Текст книги "Неприкосновенное сердце (СИ)"
Автор книги: AnastasiaSavitska
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
– А я не позволю чему-либо случиться с тобой.
– Она не твоя, – закричал Алекс. – Ты никогда не дашь ей эмоций, которые она не сможет забыть, как бы не хотела.
– Я другого мнения, – снова ударил Адам кулаком по лицу соперника.
Алекс пошатнулся, но остался стоять на ногах. Я поджала губы, сдерживая гнев. Адам сделал шаг ко мне, и я три от него. Я всегда так поступала. Затем наставил пистолет на Алекса, и я задрожала от страха.
– Хватит, – закричала я, доставая нож из выдвижного ящика и переводя взгляд на Адама. – Хватит. Я не буду с тобой, Алекс. Но я не буду и с тобой, Адам, – сжала я нож в руке разрезая кожу. – Алекс спас мою жизнь, и как только вы оба покинете это здание, я больше никогда не захочу вас видеть. Обоих.
Роберт Адамс сказал: «Все правильно именно так, как оно есть. Вы находитесь в правильном для вас месте и переживаете опыт, необходимый для вас. Нет ничего неправильного».
========== Глава 7 ==========
Я много плакала и переживала в своей жизни лишь потому, что всегда выбирала людей, которые не давали возможности мне улыбаться, и теперь не могла поверить, что это происходит со мной снова. Но я уверена, что сейчас Господь остановился на моем имени в своем бесконечном списке, и теперь настало мое время что-то сделать. Сделать первый раз в жизни что-то правильно. Пустые мысли весят больше, чем потребности. Разве мы не прогнили? Я собираюсь найти свой путь. Путь назад или новую дорогу вперед, но главное – верить своим шагам и доказать самой себе, что я могу двигаться. Под тяжестью мира всегда становится холоднее.
– Ты в порядке? – спросила Эмили, когда я открыла дверь.
– В норме, – пожала я плечами.
– Пора нам поговорить, – поставила чайник Эбби. – И мне плевать, если ты этого не хочешь.
– У меня нет выбора, Эбс, – улыбнулась я, осматривая каждую из подруг.
Все сели за стол, и я сделала зеленый чай, разливая его по чашкам. Эмили прищурилась, смотря на свой напиток, словно ей было противно это пить. Дипломатично улыбавшаяся Эбби была не против, а Стейси, судя по недоумению в ее глазах, не понимала, что происходит. Но ухмылки Долорес и Евы сказали, что все в порядке.
– Только не говори, что вместо пиццы и фри, теперь ты приготовишь нам овсянку, – скривилась Стейси.
Эмили засмеялась, и все остальные не удержались от улыбки.
– А теперь начинаем, – сделала глоток чая Эбби. – Я знаю о твоем психологе, и что ты думаешь, что она тебе помогает. Но очнись, Ди, никто не полюбит нас такими, какие мы есть. Нас любят, когда мы красивы, улыбчивы, веселые и ухоженные.
– Ты умная женщина, – говорила Долорес. – А значит, ты все время думаешь. Но зачем? Да, размышлять и вечно копаться в себе у тебя отлично получается. Ты с умом делаешь карьеру, выбираешь платье и выплачиваешь зарплату. Но в общении с Адамом ты слишком много думаешь.
– И будем честны, Ди, – продолжила Стейси. – Ты не идеальна в плане своих проблем и даже демонов. Но он любит тебя, а ты стараешься «по-умному» общаться с ним. Да, ты прекрасный коммуникатор, но у тебя излишек гордости. Ты очень эмоциональна, но зачем?
– Донна, милая, – сжала мою руку Ева. – Мы хотим, чтобы ты была счастлива. Ты располагаешь к себе, но только нас. Попытайся сделать других чуточку счастливей и, возможно, тогда ты и сама станешь такой.
– Так, – встала Эмили с места и все-таки достала бутылку вина. – Я слишком трезва для такого разговора. Но природа по умолчанию сделала нас эмоциональными. Это наши заводские настройки, но дело в том, что мы можем быть умными и эмоциональными в одно и то же время.
«Каким бы великим делом ты ни был занят, если ты прогнал суетные мысли, – значит ты достиг совершенства. Как бы ни преуспевал ты в учении, если ты освободился от власти вещей, – значит, ты познал, что такое мудрость». Хун Цзычен.
