Текст книги "Городовой (СИ)"

Автор книги: Andreas Eisemann

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц)

– Прокоп, теперь ты.

Прокоп, то есть Прокопьев Илья, был самым младшим – ему было, наверное, чуть за двадцать. Обычный русский парень, светловолосый, но выглядел старше, как и все в этом времени.

– Твоя задача – это контролировать всех младших. Я понимаю, что вы все воруете тут, но скоро это должно прекратиться. Способов заработка будет множество. В частности, я хочу поручить тебе разведку. Да, ты не ослышался – мелкие проникают везде, всё видят, всё знают. Так же как и бабы, – я посмотрел на Гриню, – особенно кто в домах работают всякими горничными. В частности, их задачей будет наблюдение за разными жирными котами, которых мы периодически будем бомбить. И заработки там у малых будут серьёзные – семьи свои содержать смогут. Поэтому то же самое: проводи отсев, давай задания, смотри, кто как себя показывает, стимулируй их. Постепенно именно из твоей бригады, Прокоп, люди будут уходить дальше, к старшим, – я обвёл взглядом всю компанию. – Это тоже важно, чтобы люди видели, что их ценят и есть к чему стремиться. Хочу организовать столовую на общие деньги – будем подкармливать беспризорников и стариков. Помните, что деньги общака будут идти и на такие дела, а также если по какой-то причине вас заметут, то на адвокатов, чтобы вытащить вас. Или если совсем край и вас отправят на каторгу или тюрьму, то будем за счёт этих денег осуществлять грев – то есть передавать еду и прочее. Ну или поможем сбежать, организуем всё на этапе. Важно, чтобы вы понимали, что если вы вкладываете, то и коллектив за вас встанет. Мы теперь все в одной лодке.

Все снова сидели серьёзные и какие-то задумчивые, даже Миша Большой смотрел уже иначе. И я решил разбавить идиллию.

– В то же время помните, что коллектив может простить всё, кроме крысятничества и предательства. У своих красть нельзя – наказание будет самым суровым, можете мне поверить. А за предательство будет спрос и с того, кто предателя ввёл в коллектив. Поэтому отнеситесь к этому очень серьёзно. Это буквально вопрос жизни и смерти. Если на вас кто-то выйдет – неважно кто: из жандармов, офицеров или иностранцев – если вас возьмут за жабры, какой-то компромат найдут или ещё что и будут просить о чём-то работать на них или сливать информацию обо мне или нашей структуре… не спешите отказываться. Торгуйтесь, назначайте большую цену за услугу, а потом приходите сюда. На совете мы решим, как дать ответ и решить вопрос. Безвыходных ситуаций не бывает. Но не предавайте – придите сюда сначала. Надеюсь, все понимают, что если предаст один, то пострадают все.

– Ладно, давайте ещё раз выпьем. Тут собрались люди не простые, битые – вы и так всё понимаете. Давайте выпьем за понимание.

Снова звон бокалов, одобряющие перешёптывания, пошла в ход закуска. После паузы я продолжил:

– Панкрат. Твоя тема – это мокрые дела. На тебе будет весь силовой блок.

– Ну и заумно ты выражаешься.

– Привыкнешь. В общем, у тебя будет очень серьёзная задача. Это не только устранение людей, хотя это одна из ключевых задач, которая требует больших умений. Дуболомов найти несложно, а чтобы сделать работу чисто, нужны умения. Позанимаемся с тобой – я изготовлю инструменты, покажу тебе, как пользоваться. Покажешь, что ты умеешь, я тоже покажу разные вещи, потом уже ты будешь тренировать своих людей. Про меня им знать не надо. Также твои люди будут участвовать во всех эксах и силовых акциях. Нужно учиться стрелять – я пока думаю над местом, где можно организовать стрельбище. Это необходимо. Туда и твоих старших малолеток, Прокоп, возить будем. Также охрана рынков будет на тебе, а не на Фоме. У него и других дел будет хватать. Поэтому ищи тоже людей. Постепенно к нам будут переходить люди из других сообществ – это нормально. Также готовьтесь к небольшой войне со Фризовскими и прочими Сампсоньевскими. Конфликты будут неизбежны – надо быть к этому готовым. По тренировкам у меня тоже есть идея, но пока про это не буду. Задача номер один у нас – плотно закрепиться тут, – я постучал пальцем по столу, – в лавре, а также распространить своё влияние на окрестности. После того как наладим все финансовые потоки, можно будет распространить экспансию дальше. Подмять под себя тех же Фризовских и другие заводские бригады.

