Текст книги "Городовой (СИ)"

Автор книги: Andreas Eisemann

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 36 страниц)

Это новая фаза британской инспирации, со времён греческого восстания насаждающей антигосударственные движения под националистическим соусом. В Европе последовательно были созданы пробританские «молодые гвардии»: «Молодая Италия», «Молодая Германия», «Молодая Россия». Молодёжь кидалась бомбами и орала националистические лозунги, а если выключить звук, то европейцы пилили сук, на котором сидели. «Молодые» были везде, разумеется, кроме Англии. В Англии сидели «старички».

Мною уже организовано достаточно крупное спортивное общество – в первую очередь боксёров и борцов, которое потихоньку начинает набирать обороты даже без рекламы в СМИ, только через сарафанное радио. Но молодёжь – это моя ключевая идея на сегодняшний день. Но вернёмся к скаутам, к истокам.

Если скаута спросить об основателе его организации, он шёпотом скажет, что это великий БП. Называть Папу по имени считается кощунством. В литературе имя называется открыто – обычно к нему прибавляется звание: полковник Баден-Пауэлл. Но это скромность. Лорд Баден-Пауэлл был не полковником, а генералом. Родился в семье профессора-богослова, молодым человеком поехал в Индию окормлять туземцев словом евангельским – в составе диверсионно-карательного отряда. 8 лет пыток, расстрелов, виселиц Баден-Пауэлл творчески обобщил в пособиях начинающему костолому: «Выслеживание и разведка» и «Памятка разведчика». Затем Друг Детей служит в экспедиционном корпусе в Южной Африке, на Мальте. Перед началом англо-бурской войны снова направляется в Южную Африку и вскоре принимается за своё дело: пытки, убийства, расстрелы заложников и (новинка) концентрационные лагеря. Но англичане придумали не только концентрационные лагеря с колючей проволокой, но и гитлерюгенд. Во время неимоверно раздутой обороны посёлка Мефкинга БП использует отряд одетых в униформу ополченцев-детей, что позднее служит легальным обоснованием посетившего его инсайта скаутизма.

Осуждаю ли я генерала? Ничуть – я точно такой же, если не хуже, просто генерал воевал с той стороны. А мы с этой – и это огромное упущение, что у нас не было такого вот костолома. Но ничего, ещё не вечер!

В России попытались создать свою национальную программу детской военизированной организации – «потешных». На «потешных» в рамках оборонного бюджета были выделены большие средства, но они были на корню задавлены скаутизмом. В свете англо-российского соглашения 1907 года Николай II этому особо не сопротивлялся. Наследник престола стал почётным скаутом – программа получила государственную поддержку. Естественно, скаутизм интегрировал в себя сокольничество, которое фактически стало спортивной секцией скаутизма. Академия Главного штаба напечатала адаптированный к русским условиям перевод «Scouting for boys». В 1909 были организованы первые отряды скаутов под руководством полковника Пантюхова (впоследствии он был командирован в Великобританию). В 1910 великий БП встречался лично с Николаем II и беседовал о перспективах скаутского движения в России. В 1911–1912 движение «потешных» было практически свёрнуто (осталось для военных детей-сирот). Руководителем русских скаутов был адмирал Бострём – бывший морской агент в Англии.

Существует легенда о том, что скаутизм (собственно скауты и соколы) стали базой антибольшевистского воспитания детей. Это наглая ложь. Скаутские организации восторженно встретили отречение царя, сорвали изображения икон и царевича Алексея со своих знамён и превратились в февральских комсомольцев-хунвэйбинов. Несомненно, гадёныши участвовали в организации беспорядков в февральском Петербурге – из-за угла стреляли в толпы обывателей, чтобы спровоцировать беспорядки, и т. д.

Вот то, что было в реальности, когда отдали собственное молодёжное движение на откуп англичанам. Моя же задача была не допустить этого. Вопросов к людям, курирующим это движение, – масса. Осуждать их легко, особенно с высоты послезнания.

