Текст книги "Неприкосновенное сердце (СИ)"
Автор книги: AnastasiaSavitska
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
На следующее утро мы сидели на террасе и завтракали – кофе, тосты и джем на любой вкус. После завтрака отключили к черту все телефоны, когда звонки уже не прекращались, и направились на спа-процедуры. Заказав стоунтерапию, наслаждались горячими камнями и массажем тела.
Еще пять дней прошли, словно в тумане. Мы пили разный кофе, посещали достопримечательности до мозолей на ногах, проводя в гостинице буквально несколько часов, чтобы поспать. Мы даже не завтракали их едой, а ели пищу, которая порой казалась нам странной и непохожей на привычную. С моей семьей все снова становилось на свои места. С ними было легко вернуться в беззаботность и говорить первое, что придет на ум. Однажды мы даже попали на футбольный матч, и когда Ева решила, что она поправляется, купила овощей и ела их вместо бургеров. Посещали места для поцелуев, просто чтобы убедить самих себя, что это нормально, и говорили об соотношении мужского члена и размера обуви. В субботу вечером, когда мы открыли несколько бутылок шампанского и с другой комнаты звучал урок французского, который изучала Оливия, Эмили передала мне лист бумаги, сказав, что это номер моего отца. И если я все еще хочу узнать его, у меня есть такая возможность. Кажется, все недостающие паззлы становились на свои места, и я сжала ее объятьях, понимая, что ей гораздо хуже, чем мне, но эта женщина снова защищает меня и делает все, чтобы я была счастлива, не замечая своих чувств, которые поглощают ее без остатка.
– Я устала, – слышала я улыбку Эбби. – Я бы не отказалась, чтобы тот милый официантик раздел меня.
– Остановись женщина, – засмеялась Долорес. – Тебя посадят за него.
– На нем украшений меньше, чем на мне.
– Это ты к чему? – в непонимании смотрела я на Эбби.
– Помните, как в фильме «Парикмахерша и чудовище» было сказано?
– Я помню, – усмехнулась Эмили. – «Я хочу встретить парня, на котором украшений меньше, чем на мне».
– «Ты всегда хотела слишком много», – засмеялась Эбби. – Легкомыслие не уродует женщину. Особенно если оно проявляется лишь в момент слабости.
– Правильно, – закатила глаза Ева. – Легкомыслие уродует лишь мужчину.
Когда мы ушли спать, я долгое время не могла уснуть, и когда встала, чтобы выпить снотворного, услышала голос Эмили. Она плакала, и я хотела подойти к ней, но все же, зная подругу, догадывалась, что ей хотелось побыть наедине, так что я ушла обратно, давая ей возможность побыть со своими мыслями. Войдя в комнату, я залезла обратно под одеяло и прижала к себе свою дочку, надеясь, что Эмили поговорит с Брайаном. Я чувствовала вину, и когда так и не смогла уснуть, надела спортивный костюм, включив музыку в наушниках, и пошла бегать.
Так уж случается, что женщинам сердца разбивают чаще. Я думала о том, что меня не будет рядом, когда я нужна буду Адаму. Я не буду чувствовать его запах, но и спать на простынях в доме, где мы занимались любовью, мне не поможет. Да, определено нужно будет сменить простыни. Я хотела оставить воспоминания о нем, но и хотела запихнуть их подальше, не вспоминая совсем. Каждую минуту с тех пор, как ушла из дома Адама, я чувствовала себя так, словно кто-то забрал мое сердце. Я остановилась, и не потому что устала бегать, а лишь потому что иногда мое сердце так сжималось от боли, и я чувствовала себя такой беспомощной. Я просто не могу закрывать глаза на то, что стала одной из тех женщин, которой нужен в жизни определенный мужчина, чтобы нормально дышать, так что я притворялась. Притворялась, что я в порядке, и когда вернусь в Нью-Йорк, все будет, как прежде.
Было почти восемь часов утра, когда уведомление поступило на мой телефон, и Эбби написала, что они все пошли завтракать и гулять по городу в последний день нашего пребывания здесь, кроме Эмили и Оливии, которые все еще спали. Я ходила по городу, наблюдая за водой, стоя на мосту, и в одиннадцать часов решила вернуться в отель. Я открыла дверь в номер и сразу увидела Оливию, которая сидела на диване в наушниках и смотрела в свой айпад.