– Большой. Вижу, что заждался. На самом деле конкретной задачи у меня сейчас для тебя нет. Разве что могу поручить возглавить разведку всего нашего коллектива. К тебе должна стекаться вся информация не только о местных, но и обо всех на районе и в городе. Для этого организуй прогон – например, малые что-то нароют, доложат Прокопу, а он уже тебе. То есть нужна информация о крупных коммерсантах, иностранцах, банкирах. Также о ворах-одиночках, особенно иностранцах – их много едут сюда, часто они работают нам во вред. Расшебуршат всё и сдёрнут за бугор, а нам расхлёбывай. Поэтому хорошо бы всех их держать на контроле. Дать ему разжиреть, а потом прихлопнуть.

Я хлопнул по столу – все одобрительно закивали.

– Также тебе нужно будет подготовить несколько человек, кто мог бы хорошо вскрывать замки, сейфы, проникать в здания. Они нужны будут для совместной работы с Панкратом на разных силовых акциях.

– Ещё, – я обвёл взглядом всех, – ищите людей со знанием языков – они все тоже пригодятся. И сами учите. Для работы за границей.

– Что вы удивляетесь? Там непаханое поле. И можно работать по крупному. Например, по банкам.

Тут все оживились и уставились на меня.

– А чего вы удивляетесь? Да, будем. Но вы не готовы пока – это дело серьёзное, пока рано об этом. Сначала нужно организовать всё то, о чём я раньше говорил. Потом провернём тут что-то, набьём руку. После этого можно будет на гастроли ездить. Такие крупные дела лучше делать за границей. Если тут банк возьмём, легавые от нас не отцепятся. Поэтому главный закон – не гадь там, где живёшь. Тут должно быть тихо. Деньги любят тишину. Кстати, о деньгах – вот вам по тысяче рублей каждому, это на поиск и найм своих людей.

Я раздал пухлые конверты. Вручил один и Ивану.

– Если есть вопросы, задавайте. Если нет, то давайте отмечать! Давай, братва, чтобы у нас всё было и чтобы нам за это ничего не было!

Засиделись все до поздна – обсуждали детали, роли. После чего все нормально так накатили, потом позвали проституток, и всё пошло вразнос. До этого я аккуратно ушёл к себе и Ивана увёл. Ещё не хватало на винт чего-нибудь намотать.

Дальше всё закрутилось – почти всё лето шла стройка. Я заметил, что главари нашей банды каждый был занят своим делом, и они начали как-то отдаляться друг от друга – дел у каждого было выше бошки. Фома организовал всех местных алконавтов, поставил их на лопату. Начали с благоустройства лавры – закупили известь и в добровольно-принудительном порядке силами самих же жильцов побелили все внутренние помещения. Также реорганизовали баню и прачечную, заставили всех прожарить вещи от клопов и вшей. К тем, кто не хотел, применяли эффективное средство под названием дубинал. Помогает всегда.

Организовал бесплатное питание за счёт общака для стариков и сирот-беспризорников. Часто у них на самом деле были родители, но что они есть, что их нет – на их жизнь не влияло. Также договорился с лесопилками по сбору древесной стружки и коры. Под это дело тоже мобилизовали бичей и стариков – они всё это рубили и собирали в мешки. Этой мульчей мы засыпали всё пространство, открытый грунт, чтобы потом по дерьму не ходить, когда пойдут дожди. По основным направлениям прокладывали деревянные приподнятые тротуары.