Что же касается всей структуры и обучения – что мой опыт, что специфика времени, а самое главное – поставленных задач – вынуждает действовать очень жёстко. Так что мои ребята любых скаутов на ремни порежут и не заметят. Они уже в качестве факультатива повыбивали половину городской шпаны – так что те носа боятся показать, сидят по своим дворам, засылают гонцов, чтобы высмотреть, нет ли на улицах боксёров. Часть из них переходит к нам, другие продолжают организовывать свои банды, пытаясь давать отпор.

У наших нет пока никаких особых отличий, в отличие, например, от местной гопоты разукрашенной, но их, как и любого спортсмена, видно по взгляду, по манере держаться. Ну и причёски – как я уже говорил, они подхватили от меня моду на полубокс.

– Вопрос имею.

– Слушаю.

– Почему вы Фому не убили?

Я откинулся в кресле и вопросительно поднял брови.

– А почему я должен был его убивать?

– Ну так, это… он же подвёл, заварил всю эту кашу со старыми ворами?

– Это тебе кто? – мои нукеры растрепали? Языки им надо булавкой приколоть, чтобы меньше трепались.

Я внимательно посмотрел на Прокопа.

– Фома виноват лишь в том, что меня в курс не поставил, но и в этом его винить нельзя – он всё правильно сделал, что сам кашу заварил, сам и пошёл расхлёбывать. Другое дело, что не соизмерил силы – видно, не думал, что его там сразу потрошить начнут. Ещё он не понял, что этих хмырей специально подвели.

– Специально?

– Разумеется. Сначала они прижились тут, вынюхивали, про меня расспрашивали.

– А ограбление инкассаторов?

– Вот тут уже интереснее – мне кажется, это эксцесс исполнителя.

– Что это?

– Думаю, что им было поручено наблюдение, но воры-уголовники – народ необязательный, слабо контролируемый. Вероятно, подвернулась возможность грабануть – они и сделали. Тем самым нарушили замысел кураторов.

– Получилось выйти на главных?

– Живьём тех брать было нельзя – иначе бы они в полиции трепаться стали про наши дела. А эти ничего не знают – так, прихвостни, шестёрки. Что по поводу кураторов… помнишь, когда мы Лорда брали, мы и все его бумаги прихватили, да и он успел многое рассказать. В целом я знаю, кто за этим стоит, но смысла сдёргивать их с доски сейчас нет – только навредим и засветимся. Всерьёз же за нас возьмутся после нашего большого скачка. Мы сами на обострение пойдём.

– Так может, погодить с делом? Я, конечно, не влезаю в ваши дела.

– Не менжуйся – мы нормально говорим, так что расслабься. Ты пока просто не понимаешь, какая игра идёт и какие силы во всём этом замешаны – постепенно всё узнаешь. Но имей в виду уже сейчас, что это большая война – всех против всех. И я пытаюсь создать какое-то сообщество, которое стало бы для вас своими, понимаешь?

– Конечно. Если бы вы не убрали Лорда и Скобаря, тут всё прахом бы пошло – все наши бы сгинули. Всего полгода, как вы тут, а жизнь перевернулась – все сыты, одеты, обуты, при деньгах.

– И на свободе.

– И на свободе. Знаете, как вас тут все называют?

– Как?

– Все за глаза хозяином зовут.

Парень провёл себе рукой по русым волосам, поджал губы, как бы раздумывая – спросить или нет.

– Что сиськи мнёшь? Про меня хочешь разузнать? – я ухмыльнулся. – Не надо тебе этого знать – а ну как завтра тебя очередной Лорд прихватит и ноги в костёр сунет? Как ты запоёшь?

– Так я это…

– Что это? – Я чуть наклонился к нему.

– Ничего я не скажу.

– Тебя пытали когда-нибудь?

– Нет…

– Ну вот, ты всё расскажешь, всех сдашь. Вот об этом прямо сейчас поговорим. Потом ты уже со своими это обсудишь. Это важный вопрос. Ты пойми – если тебя начнут пытать, я имею в виду не просто бить, а пытать по-серьёзному, ты расскажешь абсолютно всё. У меня, вот, например, все говорят.

Я внимательно посмотрел на него.

