Текст книги "Лёгкое Топливо (СИ)"

Автор книги: Anita Oni

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Просто побудем немного в моменте. Не в пресловутом отсеке сегодняшнего дня, а за бортом, вне времени.

– Как скажешь.

Оба умолкли. Алан думал о том, что в этом неожиданном, детском, но вместе с тем взрослом порыве было больше жизни, чем в любом из светских вечеров, которые он когда-либо посещал.

Нала подняла лицо к небу; вода стекала по её щекам, будто слёзы, но она улыбалась.

– Вот и всё, – сказала она тихо. – Мечта сбылась.

– Значит, мы можем вернуться?

– Да… думаю, да.

– Тогда вперёд.

И без предупреждения, без слов он подхватил её на руки. Внёс на кухню (затворил стеклянные двери), затем в коридор – и далее вверх по ступеням.

– Алан, куда ты меня несёшь?

– В ванную, разумеется, – невозмутимо ответил тот. – Или ты думаешь, я позволю тебе замёрзнуть в моём доме? После холодного душа самое время принять горячий. Не волнуйся, не вместе, – добавил он, почувствовав, как гостья напряглась. – Если, конечно, у тебя нет на этот счёт другого мнения.

[1] В Великобритании определённым зданиям, имеющим культурное/историческое/архитектурное значение, присваивают охранный статус. Их называют Listed Buildings. Такие здания делятся на три категории (grades): Grade I (первая категория: здания исключительной значимости), Grade II* (вторая категория со звёздочкой: особо важные здания) и Grade II (вторая категория: здания, представляющие особый интерес).

Сцена 37. Иррациональный человек

Позднее она сидела на кожаном диване в гостиной, закутавшись в плед, и пила вторую чашку горячего чая с перцем. Поскребла ложечкой по опустевшему фарфоровому стаканчику из-под яблочного суфле – пусто.

– Я не ожидал посетителей, – пояснил Блэк, – иначе попросил бы приготовить двойную порцию.

– Ах, стало быть, ты готовил не сам?

– Я похож на человека, согласного по доброй воле взбивать яблоки с яйцами в блендере? И потом: за что я плачу экономке?

– Иногда ты даже просто на человека не похож, – рассмеялась она. – Только не обижайся. Алан Блэк… Теперь я вспомнила, что напоминает мне твоё имя. Так звали одного персонажа из романа Мика Херрона «Slow Horses».

Алан отвлёкся от молчаливого созерцания экрана, на котором, словно в гигантском аквариуме, плавали океанские рыбки.

– Вот как. Приличный был герой?

– Не вполне. Ему отрубили голову, – пояснила девушка, не вкладывая в эти слова лишней экспрессии, не подчёркивая ни одно из них.

– А. Не стоило спойлерить: я, может, хотел почитать.

– Это не вполне спойлер. Он ведь даже не второстепенный персонаж.

Алан фыркнул. Ему была неприятна мысль, что герой с таким именем – его именем – посмел оказаться «даже не второстепенным». И что его могли цинично обезглавить.

– Ну хоть не кастрировали, – попытался он скрыть за саркастическим клише своё недовольство.

Нала поправила волосы, подсушенные феном, но остававшиеся влажными на затылке.

– Типично мужская позиция. Даже лишиться головы не так критично, как… другой части тела.

– Первое забирает жизнь – и только. Второе отбирает у самой жизни смысл.

– А смысл, разве он лишь в этом? – возразила девушка.

Алан взял в руки пульт, подбросил на ладони, сжал пальцами, не глядя на него.

– И да, и нет. Включи любой канал наугад и послушай, что скажут на этот счёт звёзды кинематографа.

– Ты так уверен, что они будут говорить об этом?

– Абсолютно. Не обязательно напрямую, но в конечном итоге всё будет упираться в основной инстинкт.

Он протянул пульт, и девушка, явно намеренная спорить, нажала на кнопку. Рыбы сменились начальными чёрно-белыми титрами фильма.

– А, Вуди Аллен… Ну что я говорил! Здесь тебе и секс, и амбивалентность взглядов. Дескать с презервативом – не измена, с глушителем – не убийство. И всё это в упаковке неожиданных съёмок, затянутых речей, артхаусных решений с уклоном в психологию и под весёлую музычку.