Но основная работа была именно в стройке. Мы огородили наш стеклянный флигель дополнительным забором, плюс к этому установили внешний периметр – то есть превратили всё это в крепость. Сейчас просто так, нахрапом, не возьмёшь. Сделали подходы-коридоры, где установили решётки. В случае штурма те, кто отходил, запирал за собой эти несколько решёток. А их просто так не вскроешь – за это время можно было уйти. Разумеется, всё это было только для нас – верхушки и приближённых. Помимо этого бичи рыли подземный ход, который уводил из лавры на другую сторону улицы. Ничего усложнять не стали – просто узкий коридор, укреплённый деревянными балками, как в шахте. Договорились с моряками и закупили у них комплект судовых переборок. Это такие двери-шлюзы, которые закрываются вращением колеса сразу на несколько упоров. Сломать такую дверь очень трудно. Также в тоннеле организовали небольшой схрон, куда натащили воды и ящиков с консервами, оружием и патронами. Бригады бичей под конец строительства сменили свой состав не по одному разу. Но тут уж ничего не поделаешь – иначе всем растрепят про тайные ходы.

Кстати, по оружию. С Панкратом заказали партию «Галанов» под 9 мм. Я решил не устраивать разнобоя и перейти всем на единый револьвер и калибр. Он более удобен, чем русский Смит энд Вессон. Придёт время магазинных браунингов – перейдём на них. Кстати, я написал письмо самому Браунингу. Большое письмо, где написал свои мысли о развитии оружейной отрасли, выразил желание сделать заказ на партию его пистолетов, когда он доведёт их до ума. Порассуждал на послезнании о калибрах и полуавтоматическом и автоматическом оружии. Надеюсь, заинтересовал его.

Себе я взял целый этаж в отдельно стоящем здании на углу Московского и Сенной. С перспективой занять здание полностью – сейчас для этого не хватало людей, ну или служащих. Но место перспективное. Кстати, этот дом – единственный уцелевший из всех строений лавры до наших дней. Естественно, я планировал в дальнейшем всё это снести, построить тут нормальный высотный комплекс с торговым центром, отелями и ресторанами.

У себя я сделал отдельный вход и запасной выход. Внешне здание стояло облупленным и грязным, в слоях копоти и с грязными, никогда не мытыми окнами. Но внутри всё было иначе – да, приходилось идти на некоторые неудобства, но свет уже был проведён, так что с этим было проще. На окнах поставлены мощные решётки с мелкой ячейкой, чтобы даже ребёнок-форточник не пролез. Везде положены новые полы, завезена необходимая мебель, закуплена вся канцелярка, бумага.

Как только ремонт у меня был закончен – а с этого мы начали, так что я, естественно, был первый в списке на улучшение жилищных условий – думал даже об обустройстве котельной. Но решил пока не вкладываться – всё равно всё это сносить потом. Как только было проведено электричество, установлен хороший сейф… да, Большой таки бомбанул хату Лорда, вывезя оттуда всё. Сейф я экспроприировал.

Кроме того, у меня было несколько помещений – часть жилых, а часть рабочих. И вход я сделал тоже оригинально. Установил большой несгораемый шкаф, как тут называли сейфы, вплотную к стене. На самом деле этот сейф и был проходом в рабочие помещения. Так просто не попадёшь, если не знаешь. Задняя стена тоже хитро открывалась – и только так можно было попасть. Наконец-то смог зарядить свой телефон.

Отчасти мне такая скрытность была нужна не только чтобы работать над составлением досье и картотеки, сколько скрыть артефакты. Их не должен был видеть никто. Телефон был моим спасением от ужаса той среды, где я находился. Связь с моим миром – с книгами, информацией, фотографиями.

