Текст книги "Дорога через горы"
Автор книги: Юрий Покальчук
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 42 страниц)
Они сидели на большом камне вдвоем. Компания уже выбралась из воды и снова улеглась на песке. Разогретые камни тоже несли тепло. Роберто лежал на спине так, что солнце оказалось сзади, и он мог не щурить глаз. Леся сидела боком к нему и смотрела в море, он видел только ее профиль.
– Роберто, а ты давно знаком с Виталием?
– С Виталием? Да нет, на съемках и познакомились. В Киеве. А тут уж дознакомились. А что?
– Да ничего. Мне просто стало интересно, откуда у вас такая дружба. Он же гораздо старше тебя...
– Ну и что – старше! Мы с ним прекрасно понимаем друг друга. Я очень рад, что сблизился с ним. Он, мне кажется, очень славный человек.
– Да, мне он тоже нравится. Почему ты его от меня защищаешь? Вижу, он как будто хороший парень. Я просто удивилась, как он учил тебя прыгать. Понимаешь, так, ну... опекал тебя. Видно, любит тебя...
– Любит? Что значит любит? Значит для тебя?
– Ну, это когда один человек увлечен другим, он ему нравится, ну, какая-то большая симпатия... В конце концов трудно определить точно, что это такое...
– Вот видишь. Люди часто употребляют высокие слова, не думая о точном их значении. Я не о данном случае. В некотором смысле, ну, в том, что ты имела в виду, наверное можно сказать, что я люблю Виталия. Но подумай только, сколько разных оттенков несет это слово. А все дело в оттенках. Это, между прочим, слова Мопассана. Но, признаюсь, не я их нашел, а мне процитировал как-то все тот же Виталий. И мне они страшно понравились... А общие слова, особенно высокие, требуют осторожного обращения. Люди должны быть осторожны со словами, чувствами, мыслями. И со взглядами... А может, с ними – особенно...
Леся, знаешь что? Природа наделила каждого человека биоволнами. И когда они, говорят, совпадают, возникает симпатия между людьми. Чем она больше, значит, тем больше соответствие волн. Тебе над этим не приходилось задумываться? Вот я, например, точно знаю, что у меня с Виталием биоволны очень сходны. Потому мы и сблизились так за короткое время. Я думаю, что и у нас с тобой кое в чем эти волны совпадают. Не знаю, конечно, в какой степени, но убежден – общего есть немало.
Леся улыбнулась.
– Чего это ты так разошелся сегодня? Откуда у тебя такие мысли, Роберто? Боже мой, я и не подозревала, что ты – философ.
– А разве не думаешь над тем, как люди общаются, что их объединяет? Но, по правде, об этих волнах мне тоже рассказывал Виталий. Не все, но главное. Ну, и я сам, конечно, думал над его словами, согласился, и уж потом – тебе...
– Снова у тебя Виталий!
– У каждого кто-нибудь. У тебя же вот есть Марта и Зоряна. Ответь лучше, что ты, ты сама обо всем этом думаешь?
Последнее Роберто говорил, уже глядя не на Лесю, а куда-то мимо нее, в пространство. Голос его зазвучал неуверенно, но появилась в нем и какая-то твердость. Так, глядя в никуда, он замолчал совсем.
– Не знаю. Если все это правда, то, может, и да. А может, и нет. Не знаю, Роберто. Тут выяснить совсем не просто. Но, наверное, в чем-то совпадают, если мы с тобой сидим именно здесь.
И она, улыбаясь, взглянула на Роберто. По лицу юноши разлилась смущенно-счастливая улыбка. Он смотрел на Лесю, тянулся к ней, глаза его светились. Леся отметила, что он очень красив, красив, что удовольствие видеть этого парня, обычная симпатия, пляжное знакомство вдруг стали оборачиваться чем-то жизненно важным и необходимым для нее.
– Леся! Роберто! Покажите, как вы влезали! Мы тоже хотим к вам!
