Текст книги "Красноглазый вампир"

Автор книги: Жан Рэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)

– Без труда, – ответил чиновник. – Сейчас как раз время ночного рапорта тех, кто сменяется после ночного дежурства. Их заменяет дневной персонал.

Главный смотритель собрал всех своих подчиненных в большом холле и оглядел их.

– Где Миллер? – услышал Гарри Диксон.

– Мы его не видели, – раздались голоса.

– Кто такой Миллер? – спросил сыщик.

– Ночной охранник на постоянном посту в индийской секции, – ответил директор.

– Я послал за ним охранника Боуна, – сообщил главный охранник. – Он что-то задерживается…

Миллер не появился, но вдали послышался дикий рев. Почти тут же прибежал охранник Боун, жестикулируя как оглашенный и вращая выпученными глазами.

– Что с вами, Боун?! – воскликнул директор.

Человек, казалось, обезумел от ужаса и замешательства.

– Миллер убит! – наконец выкрикнул охранник. – Он в зале индусских идолов. На него страшно смотреть.

Эти слова вызвали восклицания ужаса и проклятий.

– На Бритиш ополчился ад! – слышалось со всех сторон. – Нас всех перережут, как мокрых куриц!

– Нас оставили без защиты!

– С нас достаточно. И так мало платят!

Ужас оборачивался всеобщим возмущением, но в дело вмешался Диксон. Он скрестил руки на груди и окинул взглядом орущую толпу.

– Вы думаете об этом в момент, когда надо отомстить за трусливо убитого товарища? – спросил он. В его голосе звучало глубокое презрение. – Еще немного, и я решил бы, что вы сейчас попросите прибавки к жалованью!

Жесткая отповедь возымела свое действие, и люди в полном составе бросились в зал индусских идолов, обратив на этот раз свою ярость против таинственного убийцы.

Этот зал был темным и находился чуть в стороне от основных помещений громадного здания. В вечном полумраке, который царил в нем и едва рассеивался в тусклом свете дня, падающем из запыленного потолочного просвета, угадывались уродливые фигуры.

Кали, устрашающая многорукая богиня, стояла напротив Ганеши, внушающим беспокойство колоссом со слоновьей головой. Повсюду расселись пузатые будды, погруженные в кровавые сны и хранящие на широких лицах циничную улыбку. На цоколе из голубого мрамора высилась огромная обезьяна с искривленной гримасой мордой. Ее глаза, выточенные из кварца, сверкали странным зеленым огнем.

У ее ног лежал труп несчастного Миллера. На него было ужасно смотреть.

На лице охранника сохранилось выражение невероятного ужаса, а налитые кровью глаза, казалось, готовы были вылезти из орбит. Из широко открытого рта торчал длинный посиневший и раздувшийся язык.

Охранники в ужасе отступили. Директор пошатнулся и едва не лишился чувств.

А Диксон уже приступил к обследованию зала.

Пусть все остаются у дверей, – приказал он. – Не сотрите следов, если они есть.

Вдруг он нагнулся и поднял с пола клочок бумаги.

– Когда здесь метут? – спросил он.

Ответил главный смотритель:

– Каждый вечер сразу после закрытия, сэр.

Кто?

– В индусском зале Пэме.

– Неряха?

Смотритель усмехнулся:

– Вовсе нет! Напротив, Пэме чуть ли не маньяк чистоты. Если позволите сказать, сэр, то скажу, что Пэме скорее потеряет сознание от ужаса, увидев на полу обрывок веревки, чем труп бедняги Миллера. Впрочем, вот он сам…

Высокий худой парень пробился через толпу служителей музея.

– Никогда и никто не упрекал меня в плохом исполнении обязанностей, – с недовольством проворчал он. – Пусть выйдет вперед, кто считает иначе. Я никого не боюсь, даже самого директора.

Гарри Диксон улыбнулся.

– Никто не собирается вас упрекать в чем-либо, друг мой, – успокоил его сыщик. – Но ошибки в природе человека. Могло случиться, что вот такой клочок бумаги спрятался от вашей метлы.

