Текст книги "Городовой (СИ)"

Автор книги: Andreas Eisemann

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 36 страниц)

Глава 18

Когда уже поздно вечером шёл домой, думал о том, что нужно как можно быстрее встретиться с Аристархом. На него у меня тоже была готова папка, правда, с ним всё сложнее, пока, несмотря на взятки, так и не удалось полностью вернуть его честное имя. Поэтому он продолжал работать через других людей, и это некоторым образом сковывало, не давало нормально развернуться. Он, кстати, готовился переезжать в новое здание, на него уже работало столько людей, что не хватало места. Сейчас идёт ремонт, Аристарх наседал на меня, чтобы я помог с оформлением и проектированием, оценил, как хорошо всё сделали в Лавре, по-современному, и естественно хотел так же. По мере сил помогал, хотя надо уже думать о том, чтобы искать архитекторов и возможно открыть свою архитектурную студию.

Проходя мимо ресторана, услышал звуки гулянки, хорошо, народ празднует что-то, жизнь продолжается, а затем увидел на крыльце моих опричников молодых, видимо, вышли воздухом подышать. Я как бы выплыл из темноты и уставился на них.

– Так, так, так… а что это вы тут делаете?

– Так это, празднуем, день ангела у наших, причём сразу в один день.

И тут из дверного проёма, мягко подсвеченного жёлтым светом, раздался женский голос – томный, чуть растянутый, с лёгкой театральной ноткой:

– Мальчики, ну пойдёмте, все ждут вас! – затем короткая пауза и: – Ой… а это кто?

На крыльцо вышла девушка лет двадцати, в тёмно-синем платье, с длинными жемчужными бусами, которые она машинально перебирала пальцами. Волосы её были уложены не по-деревенски, а в модную мягкую волну, чуть короче, чем обычно носят. Взгляд её скользнул по мне оценивающе, почти дерзко, но без вульгарности.

Видно было, что девушка не знала меня, и это хорошо, значит, парни не так много болтают. Я мысленно покивал головой. А то, что они с девушками почти все, ничего удивительного. Это мои старшие из подопечных, им всем по семнадцать-двадцать лет, уже давно пора. К тому же они ребята все состоятельные, хорошо одеваются, сильные, смелые. Любому могут настучать запросто, да и не только. Способствовало созданию пар то, что я буквально заставлял их брать репетиторов по языкам. А кто пойдёт в репетиторы? В основном студентки, для того чтобы подзаработать, люди молодые, много времени проводят вместе, ну и закрутилось естественно. Причём девушки были из самых разных слоёв и семей. Все хотели иметь свои собственные карманные деньги, вот и шли преподавать. И вот та, которая выглянула, оказывается, была подругой Дани Покровского, одного из старших и подручного Прокопа.

Девица была хороша, причём как-то по-современному, и сердце моё дало сбой, я задержал на ней взгляд, и она тоже оценивающе осмотрела меня. А вот Даня выглядел не очень. Я перевёл взгляд на него.

– Ну что стоишь, познакомь меня с дамой.

– Да, да, знакомьтесь, это Мари.

– Мария Аркадьевна, – поправила она.

– А это Андрей Алексеевич, наш руководитель, я рассказывал тебе.

– О, так это вы… – в её голосе мелькнул неподдельный интерес. – Я уже давно просила Даниила познакомить нас. Не хотите присоединиться? Я настаиваю, – последнее слово она выделила чуть мягче, но так, что это прозвучало как приказ, а не просьба.

Я посмотрел на Даню. Тот, конечно, был не очень доволен, но сделал вид, что тоже рад. Ну а почему бы и нет, подумал я. Надо посмотреть, чем молодёжь живёт. Хотя можно подумать, я сам далеко от них ушёл.

Стол был накрыт по этим временам богато, видно, что ребята ни в чём себе не отказывали, ну и желание выпендриться перед девчонками, посорить деньгами. А для девушек то, что они бывают в Лавре, самом опасном месте, это щекотало нервы, и всегда можно было похвастать перед подружками.

