Текст книги "Городовой (СИ)"

Автор книги: Andreas Eisemann

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 36 страниц)

Andreas Eisemann
Городовой

Глава 1

Предисловие

Эта книга – размышление о переломном моменте истории, о том времени, когда Россия стояла на пороге XX века, не подозревая о грядущих потрясениях. Конец XIX столетия – эпоха, полная возможностей и развилок, когда будущее ещё не было предопределено, а судьба империи висела на волоске.

Что произошло бы, если бы в те дни появился человек, знающий, к чему приведут решения государей и политиков? Смог ли бы он изменить ход событий, предотвратить катастрофы или, напротив, лишь ускорил бы их приближение? Эти вопросы легли в основу книги, которая представляет собой не столько историческое повествование, сколько интеллектуальную игру – попытку проследить альтернативные пути развития прошлого.

Работая над этой книгой, я опирался на труды и размышления замечательных авторов и исследователей. Особую благодарность приношу Дмитрию Галковскому, Александру Каминскому, Дмитрию Половинкину, Сергею Каленику, чьи работы стали источником вдохновения и фундаментом для размышлений. Отдельные фрагменты их текстов органично вплелись в ткань повествования, обогатив его содержание.

Не могу не упомянуть и авторов телеграм-каналов: Викач, Инфо-машинка, Mikaprok, Михаил Каин, Марш Мизантроп, Семёнов PRO, Те самые англосаксы, История гипперинформации, Пигаревские истории, От Альп до Рейна, Universal Exports Ltd, Дионис сообщает, Спекулятивная история, Hoffman. Их острые наблюдения и аналитические прозрения помогли лучше понять как прошлое, так и настоящее.

Идея этой книги родилась после прочтения работ уважаемых авторов и их версий исторических событий. Мне захотелось собрать это в единую систему, оформив как художественное произведение.

Без этих людей и их интеллектуального труда данная книга просто не могла бы появиться на свет. Пусть же читатель, знакомясь с альтернативной историей, помнит о тех, кто помог её создать.

Введение

Раздался щелчок радиостанции, в тишине ночного леса даже он казался громким. Это был сигнал к началу атаки. Ночь разорвало вспышками выстрелов и разрывов, даже в приборе ночного видения иногда слепило. Две тройки обходили по флангам. Мы шли по центру, двигались перебежками, потом пошли в ход гранаты, пленных брать мы не собирались. Задача была обычная – ночной разведывательный марш-бросок, выявили опорник и уничтожили. В итоге насчитали шесть человек, собрали документы, заминировали, что смогли, и отошли. Хоть и казалось, что всё хорошо, задача выполнена, но что-то не давало покоя, какое-то ноющее неприятное чувство, как зубная боль. Причём чем дальше мы шли к своим, тем чувство усиливалось. На боевых чуйка работает очень хорошо, привыкаешь слушать себя и свои ощущения. Но в этот раз было что-то другое – неужели всё? Я как-то весь собрался, постоянно оглядывался, что это будет? Мина? Дрон? Засада?

Впереди было поле, а дальше уже наши, но по полю, естественно, мы не пошли, обходили всё это по лесочку, в котором были разбитые укрепы и окопы, хоть такая защита. Стояла ранняя осень, листва только начинала желтеть, днём было тепло, а по утрам и ночью конкретно холодно, нужно было постоянно двигаться, чтобы не замёрзнуть.

– Слышь, Смола, чувствуешь что-нибудь?

– Ты тоже?

– Да хрень, вообще, какая-то, маятно мне.

– Да, как черти душу крутят.

– У тебя было такое?

– Похожее, но сегодня что-то совсем гадко, надо к нашим быстрее двигать.

– Да двигаем, двигаем… – сказал я с каким-то обречённым выдохом, поднял голову и посмотрел на тёмное рассветное небо.

Первый дрон сбросил гранаты куда-то позади, взрывы, крики. Я, что есть мочи, ломанулся вперёд по траншее, пытаясь найти укрытие – впереди лежали уже давно закоченевшие трупы. Перескочив через покойника, я споткнулся о корни и растянулся по земле. Сзади в этот момент грохнуло и меня накрыло землёй и мелким мусором. Прямо перед лицом у меня оказался какой-то странный предмет: уголок чёрного кубика торчал из земли. Причём казалось, что он чистый, грязь и пыль как будто не держались на нём. С одной стороны, я понимал, что могу умереть в любую секунду, но какая-то сила манила меня к этой вещи – я быстро стал раскапывать землю. Через минуту у меня в руках был небольшой кубик странного чёрного цвета, который как бы поглощал свет. Я схватил его и побежал дальше.