Сразу все сломалось. Оба опомнились. Их звала Ляля.
После охов и ахов, с помощью Леси вверху и Сашка внизу, на камне появилась Ляля, а потом – Сашко.
– О, наконец! Спасибо, Леся! Ой, как вы сюда взбираетесь! Да еще и прыгаете. Ну нет. Я бы не смогла. Леся, ты молодец. Ой, как здесь хорошо! Как отсюда все видно! О, Роберто, ты что, спишь?
Роберто лежал, закрыв глаза.
– Сплю! – отрезал он.
– Хорошо устроился. Испанский гранд на гранитном ложе. А ты не простудишься? Уже вечереет, и камень остывает.
– Не волнуйся, не простужусь. А простужусь – значит, так и надо.
Роберто говорил это с нажимом, чуть ли не сердито.
– Чего это ты такой хмурый? Вы что тут, поругались?
– Что ты так всем интересуешься? Мы тут как раз дрались, когда вы пришли.
На этот раз в тоне Роберто звучало уже неприкрытое раздражение.
– Ты чего рычишь, Роберто? Что с тобой? – удивилась Леся. – Какая муха тебя укусила?
Роберто улыбнулся.
– Я не рычу, просто задумался, а она вырывает меня из мира моих мыслей…
– И этот мир тоже существует? Как биоволны? Все, все, шучу...
– Послезавтра утром едем в Судак, – сказал Сашко. – Сегодня Каминский объявил.
– Это наверное? – переспросил Роберто.
– Уже точно. На три дня. Потом еще два дня здесь – и домой. Конец Алуште. Еще в Черновцы поедем.
– Как быстро летит время. Мы здесь уже двенадцать дней, а кажется, приехали только позавчера.
А мне не кажется. Я недавно приехала, а такое впечатление, что уже давно с вами, с вашей группой, – сказала Ляля.
Никто не ответил.
VIII«23 августа
Дорогой Леня!
Почти целую неделю не писал тебе и вот сейчас наконец выбрал время, чтобы сесть за письмо, но еще не знаю, отошлю ли его. Хочется столько всего написать, столько всего рассказать, что это не уместится ни в каком письме. А кроме того, я сейчас остро почувствовал, что мне просто не хватает слов. Я еще не могу как следует оформить свою мысль, выразить свое состояние. А на бумаге особенно. Когда говоришь, то кажется – тебя понимают, а если вдруг заметишь, что нет, – можно что-то добавить, пояснить и т. д. А написанные слова становятся мертвыми, прикипают к месту, и когда я перечитываю свое только что написанное письмо, то временами дивлюсь: я ли это написал, ведь хотел вроде бы написать иначе. Но на переписывание меня не хватает, и, конечно, я письмо отправляю.
А вот сейчас я сел за письмо, и меня сразу же начала мучить мысль: воспринимаешь ли ты написанное мной, как я сам, или совсем по-своему. А в разговоре разве не так? Я имею в виду, что все сказанное о письмах можно отнести и к разговорам, которые мы ведем.
У меня сегодня какой-то удивительный день. Собственно, заняты мы были всего полдня, так что день хороший, но у меня с самого утра все валится из рук, я спотыкаюсь, говорю не то и чувствую себя так, будто что-то во мне сдвинулось и я не могу попасть с самим собой в ногу. (Ой, снова что-то не то пишу! Но буду писать все подряд, потому что мне это сейчас необходимо, а там уж как получится. Поймешь – прекрасно, а нет – так тому и быть!)
А все потому, что на меня, едва я проснулся, свалились эти мысли. Понимаешь, я пошел умываться на море – мы все ходим на море поутру, ну, наша компания, – и обратил внимание на разговор между Виталием и Роберто.
