Текст книги "Неприкосновенное сердце (СИ)"
Автор книги: AnastasiaSavitska
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)
– Куда мы едем? – спросила я более громко, чем нужно было.
– В квартиру. А теперь заткнись.
– Зачем ты это делаешь?
– Если ты не заткнешься, – прошептал он мне на ухо, – в нашем с тобой разговоре будет случайная жертва, которая не заслужила смерти, а просто оказалась не в том месте.
Я поняла, что он говорил о таксисте и замолчала. Мои руки тряслись от страха, и я надеялась, что мне помогут. Не знаю кто, и не знаю как, но я хотела, чтобы это закончилось.
– Если ты сделаешь хоть что-то, что мне не понравится, я убью ее, – прорычал Алекс, забирая ключи из моей куртки. – Клянусь тебе, убью!
– Не трогай ее, – пыталась я сдержать слезы. – Дай я выведу ее. Пусть она не видит этого.
Он открыл дверь и толкнул меня внутрь. Достав веревку из куртки, он снова толкнул меня на стул, связывая руки и ноги, и ушел в спальню Оливии. Боже, как я не хочу, чтобы Оливия это видела. Я не хочу, чтобы что-то изменило ее. Не хочу, чтобы в ее сердце пылала ненависть к кому бы то ни было. И не хочу огня, который никто больше не сможет погасить внутри ее.
– Я позвонил Адаму, и он теперь знает, что вы тут, – вернулся он, держа за руку мою дочь. – Теперь у него есть повод делать все быстрее.
Оливия смотрела на меня перепуганными глазами, и я лишь качнула головой, понимая, что этот день запечалится в ее памяти. Она села на диван, и Алекс, кажется, не обращал на нее внимания.
– Ты неплохо устроилась тут. И знаешь,– засмеялся он. – Я и правда скучал по тебе. Тот, с кем ты живешь, испортил мои планы. Тебе всегда нравились тираны и узурпаторы.
– Нет! – крикнула я. – Он не такой, как ты! Он добрый и понимающий! Он – не ты! Он совершенно не похож на тебя!
Алекс подошел ко мне и ударил по лицу. Снова. Потом еще раз. Его улыбка была такой озлобленной, и он почти плевался ядом. Я чувствовала вкус крови и пыталась отвернуть голову, чтобы Оливия не видела этого.
– Я сказал тебе заткнуться, – затем он перевел взгляд на Оливию. – Детка, ты знаешь историю?
– Не трогай ее, Алекс, – текли слезы с моих глаз. – Пожалуйста, не трогай.
– Как думаешь, почему Донна забрала тебя?
– Она меня любит, – ответила моя девочка, и я улыбнулась сквозь слезы.
– Да, ты ведь ее дочь.
– Оливия, – смотрела я на нее. – Помнишь, я тебе говорила цитату одного автора?
– Какого? – видела я в ее глазах страх.
– Марка Леви. Он говорил не забывать свои мечты, ведь они станут двигателем твоего существования, и от них будут зависеть вкус и запах каждого утра.
– Почему ты делаешь Донне больно? – перевела она взгляд на Алекса. – Тебе нравится, когда она страдает?
Он достал скотч и заклеил мой рот. Я чувствовала себя снова такой беспомощной. Теперь Алекс сможет вселить в ее такое чистое сердце первую ненависть и недоверие. Он будет говорить, ведь он упертый, как баран, и будет говорить даже сам с собой, чтобы просто сделать мне больно.
– Она родила тебя семь лет назад, а потом отдала. Признаю, родители из нас обоих были бы не очень, и ты жила в другой семье. А потом твоя мамочка решила сбежать от меня, ну и от тебя заодно, – перевел он взгляд на меня и отклеил немного скотча, чтобы я могла говорить. – Скажи, что я прав, Донна.
– Ты сильная, Лив, – смотрела я на нее. – Ты ведь моя дочь, и я очень тебя люблю.
– Скажи! – закричал он.
– Пошел ты.
Я была уверена, что это были бы последние мои слова, но голос за дверью, который, я знала, тут ради нас, почти успокоил меня.
– Если ты хоть пальцем тронешь ее, я убью тебя! – закричал Адам. – Клянусь Богом, я убью тебя!
