Текст книги "Неприкосновенное сердце (СИ)"
Автор книги: AnastasiaSavitska
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)
– С таким спросом на детей и органы, желающих по миру хоть ложкой ешь.
В течение следующих нескольких дней мы полностью погрузились в работу. Мы искали улики, смотрели на каждый похожий случай, осматривали дом, когда девочки не было. Она была совсем маленькой, как и моя дочь. И она нуждалась в защите и огромной любви. Все люди нуждаются в этом, но лишь дети ее поистине заслуживают.
– Что ты думаешь, Адам? – осматривала я документы, смотря на стену. – Что ты думаешь по поводу спокойствия родителей?
– Я думаю, что им все равно, – нахмурился он. – Они просто счастливы, что их дочь вернулась.
– Ладно, а что ты думаешь на счет Майкла?
– Что ты имеешь ввиду?
– Его отношение к Стейси.
– Он счастлив, что малышка скоро родится.
– Я уловила запах, – склонилась я над столом, за которым сидел Адам.
– Какой запах?
– Твоего вранья, – прищурила глаза. – И сейчас, Майколсон, тебе не поможет ни один парфюм.
– Что ты хочешь от меня услышать, Ди? – засмеялся он. – Он был уверен, что она никуда не денется, а для Стейси, это как: «На старт, внимание, марш», – изобразил он кавычки.
– Знаешь, я думаю для них заниматься чем-либо, кроме секса, является диким. Странно находиться рядом и пытаться чувствовать себя нормально. Для них секс – норма, но быть друзьями – что-то из рода вон.
Адам поднимается с места и обходит стол, поворачивая меня к себе. Он останавливается напротив меня, и как только я собираюсь сказать, что сейчас не время, и мы на его работе, Адам приглушает мои слова, накрывая мои губы своими, грубо припадая к моему рту. Это именно тот поцелуй и те эмоции, от которого замирает дыхание. Мы все время играем в какие-то дурацкие игры, и я знаю, что не смогу выиграть ни в одну из них. Но правда в том, что, когда дело касается Адама, я не жажду победы.
– Моему боссу не нравится что ты тут, – говорит Адам с улыбкой мне в губы. – Но я сказал, что без тебя плохо работаю.
– Я бы с удовольствием всем нравилась, – смотрю ему в глаза. – Но в моем плотном графике нет места, чтобы лизать кому-то зад.
Адам знал, что я скажу что-то в этом духе, ведь изучил меня на все сто процентов. Он знал каждый мой взгляд, каждую реакцию и каждый жест. Он знал, какое у меня будет лицо в следующий момент, и без подсказок угадывал мое настроение, что бы ни происходило минуту назад. Мы словно вместе целую вечность и все, что между нами, в целом так давно.
Дверь внезапно открылась, и на пороге стоял начальник Адама. Я засмеялась, а Адам лишь повернулся к нему лицом и спрятал меня за свою спину, что рассмешило меня еще больше.
– Майколсон, сколько я должен говорить, что ее не должно тут быть.
– Она со мной, – ответил Адам. – Кроме того, это мое последнее дело, и именно Донна причина тому, что я все еще тут.
– Ты вернешься сюда, – стрельнул он в меня злым взглядом и хлопнул дверью с другой стороны.
– Если он хочет от меня избавиться, то может найти лампу с джином, загадать ему два желания, а на третье попросить выловить себе золотую рыбку, – видела я, как медленная улыбка расплывается по его лицу. – Затем загадает ей два желания, а на третье попросит вызвать старика Хоттабыча. Загадывает ему два желания, а на третье Конька-Горбунка, от которого напоследок получит цветик-самоцветик. И вуа-ля, – смеялся Адам, свернувшись пополам. – Никаких ограничений, – взмахнула я рукой, отходя от него. Нужно только найти джина, а дальше как по нотам.
Он смеялся, словно сумасшедший, и я поняла, что вернулась бы к нему, несмотря ни на что. В жизни каждого человека есть такие люди, и мы возвращаемся лишь потому, что рядом с ними чувствуем себя полноценными. Я чувствую себя с ним женщиной. Во всех сферах и смыслах этого слова. С ним я живая и настоящая, а не девочка, которую можно запугать или руководить.