– Может, и нехорошо, что тебя не взяли в армию, Роберто. Наверное, только собственный опыт помогает человеку сориентироваться в жизненном коловращении. Как ни объясняй другому, что надо так, что этого нельзя, что таким не надо быть, а вот так не стоит воспринимать окружающее, он понимает все это теоретически. А в армии – чистая практика. Пройдя через трудные, а в данном случае очень трудные условия, больше знаешь, точнее воспринимаешь все, что тебя окружает. И себя самого.
– Я же не виноват, что меня не взяли в армию. Не я себе вставил сердце справа! Но, раз уж этот опыт мне теперь недоступен, как-нибудь проживу! Между прочим, девчата передавали тебе привет. Спрашивали, почему ты не пришел, и вообще, так сказать, интересовались тобой. Кстати, вот женщины в армию не идут. Значит, и опыта соответствующего у них не бывает. А между тем какие чудесные те же наши девчата.
– Женщины – отдельный разговор, Роберто. Это – другая половина человечества, понимаешь, другая стать. Их нельзя мерить своей меркой, потому что они другие, иначе формируются, иначе воспринимают мир, иначе все видят. Надо быть женщиной, чтобы до конца понять движение женской души. А мужчина способен только приблизиться к этому. Больше или меньше приблизиться, а достичь полного понимания – наверное, никогда. А может, и не надо? Этого еще никто не определил...
– А Леся говорит, что все парни очень самонадеянны, что они видят в девушке совсем не человека, а так себе, предмет развлечений, что каждый, даже болтая с девушкой, думает только о себе... А я ей говорю, что это девчата думают только о себе...
– Каждый, к сожалению, начинает отсчет с себя. Во всяком случае, исходит из собственных интересов. А когда пытается подавить в себе первобытный эгоизм, то чаше всего оказывается, что наилучшая пора его жизни уже миновала, хотя сейчас только и начинать бы жить по-настоящему, без ошибок и утрат. А в действительности уже нужно думать, как продолжать эту самую жизнь, потому что все начала так разветвились – попробуй свести их воедино...
– Интересно, как они ведут себя в институте, эти девчата... Я очень приблизительно могу это представить. А сейчас меня очень интересует, как оно там все вертится, как та же Леся, к примеру, ведет себя в группе, как к ней относятся товарищи – и парни, и девчата. И вообще, я никогда не был во Львове. Надо бы поехать – говорят, красивый город...
Леня, я только приблизительно пересказал их разговор, хотя суть записал, кажется, точно. Может, чуть многословно, но я хочу объяснить тебе, что так меня удивило.
Не знаю, заметил ли ты, что эти двое друзей беседовали так, что один другого почти не слышал. Не знаю, как и почему я обратил на это внимание, но был просто поражен. Такая как будто душевная беседа «за жизнь», как скептически говорит Виталий. А на самом деле? Виталий вроде бы стремится передать Роберто свой опыт, поделиться какими-то мыслями, а делает это, в конце концов, не столько для собеседника, сколько для себя самого. Он просто размышляет вслух, а Роберто – лишь повод для размышлений. Я, может, преувеличиваю, но мне так кажется. А Роберто? Тот все время талдычит про девчат, а чуть что – возникает Леся. И все. Он не слышит, совсем не слышит того, что говорит Виталий, просто не воспринимает, а отталкивается от какой-то одной фразы или слова. И Виталий тоже. Скользнет по мысли Роберто и гнет свое.
Их тогда перебил Юрко, вылезший из воды (утром он всегда далеко плавает), и начал о чем-то, как всегда, с шутками-прибаутками. А я уже вытерся, оделся и сидел под солнцем, как будто грелся, ожидая их. Даже глаза зажмурил. А сам думаю. Вот тебе и друзья! Столько времени проводят вместе, и все в беседах. И что же – вот так они и разговаривают? На чем же тогда основана их дружба?
Даже если этот разговор для Роберто с Виталием случаен, а в принципе они лучше понимают друг друга, то как же общаются те, что друг в друге не заинтересованы. Выходит, они просто не слышат, что им говорят, а лишь делают вид и думают о своем, и только?