Потихоньку росла картотека. Я штудировал все записи, составляя списки участников настоящих и будущих событий. Делал картотеку по методу Цеттелькастен. Также заказал несколько карт – подробные карты Москвы и Питера, Российской империи, мира и европейских стран – обклеил ими все стены. Постепенно прямо на них с помощью иголок и цветных ниток составлял майнд-мэп, ментальную карту: где, кто, откуда. Делал флажки с пометками номеров дела и личными данными. Цвет нитки соответствовал стране. Так можно было проще отследить связи.

Благодарил бога, что сохранил всё необходимое для работы в оффлайн-режиме. Плюс дополнительно копировал то, что осталось открытым в браузерах, в заметки. Привычка многократно копировать информацию дала свой результат. В общем, постепенно всё это превратилось в огромный исследовательский центр. Мне не хватало многих данных – например, адресов и фотографий. Для этого надо было выходить на работников полиции, но по этому направлению был отдельный план. Они сами выйдут на меня в ближайшее время.

Как-то после той пьянки ко мне подошёл Большой. Он приоделся, стал выглядеть значительно лучше – изменились даже манеры, хотя он так и остался опасным хорьком: мелким и быстрым.

– Слушай, старшой, а чего ты меня отодвинул от всех тем, связанных с финансами?

– Как это?

– Ну Фома на распределении сидит, Гриня, даже Прокоп, а я, значит, шпиком?

– Так ты же на информации будешь сидеть – это самое жирное место. Неужели не понял ещё? На тебе же контроль всего – именно по твоим наводкам мы будем работать. К тому же они не гребут деньги себе – всё идёт в общак.

– Так-то оно так, да как-то паршиво – как будто легавым стал.

– Смотри сам, я не неволю. Найдёшь что-то по себе – я тебя выслушаю. Только прежде меня послушай. Всё это – небольшая проверка. Если ты сейчас соскочишь, дальше я серьёзных дел тебе не смогу поручать. Всё, что мы сейчас делаем, это мелочёвка – просто становимся на ноги. Скелет кое-какой собрали, осталось мясо нарастить. Дальше будем работать по крупному.

На том и разошлись.

Одно из помещений на первом этаже, где были конюшни, мы переделали под гимнастический зал. Сначала, конечно, всё это восприняли как дурь, но потихоньку, смотря на наши бои с Малышом – его я, кстати, тоже приодел, он отростил бороду и побрился налысо, стал похож на молодого Монсона – позже подключился Панкрат. Он сначала смотрел на всё это, посмеиваясь. Я ему как-то сказал:

– Давай, надевай перчатки, заходи на ринг.

Ринг представлял собой просто сбитый из досок квадрат со столбами и натянутыми канатами.

Я, конечно, боксёр аховый – так, набрался по вершкам, ходил какое-то время в секцию. Тут больше уличной практики, но для местного уровня это было достаточно. Бокс только-только зарождался и в том виде, в котором мы привыкли его видеть, не существовал.

Панкрат снял рубаху, надел перчатки. Пролез с ухмылочкой под канатами – мужик он был крепкий, жилистый и сильный. На самом деле мои показательные выступления могут окончиться эпическим фиаско.

Разошлись по углам, начали потихоньку сближаться. Краем глаза заметил, что в зал просочился Сашка Хромой и его кодла – как их ни гоняй, бесполезно. Да и другие мужики из наших подтянулись.

В этот момент Панкрат бросился в атаку – правильный ход. На улице не до боксирования: резкое нападение, и важно ошеломить агрессией, подавить желание сопротивляться.

Я разорвал дистанцию – это единственное, что помогает, чтобы не попасть под раздачу. Затем специально подставился – Панкрат ударил прямым. Смещение в бок и удар на встречной траектории – удар пришёлся прямо в нос. Добивать я не стал – разошлись. Пока Панкрат приводил себя в порядок, провёл ещё один спарринг с Малышом. Ему, конечно, надо искать другого спарринг-партнёра – мне с ним уже откровенно тяжело. Удары как кувалдой – если пропускаешь, аж эмаль крошится на зубах. Капы-то нету ни у кого. Да и он молодой, впитывает как губка, учится быстро. Иногда они спаррингуют с Иваном, но там без шансов, конечно.