Зал ресторана был освещён мягким, чуть золотистым светом ламп с абажурами, сквозь который доносился запах вина, горячего мяса и сигарного дыма. За длинным столом в углу, под зеркалом в резной раме, уже сидела вся компания. Мари – в тёмно-синем платье с таким вырезом на спине, что взгляд сам скользил – поднялась навстречу. Её глаза задержались на мне чуть дольше приличного, я тоже ещё раз посмотрел на неё, потом перевёл взгляд на Даню, парень был явно в смятении. Надо будет с ним пообщаться после застолья.

– Господа, наш новый гость, – сказала она, чуть склонив голову, как будто представляла меня не друзьям, а публике в театре. – Прошу к столу.

Я сел рядом с Даниилом, но напротив Мари, и она тут же отодвинула свой бокал, чтобы смотреть прямо в лицо. Рядом кто-то уже наливал шампанское, девушки смеялись, парни наперебой что-то рассказывали, но я видел, что её внимание приковано только ко мне.

– Вы любите шумные застолья? – спросила она, даже не дав мне сделать глоток. – Даниил мне много о вас рассказывал.

– Я надеюсь, только хорошее, – ответил я.

Мари приятно засмеялась. А я скосил взгляд на Даню, который не предвещал ему ничего хорошего, у того аж кадык дёрнулся. Судя по всему, предстоят ему и всем парням усиленные тренировки, чтобы языком не трепали.

– Иногда полезно узнать, чем живут люди, – ответил я. – Даже если это не твой обычный круг.

– А вдруг это и есть ваш круг, просто вы его ещё не узнаёте? – она улыбнулась, и в улыбке было и приглашение, и вызов.

Даниил что-то пробормотал про то, что у нас сегодня праздник, но Мари только махнула рукой:

– Ну какой праздник без хорошего разговора?

Мари, глядя на меня поверх бокала:

– Андрей Алексеевич… вы ведь человек современный, да? Не из тех, кто считает, что всё хорошее кончилось при Пушкине?

– А что, по-вашему, хорошее началось после?

– Ну… хотя бы символизм. Брюсов, Мережковский… Вы читали их? Или всё это для вас «гнилое декадентство»?

– Не читал, но осуждаю.

Тут надо было видеть лицо Мари, на нём сменилось сразу несколько эмоций: гнев, разочарование и даже отвращение. После паузы я добавил:

– Шучу, – и заулыбался. – Да, Мережковский очень хорош, вы с ним знакомы?

– Ах, если бы.

– А что вам мешает?

– Где я, а где Мережковский?

– Хотите, познакомлю? – я с хитринкой посмотрел на неё.

Снова букет эмоций на лице, она вся вспыхнула.

– Вы знакомы с Мережковским?

– Возможно… – я покачал головой, как бы уходя от ответа.

– Как говорил Даниил, вы занимаетесь с ними стрельбой и всяким таким. Я тоже хочу учиться стрелять! Научите меня?

– Это Даня вас надоумил? – я повернулся к нему и строго посмотрел, тот только быстро-быстро отрицательно покачал головой, выставляя руки вперёд.

– Нет, это я сама. Считаю, каждая современная девушка должна уметь стрелять!

Все разговоры умолкли, молодёжь внимательно прислушивалась к нашей беседе.

– И в кого же вы собрались стрелять, позвольте узнать?

– Во всех замшелых ретроградов!

– В таком случае боюсь, не смогу вам помочь, ретрограды тоже нужны.

– Это чем же?

– Мудростью и опытом. Кто в молодости не был радикалом – у того нет сердца, кто в зрелости не стал консерватором – у того нет ума.

Мари, наклоняя голову, чуть усмехнувшись:

– Это очень остроумно. Интересно… А что насчёт живописи? Серов, Врубель? Или, может, вы любите что-то совсем эпатажное, вроде Тулуз-Лотрека?

– Всё это замечательные художники, уверен, в будущем будут считаться великими.

Мари наклоняется чуть ближе, почти шёпотом:

– Значит, вы допускаете, что искусство должно шокировать?

– Искусство должно вызывать чувства. А вот чем именно – это уже вопрос вкуса.

Мари откинулась на спинку стула, взгляд заскользил по залу и возвращается ко мне:

– Мне нравится, что вы не теряетесь. Обычно мужчины моего возраста либо начинают спорить, либо бегут.