Мои руки болели от веревок, лицо – от ударов. Слезы текли с моих глаз, но все о чем я думала – Оливия. Алекс достал пистолет из кармана и выстрелил в потолок. Оливия закричала от страха и начала плакать. Я чуть сама не разрыдалась от радости, когда услышала голос Адама. Я была благодарна ему, что он все равно пришел за нами, когда у нас с ним все было не гладко. Я часто заморгала, чтобы скрыть снова навернувшиеся на глаза слезы.
–Ты пугаешь ее, идиот! – была я в ярости. – Выпусти ее.
– Не делай резких движений, Майколсон, – ответил Алекс. – Иначе я убью их обоих.
– Обними меня, Оливия, – потребовала я, смотря на свою дочь. – Иди ко мне.
Алекс схватил ее и наставил пистолет к ее виску. Я почти задохнулась от боли. Моя девочка. Мой ребенок. Она столько пережила, и я снова подвергала ее опасности. Я хочу, чтобы мы смогли забыть все это, если оно когда-нибудь закончится. Алекс подошел к двери и открыл ее, все еще держа моего ребенка на прицеле. Когда он вернулся, Адам ворвался в квартиру и остановился как вкопанный, смотря на меня.
– Сделай то, что я тебе говорю, – сказал Алекс. – А они пока останутся со мной.
– Я достану деньги, – зарычал Адам. – Я принесу тебе все, но отпусти их. Ты пугаешь Оливию.
– Принесешь, но я хочу, чтобы ты сделал то, что сорвал мне. Я уже дал тебе инструкции, и мое терпение на исходе.
– Пожалуйста, Адам. Не делай этого, – прошептала я. – Что бы ты ни задумал. Не вреди никому.
– Я люблю тебя, Ди, – смотрел он на меня, и я видела вину в его глазах. – Я часть тебя, но я – не ты, и не могу пожертвовать тобой.
– Иди, Майколсон, – перебил нас Алекс. – У тебя есть час.
– Заткнись!
– Знаешь, – наклонился он ко мне, вдыхая запах моих волос. – Ты всегда была единственной, кто мог заткнуть меня и еще дышать, оставаясь в живых.
– Если у нее будет хоть одна царапина или пойдет насморк, я тебя убью, – крикнул Адам со всей свирепостью.
– Адам, – прошептала я, смотря на него с мольбой.
– Донна, ты же знаешь меня, – усмехнулся он, и улыбка не коснулась его глаз. – Все будет хорошо. Я спасаю тех, кого люблю. И если при этом придется пожертвовать посторонними, это меня не остановит.
Как же я скучала по нему раньше. Мария Парр сказала, что скучать по кому-то – самое прекрасное из всех грустных чувств. Я ушла от него столько лет назад, но это не помогло. Я не хотела, чтобы Алекс был в моей жизни или жизни Оливии. Я не хотела, чтобы он знал, где она, как у нее дела. Не устраивал никаких свиданий и даже не рассмотрел цвета ее глаз. Всего, чего я всегда хотела, это защитить своего ребенка. Это был конец только для меня, судя по всему. Эту историю Алекс никогда не хотел заканчивать, и он не смог оставить, живя с желанием довести все до конца. Так тяжело, наверное, уходя, действительно уйти.
– Почему ты ушла? – посадил Алекс Оливию на диван, когда Адам ушел. – Я ведь действительно любил тебя. И хотел только, чтобы ты любила меня в ответ.
– Это не правда, – смотрела я на него с презрением. – Ты ждал от меня чего угодно, но не любви. Ты ждал преданности, покорности и самопожертвования. Ты винил меня в беременности.
– И что бы мы делали?
– Ты видишь ее? – засмеялась я фальшиво. – Ты видишь эту девочку? Как ты можешь не любить ее? И, знаешь, – вздохнула я. – В этой жизни я устала извиняться. Я устала любить того, кто настолько изуродован, что я больше не вижу в нем человека. И моей любви тебе никогда не было достаточно.
«Если вдруг исчезла почва из-под ног, это еще не значит, что все пропало – вполне возможно, жизнь взяла вас на руки». Джулианна Вильсон.
