Текст книги "Неприкосновенное сердце (СИ)"
Автор книги: AnastasiaSavitska
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
– Ты разве любила меня? – хмыкнул он, и я заметила злость в его глазах. – Я всегда любил тебя, а ты играла со мной.
– Не было такого, Алекс, – попыталась оттолкнуть я его. – Ты ждал от меня не просто любви. Ты ждал преданности, понимания и самопожертвования. Я была виновата даже в том, что забеременела.
– Какой бы ты матерью была бы для ребенка в двадцать лет? – повысил он голос, сжимая мою шею.
– Знаешь, я просто устала извиняться за все, – вздохнула я. – Я устала, что мне приходилось убеждать тебя в том, что я любила. И моей любви тебе никогда не было достаточно, – Алекс отошел, и я сильнее сжала ключи в руке. – Мне нравятся мужчины, которые помогают и защищают, а не подкидывают стопку своих проблем.
Затем я открыла дверь и захлопнула ее за собой, закрывая на все замки.
– Донна! – кричал Алекс, стуча в дверь. – Мы не договорили.
– Договорили, Алекс, – ответила я, надеясь, что Оливия уже спит. – Уходи, иначе вызову копов.
– Пошла ты на хрен!
– Ты уже сделал все для того, чтобы я это сделала, – вздохнула я, направляясь в комнату своей дочери, не обращая внимая на стук.
– Я разогрела себе молоко, – сказала она, когда я вошла в комнату.
– Извини, я задержалась, – прилегла я рядом с дочкой, смотря на журнал в ее руках. – Что читаешь?
– Журнал. Мне всегда нравилось.
– Почему ты мне не говорила? – смотрела я на нее.
– Ты не спрашивала.
– Мы похожи, – усмехалась я, притягивая ее к себе. – Ты скучаешь по кому-то?
– Я скучаю по родителям, – ответила она тихо. – Мама была строгой, но она ведь была моей мамой. И еще я скучаю по Адаму.
– Я тоже, малышка.
– Почему ты ушла от него?
– Он больше не хотел меня. Но он любит тебя, и если ты хочешь провести с ним время, то я не буду против.
– Правда? – удивленно смотрела на меня Оливия.
– Конечно, – поцеловала я ее в щечку. – Милая, он не твой отец, но он будет любить тебя так, как не всегда любит даже тот, кто подарил жизнь. Адам очень добрый, и ты всегда сможешь положиться на него.
– Но он ведь оставил нас, – чуть слышно сказала она.
– Нет, Лив, – залезла я под одеяло, укрываясь. – Он оставил меня, но тебя оставить невозможно.
Стук в дверь прекратился только почти спустя час. Либо Алекс потерял сознание, либо сдался. Я не была настолько храброй, чтобы открыть дверь и проверить свою теорию. Так что пошла в душ, смысла с себя день и вскоре уснула с мыслью, что завтра будет новый, и завтра все будет чувствоваться по другому.
«Нас никогда не обманывают, мы обманываем себя сами». Иоганн Вольфганг фон Гете.
Когда я не смогла уснуть в ее постели, а дыхание моей дочери было ровным, я уставилась на стену и думала, как смогу все исправить. Мне так хотелось все исправить и просто обнять Адама снова.
Кажется, он приучил меня к себе. И, может, даже слегка сумел приручить. Я была всегда закрытой, частенько циничной и той, кто убегал от всего, что могло причинить мне хоть малейшую каплю боли, став моей слабостью. А потом… потом как-то все случилось слишком быстро. Кажется, что я знала его долго, а в следующий момент уже не знала, как это быть без него. Он показал мне совершенно другой мир, и даже быт с Адамом был захватывающим. Он дарил мне любовь и наслаждение. Драму, которая время от времени была мне нужна. С ним я чувствовала. Чувствовала столько всего одновременно, особенно смотря в его глаза. Его глаза – лучшее, что я когда-либо видела. Я не хотела прятаться и прятать, когда они смотрели на меня с восхищением и желанием. И в конце концов, без разницы, если я не почувствую такого больше никогда до конца дней своих. Без разницы, из чего сделана была моя и его душа с самого начала. Главное то, что мы одинаковы, и души наши такие же.