– Бегут?

Мари с иронией:

– Конечно. Им страшно и неуютно, что женщина может знать больше. Вы знаете, Андрей Алексеевич, я иногда думаю, что Петербург задыхается. Здесь так много золота и мрамора… и так мало воздуха.

– Воздуха? Или свободы?

Мари смотрит в глаза, чуть приподнимая бровь:

– А разве это не одно и то же?

– Свободу люди понимают по-разному. Одним она нужна, чтобы творить, другим – чтобы разрушать.

– А если разрушить нужно, чтобы построить новое? Знаете, у нас в кружке часто спорят об этом. Есть один… филолог. Учит французский, но мечтает о революции. Цитирует Верлена и Бакунина в одном дыхании.

– Интересное сочетание. Хотя обычно такие больше любят болтать, чем делать.

Мари, улыбаясь, но чуть холодно:

– А вы, значит, из тех, кто делает?

– Я из тех, кто не любит лишних слов.

Мари замолкает на секунду, будто приценивается, потом меняет тон на почти игривый:

– А искусство? Оно ведь тоже разрушает привычное. Даже Дягилев, он сейчас готовит свою первую выставку картин… Вы видели у него Сомова? Там ведь всё построено на том, чтобы зритель чуть-чуть покраснел.

– Да, я слышал о нём, большой человек. Но краснеть – не худший удел. Хуже, когда ничего не чувствуешь.

Мари наклоняется, почти шёпотом, в голосе вызов:

– А вы бы рискнули показать публике что-то, за что могли бы наказать или запретить?

Я посмотрел ей прямо в глаза:

– Париж стоит мессы, – улыбнулся я. – Разумеется, искусство должно шокировать, волновать, провоцировать. Для художника скандал – лучшая реклама.

Мари откидывается, чуть смеётся:

– Неожиданно. Вы слышали, как этот несносный жандарм фон Валь запретил к показу картину Николая Ге «Распятие»? Это было просто ужасно. Такое ханжество и невежество.

– Я ему передам.

– Кому? – когда она удивлялась, её лицо становилось ещё красивее.

– Фон Валю.

Удивление Мари стало ещё больше.

– Вы о себе явно что-то не договариваете.

– Я завтра с ним встречусь на пресс-конференции, посвящённой открытию новых лекарств, так ему и передам, что вот Мария Вербицкая считает его невежей, ханжой и самодуром. Или лучше сами приходите и выскажите ему всё, что о нём думаете.

На секунду Маша смешалась, видно было, как внутри неё боролись разные чувства: удивление, страх, недоверие и желание. После слов, что я знаю фон Валя, вообще вся компания замолкла. Ведь это означало, что я на связи с жандармами, причём с самыми высокопоставленными. В итоге, видимо, любопытство перевесило:

– А вот и приду!

Я только заулыбался и покивал головой, а затем внимательно посмотрел на неё. Она чуть повернула голову.

– Что это вы меня так разглядываете? Хотите сдать жандармам?

– А есть за что? Нет, просто пришла одна идея в голову.

– Это какая же?

– А не скажу. Будете завтра хорошо себя вести на приёме, тогда и поговорим.

– Ах так! Тогда и вовсе никуда не пойду!

Я только заулыбался, да, девочка – пожар, огонь. Если попадёт не в те руки, задурят ей голову идеями о всеобщем равенстве и братстве, а там и до бомбистов недалеко. Вся проблема молодёжного террора – это то, что всё это модно, считается доблестью, шиком. С этим бороться намного сложнее, это идеология. Государству нечего предложить в ответ, что они могут дать молодёжи? Кружок кройки и шитья? Шахматы? Всё это смешно. А вот как сделать, чтобы бросание бомб и убийство чиновников перестало быть модным, это большой вопрос. И возможно, Мари можно будет использовать для этих целей, ну и не только для этих…

Я улыбнулся ещё шире и нагло подмигнул ей, одновременно положив руку на загривок Дане, как бы вытаскивая его из-за стола.

Вышли на улицу, на парня было жалко смотреть. Он, несмотря на то что был сильный и крепкий, весь как-то поник под моим взглядом. А я просто смотрел и ничего не говорил.