– Оливия, а где…
Я не договорила, когда услышала звуки доносящие из другой комнаты.
– О Боже, Брайан! – закричала Эмили. – Это так хорошо.
– Я знаю, – последовал голос этого «хорошо». – Я люблю тебя, и когда я в тебе…
– Оливия, – взяла я ее за руку, не давая снять наушники, и выводя дочь из номера. – Идем прогуляемся, чтобы никто из нас не представлял этого в будущем.
– Чего не представлял? – спросила она, снимая наушники.
Я лишь улыбнулась, и мы направились в ближайший бар. Я заказала еду Оливии, а себе пиво. Тут местная группа играла песни Челентано, и они были довольно неплохи, учитывая, какой голос нужно иметь, чтобы исполнять впечатляющий оригинал. Вскоре к нам подошли подруги, и мы сидели в спокойной обстановке, слушая музыку и убеждаясь в том, что каждый достоин того, чтобы о нем заботились. И мы делаем это – заботимся друг о друге.
– Донна, мы будем жить в твоей квартире, когда вернемся? – спросила Оливия, когда все затихли и устремили ко мне свой взор.
– Да, милая, – натянуто усмехнулась я. – Ты будешь ходить в школу и заниматься тем, чем хочешь. Я найму управляющего и буду приходить в салон лишь для того, чтобы подписать бумаги. Мы будем наслаждаться с тобой моментами, пока у нас есть время.
– Мы куда-то спешим? – смотрела она на меня своими потрясающими глазами.
– Нет, дорогая, – засмеялась я. – Но потом многие моменты, и наслаждение ими будет казаться немыслимой роскошью.
– А Адам? Он будет с нами?
– Он…
– Вы будете ходить в походы, – перебила меня Эс, улыбаясь моей дочери. – Будете встречать рассветы в горах, пробовать на вкус моря и океаны и кататься на лыжах.
– Донна поможет тебе определиться и узнать, кто ты такая, – продолжила Эбби. – Она покажет тебе, насколько ты уникальная, и как показать это всему миру.
– Донна, а что говорила тебе твоя мама, когда ты была такой, как я?
– Она говорила мне концентрироваться на настоящем, – улыбалась я, переводя взгляд со своих подруг на дочь. – Получать удовольствие от самой жизни и перестать волноваться, что думают другие.
Так трудно избавиться от старых привычек и связей. И чем старше мы становимся, тем труднее нам делать, даже что-то близкое к этому. Молодость – лучшее, да и я склоняюсь к тому, что единственное время, когда действительно нужно приобретать и избавляться от того, чем потом будешь пользоваться всю свою жизнь, и я рада, что успела сделать хотя бы это. Я создала свой ближний круг людей, которые являются не просто моими друзьями, но и моей семьей.
Когда мы решили вернуться в отель спустя три часа, надеясь, что Эмили с Брайаном уже закончили, остановились, как вкопанные, на площади Собора Святого Петра. Эмили была в объятьях Брайна, и он держал ее так сильно в своих руках, словно боялся, что она вот-вот исчезнет. Он был одет, как всегда, в идеальный костюм, а его жена смотрела на него сквозь очки, одетая в черные джинсы, футболку и кожаную куртку. Погода была изумительная, и мы все улыбались, смотря на них, понимая, что прошли те дни, когда мы могли увидеть Эмили без Брайана. Они были вместе, как и суждено было с самого начала, и у меня отлегло от сердца, понимая, что хотя бы это вернулось на свои места. Брайан наклонился достаточно для того, чтобы их губы соединились, и Эмили целовала скорее улыбку своего мужа, определенно наслаждаясь этим действием.
– Мой моральный компас редко указывает на справедливость, – усмехнулась я, когда мы все хлопали в ладоши. – Но сейчас все замечательно.
Мы вернулись в гостиницу, а Эмили с Брайаном помахали нам на прощание и пошли исследовать город. Оливия не выспалась, и я уложила ее в кровать, чтобы она смогла немного поспать.
– Донна, мне нужно будет читать все, что мне задали в школе? – спросила моя девочка.