«Я верю, что никто не должен быть один. Что нужно быть с кем-нибудь вместе. С друзьями. С любимыми. Я верю, что главное – это любить. Я верю, что это самое главное». Эрленд Лу.
Адам не приходил, а лишь звонил, чтобы спросить, как Оливия. Он забирал ее гулять, есть мороженное и порой привозил домой после школы и занятий с репетиторами. Я же наняла управляющего, помогала Стейси обустраивать комнату для малышки и проводила по двадцать часов в сутки со своим ребенком. Я скучала по ней даже во сне и была рада, что Адам все еще есть у нее. Именно по этому поступку я поняла, что знакома с настоящим мужчиной, у которого доброе сердце, наполненное именно добротой, а не только кровью.
Я всегда понимала, что мой характер – не подарок для тех, кто рядом со мной. Но в то же время я и сама никогда не искала простых людей. Я слишком эмоциональная, сумасшедшая и непредсказуемая во всех смыслах этих слов. Обычно люди, которые со мной, не знают, что я буду делать и что чувствовать в той или иной ситуации. И, возможно, «сложная» – не совсем то слово, которым можно бы было меня охарактеризовать. Я люблю философские разговоры и всегда двигаюсь навстречу своей мечте. Корректирую идеи и мысли всех людей, которые мне важны, в том числе и свои. Да, определенно, «сложная» – не то слово, которым можно бы было назвать мою натуру, но я никогда не буду отрицать, что невменяемость и исключительное неистовство идеально подходят для описания.
В пятницу, после того, как я забрала дочь со школы, мы сидели в ресторане на улице и встречали первый день весны. Я смотрела на родителей с их детьми и усмехалась. Оливия ела мороженное и рассказывала, что в будущем хочет изучать языки. Я хотела этого. Хотела ей детства и семьи. Того, чего не было у меня. Мама все время переезжала, и пока я не пошла в колледж, приходилось следовать за ней. Я хотела, чтобы сейчас тут был Адам. Он был бы хорошим отцом. Но в то же время я понимала, что настанет день, когда он перестанет появляться тут, ибо это не его ребенок, и больше у него нет причин притворяться, что это не так.
– Мы домой?
– А ты хочешь домой? – усмехнулась я дочери.
– Нет.
– Значит, мы пойдем куда угодно, но не домой. Я заведу тебя в свое любимое место, и надеюсь, тебе понравится.
Мы сели в машину и направились в книжный магазин.
– Мы едим на Broadway? – спросила Оливия.
– Так и есть. Магазин называется Strand Book Store. В начале семидесятых лауреат Пулитцеровской премии журналист Джордж Вилл описал магазин максимально кратко: «8 миль книг». Я люблю читать, милая, – подмигнула я своей девочке. – Как и ты. И книги там занимают три с половиной этажа.
– Сколько там книг? – озарила улыбка ее лицо.
– Приблизительно два с половиной миллиона. Можно сказать, что восемь миль книг – скорее факт, чем метафора. По статистике в магазине одно из самых редких собраний книг не только в Нью-Йорке, но и во всех Соединенных Штатах.
Мы вышли из машины, и я взяла Оливию за руку, направляясь в магазин.
– Донна, – сказала она тихо, когда мы вошли. – Мне кажется, я больше не хочу заниматься танцами.
– Ты хочешь изучать лишь языки? – качнула я головой на стенд справа. – Посмотри себе что-нибудь. Вдруг понравится?
– Да. Ты помогла мне, и я…
– Милая, – перебила я ее, направляясь к следующему стенду, делая вид, что этот разговор не так важен. – Когда-то проводили научный эксперимент на лягушке. Сутью эксперимента являлось предположение о том, что если лягушку поместят в кипящую воду, она выпрыгнет, но если она будет находиться в холодной воде, которая медленно нагревается, то она не будет воспринимать опасность и погибать будет медленно.
– Я не понимаю, – пробормотала Оливия, смотря на меня с замешательством.
– Если положить лягушку в кастрюлю с водой и начать медленно нагревать воду, лягушка будет постепенно повышать температуру своего тела, адаптируясь к новым условиям. Когда вода начнет закипать, лягушка больше не сможет контролировать температуру своего тела. Она попытается выпрыгнуть, но у нее не получится. Знаешь почему?