Я целый день обращал внимание на говорящих и беседующих. Потому у меня и не выходило ничего сегодня, и шатался я как неприкаянный.
Ведь все так и было. Каждый в себе, каждый говорит о себе, о своих делах, а другого воспринимает постольку-поскольку. Представляю, ты можешь сказать, что все это глупости, условности, относительность, просто бзик у меня и так далее. Согласен. Я не прав, но вот сообразить, как выйти сейчас из этого круга, не могу.
Я хотел бы с кем-нибудь обо всем этом поговорить. Но не с кем. Потому что ни с того ни с сего подойти к Виталию не могу, хотя он и хорошо ко мне относится, но все же...
Мне тут страшно интересно и вместе с тем трудно. Очень трудно.
Потому что я самый молодой в группе, и все меня считают маленьким. Даже Роберто. Виталий и то ко мне внимательнее, а Роберто часто подчеркивает: «Ну, ты еще мал, Сашко, тебе этого не понять», или что-то в этом духе. Меня эти реплики страшно обижают. Я знаю, что Роберто ко мне очень хорошо относится и все ребята, но... Они не воспринимают меня всерьез. Вот и получается, что я и с ними, и как-то всегда один, потому что у них свои дела, сложности, которых мне не доверяют. Мне бы очень хотелось быть сейчас хоть на два года старше. Чтобы уже закончить школу и учиться в институте или работать. Ну, быть самостоятельным. Я бы тогда среди них чувствовал себя намного лучше. Хотя и понимаю, что у меня просто такое настроение сегодня, а вообще все идет хорошо.
Впереди еще целый длинный год в школе. Хочется, чтобы он миновал скорее, и перейти в новую жизнь. И в то же время я боюсь, просто боюсь этой новой жизни. Я прекрасно понимаю, что говорю сейчас глупости, но все это истинная правда – я так чувствую. Я уже давно понял, что взрослым быть трудно, а в чем-то и плохо. А на протяжении этого года мое восприятие окружающего слишком уж обострилось, я осознал, что детство мое уже кончилось, что этот последний год в школе будет совсем не таким, как предыдущие, да и стал я другим, и постоянно меняюсь.
Вот начали у меня расти усы, и мне приятно, я даже горжусь, что у меня такой густой и темный пух. И вместе с тем знаю, что вот побрею его в первый раз и стану уже бриться время от времени, буду становиться мужчиной, а не мальчиком. А за этим придет столько проблем.
Я бы хотел всегда оставаться маленьким, даже меньше, чем сейчас. Мне очень приятно играть с малышами. Ты знаешь, и сейчас всегда вожусь во дворе с младшими, играю и сам в их игры, и они всегда со мной, куда я ни скажу, что бы я ни придумал.
Я понимаю, что этого не может быть, и мне грустно, ибо взрослые годы надвигаются на меня как что-то тяжелое, неумолимое и неприятное.
Я никогда никому об этом не говорил – надо мной стали бы смеяться. А сейчас мне хочется быть до конца откровенным, потому что слишком много всего вокруг – трудности уже начались.
Помнишь, когда мне было лет десять, я допытывался у тебя, почему люди умирают? Ты спокойно отвечал, что умирают, потому что, мол, все умирают. Как – все? Я не мог поверить, что и ты умрешь, и мама, и я. Особенно я. Я тогда даже плакать начал, что не хочу умирать, а ты просто смеялся, – тебе было приблизительно столько лет, как мне сейчас, может, как Роберто. Я тебя просто смешил. А я надолго задержал в себе ту мысль, тот страх, и сейчас, когда думаю о том, что каждому человеку когда-нибудь придет конец, мне становится страшно.