Пэме побагровел от ярости:

– Я… Оставить такое на полу!.. Ужас какой-то!.. Нет, когда я покидал зал вчера вечером, он сверкал, как зеркало.

– Быть может, обронил бедняга Миллер, – вставил директор.

Пэме энергично тряхнул головой:

– Готов поклясться, что нет, господин директор. Я безгранично уважал мистера Миллера. Это был честный и любящий чистоту человек. Он уважал мой труд и не позволял себе оставлять на полу моего зала даже крошку табака… Нет, нет, я знаю, что говорю. Этот газетный обрывок бросил убийца. Надо быть настоящим бандитом, чтобы бросать сор на столь тщательно выметенный пол! Надеюсь, его схватят, и я смогу свидетельствовать против него, чтобы его повесили.

– К тому же, – вмешался Гарри Диксон, – не думаю, чтобы Миллер читал французские газеты.

Директор вдруг издал вопль ужаса, и Диксон сразу повернулся к нему.

– Господин Диксон, – задыхаясь, заговорил чиновник, – посмотрите на руки статуи бога Ханумана! Хануман – крупная обезьяна, которую индусы возвели в статус бога.

Гарри Диксон подошел к мрачной статуе и присвистнул.

Руки статуи были испачканы черной кровью.

Сыщик пожал плечами. На его лице появилось презрительное выражение.

– Слишком грубо! – прошептал он. – Постановка… Отчаиваться не следует: автор преступления – жалкий актеришка.

– Его удушили те же руки, что и Уиллиса, – шепнул мед– эксперт на ухо сыщику.

Гарри Диксон усмехнулся.

– Мой дорогой Торнайкрофт, – ответил он, – народная мудрость говорит «хитер, как обезьяна». А я вам скажу следующее: у убийцы, быть может, и лапы обезьяны, но отнюдь не ее хитрость.

Господин Луммель из Брюгге

– Хотел бы я глянуть на того, кто помешает мне войти! У меня специальное разрешение от лорда Сейвилля, самого министра изящных искусств, и я могу появляться здесь, когда захочу. Позвольте мне войти, иначе я на вас буду жаловаться, хоть вы и полицейский.

Удивительно пронзительный и гневный голосок долетел до ушей Диксона и директора, когда они выходили из музея.

– Пусть мне приведут директора! – вопил голос. – Я скажу ему, что я думаю о вашем дурацком поведении. Скажите ему, что я господин Луммель из Брюгге.

– Боже! – воскликнул директор. – Появился этот шут. Теперь мне целый час придется выслушивать его жалобы и требования. Но сделать ничего не могу. У него должным образом оформленные рекомендации. Я вынужден его принять…

– Кто это? – машинально спросил сыщик.

– Оригинал… Немного чокнутый человек, но одновременно известный ученый-востоковед. Его работы в этой области снискали ему почти мировую славу.

За поворотом галереи сыщик и чиновник увидели громадного полицейского, который в замешательстве возвышался над крохотным человечком в сером рединготе и смешном цилиндре. Огромные очки в черной роговой оправе походили на два иллюминатора на его лице. Он отчаянно жестикулировал руками в черных нитяных перчатках.

– Господин директор, – закричал коротышка, завидев чиновника, – господин директор, объясните мне причину, по которой мне только что нанесли оскорбление. Этот громила полицейский мешает мне пройти под предлогом, что здесь случилось преступление. Что мне до этого? Считаете ли вы, что мои исследования могут быть отложены? Я должен представить отчет Научному сообществу Магдебурга на ближайшем съезде ориенталистов. Я больше не могу терять времени.

– Идите, господин Луммель, – устало сказал директор. – Никто не мешает вам пройти!

– Мешаю, я, – раздался голос.

– Что! Кто это говорит? Пусть он покажется! – завопил карлик в порыве ярости.

– Хорошо! Я перед вами во плоти! И прошу вас дождаться моего разрешения, чтобы войти в музей, но сегодня ваше разрешение аннулировано, – спокойно ответил Гарри Диксон.