Бутылка текилы вечером, холодный душ утром, и, проснувшись, я стала похожа на себя. Я смотрела на свое отражение в зеркале и поняла, что скучаю по Адаму. Скучаю как сумасшедшая. Я пытаюсь поступить правильно, но в очередной раз сама все уничтожила. Я защитила их обоих от них самих, и это было самым важным. Они оба дороги мне, и каждый по своим собственным причинам. Но если в Адама я, кажется, влюблялась, но от Алекса зависима по другому, хоть это и терзает меня каждую минуту жизни.
Моя рука до сих пор была перевязана, и я не писала, не звонила больше ни Адаму, ни Алексу почти неделю. Кстати, никто из них не стремился увидеться и не подавал признаков жизни.
В дверь постучали, и я, посмотрев в глазок, увидела Алекса.
– Ди, я знаю, что ты тут, – сказал он. – Открывай.
– Проваливай, – крикнула я. – Иначе вызову копов.
– Мне нужна твоя помощь.
– Что бы ты не попросил, я не могу тебе помочь.
– Почему? – слышала я его отчаянье в голосе. – Сделай хотя бы одну вещь после всего того, что я сделал для тебя.
– После всего? – открыла я дверь, смотря на него со злостью. – Ты что, мать твою, издеваешься? Пошел вон отсюда.
Алекс вошел в квартиру, отпихнув меня, и я вздохнула, понимая, что все равно придется выслушать его.
– Я хочу хлопнуть дверью, и ты, идиот, должен быть с другой стороны, чтобы я смогла ударить тебя по роже.
– Я твоя первая любовь, – напомнил мне Алекс. – И я тут без злого умысла, Ди.
– Я стою большего, Алекс, – села я диван, изображая напыщенное безразличие. – И если я для тебя все еще что-нибудь значу, просто уходи.
– Ты значишь, —покачал он головой, фальшиво изображая боль.
– И что теперь? Возьмешь нож и перережешь мне глотку? Или свалишь из моего дома и не будешь портить воздух?
– Я расскажу тебе правду, – сказал Алекс, смотря на меня, и я видела страх в его глазах. – Мне нужна твоя помощь.
После того, как он рассказал мне все и ушел, я минут двадцать сидела в ступоре, а затем позвонила Адаму и попросила приехать.
Я надела черные джинсы и шелковую блузу, обула ковбойские ботинки и как раз застегивала кожаную куртку, выходя из дома. Адам уже стоял возле машины, ожидая меня. Я остановилась, как вкопанная, хоть и знала, что он приедет. Я всегда могла положиться на него и начинала скучать, когда его не было рядом. Мне не хватало его улыбки, слов и запаха. Мне не хватало разговоров и даже его надоедливого внимания, ведь он всегда находился неподалеку.
Адам подошел ко мне, не сводя глаз.
– Я скучал по тебе, – прошептал он.
– Я тоже, – ответила я тихо.
– Ты хочешь меня видеть?
– Да. Сама не понимаю, что происходит, но я хочу еще раз проснуться рядом с тобой.
– Но не хочешь переезжать ко мне, верно? – нахмурился Адам. – Донна, порой у меня все еще трудности с пониманием твоих эмоций. Поехали?
– Я должна была бы сказать нет, – вздохнула я. – Но буду ненавидеть себя за это.
Я подошла к Адаму и прижалась щекой к его груди. Адам обнял меня, и я услышала его вздох.
– Плевать я хотел на весь мир сейчас. Не оправдывайся и не делай так, чтобы оправдывался я. Прошу тебя.
Адам открыл мне дверь, помогая сесть в машину, и, когда сел рядом, взялся за руль, закрывая на мгновение глаза.
– Прости меня, Донна. Я не должен был так реагировать. Я понимаю, что у тебя до меня была жизнь, и я поступил…
Я поцеловала его, не дав возможности договорить. Я соскучилась по его губам. По ощущению непонятного счастья, когда он был рядом.
– Это значит, что ты не злишься? – спросил Адам мне в губы, и, когда я отрицательно покачала головой, он улыбнулся. – Ты хорошо выглядишь.
– Я всегда хорошо выгляжу.
