Текст книги "Неприкосновенное сердце (СИ)"

Автор книги: AnastasiaSavitska

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 25 страниц)

– Потому, что только оно успокаивает больное горло и подавляет кашельный рефлекс.

Затем он взял меня за руку, и я сильнее сжала ее. Адам бросил две сотни на стол, и Мелони окликнула его.

– Почему ты забыл меня?

– Ты не была забыта, Мелони, – вздохнул он. – Просто я тебя так и не смог запомнить.

Когда мы вышли из ресторана, я не отпустила его руку, и мы направились в машину все так же молча. Адаму нравилась моя ревность, и я видела это по блеску и искорках в его глазах. И черт подери, он был самым красивым мужчиной в мире. Я бы никогда не смогла его разлюбить. Он мой родной человек, которого я целовала. Целовала везде, и всегда буду любить в нем абсолютно все.

– Ну ладно, – сказал Адам, закрывая дверь машины и смотря на меня. – Ты молчишь слишком долго. Скажи, что я сволочь, и выскажи все, что думаешь. Скажи, что ревнуешь или…

– Нет, – перебила я его, доставая телефон, когда уведомление поступило на мой телефон. – Я не ревную тебя, но и не собираюсь тобой делиться. – Я расстегнула только что застегнутый ремень безопасности и пересела к Адаму на колени. – Просто прикоснись ко мне, – шепчу я возле его уха. – Просто давай наконец-то у нас все будет хорошо, или хотя бы сделаем вид.

Адам притягивает меня к себе, и я прижимаюсь к его губам. Он проводит языком по моей нижней губе и наконец-то углубляет поцелуй. Его тепло укутывает меня, и когда такое любимое тело почти вдавливает меня в свое, я чувствую эйфорию. Адам становится все более неистовым, и я снова очарована им и тем, как он меняется, и как все остальное не имеет значения, когда мы вместе.

– А теперь, – прерываю я поцелуй, и показываю экран телефона. – Нам пора домой.

– Что-то случилось?

– Лив пишет, что хочет поговорить.

– Ты можешь остаться в таком положении, но мы едем домой. Если наш ребенок хочет с нами поговорить, значит мы бросим все на свете, и нет ничего более важного в этот самый момент.

Я обняла его за шею, а Адам завел мотор. В таком положении мы и добрались домой. Я подумала о том, что каждому мужчине просто жизненно-необходима дочь. Она всегда сможет сделать то, что не сможет ни одна другая женщина. Он научится понимать все без слов, и лишь по взгляду предугадывать желания и потакать каждому капризу. Да, все-таки мужчине жизненно необходима дочь, иначе он так и не сможет стать мужчиной.

Как только я собиралась открыть дверь, Адам схватил меня за руку и нажал на блокировку двери.

– Дай мне еще какое-то время только наедине с тобой.

– У нас будет вся жизнь впереди, Адам, – взяла я его лицо в ладони. – Кажется, я тоже этого хочу.

– Ди, прости…

– Не проси у меня прощения за то, что уважаешь того, к кому не имеешь никакого отношения.

– Ты изменилась.

– Просто захотела быть женщиной, которой тебе захочется угождать.

– Что ты имеешь ввиду? – улыбнулся Адам.

– Я всегда была самостоятельной. Всегда была в состоянии заработать, купить и получить желаемое. Конечно, большинство вещей я могу сделать в жизни одна. Но когда появился ты, и после всего, через что мы прошли, я стала уверенной. Я стала уверенной не только в себе и Эмили, но и в тебе. Ты пытаешься влиять на мою самостоятельность и постоянно меня удивляешь. Пусть каждый поступок и не вызывает у меня восторга, но я счастлива, даже если не показываю тебе этого.

Адам смотрел мне в глаза какое-то время, а затем его губы накрыли мои. Тепло его тела поражало меня, и я надавила своей промежностью на его уже твердый член. Адам расстегнул пуговицу, а затем и молнию моих джинс, и я немного подняла попку, чтобы Адам мог снять их. Резким движением большого пальца он раздвинул влажные губы, и проник двумя пальцами внутрь.