Господин Луммель заскрипел зубами, словно в них была вставлена металлическая пилка.

– Кто вы такой?! – завопил человечек. – Вы лорд Сей– вилль или сам король Англии, чтобы отдавать такие приказы?

– Нет, я просто Гарри Диксон.

Человечек на мгновение потерял дар речи.

– Гарри Диксон? – Он с любопытством оглядел сыщика через свои огромные очки. – Гарри Диксон, если я не ошибаюсь, нечто вроде полицейского, который даже не состоит на службе, человек, который повсюду сует свой нос и которому иногда выпадает шанс преуспеть там, где прочие дураки ничего не видят. Так ли это?

– Именно так, – серьезно подтвердил сыщик.

– И вы собираетесь помешать мне продолжить мои работы?

– Сегодня, безусловно, да.

– Негодяй! – воскликнул гомункул.

– До свидания! – Диксон повернулся к нему спиной.

– Вы мне заплатите за это, клянусь самим богом Хануманом!

– Как вы сказали?! – воскликнул Гарри Диксон, живо разворачиваясь.

– Бо-гом-Ха-ну-ма-ном! – по слогам повторил господин Луммель. – Злое божество, которое всегда мстит.

– Как оно сделало, несомненно, это сегодня ночью.

Внезапно заинтересовавшись, господин Луммель насторожился.

– Вы говорите, оно отомстило? – спросил он, внезапно смягчившись. – О, расскажите мне об этом, прошу вас. Знаете, то, что вы сказали, дьявольски интересно! Прошу вас, расскажите, что произошло!

Гарри Диксон улыбнулся и мысленно отметил «знаете», которое использовал ученый.

– Господин Луммель прибыл из Бельгии, не так ли?

– Действительно, из Бельгии, из Брюгге, чем очень горжусь, – сказал он, вытянувшись, словно драчливый петух. – Надеюсь, в вашем вопросе нет ничего оскорбительного?

Гарри Диксон расхохотался:

– Боже упаси, я очень люблю вашу страну, а особенно ваш город. Он один из лучших городов мира в области искусства.

– Хорошо сказано, хорошо сказано, – подтвердил человечек. – Расскажите мне теперь, что вы знаете о боге Ханумане. Это очень опасное божество, и, быть может, я вам окажусь полезным, но с оговоркой на право внесения нашего разговора в мой отчет на конгрессе ориенталистов в Магдебурге.

Директор вопросительно глянул на Гарри Диксона. Сыщик медленно кивнул.

– Пойдемте, господин Луммель, – сказал чиновник, провожая гостя в индусский зал.

Ученый бросил взгляд на труп Миллера, уже лежащий на носилках. Он немедленно бросился к мрачной статуе и стал ее осматривать с каким-то злобным весельем.

– Кровь! – воскликнул он. – Хануман любит кровь!

Гарри Диксон подошел к нему.

– Хануман, быть может, а эта статуя? – спросил он. Крохотный ученый агрессивно повернулся к сыщику.

– Статуя? Воплощение, да! Эта скульптура доставлена из лесного храма. Это не пустой идол, поскольку он за долгие века набрался силы, таинственной, реальной. В некоторых случаях статуя может действовать как существо, наделенное совсем необычайным могуществом.

– Значит, она может убить своими металлическими или каменными руками охранника музея? – В вопросе сыщика сквозила ирония.

Господин Луммель из Брюгге вскипел от возмущения.

– Конечно, она смогла бы! – воскликнул он в запальчивости. – Конечно… Таких примеров масса: осквернители, проникшие в храмы, видели, как Хануман спрыгивал со своего постамента и обращал их в бегство, нанеся некоторым из них болезненные раны. Исследователи были задушены этими руками, которые вы называете металлическими или каменными. Хотите имена, господин шутник? Негбауэр из Берлина, доктор Вирт из Берна, англичанин Шайд Батле, один из ваших соотечественников, Загерелли из Милана. И список можно продолжать до бесконечности… Все нашли страшную и таинственную смерть, желая приблизиться к обезьяноподобному божеству.