Когда мы приехали домой, Оливия делала уроки, и я решила немного расслабить свой мозг, который вскоре вскипит, и залезла в ванную. Я никак не могла понять, в чем подвох. Как невинный ребенок может быть загадкой для всех? Теперь чаще всего в моей голове у меня мелькали мысли, что именно родители девочки всему виной. Когда я вылезла из ванной, то какое-то время смотрела на себя в зеркало, застыв. Я столько времени уже не уделяла ни себе, ни своему телу. У меня не сделан маникюр, и мои волосы нуждаются в хорошем парикмахере. Завернувшись в полотенце, я помыла ванную и как только собиралась выйти, Адам вошел в помещение, закрывая за собой дверь. Он улыбался и обнял меня за талию, поворачивая лицом к зеркалу. Я смотрела на наше отражение, и Адам сдернул полотенце, оставляя меня полностью обнаженной. Я вдыхала его восхитительный аромат, который исходил, кажется, от каждой частички его тела, и, убрав мои волосы с плеч, он обнажил мою слишком бледную кожу на шее. Адам вдыхал запах моего тела, и мое дыхание участилось. Я ведь каждую минуту желала его ничуть не меньше, чем он меня, просто чаще всего притворялась равнодушной по старой привычке. Адам слегка царапнул зубами мою кожу, прикусывая ее.
– Она слишком нежная тут, и я не хочу ее ранить.
– Я доверяю тебе, Адам, – ответила я, переплетая наши пальцы. – Я, кажется, полностью доверяю тебе.
Отношения невозможны без доверия. Нет, они, конечно, существуют, но невозможны. Я знаю, что доверила Адаму жизнь своего ребенка, свою жизнь и всех своих демонов. Я искренне делю эту жизнь с ним, и в какой-то из всех этих моментов поняла, что действительно все строится на доверии.
«В жизни очень важно уметь не переступать грань. Грань – это еле уловимая черта между страстью и ненавистью, уважением и унижением, упорством и наглостью, добротой и пофигизмом. Прогуливаться по ней любят многие, но далеко не все умеют удерживать равновесие».
– Я люблю твою грудь, Донна, – сжал он их в ладонях. – Я люблю каждый дюйм твоей безупречной кожи и люблю такую редкую уязвимость в твоем голосе. Ты превращаешь каждое мгновение в счастье, – взглянул он в мои глаза через зеркало. – Тебя словно создали специально для меня.
– Адам, – повернулась я к нему. – Я не хочу тебя пугать, но хочу еще детей. Не сейчас, но в будущем…
– С чего ты взяла, что пугаешь меня, Донна? – прервал он меня.
Я рассматривала его лицо, не отрываясь. Оно было безупречное. Его синева глаз, родные губы и идеально начертанный подбородок. Я до сих пор так благодарна, что он со мной. Мой пульс всегда учащается, когда я только думаю об этом человеке.
– В твоих глазах всегда есть капля страха, когда дело заходит об Оливии, не говоря о том, что будет, когда будет еще один ребенок. Именно теперь я поняла, что мне нужно больше, – провела я языком по нижней губе Адама. – Немножко больше.
– Ты думаешь, я боюсь? – хохотнул он, переместив одну руку на мою шею. – Я люблю тебя больше всего на свете, Донна, конечно, я боюсь. – Адам опустил голову и провел языком по моей шее. – Я люблю твою шею. И я люблю твое тело. Я знаю его лучше всего прочего на земле. Просто разреши мне быть с тобой на одном дыхании. Давай просто будем уже вместе без драм и прочего дерьма. Переедем до конца в новый дом, ты дашь мне разрешение на удочерение Оливии, и мы наконец-то поженимся. Мы так похожи…
– Ты чувствуешь дрожь? – положила я указательный палец на его губы, и Адам поцеловал его. – Я растрачу всю эту жизнь на нас. И да, мы похожи. В книге жизни я написала именно те главы, в которых говорится, о тебе, Адам, – смотрела я на отражение мужчины, которого люблю. – Почему-то, когда я полюбила, все остальное перестало иметь значение, и твоя любовь в то же время стала беречь меня. Я так люблю слушать твой голос, и ты – самое прекрасное, что я могу видеть во сне и наяву. Ты такой разный, и мне нравится, что рядом с тобой я всегда чувствую себя не только любимой, но и женщиной. Ты научил меня покупать билеты не просто в отпуск, а в вагон счастья. Ведь куда бы мы не отправились, ты видишь не только небо, но и знаки на нем из облаков. Ты всегда оборачиваешься на мой голос. У меня не было ничего счастливого в жизни. Никаких счастливых историй. Но с твоим приходом, все, что я делаю, и есть счастье.