– Что ты там болтаешь про меня бабам?

– Андрей Алексеевич, честно, ничего такого не говорил!

– Ладно, – прервал я его, – об этом после поговорим, на тренировке. Ты помнишь, что завтра за день? Или девки совсем голову вскружили?

– Конечно помню, завтра работаем на вашей встрече, охраняем все подходы. Потом перемещаемся сюда и продолжаем уже тут.

– Ладно. Не засиживайтесь. Надеюсь, твоя Мари ничего завтра не выкинет на встрече? Что голову опустил? Вы вообще встречаетесь с ней? Или ты только вздыхаешь в сторонке?

– Да не было ничего.

– Ясно.

Я посмотрел на него с таким укором, что тот не знал, куда деваться. Надо бы устроить им курсы по пикапу. Так вроде хулиган, а как дело до баб доходит, так робеет, но это дело обычное. Многие из парней ходили за первым разом в заведения Грини, но это, на мой взгляд, ещё хуже, закрепляется дурной опыт, первый раз с проституткой легко, хотя бывает, что и тут многие робеют, теряются и не получается от волнения. Помню, два моих кореша решили так девственности лишиться, вызвали двух подруг, накатили с ними, разошлись по комнатам. Один разнервничался, что у него не встал, а другой друг с проституткой на стакан упал и проговорили всё время, до секса так и не дошло.

– Смотри, конечно, сам, но думается мне, не для тебя этот орешек.

– Да сам знаю, она из богемы, а я кто… вы когда говорили про искусство всякое, я так вообще ничего не понял.

– Вот и я про то. Крутит она тобой, играет на чувствах, поиграет да выкинет, как ненужен станешь. У неё таких воздыхателей… много в общем.

– А вы?

– Что я?

– Ну вы с ней так общались, как будто… – видно было, что у него не хватало словарного запаса описать свои чувства.

– Как будто химия была между нами?

– Да наверное, не знаю, какая химия, но что-то точно было. Понравились вы ей. – он снова опустил голову.

– Да не переживай ты, разберёмся.

– А что вы задумали про неё? Не ужто стрельбе учить будете?

– Нет, а вот дело вполне возможно подыщу ей. И другим вашим девчонкам.

– Ладно, не засиживайтесь долго, завтра всем рано вставать. Всё, давай, завтра ответственный день у тебя.

Дома меня ждала Катерина, достала остывающий ужин, пока я переодевался в домашний халат и мыл руки. Она стояла, облокотившись на комод, и мяла в руках передник, была у неё такая привычка.

Сели пить чай. Отпивая из кружки, я посмотрел на неё. Женщины всё чувствуют, и если предстоит серьёзный разговор, то они уже заранее всё знают, чуйка в этом плане у них намного развитее, мужик может до последнего ушами хлопать, ничего не понимая.

– Как дальше жить думаешь? – начал я.

– А что, гонишь меня?

– Никто тебя никуда не гонит. Но решать что-то надо.

– О чём ты? Я твоей школой заведую, там всё нормально, у Сашки тоже всё хорошо. Или ты нашёл кого-то?

– Я про то, что замуж тебе надо. А я жениться не собираюсь.

– А ты опять об этом…

– Да. И надо без эмоций поговорить, да, мы живём сейчас хорошо, но это всё так… Насчёт поддержки не переживай, школа так же на тебе, зарплата, это всё естественно останется, если сама уйти не захочешь.

– А если муж запретит заниматься? Скажет, чтобы дома сидела, супы готовила.

– Я такого мужа самого супы готовить заставлю.

Катерина смеялась не часто, жизнь такая, что не до смеха обычно было, но последние месяцы всё было хорошо, и она начала оттаивать постепенно.

– Давай смотрины устроим, ты ищи кандидатов, приводи их ко мне, а я буду конкурсы всякие устраивать, в том числе по кулинарным талантам.

Тут уже вместе засмеялись. Катерина утирала выступившие от смеха слёзы платком.

Когда отсмеялись, я продолжил.