Нала устроилась поудобнее на диване.

– Ты уже смотрел этот фильм?

– Хм, «Иррациональный человек». Вышел в прошлом году. Нет, не смотрел. А ты?

– Ребята обсуждали его в кампусе, и я добавила кино в список к просмотру, но руки пока не дошли.

Они переглянулись как два человека, намеревающиеся сказать, что вот, время пришло – только не уверенные, что собеседник поддержит идею. Но вот их взгляды встретились – и оба достигли взаимопонимания.

Блэк подсел ближе, Нала прибавила громкость.

Кант говорил, что разум человека терзают сомнения, от которых он не может избавиться, но и не в состоянии разрешить. Хорошо, так о чём мы тогда говорим? Нравственность? Выбор? Хаотичность жизнь? Эстетика? Убийство?

В этот момент каждый по-своему понял, что сделал идеальный выбор. Что этот фильм отвечает их интересам.

Когда Джилл в самом начала дала своё краткое описание Эйба (Он был чертовски интересным. Отличался от других. Был хорошим рассказчиком. И всегда мог облечь суть в слова), Нала не выдержала и рассмеялась в голос:

– Кого-то мне это напоминает!

– Мисс, вы всегда комментируете фильмы вслух прямо во время просмотра? – нахмурился Блэк.

Девушка немного сконфузилась.

– Да. Вообще, да. Мне так привычнее: всегда есть что сказать в моменте. Но если тебе мешает, прости, я не буду.

– Вовсе нет. Продолжай.

Он говорил это не из вежливости. Алан и сам предпочитал оставлять комментарии, не дожидаясь финала. Но ещё больше ему нравилось наблюдать за реакциями окружающих – искренними и не отложенными до того времени, когда они будут уместны, но выветрится запал.

Профессор Лукас на экране начал свою первую лекцию, где продолжил цитировать Канта:

В истинно моральном мире совершенно нет места для лжи. Даже малейшая ложь разрушает столь любимый этим философом категорический императив…

– Ну да, ну да, – пробормотал Блэк. – В таком случае, Кант был бы рад узнать, что звучание его фамилии критически близко к одному из самых табуированных слов в английском языке. Безо всякой лжи.

– Алан, ты сейчас пытаешься неприлично пошутить, да?

– Тс-с, девочка, послушаем, что ещё умное изречёт этот профессор.

Шутить он пытался ещё не раз и не два – саркастически метко прошёлся по всем персонажам. Эйба невзлюбил сразу. На Джилл обратил внимание по касательной – как мужчина, оценивший привлекательную, но не слишком интригующую девчушку.

Нала всё это время стойко молчала. Он спросил, почему: неужели его призыв соблюдать тишину так подействовал?

– Нет, просто сам смотри: приезжает новый преподаватель. На философский, представь себе, факультет. Любопытный, харизматичный… И такой одинокий. Вот я и пытаюсь вообразить, что было бы, если бы ты, Алан, решил преподавать этику в Королевском колледже.

Теперь замолчал уже он.

– Как, даже нечего ответить?

– Расскажу после фильма, – усмехнулся тот. – Боюсь, это слишком надолго.

– А чем тебе так не нравится Эйб?

Надо же, он не высказывал это напрямую, но собеседница как-то сразу уловила неприязнь.

А чем он, собственно, мог нравиться? Человек менял один род деятельности на другой, участвовал в митингах, пробовал различные наркотики – и всё, чтобы ответить на вопрос, какого чёрта он забыл в этой жизни? Я вас умоляю, сказал бы Алан Блэк, какой же он жалкий! А желторотые студентки, подумать только, находят это привлекательным.

И женщины… те, что постарше, открыто предлагают себя – так, что от самого предложения угасает желание. Что помоложе – ждут, когда он сам возьмёт, да вот только брать там пока ещё нечего.

Или Джилл, которая сочетает в себе и то, и другое.

– Мрак, – вздохнул он и попросил не обращать внимания: так, вырвалось наобум.

Но когда в фильме наметился переломный момент, Блэк наконец проявил интерес к сюжету.