– Что встали! – рявкнул я на малолеток. – А ну, подошли сюда! Что смотрите – надевайте перчатки, разбивайтесь на пары.

Перчатки, конечно, были им великоваты, но ничего – надо будет заняться этим в самое ближайшее время. Посадить баб, и пусть шьют двух размеров: детские и взрослые. И плотнее их надо делать – а то эти сбились уже, и что в перчатке, что без перчатки почти одинаково. И бинты надо тоже – мы-то уже наматываем обычные тряпки типа портянок, но нужно нагрузить баб, чтобы начали делать.

– Давай, Малыш, засекай им по полторы минуты раунд.

Так началась эпоха бокса в России с маленького подпольного клуба. Позже поставили туда подвесные умывальники, обставили всё. Повесили мешки, сделали скакалки. Бегать особо было негде, да и не принято это было, хотя малые носились только в путь. Дыхалку развивали с помощью бёрпи – название было смешное, но быстро вошло в обиход.

Глава 7

Этот зал бокса, который открылся на Сенной, стал первым и долгое время был культовым местом. Задач, которые он решал, было несколько. Во-первых, это ставки и бои за деньги. Желающих было много, но смотреть на размахивающих руками крестьян было не очень интересно – но для разогрева сходило. А дальше уже шли профессиональные бойцы. Малыш послал письма и телеграммы своим – приехали люди из Новгорода и других мест, начало складываться полноценное сообщество. Под Малышом уже ходило около двадцати человек. По сути, это была моя личная гвардия профессиональных бойцов. Они и так дрались хорошо, но с техникой бокса их навыки стали выше на голову. В дополнение к этому начали заниматься борьбой, вернее боевым самбо. Для этого пошили специальные шлемы, как были у нас. Потому что моя задача была сделать универсалов, чтобы могли работать ногами, локтями, коленями, головой. Плюс броски, захваты и тому подобное. Работе с оружием я их учил уже в закрытом порядке, так же как и Панкрата и его людей.

Малолетки тоже быстро росли. Почуяв силу и поучаствовав в нескольких стычках, им захотелось большой крови. Поэтому под руководством Прокопа, который тоже активно занимался у нас, стали совершать набеги на апашей и в рабочие кварталы Петербурга – не раз заглядывали к тем же фризовским, от них перепадало даже взрослым. Но цель была именно залётные апаши. Про них надо рассказать подробно.

У обывателя может сложиться впечатление, что дореволюционная Россия и Петербург – это сплошные балы, лакеи, юнкера. Ничего подобного. Город терроризировали банды хулиганов – так называемых апашей, преступность была страшная. Само слово «апаши» – это искажённое «апачи», индейцы апачи. Вся эта тема пошла из Франции, из Парижа, куда привозили индейцев в человеческих зоопарках. Тогда по всей Франции колесило «Шоу Дикого Запада Буффало Билла», молодёжь стала зачитываться романами Майн Рида и Фенимора Купера, а среди обывателей набирали популярность байки о хитрости и жестокости индейцев. Но больше всего индейской эстетикой прониклись городская криминализированная молодёжь, которая и стала величать себя «apaches» – то есть «апачи».

В моду апашей вошли жёваные, колышущиеся на ветру рубахи с широким открытым воротом и яркие шарфы-повязки на шею. Кроме того, парижскому апашу, стремящемуся быть модным, непременно нужны кепка и начищенные до зеркального блеска остроносые штиблеты.

Когда наконец апаши окончательно стали досаждать парижанам, наличие подобного гардероба могло стать поводом для ареста или избиения полицейскими.