– Ты вот что, завтра съезди к нам на завод Ткачи, передай бумаги от меня управляющему и забери у него те, что для меня. Но главное, поговори с ним и разузнай, как там дела с теми детьми, что мы от Грини перевели, посмотри, как там всё устроено. Если захочешь, можешь заняться всем этим, то есть взять на себя вообще всё образование и весь детский вопрос в нашей организации. В этом случае твоя доля сильно возрастёт, сама станешь управляющей, ни в чём нуждаться не будешь. Хоть и по закону ты не можешь владеть имуществом, но… у нас свои законы, как ты уже успела убедиться. Мне без разницы, замужняя женщина или нет. И вообще, женщина работает или мужчина, мне главное, чтобы дело делалось и всё работало. А кто этим занимается, мне без разницы. У меня и инвалиды, и бабы, и дети работают. Вон как Марфа развернулась, если так дальше пойдёт, то она в управляющие Лаврой выйдет. Так мужичишек поприжала, любо-дорого. По струнке все ходят. Ты с ней тоже поговори, может, присоветует что, она баба толковая.

– Хорошо, сделаю всё. Но только кто ко мне свататься пойдёт, если я с тобой живу? Дураков связываться нет.

– Вот это правильный вопрос. Надо думать. А вообще, ты сейчас в таком положении, что сама можешь выбирать, а не ждать с моря погоды. И если послушаешь меня и решишься тоже в управляющие образованием идти, так вообще завидной невестой станешь. Хотя тут уже надо смотреть, чтобы на твоё наследство не зарились, ухарей тоже хватает. В общем, надо думать. По хорошему, офицера бы найти толкового. Ты ведь тоже пойми, я не сбагрить тебя хочу, а наоборот, чтобы у тебя сложилось всё, чтобы нормальной семьёй жила, нашла своё женское счастье. Родила ещё, ты ведь молодая, красивая.

После ужина Катерина решила выложиться и отблагодарить, как умела. А после жизни со мной умела она уже очень многое.

С самого утра всё закрутилось. Я ещё с вечера думал, как идти, в гражданском или по форме? По правилам, я должен быть по форме. Но, с другой стороны, я буду подставлять высокопоставленных чинов, так как генералам невместно с каким-то городовым дела иметь. Поэтому оделся по-гражданке, но с шиком. Как раз появился повод новое пальто выгулять. Пальто было чуть ниже колен, чёрное, приталенное и с каракулевой шапкой-пирожком. Сорочка с итальянским воротником с широким разлётом уголков, чтобы уходили под пиджак, брюки с высокой талией, в общем, я не просто одевался по моде, а создавал её. Это время было одно из самых благоприятных для мужского стиля, уже после Первой мировой всё пошло на спад, но сейчас как раз самый рассвет.

Любопытно, что в советских агитках хорошо одетых мужчин клеймили буржуями, во фраке, с моноклем и цилиндре, при этом на этих же плакатах советские выглядели как шаромыжники. Типа народ, простые люди.

В русском же мире всё было наоборот, обычные люди стремились выглядеть солидно, подражать аристократии. Таким образом достигался культурный баланс, а не разрыв.

С самого утра в Лавре была суета, что-то доделывали, подкрашивали. Типичная показуха, всё как всегда. Выехали с Пахомом пораньше. Нужно посмотреть на месте, всё ли в порядке. Пахом тоже по такому случаю приоделся. Буквально в последние дни было принято решение о переносе пресс-конференции, потому что в больнице могло мест не хватить, с помощью протекции фон Валя решили организовать всё это в одном из залов Академии наук. Так же в последний момент подключил Фроловых, чтобы организовать фуршет после пресс-конференции, пожалуй, это самая важная часть, так как именно там все перезнакомятся и пообщаются. А мне как раз и надо свести всех со всеми. По идее, должны быть люди от Николая, сам он вряд ли придёт, но Отта должен послать. Надо их познакомить с Перфильевым. Кроме того, надо познакомить фон Валя и Кулагина, да и Наума с Трошевым тоже. Приглашение всем выслали, в общем, должно всё хорошо пройти.

Встретил меня сам Перфильев с Леной.

– Ну наконец-то, хорошо, что ты пораньше приехал.

– Как у вас тут, нормально всё? Мои записки получили? Подарки начальству готовы?

– Да, да, не переживай, всё нормально, поедем в кабинет, покажу кое-что.