Если видел взрослого человека впервые, то воспринимал его как нечто завершенное, целое, так же я воспринял и нашего режиссера Миколу Андриевича Каминского, ты его видел. Прошло немного Времени – мы в одной группе, все обо всех знаем и начинаем видеть недостатки каждого. Знаешь, что меня особенно поражает в нашем Каминском? Даже Соломко, второй режиссер, не так интересен. Ну, может, фальшивое совершенство, фальшивая взрослость. То есть на самом деле он совсем не такой «взрослый», «режиссер», «умный», «опытный» и так далее, каким себя считает, а может, нет, не считает, а просто старается показать перед другими. Сам прекрасно знает свои недостатки, а перед другими изображает: такого суперкинодеятеля, что становится даже немного смешно.
Но изображают все. Каждый из себя что-то изображает, старается показаться перед другими в наиболее привлекательном виде. Я когда думал об этом, то понял, что и сам тоже что-то изображаю, и мне стало неприятно. Теперь я постараюсь быть все-таки самим собой. Я говорю – постараюсь!
Но я еще мал. А вот как же быть со взрослыми, с этой взрослостью. Как понять, где действительная взрослость, что она такое и кто взрослый?
Ведь тот же Каминский, когда забывает, что он «взрослый», «суперкинорежиссер», то очень приятно и мило себя держит. И вдруг проявляет живой интерес к чему-то, обычный, человеческий, или возникает у него какое-то обычное «невзрослое» настроение, а потом спохватился – и уже «режиссер».
Леня, я запутался во всем этом.
Тут еще такое дело. Эти девчата из Львовского политехника. Мы с ними всегда на пляже, и на танцы к ним ходим, и вообще вместе. И у меня снова проблема – как себя с ними вести? Все они старше меня. И, например, та же самая Леся очень симпатичная, и очень мне нравится, хотя я прекрасно понимаю, что там уже Роберто и все такое. Но все равно мне с ней приятно находиться рядом, вообще с этими девчатами. Они со мной очень легко держатся, запросто, гораздо проще, чем с другими ребятами. Часто зовут меня с собой куда-то то одна, то другая, когда надо что-то принести, или пойти воды напиться на пляже «за компанию», или что-то еще.
Мне страшно приятно, но, понимаешь, это все невсамделишное. Они воспринимают меня как маленького и потому чувствуют себя со мной легче и свободнее.
А я, кстати, не такой уж и маленький! И прекрасно понимаю, что такое девчата, и мне бы хотелось, чтобы они ко мне относились, как к другим ребятам, словом, принимали всерьез. Снова ничего не поделаешь, приходится мириться. Но временами такая досада! Вот, скажем, ни с кем из наших ребят Леся так не говорила бы. Были мы на пляже, Юрко и Роберто уплыли далеко в море, а девчата захотели мороженого, ну и Лесе выпало идти за мороженым, а она позвала меня с собой. Я с радостью пошел с ней. А идти было прилично, да там еще очередь. Вот мы и разговаривали дорогой.
Она вдруг спрашивает:
– Сашко, ты не знаешь, чего это Роберто стал вести себя как-то странно. Будто сонный ходит? И с сестрой почти совсем не разговаривает. Они, может, поссорились?
– Не знаю, Леся. Это все заметили. Наш Каминский как-то из себя вышел на съемках, начал на него кричать: «Ты же испанец, понимаешь, испанец, а не вареная морковка! Ты что, не проспался или у тебя живот болит? Ты можешь двигаться или нет?» Потому что Роберто действительно как-то не воспринимал того, что ему говорили. Все не туда лезет, не то делает...
– Может, он болен?
– Да нет, вроде здоров. Во всяком случае зарядку утром делает такую, что больному не под силу. А ты так им интересуешься, Леся?
– Почему это особо интересуюсь? Просто спросила – вижу, что-то творится с парнем.
– Скажи, Леся, а тебе Роберто нравится?
– Ишь ты какой! Что это за вопрос вдруг? Чего ты?