– Так-так-так, – потёр он руки, – вот уже начинается типичное алленовское заигрывание с моралью. Не в теории, а на практике. Никуда не уходи, я пойду заварю чай. Чувствую, нам понадобится большой чайник.

Естественно, она не послушалась и поднялась с места помочь.

– У тебя есть каркаде?

– Ах, кому-то не хватает кровавых мазков на холсте? Хорошо, раздобуду твою сушёную розу.

Под красный чай просмотр пошёл веселее. Подготовку Эйба к убийству судьи Алан оценил на четвёрочку по десятибалльной шкале. И то – исключительно за мотивацию.

– Так мало? – удивилась Нала, когда тот исполнил замысел. – С виду всё прошло довольно гладко. Разведка достойная, метод бесшумный и не оставляет следов. Улик против него никаких. И, как он верно заметил, никто не свяжет его с преступлением, поскольку у него напрочь отсутствует мотив.

– О, мисс размышляет как истинный знаток. Но скажу тебе одну вещь: важно не само деяние, а то, что случается после. Стиль жизни, поведение, готовность отразить атаку и отвести подозрение. А у него, к гадалке не ходи, после первого всплеска адреналина всё посыпется к чертям. Либо так, либо Вуди Аллен ни дьявола не смыслит в режиссуре. И потом, никто не бросает опрометчивые фразы об уместной смерти и боге при посторонних, замышляя убийство. И уж тем более не признаётся, что изучал информацию о жертве. Никто. Во всяком случае, я бы не стал, – добавил он со смехом. – Но давай смотреть дальше.

Дальше блэковский прогноз не вполне подтвердился, так что завершающую часть фильма он провёл со скучающим видом и лицом, отражающим усталость от собственной правоты, которую другие предпочли игнорировать. Чтобы хоть чем-то занять руки, он, лишённый возможности закурить, вновь взял девушку за запястье, на боль в котором она повторно не жаловалась, но было явно видно, что та ей досаждала.

Нала положила голову ему на плечо.

– Мрак, – повторил он, когда фильм закончился, на сей раз громче, но без особого чувства. – Что тебе сказать, Нала? Он действительно иррациональный человек. Но отнюдь не из-за мотива преступления. Мотив – единственная рациональная вещь во всём фильме.

– Чем же тебе не угодило всё остальное? И как бы выглядело идеальное убийство с точки зрения Алана Блэка?

– Опасные вопросы ты задаёшь, – предупредил тот, опрокинувшись на диван, вытянув ноги и жестом предложив ей сделать то же самое.

Но, так и быть, он ответит. Ответит, что, как уже упомянул, не стал бы обсуждать лишние детали ни с кем. Профессора химии, если потребовалось бы, он бы сам соблазнил, чтобы получить доступ к лабораторным запасам цианида, а не позволил бы ей лидировать в этой интрижке. Ответит, что действовал бы решительно, а спал бы спокойно – что до, что после деяния. И, кроме того, не вступал бы в интимные отношения с Джилл. Он решил изначально, что они просто друзья. Точка. Переходить за чётко обозначенную грань – недостойно мужчины и подрывает авторитет его слова.

– Вот как?

Нала, которая в тот момент гладила его по волосам, неровно вздохнула. Рука замерла на секунду. Она ни о чём не спрашивала, но невысказанный вопрос повис в воздухе: кто в таком случае они друг для друга? Не профессор и студентка, конечно, но разница в возрасте и жизненном опыта была схожей.

Ей, очевидно, хотелось бы знать, решит ли Алан прочертить грань в их отношениях. Или, напротив, рассчитывает прямо на противоположное.

Алан Блэк рассудил, что есть смысл урегулировать этот вопрос, прежде чем он выйдет из-под контроля. Вот только как?

Он сам-то чего ожидал от их связи?

Алан деликатно оглядел эту милую девушку с головы до ног. С ней было, как минимум, интересно – так, как редко бывало с другими. Они открывали друг для друга новые грани этого мира, обменивались впечатлениями, шутили и находились на одной волне.

Пока что этого было достаточно.

Не потому, что привнесение дополнительных элементов, накала страстей, напряжения, градуса его не прельщало – а потому, что (и это оставалось для Алана самым необъяснимым феноменом) у него было стойкое чувство, что несмотря на то, что ничего ещё не случилось, между ними двумя как будто уже было всё.