Вам стоит открыть самый глупый французский учебник по восточным языкам, чтобы прочесть несколько абзацев об оккультном, но реальном могуществе бога Ханумана. Ваш смотритель так или иначе не понравился ему. Таково мое мнение!

Директор в отчаянии пожал плечами. Он не осмеливался противоречить столь знаменитому ученому, как господин Луммель, у которого были столь-могущественные рекомендации.

Гарри Диксон не смеялся. Его глаза задумчиво переходили со статуи на разгневанного ученого.

– Воплощение, – сказал он, словно говоря с самим собой. – Ну да! Почему бы и нет, в конце концов?

Господин Луммель расслышал его слова и стал более сговорчивым. Он решил, что склонил сыщика на свою сторону, заставив поверить в столь чудовищную гипотезу.

– Мог бы рассказать вам и другие истории, господин Диксон, – заявил он. – Если когда-либо приедете в Брюгге, навестите меня, и я вам расскажу с доказательствами в подтверждение крайне трагические эпизоды истории Ханумана.

А теперь простите меня. Мне надо закончить исследование ассирийских магов. Британский музей может многое сообщить о них, и вещи весьма удивительные.

Коротко попрощавшись, он вприпрыжку удалился по пустым и звучным галереям.

Директор покачал головой.

– Оригинал, может, сумасшедший, но ученый, – пробормотал он.

К директору подошел служащий и что-то прошептал ему на ухо. Чиновник буквально подпрыгнул.

– Господин Диксон, министр изящных искусств лично прибывает сюда. Его будет сопровождать коллега из Министерства внутренних дел.

– Ладно! – с досадой сказал сыщик. – Официальная конференция. Сколько времени я потеряю.

Чиновник выглядел огорченным.

– Прошу вас, останьтесь. Мне будет куда легче.

– Пусть будет так, – согласился сыщик, сопровождая чиновника в директорский кабинет. – Потеряем час или два. Не стоит обижать безнаказанно сильных мира сего. Не так ли, господин директор?

Тот энергично подтвердил.

Он открыл коробку с сигарами «Генри Клей» и заставил сыщика выпить глоток отличного виски.

– Сколько болтовни будет в Ландернау, – сказал он, чтобы хоть как-то прервать молчание, поскольку лицо у Гарри Диксона было крайне недовольным.

– Только в Ландернау? – довольно резко возразил сыщик. – Скажу вам откровенно, шум будет во всем мире.

– Замнут, господин Диксон. Это дело наверняка замнут!

– Тройное убийство, осложненное многими кражами, сведения о которых вы до сих пор скрывали? Не думаю! А потом я думаю не об этом, господин директор. У меня четкое ощущение, что эта преступная волна взмоет, оставит огромное масляное пятно, поглотит мир!

– Небеса, о чем вы говорите?! – с тревогой воскликнул директор. – Значит, нашему спокойствию конец.

Гарри Диксон презрительно скривился и только собрался дать резкий ответ, как в коридоре раздался топот. Он прислушался. Через мгновение в дверь кабинета яростно постучали.

– Войдите! Что еще? – нетерпеливо спросил директор.

Вошел главный смотритель. Лицо его было перекошено. Он бормотал, не в силах произнести ни слова. Гарри Диксон молча протянул ему стакан, до половины наполненный виски. Смотритель жадно проглотил спиртное.

– Говорите! – приказал директор.

Человек облизал пересохшие губы.

Охранники расходились по дневным постам, когда раздался ужасающий вопль. Похоже, он доносился из ассирийской галереи. Но там никого не было. Один из моих людей сказал, что в галерею направлялся маленький старичок, который уже целый месяц приходит сюда. Наверное, он получил от вас, господин директор, специальное разрешение.

Чиновник кивнул.

Мы вбежали в ассирийский зал, – продолжил главный смотритель, – и что мы видим у подножия громадной железной статуи Молоха? Огромную лужу свежей крови, а чуть дальше сплющенный цилиндр визитера, а также его очки, растоптанные в пыль… Что касается человека, то его следов мы не обнаружили.

