Текст книги "Дорога через горы"

Автор книги: Юрий Покальчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 42 страниц)

XXI

Кто-то положил руку ему на плечо, Андрий вздрогнул и открыл глаза.

Они стояли перед ним все четверо в ряд, он сразу узнал их. Теперь он мог хорошо их рассмотреть. Они были близко, на расстоянии двух шагов. Андрий удивился, что смотрит на них спокойно, без тени испуга, только с неуверенным чувством чего-то незавершенного, не совсем удачного.

– За что ты убил нас? – спросил невысокий одутловатый человек. У него было круглое, но волевое лицо, лет ему, казалось, около сорока. Андрий вспомнил его. Кажется, Тодору выпало напасть на этого, когда снимали часовых.

Это он положил руку на плечо Андрия, потому что стоял ближе других, да и вообще, судя по всему, был старшим среди них.

Андрий смотрел уже не на него; рядом с пожилым стоял чернявый парень с едва заметными усами, которого Андрий, похоже, начал узнавать. У него все было странно знакомым и каким-то неуловимо близким, болезненно родным. Голубые, удлиненного разреза глаза его резко контрастировали с темными волосами, смотрел он печально, как и все они, только пухлые губы кривились в грустной усмешке.

– За что ты убил нас? – снова спросил старший, и Андрий понял, что все они смотрят на него и ждут ответа.

– За Республику, за свободу, так надо было, – ответил он. – Вы же враги. Вы на стороне фашистов. Вы убиваете нас. Это война. И я тоже должен убивать. Это закон войны. Я воюю за правду.

Он сказал это уверенно, твердо, но сразу же почувствовал, что сейчас, именно сейчас, именно для них такого простого объяснения мало. Следовало, видимо, объяснить им все – что такое классовая борьба, что такое фашизм, как это происходит, когда чёловек, хочет он того или нет, оказывается с оружием в руках на стороне зла. Нет, на такой разговор у него не хватило бы сил, и глухое раздражение поднялось в нем.

– Я должен был. Я воюю против фашизма. Вот и все, – закончил он.

– Что такое «должен»? Мы же не фашисты! Можешь ли ты понять: бессмысленно все, что происходит. Ты убиваешь людей, которые совсем не хотят умирать и у которых в жизни была совсем другая цель – вне войны, вне всякой борьбы. Обычные, будничные вещи. Семья, любовь, поэзия, труд... Ты сейчас оправдываешь себя и свои действия, ищешь логику в нелепости, законам которой подчинился. Что такое враги? Ты хоть представляешь, кто мы? Кто я, например? Как мы жили и как могли бы и хотели жить. Ты перечеркнул нашу жизнь. А кто-то другой перечеркнет твою. И что в результате? Где твои гуманные идеи – любить человека, все для человека, для человечества? Разве мы не были этим человечеством? Ты же знаешь, что никогда у тебя не было подлинного покоя, ты все искал опору... А если бы все повернулось иначе, вот этот парень мог бы стать твоим ближайшим другом, товарищем. Именно он среди многих миллионов носил в себе мысли, настроения, чувства, созвучные твоим…

Старший говорил дальше, и спокойствие Андрия таяло, у него болело сердце, сжимало виски, усталость стала нестерпимой. Это все какая-то нелепость, эти разговоры. Мы выполнили задание. Уничтожили фашистских часовых у моста. Все правильно, но ведь и неправильно все... То, что он говорит, может, так и могло быть, но, раз не было, значит, и быть не могло. Я не должен распускаться. Надо взять себя в руки. Но как я устал, боже, какая тяжелая голова, и тела совсем не чувствую. Когда это все наконец закончится? Но этот парень, я его все-таки где-то видел, откуда-то я хорошо его знаю. Глупости все то, что говорит их старший, я просто где-то встречал этого парня. Только где?..

Чернявый был без шапки. Андрий заметил, что в нагрудном, сильно оттопыренном кармане у него что-то лежало. Наверное, блокнот. Ворот рубашки расстегнут. На щеках проступила редкая темная щетина. Андрий смотрел ему прямо в глаза и чувствовал, как становится все тяжелее на сердце, как покрытая защитной оболочкой, казалось, запертая на все замки душа вырывается наружу, напарываясь на колючие острия слов старшего.

«Нелепость, – подумал Андрий. – Все – нелепость. Все, что говорится, все, что происходит. Они же мертвые».