– Она умрет? – не сводила она с меня глаз, когда я передала ей книгу.
– Да, – усмехнулась я. – Потом. Но причина будет в том, что она не сможет выпрыгнуть, потому что потратила все силы на то, чтобы регулировать температуру своего тела. И на самом деле, причина – не кипящая вода, а то, что лягушка была неспособна выпрыгнуть вовремя, —присела я перед ней, ложа свои руки ей на плечики. – Эту историю я использую, как метафору к тому, что нужно реагировать сразу на значительные изменения, которые в любом случаи происходят постепенно.
– Привет, – услышала я голос за спиной.
– Адам, – улыбнулась Оливия и обошла меня, чтобы броситься к нему в объятья. – Почему ты не позвонил?
Его взгляд был прикован ко мне, и я так соскучилась по нему. Боже, я схожу с ума. Этот человек дал мне возможность понять, что любовь бывает не с первого взгляда, но до последнего вздоха. Что ненависть и презрение не вечны. Гулять до утра и вести глупые разговоры тоже счастье. И пусть потом эти воспоминания оставляют лишь боль, но это потом. Тогда это было чудесно, и этого достаточно.
– Побудешь с нами? – улыбалась моя дочь.
Укол ревности пронзил меня лишь на мгновение. Она всегда так ждала его, и Адам по-настоящему любил ее. Кажется, что он никогда не сможет ей отказать, и эта девочка теперь надолго будет владеть его сердцем. Адам не тот человек, которого можно сломить или сжать в тисках. Или просто я не та женщина. Какого это: иметь такую власть? Скорее всего, это самое пьянящее чувство на земле.
– Все, что ты захочешь, моя любимая, – поцеловал он ее в носик. – Веди нас.
Какое-то время мы молчали, следуя за Оливией, которая выбирала книги и складывала их в корзину. Чушь, что все забывается и чувства притупляются. Ничего не проходит и не забывается. Меняются поезда, дороги, моменты, люди и даже самомнение, но, когда те самые воспоминания начинают блекнуть на фоне других, они навсегда остаются в нашем сердце. И каждый раз при звуке голоса или взгляде на то так давно знакомое лицо, ты понимаешь, что начинает болеть. Ты понятия не имеешь, к какому доктору обратиться, потому что кажется, что болит все тело. Это бывает так редко, но всегда так больно, и ты каждый раз прокручиваешь снова и снова ту же самую пленку, понимая, что в тот момент столько времени назад так хотела, чтобы кто-то спас вас обоих от желаний уйти и показал необходимость остаться.
– Зачем ты тут, Адам? – спросила я так, чтобы это услышал лишь он. – Ты не должен этого делать, ведь она моя дочь.
– Она не твоя, Донна, – видела я раздражение в его глазах. – Она наша дочь.
– Донна, – окликнула меня моя девочка. – А ты веришь в чудо?
– Чудо? – усмехнулась я, присев перед ней. – Что такое чудо, как ты думаешь?
– Это то, чего не бывает.
– Нет, любовь моя, – пригладила я ее волосы. – Чудо – это то, что случается, когда мы искренне верим. Но веру нельзя купить, как шлем или велосипед. Она просто есть.
Она обняла меня, и я сжала ее в объятьях в ответ. Оливия снова пошла вперед, а я несколько секунд смотрела ей вслед. Я становлюсь настолько свирепой и безжалостной, когда речь заходит о моей дочери. О ее спокойствии и защите сердца. Я боялась посмотреть на Адама. Просто не была готова. У меня внутри что-то творилось, и я не могла этого объяснить. Он знал меня, и я так хорошо знала его. В этом человеке было столько разных оттенков любви и ненависти. Я любила его чувство юмора, и Адам понимал мое. Он знал, что я сумасшедшая, и любить для меня в новинку. Сколько бы я ни пыталась его оттолкнуть, он всегда отдавался без остатка, пусть и настолько, насколько он умел. Адам порой был таким чокнутым и таким разным. Он знал, какие мои глаза, когда я люблю. Он знал, как я прикасаюсь, когда люблю, и это для меня гораздо больше, чем факт того, что я знаю это о нем.