И сейчас он лежал на диване и массировал её плечи не как соблазнитель. Не как человек, который на что-то надеется – а как партнёр, который изучил её тело достаточно хорошо и детально, и просто наслаждался моментом близости, куда более интимным и чувственным, чем самый жаркий и разнузданный секс.

Он вспомнил, как ощущал нечто подобное с Элеонорой – тогда, в их первый раз.

Где же это было? Ах, да, в Париже, где проходил очередной симпозиум и куда оба явились исключительно с деловыми целями. Что не помешало им снять на двоих квартирку у знакомого адвоката на Rue de l’Odéon. Добирались до неё пешком через Люксембургский сад. Переступив через порог, она первым делом скинула туфли и произнесла известную максиму о каблуках: наденешь их – роскошная женщина; снимешь – счастливейший человек.

А позже, сняв и всё остальное, она вдруг спросила, бывает ли так, что ты знаешь, заранее знаешь и чувствуешь – не опираясь на логику и расчёт – что перед тобою твой человек.

– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовался он, целуя её в висок, хотя, в общем-то, уже знал ответ: именно это она ощущала тогда.

Именно это ощущал и он.

Не только во Франции, но и здесь, прямо сейчас, на этом диване.

Свой человек.

Он мысленно вздрогнул от этой мысли.

Можно взять её, прямо здесь и сейчас – не сугубо в том самом смысле; в глобальном.

А можно и отпустить. Напомнить о женщине в красном шарфе.

Но первое предполагало импульсивность, что в корне претило его натуре – по крайней мере, в этих вопросах.

Второе же захлопывало дверь навсегда.

Тогда он наклонился и точно так же поцеловал её в висок. Рассмеялся – естественно, мягко.

– Ну, мы с тобой, по крайней мере, не Джилл и не Эйб. Как говорится, судьба миловала. Искренне надеюсь, что я не привлекаю тебя вопреки или благодаря тому, что я – потерянная душа. Как тебе, может быть, кажется.

Она поддержала его заразительный смех.

– Не волнуйся. Или я должна сказать – не надейся? Ты не похож на человека, утратившего вкус к жизни. Скорее, на человека, давно обрётшего его в каких-то особых удовольствиях, среди которых иррациональные убийства располагаются, скажем так, в первой десятке. Меня как-то больше беспокоит, что входит в топ-3.

– Тебя это правда беспокоит? – уточнил Блэк, пародируя известный приём психотерапевтов. – Хочешь об этом поговорить?

– Тогда уж взглянуть воочию, – со смехом уточнила она. – Как говорится, лучше один раз увидеть…

– …Чем сто раз выслушать ложь. Справедливо. Тогда мы поступим так: завтра после твоих лекций идём в Tate Modern. Невинное культурное мероприятие: прошвырнёмся по залам как приличные люди, а потом я покажу тебе одно местечко в закрытом крыле. Только действуй в точности как я скажу: это очень эксклюзивное место, и я буду нести за тебя ответственность.

– Очередной тир? – спросила Нала, вспомнив о том, как ранее в середине дня он наставлял её подобным образом (не говоря уж о том, что Алан нарушил протокол, приведя в частный стрелковый клуб посетительницу, не значившуюся в списках – жест, который сошёл ему с рук лишь потому, что он Алан Блэк).

Алан провёл по её щеке волнистую линию.

– Лучше. Приватное заведение. Пристанище лондонской богемы и знатоков искусства. Завтрашний вечер планируется с элементами маскарада, так что приготовь соответствующий костюм в любом стиле на выбор и представься у входа как гостья мадемуазель Фонтен. Я принесу тебе карточку и назову пароль.

– Как всё секретно… – прошептала она, запрокинув голову.

– Именно так.

– Госпожа Фонтен не обидится, что её именем так вероломно воспользовались?

– Не должна. Она сейчас в Марселе, но будет рада посодействовать старому приятелю в том, чтобы провести даму на творческую встречу. Ну так что? Дерзнёшь?

– Я – за спонтанность, – осторожно ответила Нала, – но в данном случае мне требуется время на размышления.