...Когда стемнело, группа его сбилась с дороги. Только два часа спустя, продравшись по крутому горному склону, поросшему гигантскими буками, за которыми ночью не видна была даже луна, они выяснили: перед ними бывшие лесоразработки. Значит, направление, которое они выбрали, оказалось ошибочным. Возвращаться, чтобы начать путь сначала, было поздно, не хватило бы времени.

Темень вокруг стала абсолютно непроглядной, контуры деревьев едва проступали на расстоянии шага, требовались немалые усилия, чтобы не упираться лбом в каждый очередной ствол. Поднялся ветер, кроны деревьев тревожно шумели где-то вверху. Все уже были мокрые от пота, Андрий чувствовал, как ждали команды «привал». Но молчали. Он остановил Санчеса, который шел первым, и все повалились на землю. Андрий опустился и сам, ощущая, какое наслаждение уставшему телу приносит отдых уже сейчас, и со страхом подумал: как они будут себя чувствовать, когда доберутся до моста? По его подсчетам, прошли едва треть пути, и то самую легкую, потому что сохраняли еще свежие силы.

Он постарался отогнать мысли о том, что произойдет дальше. Лежал, уткнувшись лицом прямо в землю, от горной травы исходил приятный, терпковатый и пьянящий аромат... Хорошо этим дышать, думал он, хорошо лежать вот так и никуда не спешить, никого не убивать, не воевать, хорошо жить.

Расслабляющие мысли резко оборвались. Андрий вздохнул и посмотрел на часы. Второй час ночи. До пяти мы должны выйти к мосту. Любой ценой, потому что на рассвете будет и поздно, и опасно. Взрыв намечен на десять. А утром снять часовых гораздо труднее.

Надо подниматься. Он сел, вытащил карту и фонарик. По прямой, если он правильно определил, где находится сейчас группа, до объекта около восьми километров. Вроде бы не так и далеко. Но это же в горах. В темноте. И вокруг хоть и не рядом, но где-то недалеко враги, смерть.

Подошел Санчес, и Андрий показал ему маршрут.

– Знаешь, почти нет воды, и еще Антонио натер ногу, – негромко сказал Санчес, – Ребята просят подождать до рассвета – вот тут сбоку пропасть. – Он взял камешек и бросил в темноту. Камень исчез, и звук после его падения долетел откуда-то снизу только через несколько секунд.

– Можно оступиться, и все. А если с динамитом? – Это произнес кто-то из группы, тот, кто лежал близко. Кажется, Антонио.

– Что будем делать? – посмотрел Андрий на Санчеса. – Что? Не знаю. Если бы дорога... Пройду вперед, попробую найти дорогу.

– Что ж, я с тобой. Стоит ли блуждать одному? Еще наткнешься на кого-нибудь!

От Санчеса трудно было ждать чего-то другого.

– Ладно. Пойдем вдвоем. За старшего останется Янишевский. Если с нами что случится, цель известна. Вот карта.

– Слушаюсь.

Андрий с Санчесом взяли фонарь и по две пустые фляги каждый – на случай, если наткнутся на воду. Автоматы оставили, с собой только пистолеты и ножи.

Без груза идти значительно легче, они быстро продвигались вперед и вверх, держась на расстоянии двух-трех метров друг от друга. Но уже через полчаса он почувствовал, что истекает потом, а вокруг все еще стояла темень, и за деревьями не просвечивала желанная вершина.

Темнота рассеялась неожиданно, когда Андрий уже начал терять надежду, что дорогу удастся быстро отыскать, и подчинился движению вверх и вперед, без передышки и без перспективы. Вдруг лес закончился и перед ними открылась темная поляна, которая все еще вела вверх и вверх, но вершина горы уже виднелась отсюда, а через нее должна была проходить дорога. Стояла тишина. Они внимательно осмотрелись, хотя, по всем данным, там не должно быть фашистов – ночью, да еще в такой глухомани. Но все же... Чувство опасности, которое немного притупилось после удачного перехода в тыл врага, сразу же обострилось, едва они вышли на открытое место. Но голая плоская вершина после осмотра показалась им безопасной. Мост располагался где-то внизу, на противоположном склоне горы, где над речкой проходила железная дорога. Вообще в этих краях если и существовала цивилизация, то только в том направлении, и небольшой вражеский лагерь – охрана железнодорожного моста, – естественно, находился там же.

Еще через пятнадцать минут они были наверху. Сразу же увидели и дорогу, что вела сюда левее, шла до пересечения с их теперешним маршрутом. Значит, сориентировались правильно.