Визитной карточкой разбойников стало универсальное орудие, которое так и называется «апаш». Оно представляет собой револьвер без ствола, совмещённый с кастетом и откидным ножом. Хотя такой изысканный инструмент был доступен далеко не многим. Другой приметой романтизации стали татуировки – некоторые апаши делали татуировки с изображением гильотины и подписью: «Моя последняя прогулка» либо «Вот как я закончу свои дни»; другие – в виде кольца из точек вокруг шеи и надписью: «Палач, руби по пунктирной линии». Так апаши нагнетали ореол романтичного трагизма своей жизни, свой статус «отверженных».

Увы, напасть бандитизма стала проблемой не только французской столицы, но, как отмечалось выше, оказалась и бичом Петербурга. Первоначально петербургские шайки подростков были оригинальным явлением – не имевшие заработка шалопаи, юные пропойцы и подонки со дна общества стали сбиваться в стайки, которые давали им опору, ощущение места в жизни и определённой защищённости. Бойко развивавшийся Петербург, цветущий блеском ресторанов, императорских театров и театров-садов, богемным кабаре и чудесными синематографами, одновременно наводнялся новым населением, отличавшимся враждебностью к его быту и блеску и неустроенностью своего положения. На фоне роста красоты и благосостояния Петербурга развивался в тени его парадных сторон и преступный мир. Свои ресурсы он черпал в съезжающихся в город на заработки крестьянах, в оседающих в нём рабочими новых горожанах, в промышляющих «эксами» революционерах, в приезжающих «на гастроли» преступных группах и в уже существующей криминальной инфраструктуре столицы.

Если обыкновенная преступность живёт чаще всего ради наживы и каких-то конкретных целей, то хулиганство – это преступление, не имеющее цели: оскорбление, избиение или убийство, жертвой которого чаще всего становятся совершенно случайные люди. Поэтому представителей криминального мира можно условно разделить на две разные и порой диаметрально противоположные категории: профессиональные преступники и хулиганы. Для первых криминальная деятельность – способ заработка и образ жизни, вторые же склонны к преступлениям без всякой материальной мотивации – из озорства или в пьяном виде.

Отношение к жертвам также было разным: профессиональные преступники считали физическое насилие, особенно убийство, делом неприятным, низким и грязным; а в хулиганской среде, напротив, избить или убить человека считалось делом обычным и даже почётным или изысканным. Юные бандиты стали напастью для добропорядочных горожан, и с тех пор газеты запестрели заметками об их жизни и повадках. Редкий номер обходился без рубрики «проделки апашей», которую публикует, к примеру, «Петербургский листок». Повсюду только и видны заголовки об апашах и хулиганах. Постепенно именно термин «хулиганы» стал набирать популярность – это ещё одно наименование характерной публики, только уже английское. Британию подобная напасть тоже не обошла стороной. Слишком бурно разраставшееся рабочее население Петербурга тоже служило ресурсной базой для криминального мира. Зачастую вчерашним крестьянам нелегко было адаптироваться к городскому быту, и они сохраняли многие сельские привычки.

Проблему парадоксально усугубляла промышленная модернизация – в начале века на заводах стали появляться поточные линии, при которых квалификация рабочего не играет той роли, что раньше. Поэтому всё больше непрофессиональных работников и женщин находят места в промышленности. В результате на Выборгской стороне, за Невской и Нарвской заставами нередким явлением стали семьи, где работают оба родителя – часто взрослые пропадали на работе, по делам или в питейных, а десятки тысяч детей на окраинах оставались на весь день без присмотра. У многих не было отцов, матери работали на фабриках, в прачечных или в услужении.

Наконец, особую группу беспризорников составляли ремесленные ученики, «мальчики» из трактиров, портняжных мастерских, парикмахерских и т. д. Утомляясь от тягот работы или злоупотреблений хозяев, они бежали на улицу и пополняли ряды беспризорников. Городские власти активно создавали для беспризорников приюты и детские дома, открывали народные дома и чайные, стремились устроить досуг молодёжи и рабочей детворы, но население Петербурга увеличивалось слишком быстро (за первые пятнадцать лет XX века – с 1,5 миллиона до 2,3 млн), чтобы проблема беспризорности, детской преступности и нищенства могла быть эффективно решена. И неприкаянные юные ребята 12–20 лет всё чаще оказывались предоставлены самим себе и сбивались в стаи.