Дрон прилетел не сверху, а сбоку и на уровне груди. Эти дроны – нового поколения, на оптоволокне и почти бесшумные.

– Я только увидел начало движения и единственное, что я почувствовал – это обжигающий ветер смерти. Сделать я уже ничего не успевал, только покрепче сжал в руках чёрный куб. Всё это происходило на протяжении одного удара сердца, а затем время словно замедлилось и дрон, летевший прямо в меня, неожиданно затормозил в тридцати сантиметрах, хотя это не дрон затормозил, а всё вокруг остановилось, как будто мир поставили на паузу, а затем я получил сильнейший удар, но это был не взрыв, а как будто меня огромным пылесосом резко затянуло в воронку и при этом я оставался в сознании. Боли поначалу не было, но ощущения, как под наркозом. Потом пошли какие-то фрагменты воспоминаний, я уже не очень соображал, где я и кто я. Но на последних волевых усилиях сознания повторял – жить, жить, жить! Может это повлияло, а может непонятный чёрный куб, но краем затухающего сознания я почувствовал, как меня дёрнуло куда-то в сторону, а затем я со всего маху влетел в какое-то тёмное помещение и врезался в балку со всего размаха. От удара я на мгновение отключился. Спасли меня каска и рюкзак. Они немного смягчили удар, но остальным телом я приложился знатно, ещё и об какие-то острые углы. Почти сразу, придя в себя, начал обшаривать пространство в поисках автомата. Но его не было, вокруг было тряпьё, фрагменты мебели и всякий мусор. Был нож и Макаров, ну и куча военного барахла. Почувствовал, что начинает подходить боль и тошнота, и снова подключилась чуйка, которая вворачивающимся в голову сверлом кричала – торопись!

Я скинул рюкзак и подошёл к воротам большого сарая, где я очутился, прижался глазом к щели и дыхание перехватило. Японский городовой! Твою же мать… И начал быстро скидывать с себя всё.

Первая удача – нашлись старые большие мешки, видимо в них периодически и приносили сюда весь этот хлам, ломаную мебель, дрова, какие-то непонятные железяки, дужки от кровати и ещё куча всего – рассматривать это времени не было. Меня уже конкретно качало, то и дело сводило судорогами. Я чувствовал, что ещё немного и просто потеряю сознание. Сжал зубы и действовал на волевых, голова уже почти не соображала. Я понимал, что очень важно это сделать, но без подробностей. Энергии анализировать уже не хватало. Покидав всё в мешок, завязал его как смог, оттащил в самый дальний угол и забросал мусором, на вид самым грязным и никчемным.

Оставшись голым в этом сарае, меня начало трясти, и я стал заваливаться вперёд, упёршись руками в стену. Уже на затухающем сознании саданул головой об угол кирпичной кладки, напрягшись всем телом, как бы перенаправляя энергию в руку, собрал с угла кусок кожи с волосами и отшвырнул его подальше в пыль. Дальше почувствовал тепло на лице, сделал шаг вперёд, держась за стену и опрокинулся назад, головой проехавшись по доскам двери и открывая её настежь. Как рухнул на землю, я уже не помнил.

Глава 1

– Я вам что сказал, чаю мне принесите с сахаром, а ты мне что принёс? Что это такое, я тебя спрашиваю, Лаптев.

– Так енто, господин надзиратель…

– Иди отсюда, уйди от греха, Лаптев, чтобы глаза мои тебя не видели!

– Есть!

– Ох, и за что мне это наказание! – послал Господь помощника. Беда с ними прямо, но так и работать некому. Ещё и фамилия какая… посконная. Вот же пропасть. Негодяи, преступники, совсем страх потеряли, а тут такие кадры на мою голову.