– Да, милая, – села я рядом, целуя ее в щеку. – Но, знаешь, это не долго. Джордж Тревельян сказал, что образование плодит тех, кто в состоянии читать, но не в состоянии определить, что достойно чтения.
– Я не понимаю, – нахмурилась она.
– Конечно, – направилась я к двери. – Но как только ты прочтешь достаточно книг, обязательно поймешь.
– Ты позвонила своему отцу? – спросила Стейси, как только я закрыла дверь.
– Нет, – направилась я к бару, наливая бокал вина.
– Позвони ему.
– И что я скажу? Здравствуй, папочка, помнишь двадцать девять лет назад ты излил немного спермы в женщину, и вот я бы хотела с тобой познакомиться.
– Я бы сказала, что это будет странный разговор, – улыбалась Эбби, стоящая в дверях. – Но, если ты видишь его именно так, значит это будет правильно.
– Что за дебильная привычка лезть в мои дела? – нахмурилась я, переводя взгляд с Эбби на Стейси.
– Это уже не привычка, милая, – передала мне Эбби мой телефон. – Это выработанный рефлекс.
– Считаете меня идиоткой?
– Есть немного, – улыбалась Эс. – У меня, кстати, потрясающее настроение.
– Вот бы кто подпортил его, – пробормотала я.
– Ди, – окликнула меня Эбби, когда я прошла мимо нее на террасу. – Мы просто люди, верно? Мы не можем быть всегда идеальными.
Несмотря на то, что я жила без отца, я не чувствовала себя брошенной. По крайней мере не всегда. Конечно, я хотела, чтобы отец покупал мне новое платье, и мы ходили гулять. Я хотела порой его совета или утешения и слов «все будет хорошо». Я всегда думала, что со мной что-то не так, хоть и не могла озвучить это вслух. Но Мари видела это в моих глазах и всегда на мой молчаливый вопрос отвечала, что я лучшее, что случилось с ним в жизни. И вот спустя столько лет я так же помнила время, когда покинула своего ребенка. Какими бы ни были мои намерения, тот факт, что я все равно покинула свое дитя, остается неизменным.
Я прошла в ванную и тихо закрыла за собой дверь, прежде чем позвонить ему. Я хотела быть достаточно далеко, чтобы никто не услышал моего крика или слез. Я нервничала и пыталась сосредоточиться на чем-то, но все время возвращалась к тому, что все было бы проще, будь сейчас рядом Адам.
– Никогда не думал, что мы поговорим, Донна, – почти задыхался мой собеседник, когда он поднял трубку. – Прошло много лет.
– Да, – прошептала я. – Почему ты меня оставил?
– Ты всегда была моей маленькой девочкой, малышка Донна.
– Не надо, – прервала я его. – Ты ни разу меня не нашел, и не обвиняй в этом мать, потому что мне почти тридцать, и я…
– У тебя были две косички каждое утро, с которыми ты ходила в школу, и всегда расплетала их перед уроками, – перебил он меня. – Ты познакомилась с Эмили, когда парнишка задел тебя в школе спустя две недели после начала учебного года, и она защитила тебя. С тех пор вы были неразлучны. Я знаю, что у тебя было синее платье на выпускном, и ты хотела пойти в полицейскую академию, пока не познакомилась с Алексом. Я знаю о тебе все, милая. Я был на каждом твоем празднике, ты просто меня не видела.
– Но как? – не сдерживала я слезы.
– Я всегда был против закона, и Мари не хотела, чтобы ты жила в таком мире. Я так и не смог жениться после твоей матери.
– Ты воровал?
– Сначала да, потом все изменилось.
– Похоже я взяла от тебя все самое лучшее.
– Это неправда, – услышала я его смех, который заставил меня улыбнуться. – Ты не такая, как я. Ты гораздо лучше, и у тебя столько людей, которые любят тебя. И Адам любит тебя. Он боготворит все, что связано с тобой, и бесконечно думает только о твоих глазах.
– Все не так, – покачала я отрицательно головой, хоть и знала, что он этого не увидит.
– Так, малышка Донна. Он будет любить тебя, даже если однажды все моря превратятся в пустыни. Просто сейчас ему больно.