Эти шальные компании разрастались и вырабатывали свои привычки и отличительные черты. Первоначально такую публику именовали «башибузуками», как турецких головорезов, заливавших кровью Балканы. Но затем мода на парижских апашей захлестнула и нашу прессу, и петербургских хулиганов стали именовать апашами. Последним это тоже импонировало, и они усердно стали перенимать парижскую моду и выдумывать нечто своё. Заломанные фуражки-московки, красные фуфайки, брюки, вправленные в высокие сапоги с перебором, папироски, свисающие с нижней губы, наглый вид – всё это стало отличительными чертами петербургских апашей. Характерно для безобразников весьма внимательное отношение к внешности – чёлка на манер свиного хвостика спадает на лоб, при себе всегда расчёска и зеркальце. В кармане – финский нож и небольшая гиря, заменяющая кастет. Цвет кашне указывает на принадлежность к той или иной банде.

Все эти атрибуты принадлежности к рядам апашей стали предметом нарочитого щегольства петербургских уличных разбойников. Банд же стало множество. Всё началось в конце XIX века с предместий на Петербургской стороне – там возникли группировки «Гайда» и «Роща». Чуть позже появились «Колтовские». Все эти банды возникли на Петербургской стороне – районе, где в 1900-е годы шло непрерывное строительство, и деревянная застройка всё ещё соседствовала с фешенебельными доходными домами, бойко заселявшимися петербуржцами среднего достатка. Население Петербургской стороны быстро менялось – в деревянных домиках с мезонинами доживали своё семейства мелких чиновников, торговцев с Ситного рынка, а ближе к Невкам селились рабочие с местных фабрик и заводов.

Разрастающиеся жилые массивы всё активнее переходили в рощи, капустные поля, заброшенные сады бывших роскошных дач и занимали их место. Отсюда рождались контрасты, и подчас добропорядочным петербуржцам в тёмную пору непросто стало избежать участи жертв апашей. Наконец, необычайные возможности для потайной и разбойной жизни давали Петровский и Александровский парки. В последнем раскинулся Народный дом с его дешёвой антрепризой, аттракционами и развесёлыми танцульками.

Рощинские и гайдовские без преувеличения почувствовали себя хозяевами на Большом проспекте Петербургской стороны и прилегающих к нему улочках. Они принялись изводить местное население разными способами: от обыкновенного грабежа или нападений до экстравагантных выходок. К примеру, заметив идущих девушек, хулиган мог броситься с разбега между ними, хрюкая по-свиньи или мяукая по-кошачьи. Зимой хулиганы буквально сбивали прохожих с ног снежками. Взрослые буяны и подростки приставали к проходящим, особенно к дамам, и подчас вырывали ленточки из кос гимназисток, чтобы дарить их потом своим возлюбленным как трофеи. Ночью по Большому проспекту ходить не решался никто – хулиганы могли безнаказанно избить, ограбить, надругаться. А стоило городовому сделать хотя бы шаг по направлению к рощинцу или гайдовцу, как те мгновенно утекали во тьме через проходные дворы.

«Гайдовцев» отличали по тому, что у них картуз залихватски надвинут на правое ухо, а у «рощинцев» – на левое. Кроме того, различен цвет шейного шарфа-кашне: у «рощинцев» – красный, у «гайдовцев» – синий.

По свидетельству современников, эти две группировки имели строгую «табель о рангах», корпоративный суд, общественную кассу, особый церемониал для принятия в свой состав новых членов.