Иван Григорьевич совсем разошёлся и с жаром, тыча себя пальцем в грудь, хрипло произнёс:

– И ведь меня, слышите, меня крайним сделают. А что я могу? Не мне же бегать, самому их ловить. Эх, довёл, паразит! Ладно, Павел Ильич, что у нас сегодня и есть ли подвижки по нашему делу?

– Иван Григорьевич, поберегите себя, не стоят эти бестолочи, чтобы вы на них так изводились, право слово.

– Да всё я понимаю, но я ведь тоже не железный.

– Беречь, беречь надо себя, Иван Григорьевич!

Павел Ильич надел очки, стал перебирать бумаги.

– Так, значит по сводке: – быстро просматривая глазами строчки, решая, что говорить, а что нет, вроде всяких жалоб, доносов и прочего. – Ага, из серьёзных – обнаружен мужчина, около тридцати лет, голый, сильно избитый и без сознания. Ещё, поступило заявление о краже гуся и …

– К чёрту гусей! Что по мужику этому, кто его обнаружил?

– Произошло это около 8 утра. Прачка пошла за дровами и обнаружила тело, позвали городовых, хотя тут какая-то неувязка, городовых собственно никто и не звал. Там такое место поганое – сначала местные собрались, видимо хотели ограбить, да грабить нечего – он голый и весь в кровище, видимо, кто-то до них постарался. Потом началась драка, как мне доложили, выясняли, кто такой наглый, что обобрал его и никому не сказал. На шум и крики прибежали городовые, значится Рябов и Прохоров.

– А Лаптев? Это ж его вроде район?

– Нет, про него ни слова.

– Вот же пропасть, ну ничего, устрою ему! – Иван Григорьевич погрозил кулаком куда-то в направлении двери. – Подожди, так он живой или нет?

– Э-э-э, да жив, – протянул Павел Ильич, сверяясь с бумагами. – Вызвали фельдшера. Николай Иванович осмотрел его и вместе с конвойным стражником на извозчике доставили в больницу.

– Личность выяснили? Что опрос свидетелей дал?

– Нет, был без сознания. Допросили эту бабу, которая первая его нашла, но она толком ничего внятного сказать не могла, мол, я иду, а тут он.

– А место преступления осмотрели?

– Да Господь с вами, они сначала его таскали туда-сюда, что и было там, всё затоптали.

– Кого таскали?

– Ну мужика этого, избитого.

– Зачем таскали?

– Иван Григорьевич, ну почём я знаю, тёмные люди, что с них взять.

– Вот же пропасть! А в какую больницу-то повезли?

– Так к нам, в Обуховскую.

– Ясно. Хотя ничего не ясно! А что по убийству Леващенко? Дело уже передали в сыскное?

Павел Ильич досадливо поджал губы.

– К сожалению, тут у нас ничего, хотя Сычёв этим сейчас сам занимается. Давайте подождём его, может и выискал чего, хотя сдаётся мне дело гиблое – ни свидетелей, ничего. И из сыскного тоже ничего.

– Да, дело скверное. Чёрт бы побрал эту Лавру! Вот уж проклятое место. Тогда всех подняли, трясли босяков, только пух стоял, а всё без толку…

Иван Григорьевич тяжко вздохнул.

Столоначальник посмотрел на ещё не старого, но сильно уставшего от всего околоточного надзирателя прапорщика Ивана Григорьевича Савельева. После этого убийства городового его самого вызывали на ковёр и трясли так, что пух летел. А ведь человек заслуженный и тут такой конфуз. Неприятно, чего уж. Павел Ильич искренне ему сочувствовал и пытался помочь как мог.

– А давайте-ка прокатимся к нему.

– К Сычёву?

– Да к чёрту Сычёва! Ничего он там не найдёт. Поехали в больницу, посмотрим, что там за фрукт на нашу голову свалился.

– Смотри-ка, до нага обобрали нахальники, даже исподнего не оставили. А кстати, где наш фельдшер? Зовите Николая Ивановича и все вместе поедем. Вызывайте извозчика.

Уже выйдя из участка, господин околоточный надзиратель снова увидел Лаптева, тот смотрел вдаль и жевал калач.

– Ах ты ж, негодяй! Жрёшь на службе!

Лаптев быстро спрятал калач в карман и вытянулся по стойке смирно.

– Да бросьте вы его, Иван Григорьевич, что взять с убогого!