В моей жизни происходило столько событий, но ни одно не било так больно, как то, что происходило сейчас. Я никогда не была ранее так разбита, как в этот момент, смотря на страх и боль моей дочери. Я всегда была сильной, и Оливия так похожа на меня. Но сейчас потерянная маленькая девочка вернулась. Точнее, она просто вылезла наружу, все время терпя так много боли.
– Оливия, – сказала я голосом гораздо уверенней, чем я была на самом деле. – Я тебе рассказывала, какой была в таком возрасте, как ты?
– Нет, – отрицательно покачала она головой.
– Я всегда была сильной и никогда не сдавалась. Никогда не плакала и никого не боялась. Ты со всем справишься, слышишь меня?
Ее защита именно в этот самый момент для меня поднялась на новый уровень. Мне была необходима ее безопасность. Она не просто девочка. Она моя дочь. Моя. И если есть хоть один гребанный шанс того, что я смогу обезопасить ее, то сделаю это.
– Алекс, дай ей возможность обнять меня, – смотрела я на него. – Она ни в чем не виновата, и Адам сделает все, что ты захочешь.
– Ладно, – качнул он головой дочери. – Без глупостей.
Меня трясло от страха, но я постаралась сосредоточиться на Оливии. Как сказала Скарлетт Томас: «Лучшие решения обычно принимаются за долю секунды».
– Оливия, милая, мне нужно обнять тебя, – сказала я чуть громче, после чего Алекс сосредоточил свое внимание на телефоне. – Иди ко мне.
– Ты врала мне? – подошла она ближе, задавая вопрос.
Боль в голосе моей дочери ослабила мою решительность, и я понимала, что может ничего не получится.
– Оливия, – прошептала я. – Обними меня. Я потом тебе расскажу все, что ты захочешь, но я хочу защитить тебя. Пожалуйста, позволь мне в этот раз позаботиться о тебе.
Я смотрела ей в глаза, и она не отводила от меня своих. Слезы, застывшие в ее взгляде, заставили мое сердце почти остановиться и упасть на колени от боли. Господи, как я могла так с ней поступить? Как я могла оставить ее? Где были мои инстинкты матери? Кто я после этого? Я ведь даже на человека не похожа, не то что на женщину.
– Адам нам поможет? – спросила она тихо.
– Да, но нам нужно помочь ему. Попытайся немного ослабить мои руки от веревок, и как только Алекс немного ослабит бдительность, я дам тебе знак, и ты доберешься до ванной и закроешься там, поняла?
– Почему ты не рассказала мне? – все еще настаивала она на своем.
– Я не рассказывала тебе, малышка, – чуть усмехнулась я. – Но моя жизнь заставила меня ожидать многого, но ничего от себя. Я боялась, что буду недостойной тебя, и, оказалось, я была права. Но потом, когда я снова увидела твое лицо, твою улыбку, и ты обнимала меня, полностью доверяя, я поняла, что, возможно, когда-нибудь смогу искупить свою вину и хоть немного стать желанной, как человек. Потому что, в конце концов, ты, Оливия, весь мой мир.
Она сделала, как я сказала. Моя девочка ослабила немного веревки, и как только все было почти сделано, Алекс обратил свой взор ко мне и понял, что делает Оливия. Он подошел ближе и снова ударил меня по лицу, отчего Оливия начала кричать. Затем он увел ее в другую комнату и снова вернулся ко мне. Я вздохнула с облегчением до тех пор, пока он не сказал мне подержать нож, который вонзил мне в ногу. Я вскрикнула и почувствовала невыносимую боль. Я была на грани отчаянье и обморока и почти потеряла сознание, когда дверь была выбита и в нее вбежали Эмили, Адам и Брайан. Алекс выстрелил мне в раненную ногу, и я скорчилась от боли. Все мое тело горело, и я просто хотела, чтобы это закончилось. Эмили развязывала мне руки, проливая слезы, а все, что я видела, было расплывчатым. Она что-то говорила, но я не могла сосредоточится на ее словах. Я видела, как Адам бил Алекса и не могла ничего сказать. Я словно молча кричала, но никто меня не слышал. Адам вырвал пистолет из рук Алекса и выстрелил ему в живот. Я попыталась встать, но не смогла, и смотрела, как Алекс не отводил от меня глаз. Адам выстрелил снова, и все было как в замедленной съемке. Я подняла глаза на мужчину своей жизни и не видела его. Адам был диким, злобным и другим. Это был человек, который когда-то сказал мне, что не жалеет о совершенных ранее поступках, и сейчас я верила в это, как никогда.