– Откуда ты знаешь столько всего обо мне и о моей жизни?
– В день, когда ты родилась, я отдал тебе свое сердце. Ты никогда меня не увидишь, но я буду присутствовать в каждом мгновении твоей жизни, пока буду дышать.
– Мы встретимся? – села я на холодный кафель, чувствуя беспомощность.
– Ты не представляешь, как бы я хотел этого. Я всегда буду любить тебя, Донна.
Он отключил звонок, и когда я снова перезвонила, телефон уже был выключен. Сейчас Адам был бы кстати. Он всегда был бы кстати. Нам не повезло. Я копила злость столько лет своей сознательной жизни, и в каком-то смысле Адам был для меня как глоток свежего воздуха. Он не знал всего этого. Даже сейчас я понимала, что Адам привыкнет жить без меня, в то время, когда он будет последним, кто займет оставшуюся часть моего сердца. Мне с ним повезло, а вот ему со мной не совсем. Когда-нибудь я в последний раз приду в его дом и вдохну на прощание его запах, оставляя свет не включенным. Я буду смотреть на сон мужчины, которого люблю, пока также тихо мир будет жить своей жизнью. А после обернусь и молча попрощаюсь.
Все легли в постель, и что я делала на отдыхе, которого у меня не было много лет? Да, занималась дурацким самопоеданием и пыталась сбросить на свою голову еще больше проблем, чем есть. Так много книг написано о первой любви и о том, что, по большому счету, она первая и единственная. Но правда ли это? Может, все так думают, потому что это по молодости и по глупости? Первая любовь редко бывает счастливой и почти никогда долгосрочной. Мы взрослеем и понимаем, что хотим идти дальше, увидеть что-то новое, а какой человек готов ждать, пока ты что-то там ищешь? И готов ли ты сам ждать другого человека?
Я снова открыла список контактов в телефоне и набрала еще один номер.
– Донна, – услышала радостный голос матери. – Все хорошо?
– Ты любишь его даже в своей ненависти, мама.
– Так и есть, – ответила она после нескольких минут молчания. – Я всегда буду любить твоего отца. Но одна из причин, почему я так переживала за тебя, так это потому, что ты и есть твой отец. С тобой трудно, и у тебя всегда был его взгляд. Ты, как и он, защищаешь тех, кого любишь, пусть и таким варварским способом. Ты упертая и безрассудная, Донна. Еще ты смелая. И как бы я не пыталась увести тебя от той жизни, я поняла, что ты всегда будешь дочерью Нейта Картера в сотни раз больше, чем моей.
– Я любила тебя, мам, – прошептала я, вытирая слезы. – Я всегда буду любить тебя.
– Я знаю, милая, – услышала я улыбку. – Я знаю, Донна, но ты всегда будешь Картер, и я не смогу изменить этого, даже ценой своей жизни.
– Я говорила с ним.
– Я уже поняла это, но, знаешь, что бы ни подтолкнуло тебя к этому звонку, не смей думать о том, что не выберешься, Донна. Ты выдержишь.
Чарльз Буковский сказал: «Я слишком хорошо знаю свои недостатки, чтобы требовать взаимной любви».
Кажется, мое призвание – ломать и терять все хорошее, что случается со мной. Японцы называют это «икигай», что означает «то, что придает жизни смысл и заставляет просыпаться по утрам с радостью». Радостью тут, конечно, не пахнет, но кажется, что, что бы я ни делала, ничего надолго не задерживается рядом со мной, по крайней мере хорошее.
Я взяла телефон и позвонила ему, даже понимая, что, скорее всего, я попаду на голосовую почту.
– Донна, – услышала я голос Адама спустя два гудка. – Что-то случилось?
– Да, – сказала шепотом. – Я поговорила в первый и последний раз со своим отцом. И из всех людей, которых знаю, хочу именно тебе рассказать. Но самое смешное, что рассказывать нечего.
– Донна, все, что было между нами, не изменилось, но я просто не могу. Я не могу понять, как та женщина, которую я знаю, может так отличаться от той, которая есть на бумагах? Мне просто кажется, что я совсем тебя не знаю.
– Мне кажется, что я сама себя не знаю, Адам.