Он так сильно обнял меня, что, уверена, услышал хруст моих костей. И в этот момент я кое-что поняла. Я отошла от Адама и завернулась в полотенце. Затем открыла дверь из ванной и направилась в спальню быстрым шагом. Я усмехнулась по пути Оливии, которая уже сидела на кухне и что-то ела, но даже не остановилась.
– Я поняла, Адам, – сказала я, разбрасывая по кровати фотографии. Я знала, что он пойдет за мной. – Я поняла, почему ДНК одинаково, но отпечатки разные.
– Почему? – был он в замешательстве.
– Мы не задумались, что девочек могло быть две.
– Донна, твою мать, – злился уже Адам. – Что ты имеешь ввиду?
– Ты знаешь, кто такие однояйцовые близнецы? – показала я фото девочки до и после. – Они ведь пробуждают у общественности не только огромный интерес, но и огромное непонимание. Родители близнецов, наверняка, не задумываются о том, какие отпечатки пальцев у их детей, пока не сталкиваются с этим напрямую, – открыла я ноутбук, вводя сайт ФБР, – показала я жестом ввести пароль. – Однояйцовые близнецы практически не различаются по набору генов. Однако отпечатки пальцев – это характеристика, которая не полностью обусловливается наследственностью. Ученые любят приводить ее в качестве примера в извечных спорах о том, что главнее в человеке – наследственность или среда. Отпечатки пальцев, как и другие физические черты, относятся к фенотипу, то есть определяются взаимодействием генотипа человека и всей окружающей его среды в широком смысле слова.
– Считается, что форма папиллярного узора складывается во время беременности под влиянием средовых факторов, – появилось понимание в глазах Адама. – Питание, кровяное давление, расположение в матке и скорость роста пальчиков в первом триместре. Таким образом, рисунок на кончиках пальцев однояйцовых близнецов может быть похожим, однако отпечатки будут различаться, ведь принадлежат разным людям.
– Верно, Адам. Но дело в том, что если зигота разделится на две или больше частей, то каждая часть начнет развиваться как отдельный организм, но такое развитие пойдет по общей для них программе. Все новые организмы будут нести одинаковый набор ДНК, – показала я на две других фотографии девочки. – Однояйцевые близнецы – это набор хромосом одной яйцеклетки и одного сперматозоида. Такие близнецы всегда одного пола и практически неотличимы друг от друга.
– Ты хочешь сказать…
– Да, да, Адам, – бросила я фотографии на кровать. – Я хочу сказать, что девочку подменили, и о том, что существует два ребенка, могли знать лишь их родители.
Я открыла шкаф и достала первые джинсы и футболку, которую увидела. Затем собрала все документы из кровати, на мгновение взглянув на лицо Адама, который находился на грани злости и недоумения. Затем направилась на кухню к Оливии и села напротив.
– Детка, нам с папой нужно кое с чем разобраться, – смотрела я на нее без тени улыбки. – Сегодня я не смогу отвести тебя никуда, ты могла бы посидеть дома?
– Мама, но мне нужно ехать.
– Я знаю, Лив. Но дело в том, что нам нужно помочь человеку. Ребенку, если быть до конца честной. Она такая как ты возрастом, и мы можем ей помочь, понимаешь? И я не хочу переживать, как ты доедешь, или кто тебя заберет, потому что должна быть сосредоточена на другом. Сегодня. Пожалуйста, Лив, ты же взрослая.
– Ладно, – вздохнула дочь. – Хорошо. Но ты мой должник.