– Слушай, – притянул он меня к себе. – Я никогда не хотел, чтобы ты чувствовала себя неуверенно. Просто сейчас я хочу, чтобы вы были в безопасности, и поэтому держусь подальше от тебя, ясно? Когда-нибудь, если ты примешь меня обратно, я посвящу жизнь тому, чтобы ты не пожалела и поняла, что я стою того, чтобы немного подождать. Потому что ты стоишь, чтобы делать то, что я не должен. Ты стоишь всего в этом мире. Если мне нужно сделать определенный поступок, скажи это, и я сделаю. Я все исправлю. Но потом.
Он не мог исправить и не понимал этого. Нет смысла что-либо исправлять. Нужно просто двигаться дальше. Пусть Адам и был прав, что я не смогу простить его до конца, но я люблю его, и похрен на все остальное. Его первым непосредственным порывом было защитить меня, а мне нужно было, чтобы он просто любил. Я готова была стать с ним на тропу войны против мира, и мне нужно было, лишь чтобы меня любили. Многие считали, что я сделана из стекла, но это не так. Обычно мне просто плевать, а когда больно, я ухожу в себя. Разве Адам любит меня так, как я его? Я люблю его настолько сильно, что позволяю быть не рядом, если ему это нужно.
Я попыталась отойти, чтобы отдалиться от него, но Адам продолжал крепко держать меня.
– Скажи что-нибудь, Донна, – сжал он сильнее мои плечи. – Поговори со мной.
– Ты должен сделать выбор, Адам. Я не хочу больше писать историю в кавычках и хочу быть свидетелем своей мечты. Я пустила тебя в свою жизнь, хоть и не считала, что ты стоишь того. Но дело в том, что потом оказалось, что ты стоишь, но случилось так, что я больше не хотела тебя пускать. Ты сделал так, что я захотела рассказывать тебе обо всем. Ты знал о моих переживаниях и все, что я чувствовала в течении дня. И я полюбила тебя, —вцепилась я в его рубашку. – Я люблю тебя так сильно. Но не стану тебя держать, если ты захочешь уйти, я отпущу тебя. Я не буду начинать с тобой что-либо, и знаешь, я не доверяю тебя. Ведь ты уходил уже, и значит сможешь уйти еще.
– Донна, – прошептал Адам.
– Нет, – перебила я его. – С каждым днем я понимаю, что не найду никого роднее тебя, но, если ты не хочешь остаться сейчас, уходи, – оттолкнула я его. – Уходи и не возвращайся.
– Милая, – окликнул Адам мою дочь, когда я отвернулась, чтобы вытереть слезы, которые не заметила. – Я люблю тебя, малышка. Мне позвонили, чтобы я приехал на работу, но вы с Донной обязательно купите все, что ты захочешь.
– Ты приезжай, – слушала я голос своей малышки, которая смотрела на Адама. – Просто приезжай ко мне почаще. И к Донне.
– Оливия, – перебила я ее. – Идем, детка. Нам нужно купить книги и заехать еще в одно место.
Она ничего не сказала, а лишь обняла Адама напоследок и подошла ко мне, направляясь в другую сторону коридора. Моя дочь больше не спрашивала ни о чем, и спустя даже не пятнадцать минут сказала, что хочет домой. Я спрашивала, что случилось, но она ничего не отвечала, и я знала, что это из-за Адама. Она привязалась к нему слишком быстро, и это тоже то, что было у нас общее. Его было невозможно не любить после того, как узнаешь того самого Адама, которого он всегда скрывает внутри себя от мира.
– Милая, – пришла я к ней в комнату, когда она убежала сразу, как мы приехали. – Может, мы поговорим?
– Нет, – отвернулась она, укрываясь одеялом. – Я хочу спать.
– Оливия, – подходила я ближе, пока не села на ее кровать. – Что ты хочешь, чтобы я сказала? У взрослых всегда все гораздо тяжелее, чем у таких, как ты. Вы умнее нас и умеете жить.