Теперь надо было найти воду. Уже давно хотелось пить, и сейчас на вершине они колебались, возвращаться назад или искать воду. Неужели здесь нет источников?

Они молча направились назад, и вдруг Санчес метнулся вбок, в небольшую ложбину. Воды там не было, но земля оказалась мокрой. Значит, вода где-то рядом. А дальше, внизу, должна выйти наружу.

Решили спуститься вниз по сухому руслу, чтобы добраться до воды.

Сначала спуск был ровным и пологим, но потом пошли какие-то рытвины с кустами, и вдруг Андрий услышал стон Санчеса и зловещий шум падения. Испанец провалился сквозь кусты на дно русла. К счастью, Санчес ничего не повредил, только оцарапал руку о камень.

Андрий спустился к нему, и дальше они пошли посередине русла.

Воду нашли скоро. Из небольшого углубления вытекал ручей. Напились, набрали воды в фляжки и тогда решили немного отдохнуть. Андрий снова припал к воде, потом просто лег щекой в ручей, устраиваясь как на самом удобном ложе. Камни, ручей, трава, кусты и ночь.

Тело окутала истома, усталость словно увеличила тяжесть каждой его клетки, прохлада воды из источника приятно нежила небритое пропотевшее лицо. Андрий не знал, сколько лежал вот так. Не слышал, где Санчес и что делает, зная только, что где-то рядом и, наверное, ощущает то же самое. Андрия едва не сморил настоящий сон, не давала уснуть только холодная вода под щекой.

Время подниматься и идти.

Они полезли прямо вверх от воды. Это и была та самая пропасть, куда полетел тогда камешек Санчеса. Значит, ребята должны находиться где-то наверху, немного правее.

Первые шаги оказались самыми трудными. Карабкались на четвереньках, вскоре стало жарко, пот снова выступил на всем теле. Андрий думал, что придется долго искать своих, но обнаружили их довольно быстро. Збышек догадался развести небольшой костер, и они заметили его отблески сразу, как только выбрались наверх.

Возле огня было уютно, хорошо. Ребята спали. Збышек сидел с автоматом в руках на некотором расстоянии от пламени. Андрий видел, как он вскочил, услышав шелест листьев под их ногами, и окликнул его. Было без десяти четыре.

Услышав разговор, поднялся Тодор. Серб, он походил на цыгана – худой, остролицый, волосы цвета воронова крыла. Тодор всегда спал, как кошка, засыпал мгновенно, но просыпался от малейшего подозрительного звука, сразу готовый действовать. «Ну что, как там?» Андрий поставил его часовым. «На полчаса, слышишь, и ни минуты больше!» И заснул мгновенно.

Казалось, не прошло и пяти минут, когда Тодор тихонько тронул его за плечо, потом еще и еще. Андрию снилось, что он плывет по огромной реке медленно и спокойно. Мягкая вода окутывает его, нежа и лаская, и вдруг какая-то препона не дает ему плыть дальше, он упирается плечом в огромный подводный камень, опутанный густыми зелеными водорослями, и никак не может столкнуть его. Потом открывает глаза, видит ночь и Тодора. Вставай, двадцать минут пятого.

Надо было идти. Он пошел первым, вспоминая дорогу за контурами кустов и деревьев. Замыкал группу Санчес.

Уже когда взяли оружие, груз и погасили огонь, Андрием овладело желание посидеть еще хотя бы немного. Он двинулся вперед, превозмогая мысли об отдыхе, и вскоре отчетливо ощутил тяжесть автомата и дисков с патронами, вес каждого предмета, который нес на себе. Он увеличивался с каждой минутой, ноги скользили по росистой траве, невидимые в ночи ветки больно стегали по лицу. Андрий даже не поднимал рук, чтобы потереть след от очередного удара, только чувствовал, как ссадина набухает на щеке.

Он тяжело дышал, стараясь в такт дыханию переставлять ноги, напрягая все силы, чтобы не поддаться ощущению усталости. С некоторых пор его беспокоило только одно – лишь бы не упасть, просто не свалиться, лишь бы организм выдержал эту нагрузку, равной которой в его жизни, наверное, не было никогда. Казалось, вот-вот его подведет тело, откажутся подчиняться ноги, он упадет, не в силах пошевелиться. Но он должен был идти, должен, даже если бы ему пришел конец сейчас, прямо на этом маршруте. Он должен был двигаться к цели. Речь шла о чем-то большем, чем он сам, о том, что гораздо выше его, уже не он управлял собой, его вела одна-единственная мысль, независимо от его воли она управляла измученным организмом. «Мы должны дойти до моста и взорвать его».