– Поэтому нужно всегда быть к этому готовым. Если начали пытать – нужно сливать информацию постепенно, пока ещё в сознании и можешь терпеть. Часть правды, часть дезинформации. Если начнёшь врать – это сразу заметят и только усилят напор. Именно поэтому каждый тут владеет информацией в части, его касающейся. Понимаешь? Так же и твои старшие парни тоже должны получать от тебя информацию дозированно – всегда помни, что любого из них могут схватить и вытащить из них всё. Если это не поможет – захватят мать, сестру, детей и начнут пытать на глазах. Все расколятся. Вот так вот – хотя что я тебе говорю, сам с Фомой работал до меня, должен знать.

Парень совсем сник.

– А чтобы ты понял, о чём я говорю, собери сегодня всех старших и приходи вечером сюда.

Прокоп ушёл очень задумчивый. Я вздохнул, покрутил в руках спичечный коробок – хотя какой коробок, целый короб. Я ещё застал, когда коробки были из фанеры. Вот и тут был целый коробище. Да, надо брать парня в оборот и выводить его полностью в другую сферу, отделить от уголовников, даже физически развести их полностью по разным углам. Особенно молодых – они ведь как губка впитывают. Хороший пример – дети, выросшие в ГУЛАГе в бараках блатных: это полностью конченые – даже уже не люди, а инфернальные существа. Ладно, мне самому предстоит вырастить поколение инфернальных существ. Главное сейчас – удачно захватить этот чёртов британский завод. Даже это не главное – захватить это одно, а удержать совсем другое. Нужно, чтобы документы были в порядке – надеюсь, Аристарх не подведёт, повезло мне с ним. А ещё боюсь, что начнут бриты потом давить по линии МИДа – вонь поднимут. Прикормленных журналистов боюсь, что не хватит противостоять накату. Нужно ещё до скачка, хлопнуть какую-нибудь эсеровскую типографию – только не самим, а привлечь полицию, и через это дело отжать её под себя, чтобы уже быть готовыми и сразу после событий начать публиковать газету.

Записал себе в блокнот встретиться с Савельевым. А типографии у нас эти все на контроле – ну большинство. В стране ведь не так много печатают, в основном из-за границы запрещёнку везут. По сути, мне нужно только оборудование захватить. Ладно, завтра этим займусь.

В этот момент в дверь постучали.

– А, Малыш, проходи, присаживайся.

Мы поздоровались, и он сел на место, где десять минут назад сидел Прокоп – возможно, они успели пересечься. Насколько я знаю, у них хорошие отношения, даже можно сказать дружба. А Малыш теперь курировал тему спорта у меня в организации.

– Рассказывай.

– Да всё хорошо – мы уже почти готовы к открытию. Сейчас заканчиваем ремонт. Я продолжаю заниматься с людьми, готовим тренеров. Ходил в контору к Аристарху – забрал документы по помещениям и регистрационные бумаги на торговое имя.

Я покивал – да, парень тоже растёт, в костюме, с портфелем. Правда, такого встретишь – и свой портфель отдашь. Эх, не рано ли я всё это затеял? Кому оно надо? Какой тут спорт – смех один. Бабы до сих пор в таких нарядах ходят, что без слёз не взглянешь.

Да мне и надо – кому ещё… Мне и моим людям. Это не коммерческий проект, скорее рекламный и оздоровительный. Надо будет Перфильева подключить – пусть он тоже посмотрит. От его имени потом статью тиснем в журнал.

– А что по Панкратиону?

– Ну подпольно он работает, но там тоже вовсю ремонт идёт. Хотя там уже почти всё закончили. Только это…

– Что?

– Да думается мне – мало будет одного зала, народ так и прёт. Это ведь не цирк, где потешники фокусы показывают. Тут-то дело другое – по-серьёзному всё. И баб много – как мне рассказали, они и тащат мужиков туда, нравится им это дело – мордобой.

– Ну ещё бы.