– Ладно, смотри, гад! На волоске висишь! А ну иди работать, чтоб до вечера тебя не видел!

– Есть! – гаркнул Лаптев и бочком по стеночке ретировался прочь и растворился в людском потоке.

Улица жила своей жизнью, пахло лошадьми, навозом, скрип телег, смех каких-то девок… весна.

Усевшись в пролётку, первым, не дожидаясь расспросов, заговорил фельдшер.

– Вы знаете, странный это случай.

– Что вы имеете в виду?

– Да всё странно. Я уже с вами давно работаю, сам, как ищейка стал и странности научился подмечать. Например, если его так сильно избили, как другие жители не прибежали? Тихо человека избить трудно. У самого же потерпевшего руки чистые, то есть сам он никого не бил и не сопротивлялся, хотя мужик он крепкий, такого просто так не возьмёшь – тоже странно. Идём дальше, поскольку он был обнажён, я внимательно его осмотрел – он был обрит в интимных местах, и голова тоже коротко стрижена.

– Так вши, наверное, вот и обрили.

– Вроде так, но лицо тоже бритое, вернее, двухдневная щетина примерно, то есть ни усов, ни бороды не носит. Лицо у него… кстати, про лицо, оно чистое.

– Вы про что? Сажей не вымазан?

– Нет, оно целое! Ну кроме рассечения на голове. То есть получается его избивали, а по лицу не били? Странно. С этого обычно и начинают, да и заканчивают…

– Это всё?

– Я только начал! Престранные отметины. Мозоли на руках в определённых местах, как будто он постоянно делал одни и те же действия.

– Работал? Кирка, лопата?

– Нет, скорее оружие, хотя и тут странность – от винтовки другие следы и от револьвера тоже. А у него на указательном пальце прямо мозоль, как будто он что-то дёргал постоянно. На подбородке и шее странные натёртости, как бывает, когда фуражку парадную этим, как его, ремешком специальным пристёгивают снизу, чтобы не сдуло. Только и тут всё не как у людей, слишком чудно всё.

– Да уж, задали вы нам задачку.

– Тело белое, не загорелое, но лицо обветренное и, наоборот, загорелое, как будто он одетый много на улице был. В общем, со всей уверенностью могу предположить, что он из солдат.

– При нём совсем ничего с собой не было?

– Нет, нашли в чём мать родила. Но я не закончил. Зубы!

– Что, зубов нету? Эка невидаль.

– Зубы на месте, да такие, что любой богатей обзавидуется – ровные, чистые, видно, что леченые, но пломбы так искусно сделаны, аж завидки берут. Я вам заявляю, что ни один из моих знакомых зубных врачей так сделать не сможет. Это что-то удивительное.

– Мне кажется, вы преувеличиваете.

– Ничуть. И это ещё одна странность. Думайте, что хотите, но не может быть у солдата таких зубов. У знатных вельмож да чиновников такого не увидишь, а тут у солдата.

– Ох, Николай Иванович, прямо детектив какой-то! Ну вот сейчас и посмотрим, подъехали уже.

У больницы было как обычно: сновали люди, убогие, кто-то пытался навестить больного, да пришёл в неурочный час, некоторые просто сидели на лавочке.

– Расступись, честной народ!

Господин надзиратель словно боевой корабль разрезал толпу и вместе с фельдшером и столоначальником вошёл в больницу. Медицинская сестра, пахнущая какими-то лекарствами, сама подошла к ним.

– Добрый день.

– И тебе добрый день, голубушка, подскажи, где у вас лежит мужчина, что вчера привезли?

– Какой именно? К нам несколько пациентов вчера поступило.

Сестра была немного пухленькая, но голос был совсем молодой, звенящий. Тут вперёд вышел фельдшер.

– Неопознанный мужчина с травмой головы вот здесь, его ещё голым доставили.

– Поняла. Да, есть такой в четырнадцатой палате, это прямо по коридору и налево.

– Он пришёл в себя?

– Нет, только недавно у него была. Я говорила с доктором, он сказал, что ухудшений самочувствия нет. Но знаете, там не так просто всё. Вы сами с ним поговорите, я его сейчас позову.

– Будем вам очень признательны.

– Вот видите, – шёпотом, как заговорщик, наклонился к Ивану Григорьевичу фельдшер, – говорю вам, дело престраннейшее!