– Разумеется. Мы можем просто сходить в галерею, а уже на месте решить, как провести вечер. Никто ни к чему не принуждает. Как бы то ни было, час уже поздний, а у таких людей, как я, утро начинается очень рано. Если желаешь, я готов подбросить тебя до дома, но, честно говоря, мне было бы удобнее, чтобы ты осталась. Знаешь, гостевая спальня в мансарде, с личной ванной – и никто тебя не потревожит. Хрустящие простыни, тихий вид из окна, кофе и апельсиновый сок поутру. Как в пятизвёздочном отеле.

– Звучит заманчиво. С минуты на минуту жду прайса.

– О, поверь мне, – сказал Блэк, поднимаясь с дивана, – цены за ночь заоблачные. Это ведь Белгравия. Но сегодня действует специальное предложение: всего лишь немного доверия к незнакомцу с сомнительными хобби, попадающему с двадцати пяти метров в глаз из «Беретты». Дорого? Есть более бюджетный вариант: подвал. Но там, как ты знаешь, сейчас прозябает стажёр.

Он говорил, напустив на себя серьёзный вид, а сам протянул руку. Нала приняла её, встала. Молча последовала за ним.

По лицу было видно, что она хотела отпустить ещё какую-нибудь шутку, но устала за день.

– Отдыхай. Я передам экономке, чтобы погладила твои вещи. Обращайся к ней поутру, если что-то понадобится. Или заходи ко мне в кабинет: второй этаж, левая арка.

Блэк прикрыл дверь, бесшумно спустился по лестнице. И, укладываясь в постель, не мог не думать о том, как всё сложилось бы, предложи он сегодня разделить её с ним. Пробовал сфокусироваться на технических недостатках: осквернение супружеского ложа, (малый, но всё же) риск, что проницательная фройляйн Шпигель проболтается Элли, необходимость контрацепции… И злился, что ни одна из отговорок не умаляла привлекательности этих фантазий.

Усилием воли он заставил себя сконцентрироваться на завтрашнем вечере: там ведь складывался любопытный альянс. Блэк умудрился назначить встречу в Atelier Row аж трём дамам: виконтессе, с которой он славно развлёкся в тех же стенах в начале месяца, женщине, которую намеревался уничтожить, и этой самой девчонке… которая никак не шла из головы…

Конец третьей части

Часть 4. The long performance. Сцена 38. Чёрные утра, чёрные дни

Среда, 19 октября 2016 года

Если бы Алан Блэк отмечал чёрным маркером в календаре каждый день, который свернул не туда, он бы обвёл девятнадцатое октября двумя кружками.

Он проснулся раньше всех в доме и, не тратя время на кофе, принялся за работу. Увлёкся ею настолько, что лишь посторонние звуки, доносящиеся снизу, через этаж, отвлекли его от бумаг.

В кухне спорили – громогласно, ожесточённо.

– Это неправда! – кипятился Ривз. – Можешь передать своим Ницше и Макиавелли, что они все лгут! А Платон, знаешь ли, тоже предполагал, что мы живём в иллюзии – в пещере теней! За нами следят. Особенно за Белгравией – мы ж в трёх кварталах от Букингемского дворца! Так откуда мне знать, что тебя не прислали они?

От этого последнего «они» веяло таким флёром всемирного заговора, что если бы Блэк успел позавтракать, его бы несомненно стошнило.

Он быстро, но не теряя достоинства, спустился и грозно застыл в дверном проёме.

– Ривз, какого дьявола?!

Тот скуксился, замолк на полуслове.

– Я, кажется, ясно распорядился… – но Томми прервал его и замямлил что-то про «пить захотелось» и «не намерен был никого потревожить».

– У тебя есть своя раковина, – напомнил Блэк.

Нала откусила кусочек французского тоста и обескураженно призналась, что не ожидала, что шутка про стажёра в подвале вовсе таковой не являлась.

– Да какой он стажёр, – махнул рукой Алан. – Техперсонал с параноидальными наклонностями. Ошивается тут пока не прогонят. Томми, возьми пиво из холодильника и проваливай.

– Зачем же так грубо? – возразила Нала. – Пусть останется. Мы ещё не закончили разговор о свободе воли.