Ну вот – они почти открылись, а я даже не был там ещё. Вернее, был, когда ещё всё только начинало строиться. По сути, мы ничего нового не сделали. Деревянное здание, круглое, типа цирка – по центру ринг, где проходят бои. Там же и тотализатор. А внутри арены уже раздевалки и тренировочные помещения. Подтянул к делу Никодима Фролова, который, задействовав на моих предприятиях всю свою родню, начал искать уже людей на стороне – через него идёт найм. Я уже в эти дела не лезу – так же он отвечает за питание на всём заводе, я имею в виду «Ткачи». Свёл его с прежним руководителем – он там так и остался, я пока сильно в кадровую политику не лез. Пусть Фролов сам решает.

Единственное, что было полностью изменено, – это охрана. Теперь они получали половину месячного жалования как премию в случае поимки агитатора. Такая мера оказала огромное влияние на всё предприятие. Охрана делилась процентом с рабочими – только чтобы те сдавали им всяких социалистов подосланных. За ними шла настоящая охота. Первое время конечно, потом всех переловили и переломали. Теперь торпеды Интернационала обходят «Ткачи» десятой дорогой.

– Ладно, Володя, работай – запускай потихоньку в предварительном, тестовом режиме и готовься к нашему делу. Скоро уже начнём. Как там наши разведчики – какие новости по Ульянову и всей кодле?

– Активно наблюдаем – собираются все на квартире у Крупской. К сожалению, всех поимённо не знаем. Может, подождать, пока никого не будет, да и подломить хату-то? Документы глянуть?

– Не надо – спугнём. Никого не трогать – просто наблюдать. Самое главное – не проворонить начало, как они людей собирать начнут, чтобы забастовку устраивать. С завода есть новости?

– У нас там пара людей работает – пока всё тихо.

– Главное – это не упустить момент. Наверное, ещё неделя, и будем всех наших, кто в деле участвует, переводить на осадное положение – пусть сидят здесь. Всё должно быть готово, чтобы выдвинуться вместе с боевиками Интернационала. Да, вот ещё что – подготовь мне информацию по нескольким крупным типографиям революционеров. Сходи в наш архив – глянь, что там слухачи накопали, подготовь бумаги и принеси мне. Завтра с ними к Савельеву пойду.

– Накроем их?

– Да, надо будет взять себе одну из них – нужно будет оборудование, чтобы немедленно выпустить свежую прессу по событиям.

– Сделаю.

– Ладно, иди работай.

Сам я накинул пальто на плечи и вышел во двор – подышать морозным воздухом. Вышел и с сожалением подумал, что сам нахожусь словно в клетке. Мне хотелось гулять по городу, смотреть на этот неразрушенный британцами русский мир, архитектуру, заходить в магазины, общаться с людьми, съездить в Москву – причём прихватить с собой бригаду фотографов. Вместо этого ввинтился тут прочно, словно пришили, и не денешься никуда. Надо придумать повод в Москву скататься. Хотя план уже готов давно – Фома на ноги встанет, окрепнет, надо будет его и всю его бригаду снимать с Лавры и переводить в Москву, брать Хитровку. Усилить людьми Панкрата. Тем более что он уже наладил связь с некоторыми московскими ворами, которые не против присоединиться к нашей организации. Хотя, возможно, Фома уже не захочет погружаться в это дерьмо. Сам-то он выплыл – чистенький весь, холёный. А Хитровка – это типа лавры в худшие её времена. Надо подумать, на кой хер мне эта Хитровка вообще сдалась. Ну поставлю своих людей, прижму гопоту местную – и что? Да ничего. Москва же мне нужна как выход на структуры старообрядцев, по которым надо плотно работать. Москва – их город, они там власть. Они и их австрийские и британские кураторы. Нет, надо тоньше работать. Вызвать этих лояльных воров сюда, пообщаться. Усилить их боевиками Панкрата, и пусть сами там переворот устраивают, если хотят влиться к нам. Пусть проявят себя, покажут, на что способны, а мы посмотрим. Вот и будет мостик, а там уже и сектантами займёмся. Пощупаем за вымя.

Заметил, что ко мне идёт какой-то знакомый мужичок в сопровождении полицейского.

– Ооо, какие люди! Господин уважаемый полицейский фельдшер! Какими судьбами? Нашли какие-то новые нестыковки в моём облике?

– Добрый день, ваше благородие. Нет. И я хотел извиниться за недоверие, которое проявил в начале нашего знакомства.