– Это точно, – услышала я голос Адама, который держал мою куртку в своих руках. – Мы оба, и до конца своих дней, – подошел он к Оливии, поцеловав ее в щеку. —Ты лучшее, что есть в нашей жизни, Лив. Ты – мой ребенок. Но мы помогаем тем, кто не может помочь себе сам, понимаешь? И пусть это не причина уделять время кому-то другому, – усмехнулся он, смотря на нее. – Имею ввиду, твое время. Время, которое должно предназначаться лишь тебе, но она совсем маленькая. Или возможно, если твоя мама права, это две девочки, которые страдают. И если мы им не поможем, это будет худшее, что мы сделаем. Но мы люди, верно, детка? Мы добрые по своей природе и не имеем права что-либо менять.
Когда я наблюдаю за отношениями Адама и Оливии, у меня складывается такое впечатление, что он заботится о единственном человеке во всем мире – именно о ней. Нет, он любит свою семью, друзей и меня, безоговорочно. Но они вознесли друг друга на такой пьедестал, из которого уже и не скинуть, и к которому другим уже и не подняться. Адам сражается в битвах, думая лишь о ней. Делится с ней мыслями, не пытаясь учить уму-разуму, и меня всегда завораживает, как именно Адам Майколсон, человек, который разбивал сердца, и словно руководил подиумом моделей Victoria’s Secret, становиться щенком. Щенком, влюбленным в ребенка. В девочку семи лет, и готов прибежать в любой момент, когда дело касается Оливии. И так сейчас все время – она падает, он прибегает.
Мы закрыли дверь на замок, и когда Адам завел мотор мотоцикла, я обняла его за талию и прижалась к его спине. Мы ехали, и у меня было лишь это время подумать. Что будет дальше? Как я поступлю? И если в будущем изменится мое мировоззрение после этого, примут ли эти изменения близкие мне люди?
– Спасибо тебе, Донна, – сказал Адам, паркуясь.
– За что?
– За Оливию, – я нахмурилась. – Раньше я видел сны лишь о себе, а теперь у меня есть дочь, и теперь я вижу ее.
Я не ответила ничего и отправилась в дом. Когда женщина открыла мне дверь, я оттолкнула ее и пошла дальше, поднимаясь по лестнице, чтобы найти девочку. Нужно было найти другого ребенка, и единственной зацепкой была ее сестра.
– Что вы тут делаете? – кричала женщина. – Что вам нужно?
– Где ребенок? – спросила я, открывая дверь в детскую. – Где она?
– Убирайтесь.
– Я знаю, что вы сделали, – открывала я шкафы и шуфляды. – Вы, преступники, всегда думаете, что женщина не может сделать вещей, которые может сделать мужчина. Но может, правда? Вы ведь и так это знаете, Софи, да? Но вам не знать, что может сделать мать, которая однажды потеряла ребенка. Как ее мировоззрение меняется, и на что она способна.
– К чему вы ведете?
– У вас две дочери, не так ли? Близнецы. Вот почему мы не могли сразу понять, в чем дело. У них одинаковые ДНК, но разные отпечатки. И дело в том, что вы меняли дочерей. То одна исчезала, то другая. Никто ничего не мог понять, потому что никто и не знал, что у вас две дочери. Вы родили их дома, а потом просто продавали, как игрушку.
– Что вы несете?
– Заткнись, – повысила я голос. – Просто заткнись и скажи мне, где девочки. Иначе клянусь богом, я убью тебя.
– Впечатляет, – засмеялась она. – Женщина, которая не боится прийти в дом, как вы говорите, к убийце и бросаться обвинениями.
– Кроме того, что она не одна, – появился Адам в дверях.
– Как и я, – достала она пистолет из-за пояса.
Иногда то, чего мы хотим, не является лучшим вариантом для нас. Но в этот момент я как никогда была благодарна мужчинам, которые окружали меня в жизни. Была благодарна их жесткости и своему конечному характеру. Я выбила пистолет из ее рук, давая Адаму возможность схватить ее, и ради собственного удовлетворения наступила ей сапогом на пальцы. Это минимум, чего она заслуживала после того, что сделала.