– Это то, о чём я думаю?

– Видимо да, это из первой партии. Я сразу должен сообщить, что результаты просто удивительные. Мы опробовали этот пенициллин на многих больных, с разными заболеваниями, в том числе и на чахоточных, как я уже сказал, результат просто невероятный, это что-то удивительное.

– Что вам нужно для развёртывания производства?

В этот момент в дверь постучались, в проёме появилась голова Аристарха, вместе с ним зашли Наум и Тимофей Трошин, куратор медицинского направления. Я махнул им рукой и указал на стулья: садитесь.

– Так вот, мы выделили немного препарата, весь он уходит на экспериментальное лечение. А что по поводу производства… тут надо строить отдельные цеха, в общем, налаживать линию с нуля. Строить крупные резервуары, кислород, цистерны для экстракции, фильтры и центрифуги…

– Ладно, я понял.

– Вы говорите о новом лекарстве, не том, что сегодня будет представлено? – спросил Трошин.

– Да, Алексей Васильевич наконец-то смог добиться результатов уже по новому антибактериальному лекарству.

– Нужно в первую очередь озаботиться патентом, – предложил Кулагин.

– Вот и займитесь, на самом деле это важнейшее открытие. Главное, соблюдать секретность.

– Но а как же помощь всем людям?

– За это не переживайте. Для того всё и делается, в первую очередь для помощи солдатам на войне.

– Войне? Какой ещё войне? – взволнованно спросил Алексей.

– Поверьте, ещё хватит войн на наш век, но я не о том, а о том, что кто-то украдёт шаблоны и начнёт производство в Германии или Англии, вот в это я верю легко.

– Но, позвольте, это же такая подлость, как это возможно?

– Да запросто. Поэтому, Наум, озаботься хорошей охраной. Хотя это будет полумера, если захотят вынести, то вынесут. Это уже к тебе, Алексей, я не шучу. Присматривайся к своим немцам, кто странно ведёт себя или скрывает что-то.

– Прямо шпионские игры какие-то!

– Именно так. Охрана она больше для того, чтобы ночью воры не пролезли и не вынесли кристаллы и культуры. Понял, Наум? Всё по уму должно быть, с ночным патрулированием и прочее, как на войне. Спецобъект. Во всяком случае, пока не наладим производство и не закроем патентами. Ну и пока не проведём пресс-конференцию, такую же, как эта.

Все уже были серьёзны, только молча кивали. В этот момент снова постучались, и просунулась голова Савельева.

– А вот вы где? Что у вас тут? Заговор?

– Именно так, ладно, пойдёмте все на воздух. Здравствуйте, Иван Григорьевич, как у вас дела, всё нормально?

– Да, тут прямо подготовка к сражению, особенно на улице. Это ваши люди там?

– Да, держаться подальше, на дальних подступах. Они тоже охраняют, не надо их гонять.

– Пытаемся, там не только наши люди, но и высокое начальство, все суетятся.

– Не надо суетиться. Надо спокойно работать, ладно. Пойдёмте проинспектируем подготовку к фуршету.

– А это что за зверь? Опять что-то новое придумали?

– Так точно.

– О, а это кто? – Савельев при виде Мари приосанился, разгладил усы.

– А это, Иван Григорьевич, Мария Аркадьевна Вербицкая. Дочь разорившегося помещика из Симбирской губернии. Отец служил в земстве, но спился после проигрыша имения в долгах. Мать умерла рано. Марию отправили учиться в Петербург к тётке, где она получила образование в гимназии и курсы французского языка при Институте благородных девиц как вольнослушательница. А ещё она известная представительница декадентства и вообще занятная личность, – это всё я, чуть понизив голос, успел скороговоркой выпалить в ухо Савельева, пока она подходила. Вчерашний флирт и заигрывания не прошли даром, я тут же подал ей локоть, за который она сразу и без всяких замешательств взялась, вернее, продела руку, и мы так же вдвоём развернулись к обалдевшему Савельеву.

– Позвольте представить вам моего друга Ивана Григорьевича Савельева.

– Добрый день, господин полицейский, – Мари произнесла это без тени иронии, но в голосе было что-то такое, от чего Савельев чуть не потерял равновесие. Умела она произвести впечатление.