Ишь, как стелет! Я прищурился и посмотрел на него, потом на полицейского.

– Как дела? Ты как сопровождение?

– Так точно – чтобы не случилось чего.

– Не случится. Ступай. Фельдшер теперь в надёжных руках.

– Благодарю, всего хорошего.

А господин фельдшер немного испуганно посмотрел на меня.

– Голодны?

– Э-э, нет-нет, не голоден.

– Да ладно – я бы перекусил. Пойдёмте в ресторан – доводилось бывать?

– Нет, только слышал.

На входе меня встретил старший из сыновей Никодима – Фёдор Фролов, который отвечал за ресторан. Ресторан после открытия приобрёл хорошую репутацию – многие торговцы предпочитали ходить сюда, так что народ всегда был. Кроме того, я постепенно вводил всякие штучки из будущего, которые пользовались большим успехом – типа подачи блюд, сервировки, а также новых для этого времени продуктов. Хотя и без моих нововведений кормили превосходно.

Для меня был зарезервирован столик в дальнем углу – туда мы и отправились с фельдшером. Я, по правде сказать, и забыл, как его зовут – даже неудобно как-то.

– Напомните, как вас зовут – а то мы в прошлый раз не представились.

– Это моя вина – зовут меня Николай Иванович Зернов.

– Что вы всё виноватите себя – вы делали свою работу. Причём, надо сказать, делали её отлично. Вам бы с такими навыками в тайной полиции служить.

– Да, но всё это как-то некрасиво получилось – слишком всё подозрительно было.

– Вы выполняли свою работу – так что всё в порядке. Так что вас привело ко мне?

Тут Зернов замялся – видимо, не знал, как подойти к делу, хотя я и предполагал, с чем он пришёл. Я же тем временем сделал заказ – рёбрышки ягнёнка с с пюре. Подавали их не на тарелках, а на специальных досках с чашечками для соусов – такая нестандартная подача вызывала неподдельный интерес, новинки всегда пользуются успехом. Принесли быстро, так как на кухне их только разогревали, а готовили на другом производстве.

– Ладно, давайте сначала подкрепимся, а потом вы мне всё расскажете.

Рассказ много времени не занял – всё было банально и просто. Фельдшер, наблюдая за ростом карьер сослуживцев, понял, что всё это связано напрямую со мной.

– Понимаете, они-то выполняют работу на улице – то есть всегда могут как-то выделиться, совершить что-то. А я лишь освидетельствованиями занимаюсь и прочим подобным.

– Не видите для себя перспектив на прежнем месте?

– Именно! Очень точно вы сказали.

– Так что же вы хотите от меня?

– Я бы хотел… вашего покровительства – возможно, вы как-то сможете помочь.

– Вы говорили с Савельевым?

Зернов повертел в руках салфетку.

– Да, собственно, он меня к вам и направил.

– Какое у вас образование?

– Я обучался два года в фельдшерской школе при Михайловском училище – есть диплом, удостоверяющий право работать в лечебных учреждениях и полиции. В общем, не густо.

И Николай Иванович тяжко вздохнул.

– Думаю, я смогу вам помочь. Вы уже присмотрели кого-то на своё место в участке?

– Нет, даже не думал про это.

– Если вы уйдёте – нужно будет подыскать кого-то.

– Хорошо, но куда мне уходить?

– Вы же знакомы с доктором Перфильевым?

– Не близко – пересекались иногда по работе.

– Доели? Вкусно?

– Очень – признаться, давно так хорошо и вкусно не ел.

– Тогда собирайтесь – проедемся, навестим кое-кого.

Глава 11

Зимой ездить в этих каляcках, особенно в Питере – сущее проклятие. Всю душу выдует – хорошо хоть ехать недалеко. Перфильев был на месте, дело двигалось, хотя кое-где даже не закончили ремонт. Новое здание мне понравилось – может из-за запаха свежего дерева и краски, обещающего что-то новое, устремлённое в будущее. Ходили люди в халатах – всё это уже были новые кадры, нанятые Перфильевым. Я никого из них не знал, и на меня они тоже не обратили никакого внимания. Не выдержав такого игнора, я окликнул первого попавшегося лаборанта и попросил позвать доктора.