– Будет вам, Николай Иванович. Пойдёмте к больному.

Очнулся я от скрипа двери, но продолжал лежать, пытаясь не выдать себя и дать время, чтобы прийти в себя – мутило, голова кружилась и вообще было плохо. Штирлиц из меня вышел никудышный – посетители сразу меня раскололи.

– О! Вы приходите в себя, это отлично. Не торопитесь, вы в больнице, дышите спокойно, сейчас сестра воды принесёт вам.

– Как вы себя чувствуете?

Вместо ответа я закашлялся и потрогал руками голову, ощутил давящую повязку.

– Болит?

– Терпимо.

Вся троица переглянулась.

– Как вы себя чувствуете? – Всё болит, тошнит немного.

– Это нормально, так всегда при травмах головы бывает. О! А вот и доктор.

В палату вошёл высокий и довольно молодой доктор с щегольскими светлыми усами, а следом за ним медсестра, почему-то сразу покрывшись румянцем. Наверное, из-за того, что меня голым привезли, а ещё, ей нравится доктор. Невысоким пухленьким девушкам обычно нравятся высокие мужчины.

– Добрый день. Смотрю – пришли в себя.

– Вроде того.

Тут доктор нахмурился и пристально посмотрел на меня, немного наклонившись. Затем бесцеремонно раздвинул мне веки, потом другой глаз, хмыкнул, подперев подбородок.

– У вас всегда такие глаза были?

– Какие?

– У вас почти отсутствует радужка, такое бывает, но крайне редко.

Я сделал вид, что не понимаю его, нахмурив лоб, а сам быстро соображал, что вообще происходит. Понятно, что я в больнице, эти трое, очевидно, полиция или жандармы, не очень в них разбираюсь. То, что я попал в прошлое, понял ещё в сарае, увидев местных пейзан. Год? Не понятно, надо газеты попросить. Доктор этот ещё, если толковый, то его не проведёшь с липовой амнезией. Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления. Главный вопрос сейчас – нашли мои вещи или нет?

– Так что у вас с радужкой?

– Да вроде бы на месте была в последний раз.

– Шутите? Это хорошо. Вы помните, кто вы, как вас зовут? Какое последнее воспоминание?

– Ничего я не помню, вот сейчас, когда очнулся, только это помню.

– А зовут вас как?

Я снова сделал вид, что пытаюсь вспомнить, даже потёр лицо руками, а доктор-то не простой, вон как смотрит. Времени на подумать вообще не дают.

– Андрей вроде. Да, Андрей.

– А фамилия?

– Что-то крутится, но не могу вспомнить.

– Хм, – задумался доктор.

– Леночка, вы пока напоите больного, а мы с коллегами отойдём на минуту.

– Вот, попейте.

Лена протянула мне кружку с холодной водой, горло высушило конкретно, выпил всё с удовольствием.

– Вы Лена, да? – чуть улыбнулся я.

– Да.

– Красивое имя, вам очень идёт.

Девушка немного зарделась.

– Расскажите мне, что случилось, а то эскулапы навалились на меня, а я и не помню ничего, какое хоть число сегодня и год.

– Ой, вы даже этого не помните, сегодня третье мая одна тысяча восемьсот девяносто пятого года.

Я пытался сделать вид, что не удивлён, но сестричка поняла что-то своё.

– Вас кто-то побил сильно и сюда привезли, больше я, собственно, и не знаю ничего.

Тем временем в коридоре шла оживлённая беседа.

– Очень странный случай, – задумчиво, как бы сам с собой, начал доктор.

– Совершенно верно, – добавил фельдшер, – странностей тут одна на другой.

Доктор как будто его и не слышал.

– Мне не даёт покоя эта травма головы.

– А что не так? – это уже Иван Григорьевич.

– Да понимаете, направление удара странное – рана идёт вскользь по черепу. Если бы его били, то ранение было бы наоборот, сверху вниз. Но это не всё, эта рана – сущий пустяк. Да, крови много, но так всегда бывает при ранениях головы, но по сути это ерунда – царапина, пусть и глубокая. От таких травм память не теряют, это я вам точно говорю. Это всё странно, но ещё более странно, что он сутки был без сознания, без видимых причин.