Мы ехали в машине, и я смотрела на него. Взглядом, когда ты не грустишь и не смеешься, а просто смотришь на человека и понимаешь, что что-то изменилось. И мир остался прежним и мужчина, которого ты видишь, все еще такой же, как и был, но ты смотришь на него по-другому и чувствуешь по-другому. Говорят, что человек может влезть под кожу. И он действительно может. Это самое необыкновенно-обыкновенное, что может сделать с нами другой человек, не будучи волшебником. Когда мы влюбляемся, становимся другими или же просто становимся собой. Менее эгоистичными и циничными. Любовь не разрешает вмещать в себе эти черты, открывая нас миру совершенно с другой стороны, о которой мы раньше и не подозревали.
Я попытаюсь. У меня ведь есть подруги, которые объясняют мне все, как есть, открывая глаза на то, что я сама не в состоянии увидеть. У меня есть семья, а благодаря этому я счастливей, чем многие живущие на земле.
«Многие люди не сдвигаются с места, потому что им важно ощущение надежности. Изменения пугают их. Но реальность такова: все жизненные награды находятся вне зоны комфорта. Смиритесь с этим. Страх и риск – обязательные стадии, если вы хотите жить успешно и интересно». Джек Кэнфилд.
– Почему ты на меня так смотришь? – спросил Адам.
– Не знаю, – не отводила я взгляд. – Просто такое чувство, что вижу тебя впервые.
– Когда ты увидела меня впервые, я почувствовал ненависть даже на расстоянии, – засмеялся он. – Но я не против взгляда, которым ты сейчас меня одариваешь.
Адам смотрел на меня, словно пытался увидеть мое сердце изнутри, и я внутренне застыла.
Я самодостаточный человек. Я не грущу наедине с собой и знаю, чем себя занять. Мне не бывает скучно, но все это не отменяет моей нужды в общении. Я нормальный человек, а потому мне нужны другие люди. И это вовсе не делает меня неполноценной в общеупотребительном значении. Людям нужны другие люди, и так будет всегда.
– Куда мы едем?
– У тебя есть несколько дней? – спросил Адам, проезжая вывеску Нью-Йорк.
– Я, похоже, всех разочаровала, – смотрела я в окно. – Долгое время я не понимала, почему люди рождаются в определенном месте, заводят семью и меняют работу. И я не думала, что сама сделаю хоть что-то, что не буду планировать долгое время. А вчера ко мне пришли подруги, – появились слезы на моих глазах. – Представляешь, они отчитывали меня, и я поняла, как мне это необходимо. Я думала, что меня на плаву держит Меган, но на самом деле меня держит моя семья. И уж так получилось, что ты ее часть.
– Донна, – остановились мы на светофоре, и Адам взял меня за руку. – Я также часто задаю вопросы, такая уж у меня работа. Но, знаешь, спрашивая у друзей, которые изменили свою жизнь, в ответ слышал единственную причину.
– И какую же?
– Любовь, – усмехнулся Адам, нажимая педаль газа. – И я люблю тебя, Донна. Я точно это знаю. И я знаю тебя. Так что сейчас я просто замолчу и дам тебе часок подумать, пока мы не приедем.
«Духи – это память, которая не подводит». Пьер Карден.
Есть места, которые так красивы. В принципе, как и люди. Просто их красота не сразу бросается в глаза, пока не присмотришься. Адам пришел в мою жизнь, когда я была в аду, и сам не осознавая этого, он дал мне надежду на человека. Надежду на себя. Где-то внутри я поняла, что Адам стал чем-то важным. Он внес смысл в мою жизнь. Жить с ним – это подвергать себя непривычному, но жить без него я вовсе не хочу.
Мы ехали в полной тишине, иногда переглядываясь. Спустя час и сорок восемь минут Адам остановил машину и, помогая мне выйти, взял за руку. Мы находились в лесной местности, и вокруг лежал снег. Тут было гораздо холоднее, чем в Нью-Йорке, и я понятия не имела, где мы находимся.
– Где мы?
– В Конгтоне. У меня тут дом.
Пока мы шли, я все время смотрела на небо. Как часто мы смотрим наверх? На тучи? На то, как небеса меняются и живут своей собственной жизнью? Я делаю это постоянно. Небо и вода. То, чем я могу любоваться часами. Когда я опустила свои глаза на саму природу, увидела двухэтажный деревянный дом, который выглядел восхитительно.