– О, Андрей! Очень рад! Проходи! И Николай Иванович с вами – здравствуйте! Какими судьбами?

Доктор сильно изменился – теперь у него своя больница, лаборатории, куча народа в подчинении. Большой человек. Весь прямо расцвёл – осанка изменилась. Правда, он всё недоумевал, почему я просил отложить свадьбу. Я же хотел, чтобы они поженились после нашего дела, чтобы можно было спокойно всё праздновать.

– Здравствуйте, Алексей Васильевич! Я слышал, что вы открыли свою практику, но я и представить себе не мог, какие у вас тут масштабы – это же целая клиника!

– Не только клиника, но и лаборатории – также сейчас идёт организация фармацевтического производства, – приосанившись ещё больше, ответил Алексей.

Ох уж эти доктора – не могут не похвастаться! Хотя пусть – главное, чтобы про меня меньше болтал. Договорились с ним, что будет говорить о помощи спонсоров и добровольных пожертвованиях.

– Не проведёте нам экскурсию?

– Непременно! Кстати, не хотите посетить больных – ваших… э-э… знакомых?

– Обязательно, но позже.

Интересно, что часть персонала были немцы – док нашёл их по каким-то своим связям. А всё началось с того, что как-то в разговоре я машинально попросил у доктора таблетку от головы – аспирин. Тот недоумевающе посмотрел на меня, а я понял, что Штирлиц в очередной раз прокололся. Я же понятия не имел, когда придумали аспирин – почему-то был уверен, что он давно существует. Ну и док насел на меня, как гестаповец. У нас с ним был договор, чтобы он ничему не удивлялся, не болтал лишнего и не спрашивал того, чего не надо – только по делу. Вот и пришлось выкручиваться. Ещё раз серьёзно сказал Алексею, чтобы всё, что он от меня услышал, держал при себе и выдавал как собственные изобретения. С этим он, кажется, смирился, но продолжил допытывать. Ну я и рассказал – хотя я не знал почти ничего, но для специалистов часто и такой информации достаточно. Они, как опытные следаки, раскрутят дело. Про кору ивы, из которой его делали, знал – причём побольше меня. А вот сам аспирин, оказывается, ещё не изобрели – но я помнил, что его сделают немцы, так как у них самая сильная школа фармацевтики и химии в мире. Но я помнил ацетилсалициловую кислоту. Доктор сразу ушёл в какие-то мыслительные дебри и выпал из пространства. Только всё повторял вслух: «Аспирин, аспирин…» – потом резко встал.

– Постой! А – это ацетил, спирин – это Spiraea ulmaria, растение, содержащее салицин.

Я только пожал плечами и развёл руками.

– Алексей, у тебя под рукой лаборатория и лаборанты. Исследуй. Поверь мне – это сработает, причём произвести это не так сложно.

– А я верю. Случай с дезодорантом меня в этом убедил. Да и твоя плесень – мы работаем, и ты знаешь, результаты уже есть. Пока рано, конечно, трубить об открытии, но могу точно сказать, что это работает.

С того разговора прошло какое-то время – каждую встречу Перфильев просил у меня денег, и я охотно давал. Медицина – это наше всё.

– А у меня уже кое-что есть для тебя!

– Заинтриговал.

Когда всё осмотрели, даже я был под впечатлением – что уж говорить про Зернова! Цинк, хром, стекло – всё блестит, сверкает, люди в халатах и в очках. В саму лабораторию нас, кстати, не пустили – это тоже было моё требование, чтобы соблюдалась хоть какая-то секретность. Аристарх же подготовил договоры найма, где эти требования были отдельно прописаны. Помимо будущего производства аспирина я закидывал удочку на производство кокаина – пусть хотя бы лет на двадцать стать монополистом в этой области. Потом самому же и пролоббировать полный запрет и уголовную ответственность. Хотя, честно говоря, не хотелось втягивать в это доктора. С другой стороны, производственные мощности потом можно будет переоборудовать под что-нибудь другое. Я решил те деньги, что идут от Большого с кокаина, запускать в развитие медицины. Искупить вину таким образом. Кстати, мои птички доносят до меня неприятные известия по поводу Миши Большого, но об этом позже.