Я услышала женский голос из трубки Адама, и мое сердце разбилось.
– Кто там? Ты там с кем-то?
– Ты, – вздохнул Адам. – Всегда. Только ты. Я знаю, что твоя грудь быстро поднимается и опускается сейчас, и я хочу, чтобы ты сейчас была в моей постели. Голая. Я бы прижал тебя к себе, одной рукой сжимая твою шею, и притянул к себе поближе. Потом скользнул бы руками по твоей груди и начал бы двигать бедрами под ритм музыки, которую ты бы выбрала. Твое тело двигалось бы вместе со мной, Донна, и я бы воспользовался твоей беспомощностью и незащищенностью в этот момент. Ты бы делала все то, чего хотела больше всего.
– Ты все еще любишь меня? – почти задыхалась я. – Любишь?
– Я люблю тебя, Донна. Но я не верю тебе и все же хочу сделать все, чтобы защитить тебя.
========== Глава 14 ==========
Сегодня, когда мы вернулись в Нью-Йорк, я остановилась на пороге своего дома и осмотрелась. Живя в этом городе, ты каждый день встречаешь десятки красивых людей, и почти никогда счастливых. Когда ты постоянно смотришь на красивых, становишься невосприимчивой к этому, но побывав в Риме, я поняла, как мы отличаемся. У нас все время какие-то глупые проблемы, и мы не наслаждаемся. Наши женщины и мужчины пытаются выглядеть дорого и ярко. В смысле того, что что-то должно их выделять. Часы это или сумочка – не имеет значения, мы просто хотим перепрыгнуть тех, кто живет в соседнем доме, или того, кто только что случайно ступил не на ту улицу. В Италии все по-другому. Они красивы, но их красота не бросается в глаза. Они носят элегантные очки в черной или белой оправе и свободные брюки, в которых им удобно. Мало у кого идеальные белые ровные зубы и нет ботокса и автозагара на каждой возможной части тела.
Эмили осталась вместе с Брайаном в Риме, а у всех остальных не было причин, подобных ей. Я наблюдала за ними, и они были словно воздух друг для друга. Кажется, нет вещей, которых они друг другу бы не простили. Они были друзьями, любовниками, и порой у меня появлялись мысли, что Брайан играет за другую лигу. Нет, ну сами подумайте, разве может натурал так хорошо понимать женщину? Даже когда он ее любит.
И вот открыв дверь квартиры и держа свою дочь за руку, я решила, что, наверное, стоит начать что-то менять. В конце концов, мне уже не двадцать, и моложе я не стану. Нужно разобрать свою жизнь. Минимум на книгу, в крайнем случае – на цитаты, и наконец выбросить ненужное. Оливия пошла распаковывать свои вещи, а я открыла свой банковский счет и связалась с риелтором и Стейси, предупредив, что приеду.
– Оливия, едешь со мной?
– Куда? – спросила меня девочка.
– К тете Стейси. Мне нужно с ней поговорить.
– Я бы хотела остаться дома, – ответила она осторожно. – Можно?
– Конечно, – поцеловала я ее в щеку. – Еды нет, но есть фрукты и заготовки в холодильнике, которые можно разогреть.
– Донна, – улыбалась Оливия. – Иди, я не маленькая.
Я помню, как мы летели с ней впервые в Нью-Йорк на вертолете, и она всю дорогу держалась за меня, словно я была спасательным кругом этой девочки. Когда мы взлетели, она схватила первое, к чему могла дотянутся, и это была моя нога. Она сжала ее так сильно, смотря на меня испуганными глазами, и я тут же подвинулась поближе, сжимая ее в объятьях. Не знаю, помогала ли ей моя близость, но я чувствовала тогда что-то совершенно незнакомое мне до этого. Мое сердце так громко стучало, и я шептала ей лишь: «Дыши». Я знала, что Оливия моя с тех пор, как мы пришли в дом, где она жила, пока ее не забрали. И дело совсем не в биологии, я просто почувствовала своего ребенка.
– Ты вышла из такси для того, чтобы сесть в машину спустя двадцать минут и приехать ко мне? – были первые слова Эс, когда она открыла дверь.
– И тебе привет, – закрыла я ее за собой. – У меня к тебе предложение.