– Перестань, – крикнула она, чему я внутренне улыбнулась. Она была похожа на меня. – Ты не можешь забрать у меня Адама. У меня забрали родителей, страну, всех моих друзей, а потом, когда ты сама сказала мне, что Адам будет мне хорошим отцом, сделала так, чтобы я снова все потеряла.
– Иди сюда, – вытянула я к ней руки, но она не шевельнулась. – Я виновата перед тобой, Оливия. Но я не хочу, чтобы ты злилась на меня. Я люблю тебя, и если ты хочешь Адама в свою жизнь, если ты так хочешь, чтобы он был рядом, я попробую вернуть его тебе, ладно?
–Ладно, – снова отвернулась она. – Я хочу спать.
– Сладких снов, милая, – поцеловала я ее в щеку. – Я люблю тебя.
Когда я закрыла дверь, направилась на кухню и, налив бокал вина, села на диван. Мне нужно было поговорить. Я устала. Устала во всех смыслах этого слова. После ухода Адама я словно не живу, а лишь существую, заполняя пустоту своим ребенком. Я так любила тепло раньше. Я любила весну и лето. Любила вдыхать аромат теплоты и листьев. Любила греться в лучах солнечного света и оживать вместе с природой. Ужасно, когда с уходом одного человека ты теряешь вкус к жизни.
– Эмили, – сказала я, как только она ответила на звонок. – Ты занята?
– Нет, – слышала ее улыбку. – Я лежу в ванной, пока мой муж, с которым мы провели прекрасные несколько дней в Риме, готовит мне зеленый чай.
– Я рада за вас, – поджала я под себя ноги. – Расскажешь?
–Знаешь, он не сказал мне ничего, о чем бы я не догадывалась ранее, просто, в конце концов, я люблю его сильнее собственной гордости. У нас было столько потрясающих моментов и любви, сколько иные люди не испытывают за всю свою жизнь. В конечном итоге, когда я выходила за него замуж, я знала, что он что-то скрывает, и я согласилась жить по его правилам, как и он по моим. Я готова ради него на все, что угодно, и я не смогу жить без его нежности.
– Так странно от тебя это услышать, – подошла я к окну. – Вы не смогли бы быть просто воспоминанием друг друга.
– Он любит меня. Не боится в этом признаться, и мне не нужно выпрашивать у него проявления нежности. А разве этого мало? Так что я решила, что не позволю рухнуть нашему миру.
Я выглянула в окно, смотря, как начинается сильный ливень. Иногда мне кажется, что ночью Адам смотрит за мной. А порой чувствовала, словно он ложится рядом. Его запах был везде, и я не открывала глаза, боясь, что он исчезнет. Я устала быть одна. Почему, когда встречаешь правильного человека, одиночество, которое было прежде таким родным, чувствуется отвратительно?
– Ты ведь не для этого мне позвонила, правда? Что случилось, Ди?
– Оливия обвиняет меня, что я преграда для нее и Адама. Но я же не могу сказать ей, что Адам сам меня не хочет. И я скучаю по нему. Каждый раз при виде его у меня что-то переворачивается внутри, и я хочу к нему прикоснуться.
– Это называется любить, – тихо сказала она. – Такое чувство возникает только тогда, когда ты любишь кого-то.
Я помню, как Адам притягивал меня в свои объятья, а я поднимала голову, чтобы взглянуть в его глаза. Я смотрела на стену, и одинокая слеза скатилась по моей щеке. Я пообещала, что буду любить своего ребенка и защищать ее. Но разве я могу дать ей то, что не сможет сделать даже Бог? Никто не может заставить любить и простить. И если все так и останется, я знаю, что буду лишь пустой оболочкой, если в моей жизни больше не будет Адама. Он мне нужен, чтобы снова чувствовать себя цельной. Еще одна слеза скатилась по щеке. И когда за ней последовала следующая, мой взор затуманился, и я взяла телефон, чтобы позвонить ему и просто попросить прощение.
– Я люблю тебя, – прошептала я, не способная произнести что-то другое, когда услышала в трубке его дыхание.