– Донна, – услышала я Адама.
Я сглотнула, чувствуя во рту вкус крови, и посмотрела на него. Запах крови, который я не смогу забыть. Я призналась себе, что была рада, что он все равно защищал меня, и призналась, что люблю его, несмотря ни на что. Его тело приняло защитную позу, а руки обняли, сильно прижимая к себе.
– Я держу, милая, – приник он на мгновение к моим губам. – Я держу тебя.
Мои пальцы вцепились в его бицепсы, и я не пыталась сдержать слезы отчаянья. Алекс снова причинил мне боль, и, опустив взгляд вниз, я заметила кровь, чувствуя острую боль.
– Я возьму тебя на руки и отвезу в больницу. Ты меня понимаешь?
Я кивнула и уставилась на Адама, когда он сделал то, что сказал.
– Скажи мне что-то, милая.
– Мне больно, – прошептала я.
– Боже, прости меня, – зарычал он. – Я в таком бешенстве, что сейчас сорвусь с катушек.
– Адам, прости меня, – чувствовала я, что вот-вот потеряю сознание.
– Не извиняйся, – бежал Адам, говоря слова, которые я уже не могла разобрать. – Это все я. Ты заслуживаешь лучшего, а не такого отношения, какое я даю тебе. Я стану лучше, обещаю. Ты просто держись.
Я закричала от боли, которая словно сжигала меня изнутри, и не могла контролировать себя. Я думала об Оливии. Даже истекая кровью, я думала лишь о моем ребенке. Так чертовски больно. Но болело у меня не только тело, но и сердце. Пусть я и сильнее многих, но так слаба душевно. Я не могла дышать, и мое сердце чувствовало, что это конец. Я верила в любовь, ведь мне посчастливилось почувствовать ее. Мой крик перерос в истерику, и я не выдержала. Не смогла держать глаза больше открытыми, смотря на лицо человека, которого любила, прежде чем потерять сознание.
«Иногда бури бывают полезны для человека: немного потреплют вашу душу, но и вынесут всю грязь». Эрсин Тезджан.
Я с трудом открыла глаза. Я чувствовала, что моя щека опухла, и глотать было больно. Я хотела встать, но боль прожгла грудную клетку. Затем, я попыталась сосредоточить взгляд на черном пятне передо мной, и спустя несколько секунд смогла рассмотреть человеческую фигуру. Несколько раз моргнув, я уставилась на голубые глаза.
– Донна, – сказал мужской голос. – Все в порядке. Ты потеряла много крови, но все будет в порядке. Пуля не задела кости, – я попыталась ответить, но не смогла вымолвить и слова. – Ты так важна. Прости, что сначала уделил свое внимание ему. Я просто хотел убедится, что ему будет так же больно, как он сделал тебе. Я говорил, что никогда не дам тебя в обиду, и я не шутил. Я буду читать твои каракули и устраивать тебе романтические ужины. И не потому что сентиментальный, а потому что ты нуждаешься в этом. Если ты сделала новую прическу, решила сменить работу, купила новую рамку для фотографии, приготовила новое блюдо или набрала несколько килограмм, я всегда выслушаю тебя и буду рядом. Тебе это важно, а значит важно и мне.
Мне нравилось слушать его голос. Он был приятный и его лицо было красивым. Я ожидала увидеть маму или Эмили, но не этого человека. Я смотрела на него, всматриваясь в нереально синие глаза, и они говорили столько всего. Этот человек был красивым, и даже чуть великолепным, с головы до пят. Его движения были резкими, но какими-то плавными… чушь. Он словно был ходячей натянутой струной, исполняя соло на собственных нервах. Наши взгляды встретились, и мое тело словно окаменело. Я не могла пошевелиться. Его лицо было суровым, мужественным и одновременно захватывающим.
– Я хочу спросить, – прошептала я, когда он сжал мою руку. – Кто вы?
========== Глава 15 ==========
Что, черт возьми, это значит? Что она имела ввиду? Надеюсь, она пошутила, или это из-за стресса. Донна ведь не может забыть меня. Забыть нас. Я не знаю, как быть человеком в мире, в котором нет Донны.