– Я хочу трахнуть тебя, Донна, – зарычал Адам. – Сейчас и жестко.

Он сказал это так грубо, и мое дыхание стало тяжелым. Я выгнулась, когда он надавил на клитор и снова впился поцелуем в мои губы, чтобы заглушить стоны.

Из всех мужчин, которые прошли через мою жизнь, и я имею ввиду серьезные и мимолетные связи в том числе, почему именно Адам привлек меня? Какая ирония. Я всегда пыталась держаться подальше от таких мужчин – физически сильных мужчин. И еще красивых, обстоятельных, опасных и особенно от тех, кто обладает острым умом и не менее отточенным чувством юмора.

– Сделай это, Адам, – вцепилась я ногтями в его плечи. – Просто сделай это, черт возьми.

Адам провел рукой по всей своей длине, и подняв мои бедра, опустил на его твердый член. Я чувствовала, как мое собственное безумие смешалось с его, и сильные руки Адама сильно держали меня за попку. Мои бедра бились и терлись о его с тяжелым однообразием, и когда он расстегнул мою блузку и взял в рот сосок, покусывая его, я закричала. Не знаю, что я чувствовала каждый раз, но всегда было как впервые.

У меня появилось странное чувство, будто каждая косточка тела изогнулась и стала, как пластилин. Это ощущение было таким возбуждающим, что я забыла обо всем, в том числе о боли, которую причинила Адаму вцепившись ногтями в его кожу. Своими цепкими пальцами он нашел мою самую уязвимую точку, и я ловила ртом воздух. Все, что меня окружало, стало расплывчатым, и границы растворились. Крик вырвался из моего тела, и я услышала рычание Адама.

Я уткнулась лицом в его шею, и засмеялась. Адам порой был так невыносим, но с ним я чувствовала себя так хорошо, как никогда ранее.

– Я люблю тебя, – усмехнулась я. – И еще я люблю секс с тобой.

Его грудь тряслась от смеха, и он поцеловал мои волосы, обнимая за плечи.

– Я хочу кое-что попросить, – отклонилась, смотря Адаму в глаза. – И я понимаю, что, возможно, прошу слишком много, но мне это нужно.

– Что ты хочешь, Ди?

– Я хочу попрощаться с ним, – сказала я слишком тихо. – Просто понимаешь…

– Я понимаю, – сплел наши пальцы Адам. – Я против, но понимаю. Я принимаю, что большинство смертей в мире подстроены или случайны. Я принимаю, что дедукция – это врожденное, и я принимаю тебя. В любом твоем виде. И знаю, что в следующий раз тебе с твоим характером и умением держать марку нужно покупать не сексуальное бикини, а любое белье в мужском отделе.

– Ты скотина, – засмеялась я. – Но…

– Я тоже люблю тебя, Донна, – провел он пальцами по моей щеке. – И я отвезу тебя, чтобы ты попрощалась.

– Эти слова идеальнее, чем вся моя жизнь до тебя.

– Почти как большинство тортов, которые я видел.

Адам застегнул мои джинсы, а я, смотря на него с улыбкой на лице, застегивала его брюки. Вот такой стала наша жизнь – работа, дети и секс в машине, пока у нас есть немного времени. Потом садик, школа и мука для пирога. Говорят, что есть что-то постоянное в отсутствии постоянного, но какой смысл в постоянном, если оно в любом случае отсутствует?

Мы шли по тропинке к дому, оставив машину за пределами ворот. Вдыхая запах влажной земли после недавнего дождя, я наслаждалась видом саженцев, которые, судя по рассказам Оливии, Адам садил их вместе с ней. Каждая клетка моего тела радовалась этому дню, даже несмотря на то, что, кажется, нам предстоит немало работы в будущем.

– Знаешь, Ди, он любил тебя, – сжал Адам мою руку, открывая дверь. – Любил какой-то странной и немного сумасшедшей любовью, и просто не знал, что с этой любовью делать.

– Я думаю, что нет подходящего момента, чтобы умереть, и мне жаль, что я забыла того человека, которого встретила однажды. Жаль, что он забыл того человека, которым был однажды.