– В этом доме свобода воли только у меня, – самодовольно заявил Блэк, надеясь покончить с малолюбопытной ему темой.

Из столовой показалась фройляйн Шпигель в своём неизменном переднике. Она парой взмахов протёрла столешницу и поставила перед собравшимися блюдо со свежими тостами, графин с апельсиновым соком, кофейник и сахарницу. Молча – но её взгляд свидетельствовал о том, что она категорически не согласна с хозяином. Чиркнула походя открывашкой, и бутылка, которую Томми до этого выудил из холодильника и безуспешно охаживал, издала «чпок», вызывающий у всякого, знакомого с этим звуком, трепетное предвкушение.

Которому не суждено было оправдаться.

Алан выхватил Marston's из пухленьких ручек и водрузил на дальний конец столешницы.

– Это не было приглашением вкусить, – заявил он, явно довольный архаичным выбором слова. – Это было распоряжение на вынос.

Томми смотрел на него с выражением, достойным поминальной службы.

– Но… ты же сказал…

– Я дал тебе пиво, – хладнокровно подтвердил Блэк. – А не разрешение наслаждаться им.

– То есть… – Томми запнулся, потеряв нить, – я… могу иметь пиво, но не пить его?

– Именно. Вопрос обладания не тождествен вопросу употребления. Это, к слову, базовая логика римского права. Ты ведь хотел философии?

Нала, не отрываясь от тоста, фыркнула:

– Какой же ты злодей!

Фройляйн Шпигель окинула троицу взглядом знатока, не намеренного, впрочем, делиться своими наблюдениями.

Хозяин выделывается перед девчонкой. Мальчик испытывает необходимость в утренней дозе алкоголя. Сама девочка чувствует себя неуютно в непривычной обстановке, но старается держаться непринуждённо.

Упаси Господь чтобы фройляйн Шпигель произнесла хоть что-то из этого – тем более в таких вульгарных выражениях. Нет, эта женщина ведала цену субординации.

Она сняла с плиты кастрюльку с варёными яйцами, подала их на трёх фарфоровых блюдцах с углублением по центру и бодрой поступью покинула кухню.

Разговор не клеился. Блэка это устраивало: он сам не давал его клеить.

***

После завтрака Нала, явно озадаченная, поспешила на занятия. Вежливо отказалась от предложения её подвезти и простроила маршрут до кампуса.

– Встречаемся в четыре у входа в Турбинный зал? – уточнил Блэк.

Девушка с готовностью кивнула.

– Хорошо. Только, Алан, не обижай свой технический персонал. Хорошо?

«Лучше некуда», – фыркнул он про себя.

В кухне звякнуло: Томми уронил ложку.

***

На этом утренние злоключения не кончились. Едва за Налой закрылась дверь, подоспела бригада, которая тут же приступила к установке лестницы.

А ещё через пару минут у парадного входа нарисовался кэб.

На пороге возникла тётя Мэйв в клетчатом строгом пальто и берете с приколотой брошью. Она крепко держала за руку Джейми, чьи худенькие ножки в отутюженных брючках стояли слишком уж прямо, будто по указке.

– Алан, – кивнула Мэйв, когда тот нехотя открыл дверь, – как хорошо, что мы тебя застали. («Как скверно», – подумал тот.) У меня сегодня в девять назначен приём к офтальмологу, – она горделиво поправила очки с толстыми стёклами, – так вот, не мог бы ты… («Не мог бы», – заранее приготовился он к ответу.) присмотреть в это время за Джейми? Можешь взять его с собой в офис, или в суд – он ничем не помешает. Я буду так тебе благодарна!

– Мэйв, неужели мальчишка так сильно боится окулистов, что не может подождать в приёмном покое?

Алан изо всех сил сдерживался, чтобы не вложить в эту фразу сарказма сверх меры. Тётя вздохнула, поджала тонкие губы без намёка на помаду и подбоченилась.