Когда мы приехали в участок, Адам не пустил меня в комнату допросов и сказал не выходить из его кабинета. Я взяла телефон и хотела позвонить Эмили, но что ей сказать? Как я должна себя вести? И должна ли я просто сидеть, сложа руки? Все время посматривая на часы, я открыла компьютер Адама и стала читать данные из этого дела.
«Детей продавали через интернет за 25 тысяч евро, выставляя на торги их тела».
– Ты ведь не можешь сделать хоть что-то, как сказано, да? – вошел Адам в кабинет, закрывая за собой дверь.
– Адам, мне нужно хоть что-то, – поднялась я с места.
– По словам руководителя общественной организации по борьбе с педофилией, извращенцы разыскивают детей в социальных сетях. В последнее время работы у охотников за педофилами увеличилось втрое. Неблагонадежные родители все чаще выставляют на торги своих детей. И мы попали именно на такую семью. Социальные сети для них, как клондайк.
– Где девочки, Адам? Я была права? – подошла я к нему впритык. – Мне не нужна гребаная статистика, а лишь факты и их местонахождения.
– Ее допрашивают, а отца, – показал он кавычки, – нет на месте. Так что мы в тупике.
– Да вы нахрен издеваетесь! – вскрикнула я. – Им семь лет, ты помнишь?
– Ди, мы не можем ничего поделать.
– Нет, можем, – взяла я куртку и направилась к двери. – Мы можем делать. Я делаю это по личным причинам, а ты как будто чтобы поставить галочку возле очередного имени в списке.
Я открыла дверь и вышла на улицу. Пройдя не более триста метров, остановила такси и набрала номер Эмили. Я снова поехала в дом, где живут девочки, и решила ждать. Может быть, я смогу что-то найти, потому что я даже представить себе не могу, в каком состоянии они приезжают после. Мне ничего не сходилось. Ни похищение ребенка, ни выкуп, ни слезы этой суки. Боже, сколько на самом деле таких детей на земле? Скольким детям никто так и не сможет помочь?
– Ди, – сказала Эмили. – Тут сказано, что любой извращенец может заказать ребенка с доставкой прямо домой. В социальных сетях созданы целые интернет-сообщества по продаже детей для сексуального развращения, которые маскируются под прикрытием магазинов детской одежды.
Я вошла в дом и снова сразу направилась в их комнату. Я хотела бы найти их совместное фото, но уверена, что его не существовало. На самом деле мы все уверены, что наши проблемы – это глобально, но никто не думает о важных вещах. Важных по-настоящему. О детях, которые без родителей, или о наличии таких. О том, что многие женщины должны продавать свое тело, чтобы выжить и прокормить семью. О том, что мужчина не имеет по большому счету никакой ответственности после того, как уходит, перекладывая всю жизнь и заботы ЕГО ребенка лишь на женщину. Почему мы, люди, думаем, что разбитое сердце – это глобально? Что такое разбитое сердце после ухода по сравнению с детьми, у которых забрали в детстве всю их жизнь.
– Ты могла мне просто сказать тебя привести, – открыл Адам дверь. – Я бы сделал это.
Я смотрела на него, и только сейчас до меня дошло, что я поступила неправильно. Нет, конечно, я имею право на собственное мнение и на поступки, которые правильны по моему мнению. Но дело в том, что Адам мой будущий муж. По тому, что мы пережили – уже старая семейная пара. Но я даже не спросила, хочет ли он того же, чего хочу я. Чего он хочет вообще? И что он думает о всей этой ситуации?
– Прости Адам, – прошептала я. – Я сглупила.
– Это не так, – подошел он ко мне, обнимая, и прижимая к себе. – Ты просто делаешь то, что считаешь правильным.
– Да, но сейчас все по-другому. Мы – семья, – посмотрела я на него. – Ты всегда считаешься со мной, но я не посчиталась с тобой.
– Мы связаны с тобой, Донна. И наша семья в любом случае является величайшей силой, даже когда мы порознь. Мы не говорим друг другу сладкие слова, когда они не нужны, но поддерживаем, несмотря ни на что. Так что ты хотела спросить?