«Всегда говори то, что думаешь, и делай то, что тебе кажется правильным – это твоя жизнь, и никто лучше тебя ее не проживет». Жан Рено.

Придя домой, я усмехнулась, смотря как девочки вместе с Оливией ели мороженое.

– Пожалуйста, скажи, что тут нет всего твоего класса, – сказала я Оливии, усмехаясь.

– Есть, – ответила Эмили. – Но они устанавливают карбюраторы на мотоциклы в гостиной.

– Очень смешно, – поцеловала я каждую дочку в лоб.

То же самое сделал Адам, и сказав мне, что ждет меня в ванной, поднялся наверх. Нам обоим нравилось иметь дочек, но все же еще я хотела сына. Хотела мальчика со светлыми волосами и голубыми глазами. С белоснежной улыбкой и ярким воображением. И самое главное – с чистым и добрым сердцем.

– Спасибо, – сказали в унисон Аннабель и Джулия. – Можно включить мультики?

– Конечно, – взяла я их за ручки и, включив мультики в гостиной, вернулась на кухню.

Эти милые семилетние девочки были такими очаровательными, несмотря на все, что они пережили. Я надеюсь, что они смогут войти в эту семью и будут счастливы. Завтра мы подпишем бумаги об удочерении, я – две, а Адам – три. Каждый раз, когда я вспоминаю их глаза, как их привезли, у меня подкатывает комок к горлу, и прекрасно, что в такие моменты никого не бывает поблизости, потому что на моих глазах все чаще и чаще выступают слезы.

– Я хочу кое-что переделать в этом доме, и нужно посадить цветы во дворе.

– Ты, наверное, единственная женщина во всем мире, которая не нуждается в помощи, – сказала Эмили, вытирая вымазанный подбородок Оливии.

– Есть еще ты, – достала я бутылку вина из шкафа.

– На самом деле каждая нуждается в помощи, – посмотрела на меня Оливия, нахмурившись.

– Милые, – сказала Эмили, направляясь к двери. – У меня важный звонок, я скоро вернусь.

Когда Эмили ушла, я села напротив Оливии и взяла ее крошечную ручку в свою.

– У тебя все будет хорошо, моя маленькая девочка, – смотрела я на нее. – Я обещаю. Я обещаю, что, когда тебе будет 8 или 10, или даже 18 лет, я буду оберегать тебя от боли всеми возможными и известными мне способами. Но нет, ты не будешь чувствовать себя слабой. Я просто буду сражаться за тебя, несмотря ни на что. У тебя будет то, чего не было у меня. Ты всегда будешь такой храброй и будешь уметь любить. На твоем сердце не будет шрамов, и твой отец всегда будет рядом с тобой.

Я поцеловала ее головку, а она лишь усмехнулась. Я часто говорила своей дочери такие слова. Она хотела их слышать, ведь я помнила себя в ее годы. В ней я видела от Алекса больше, чем многие могли представить, но хотела сохранить это, а не изувечить. Я видела его темперамент и силу духа. Я видела его улыбку и искорки в глазах. Она была собственником в теле еще маленькой девочки, но в то же время неутомима и так добра.

Услышав крики в гостиной, я одарила Оливию улыбкой и направилась к Аннабель и Джулии. Они порой ругались, и я видела, что они были полностью ранеными. Думаю, нам предстоит не один год тяжелой работы, чтобы они пришли в себя, но я знала, что сделаю все для того, чтобы они стали счастливыми. Я знала, что вся наша семья сделает для этого все, и даже больше.

– Тааак, – выключила я телевизор. – Почему вы деретесь? Какие могут быть счеты между сестрами? Мы семья, и вы ее часть, слышите?

Они закивали, и затем я услышала, как разбилось какое-то стекло в кухне. Я побежала туда, зная, что там сейчас Оливия.

– Оливия, – вскрикнула я. – Олли!

– Мам, – ответила она, когда увидела меня. – Мне больно.