– Донна…
– Нет, послушай, – перебила я его. – Ты – это то, что я не готова потерять. У меня было всегда единственное место, где бы я чувствовала, что это именно мое место. Оно всегда было там, где Эмили, а потом все изменилось. Я начала понимать ее только тогда, когда по-настоящему узнала тебя. У нас с тобой никогда не было дружбы, ну и плевать. Но я не была готова потерять тебя с первого дня, как увидела. Как бы я не отрицала, но я ждала твоего появления и думала о том, что скажу тебе, когда увижу. Со временем ты стал тем, кому я хотела все рассказать. Все вещи, которые происходили со мной за день, я хотела рассказать лишь тебе. За относительно короткое время ты стал для меня самым важным человеком, не считая моего ребенка. И пусть для тебя это ничего не значит, но для меня это многое, и я не готова этого терять. Я люблю тебя и ничего не могу с этим поделать.
В трубке воцарилось молчание, и как только я собиралась прервать звонок, прозвучал голос Адама.
– Я люблю тебя больше, чем свою жизнь, поэтому и сошел с ума, но…
– Никаких но, – перебила я снова его. – Больше никаких но, – сорвался мой голос. – Пожалуйста. Этих слов достаточно.
Слезы застилали мои глаза, когда я подняла голову к небу. Я любила его и каждый день всю свою жизнь наверняка искала его призрачный след, пока наконец не нашла. Все мои мечты и планы были связаны с Адамом. Даже несмотря на его жесткость и игры, которые всегда отбивались болью в моем сердце, я любила его. И никогда с того дня, как я увидела его, не мелькнуло даже мысли о том, что я могу любить кого-то больше, чем Адама Майколсона. Я была права. Тогда было одно из самых темных времен моей жизни, но я была права. Но любви больше нет, и вопреки… Нет. Просто вопреки.
Утром я проснулась, сделав Оливии завтрак. Потом положила ей ланч, и мы спустились вниз, садясь в машину. Я отвезла ее в школу, поцеловав на прощание, и отправилась за покупками. Покупая все необходимое, я слушала музыку в наушниках и периодически отписывала подругам в чате. Расплатившись на кассе, я взяла пакеты и положила их в багажник машины. И как раз, когда я думала ехать домой, мне поступило уведомление от Адама.
«Срочно. Приезжай в казино».
Я завела мотор и направилась в сказанное место, чувствуя подступающую тошноту от страха, что случилось что-то непоправимое. Спустя двадцать минут я вбежала в казино, и ко мне сразу подошел секьюрити, говоря, чтобы я следовала за ним.
– Адам, – открыла я дверь, выискивая его глазами.
– Кажется, ты свободна, – ответил он, усмехаясь.
– Ты идиот? Я думала, что-то случилось.
Адам прошел мимо меня, закрывая дверь на ключ, и, повернувшись, схватил за талию, притягивая к себе. Затем обхватил мое лицо руками и набросился почти с отчаяньем. Я позволила его губам взять меня в плен и получить контроль, потому что мне это нравилось.
– Я без трусиков, – почти задыхалась я. – Я хочу тебя.
– Черт, – выругался Адам, поворачивая меня к себе спиной.
Адам расстегнул брюки и резко дернул вниз мои джинсы, смотря на мою попку.
– Я хочу смотреть на твою грудь, и как она движется, когда я трахаю тебя, – сказал он, прикусив мочку моего уха. – И я уверен, что на тебе нет лифчика.
Что было правдой. Адам на мгновение задержал дыхание, когда взял в ладони мою грудь, убеждаясь в своей правоте.
– Я хочу чувствовать тебя в себе, Адам.
Он схватил меня за бедра и резко подался вперед, проникая в меня до конца. Я была мокрой от одного его вида и с каждым толчком двигалась ему навстречу.
Люди вместе, пока хотят этого. Пока им удобно быть вместе, как бы цинично это не звучало. Ничего не может привязать к вам человека и заставить его полюбить вашу «лучшую черту характера» и оставаться рядом с вами именно из-за нее. И наконец-то я поняла, что люди не меняются. Делать больно не естественно. Естественно – это снегопад зимой, а боль всегда причиняет только боль. И пусть все забывается, но это могут сделать лишь те, кто умеет отпускать.
– Ты этого хотела? – спросил он, лизнув и сразу прикусывая кожу на моей шее.
– Господи, да, – простонала я.