Дверь открылась, и в дом вошли несколько мужчин и две женщины, которые держали на руках по одной девочке. Я бросилась к одной из них, и когда Адам направился к другой, она закричала. Он отошел, и я сказала, чтобы все вышли. В комнате остались только женщины, и я видела синяки и страх в их глазах. Они были так беспомощны, и по взгляду двух женщин-врачей я поняла, что была права на счет всей истории.
– Милые, как вас зовут? – спросила я. Они ничего не ответили. – Я не трону вас, обещаю. Не сделаю вам больно, и вы больше никогда не увидите тех людей. Все будет хорошо, – сжала я руку в кулак, чтобы почувствовать физическую боль. – Обещаю вам, что все будет в порядке.
Им укололи успокоительное, и мы перенесли их в машину, отвозя в наш дом. Всю дорогу я молчала и просто смотрела на них, а потом, когда Адам перенес малышек в комнату, положив на кровать, пока они еще спали, я не выдержала и решила поговорить с ним.
– Я хочу у тебя кое-что спросить, – взяла я его за руку. – Пожалуйста, только не отпускай, мне сейчас это нужно.
– Я никогда не отпущу твою руку, – поцеловал он меня в лоб. – Ну и денек.
Я обняла Адама, и когда подняла на него глаза, он все понял. Молча покачав головой, Адам находился в растерянности и недоумении. Страх мелькнул в его глазах, и я, не выдержав, расплакалась.
– Пожалуйста, Адам, – прошептала я, когда он еще сильнее сжал мои плечи. – Мы помогаем тем, кто нуждается в нас, помнишь?
– У нас будет много врагов, Донна. Я не могу подвергать тебя такому. Не могу подвергать такому нашу дочь. Оливия будет против. Ты подумала, как это на ней отразится? Сейчас опасно, а потом ты думаешь, что внезапно наступит Диснейленд?
– Мама, – услышала я голос Оливии и обернулась. – Ты хочешь оставить этих девочек у нас?
– Только если ты не будешь против, – направилась я к ней, обнимая. – Если ты скажешь, что не хочешь, значит, ничего не изменится. Потому что ты мой ребенок, Лив, и я сделаю все ради тебя.
Она посмотрела на меня, а затем перевела взгляд на Адама, и снова на меня.
– Папа против, но ведь вы всегда помогаете тем, кто нуждается в помощи, – пожала она плечами. – Как ты думаешь, Бог есть?
– Конечно, милая, – чуть усмехнулась я.
– Но если маленькие девочки так страдают, может тогда его и нет? Как он может такое допускать?
«Человечность – это способность участвовать в судьбе других людей». Иммануил Кант.
========== Глава 20 ==========
Вы когда-нибудь гуляли по ночному Нью-Йорку? Заходили на вокзал и слушали музыкантов, которые ночуют на скамейках? Огни освещают этот город, и он становится волшебным. Другого такого больше не существует на всей планете, и поверьте, я знаю, о чем говорю. На самом деле настоящие причины для счастья всегда не вески, и сегодня была одна из таких причин. Прогулка по ночному Нью-Йорку одна из лучших причин для счастья.
– Ты знала, что Манхеттен был выкуплен у индейцев за 24 доллара?
– Ты не хочешь со мной поговорить, Адам? – сильнее сжала я его руку. – О нас, о всех наших девочках?
– Ди, что ты хочешь услышать?
– Я не знаю.
– Давай не будем всего усложнять, милая, – остановился он, смотря мне в глаза. – Ты – мой воздух, и я хочу дышать. Если ты хочешь, то и я хочу. Мы не делаем ничего плохого, просто я боюсь, что мы не справимся.
– Адам…
– Нет, – перебил он меня, обнимая. – Я имею ввиду, что я злился раньше из-за Оливии, потому что ревновал. Я ревновал тебя к твоей дочери, потому что хотел быть источником твоего вожделения. Твоей радости, счастья, внимания, восхищения, обожания и всех твоих чувств. Я даже хотел быть единственным, к кому бы ты чувствовала злость. Боже, – засмеялся Адам. – Я больной на всю голову. Я хотел владеть тобой и всем, что связано с тобой.