«Мы плохо верим тому, чему неприятно поверить». Публий Овидий Назон.
– Мистер Майколсон, – вошел врач в палату. – Мы сделали кое-какие анализы, и, кажется, у мисс Картер кратковременная амнезия.
– Что вы имеете ввиду? – повернулся к нему.
– Способность людей к запоминанию событий имеет индивидуальные особенности и зависит от психического состояния человека. Вследствие различных душевных потрясений, эмоциональных стрессов, травм и заболеваний может наступить амнезия.
– Господи, – развязал я галстук, словно это помогло бы мне дышать. – Это я виноват.
– Что вы имеете ввиду, мистер Майколсон?
– Я оставил ее. Она была совсем одна и не смогла защитить себя.
– Знаете, – сказал врач, прежде чем покинуть палату. – В своей жизни я встречал столько больных. Столько манипуляторов и притворщиков, что с точностью могу сказать, виноваты вы или нет. Зигмунд Фрейд говорил, что женщина должна смягчать, а не ослаблять мужчину, но разве смотреть, как твоя любимая женщина тебя не помнит, легко? Она вас ослабила. Но такое ослабило бы каждого мужчину, который отдал сердце другому человеку. Однажды большинство из них попадают к нам на стол и просят о его «ремонте».
Я вышел на улицу, чтобы посмотреть на что-то, кроме лица женщины, с которой я по сути теперь не был знаком. Я искал хоть какой-то знакомый взгляд. Через дорогу был ресторан, и как только я распахнул дверь, увидел сидящих за барной стойкой Эмили и Эбби. Они не разговаривали, а лишь пили то, что было в бокалах перед ними. Казалось, они ощутили мое присутствие и повернули головы. Эмили широко улыбнулась, что в купе с невероятно синими глазами подтвердило то, что она выпила слишком много. Эбби же неуклюже помахала мне рукой.
– Привет, красавчик. Хочешь выпить? – спросила Эмили.
Она говорила слегка нечленораздельно, да и само обращение потрясло меня. Трезвая Эмили, да и вообще никакая Эмили не сказала бы такого любому, кроме Брайана.
– Ты в порядке? – присел я рядом.
Ее плечи затряслись от смеха, а Эбби фыркнула.
– Сколько ты уже выпила?
– Недостаточно. Я все еще в сознании.
– Когда она оказалась в больнице, я вдруг понял, что по-настоящему могу ее потерять. Я понял, как мне не хватало ее голоса и шуточек. И я безумно ее люблю.
– Но ты все равно потерял ее, придурок, – выругалась Эбби. – Потому что не был рядом с ней. Это ты виноват! Только ты! Так что проваливай отсюда!
– Эбс, – прервала ее Эмили.
– Нет, Эм. Он не заслуживает ее. Никогда не заслуживал.
Затем Эбби положила двадцатку на стол и ушла, смотря на меня с презрением. Я сделал глоток виски и написал Брайану, чтобы он приехал за своей женой.
Я уже жил без нее. Тюрьма легче. Жизнь без Донны была самоубийством, хотя тогда я знал, что она, несмотря ни на что, любит меня. Донна не может разлюбить. Даже чертового идиота из прошлого она любила, пусть и по-другому. Я представил свою жизнь в будущем, если женщина, которую я люблю, больше не захочет видеть меня. И черт, я пойму ее. Правда пойму. Я сам не захотел бы себя видеть. Я женюсь, потому, что отец скажет, что пора. Со временем заведем ребенка, потом двоих. Будем пить чай на кухне и смеяться. А ночью… ночью я всегда буду думать о женщине, которая не покинет мое сердце. Я буду думать о ее глазах и о забавном лице, когда она сказала очередную шутку, с которой я смеялся. Секс. Секс с женой отойдет на второй план. Или просто отойдет. Он больше не будет важен. В глубине души я всегда буду принадлежать другой. Буду просыпаться утром, она будет целовать меня на прощание, хотя с Донной я бы просто пил кофе, и пока мы оба собирались бы на работу, обсуждали бы очередной вопрос, который сами себе задали за ночь.