Он был везде и сразу, и, если бы Адам не держал меня, я рухнула бы на пол. Это было подавляюще. Волнующе. Сумасшествие. Я не в силах вычеркнуть его из любой страницы, растворяясь в нем. Это не любовь, а какое-то наваждение. Адам прокладывал дорожку поцелуев по моей шее, и когда его пальцы прикоснулись к моему клитору, я содрогнулась от ощущений.
– Я так скучаю по тебе, – прошептал он, увеличивая темп.
Я почувствовала наслаждение и откинулась назад, полностью доверяя ему свое тело. Все затуманилось, и я лишь слышала наше дыхание, когда снова почувствовала почву под ногами.
Адам покинул мое тело и развернул меня к себе. Он взял в руки мое лицо, и всматривался в глаза. Мое сердце стучало так громко, и я почувствовала его теплое дыхание на губах, когда закрыла глаза. Адам прижался своими губами к моим, и я резко втянула воздух, хватая его за плечи, ощущая головокружение. Я хотела с жадностью впитать каждый его вдох и выдох. Я не могла насытиться им, и когда Адам оторвался, я, не контролируя этого, издала стон протеста.
Это так возбуждало, когда Адам притягивал меня к себе, и я чувствовала теплоту его тела. Я находилась в его власти, и он возвышался надо мной, укутывая собой.
– Следующим летом все будет по-другому, – улыбнулся Адам. – Мы будем настоящей семьей, и ты будешь счастлива. Со мной.
Только тогда, когда вся эта эйфория прошла, я поняла, насколько все это странно. Мы словно сделали шаг в никуда, сбиваясь с пути, только чтобы вырваться из повседневности. Я была дикой, прижимаясь к нему всем своим телом, и брала все, что Адам готов был мне дать. Я надела футболку и джинсы, смотря на него после. Я словно привыкала к нему полжизни, но у нас нихрена не получалось.
– Донна, – сказал Адам. – Может, поужинаем?
– Мне нужно идти, – посмотрела я на часы. – Скоро нужно забрать Оливию со школы.
– Донна…
– Я опаздываю, – покинула я его кабинет, направляясь быстрым шагом к машине.
Что я делаю? Зачем? Я снова начинаю все сначала. Я стала какой-то одержимой одним человеком. Адам словно нашел что-то внутри меня и привел это к жизни. Черт побери, я чувствовала так много всего. Это какая-то извращенная прелюдия – медленное убийство друг друга. Раньше я была уверенна, что невозможно одновременно любить и ненавидеть человека, но я ошибалась. Я на ножах с Адамом все время, но, когда его нет рядом, на иглах.
Я отвезла продукты домой, приняла душ, немного подкрасилась и накрутила волосы, решив, что пообедаем мы в ресторане. Черт возьми, мне нужна анестезия. Я устала от боли. Но в конце концов, нормальность – это асфальтированная дорога. Ван Гог говорил, что по ней удобно идти, но цветов на ней не увидишь. И что бы я ни делала сейчас, я делаю это ради Адама, как и он абсолютно каждый поступок посвящает мне. Лед становится очень тонким под бесчисленными шагами.
– Донна, – улыбалась Оливия, садясь в машину. – Кто такая Елизвета Батори?
– Откуда ты слышала это имя? – завела я мотор, направляясь в итальянский ресторан.
– Я видео смотрела, но учительница забрала мой планшет.
– Ты смотрела на уроке видео? – нахмурилась я.
– Мне было интересно, – легкомысленно пожала она плечами. – Так ты расскажешь?
– Ну это венгерская графиня из известного рода Батори.
– Почему ее называют кровавой графиней?
– Оливия, – усмехнулась я, паркуя машину на стоянке. – Это не милая история для маленьких девочек.
– Я не маленькая, Донна, – вышла она из машины. – Кроме того, сейчас есть интернет.
– Ты права, – вошли мы в ресторан. – Эта женщина известна серийными убийствами молодых девушек.
– Почему она убивала?
– Ну, она считала, что кровь молодых девушек, поможет ей сохранить молодость.
– А ты веришь в это?