Новое преступление! – застонал директор. – Доктора Луммеля, похоже, убили! Что делать, о боже? Человек с такими рекомендациями! Шум поднимется невероятный!

Гарри Диксон бесстрастно выслушал рассказ смотрителя. Только поджал губы, а взгляд его стал почти ужасающим.

Вдруг зазвонил телефон. Директор снял трубку, выслушал и резко выпрямился.

Думаю, подам в отставку! – крикнул он. – Иначе сойду с ума! Знаете, что мне только что сообщили? Когда карета «скорой помощи», перевозившая раненого Уиллиса в соседнюю клинику, прибыла к месту назначения, она оказалось пустой, а нашего охранника и след простыл!

Минуточку! Кто звонит? – спросил сыщик.

Думаю, Скотленд-Ярд… Передаю вам трубку.

Алло! Гарри Диксон… А, это вы, Гудфельд? Я действительно в Британском музее. Как всё произошло? Вы спрашиваете у меня! Вы ничего не знаете? Пробка в ста ярдах от больницы? Масса скучившихся автомобилей. Из кареты «скорой помощи» вытаскивают раненого и бросают в другой автомобиль. Классическое дело… Ладно, посмотрим… Что вы говорите? Том Уиллс звонил в Скотленд-Ярд? Хорошо. Разъединяюсь. Вскоре увидимся.

Гарри Диксон немедленно связался с домом на Бейкер– стрит.

На том конце провода раздался перепуганный голос Тома Уиллса.

– Приезжайте быстрее, учитель. Ад разбушевался!

Ад разбушевался

Приехав домой, Гарри Диксон тут же заметил, что произошли какие-то трагические события.

Смертельно бледный Том Уиллс был в полной растерянности, таким же бледным выглядел суперинтендант Скотленд– Ярда Гудфельд. Здесь же присутствовал и молодой инспектор Гордон Латимер, с которым Диксон недавно познакомился и которому прочили блестящее будущее. Он держал у рта носовой платок и едва сдерживал позывы к рвоте.

– Боже, что с вами? – прорычал сыщик. – У вас лица словно из папье-маше.

Том Уиллс, не сказав ни слова, указал ему на небольшой открытый чемодан, стоящий на полу. Сыщик наклонился, отшатнулся от ужаса и едва сдержал вопль. Перед ним с отвратительной ухмылкой скалились пять обескровленных человеческих голов.

– Вы узнаете их, господин Диксон? – прошептал Гудфельд.

Превозмогая отвращение, сыщик долго изучал их.

– Мне кажется… – начал он. – Смерть их невероятно обезобразила… Да, узнаю. Это – профессор Ленвилль. А это… голова коллекционера Майкрофта Грехэма… Ого, это же лорд Шортбери, один из виднейших членов парламента!

– И голова Артура Блекворта, – мрачно дополнил Гудфельд. – Что касается пятой головы, то я опознал ее чисто случайно. Несколько недель назад я присутствовал на конференции по Индии в одном кенсингтонском заведении. Лекцию читал молодой исследователь с большим будущим. Эдгар Драммонд, если я не ошибаюсь.

– Действительно, британское правительство поручило ему миссию исследовать Лахор, а потом Гималаи, – добавил Гарри Диксон.

Это его голова! – тихим голосом сказал Гудфельд.

Воцарилась тяжелая тишина. Гарри Диксон отвел глаза, глянув за окно, где по низкому небу бежали осенние облака.

Каким образом посылка оказалась здесь? – спросил он.

Ее вручил миссис Кроун посыльный, – ответил Том Уиллс. – Он сказал, что это очень срочно, и я открыл чемодан…

Всё?

Было еще письмо… Вот оно… Ужасное…

Простой листок бумаги, вложенный в обычный конверт. Послание, собранное из печатных букв, содержало несколько слов:

В чемодане есть место еще для одной головы, и это будет голова Гарри Диксона.