Я увидела, как осколки чертовой вазы разбросаны на полу, и ее маленькие пальчики были порезаны. Я не знала, что делать, и как себя вести. Именно в такие моменты ты понимаешь, что никудышная мать. Когда не знаешь, что делать сначала, забирать ребенка или звать на помощь кого-то другого.

Кое-как я пыталась справиться с нервами и взяла дочь на руки, а после посадила на стул, осматривая раны. Затем взяла перекись, но услышала голос Адама, который отодвинул меня.

– Нет, Ди, это не так, – потянулся он к Оливии, беря на руки. – Дай мне ее сюда.

Адам сначала взял полотенце и намочил его. Затем вытер кровь и только потом промыл рану перекисью. Я хотела сказать ему, что будет жечь, но он начал дуть воздух и сверху намазал еще какой-то белой смесью.

– Мам, не переживай. Все в порядке, – выступили слезы на глазах Оливии, которые она пыталась скрыть. – Папа уже делал это, и он знает, как обо мне заботиться.

Господи! На моих глазах выступили слезы, и дело было совсем не в том, что нашему ребенку было больно. Что с ним произошло? Откуда он знает, как о ней заботиться? Адам вовсе не походил на мужчину, который будет печь вместе с детьми шоколадный торт, а затем поливать шоколадной глазурью. Нет, он совсем не походил на домашнего мужчину почти с физической необходимостью заботиться о дочурке, но все же Адам Майколсон был именно таким.

– Посмотри на меня, Оливия, – сказал он. – Если тебе больно, ты можешь поплакать, но помни, что это ничем тебе не поможет. Эти порезы есть, но они заживут. Ничто не вечно.

Когда она качнула головой и на мгновение взглянула на меня, я, не выдержав, заплакала, закрывая лицо руками. Я наблюдала за ними, и они были в своем собственном мире. Кровь – это не всегда семейные узы. Семья – это нечто большее. Нечто глубже, и ДНК меркнет по сравнению. Адам поднял ее на руки и начал тихо петь какую-то песню. Он двигался под музыку собственного исполнения и покачивал бедрами. Наблюдая за ними, я почувствовала, как меня охватывает чувство умиротворения, и все, чего я хотела, так это назвать этого мужчину своим мужем. По документам. По кольцу в том числе. И по моей подписи, которая бы давала согласие на удочерение его любимой девочки. Аннабель и Джулия прибежали в кухню и стали так же танцевать. У них получалось это так смешно, и Адам пересадил Оливию себе на шею, а близнецов подхватил под мышки и закружился вместе с ними.

– Это и есть семья, – услышала я голос Эмили, которая вернулась в дом.

– Мамочка, – смеялся Адам. – Потанцуй с нами.

«Однажды шторм закончится, и ты не вспомнишь, как его пережил. Ты даже не будешь уверен в том, закончился ли он на самом деле. Но одна вещь бесспорна: когда ты выйдешь из шторма, ты никогда снова не станешь тем человеком, который вошел в него. Потому что в этом и был весь его смысл». Харуки Мураками.

Они веселились, а мы с Эмили пошли в спальню. Я хотела рассказать ей о том, что сказали мне юристы, психологи и юристконсульты. Я хотела услышать, что она думает, и услышать, что она все еще рядом со мной. Что она будет со мной, несмотря ни на что.

– Ну ладно, – села я на кровать, смотря на подругу. – Мы должны пожениться, потому что у нас дети, но…

– Я буду с тобой в течении всего твоего девичника, а потом и всей свадьбы. Я буду крестить твоего ребенка от любимого мужчины, и поливать цветы, которые ты все время будешь пересаживать в вашем саду.

– Спасибо Эм, – обняла я ее. – Правда, спасибо, что ты все еще рядом со мной, несмотря ни на что.

– Глупенькая. Я помню, как мы приехали сюда и жили в съемной квартире в Бруклине, – я засмеялась. – Помню, как копили деньги и не ели парой по два дня.