Нет. Я не готов к такому. Меня ломает и выворачивает наизнанку. Она не будет мне принадлежать, но я всегда буду только ее. В мире не существует идеала. Идеальной женщины, идеальной карьеры и идеального мира, в котором ты сможешь жить. Это просто невозможно. Все можно сделать еще лучше, чем есть. Но только если к этому прикладывать усилия. Без отсутствия недоступного ориентира нет стремления к совершенству. Иначе люди будут деградировать. И если Донна не сможет вспомнить меня, значит я заставлю полюбить меня еще раз.
– Я думал, ты будешь ненавидеть меня, – сказал я, не смотря на Эмили.
– Я ненавижу. Только я слишком пьяна сейчас.
– Эмили…
– Нет, Адам. Я всегда буду сестрой Донны Картер. И ее враги всегда будут моими врагами. И сделав из нее щит, ты стал моим врагом.
– Эмили, – ворвался в ресторан Брайан, спустя не больше десяти минут. – Ты в порядке?
– Я тут, Брайан, – обняла она своего мужа за шею. – Ты знаешь, что случилось с Донной?
– Ты мне расскажешь, – поднял он ее на руки. – Поехали домой, милая.
– Ты думаешь, я милая?
– Я думаю, ты прелесть, – поцеловал он ее в лоб и качнул мне головой, прежде чем направиться к выходу.
Есть вещи, которые делают больно. Всегда. Мне делает больно правда. Правда, которую я услышал, и правда, которую понял. Есть люди, которые пойдут на что угодно, чтобы узнать правду, а есть я. Я тот, кто всегда убегает от нее, потому что всегда все порчу. Правда не делает меня счастливым, даже когда я пытаюсь спасать тех, кого люблю. Когда я пытался спасти Донну и держался от нее подальше, именно этим сделал ей больно. А потом произошло это. Она просто не захотела больше помнить ничего, включая свою дочь. Включая семью, которую обрела тут, и несмотря на то, что я всегда становился сильнее, от того, что случалось в моей жизни, это сделало меня слабым. Настолько слабым, что я не могу выдержать. Я одинок. А одиночество выдерживают лишь сильные люди.
Я пришел спустя час снова в больницу, но доктор запретил мне входить в палату и навещать ее минимум до завтра, сказав, что я провоцирую ее, и она нервничает. Я приехал к Брайану, и он впустил меня, смотря на меня со злостью.
– Ты мой друг, – следовал я за ним в кухню. – Но Эмили моя жена, и уж извини, но я приму ее сторону, чтобы снова ее не потерять.
– Я не виню тебя, – вздохнул я, замечая на диване вещи Оливии. – Где девочка?
– Она спит. Не смей ее трогать. А теперь, если хочешь, комната для гостей твоя, а я пошел спать, – направился он к лестнице. – Постарайся не накосячить.
Судя по тому, что я бросил вызов семье Донны я или храбрый, или глупый. Но если учесть, что теперь моими самыми свирепыми соперниками были Эмили, Стейси и Эбби, я в полной жопе, и храбрость тут не при чем.
Черт, я начал верить в семью, которая не зависит от крови, после знакомства с Донной. После знакомства с ее семьей. Я поверил в судьбу, от которой не уйти, и которая в любом случае настигнет тебя. Все рано или поздно возвращается бумерангом. Чувства сильнее разума, и я никогда не смогу приказать своему сердцу и перестать винить себя во всем, что случилось с Донной. Но я и не могу ее бросить, ведь я чертов эгоист. Донна Картер так глубоко затронула меня, и каждый раз закрывая глаза, я вижу ее глаза. Я чувствую боль. Чувствую ее боль, без какой-либо фальши. И я так хочу услышать ее голос. Такой родной. И хочу, чтобы он снова укутал меня. И лишь когда я закрываю глаза, она снова со мной.
Мне удалось поспать несколько часов, и с самого утра Брайан отвез меня домой, чтобы я переоделся и взял с собой мозги. Я сообщил, что не появлюсь на работе ближайшее время, и также рассказал об Алексе. Меня до сих пор передергивало, когда я вспоминал взгляд Донны, и злость снова отбирала весь здравый смысл. Я решил опустошить ее квартиру и перевезти вещи в новую, которую купил для нас. Я забрал все, что считал для нее важным, и запер это ужасное место, пока владелица сама не захочет его открыть. По пути, когда я возвращался в дом Прайсонов, заехал и купил латте для Эмили и капучино для малышки, которой придется пройти еще одно испытание.