Адам всегда говорил правильные вещи, даже когда я не хотела их слышать. Он умел сказать даже самое ужасное так, что я хотела прижать его к себе и целовать до боли в губах. Этот человек приносил столько яркости и красок в мою жизнь каждый день, и я понимала, что все может быть хорошо и без его присутствия в ней. Но с ним всегда все было ярко и сказочно. С ним даже поход по магазинам был сумасшедшим приключением.
Воздух был теплым, даже ночью, и Нью-Йорк ожидал лета. Дома подходили впритык к деревьям на парковой зоне, а велосипедная дорожка освещалась фонарями. Мне нравился этот покой, и запах зеленой листвы предвещал тепло.
– Ты нужен мне, Адам, – притянула я его к своим губам за волосы. – Ты чертов отдельный орган и кровь в моих венах. Ты – и есть два основных компонента всей моей крови.
– Какие они? – засмеялся он, проводя своим носом по моему.
– Какой позор, – наигранно изобразила я ужас. – Я говорю тебе о чувствах, а ты даже не знаешь, что означают эти вещи.
– Это плазма и взвешенные в ней форменные элементы.
Объятья – самое сильное проявление чувств. Только они могут сказать, насколько мы важны человеку.
Мы сами себе ставим границы. Мы сами создатели своей судьбы. Мы выбираем, где работать и с кем жить. Какие оценки получать в школе и какого цвета будет наш диплом после окончания университета. Наши мечты – наш собственный выбор. Мы сами ставим перед собой цели и те же границы, которые не всегда нужны. Мы должны думать о родных людях, но должны думать о совершенно посторонних, чего я никогда не делала раньше. В конечном итоге, каждый день – наш собственный выбор.
На следующий день мы с Адамом были сначала в участке ФБР, затем участке полиции, потом нас отправили на медосмотр, и в конце к юристу. Меня напрягала вся эта ситуация, хоть я и делала все, чтобы наши с Адамом кандидатуры одобрили. Я хотела этих детей. Может быть, я их еще не любила, но была вполне готова дать им заботу, опеку и хорошее будущее. Только недавно я поняла, что мы совсем не делаем ничего доброго. Мы откупаемся деньгами, чтобы сделать вид, что заботимся о ком-то. Но что потом? Эти деньги дают теплую одежду, а не тепло. Они дают возможность просто есть, но совсем не теплый ужин с нежным поцелуем от мамы в щеку. Как мало на свете людей, которые действительно что-то делают, и кому не жалко год за годом отдавать кому-то, а не только требовать и хотеть что-то получать.
– Почему вы думаете, что будете хорошей матерью этим детям? – спросила женщина-психолог, когда мы с Адамом проходили индивидуальное собеседование. – Вы живете с мужчиной, который был за решеткой, у вас у самой есть дочь семи лет, кроме того, вы часто разъезжаете…
– Вы хотите убедить меня или проверить? – перебила я ее, продолжая спокойным тоном. – Я не собираюсь высылать этим детям график, по которому они будут общаться со мной. Мне хватит времени на них и на разъезды, – показала я кавычки в воздухе. – В жизни каждого есть множество людей, ради которых стоит жить, а знаете, ради кого всегда жила я? – оперлась я на спинку стула. – Ради себя. Лишь ради себя. Я боролась и продолжала жить только поэтому. А потом в моей жизни появился Адам. Мужчина, который сидел, – снова изобразила я кавычки. – И он полюбил меня. Я привыкла видеть шум и гам, а с ним заметила тишину. Я всегда держала марку, и мне завидовали даже тогда, когда я умирала. Но сейчас этого не нужно делать. Я хочу этих детей. Я хочу этих двоих девочек, и уже, наверное, люблю их. А Адам любит меня. Он любит все, что связано со мной, как бы эгоистично это не звучало.
Женщина слушала меня внимательно, и я сделала глоток воды, когда словно ком застрял мне в горле. Я никогда не говорила столько откровений незнакомому человеку, и, наверное, впервые в жизни на что-то надеясь, выразила это вслух. Обычно я хотела, шла к этому или сдавалась, понимая, что в этом нет смысла. Но сейчас в этой ситуации я мучила себя заранее, понимая, что действительно, надежды у меня почти нет.