– А как же избиение?

– Помилуйте, какое там избиение, небольшие синяки, он бы даже сознание от такого не потерял. Но это точно не симулянт, я имею в виду, что он действительно был без сознания, я тщательно проверял и наблюдал.

Все трое переглянулись.

– То есть он врёт?

– Недоговаривает точно. Я почти уверен, что он прекрасно знает, что с ним случилось, но просто не хочет говорить по какой-то причине.

– Да, доктор, подкинули вы нам размышлений. А что вы про глаза говорили? Я тоже заметил, что глаза страшные какие-то, будто у вампира.

– Такое иногда бывает, но обычно при рождении и у метисов. А он сам сказал, что раньше у него нормальные глаза были.

– Да уж, всё страньше и страньше.

Все замолчали, думая о чём-то своём.

– А что вы думаете о моих наблюдениях, что я вам вчера изложил?

– Я полностью с ними согласен. И могу добавить ещё несколько. Во-первых, ноги – нет опрелостей от портянок, да и вообще мозолей как таковых, дальше ногти, вы обратили внимание, как они ровно подстрижены? Вы такое видели у солдат? Я, признаться, ни разу, только у офицеров, да и то…

– А вы заметили, как он держался, – перебил его столоначальник.

– Вы о чём?

– Он нас не боялся. Какой другой человек, особенно беглый солдат или каторжник, если бы к нему ввалились трое полицейских, непременно бы мандражировал, а этот разглядывал нас, как музейные экспонаты какие-то.

Все трое снова переглянулись и осмотрели друг друга, пытаясь увидеть что-то необычное.

– Верно, – подметил Павел Ильич. – Так и есть, совсем страха в глазах не было. Ничегошеньки он не боялся. О чём это может говорить?

– Хм, что не преступник, вины за собой не чует?

– Ну это мы посмотрим. Нужно сфотографировать его и проверить по картотеке.

– Ладно, пойдёмте-ка к нему.

– Ну что, попили? Вам лучше?

– Да, спасибо. Вот Леночка зашла, я прямо ожил весь, даже болеть меньше стало.

– Кому Леночка, а кому и Елена Дмитриевна, – одёрнул меня доктор.

– Вы лучше скажите, в каком полку служили?

– Похож на военного?

– Послушайте, любезный, – добавил металла в голос околоточный надзиратель. – Вопросы тут задаём мы, а вы извольте отвечать по существу. Итак, в каком полку вы служили?

– А с чего вы взяли, что я служил?

– Нет, вы посмотрите на него! – У господина надзирателя аж усы встопорщились. – По всему видно, что вы, сударь, военный, обритый и э-э-э, что вы там про руки говорили? – почти шёпотом произнёс он в сторону фельдшера, но не отрывая глаз от больного.

– Мозоли у вас странные на руках.

– Так, может, я, это, рукоблудничаю много, от того и мозоли.

Леночка вспыхнула и закрыла рот рукой, сдерживая смех. А Иван Григорьевич стал раздуваться, как шар, одновременно приобретая багровый оттенок.

– Нет, вы только посмотрите! Это что за бесстыдство! Я, милостивый государь, околоточный надзиратель! Здесь вам не уличный балаган, извольте соблюдать приличия!

– Да бог с вами, господин хороший, я ничего такого, со всем уважением, благодарен за лечение и внимание. Простите, если чего не так.

– Ладно, – подобрел надзиратель. – А чин-то какой у тебя, ведь явно не солдат обычный, по речи слышу, да и держишься иначе.

– Был бы рад помочь, но совершенно ничего не помню, как только что-то вспомню, непременно сообщу вам.

Иван Григорьевич тяжело вздохнул, посмотрел на доктора.

– Скажите, долго вы его держать планируете?

– По самочувствию. Думаю, завтра можно будет отпустить, если никаких побочных эффектов не будет.

Надзиратель посмотрел на них по очереди и обратился к больному.

– Завтра жду у себя. Ах, ты пропасть, да ты же не помнишь ничего! Доктор, у вас найдётся какая-нибудь одежда для него?

– Найдём, нам приносят кое-что для неимущих.

– Так вот, завтра в двенадцать придёт мой человек, проводит тебя. Смотри не сбеги до того!

– Да куда мне бежать-то.