Сыщик на мгновение задумался.

Это не английские печатные буквы, – внезапно произнес он. – Черт подери, где я их мог недавно видеть?

Он вдруг хлопнул себя по лбу и достал из кармана бумажник. Потом извлек оттуда треугольный обрывок газетной бумаги и сравнил с угрожающим письмом.

Именно это! – сообщил он после недолгого сравнения букв.

Гудфельд с любопытством подошел ближе.

Французская газета, – сказал он.

Действительно… Я нашел этот обрывок бумаги в Британском музее рядом с трупом охранника в зале индусских идолов.

Он нам ничего не дает, – сказал инспектор Латимер, в свою очередь глянув на листок. – Мне так кажется…

Еще как дает, – небрежно возразил Гарри Диксон. – Напротив, он сообщает нам многое, в частности, то, что он имеет определенную ценность для человека, в чьем распоряжении он был. Посмотрите, линия разреза очень четкая. Бумагу разрезали ножницами. Значит, это вырезка, а из газеты вырезают только то, что представляет интерес. Остальные края оборваны. Значит, этот клочок отрывали руками. Почему? Человек, который работал с ним, нуждался в небольшом клочке бумаги. Этот кусок бумаги вырвали с яростью, потому что читателю не понравилось содержание статьи. Я склоняюсь к этой мысли, поскольку затем бумагу с силой скомкали.

– Посмотрим текст, – предложил Гудфельд.

Все внимательно изучили обе стороны фрагмента газеты.

Лицевая сторона

Пос… кас… менника… откр… уч… и… счит… мечтай… приня… убежден… даже даль… боты… рых нет ничего цен… научного ми… ских нянь… которые любят… дрожать от уж… чишка из сказки… присоединиться к… ного здравого смысла… которым

Обратная сторона

ДАНИЯ… ине!., ма… и… де… Золя…

ве… кни…

сем за… теке

– Это что-нибудь вам говорит, господин Диксон? – спросил Гудфельд.

– Довольно много. Я надеюсь, этот обрывок очень поможет мне в моих поисках. Лицевая сторона, на мой взгляд, отрывок из критической статьи. Видите: счит, что должно быть частью слова «считать», убежденные, даже дальше… поскольку я дополняю исковерканные слова, которые легко восстановить, боты, это последние слоги слова работы, в которых… Потом нет ничего ценного, ученый мир… Вот два слова, которые обретут смысл, когда подойдет время… сказка… нам присоединиться… здравый смысл!

Всё это попахивает критической статьей, даже литературной критикой. А оборотная сторона только подчеркивает мои предположения.

Это – реклама. В частности, реклама книжного магазина.

– Почему? – спросил Латимер, жаждая понять рассуждения сыщика.

– Легко, мой милый, детские штучки. Имя Золя полностью, затем куски сем хочется им, дополним «всем захочется иметь». Тек, это «библиотека». Хотите полную фразу? Она такова: Всем захочется иметь в своей библиотеке эти великолепные книги.

Это резко сужает границы наших поисков. Данная газета является газетой литературной. Их, к сожалению, должен признать, много! Но мы найдем критику, которая восхваляет произведения Эмиля Золя! Кроме того, визитеров, читающих маленькие литературные газеты Франции и посещающих Британский музей, совсем немного!

В любом случае, Том, вот работа для вас: запросите у «Аргуса прессы», какие литературные газеты выходят во Франции, и сравните типографский шрифт. Работа, скажу прямо, нудная, но, надеюсь, вы закончите ее до Судного дня. Поверьте, экспертом в этих делах становятся быстро, и работа у вас пойдет споро.

С этими словами Гарри Диксон протянул обрывок газеты ученику.

– А теперь займемся этими зловещими останками, – с дрожью начал Гудфельд, указав на чемодан с отрезанными головами.

Настроение у всех ухудшилось, и атмосфера стала тоскливой.