– Нам сюда? – спросила я.
– Да, – ответил он, улыбаясь. – Надеюсь, тебе понравится.
Адам открыл дверь, и мы вошли внутрь, остановившись на пороге. Он ждал моей реакции, а я – того момента, когда смогу вымолвить хоть слово.
Я отправилась исследовать место. В первой комнате, в которой я оказалась, была прихожая, а затем я увидела гостиную и столовую. Стоял большой камин, и сбоку лежали дрова. Посредине комнаты – три дивана, на которых были небрежно брошены множество пледов и подушек, а посредине – журнальный столик. Слева находился книжный шкаф, который был заполнен книгами, и на стене висела картина. На втором этаже была уже настоящая столовая с огромным прямоугольным столом. Здесь все было настолько потрясающим и даже чуть старым. Слегка потертая мебель украшала интерьер, и на столе стояли цветы. Фрукты лежали в корзине, и воздух, который был вокруг нас, казался другим – спокойным.
– Тут так красиво, – вернулась я к Адаму на первый этаж.
– Я жил тут несколько дней.
Адам включил свет и зажег дрова в камине. Я смотрела на него и не могла отвести взгляд. У этого человека нет недостатков в плане внешности. Идеально лицо, тело, волосы, машина и запах. Везде был его запах. И его волосы даже сейчас выглядели так, словно он только что встал из постели.
– Я чувствую себя одиноким без тебя, Донна. И хочу пойти другим путем. На наши отношения с тобой, которые есть сейчас, и чувства, которые я испытываю к тебе, – вздохнул Адам, проведя рукой по волосам. – Это ново для меня. Но это произошло в конечном итоге, Донна.
– Знаешь, – подошла я к нему, обнимая за талию. – Иногда я действительно знаю, что делаю, даже если со стороны тебе кажется, что это не так, – Адам усмехнулся, откидывая прядь волос с моего лица. – За последние недели я сказала тебе больше приличных слов, чем за последние три года.
– С тобой легко, Донна, – все еще улыбался он. – Особенно если добавить в тебя алкоголь.
– Очень мило, – подошла я к книжному шкафу, проведя ладонью по книгам, и достала телефон из куртки. – У тебя есть зарядка?
– Конечно, – открыл он верхний ящик комода и отдал мне провод. – Держи. Но, знаешь, я хочу заставить тебя попробовать.
– Заставить? – рассмеялась я.
– Да, – включил он чайник. – Я не хочу уходить от тебя по одной простой причине – мне с тобой хорошо. Ты первая, с кем мне просто хорошо, и моя мужская сущность слишком ценит это в твоей женской. Возможно, я и знаю мало о твоем прошлом и, соответственно, многого не понимаю, но, милая, я понимаю вдвое больше, чем ты думаешь, – снова обнял он меня за талию, прижав к себе.
– Зачем ты хочешь узнать меня?
– Как мне это понимать? – смотрел Адам на меня в недоумении.
– Ты все время спрашиваешь меня обо всем, и в большинстве случаев – о моем прошлом, – нахмурилась я. – Но зачем ты пытаешься узнать женщину, которой больше не существует?
– Я замечаю твою скованность, Донна, – поцеловал он меня в щеку и отправился делать чай. – Но я не так часто придаю этому значения. Это тоже то, что отличает мужскую природу от женской. Это то, что отличает меня от тебя, и этого меня научила моя жизнь – умению не замечать то, что не так важно.
Я улыбнулась. Мужчины не плохие, не бесчувственные и не бабники, теперь я это поняла. Они, как и мы, присматриваются, и им нравится наша доступность, но только если она принадлежит одному мужчине. Адам дал мне возможность почувствовать себя центром вселенной, пусть даже иногда и пусть даже на мгновение.
– Меня учили жить по определенным правилам, – сели мы возле камина. – И это повлияло на мою жизнь. Мама всегда хотела для меня лучшего, навязывая идеологию отношений, а Алекс был не похож.
– Донна, но ведь если твоя мама считает, что ты должна быть лучше других, ты ведь не обязана так же думать. Идеалы твоей матери не обязаны быть твоими идеалами, верно?
Георг Гегель сказал: «Жизнь – это бесконечные совершенствования. Считать себя совершенным – значит убить себя».