– Обезжиренный латте без сахара, – вошел я в дом без стука, поставив на стол чашку. – Кстати без виски.
– Очень остроумно, Адам, – готовила она завтрак. – Что ты тут делаешь?
– Я считаю, что ты не права, – сел я на диван. – Насчет того, что ты сказала мне вчера.
– Так пересчитай, – фыркнула она. – Что ты тут делаешь?
– Решил, что пора поехать к Донне, – закрыл я на мгновение глаза. – Она хочет видеть тебя.
– А ты хочешь видеть ее, – скрестила она руки на груди. – Не подавляй в себе это, Адам. Ты не один такой, и Донну невозможно не любить, узнав ее по-настоящему. И это больно. Но пережить любую боль можно, лишь прочувствовав ее.
«Встреча двух личностей подобна контакту двух химических веществ: если есть хоть малейшая реакция, изменяются оба элемента». Карл Густав Юнг.
– Где моя дочь?
– Брайан отвез ее в школу, – направилась Эмили в ванную. – Я приму душ, а ты собери сумку с продуктами.
–Ты это говоришь тоном, словно упрекая меня, – начал я делать то, что сказала Эмили.
– Потому что так и есть. Когда вы расстались, я два дня практически не выходила из комнаты. Я пила, спала и плакала. У Донны же не было времени горевать. У нее были дочь и я. Она заботилась о нас и так же готовила еду, и разогревала Оливии молоко перед сном. А что сделал ты?
– Ты хочешь, чтобы я чувствовал себя еще хуже? – злился я. – Зачем?
– Я хочу, чтобы тебе было больно, Адам, – ответила Эмили через дверь. – Потому что ты кретин. И я терплю тебя, только потому что Донна любит тебя.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – повысил я голос. – Да, я не готов был. Я не такой как Донна, и…
– Мне плевать, – вышла Эмили с ванной, одетая в халат и смотря на меня со злостью. – Мне абсолютно плевать, к чему ты готов, а к чему нет. – Эбби была права, ты не заслуживал ее ни одного дня. И если она не захочет тебя больше видеть, я сделаю все, чтобы так и было. Потому что теперь у тебя ровным счетом не осталось никого, кто был бы в твоей команде, кроме Брайана. Ты так и не понял, что ей нужно было. Ей нужен был не экстрим и опасность, как говорил Алекс, а жизнь наполненная красками и эмоциями. Ей нужны были не просто встречи, а каждый раз всплеск эмоций. Ей нужна была любовь, страсть, защита, и каждый раз больше и больше. Она металась, сама не понимая, что с ней не так. Она искала минусы в себе, потому что ты вел себя, как козел. Уже тогда мне нужно было помочь ей бежать подальше, но я не смогла. Отношения должны приносить удовольствие, и не только во время секса!
Каждый раз, когда я смотрел за ними двумя, я не понимал, как такое вообще возможно. Вспоминая поведение Донны, когда Эмили была в коме, и теперь, смотря на те же эмоции, только они словно поменялись ролями. Люди же могут пережить потерю, а эти, с самоудушением, переносят даже отсутствие друг друга на короткое количество времени. И теперь я понял, что с Донной справиться всегда было проще. Донна редко била по самому больному, в то время, как Эмили делала это постоянно.
– Я понимаю, Эм, – вздохнул я, смотря на нее. – Иногда я сам с собой не хочу общаться.
– Не дави на жалость, Адам, – пошла она, судя по всему, одеваться. – Потому что к тебе я ее не чувствую.
Эмили оделась, а я взял пакеты, положив их на заднее сидение своей машины. Эмили не поехала вместе со мной, а последовала на своем мустанге, немного отставая по пути. Когда мы припарковались, она хлопнула дверью машины и направилась в палату.
– Донна не должна знать, как я отношусь к тебе, – сказала она, прежде чем войти.
Мне нужна была груша. Или пистолет. Просто любым способом выпустить пар. Вот поэтому я и не ухожу из ФБР. Периодически мне нужно срываться, иначе я буду делать это на людях, которые мне дороги.
– Донна, ты не помнишь ничего, что с тобой произошло, пока ты не поступила в колледж, – держала Эмили руки Донны в своих ладонях.