Это задание сейчас становилось равным его существованию, всей его дальнейшей жизни.

Дошли до безлесной плоской вершины. Было уже больше пяти. В горах ощутимо посветлело. Когда закончился лес, ребята из группы облегченно вздохнули, начали тихонько переговариваться, оживились, в то же время настороженно посматривая по сторонам. Он не слышал, о чем говорили сзади, а только шел и шел, не оглядываясь, пока не оказался на самом верху, где уже не было подъема, а дорога пролегала по ровному плоскому хребту..

Группа растянулась, и он видел, как Санчес болтал с ребятами, идущими впереди. Вроде бы спорили. Андрию казалось: сейчас он неспособен ни на одно самое обычное человеческое чувство. Усталость, что так давила его к земле, наверху куда-то исчезла, и он стоял молча, равнодушный и спокойный, ожидая, пока подтянутся все остальные.

Последними перед Санчесом шли Збышек и Антонио. Когда они выбирались наверх, Андрий заметил, что Збышек от напряжения стал почему-то не красным, а белым и сразу же сел, не дожидаясь команды. Антонио сел тоже.

– Идемте, ребята! – сказал Андрий. – Сейчас нет времени на посиделки.

– Ты посмотри, что у него с ногой! Он совсем не может идти. И я подыхаю. Надо отдохнуть. – Збышек говорил хрипло, тяжело переводя дыхание, и Андрий видел, как ему трудно сейчас даже говорить.

Но у них не было времени.

– Надо идти! – сказал Санчес. – Наверное, мы с командиром устали не меньше, но идем.

– Ну и идите. А я не могу. Надо быть человеком. Надеюсь, черти не заберут этот мост еще полчаса. Надо отдохнуть. – Збышек был на пределе.

Остальные молчали, хотя все сели сразу же, как только начался разговор. Андрий почувствовал: откуда-то изнутри поднимается спокойное бешенство.

– Уже отдохнули, – сказал он. – Пока трепались. А сейчас пошли. Все. – Он замолчал, потому что от напряжения, от прилива крови начало темнеть в глазах. Это было странно и страшно даже ему самому. Какой-то взрыв при полном равнодушии ко всему. – Пойдут все вместе! – повторил он. – Мы обязаны выполнить задание.

Последние слова он произнес, как ему казалось, еще спокойнее, чем первые, но рука уже лежала на пистолете и пальцы впились в рукоять.

Збышек молчал, только посмотрел на Андрия долгим взглядом. Потом поднялся. Поднялись и остальные. Санчес взял у Антонио динамит, отдав ему свой автомат, и все двинулись дальше. Теперь идти было сравнительно легко, начался склон, и шли быстро, хотя и размеренно до автоматизма. Андрий сверял маршрут по карте, все сходилось, и через час они оказались возле брошенной овчарни, где начинался спуск в долину, к мосту.

Десятиминутный привал и спуск вниз двумя группами. Четверо впереди с легкой ношей, пятеро сзади – прикрытие.

Мост увидели издали. Возле него стоял деревянный домик, обнесенный колючей проволокой. Часовых должно быть четверо.

Когда приблизились так, что стали хорошо видны люди, Андрий оставил часть группы в засаде, а сам с тремя парнями пополз дальше.

Метрах в десяти от домика, вливаясь в речку, протекал широкий ручей с желтыми обрывистыми берегами почти в человеческий рост. Они спрятались в кустах на противоположном берегу ручья как раз напротив домика, смотрели, что же делают часовые.

Дальше в долине небольшой военный лагерь, и надо проделать все так, чтобы в лагере никто ни о чем не догадался, иначе отсюда уже не выбраться. Заряд рассчитан на полчаса задержки. Хватит, чтобы немного отойти. А дальше... Дальше как повезет. Вокруг горы. Главное, чтобы не засекли на открытом месте. Вот тогда не уйти наверняка.

Уже совсем рассвело. Часовые о чем-то разговаривали, топтались на месте и вообще вели себя довольно настороженно.

Возможность бесшумно сиять часовых таяла с каждой минутой. Андрий ничего не мог придумать. Они все-таки опоздали. Надо было дойти ночью. Как же быть?