– Я раньше не могла понять, как у одного мужчины может быть такое количество женщин, – засмеялась я. – Но теперь все становится более ясно.
– Ты злилась, – подмигнул мне Адам. – Ты просто всегда хотела быть со мной.
– Я не злилась, – не переставала хохотать. – Я удивлялась, что кто-то соглашался спать с тобой.
– Ну ладно, – достал он из комода блокнот и ручку, возвращаясь ко мне на диван. – Я сказал, что дам тебе смысл, и я кое-что придумал.
– У меня нет выбора, – пожала я плечами, улыбаясь. – Мы ведь приехали на твоей машине.
– Сколько бы ты дала себе лет, если бы не знала своего возраста? —спросил Адам без тени улыбки на лице.
– Не знаю. Но определенно больше, чем на самом деле.
– Если бы тебе разрешили изменить только одну вещь в мире, что бы это было?
– Я бы сделала черный праздничным цветом.
– Насколько Донна Картер сама контролирует то, что происходит в ее жизни?
– Если в процентах, то 90.
– Если бы ты могла дать ребенку только один совет в жизни, что бы ты сказала?
– Мечтать, – ответила я на очередной вопрос Адама. – Я бы сказала ему, чтобы он не боялся мечтать и следовать своим мечтам. Потому что все, что останется после нас – исход того, что мы сделали в своей жизни и как прожили ее, а совсем не количество открытых казино и купленных машин.
– За что ты больше всего благодарна в этой жизни?
– За Эмили, – улыбнулась я. – Определенно за нее.
– И последний вопрос, милая, – отложил он блокнот. – Ты помнишь, какой приехала в этот город пять лет назад?
– Да.
– Имеет ли сейчас это сейчас какое-то значение?
Я ничего не ответила, но на самом деле я так часто делаю то, что не люблю, и так мало того, что действительно важно. Что действительно нравится мне.
Иногда мне мешают люди, даже те, которых я люблю. Когда-то Адам сказал, что по-настоящему я не бываю одинока. И возможно, он прав, но, черт возьми, я люблю быть одна, сидеть в тишине и просто подумать. Сейчас я часто думаю об Адаме. Я думаю о нем почти все время. Мне нравится его чувство юмора. И мне нравится, что на самом деле у него огромное сердце. Он добрый и искренний. И еще я люблю его улыбку. Она всегда такая счастливая. Он не играет, когда улыбается, и не смеется, когда не смешно. Адам злится, когда его разозлят, и радуется, когда ему этого хочется. Мне нравится, что он просто звонит мне, и на самом деле мне так не хватало его в эти дни. Он приезжает и проводит со мной время. Мне нравится, что он говорит правду, и не пытается казаться тем, кем не является. Я люблю, что рядом с ним я чувствую себя особенной и единственной женщиной в мире, которую он замечает. И больше всего я люблю себя. Люблю ту, какой я становлюсь рядом с ним.
Этот разговор был до боли естественен. Адам включил музыку, и я улыбнулась.
– Потанцуй со мной, Донна, – сказал он, становясь передо мной.
Я поставила чашку на стол и вложила свою руку в его ладонь. Адам – состоявшийся мужчина, но его легкость к жизни меня поражала. Мне нравилась каждая частичка его характера, каждая частичка его души и тела. Адам поднял меня на руки и закружил. Одной рукой я держала его за шею, а другую окунула в волосы. Никто не заставлял меня смеяться, как это делал он.
– А как же свободная и разгульная жизнь Адама Майколсона? – спросила я, когда он поставил меня на землю.
Он ухмыльнулся, словно ожидал этого вопроса.
– Она славная. Но, Донна, она не ты.
– Адам…
– Донна, она – не ты, – поцеловал он меня в губы. – Да, у меня были другие женщины. Много женщин. Но сейчас есть только ты. И я не буду притворяться, что это не так.
Я захватила в плен его губы и обмякла в его руках, когда он сильно прижал меня к себе.
– У меня для тебя кое-что есть, – сказал Адам, сжимая меня в объятьях. – Я с удовольствием провел бы тут с тобой наедине ночь и утро, но, думаю, тебе нужна семья, и я составил план.
– План? – засмеялась я.– И какой же у тебя план?