– А это Мария Аркадьевна, моя спутница. – видно было, что Мари немного прибалдела, но держалась стойко, вида, что удивлена, не подала, только разрумянилась, что сделало её ещё красивее. Я отвёл её в сторонку, оставив Савельева, да и всех остальных оглядываться и вытягивать шеи.

– Ну и друзья у вас! И с каких это пор я стала вашей спутницей?!

– Можно на «ты».

– Даже так?

– Да, а спутницей… ну вот только что, я же сказал.

– Ах так? Значит, меня уже и спрашивать не нужно?

– Я подумал устроить тебе сюрприз. Кстати, пойдём посмотрим, как там с фуршетом дела обстоят? Шампанское любишь?

– Угощаешь? – Мари так закусила губу, что у меня кровь прилила туда, куда не следует.

– Я человек щедрый, всех угощаю.

– Подожди, что-то я не поняла, – она убрала руку и развернулась ко мне всем телом, – а какое отношение ты имеешь к этому мероприятию? Как рассказывал Даниил, ты у них преподаватель по стрельбе и военному делу.

Я только пожал плечами.

– Я человек обширных талантов и интересов, если хочешь, постепенно всё узнаешь. Алексей Перфильев, изобретатель лекарства, мой друг, я тебя с ним позже познакомлю. Я ему некоторым образом помогаю всё это организовать.

– Так это ты организатор?! – Мари удивлённо посмотрела на меня.

– Ну не только я, ладно, пойдём, а то все уже заждались.

Я тут же представил Мари всем остальным, все по очереди приложились к её руке, а она была очень довольна таким вниманием.

И мы всей компанией отправились в другой зал, где колдовала семья Фроловых, мы заранее составили меню, в основном лёгкие закуски, нарезанные фрукты и шампанское. Ничего особенного, но для этого времени это было новшество, поэтому приходилось лично всё контролировать.

– Никодим Евграфович, добрый день, как у вас дела?

– О, Андрей Алексеевич, здравствуйте, да, всё в порядке, мы заранее всё приготовили, сейчас вот накрываем столы, расставим всё и нормально будет.

– Ну отлично, ладно, не буду мешать.

– Я смотрю, ты тут всех знаешь.

– Я общительный.

– Ага, я заметила. – она снова игриво закусила губу. Я даже подумал, что она не специально флиртует, что это у неё просто автоматически происходит.

– А что у тебя с Даниилом?

– В смысле? – она распахнула глаза и снова остановилась, требуя от меня ответа.

– Вскружила мальчику голову.

– Ничего я не вскруживала, не знаю, что он там себе напридумывал. Мы просто занимаемся языками.

– Ça se passe bien?

– Oui, ça va bien. О, я смотрю, вы умеете? Так может, сами будете обучать?

– Обучим, ты не переживай. Кстати, как у него успехи?

– А зачем ты его вообще языкам учишь?

– Это секрет.

– Ой-ой-ой, какие мы все секретные.

– О, а вот и начальство подъехало.

Я высвободил руку и пошёл навстречу делегации, в зал вошла большая шумная компания, в основном из чиновников, полицейских и даже жандармов. Впереди шли фон Плеве, фон Валь и лейб-медик Павлов, там же был Савельев. У Мари снова расширились глаза.

– Это не меня арестовывать идут?

– Я сам тебя арестую, только позже… – прошептал я ей прямо на ухо, прислонившись щекой, от чего она залилась румянцем и чаще задышала.

– Андрей Алексеевич, добрый день.

– Добрый день, Вячеслав Константинович, Виктор Вильгельмович.

– Позвольте представить вам лейб-акушера его императорского величества Отта Дмитрия Оскаровича.

Как мне объяснили позже, лейб-медика ещё не было, его назначат, но позже, а пока пересменок, действовала целая команда врачей.

– Здравствуйте, хотел бы поблагодарить за вашу деятельность. Император в курсе и внимательно следит за появлением новых лекарств.

– Рад слышать, в свою очередь хотел бы вам представить своих коллег, с Алексеем Васильевичем Перфильевым вы знакомы, а это мои помощники по медицинскому направлению. – и я представил им Наума, Аристарха и Трошева.