Просидели так с полчаса. Может, и больше, Андрий решил подождать, пока часовые начнут завтракать. Он пристально всматривался в их фигуры, стараясь уловить характер, оценить физическую силу каждого, заметить какой-то недостаток или слабинку, которая помогла бы легче управиться с ними.

Больше всего беспокоил его (опаснее всего именно этот, потому что может поднять тревогу, думал Андрий) кряжистый мужик с полным круглым лицом. Форма франкистов сидела на нем неуклюже – видно, из последней мобилизации, значит, вояки из них неопытные, – над ремешком выпирал приличный животик, и при всем том редкая суетливость. Он несколько раз прошел по мосту туда и обратно, время от времени посматривая в долину, где виднелся их лагерь, и беспрерывно что-то бормоча.

Наконец часовые, поспорив, решили послать двоих за едой. Потому что двое остались, а двое других быстро пошагали вниз тропинкой, ведущей в лагерь. Это был счастливый случай. Андрий кивнул Санчесу, и они бросились вслед за теми, что пошли вниз.

Обогнали их лесом и залегли в траве возле самой тропки.

Андрий берет первого, Санчес второго. Лежали в зеленой траве, и снова она пахла терпко и мирно, уже звучали шаги часовых, слышались их голоса, и Андрия трясло, просто-напросто трясло. Он старался поудобнее обхватить рукоятку ножа, сжимая и разжимая пальцы. Губы кровенились – так в них впились зубы. А те двое были уже рядом. Санчес глянул на Андрия, и тот заметил, что лицо Санчеса, обычно улыбающееся, сейчас бледно и искажено гримасой.

Он только кивнул головой, и они одновременно бросились вверх на тех двух, что шагали по тропинке.

Один прыжок – и Андрий, сжав горло человека, который испуганно дернулся под ним, ударил ножом. Тело его снова дернулось и задрожало. Андрий перебросил левую руку с шеи на рот, готовый открыться в судорожном крике, и ударил еще раз. Чувствовал, как кровь заливает одежду и руку.

При первом ударе он слегка задел нагрудный карман, который был чем-то набит, второй не встретил никакого сопротивления. И они вместе упали на землю.

Он все еще зажимал чужой рот, хотя и ощущал, что человек под ним уже не шевелится. Оказалось трудно разомкнуть собственную хватку. Клочья черных густых волос, взъерошенные, переплелись на траве. Лишь тогда Андрий посмотрел в лицо мертвого и увидел большие синие глаза на приятном молодом лице, сохранившем выражение ужаса, боли и непонимания. Глаза еще как будто смотрели, хотя взгляд в них затухал, как далекий огонек. Затухающий взгляд этот пронзил Андрия, и он резко оттолкнул неподвижное тело, оглядываясь, где же Санчес.

А тот катался по траве, зажимая рот врагу и безуспешно пытаясь ударить его ножом.

Миг – и Андрий был там.

Потом они с Санчесом оттащили обоих в сторону, в траву, где только что лежали сами. И отправились назад. Половина дела. Теперь легче. Но ведь и время идет.

Двое часовых вели себя еще более настороженно. Ходили по мосту, изредка перебрасываясь несколькими словами, и все время посматривали на тропинку, ведущую в лагерь. Расходились, двигаясь медленно и осторожно, потом, отшагав положенное, поворачивали обратно, на середине моста снова встречались, о чем-то коротко говорили и расходились опять. Когда они встретились и говорили, стоя спиной к засаде, Андрий кивнул Тодору, Тот в два прыжка оказался под мостом. Часовые оглянулись на шум, но ничего не заметили и пошли дальше, каждый в своем направлении.

Санчес и еще двое двинулись в обход, чтобы перебраться через речку и зайти с другой стороны моста. Пришлось немного подождать. Через некоторое время Санчес появился на противоположном берегу речки в условленном месте.

Часовые снова поговорили посреди моста, стоя спиной к укрытию, где пряталась группа. Андрий увидел, как метнулись две фигуры – Санчес и еще кто-то залегли под склоном прямо на стыке моста с берегом.

Часовые опять двинулись в разные стороны, и, когда тот, что ближе, уже поворачивал обратно, Андрий швырнул камешек в ручей. Вода булькнула, часовой, услышав, обернулся на звук, подошел ближе к краю моста, не спуская глаз с леса напротив; он смотрел почти прямо на Андрия, потом глянул вниз. Тодор сидел как раз под ним, но часовой его не видел.

Вдруг под Тодором сорвался камень. Часовой сделал шаг вперед, наклонился над водой и заметил Тодора в ту секунду, когда серб метнул в него нож. Едва слышный хруст, и часовой упал прямо в руки Тодора.