– Тебе нужна помощь, – сказал он, когда его телефон зазвонил. – А вот и они. И я думаю, что ты боишься рассказать своим друзья и близким о том, что чувствуешь, потому что думаешь, что разочаруешь их или расстроишь, но ты не сможешь, – направился Адам к двери. – Ты никогда не сможешь никого из нас разочаровать.
Когда он открыл дверь, я увидела всех своих подруг и почти разрыдалась. Когда Адам привез меня сюда, я почувствовала, что все налаживается. Я почувствовала что-то близкое к счастью. И смотря на то, что Адам был счастливей от моей улыбки, все становилось правильным. Я тут рядом с ним, или он рядом со мной – и это правильно.
– Привет, милая, – обняли меня подруги. – Рада, что ты тут и ты в безопасности.
– Кажется, он мой друг, – засмеялась я.– Смешно, да? Я зарекалась, что этого не произойдет.
– Милая, – забрал пакеты Адам у Брайана. – Я отвезу тебя на пляж с розовым песком.
– В Комодо, – присвистнула Эбби.
– Это Индонезия? – нахмурилась я.
– Верно, Донна, – поцеловал меня в щеку, Брайан. – Тебе понравится.
Я знаю стольких людей, но так одинока. Сейчас я думаю, что может просто придумала, что люблю одиночество? Мне хорошо с Адамом. Я люблю разговаривать и смеяться с ним. Мне комфортно в его объятьях. Я чувствую себя защищенной, когда он рядом. В моменты, когда мы вместе, я живая. И, может, я даже люблю его, но сначала мне нужно разобраться в себе. Я согласна следовать плану этого человека, что бы он ни придумал, ведь он единственный, кто замечает, что я не в порядке.
– Игнорируй проблему, и она исчезнет, – сказала Стейси, попивая сок, что меня насторожило.
– Это не в моем стиле.
Мужчины готовили еду, а мы с подругами разговаривали. Каждый рассказывал о чем-то своем, и я задалась вопросом: «А чего хочу я». У каждого из нас свои раны на сердце. Каждому человеку дают не больше, чем он может выдержать, это одно из немногого, по большому счету, что я поняла в своей жизни.
– Поговори с ним, Ди, – сказала Эмили. – Он примет правду, как принял тебя. Вам не по пятнадцать, и он понимает, что у тебя также была жизнь до него, как и у него самого до тебя.
– А если нет? – спросила я, обратив все свое внимание на подругу.
– Значит, он не достоин тебя, – ответила Долорес.
– В Адаме есть то, что я всегда искала. В нем другая часть меня. Где у меня колючки, у него ножницы, у меня острые углы – у него сглаживающий фильтр. С ним я настоящая. Мне не нужно притворяться милой, нежной или сентиментальной. Он знает, что я истерично-сумасшедшее существо, и ему нравится это, – усмехнулась я, на мгновение взглянув на Адама. – Он теплый. Когда с ним сидишь и молчишь, в душе чувствуешь теплоту. Он заботливый. Но я слишком часто руковожу.
– Конечно, – распечатала упаковку кексов Эмили. – Но лучше тебе научиться делать не только это, Ди. Это не твоя природа. Ты должна вдохновлять его, а он ради тебя точно готов руководить миром.
– Я беременна, – сказала Стейси.
– Что? – спросили мы все в унисон с явным удивлением и изумлением на лицах.
– Когда ты узнала? – смотрела я на нее.
– Вчера.
– И как ты?
– Жива.
– Ты уверена?
– Наверное.
– Ты сказала Майклу?
– Нет, – покачала головой Стейси. – И я хочу, чтобы он был со мной, потому что любит, а не из-за чувства долга.
– Если с моей племянницей, что-нибудь случится, – не отводила Эмили глаз от Стейси, – я его убью.
– Да, – отставила я чашку чая. – Но это наш ребенок, и я надеюсь, ты не сделаешь ничего…
– С ума сошла, – вскрикнула Стейси. – Я не избавлюсь от своего ребенка.
– Сейчас бы печеного хлеба, – перевела я тему, смотря на свои ногти.
– В Landmark, – поставил Адам на стол поднос с едой.
– Мое любимое место, – улыбнулась я.
– Я знаю, – поцеловал он меня в щеку.
– Ой, да ладно, ты не мог знать. Я туда хожу всегда одна.
– Я знаю.
– Стоп, – нахмурилась я. – Ты что, следил за мной?
– Точно.