– Ага, – хохотала я, вспоминая. – А потом твой отец узнал об этом, и дал нам столько денег, что я сразу открыла салон, а ты защитила диплом. А потом спустя три года постоянного вкалывания, недосыпания и текилы мы переехали в наши квартиры на Манхэттене. Наши девичники и твоя встреча с Брайаном, которая перевернула и мою жизнь тоже.

– Все намного хуже, чем я полагал, – услышала я голос Адама за спиной. – Кажется, вам нужно время побыть только вшестером.

– Забирай ее у меня, – поцеловала меня Эмили в щеку, прежде чем уйти.

– Нам нужно планировать свадьбу, Ди, – одел он кольцо мне на палец, и я улыбнулась. —Мне нужна ты. Мне нужны мои девочки. Мне нужна моя семья.

– Я всегда хотела свадьбу на свежем воздухе, – сплела я наши пальцы. – На вершине скалы, и чтобы волны омывали берег.

– Я не против. – Адам достал портмоне из кармана и отдал мне банковскую карту. – Я согласен на все, Ди, и ты сделаешь это, потому что я прошу тебе об этом. – Я ничего не ответила, и он добавил, используя сарказм: – Свадьба на берегу моря толкает меня на мысль, что этим обрывом пользуются не только для свадьбы, но и чтобы прервать ее.

– Ты идиот, Майколсон, – засмеялась я, прижимая его к себе. – Но я все равно тебя люблю.

– И почему же?

– Есть множество факторов. Дети, твое чувство юмора, и необходимость быть рядом, – пожала я плечами. Но на самом деле – это то, что мне не нужно жертвовать чем-то ради тебя. Имею ввиду, сейчас, когда уже все встало на своим места, у меня нет необходимости в самопожертвование, чтобы быть с тобой. Ты знаешь меня, и все еще любишь, а это то, что встречается крайне редко. Ты меня понимаешь. Понимаешь мои слова и мое молчание, и разделяешь мою мораль, хотя иногда категорически ее не воспринимаешь. Ты знаешь меня и остаешься рядом, несмотря ни на что. И именно поэтому я люблю тебя.

«Если вы начнете с самопожертвования ради тех, кого любите, то закончите ненавистью к тем, кому принесли себя в жертву». Бернард Шоу.

Я отошла от Адама, включила музыку и, повернувшись к нему, затанцевала в такт. Он заулыбался и снял футболку через голову.

– Мне нравится, – провела я пальцами по его бицепсам. – Но я хочу кое-что изменить в этом доме. Хочу поставить фотографии и переделать еще одну комнату для девочек.

– Если ты хочешь другой дом…

– Нет, Адам, – перебила я его. – Я люблю этот дом. Но его нужно изменить, ведь я не чувствую, что он до конца мой. И не предлагай мне деньги, я и так своими не пользуюсь.

– Я твой муж, пусть и не по бумагам еще, – поцеловал он меня в губы. – И я всегда буду рядом.

Музыка сменялась одна за другой, а мы переставляли мебель и выбрасывали ненужные вещи. Расставляли рамки фотографий нашей семьи и друзей, находясь в своем собственном мире. Я получала впервые в жизни непередаваемое удовольствие от уборки. Может быть, и правда все дело в том, с кем убираешь.

– Знаешь, я думаю, что наша дочь перестала быть ребенком, когда я оставила ее одну.

– Мы все это исправим, Ди, – достал он фотографию из тумбы, где он вместе с Оливией. – Мы исправляем это каждый день.

Когда я уложила спать девочек, а Адам сделал это с Оливией, я сказала, что хочу поехать на кладбище. Именно когда было темно и поздно, и когда город погрузился в сон вместе с большинством его жителей, я поехала добавить последний паззл.

Эмили ехала по улицам с таким видом, словно дорога принадлежала лишь ей. Она была королевой улиц, и, наверное, главной женщиной для целой собственной вселенной нескольких десятков людей. Она постукивала пальцами по рулю в так песне, слов которых я не могла, да и не старалась разобрать. В своем мустанге Эмили выделялась среди прочих смертных. Я чувствовала, как горит моя кожа – то ли от быстрой езды и холодного ветра, то ли от самого понимая, куда я еду, и что мне предстоит сделать. Адам дал мне номер могилы и хотел поехать со мной прежде, чем сдался и отпустил с тем, кому доверяет. Мне нужно было попрощаться. И если Эмили даст мне поплакать или покричать, то только не Адам.