– Я не знаю, милая. Никогда не думала об этом. Кроме того, существует версия, что она стала жертвой заговора. Я лишь читала о ней и знаю, что, если верить источникам, то она умерла в одиночной камере, в которую ее поместили, заложив окна и двери, оставив лишь небольшие отверстия для вентиляции и подачи пищи.
– Она была некрасивой?
– Наоборот, – улыбалась я, сбивая на экране телефона вызов от Адама. – Судя по всему, она была эталоном женской красоты в свое время.
Мы пообедали, а затем поехали домой. Я помогала делать домашнее задание дочери, а затем мы пекли пирог с вишнями. Адам звонил мне уже не единожды, и я откладывала очередной разговор, который сделает мне больно. В конце концов, все, что он скажет, не будет иметь значения. Мы расстались. И ребенок, который во всех смыслах мой, любит его. Все остальное больше не важно. Мало-помалу я буду в порядке. Надеюсь. И если бы не взгляд Адама, который порой смотрел с отчаяньем, я бы подумала, что ему действительно плевать. Но я знала его слишком хорошо, и с его стороны все еще не было закончено. Да и сколько бы я не пыталась это отрицать, я знала, что Адаму снова нужно доказать мне, что я могу ему верить.
На следующее утро, когда я проснулась, часы показывали семь часов. Оливия еще спала, так как сегодня была суббота, и я решила съездить в салон и забрать оттуда все личные вещи, которые там остались. Я закрыла Лив и, сев в машину, набрала номер Адама. Он ответил после второго гудка.
– Ты в порядке?
– Адам, – сказала я тихо. – Достаточно.
– Что ты имеешь ввиду?
– То и имею. С меня достаточно. Мы не будем играть в семью, и я больше не хочу этого. Я не буду больше оправдываться перед тобой, потому что на самом деле ты знал, с кем связываешься. Когда я говорила, что больше не та, ты должен был верить мне. Если бы ты любил меня так, как я люблю тебя, ты дал бы мне возможность сказать. Мне нужно больше, чем это, Адам. У меня есть другая жизнь, о которой я должна заботиться. Я не могу тебе позволить уничтожить меня, потому что теперь у Эмили нет столько времени собирать меня по частям.
Я бросила трубку и не проехала даже мили, как моя машина тоже начала показывать свой характер.
– Черт, – выругалась я, выходя из нее. – Только не сейчас.
Мой мустанг заглох уже второй раз. Когда это случилось впервые, мне удалось завести его, но сейчас, когда на улице утро, и моя дочь еще спит, я просто была не готова к этому. Нужно было срочно менять машину. Эта мысль уже не впервые посещает мои мысли, и я все чаще останавливаюсь на минивене, учитывая наличие ребенка в семье. После нескольких моих попыток завести ее, я остановила машину у обочины дороги и отказалась что-либо делать. До дома осталось всего около часа пешком, так что я решила, что это не так уж и долго. Я схватила клатч и ключи и направилась домой. В конце концов, у всех бывают темные дни и неприятные мелочи. Это одна из составляющей нашей жизни, и так и должно быть. Если бы не существовало темноты, мы бы не смогли отличить свет. Это помогает нам обрести опыт и определенный стержень, который в любом случае будет нужен. Сегодня неудача, а завтра благословенная радость.
Я услышала голос и застыла. Я напряглась, но не шелохнулась, почувствовав укол страха, но затем немного расслабилась и повернулась к владельцу голоса.
– Я же говорил, что мы встретимся.
Это был Алекс. И сейчас рядом не было Адама, чтобы защитить меня и одну сидящую в доме Оливию.
– Отпусти меня, – прошептала я.
– А теперь слушай меня. Ты идешь со мной. Не дергайся и не убегай. Ничего в стиле Донны. У меня пистолет и мой тебе совет: веди себя хорошо.
Как бы далеко человек не уехал и как быстро не бежал, возможно ли вообще сбежать от того, что было с ним?
Мы шли по улице и делали вид, что просто знакомые. Он остановил такси, и я видела, что мы направляемся в мой дом. Я постаралась незаметно набрать хоть какой-то номер, но Алекс заметил это и, вырвав мой телефон, ударил меня по лицу. Все снова повторялось, и я навлекала опасность на своего ребенка.