– Ты хоть бы сделал вид, что тебе стыдно.
– Я не сожалею о том, что следил за тобой. Я хотел тебя с первой минуты, а все, что я хочу – получаю.
– Конечно, но только в том случае, если я даю тебе на это разрешение.
Мы просидели какое-то время, разговаривая и смеясь. Семья. Я потеряла связь со своей кровью, и меня на протяжении многих лет мучают кошмары каждый раз, когда я думаю об этом.
«Неужели вы никогда не хотели чего-то так сильно, что плакали всякий раз, когда думали об этом? Неужели вам не приходилось не спать ночами и мечтать о чем-то, что вы знали бы, что, наверное, ваше желание никогда не исполнится?»
Пол Галлию написал это, как будто обо мне. Но то, что было, я не смогу вернуть.
Я очередной раз я проснулась в поту от очередного кошмара. Откидывая волосы с лица, увидела рядом лежащую Эмили, а с другой стороны Долорес. Адам сидел возле камина и оглянулся на меня, когда я встала с кровати.
– Не знал, что у тебя бывают бессонницы.
– Ты и не мог знать, – подошла я к нему, садясь рядом.
– Я спал рядом с тобой, Донна.
– Да, – налила я бокал виски. – Но это не значит, что ты мог что-то почувствовать.
– Что тебе снится обычно?
– Я не буду тебе рассказывать, – хмыкнула я. – Я не доверяю тебе.
– Но я тебе нравлюсь, Донна.
– А теперь симпатия зависит от доверия?
– Давай так, – сосредоточился на мне Адам. – Я расскажу тебе кое-что из своего прошлого, а ты мне из своего.
– Серьезно? Вы, мальчишки-федералы, обычно так говорите?
– Я давно работаю в ФБР, – продолжал он. – И однажды мне пришлось спасать семью от заложников. И когда мы вынесли почти всех, мне пришлось выбирать между матерью и ее дочерью, и я сделал выбор, – не отводил он взгляд, смотря на меня с болью. – Я оставил мать, и через три секунды после этого дом взорвался, разрывая ее на части.
– Тогда и произошел момент, когда ты задумался впервые оставить это дело?
– Нет, – отрицательно покачал головой Адам. – Впервые это произошло задолго до этого. Нескольких наших человек пригвоздили к полу и приставили скальпель к горлу. И теперь у меня ужасные руки, – показал мне Адам шрам на ладони. – Но моя жизнь обрела смысл, когда я встретил тебя. Я не знал, что до этого момента просто существовал.
– Адам…
– Знаешь, сегодня утром я был парализован тем, как скучаю по тебе, по тому, как я привык к тебе. Я начал спать на правой стороне кровати. Ты как успокоительное для меня, Донна, – взял он меня за руку, целуя ладонь. – Когда ты рядом, мне не нужны девушки на одну ночь, выпивка или скорость. Все мои мысли заняты лишь тобой. Ругаться с тобой лучше, чем мириться с другой.
– А когда не рядом?
– Я все равно скучаю по тебе.
– Ты вообще помнишь, кто я такая? Я не умею красиво говорить.
– У тебя свои таланты, – улыбнулся Адам.
– Почему каждое слово, которое ты произносишь, приобретает пошлый смысл?
– Но ты ведь не против?
– У меня есть причина моего одиночества, Адам, – убрала я руку.
– Если не хочешь, чтобы я знал ее, не говори, – не отводил он взгляд. – Что говорит тебе твое сердце, Ди?
– Я не слышу.
– А ты прислушайся.
– Я знаю, что не хотела бы сейчас быть в другом месте.
– Ты естественная.
– Единственное естественное во мне – это стервозность.
Ван Гог сказал: «Когда у человека горит огонь и есть душа, то он не в силах сдерживаться. Пусть лучше горит, чем тухнет. То, что внутри, все равно выйдет наружу».
Каждому дается шанс на искупление, но я множество своих шансов пропускаю годами. Но за всю свою жизнь я поняла: если хочешь найти нужного человека, сначала нужно найти себя.
– Девочка, – прошептала я, наполняя еще один бокал и смотря на горящий огонь. – Обычно мне снится девочка, которая душит меня, смотря мне в глаза. И я не отпираюсь, разрешая ей это.
– Ты знаешь, что это значит?