– Может быть я не буду против и дам вам свои рекомендации, – сказала наконец женщина после длительного молчания. – Но у девочек должна быть семья, а семья – это мама и папа, и что бы не говорил 21 век, клятвы и штамп в паспорте все еще что-то значат.
Когда я вышла из кабинета, не увидела Адама в коридоре и решила покинуть здание. Выйдя, заметила через дорогу кофейню и направилась туда, написав Адаму смс, что буду его ждать.
Я заказала салат и стейк, и когда открыла страницу алкогольных напитков, который сейчас был бы кстати, что-то остановило меня. Я могла бы сказать, что это исключительно мораль, но это не правда. Я достаточно времени была с Адамом и понимала, что пить даже безалкогольное пиво сразу после того, как вышла из самого трудного собеседования в жизни, было бы неуместно. Так что еще я заказала кофе и позвонила Эмили. Она была сейчас с девочками, и я немного переживала за нее. Она хотела ребенка, но что-то было не так. У них с Брайаном не получалось, и Эмили переживала, хоть и не подавала виду. Шекспир сказал: «Мы раздражаемся по пустякам, когда задеты чем-нибудь серьезным».
– Ты в порядке? – появился Адам спустя не меньше полу часа.
– Наверное, – ответила я, когда он поцеловал меня в щеку и сел напротив. – А ты?
– Я не знаю, – позвал он официанта, делая заказ. – Просто они говорили правильные вещи, которых так трудно придерживаться в обычной жизни. Они спросили, собираюсь ли я на тебе жениться, – усмехнулся он. – Конечно, я не рассказывал им нашу всю историю, потому что тогда бы нам точно отказали, но потом они спросили, люблю ли я тебя.
– И что ты им ответил? – откинулась я на спинку стула, делая глоток кофе.
– Я знаю, что люблю тебя, но потом понял, что это слово такое ничтожное по сравнению с тем, что чувствую к тебе. Я не хочу от тебя какой-то непредсказуемости или разлуки, потому что мне не нужна все эта мучительная любовь, – прервался он на мгновение. – Я хочу просто быть с тобой и видеть тебя. Я хочу владеть тобой и всей твоей жизнью. Я на стенку лезу, когда тебя нет, и мне нужна наша семья. Можно ли назвать это чувство лишь «любовью»?
– Если бы у меня было только единственное желание во всей жизни, – взяла я его за руку, через стол. – Я бы загадала всегда быть с тобой.
– Это у тебя и так есть, Ди.
– Ну тогда у меня есть все, чего я хочу.
«Вкус жизни можно ощутить, только если не принимать ее как должное. Возможно, в этом и заключается вся философия того мира, в котором мы живем. Если бы мы жили вечно, то кто бы ждал завтрашнего дня? Если бы не было темноты, кто бы смог насладиться солнцем? Тепло после мороза, пища после голода, вода после жажды, любовь после отсутствия любви, отцовские чувства после долгого отсутствия, домашний уют и сухость после поездки под дождем, мир и тепло очага после схватки с врагом. Без контрастов не было бы и удовольствия».
– Адам, – увидела я блондинку, которая подошла к нашему столику.
– Мелони, – спокойно ответил он, хоть я и заметила беспокойство в его глазах.
– Я давно хотела с вами познакомиться, – посмотрела она на меня, слишком сладко улыбнувшись.
– Донна, – качнула я головой. – И вы…
– О, мы спали раньше с Адамом, – засмеялась она. – И сейчас я живу в одной из его квартир. Он всегда мне помогал.
Я перевела взгляд на Адама и увидела, как в его глазах мелькает злость, отчаянье и в конце стыд. Я не слабая. Или слабая, но лишь до тех пор, пока могу себе это позволить. Я наиграно прокашлялась и поднялась с места, все еще не отводя взгляд от Адама. Он так же поднялся с места и через мгновение расслабился.
– Мы уходим вместе с моей невестой, – перевел он глаза на Мелони. – У Донны кашель, и ей срочно нужна чашка горячего шоколада.
– Адам, почему именно горячего шоколада? – усмехнулась я.