Я прошла в кухню и открыла холодильник, доставая сок. Я взяла стакан и присела за стол.
– Я посмотрела свой банковский счет.
– День становится все интересней, – пристроилась Стейси напротив, усмехаясь. – Приехала поплакаться?
– Нет, но у меня предложение. В доме Эмили продают пентхаус, и так как мы с тобой обе живем или будем жить с дочерями, ты не хочешь сменить дислокацию?
– Ты хочешь, чтобы мы продали наши квартиры и переехали в пентхаус? – засмеялась подруга. – Тебе не кажется это слишком лесбийским?
– Так что ты думаешь? – игнорировала я ее иронию.
– Я думаю, что как бы ты ни пыталась, ты не сможешь жить со мной. Я рано ухожу и поздно прихожу. Я шумлю, занимаюсь боксом и разговариваю по телефону лексиконом, который Оливия не поймет. Кроме того, ты все ровно вернешься к Адаму, и мы обе об этом знаем. Он любит тебя и Оливию. Вы его семья, Ди, и тебя такой счастливой, как с ним, я не видела никогда.
– Ты убеждаешь в этом меня или себя?
– Я не знаю, – забрала подруга у меня сок. – Мне кажется, я совсем не готова быть матерью.
– Ладно, тогда я придумаю, что-то другое, но ты уже начала делать детскую?
– Я не знаю, с чего начать, – появились слезы в ее глазах. – Моя жизнь всегда была не такой, как у многих, но то, что я чувствую, не могу сравнить ни с чем, что было до этого. Я просто надеюсь, что с рождением Эстель вылечусь. Я знаю, что веду себя, как сумасшедшая, – хмыкнула она, делая два вдоха и выдоха. – Будущее, которое я себе представляю, такое непонятное и размытое, и меня никто никогда не ставил на первое место. Существует миллион причин, почему я должна ненавидеть Майкла, но с ним все по-другому. Он сделал так, чтобы я не просто полюбила его, я привыкла к нему. Но затем он исчез, и я разбилась на кусочки.
– Знаешь, Эс, – покачала я головой. – Это все современно. Современное общество, современные нравы и современные сказки. Теперь счастливый конец не в моде. И красивые моменты теперь не делают людей счастливыми, а лишь разрушают после.
– Я просто не готова испортить тебе жизнь, – засмеялась Стейси, но улыбка не коснулась ее глаз. – Если хочешь адреналина, то приготовь и съешь рыбу фугу, но к переезду я не готова.
– Начни сначала, – поднялась я с места. – А если тебе понадобится помощь, мои двери всегда открыты. Можем покрасить стены и купить кроватку, поставить шкаф и положить в него розовую одежду.
В девять часов вечера я покинула ее квартиру и отправилась в свою любимую булочную. Я села за столик, загрузила на телефоне магазин мебели и купила кроватку, пеленальный столик и комод для моей будущей крестницы. При всей напыщенной циничности Стейси, они ранимая и боится. Боится самой жизни и вернуться в что-то, что было в прошлом. Я могу ее понять, ведь я сама такая. Ирония этой ситуации переходила все допустимые границы. Мне нужно было вернуться к дочери, но я не могла заставить себя идти домой.
– Девочка моя, – сказал старик Фрэнк, принося мне стакан молока. – Это тебе.
– Спасибо, – усмехнулась я, смотря на свой пустой палец. – Как ты?
– Тебя опять что-то гложет.
– Да, – сделала я глоток. – Дашь мне хлеба с собой? Познакомлю свою дочку со вкусом рая.
Мужчина ничего не ответил, и я смотрела, как он пошел за стойку и, поцеловав свою жену, сказал ей что-то на ухо, от чего она засмеялась. С тех пор, как я приехала в этот город, я хожу сюда и наслаждаюсь молоком и выпечкой этой семьи. Фрэнк и его жена Изабель пожилые люди, но они так добры, и отношения этой пары подобны тем, которые показывают лишь в фильмах о любви.
Мне до боли хотелось увидеть Адама. Поговорить с ним, обнять и просто побыть рядом. Все мои мысли теперь занимали два человека. Двое мужчин: один, который разрушил мою жизнь на определенный период, и другой, который вернул меня в нее обратно и сделал гораздо больше, чем я даже позволяла себе мечтать.