Мы вышли из машины и направились к могиле. Увидев ее, я подошла ближе, и мои ладони вспотели. Это так странно, быть на его могиле, не побывав на похоронах. Я провела пальцами по выгравированным буквам на склепе и присела напротив. Я успокоилась. Правда, успокоилась.

– Привет, – сказала я тихо. – Вот и произошло то, чего я столько лет боялась. Наверное, в жизни каждого есть человек, который не поддается логике, и у меня такой человек – ты, Алекс. Я всегда знала, что у нас не будет ни будущего, ни семьи, но ты все равно был полюсом притяжения. Моего притяжения. Животная страсть и разговоры. Поступки, которые мы совершали, были дикими, но все было всепоглощающим. Мы сходились и расходились, говорили, писали глупые смс-ки, но все же любили. И у нас есть потрясающая дочь, – вытерла я слезы. – У меня есть наша дочь. Я перестала любить тебя, но начала жалеть, Алекс. А всем известно, что любовь и жалость вещь несовместимы. И теперь вспоминаю эти моменты, воспоминания, словно из короткометражки прошлой жизни. Все началось из малого, Алекс. Началось из ничего. И этим же закончилось.

– Знаешь, я думаю он просто задавал себе не те вопросы, – услышала я голос Эмили, которая держала в руках бутылку вина и два бокала. – Это нам.

– В каком смысле?

– Он хотел тебя, но не хотел вашего ребенка. А значит, он не хотел тебя по-настоящему. Мужчина не может любить женщину и не любить ее ребенка.

– Но это был и его ребенок, – заплакала я. – Она была и его девочкой. Эмили, каждый раз, смотря на нее, я вижу его. Как и моя мать, когда раньше смотрела на меня. Она видела моего отца, Эмили. Во мне моя мать видела того, кого ненавидит, но я в Оливии вижу лишь счастье. Она сделала меня матерью, и я всегда ею буду, даже если столько лет не заслуживала, чтобы меня так называли.

– Но она похожа на тебя, Ди, – налила она вина в бокалы. – Боже, у меня всегда есть вино в машине.

– Самое смешное, что у тебя есть бокалы.

Мы засмеялись, и я положила голову ей на плечо.

– У нее его взгляд и улыбка, – прошептала я. – Этого никто не увидел бы, потому что не знал его так, как я. У нее есть слишком много от его характера. Она справедлива и честна. Она улыбчива, но в то же время в ее глазах чаще всего искорки отсутствуют. Ей семь лет, но она почти не улыбается и всегда говорит вещи, которые не присущи даже детям возраста гораздо старше.

– Плохие вещи случаются с тобой, Донна, – допила Эмили вино и поднялась, протягивая мне руку. – Ты не можешь от них спрятаться, даже если очень хочешь.

«Есть в воспоминаниях всякого человека такие вещи, которые он открывает не всем, а разве только друзьям. Есть и такие, которые он и друзьям не откроет, а разве только себе самому, да и то под секретом. Но есть, наконец, и такие, которые даже и себе человек открывать боится, и таких вещей у всякого порядочного человека довольно-таки накопится». Федор Достоевский.

Я вложила свою руку в ее ладонь, и мы направились к выходу. Мы выбросили в урну бокалы и бутылку, и я последний раз обернулась, понимая, что назад пути уже нет и никогда не будет. Все получают конец, и все проживают свою сказку.

– Просыпайся, милая, – почувствовала я поцелуй Адама на своей щеке. – Вскоре я буду твоим мужем.

– Будь другом сначала, – ответила я. – Сделай кофе.

– Мне нужно поговорить с тобой, Донна, – слышала я улыбку в его голосе, хотя сама не открывала глаза. – Но кофе уже готов. Я знаю, что ты не будешь говорить со мной без него.

Я повернулась к нему и всем своим видом показала, что меня не радует то, что мне пришлось проснуться так рано.