– Да ничего, просто мне показалось, что ты могла бы ответить даже на такой вопрос. Не хочешь – можешь не отвечать.
– Знаешь, Сашко, ты меня так неожиданно спросил об этом, что я просто растерялась. Собственно, ты и сам знаешь, что нравится. Но, искренне говоря, я его до конца не понимаю. Слушай, а ты можешь дать честное слово, что все, что я говорю, ему или кому-то из ребят пересказывать не станешь?
– Ну конечно! Честное слово. Я б и так даже не подумал. Я уже понимаю.
– Видишь, Роберто безусловно интересный парень, ну и симпатичный, и все так у него складно. Но что-то в нем, ну не то чтобы не искренне, а какое-то другое, будто не его, несвойственное ему, чужое. Он как будто состоит из нескольких частей. Его собственная основа и что-то другое, и я не пойму, где его собственное, а где – то, другое. Понимаешь, у парней разный интерес к девчатам. Но мне интересно, что у него внутри на самом деле. Потому что бывает момент, когда я вижу, что он абсолютно откровенен со мной, а бывает и так, что мы смотрим друг на друга будто сквозь стекло. Все хорошее, но ненастоящее. Скажи, а тебе он нравится? Вот ты, парень, как ты его оцениваешь?
– Мне Роберто очень нравится. Хоть я его и не знаю хорошо, мы не так давно и познакомились, но все равно. Я думаю, это очень хороший парень, хотя у него, как и у каждого, есть свои недостатки. И немало. Но это все, я думаю, не главное в нем. Одним словом, Роберто мне нравится.
– Я так и думала. Он всем нравится. А это и хорошо, и плохо. Потому что привыкает, что всем нравится, и уже о себе думает: ах, я испанец, я такой красивый, такой умный...
– Леся, но он же совсем не такой!
– Конечно, не такой. Но это есть где-то внутри. У него, наверное, родственники на какой-то высокой должности или что-то в этом роде. Откуда-то она идет все-таки, эта самоуверенность, которой немного слишком. Но я придираюсь. В конце концов через несколько дней мы разъедемся – и все.
– Так-таки и все. Львов не заграница. Думаю, еще сто раз можно увидеться, было бы желание. Надо записать все адреса и при случае писать, а может, и приехать...
– Мне кажется, Роберто там, в Киеве, кружит головы девчатам. Если по нему – скоро все забудется. Впрочем...
– Ого, ты уже секреты выспрашиваешь! Правду скажу: насколько я знаю – нет. Но я ведь знаком с ним совсем недавно, вот только на съемках. А ты лучше сама признайся, кому кружишь голову в своем Львове?
– Я, знаешь, размениваться не хочу. А так, лишь бы время убивать – не стоит. Ну, давай, уже наша очередь, сколько брать порций? На ребят тоже?..
Вот такой был разговор. Потом мне было и очень приятно, и как-то немного грустно. Мы с Лесей вроде и сблизились после всяческих выяснений, но, с другой стороны, я еще раз убедился, что все ее мысли заняты Роберто, даже слишком заняты, и для меня там совсем нет места. Разве что вот так, для разговора о Роберто.
Леня! Как видишь, все прекрасно и все вверх ногами. Я убежден, что и мой разговор с Лесей был не менее удачный, чем это: «Здравствуй, кума!» – «На базаре была?» – «Ты что, глухая?» – «Купила петуха я», и т. д.
Потому что каждый из нас добивался своего. Она хотела узнать больше о Роберто, а я – о ее отношении ко мне; мне хотелось, чтоб она увидела меня, она же искала источник дополнительных сведений о человеке, в которого влюблена. А она таки в него влюблена.
Ну, вот и все. Прости за эту мешанину. Если не найдешь времени, не отвечай. Лучше поболтаем, когда приеду. Уже немного осталось.
Всем нашим приветы.
Целую сердечно!
Сашко».