Я шла по улице, смотря в никуда и не садясь в такси, несла пакет хлеба в руках. Ноги сами привели меня к парку возле дома Адама, и я присела на скамью. От луны исходил некий свет, и я включила музыку в наушниках, смотря на открытую дверь на его террасе. Я не смогу уснуть в своем доме без снотворного сегодня, и чувствовала боль. Даже после Алекса я понимала, что не могла бы обрести с ним семью и связь, которая будет всегда, но с Адамом все было по-другому. Больно терять то, чего по-настоящему у тебя не было. Теперь меня чаще преследовали приступы паники. Никто на самом деле не знает, что со мной происходит, и что я чувствую. Я застряла где-то. И мои чувства и мысли… черт возьми, я не тону, а утопаю. И кроме одного человека никто не сможет мне помочь.
– Иронично, не так ли? – услышала я голос за спиной.
Я обернулась и увидела Адама, пытаясь контролировать свое дыхание. Один его вид заставлял мое сердце сходить с ума. На Адаме были потертые джинсы, рубашка, которую, скорее всего, он не менял несколько дней, и щетина. Под его глазами я заметила синяки, словно он не спал долгое время.
– Ты неважно выглядишь, – прошептала я.
– Зато ты, как всегда, выглядишь великолепно, – пристроился он рядом, но держа дистанцию.
Адаму нужно было время, и я понимала это. Мне понадобилось пять лет, чтобы прийти в себя. Надеюсь, ему нужно будет меньше. Я хотела иметь с ним хоть какую-то связь, пока он держал меня на расстоянии. Я брала бы все, что он готов был мне дать. Я сжала руку в кулак, чтобы почувствовать от ногтей боль и немного успокоиться. Мы молчали некоторое время, и я смотрела, как у Адама ходили желваки, словно он хотел что-то сказать, но не решался.
– Как ты? – спросил он наконец.
– Я скучаю по тебе, – ответила я честно. – И мне жаль, что я врала. Кажется, что, если я потеряю тебя, Адам, я потеряюсь сама.
Я уверена, что он тоже скучал. Уверена, что нужна ему, и что он любит меня. В конце концов, он говорил, что я самое важное, что есть в его жизни. И потом именно мы с ним остаемся неизменными. Нам суждено быть вместе. Мне – психопатке с багажом дерьма, и ему – богу самоконтроля. Мы обречены. Обречены быть вместе. Адам тот, кто все сделает ради меня и найдет даже по запаху опасности рядом со мной.
– Когда ты познакомился со мной, я была другой. Точнее, я становилась другой после знакомства с тобой. Потом ты доказывал мне, что я важна, и ставил меня на первое место. Время, которое мы провели вместе, изменило меня. И изменило еще больше, когда я вернула свою дочь. Я не тот человек, которого ты встретил три года назад, и я тем более не та, которая описана на этих чертовых бумагах.
Адам не произнес ни слова, и мои глаза были прикованы к человеку, который в ответ не сводил глаз с меня. Алекс иногда пугал меня до смерти, в то время, когда Адам не делал этого, возвышаясь надо мной во всех смыслах этого слова. Он одновременно был красивым и пугающим для всех, кто не знал его. Его широкая грудь защищала удивительно доброе сердце внутри. Загорелая кожа и светлые волосы, делали его таким непозволительно красивым. Голубые глаза особой красоты и губы, которые я так любила.
– Не забывай меня, – произнесла я скорее умоляюще. – Пожалуйста.
– Я хотел. Я думал, что, если забуду, то смогу притворяться, словно тебя и не было, – сказал он тихо. – Я помогаю Алексу, и потом, если у меня выпадет шанс, я упрячу его за решетку навсегда.
– Что? – сорвалась я с места. – Ты ведь знаешь историю, Адам. Если бы не он…
– Мне плевать, Донна! – возвысился он надо мной. – Плевать. Ты думаешь, что я должен быть благодарен ему, но за что? Он сломал тебя, и теперь ты ломаешь всех, кто тебя окружает.