– Если ты помнишь, Алан, когда ты был в его возрасте, отец брал тебя в контору. Тебя воспитывали всесторонне развитым джентльменом. Видит бог, – она привычно перекрестилась на католический манер, – я сделала всё в моих силах, чтобы дать Розетте лучшее образование и привить манеры, и не моя вина, что она выскочила за этого, – Мэйв понизила голос, – актёришку. Но почему мальчик должен страдать? Окажи хоть ты на него положительное влияние. Пусть Джейми сходит с тобой на работу, узнает цену труду. Не болтаться же ему в приёмной со стариками и их болячками.

«Будь я пиратом, болтались бы вы оба на рее», – некстати подумал Алан, сам не зная, что породило у него эту ассоциацию. Посторонился, освобождая проход.

– Прошу… («катитесь к черту», – безмолвно довершило подсознание.)

– Нет-нет, что ты, я ведь всего на минутку. И так уже опаздываю, – засуетилась тётя и подтолкнула мальчика в спину.

Джейми, отделавшись от бабушкиных цепких пальцев, шагнул внутрь. Мэйв выдохнула с облегчением и даже тоненько улыбнулась – как жаба.

– Спасибо, дорогой, – сказала она таким тоном, будто он только что подписал разрешение на пересадку печени. – Я знала, что ты меня не подведёшь. Джейми, слушайся дядю. Он строгий, но справедливый.

Алан поднял бровь. «Это уже не комплимент, а диагноз», – мысленно ухмыльнулся он.

– Технически я – двоюродный дядя, – уточнил он с присущей ему дотошностью, едва за тётей захлопнулась дверь.

– Можно я буду снимать видео? – осведомился мальчик. – Мы с Лукасом ведём видеоблог.

– Вот Лукас пусть и снимает, – отрезал Алан, проводив племянника в кухню. – Сегодня – закрытый репортаж. Без видеоряда. Ты завтракал?

Джейми неуверенно покачал головой – то ли да, то ли нет. Наверняка его уже напичкали какими-нибудь хлебцами или овсянкой, и он был бы не прочь перекусить чем-то более достойным, но стеснялся, да и не знал, возможно ли это.

– Фройляйн Шпигель, покормите этого шкета, – распорядился Алан, увидев, что экономка ещё не уходила.

Сам он поднялся в спальню и переоделся. Бросил взгляд на календарь в гардеробной, напротив туалетного столика Элеоноры.

Да, если бы он отмечал неудачные дни – ох, как он бы обвёл этот кружком. Дважды.

Сцена 39. Маленький народец

Алан Блэк не питал тёплых чувств к детям. Он хоть и не называл их kleine Leute, как его экономка, но лишь потому, что предпочитал вовсе не заводить о них речь.

В естественной среде обитания – в школах, гостиных знакомых, на детских площадках и в зоопарках (увы, не по ту сторону клетки) – они ещё где-то как-то были приемлемы, особенно если вели себя тихо, не липли ко взрослым и были обучены хорошим манерам.

Но в непосредственной близи – увольте.

В гараже Джейми сразу сообщил ябедным голоском, что разлилась краска, и щепетильно обошёл подсохшие сливочные лужицы. Открыл дверцу автомобиля и завертел головой в поисках детского кресла или хотя бы бустера для ремня.

– Ах, ты хочешь ремня… – опасно произнёс Блэк и подкинул мальчишку на заднее сиденье внедорожника. – Можешь хоть не пристёгиваться вовсе. Но если испачкаешь сиденье, ремень тебе обеспечен.

Всю дорогу тот вёл себя относительно смирно, уткнувшись в телефон, но когда добрались до Ebury Square Gardens, шкет робко спросил, нельзя ли остановиться у входа в сквер:

– Тут это… редкий покемон водится.

«Сам ты редкий покемон», – хотел ответить Блэк, но вслух лишь обнадёжил мальца: мол, сейчас покажет ему таких покемонов, что тот их надолго запомнит.

И безучастно припарковался у следующего здания, где располагалось белгравское отделение полиции.

***

Алан взял мальчика за плечо и уверенно вошёл в вестибюль. Обстановка здесь была офисной, шумной, назойливой: гул флуоресцентных ламп, хрюканье принтера, лязганье ключей и кофемат, выплюнувший порцию американо.

В среду в участке было немноголюдно – обошлось без очередей. Дежурный сержант за стойкой даже не поднял головы.