– Тем более! – Погрозил он пальцем в пространство. – Ладно, мы пойдём.

Вся троица развернулась и пошла на выход, только фельдшер всё выкручивал шею, пытался разглядеть что-то.

– Я провожу вас, – сказал доктор, тоже посмотрев на странного больного.

После прощания с полицейскими он снова зашёл в палату, взял стул, поставил напротив кровати, скрестил ноги и уставился на пациента.

– Отчего не хотите говорить? Я же вижу, что вы в полном порядке.

– А чего вы от меня ждёте?

– Да что за несносная привычка у вас вопросом на вопрос отвечать?

Больной почесал повязку.

– Вы, доктор, лучше скажите, что у меня с глазами и дайте зеркало, если не трудно, хочу взглянуть.

– Действительно.

Через минуту доктор принёс зеркало, и я посмотрел на себя впервые в новом мире, да уж… ну рожа. А глаза… и правда, после смерти… или переноса, что-то с ними случилось, я видел такие раньше на фото, но всегда думал, что это линзы. Сейчас получилось, что радужка совсем почти пропала, словно выцвела, и выглядит это не очень – вампир какой-то. А главное, это сильная примета, которую невозможно скрыть. Видок у меня тот ещё. Не сказать, чтобы лицо располагало к общению. Носом и лбом я немного похож на Гейдриха, был такой деятель у немцев, только волос побольше и глаза немного впалые, острые скулы, тонкие губы, чем-то ещё на актёра Приёмыхова смахивал. Многие вообще принимали меня за какого-то уголовника. Иногда это помогало в жизни.

– Доктор, глаза могут восстановиться, как думаете?

– Не могу ничего сказать определённого. А пока следите за пальцем. Так, теперь вправо, вверх. Вытяните руки, закройте глаза, дотроньтесь до носа, другой рукой. Попробуйте встать. В туалет не хотите? Вот, возьмите халат.

Я довольно легко встал, немного штормило, но не более. Накинул халат, завязал, выпрямился. По-новому оглядел палату – чистое, но скромное помещение, без излишеств: кровать, в углу раковина, тумбочка рядом с кроватью, передвижная ширма-занавеска, да и ничего примечательного не было, пол покрыт какой-то плиткой в клетку, одна светлая, другая тёмно-коричневая.

– Где туалет? – спросил я спокойным голосом и сделал шаг прямо на доктора, смотря ему в глаза. Тот инстинктивно отшатнулся.

– Там, – как-то неуверенно показал доктор.

И я уверенно зашагал в ту сторону, прямо так, босиком.

Вечером я остался в палате один. После ухода полиции я немного поспал, проснувшись, чувствовал себя намного лучше. Естественно, главная мысль не давала мне покоя – как там мои вещи. И вторая мысль сразу про куб, что это вообще такое было. Если их найдут, будет очень скверно, надо что-то придумать. Ладно ещё вещи, главное – телефон.

Да, можете назвать меня всякими плохими словами, но на задачу я брал с собой свой телефон, выключенным, конечно. Вообще, никогда с ним не расставался. Там у меня много ценного, а здесь и сейчас бесценного, дороже всего золота и алмазов. И надо во что бы то ни стало вернуть свои вещи. Думай, голова, пирожок куплю.

Сегодня дежурила Лена, хорошая девушка, милая и приятная и какая-то чистая что ли, нет в ней гнили, корысти. Уже был поздний вечер, поужинал какой-то кашей с хлебом, вкусно и сытно, для больницы вообще хорошо. Потихоньку всё успокоилось. Лена сидела за столом в коридоре, накинув шаль, и читала какую-то книгу под светом лампы с зелёным абажуром.

Я тихо выбрался из палаты и попытался подойти бесшумно, но опытную медичку не проведёшь, сразу засекла меня. Тогда я уже нормально подошёл и сел на стул рядом.

– Больной, вам нельзя ещё ходить, и вообще вам надо находиться в палате! – шёпотом, но строго произнесла она.

– Я не больной, а выздоравливающий. К тому же, меня завтра выписывают. – И сразу, не давая ей времени возразить: – А что вы читаете?

– «Остров сокровищ».

– Ух ты, любите приключения?

– Конечно, всегда хотела отправиться в дальние страны посмотреть мир…

– Девушки обычно хотят платье и замуж.