– Помнишь ресторан, который так любит Эмили? – передал он мне кофе.

– И?

– Так уж случилось, что нам всем грозит опасность, и неизвестно, когда она снова настигнет нас.

– Ты меня пугаешь, Адам.

– Там есть подвал, и в нем мы сможем обсуждать и помогать другим.

– Адам, я не знаю, что ты надумал себе, но я против.

– Ди…

– Нет, – перебила я его. – У нас три дочери, и я не хочу больше переживать, что в один день один из нашей семьи может не вернуться.

– Донна, Донна, – прижал он меня к себе, целуя мои щеки и губы. – Твои привычки – мои. Я слушаю тебя, потому что твои слова важны, Донна. Они важны для каждого нерва в моем теле. И я люблю говорить о тебе по причине того, что лишь в эти моменты мои глаза действительно выражают чувства.

Я улыбнулась и легко дотронулась своими губами к губам Адама.

– А теперь уходи, и увидимся завтра у алтаря, Адам Майколсон.

«Время невозможно остановить, но ради любви оно иногда замирает». Перл С. Бах.

Эпилог

– Тебя это украшает, Эм, – взяла я на руки Джозефа.

– Что?

– Твои сыновья. Они украшают тебя и твое сердце.

Ты больше никогда не почувствуешь такого тепла, как от рождения ребенка. И твое сердце больше никогда не будет принадлежать только тебе. После, ты всегда начинаешь поступать правильно. И я рада, смотря на семью, которую создала, на семью сестры, которая есть у нее, что все, что мы прошли, в конечном итоге стоило этого. Пусть раньше я, Донна Картер, могла жить без счастья, без угрызения совести и чувства долга, но я никогда не могла жить без семьи.

Джозефу было пять, и сейчас мы старались проводить все наше время с детьми. Все слишком изменилось, и ресторан Эмили чаще всего служил не для праздников, но и в этом была своя прелесть. Мы защищали друг друга и знали все, что происходит за пределами наших домов. Мы следили за нашими врагами, держа их всегда неподалеку, и лично мне это давало гарантии.

– Мама, – позвала меня Оливия. – Кажется, Себастьян проснулся.

– Милый, – отдала я своего крестника Эмили. – Мне нужно отойти.

Джозефу уже и было пять лет, но мы до сих пор носили его на руках, как младенца. Он был настолько уникальным ребенком. Его обаяние притягивало, и улыбка могла заставить забыться при любом наплыве злости.

Сегодня мы праздновали день рождение Эстель и находились в доме Вудсов. Я поднялась на второй этаж, и пока все смотрели за детьми, пили вино и жарили ребрышки, я открыла дверь в комнату для гостей и подошла к своему сыну. Ему было всего два месяца, и он был поразительно похож на Адама. Себастьян был светловолосым мальчиком и первым мужчиной, которого я полюбила, не следуя списку. Да и с того момента, как я «выросла», прошло достаточно времени, и списки перестали иметь значения. Конечно, я совру, если скажу, что все всегда гладко. С Адамом мы до сих пор ругаемся и спорим, но потом так же страстно миримся.

– Привет, мой мальчик, – взяла я сына на руки, держа головку. – Мамочка рядом. Ты как?

Он замолчал и смотрел на меня заинтересованным взглядом. У него были такие же глаза цвета морской волны, и казалось, что этот ребенок был лишь копией Адама, но также я замечала проблески себя в его взгляде. Я взяла бутылочку из тумбы и легла на кровать, положив Себастьяна рядом. Он начал есть, и я улыбалась, целуя своего сына в носик.

– Привет, – услышала я голос Адама, когда он пристроился с другой стороны возле нашего сына. – Ты хотела со мной поговорить?

– Это правда, что ты допрашивал одноклассника Оливии, который приходил к нам вчера?

– Да, и прежде чем ты начала на меня злиться, я скажу, что буду так поступать впредь. Пока всем нашим детям не стукнет 18, прежде чем они будут с кем-то говорить, те будут спрашивать моего разрешения.