Перфильев покосился на меня, и я кивнул головой, что, конечно, не укрылось от внимательного взгляда Мари, да и Валя с Плеве, то есть они увидели реальную субординацию.

– Помимо аспирина, который уже зарекомендовал себя как великолепное средство от головной боли и который будет сегодня представлен общественности, мы уже работаем над новым препаратом, который пока держим в секрете, но который уже, я подчёркиваю, уже показывает просто невероятные результаты.

– Заинтриговали, очень интересно было бы ознакомиться.

Пока доктор разбалтывал все секреты, ко мне подошли мои начальники. Я тут же представил им Мари, та, надо сказать, не подвела, сделала книксен, всё, как полагается в приличном обществе. Чем, конечно, меня порадовала. Если бы она устроила какую-нибудь выходку, я бы разочаровался и прекратил общение. Надо понимать, когда можно, а когда нельзя делать подобное.

– Мария Аркадьевна, если позволите, мы украдём вашего спутника на пару слов. – я успел лишь подмигнуть ей.

– Очень милая барышня, Андрей Алексеевич.

– Весьма. Кстати, если всё получится, она может нам сильно пригодиться.

– Вы имеете в виду… – Валь наклонился и понизил голос, – что она там, – он неопределённо кивнул, – что-то хорошее сделала?

– Совсем нет, просто местный самородок, декадентка, если можно так сказать.

– Ох уж эти молодёжные глупости.

– Совсем нет, это очень важный элемент культуры, но об этом позже поговорим. Кстати, она сильно гневалась на вас.

– На меня? – фон Валь был искренне удивлён.

– Ага, вы запретили какую-то картину к показу.

– Ах это, – фон Валь махнул рукой, – да уж, на меня просвещённая интеллигенция прямо ополчилась после этого.

– У вас есть новости по нашим делам?

Только Плеве начал говорить, раздался какой-то шум, и стали запускать журналистов. Похоже, началось. Все зашумели. Я поближе наклонился к полицейским и, повышая голос, произнёс:

– Давайте поскорее закончим с этим мероприятием и займёмся делами. – те согласно закивали.

Встречу открыл министр Плеве, чья речь изобиловала пафосными фразами о величии российской науки и милости Его Императорского Величества. После долгого перечисления заслуг империи слово взял Перфильев. Он подробно рассказал о новом лекарстве, остановился на клинических испытаниях, а затем, к удивлению всех, добавил с улыбкой, что у него разболелась голова во время подготовки, но после приёма таблетки боль как рукой сняло. Зал сдержанно засмеялся – отличный рекламный ход, сразу завоевал внимание. Интересно, сам до этого додумался или Лена подсказала?

Всё это время Мари сидела рядом со мной, иногда прямо прижимаясь, я тоже постоянно трогал её, указывая на разных людей и рассказывая, шепча на ухо. Ей было всё интересно. Я же смотрел и думал, что в следующий раз нужно готовиться лучше. Подготовить стенды с рисунками – этапами открытия и вообще схемами, как работает препарат. В общем, должна быть наглядная агитация.

Затем настал черёд вопросов. Журналисты, в основном из моего проверенного пула, жадно записывали каждое слово, хотя среди них затесалось несколько представителей официальной прессы – их заметно выдавала вышколенная сдержанность. Один из них, с блокнотом в руках, осторожно поинтересовался у Перфильева о производственных планах, явно проверяя, не вызовет ли ответ гнев цензуры.

– Ну что ты ёрзаешь, интересно же!

– Да, да.

– А почему журналисты так на нас… на тебя посматривают?

– Боятся, наверное.

– Ты мне должен всё рассказать! Все свои секреты! – безапелляционно заявила она.

– Непременно.

– Откуда ты знаешь министра и градоначальника?

– Я же говорил, я общительный, ладно, вроде заканчивается. Слушай, сейчас будет фуршет, а потом мне надо будет отъехать. Не знаю, насколько там всё затянется, может, получится вечером увидеться, если нет, то давай завтра уже.

– Да, кстати, ты мне обещал кое-что предложить.

– А ты хорошо себя вела?

– Как видишь! – прошипела Маша.