– Слушай, – взяла я его за руку, но Адам одернул ее. – Так уж случилось, что наши друзья полюбили друг друга, и нам придется в будущем встречаться. Может, ты сможешь говорить мне хотя бы «привет», не показывая всем своим видом, что презираешь меня?
– Презираю тебя? – был он в замешательстве, и я сделала два шага от него. – Ты думаешь, я презираю тебя?
Адам пересек расстояние между нами одним шагом и, схватив меня, жадно накрыл мои губы своими. Его руки обняли мою талию, и он почти вдавил меня в себя. Я отчаянно вцепилась за его рубашку, и его поцелуй и запах заставили мои колени подкоситься. Он целовал меня, словно не мог насытиться, и я отдавалась ему без остатка. Я хотела, чтобы Адам желал меня. Хотела, чтобы он снова претендовал на меня. Адам Майколсон был слишком любим и чертовски привлекательным для слов.
– Я не могу тебя презирать, – резко отошел он, тяжело дыша. – Каждый раз, когда ты рядом, я хочу прижать тебя к себе и никогда не отпускать, – сделал он два шага от меня, и я сжалась, словно от холода. – Но я не могу. Я простил тебя, но знаю, что ты не сможешь простить меня. Потому что ты такая, Донна, и я не хочу смотреть в твои глаза и каждый раз понимать, каким жалким подонком являюсь, понимая, что второй раз ушел, оставляя тебя одну разбираться со всем.
Я просто молчала и слушала его. В моих глазах застыли непролитые слезы, и я не хотела терять его. Жизнь без Адама пуста и бессмысленна, но теперь я не понимала, как жить с той правдой, которую знаю. Он помогает Алексу и убьет все, что в нем осталось, посадив снова в тюрьму. И Адам был прав, я люблю его, но обида все еще живет во мне. На самом деле Адам не любит меня безоговорочно. Ему просто нравится ремонтировать мелкие поломки, думая, что это любовь.
Он ушел, не оборачиваясь, а я снова села на скамью и позволила слезам стекать по моим щекам. Я знала, что он тот самый человек, но сама все испортила. Я принимаю прошлое человека и никогда не осуждаю, но Адам… он пытается отстраниться. Зачем мне человек, в котором я не могу быть уверена, что он не уйдет снова и снова? Не надо, чтобы ради меня сворачивали горы, но я бы не отказалась, если бы все таки такое произошло. Я могу с ним быть и заниматься сексом. Разговаривать и смеяться. Но я поняла, что не хочу выходить замуж за Адама. Я не уверена в нем. Он должен быть за меня при любом раскладе и в любой ситуации. Я хочу трепетного отношения и отсутствия пофигизма с его стороны. Он никогда не любил меня достаточно, и в этот момент я поняла, что все это ненадолго.
Я вытерла мокрые щеки и, словив такси, отправилась домой к своему ребенку. Я была виновата перед Оливией, и не только за сегодняшнее, но и за то, что порой просто хотела уйти и осознавала, что у меня нет привычки быть мамой. Как бы я не пыталась, я все еще не привыкла к этой роли, и чаще всего это давалось мне с трудом, несмотря на мою любовь к ней. Я пыталась делать все по расписанию и контролировать ее жизнь. Мы почти не говорили о ее родителях, но то, что я слышала, не порадовало меня, и снова понимала, что, возможно, будь моя дочь у меня, я дала бы ей больше, как минимум из-за того, что безоговорочно любила ее.
– Ты вернулась, – услышала я голос Алекса, когда вошла к дом. – Я ждал тебя.
Я повернулась к нему и нахмурилась. Он был немного пьян, и я боялась этого состояния. Он был неконтролируемым сам по себе. Психику Алекса было невозможно понять. Его идеи всегда были чересчур безумными. И если раньше мне это было нужно, то однажды наступает такой момент, когда ты хочешь тихой и размеренной жизни, зная, что в субботу вечером у тебя будет семейный ужин, а не очередная драма.
– Зачем ты пришел? – сжала я ключи в кулаке.
– К тебе, милая Донна.
– Зачем?
– Хотел увидеть, – подошел он ближе, толкая меня к двери.
– Алекс, не надо, – чуть слышно прошептала я. – Не делай этого.