Постепенно банды стали появляться и в других частях города, что тревожило апашей-первопроходцев из «Рощи» и «Гайды». По словам родоначальников питерского хулиганства, ножи и гири они применяли только в стычках с соперничающими группировками, не промышляли сутенёрством, а вот те, кто пришёл им на смену, были горазды на любое беспричинное преступление и даже использовали своих возлюбленных как товар. В самом деле, сутенёрство стало одним из основных занятий хулиганов.

Стали выделяться «песковские», «владимирские», «вознесенские», «васинские» и другие.

Развитие хулиганства приводило к войне между группировками. Апаши жестоко расправлялись со сверстниками-чужаками, случайно забредшими в чужую часть города.

Обычными стали и организованные вторжения на территорию «противника»: к примеру, выходцы из Песков могли атаковать «владения» других хулиганов. Количество группировок росло. На Васильевском острове появились «васинские», к северу от реки Смоленки – «железноводские», в Песках – «песковские», на Выборгской стороне «фризовские» соперничали с «самсоньевскими», буйствовали «владимирцы» и «вознесенцы», на Петербургской стороне орудовали «рощинцы» и «гайдовцы», а также «дворянские» (близ Большой Дворянской). Главными местами для прогулок хулиганов считались Вознесенский проспект, Садовая за Сенным рынком, Фонтанка, Шлиссельбургский проспект, район Нарвских ворот, Пески, Лиговка и особенно Холмуши.

Всё это бурное соперничество выливалось в поножовщину, массовые драки и громкие дела. К этому добавлялись привычные занятия апашей и бандитов – грабежи, разбой и насилие над горожанами. Иногда они объединялись для организованных налётов, а подчас устраивали массовые побоища.

Вот с этой публикой я и работал – в противовес анархии апашей я выстраивал чёткую организацию. Общая цель была создание организованной преступности. Ключевое слово тут «организованной» – если не я организую, то это будут англичане, немцы, французы. И тогда вся эта машина будет работать против нас, против страны.

Молодёжи было много – все они, словно молодые спартанцы, проходили через тренировки, бои. Постепенно стал формироваться свой стиль в противовес этим франтоватым гопникам. Они переняли у меня причёску, то есть стандартную стрижку полубокс, которая вошла в моду в тридцатых – тут, благодаря мне, это случилось намного раньше. Из-за этого наш местный барбершоп, то бишь цирюльню, пришлось значительно расширять, так как к ним выстраивалась очередь. Постепенно всё это стало распространяться дальше, на другие районы, породив немало кровавых сцен. Так как могли спросить за шмот, если выясняли, что обладатель модной причёски не состоит в движении. А к этому времени наши выделялись уже не только причёсками, но и сленгом, который тоже переняли у меня, и общим стилем. То запросто такому франту чистили хлебало, могли и ножом чёлку отрезать.

Быть частью сильного, мощного боевого коллектива было очень круто и престижно. Поэтому ребята очень ревностно относились, когда кто-то копировал их стиль. Наши отличались дисциплиной – постоянные тренировки, бокс, самбо ставят характер, волю, смелость. Поэтому агрессивным, но неумелым апашам и прочему хулиганью было нечего противопоставить. Били их жёстко, рвали красные косоворотки, фуражки выкидывали в каналы, а то бывало и их самих.

Когда количество желающих заниматься стало превышать наши возможности и стало проблемой принимать новичков – так как к нам постоянно приходили новые и новые желающие – было принято решение о создании сети боксёрских клубов в других районах города. Туда шли работать уже оперившиеся молодые боксёры и спортсмены. Такие занятия позволяли не только занять молодёжь, но и воспитывать их. Руководил всем этим Прокоп, который стал уже очень большим авторитетом в молодёжной среде. Слухи о новых клубах быстро распространились по столице – мы быстро вышли на самоокупаемость, так как к нам приходили не только шпана, но и много военных, офицеров и просто гражданских. Сам я, разумеется, уже не мог это контролировать, да и Панкрат тоже, поэтому мы создали что-то типа федерации бокса, где уже работали люди, далёкие от преступной среды, просто наёмные служащие – бухгалтеры, администраторы и прочие.