Андрий хорошо рассмотрел этого франкиста. Невысокий, лет под сорок, круглоголовый, краснощекий, утомленное лицо. Они положили его там же, под мостом. Санчес и Антонио на той стороне уже оттащили в сторону четвертого. Подошли ребята с динамитом и начали минирование.

Пока все шло хорошо. Андрий смотрел на часы. Восемь. У них в запасе час, столько осталось до смены караула.

Солнце уже начало припекать, и Андрий сел на большой серый камень как раз напротив домика часовых, закрыв ненадолго глаза.

...У меня дома трое детей и больная жена. Что будет с ними? У того высокого отец инвалид, он не переживет смерть сына. А сам он учитель, понимаешь, он учил детей. Он так хорошо рассказывал о них. Разве может быть плохим человек, который любит детей? И учит их добру. А вон тот, с краю, просто крестьянин. У него восемь ртов. Вчера он послал письмо домой. У него и фото их всех с собой. А у этого – он показал на чернявого парня – еще не было взрослой жизни. Только собрался жить, ему восемнадцать лет.

Андрий смотрел на них, молчал все тяжелее, начиная понимать, что связывает его с тем юношей: писал стихи, блокнот в нагрудном кармане, только собирался жить... Что же в нем такое знакомое? Вот эти светлые глаза под темными бровями, этот мягкий подбородок с ямкой посредине, эти припухшие губы, черные волосы... Становилось муторно, не хотелось верить, и все же вынужден признаться себе – парень был удивительно похож на него самого...

Мы не хотели воевать. Нас забрали в армию Франко. Мобилизовали силой. Так вышло. Еще и радовались, что не на фронте, что не пришлось стрелять. Мы не фашисты... А теперь нас нет. Это же нелепость. Понимаешь ли ты, что это нелепость? Как всякая война! Люди не должны убивать... люди должны любить. Ты же сам говорил.

– Хватит, – сказал Андрий, – хватит! А Герника? Что делают фашисты с пленными? А с семьями тех, кто воюет в республиканской армии? Почему ты не говоришь об этом? Может, вам напомнить, как те, на чьей стороне вы воюете, несколько месяцев назад над Мадридом сбросили с самолета в сундуке изодранное в клочья тело советского летчика, который боролся за Республику и еще живым попал в плен, когда его самолет был сбит? Вы встали на их сторону, по своей воле или против нее, но вы встали на сторону фашистов с оружием в руках, и если б мы попались вам на глаза сегодня, сейчас, вы бы, не колеблясь, убивали нас, как самые настоящие фашисты. И мы убиваем вас, как фашистов. И хватит об этом.

В Андрии закипала ярость – то, что говорил он, было большой правдой, но ведь и то, что говорил этот человек, было тоже правдой, хоть и маленькой, но правдой... И они не хотят, нет, просто не могут постичь его правду. Потому что если б смогли, то не было бы войны.

– Слушай, – полнолицый положил руку на плечо Андрия, – береги людей. Вас убьют, если вы не пойдете прямо через горы. Там на склоне есть пещера. Если пересидите там, то, может, спасетесь. Эти люди с тобой, и ты отвечаешь за их жизнь. Как и за нашу, потерянную.

– Я должен был поступить так. И поступил бы так десять раз подряд! Я должен. Эта война надо мной, ее законы сильнее меня, выше. Они продиктованы правдой. И любовью...

– Мы должны идти, – сказал тот, самый старший. – Пора.

– Мы должны идти, – сказал Санчес. – Пора.

Андрий открыл глаза. Перед ним стоял Санчес и, положив руку на плечо, будил его.

– Я тут забрал у них документы на всякий случай. Вроде люди как люди. Один крестьянин, другой как будто учитель, а этот, кажется, стихи писал. Вот блокнот, весь исписанный стихами.

Санчес протянул толстый блокнот, на кожаной обложке которого четко выделялся след от ножа.

Андрий взял документы. Юношеское лицо, черный чуб, большие светлые глаза. Он спрятал бумаги в карман.

И блокнот тоже.

Мост заминирован. Как раз явятся выяснять, в чем дело, а мост – на воздух.

– Хорошо. Ты все проверил сам?

– Да, конечно.

– Ладно. Отходим. Мы сделали то, зачем нас сюда послали. Теперь можно подумать и о себе.

И они торопливо двинулись дальше в горы.