Лена прыснула в ладошки.

– И это тоже – платье, замуж и в путешествие.

– А хочешь отправиться в путешествие прямо сейчас?

Лена посерьёзнела и строго посмотрела на меня.

– Нет, я не про это. Ты ведь знаешь, что со мной случилось и почему приходили полицейские.

Лена расслабилась, но всё равно смотрела на меня с неким подозрением.

– Да, вас избили и привезли в беспамятстве.

– Лена, ты умеешь хранить тайны?

Тут уже девушка подобралась, отложила книгу и прямо посмотрела на меня.

– Мы уже на «ты» перешли?

– Я человек простой. К чему эти ужимки? Так что с тайнами?

– Если это связано с чем-то незаконным…

– Нет-нет, ничего такого, уже не подумай, что я тебя собираюсь втянуть во что-то нехорошее. Просто я не всё им рассказал, понимаешь, я их не знаю, поэтому откровенничать с ними не собираюсь.

– А мне скажете? – Немного с недоверием, но в то же время с потаённой надеждой спросила девушка.

– Не всё, но кое-что сказать могу, если пообещаешь ничего не говорить полиции и… доктору.

Лена немного покрылась румянцем при упоминании доктора.

– Хорошо, я не скажу.

– В том сарае, откуда меня притащили, остались кое-какие вещи, за них меня и пытались убить.

– Что-то ценное?

– Там моя одежда и кое-что из боевого снаряжения.

– А почему вы не захотели говорить об этом полиции? Ничего незаконного в этом нет.

– Да, ты права, но… это немного странные вещи, как бы тебе объяснить, в общем, ты же знаешь, что там очень плохой район, и если вещи попадут не в те руки, будет большая беда. – Я сделал паузу и посмотрел ей прямо в глаза. – Они правы, что я военный, но не совсем обычный, и вещи там необычные. Полиции я их не могу сдать, это не по их чину и ведомству, если ты понимаешь, о чём я говорю. – Я ещё раз сделал паузу, делая акцент на чинах, это ей более понятно. – Поэтому я недоговариваю немного.

– А что вы хотите от меня?

– Мы должны пойти и забрать их.

– Да вы с ума сошли!

– Доктор говорил, что есть какая-то одежда для меня. План такой – мне нужно переодеться, и мы вместе сходим туда. Ты покажешь мне дорогу, потому что я не местный и понятия не имею, где это находится.

– Но это очень опасно и, вообще, запрещено покидать больницу!

– Мы сделаем дело и вернёмся, кроме того, я попрошу вас оставить вещи у себя, потому что в больнице их держать нельзя.

– Почему?

– Потому что их тут не спрячешь, обязательно кто-нибудь сунет нос.

Видно было, как мысли метались в её голове, между желанием приключения и выполнением своих обязанностей. Слава богу, она ещё не успела закостенеть и превратиться в злобную, забитую жизнью женщину, которых я повидал немало. И я решил подкинуть дровишек на весы сомнения.

– Я даже покажу тебе кое-что из этих вещей, – произнёс я заговорщицким шёпотом. – Не могу же я тебя обманывать и даже не показать, ради чего вся эта затея. – И опять без перехода, не давая ей времени:

– Ты точно знаешь, где это место?

– Конечно, это во дворах на Садовой, но это очень опасное место, соваться туда ночью – чистое безумие.

– Об этом не беспокойся, покажи вещи, которые вы хотели мне отдать.

В одном из помещений был короб, куда складывали вещи, которые приносили сердобольные граждане для малоимущих. Выбрав необходимые и какие-то галоши, а также тряпки на портянки, я повернулся к Лене:

– Мне надо переодеться.

Выйдя из дверей, Лена скривилась.

– Что, не гожусь в женихи в таком наряде?

Выглядел я, конечно, как огородное пугало, у нас даже самые конченные бичи сейчас в сравнении со мной были одеты просто от кутюр. Но именно того мне и надо было.

– А ты что стоишь, тоже переодевайся.

– Я!?

– А ты что думала, в таком наряде пойдёшь в самое злачное место Питера? Халат сними, надень вон рубище какое и голову обязательно платком замотай и лицо, чтобы девушку не распознали, ни к чему это там.