– Нет, – солгала я. – Впрочем, это не важно.
– Стейси уехала, – перевел он тему. – И мне звонил Майкл.
– Слушай, он часть семьи, – поставила я пустой бокал на журнальный столик. – Но порой он ведет себя как кретин.
– Это обаяние нашей семьи, – улыбнулся Адам. – У каждого есть свои родственники, но мы все с разными фамилиями и ДНК ведем себя как кретины.
– Адам, – услышала я голос Брайана. – Нам пора ехать.
– Да, хорошо, – поцеловал Адам мою руку. – Ведите себя прилично, девушки.
– Вы уезжаете в четыре утра? – спросила Эмили.
– Спи, милая, – поцеловал ее Брайан. – Мы скоро будем, а ты даже не заметишь моего отсутствия.
– Изумительно, – почти промурлыкала подруга.
– Черт, – засмеялась я, разыгрывая презрение. – Это отвратительно.
– Мне нужно две чашки кофе, – сказала Долорес.
– Зачем две? – все еще улыбалась я.
– Одну пусти мне прямиком по венам.
Когда мужчины ушли, Долорес принесла сумку и достала оттуда пакет.
– Мы же взрослые женщины, – развела я руками.
– Вот именно, – ответила Эбби, держа в руках чашку с кофе.
И вот мы, взрослые женщины, сидели и курили травку после отвратительно проведенной ночи, но все же в кругу семьи. Тут было о чем подумать. Не хватало только Стейси, но ее беременность не разрешала при ней даже вентилятор включать. И я надеялась поговорить с ней в скором времени.
– С кем бы вы переспали в ваших самых грязных фантазиях? – спросила Долорес.
– Дуэйн Джонсон, – ответила Ева.
– Уилл Смит, – добавила Эмили, делая очередную затяжку.
– Может, Брайан разрешит тебе, – засмеялась Эбби. – Ричард Гир.
– Он как лабутены, – хохотала я. – Всегда в моде.
– Знаете, я понимаю Стейси, – исчезла улыбка с лица Эмили. – После разрыва улицы, места и песни становятся ходячим воспоминанием.
Нью-Йорк – город, в котором можешь не встретить дважды одного человека. Я столько лет словно бежала и не знала, куда именно. Все, что там внутри нас, в том числе наше прошлое, уничтожает все хорошее, что есть в настоящем.
Вскоре мы собрали вещи и вызвали такси. Сегодня меня посетила еще одна мысль, и я хотела, чтобы Эмили помогла мне, но говорить при всех не хотела. Когда в машине остались только мы с ней, я взяла ее за руку.
– Я хочу найти своего отца.
– Что? – удивленно посмотрела на меня Эмили. – Зачем?
– Он заслуживает прощения.
– Ди, ты не должна делать этого ради нее.
– Нет, я хочу сделать это ради себя, – прошептала я. – Ты мне поможешь?
– Я буду поддерживать тебя и помогу, если хочешь его найти. Но я не дам ему обидеть тебя, особенно учитывая, что ты едва его знаешь.
– Я его не знаю, Эмили, – отрицательно покачала я головой. – И просто хочу увидеть его, учитывая его слишком долгое отсутствие в моей жизни.
Я приехала домой, заперла дверь и, включив музыку, достала из нижнего ящика комода фотоальбом, где была единственная фотография. Сев на диван, я расплакалась. Каждую ночь я видела ее и понимала, что никогда не смогу увидеть вживую ребенка, которого не знаю и не узнаю уже никогда.
Чувство вины было эмоцией, которое я не испытывала годами. Я не лгала и не совершала поступков, которые считала неправильными. До определенного момента. И после поступка, который совершила, так же стойко выдерживала каждый взгляд матери, Алекса и федералов.
«Я знал уже, что, если с чем-то расстаешься, плохим или хорошим, остается пустота. После плохого пустота заполняется сама собой. После хорошего ты заполняешь ее, только найдя что-то лучшее». Эрнест Хемингуэй.
Адам дал мне адрес клуба, и я решила туда поехать. Хуже, чем есть, уже быть не могло.
– Тут женщины, которые испытывали насилие или просто потерялись, – сказал он, наматывая бинты мне на руки. – Ты можешь помочь себе тут сама, а в будущем – кому-то еще, кто тоже будет нуждаться в этой помощи, Донна.