– Помнишь, однажды ты сказал, что сделаешь для меня, что угодно?

– Да.

– Ну так найти мне другого мужа.

Он улыбнулся и поцеловал меня в губы, потянувшись через нашего сына. Адам был единственным мужчиной во всей вселенной, которого я могу не видеть несколько дней, но то, что я чувствую к нему каждый раз, напоминает какую-то глупую мелодраму, которая никак не заканчивается. Иногда я думаю, что мое сердце вот-вот биться перестает от переизбытка счастья, которое я получаю каждый день со своей семьей. Мы до сих пор смотрим друг на друга взглядом, где дается обещание над тем, что мы будем делать ночью. Секс – это не просто секс, когда любишь человека. И ты любишь не потому, что хочешь ребенка, а хочешь ребенка, потому что любишь. Я люблю Адама совершенно по-особенному, доверяя ему, но порой все равно ревнуя. Понимаю, что он никогда меня не предаст, просто не посмеет, но ничего не могу с собой поделать. Но пусть внутри это чувство съедает меня порой, я никогда не показываю вида и не посягаю на его свободу. Только он единственный в одно мгновение может превратить мою жизнь в Ад, а в следующее – в Рай.

Адам взял Себастьяна на руки, и прежде, чем мы покинули комнату, поцеловал меня. Мы делали это при каждой удобной возможности, и потеряв столько раз, ценили то, что имели. Вот и вся правда жизни – люди никогда не ценят что-то просто так. Они будут отворачиваться и перечить своему счастью, если им дать его просто в руки. Мы ценим лишь то, что теряем, или когда теряем, и, наверное, никогда не будет по-другому.

– Давай ее, – крикнул Майкл, купаясь в бассейне.

–Никогда, – ответила Стейси, держа Эстель на руках. – Она маленькая.

– Ну же, Эс, она справится. Она всегда справится.

– Папа, – закричала Эстель.

– Ну она точно твоя дочка, – изобразила Эс напыщенное недовольство, но сделала то, что просил ее Майкл.

Я смотрела как Майкл держал маленькое тельце своей дочери, купая ее в воде. Их дочь улыбалась, а он смеялся, наслаждаясь ее улыбкой. Майкл всегда знал, что ей понравится по-настоящему, и всегда знал, как о ней заботиться. Я не перестаю удивляться этому на самом деле.

Когда он стал отцом, все изменилось. Дети – самое потрясающее, что есть в жизни каждого из нас. Я сама начала жить по-настоящему, лишь когда у меня появились дети, и с рождением Себастьяна мое мировоззрение изменилось еще сильнее. Но вот для Стейси ее дочь – нечто другое. Для Эс, Эстель смысл жизни. И порой это пугает.

– Зачем ты притворяешься, что тебе это не нравится? – спросила я у Стейси, подойдя к ней.

– Мы поругались, – ответила она. – Но это не новость, мы ведь все время ругаемся.

– Что случилось? – засмеялась я.

– Вот правда, Ди, я считаю себя умной женщиной, но порой во время ссоры или пререканий с Майклом, я такую херню леплю, что не могу остановиться, пока все это не вылетит из моего рта.

– У вас странная прелюдия, – подошла к нам Ева.

– Зато секс потом этого стоит.

Мы – шесть женщин, которые смогли приручить Нью-Йорк. Каждая из нас что-то потеряла на пути к успеху, но также что-то обрела со временем. Кто-то сумел стать женой, а кто-то и матерью, и каждая расскажет свою историю со счастливым концом, ведь без счастливого конца не может быть настоящей истории.

Счастье – быть собой с тем, кто принимает тебя такой, какая ты есть. Счастье быть с человеком, который может заставить тебя улыбнуться в самый черный день твоей жизни. Когда мы, шесть женщин, стали вдохновением таких же прекрасных шестерых мужчин, все перевернулось. Каждый из них теряет голову от вида его вдохновения, и именно этим они дарят нам счастье. Мы перестали бояться жить, и теперь каждый миг наполнен сумасшедшей любовью.

«А ты попробуй не спешить. И все успеешь». Ган.