– Обычно, – сказал Гарри Диксон, – лицо мертвеца приобретает после кончины безмятежное выражение. Лица казненных, чья голова, отрубленная ножом гильотины, падает на эшафот, обычно спокойны. Здесь мы сталкиваемся с иным: на лицах остались следы ужасных страданий во время чудовищной агонии. Это мне напоминает…

Сыщик охватил голову ладонями и глубоко задумался.

– Ну, да, – глухим голосом продолжил он, – это напоминает мне ужасную сцену, свидетелем которой был в Китае: одного бандита беспрерывно пытали в течение двадцати четырех часов. Все сутки осужденный должен оставаться живым, пока палач резал ему шею волосок за волоском, не трогая сонные артерии и позвоночник. Их обрубали в последний момент. Настоящие восточные пытки.

Вдруг он буквально подпрыгнул.

– Восточные! – воскликнул он. – Именно так! Всё ведет к этому слову!

Гудфельд кивнул: именно так!

– Да, – продолжил Гарри Диксон, – кражи в Британском музее происходили в восточных отделах, и преступления были совершены в них. Головы, которые нам прислали столь ужасным способом, принадлежат известным ориенталистам. Адски утонченная жестокость, с которой их убивали, также соответствует восточным нравам!

– Это снова сужает границы поисков? – нерешительно спросил Латимер.

Гарри Диксон скривился.

– Восток и всё, что к нему относится, слишком обширная область, – уклончиво ответил он.

Вдруг на лестнице раздался крик:

– Господин Диксон! Господин Диксон!

– Голос миссис Кроун, нашей экономки, – насторожился сыщик. – Что еще могло вывести ее из себя?

Том Уиллс приотворил дверь и увидел в коридоре экономку, которая подавала ему таинственные знаки.

– Посыльный, – задыхаясь, выговорила она, – который приносил маленький чемодан и который так спешил, выглядел очень странно… Я, увидев его лицо, сразу с подозрением отнеслась к нему!

– И что? – нетерпеливо спросил сыщик. – Говорите быстрее.

Но миссис Кроун уже пустилась в рассуждения, и остановить ее было нелегко.

– Поганая раздутая морда, вся желтая, как у тех, кто долго сидел в тюрьме и только что вышел из нее. Я сказала себе…

– Позже! – оборвал ее Гарри Диксон. – Вы сказали «посыльный»?

– Я пошла за окороком для обеда, – невозмутимо продолжала почтенная матрона, – но баранина у мясника на Бейкер-стрит мне не понравилась. Уверяю, он продает нам мясо из морозильника, а не свежее мясо. Вам бы надо заняться этим типом, господин Диксон.

Итак, несмотря на свои старые ноги, я дошла до Мерилбоуна, где имеется подходящая мясная лавка, которую держит порядочный шотландец. Этот не обкрадывает свою клиентуру, что, впрочем, весьма удивительно, не так ли? Случайно я заглянула внутрь одной таверны с вывеской «Веселый каменщик», и кого я увидела, пьяного, как вся Польша, который глотал виски пинтами? Противного посыльного…

Диксон и два полицейских инспектора из Скотленд-Ярда уже не слушали ее. Они буквально вылетели на улицу, остановили свободное такси, которое быстро доставило их на Мерилбоун.

…Часом позже мистер Джим Пайк, опасный рецидивист, в деле которого набралось немало лет «тяжелых работ» и тюремных посадок, вновь оказался в камере Ньюгейтской тюрьмы, которую он покинул всего несколько недель назад.

Мистер Джим Пайк клялся всеми богами, что ничего не ведает, что миссис Кроун старая сумасшедшая, которая обозналась.

Прижатый к стенке, он злобно заявил, что больше ничего не скажет, что лучше примет обычную смерть от пеньковой веревки, чем от… чем от…

Он закончил говорить и со страхом начал оглядываться.

Ничего не могло заставить мистера Джима Пайка по прозвищу Крысиная Башка прервать упорное молчание. Но в его кармане нашли тридцать фунтов в банкнотах Английского банка и восемь золотых соверенов. Невероятная сумма для недавнего заключенного!