пополнился напитками.

– Это ещё что такое? – Ривз тряхнул головой в недоумении и указал на коктейль.