– Имя?

– Алан Блэк. Отмечаюсь по условиям залога.

Сержант лениво взглянул в базу, затем – с сожалением – на знак, запрещающий курить. Наконец вынул папку из выдвижного ящика, раскрыл.

– Подпишите.

Он протянул хилый бланк и ручку с погрызенным колпачком.

Джейми стоял, уставившись в пол – на мутные следы чьих-то кроссовок и слепок розовой жвачки, напоминающий фрагмент мозга. Алан подписал бумагу и уже собирался прочь, как дальняя дверь отворилась и в приёмный зал вывели взлохмаченного детину с колючим взглядом и трясущимися руками. В зале ощутимо запахло крепким пойлом, (зло)употреблённым кем-то в количестве, вызывающем невольное восхищение.

Детина вразвалочку прошествовал мимо мальчишки, задержался, нахмурился, сделал шаг назад и заглянул в экран его гаджета.

– Пацан, ты не в курсе, где водится бульбазавр? – осведомился он хриплым басом.

– Прямо по соседству с алкозавром, – холодно проинформировал Блэк и поспешил покинуть отделение.

***

Миссис Брейди заверила босса, что с удовольствием присмотрит за мальчиком, хотя удовольствие в её глазах не читалось.

У неё у самой когда-то был сын – шести, что ли лет? – был, до тех пор, пока не был.

Блэк не вникал в подробности: ему хватало того, что миссис Брейди была достаточно замужем, чтобы Элеонора к ней не ревновала, и достаточно порознь жила с мужем, чтобы не отягощать рабочую обстановку декретами и больничными по уходу за ребёнком.

Удивительно, как семейные неурядицы формируют порой из человека незаменимого специалиста.

Сбыв шкета, Блэк приступил к работе.

Контейнер с медицинским оборудованием прибыл в Шанхай с двенадцатидневным опозданием и отключённой холодильной установкой, что привело к порче груза. Импортёр ярился и требовал компенсацию.

Параллельно клиент из Абу-Даби интересовался, каковы шансы выиграть дело в первом слушании.

Подготовленный стажёром меморандум никуда не годился. Алан потребовал его переделать и вернулся к китайскому исковому заявлению. В голове начал складываться остов аргументации – пальцы забили чечётку по клавишам…

На почту опрокинулось письмо от китайского производителя роботов-пылесосов. Алан заказал один в сентябре на Амазоне, просто чтобы поразвлечься и решить для себя, нужна ли ему эта игрушка вообще.

Фройляйн Шпигель отнеслась к затее с прохладцей. Пылесос был шумным, мог с лёгкостью заблудиться в трёх углах и под креслом, но в остальном работал исправно и эффективно – даже отыскал редкую французскую помаду Элли, которую та потеряла год назад. По такому случаю Алан, чувствуя себя необычайно щедрым, оставил на сайте положительный отзыв.

Теперь настал черёд фирмы проявить свою щедрость – она выражалась в «абсолютно безвозмездном» подарке: наборе фильтров и щёточек.

«Чёрт с вами, – подумал Блэк три дня назад, – шлите».

Но не тут-то было.

Компания запросила в ответ на свою доброту оценить их продукт в пять звёзд и добавить развёрнутый хвалебный комментарий.

Похоже, кое-кто до сих пор не усвоил значение слова «подарок». И Алан был как раз в настроении преподать им урок.

Перейдя от одних китайцев к другим, он наспех изложил, что подобная практика являлась не только нарушением терминологии (подарок – вещь, безвозмездно предоставленная в полное владение другого лица), но и политики Amazon в отношении публикации отзывов. Также она противоречила положениям Закона о защите прав потребителей – в частности, пунктам, касающимся недобросовестного влияния на поведение потребителя и коммерческой практики, вводящей в заблуждение (Reg. 5–6). Напоследок он напомнил о директиве 2005/29/EC, запрещающей скрытое спонсирование отзывов, и предупредил, что намерен изложить всё это в запрошенном комментарии на сайте, поставив ему, в лучшем случае, две звезды. Можно было, конечно, этого избежать и вернуться к теме дарения – скажем, он, Алан Блэк, был бы не против получить в дар ещё один пылесос…