– Вот!

Доктор презентовал мне пузырёк, заполненный белыми таблетками.

– Ты был прав – особых сложностей не возникло. Докупили необходимое оборудование, а там уже дело техники.

– Николай Иванович, хочу заметить – вы присутствуете при историческом событии.

– Каком же?

– Открытие самого эффективного лекарства от мигрени! Поверьте мне – скоро имя профессора Перфильева будет знать весь мир! Да-да, за званием дело не станет.

Доктор был смущён и доволен.

– Лекарство сейчас проходит стадию испытаний – как на наших пациентах, так и в других медицинских учреждениях. Я договорился с другими врачами – они подготовят отзывы.

– Отлично! Но нужно действовать быстро – пока какие-нибудь ухари не перехватили идею и не начали производство раньше. Я надеюсь, все записи процесса производства у вас готовы?

– Разумеется. И не только…

– Тогда, как закончатся испытания – постарайтесь их не затягивать – собирайте пресс-конференцию, пишите во все журналы и так далее. Вы сами всё знаете, плюс я подключу своих людей. Пока же срочно закупайте оборудование для промышленного производства. Ну и начинайте писать работу по лекарству – на учёную степень.

Зернов всё это слышал, открыв рот. Я специально немного приоткрыл шторку перед ним – пусть входит в курс дела.

– Алексей, хочу просить тебя за Николая Ивановича – сам знаешь, он хороший специалист. Думаю, ему найдётся место в твоей компании.

– Разумеется – хорошим специалистам мы всегда рады.

– И положи ему хорошее жалование, чтобы на рёбрышки хватало.

– Какие рёбрышки?

– Ну ладно – вы тут сами разбирайтесь, а мне надо больных навестить. В какой палате они?

– В разных – парень с рукой, Евгений, он в шестой палате. В принципе, его можно отпускать. А вот Шелестов – во второй, отдельной, он только недавно в себя пришёл. Еле откачали – часть кишок ему вырезать пришлось. Кстати, как вы смотрите на то, чтобы испробовать на нём наше… э… новое лекарство?

– Сам хотел предложить. Начинайте давать немедленно – в любом виде. Ранения брюшной полости – самые противные, сепсис – страшное дело.

– Хорошо – мы тогда всё подготовим, и как вы уйдёте, начнём давать.

Я накинул халат и без стука открыл дверь. Хорошая небольшая светлая палата с большим окном – сейчас задёрнутое шторой, чтобы слишком не слепило. Фома лежал бледный, похудевший – из-под одеяла торчала трубка, которая отводила лишнюю жидкость после операции. Склянка была на четверть заполнена какой-то кровавой массой.

Молча подошёл к нему – он ничего не говорил, и я молчал.

– Мы тут с доком над одним лекарством работаем – как я уйду, он принесёт. Пей его. Должно поставить тебя на ноги.

– Не помру?

– Если до сих пор не помер – то жить будешь.

– Нашёл кто?

– Нет, но знаю примерно. Всех блох в лавре переловили, но они не в понятиях – так, шестёрки.

– Ты это…

– Не надо мне ничего объяснять – нормально всё, я не в претензии. Ладно, пойду. А ты слушайся доктора – он толковый мужик. Давай, позже зайду ещё.

И вот что – как выйдешь отсюда, будешь этой больнице помогать финансово, в оплату услуг, так сказать.

У Женьки была прострелена правая рука в районе плеча – он же держал пистолет двумя руками, и пуля попала в руку, распахав все мышцы и чуть задев кость, отчего она, как предполагал доктор, треснула. Хорошо, что не раздробило. А так заживёт.

– Ну что, воин, как здоровье?

– Ой, здравствуйте!

Парень попытался встать.

– Лежи, лежи. Как рука?

– Ну так, болит ещё.

– На, таблетку выпей.

Я достал пузырёк и протянул ему белый кругляш. Он запил водой из стакана.

– Это от головы, но должно и от боли помочь. Вот тебе несколько штук – закончатся, у доктора попросишь.