– Эмили, мать его, – выругался я.
– Нет, мне нужно было узнать, – прошептала Донна, не смотря на меня. – Я знала, что со мной что-то не так.
В голосе Донны была только пустота, и я ненавидел это. Я предпочел бы этому что угодно. Ее слезы, или даже крик. Она закрылась, и не только от меня. Донна в одно мгновение закрылась ото всех. Я хотел защитить ее от боли и держать подальше от любой правды.
Я наблюдал за ней и Эмили. Эмили говорила с ней, а я не мог отвести взгляд от женщины, которая совсем недавно была согласна выйти за меня замуж. Я был куском дерьма. Донна хотела забыть все. Ее память хотела забыть и начать все с начала. Научиться заново водить машину. А она так любила свою машину раньше. Я буду тем, кто научит ее заново получать удовольствие от езды, и буду рядом, когда Донна будет улыбаться, смотря на дорогу. Я не хочу вызывать у нее плохих воспоминаний. Не тогда, когда каждая минута с ней была моим самым любимым воспоминанием.
– Это был достаточно редкий союз, наверное, – засмеялась Эмили. – У вас у обоих огромная сила воли, и ваши цели находились далеко друг от друга. Ты независима и настроена решать мировые вопросы, в то время как Адама куда больше интересуют проблемы насущные. Впрочем, несмотря на это, вас объединяла любовь, – Эмили обернулась и посмотрела на меня, подмигнув. – И судя по всему, отличная сексуальная совместимость.
Донна смотрела на меня пустым взглядом, и это убивало. Я расстегнул пиджак и думал, что должен сделать, чтобы она захотела вспомнить. Чувство ожидания, оно отвратительно. Ты ждешь кого-то или что-то, что по твоему мнению должно произойти. Но в конце концов, наверное, в этом нет смысла. Искать новые пути и возможности трудно. Но какой смысл надеяться, если можно придумать другой план. Как всегда говорит мой отец: «Ждать – это удел ленивых».
– Почему я любила тебя? – спросила меня Донна, и я подошел к ней, садясь рядом.
– Просто я идеальный образец мужчины, – поцеловал ее ладонь. – И ты слишком моя.
– Мне пора, – прервала меня Эмили. – Я приду вечером, милая, – поцеловала она Донну в лоб. – Люблю тебя.
– Давно пора тебе уйти, – не отводил я глаз от моей женщины.
– Я почти уходила, но запнулась об тебя, – ответила Эмили, и через мгновение дверь в палату открылась и закрылась.
– Нет, правда, – нахмурилась Донна, забирая свою руку. – Почему я любила тебя, но не захотела вспомнить?
С настоящей потерей сталкиваешься только тогда, когда теряешь кого-то, кого любишь больше всего на свете. Мы никому ничем не обязаны с самого рождения. За исключением себя. Это факт. Его невозможно оспорить. Но дело в том, что мы хотим быть обязаны. Мы ожидаем лишь того, кому захотим быть верными и перед кем сможем быть слабыми. Кто мы? Кто такие мы с Донной? Не знаю, что я могу сделать для нее, ведь я никогда не был рядом, когда был нужен этой женщине.
– Не знаю на самом деле, – вздохнул я. – Просто мы встретились, хоть и были из разных миров. И мы так не понимали сначала друг друга, но все меняется. Жизнь меняется, и в один момент мы начали обсуждать все. Мы говорили о высоком искусстве и политике. Истории и книгах. О лазанье и хорошей школе для Оливии.
– Не говори мне сейчас об этом, – прервала меня Донна. – Я не помню своего ребенка, и мне интересно, почему я лежу тут, раз ты так любил меня?
– Все изменилось, когда я начал узнавать твое прошлое, которое ты мне рассказала, – поднялся я с места. – Сначала ты не сказала об Оливии, хотя мы уже были вместе. И малышка, когда я увидел ее впервые, выглядела такой маленькой и невинной. Она была совсем не испорченной жизнью и такой похожей на тебя. Я хотел поладить с ней, и в конце концов, у меня вышло. Все твое внимание было сосредоточено на ней, и это было так эгоистично, что я ревновал тебя к твоему же ребенку.
– Меня это не беспокоило?
– Беспокоило, – усмехнулся я. – Но ты никогда не подавала виду.