Ты с кем живёшь? Есть кому присмотреть? Только правду говори – не надо бахвалиться. Когда со мной общаешься – всегда только правду говори, а не то, что я хочу услышать.

Парень посерьёзнел.

– Да не особо. Отец на заводе, мать швеей работает. Малые дома только – сам за ними смотрел, ну и помогал деньгами.

– Тебе за ранение на службе премия полагается.

– Премия?

– Конечно! Ты ведь за дело пострадал – работать не можешь сейчас. Я распоряжусь, чтобы кто-нибудь к твоим сходил, присмотрел. Ну а ты, как выйдешь, дополнительную премию получишь. Как тут кормят?

– Нормально.

– Ладно – это тоже решим. Я поговорю с Фроловым – принесут тебе что-нибудь нормального. А ты пока полежи здесь – гонец завтра тебе книг притащит, будешь читать.

– Может, мне вернуться? Доктор сказал, что уже можно.

– А что ты там однорукий будешь делать? Считай – отпуск у тебя по болезни. Лежи, отдыхай – потом восстанавливаться ещё долго будешь. Пока не в активе – малых учить будешь. Ты теперь птица битая – в авторитете! Ладно, бывай. Завтра всё устроят.

На улице оставаться решительно не хотелось – а хотелось в тепло, усесться перед компьютером с бутылочкой ягермейстера… Вместо этого с Пахомом отправился в центральный околоток к Савельеву. Как раз рабочий день подходил к концу – захватив Савельева, отправились обратно в лавру, вернее в кабинет ресторана, где можно было поужинать и пообщаться без лишних ушей.

– Встречался с Зерновым сегодня – пристроил его в клинику к Перфильеву. Думаю, ему там лучше будет. Работа поинтереснее, да и жалование не в пример фельдшерскому.

– Вот за это благодарствую. Да, он приходил ко мне – обидно ему было, что все выросли, а его забыли.

– Ну фельдшером много не навоюешь – хотя полагаю, сейчас дела пойдут в гору. В частности, об этом я и хотел поговорить – мы сейчас изобрели новое лекарство от головной боли, от мигреней. Скоро об этом станет известно широкой общественности, и к Перфильеву придёт слава изобретателя и научного светила.

– Серьёзно? Это ведь очень большое дело!

– Конечно! Поэтому я и хотел обсудить одну вещь. По нашему делу с разгромом банды есть новости?

Савельев неспешно промокнул губы салфеткой.

– Кстати, великолепные рёбрышки! Наслышан уже про блюдо и подачу – многие говорят. Растёте вы, растёте, Андрей Алексеевич, растёте! А что по нашему делу – да, ходит слух, что указ уже подписан. Дело и правда вышло громким – и до министра МВД дошло, и до градоначальника. Вроде как всех на ковёр скоро должны вызвать – так что готовьтесь к повышению.

Последнюю фразу я проигнорировал.

– Министр – это Горемыкин, которого назначили недавно? Что про него можете сказать?

– Да, Горемыкин Иван Логгинович. По правде, ничего особенного не знаю – слышал только, что он долгое время занимался крестьянским вопросом. Сам не понимаю, как такого человека поставили министром МВД.

– Да уж.

– А почему вы спросили?

– Об этом чуть позже. А градоначальник наш?

– Валь? Да, сейчас расскажу. Вот до него был Грессер – Пётр Аполлонович, генерал-адъютант. Да, серьёзный мужчина. Всю жизнь на военной службе – был даже обер-полицмейстером Петербурга, оттуда и в градоначальники пошёл. Вернее, так должность переименовали – но не суть. Воевал на Кавказе, подавлял польское восстание. Это именно он провёл реорганизацию полиции и пожарной охраны – опять же тюрьму новую отстроил.

– Кресты?

– Да. Должен сказать – курорт, а не тюрьма.

Я только покивал – знал бы ты, господин полицейский пристав, в какой ад превратят этот курорт большевики…

– Предотвратил покушение на государя, расследовал дело первомартовцев – пятеро террористов, включая Александра Ульянова, были казнены при нём в Шлиссельбургской крепости.